Хорошие люди

Глава 9. Последствия

Когда пульс пришел в норму, дыхание восстановилось, и вернувшаяся с юга организма кровь вновь прилила к голове, Саша понял, что сделал нечто ужасное. Потому что Настя хихикала. Он пытался понять, где накосячил, но прозрение не наступало. Давненько воздерживался. После Тани у него никого не было. Да и секс с Некрасовой он смутно помнил, так как был пьян. А с Настей вроде бы все получилось лучше некуда. И ей было хорошо. Кажется. Но противное девчачье хихиканье портило посторгазменное блаженство, заставляя нервничать.

Решив применить свою любимую тактику: лучшая оборона — это нападение; Геллер приподнялся на локте, сдвинул брови, смело взглянул на веселящуюся Настю.

— Ты в курсе, что все эти смехуечки не к месту?

— А что тут к месту?

— Восторги, поцелуи, просьбы повторить еще раз. А может и не раз.

— Это было великолепно, — Настя сладко поцеловала его в губы, — Я не против повторить. Но…

Геллер было разомлел, но снова нахмурился.

— Но? — переспросил он.

Настя еще раз хихикнула и наконец выдала:

— Какой-то ты неправильный еврей, Саш.

— О, боже, — он свалился на подушку, закрыв лицо руками, пытаясь подавить смех.

Не вышло. Теперь и Геллер глупо хихикал и никак не мог остановиться. Настала Настина очередь требовать объяснений. Она изо всех сил потянула Сашу за руки, заставляя открыть лицо.

— Ну правда, скажи. Как так? Я думала вас всех… того самого.

— Обрезают? — фыркнул Саша сквозь смех.

— Ага.

— Значит ты со мной только ради обрезания переспала? Я оскорблен в лучших чувствах. Что за девчонки пошли? Ну ладно за цветы раньше давали и пару коктейлей. Но из любопытства — кошмар какой. Куда мир катится? — сокрушался он, продолжая посмеиваться, — Ты, конечно, прости, что не оправдал надежд. Надо было заранее уточнять, идет ли обрезание в комплекте.

— Дурак.

Настя закрыла ему рот поцелуем. Саша запустил пальцы в ее волосы, расслабился. Кажется, он все сделал правильно.

— Все-таки — почему? — снова спросила Сокол.

Геллер застонал.

— Скажи, скажи-и-и, — ныла она, тыкая его пальцем под ребра.

— Прекрати, — хохотал Саша, — Это не честно. Ладно, скажу. Мама не разрешила.

Настя оставила в покое его щекотные места, села, убрала волосы с лица. Она была одно сплошное любопытство. Геллеру льстил этот интерес.

— Почему не разрешила? Я думала у иудеев так принято.

Саша закатил глаза.

— Насть, я такой же иудей, как ты монашка.

Сокол попыталась оскорбиться его насмешкой, но, прикрытая одними волосами, слишком счастливая после секса, она уж точно не тянула на невесту Христа. Поэтому картинно надулась, разочарованно простонала.

— Ну вот. А мне как раз не хватало в коллекцию иудея и буддиста.

— Сочувствую твоему горю, — хохотнул Геллер, — в следующий раз повезет.

— Обязательно, — мстительно огрызнулась Сокол.

Она снова попыталась надуться, но любопытство было сильнее, и Настя спросила:

— Серьезно, Саш. Ты же говорил, что еврей.

— Я говорил, что фамилия еврейская, — поправил он, — Отец у меня чистокровный, а мама русская.

— Наверно со стороны отца все возмущались? Расскажи.

— Тебе интересно? Серьезно?

— Очень.

Геллер удивился, но виду не подал. Никогда он еще не рассказывал о родителях в такой интимной обстановке. С Настей вообще все было странновато. И пожалуй, Саше это нравилось. Он набрал воздуха в грудь, чтобы кратко изложить историю семьи.

— Папины родители были резко против его отношений с мамой. Не скажу, что они очень религиозны, но пунктик имелся. Хотели еврейскую девочку себе в невестки. Отец пытался настаивать на своем, пока учился и зависел от них. Но не вышло. В итоге, он после института распределился на Север, забрал маму с собой. Они поженились прямо перед отъездом. Меня родили в Норильске. Папа вроде заикнулся, мол традиция и надо бы договориться с врачами, но мама заявила, что это варварство, категорически запретила. Так что вот такой я неправильный еврей. Да и еврей только наполовину. Разочарована?

Настя отрицательно покачала головой. Она слушала его, открыв рот, почти не моргала.

— Ты книги писать не пробовал? Так интересно рассказываешь.

Геллер рассмеялся.

— Я же в журнале работаю. Бывает, пописываю кое-что и сейчас. Пожалуй, реже, чем хотелось бы. Волокиты бумажной много.

— Ох, да, — закивала Настя, — Я забываю все время. Ты ведь большой начальник.

— Просто сам себе хозяин, — скромно поправил Саша.

Он отвел волосы назад, чтобы полюбоваться голыми плечами, ласково погладил ее по лицу. Настя потерлась щекой о его ладонь. Самое время было продолжить ласки, но Геллер отложил это на потом. Его тоже душило любопытство. Он не мог не спросить.

— Расскажешь, что случилось?

Настя тут же потупилась. От веселья не осталось и следа, она отстранилась. Саша придвинулся ближе, не позволяя ей закрыться.

— Насть, — позвал он.

Она вздохнула, прижалась к нему, заговорила:

— Если не скажу, ты будешь считать меня стервой или шлюхой. А если скажу, то…

— То что?

— Это все очень некрасиво по отношению к тебе. И вообще…

— Сомневаюсь.

— Не надо меня оправдывать.

— Может, тогда уже скажешь?

Сокол запрокинула голову, смело посмотрела на него. Словно честная ведьма на палача перед казнью.

— Я собиралась провести этот вечер с… со своим другом. Но в итоге, мы расстались.

— Из-за чего?

Геллер понятия не имел, зачем спросил ее об этом. Вполне удовлетворил сам факт. Но еще и порадовал, хотя Насте было плохо. Во всяком случае до того, как он пришел. Саше было немного стыдно за свою дебильную радость, поэтому он попытался разговорить ее. Возможно, высказав все, станет легче.

— Он не поздравил меня. Даже не позвонил. Я днем у родителей была, все время телефон рядом держала. Потом сама начала звонить. Он скидывал. Через минуту пришла смс: заболел, плохо себя чувствует. Ни поздравлений, ни извинений. Видимо, нашлась компания получше.

— Думаешь, наврал? — уточнил Саша.

— Уверена. Не в первый раз. Так все надоело. Мы ведь уже расходились, я сто раз его прощала. Но хватит. Устала.

Геллер сглотнул, и Настя тут же среагировала на его молчаливое оцепенение.

— Саш, ты прости меня. Выходит, я тобой утешилась, а это не так. Вернее так, но…

Теряясь от чувств, которые бушевали в ней, Настя стала целовать его, гладить. Она словно смягчала ласками жестокие слова, свои неправильные мотивации. Ей хотелось, чтобы Саша был тем единственным, замечательным и родным. Но она так глубоко увязла в отношениях, где не было ничего, кроме боли обид и редких мгновений счастья, за которые ей потом было стыдно.

А Геллер был такой понятный, такой светлый. И чего уж греха таить — красивый, жутко сексуальный. Он притягивал ее, как магнит. Иногда Настя желала, чтобы Саша накричал на нее, запретил приходить на работу или целовать его. Но он молчал. Подставлял щеки ее губам, обнимал в ответ. Сокол млела, когда он громко выдыхал, заведенный ею. Словно бальзам ее истерзанной душе. Она ненавидела себя потом за эти игры, но и отпускать Сашку не желала. Он был ее сладким лекарством. Одной из немногих радостей.

И разве могла она просто принять цветы, напоить его чаем с морковным тортом и отпустить домой? — Нет. Бог, провидение, случай — кто-то послал Геллера к ней в тот самый момент, когда она разваливалась на куски, ненавидя всех и себя. Только Саша мог помочь ей. Только с ним она могла спастись. Только ему могла довериться, отдаться.

— Зачем ты приехал? — бормотала Настя, все сильнее увлекаясь поцелуями, — Я ведь не железная… просто девчонка. Сам виноват.

— Сам, — подтвердил он, — Хотел тебя… видеть. Просто хотел. Насть…

— Ммм, — протянула она, водя губами по его шее, — Нельзя быть таким хорошим.

— Я могу быть плохим.

Геллер одним движением подмял ее под себя, а потом перевернул на живот. Сокол глухо засмеялась, но тут же подавилась стоном. Сашины ладони прошлись по ее спине снизу вверх. Настя задрожала, почувствовав, как его язык скользит вдоль позвоночника. Она понятия не имела, что спина может быть так чувствительна. А потом он подул на влажную дорожку, и мурашки разбежались по коже.

— Ты не можешь быть плохим, — заскулила Сокол, — Ты лучше всех.

— Черт, Насть!

Саша дернул ее вверх, прижимая спиной к свое груди. Она повернула голову, встречая его горячие требовательные губы. Поцелуй искрил желанием. Настю начало трясти от необходимости снова почувствовать его внутри. Геллер был примерно в том же настроении, но продолжал ласкать ее губы своими. Ему хотелось снова услышать ее просьбу, довести до мучительно сладкого безумия.

"Давай же, девочка. Попроси меня"- желал Саша мысленно, продолжая оттягивать момент.

Это промедление вышло боком. Навязчивый звук ключа в замке ворвался в празднично интимную сказку, разрушил прелюдию, запретил кульминацию.

— Блин, — Настя первая вернулась в сознание.

Она вскочила с кровати, как ошпаренная.

— Блин, блин, блин, — повторяла она, мечась по комнате, собирая одежду, — Держи.

Бросила Саше его джинсы и майку, оделась сама.

— Я с сестрой живу, — призналась Сокол, виновато глядя на своего гостя.

— Хорошо, что не с мамой, — отшутился Геллер.

"Или не с бывшим бойфрендом" — это, разумеется, про себя.

Он даже немного пожалел, что они давно не студенты. В молодые времена сестры, друзья и однокашники были обязаны игнорировать любые проявления интима в общей жилплощади.

Саша тут же озадачился мыслью, сколько вообще лет его тренеру. Она выглядела едва ли на двадцать, но казалась такой рассудительной и зрелой. Не по годам. Геллер, наверно, долго муссировал бы эти думы в голове, а потом все-таки решился бы спросить Настю, но она подгоняла его, не позволяя отвлекаться.

— Нааасть, ну ты где? — послышалось из прихожей, — Супер Ксюха спешит на помощь.

Саша прыснул. Настя покраснела. Она понимала, что проскользнуть мимо сестры не удастся, поэтому решила все делать быстро.

— Привет. Дай минутку, — скороговоркой выпалила Сокол, подталкивая своего гостя к двери.

Саша еле успел кивнуть.

— Очень мило, — только и фыркнула в ответ супер сестра, но успела просканировать незнакомое мужское тело на наличие симпатичности, подтянутой фигуры и простой, но не дешёвой одежды.

Геллер едва успел надеть кроссовки, а уже оказался за дверью. Правда в награду за скорость, именинница одарила его глубоким сладким поцелуем. Сто лет он не целовался в подъезде. И теперь вся канитель с сестрой уже не раздражала, а скорее бодрила. Но тот самый не очень еврейский орган был резко против романтики, которая велела ограничиться поцелуями у двери юной девы.

— Поехали ко мне, — прохрипел Геллер, не желая отпускать ее.

Настя запрокинула голову, наслаждаясь легкими поцелуями, которые рассыпали по ее лицу его губы.

— Не могу. Я сама Ксюшу вызвала. Совсем забылась с тобой. Прости, Саш, — бормотала она.

Разочарование остудило пыл, как холодный ветер февраля. Геллер оставил на ее лице несколько последних поцелуев, провел носом по щеке, спустился к шее, чтобы вдохнуть немного сладкого аромата кожи, уронил лоб ей на плечо.

— Будешь должна, — проговорил он.

— Расплачусь, — хихикнула Настя.

Она первая отстранилась, взглянула на него виновато, сделала шаг назад, открыла рот, чтобы в очередной раз повиниться. Геллер положил палец ей на губы, запрещая говорить. Он знал, что опять услышит извинения. Ее раскаяние уже в печёнках сидело.

— Если потребуется утешение, я всегда готов, — выпалил Саша, заставляя Настю улыбнуться, — Обращайся

Опасаясь, что еще минута, и он наплюет на всех сестер и правила приличия, перекинет ее через плечо и утащит к себе, Геллер быстро поцеловал Настю и почти бегом стал спускаться с лестницы.

— Обращусь, не сомневайся, — крикнула Сокол ему вдогонку, все еще посмеиваясь.

Ее хорошее настроение стало неплохой наградой за слишком тесные джинсы.

Настя не спешила возвращаться в квартиру. Лишь когда хлопнула дверь подъезда, она глубоко вздохнула, зашла домой.

— Ну и как это называется? — тут же накинулась на нее сестра.

Она уже поставила чайник и достала из холодильника именинный десерт.

— А на что похоже? — огрызнулась Настя, — Морковный торт. Мама сказала, что ничего гаже не пробовала в жизни.

— Не валяй мне тут дурочку, — допроса избежать не удалось, — Что за мужик?

— Просто… просто мужик.

— Мило. Холостой?

— Разведен.

— Мило. Зовут как?

— Саша.

Ксюша фыркнула.

— В любой непонятной ситуации назови сына Сашей, — процитировала она бородатый мем.

Настя хихикнула. Ксюше этого показалось мало.

— Фамилия у Саши есть?

— Геллер.

Сестра замерла. По ее сведенным бровям, напряженному молчанию и пристальному взгляду в торт Настя поняла, что та усиленно роется в памяти, сопоставляет, анализирует.

— Геллер, Геллер, — бормотала Ксюша, — Знакомая фамилия. Да и лицо. Где-то я его видела.

— На Ярмарке, — осторожно подсказала Настя, — Он с речью выступал.

Нож выпал из рук, глухо стукнулся о линолеум.

— Ну вот! Еще мужик придет, — посетовала Настя.

— Геллер! — взвизгнула Ксюша, — Геллер из «Ресторатора»? Серьезно?

— Ну да, — почти равнодушно. Словно каждый день спала с владельцами заводов, газет и пароходов.

— Ненавижу тебя, — зарычала старшая Сокол, — Такой мужик и не мой.

— Какой — такой?

Настя прекрасно знала ответ на этот вопрос, но ей было интересно послушать версию сестры.

— Это же Геееееллер, — протянула Ксюша с придыханием, — Он как Король Артур в бизнесе. Чистые руки, чистое сердце, чистая совесть. Без страха и упрека. Миллиардами не ворочает, конечно, но вполне обеспечен по нашим меркам. Я с ним пересекалась на прошлой Ярмарке, а на этой не вышло.

— Ты как раз рекрутов набирала, когда он выступал, — подсказала Настя, — И на фуршете занята была.

— Почему я его сразу не узнала? Стрижку что ли сменил?

— Ага.

Сестрица неожиданно прекратила восторженный стрекот, уставилась на Настю пытливым взглядом.

— А ты его откуда знаешь, мелкая?

— Из клуба. Он мой клиент, — многозначительно вздохнула, добавив, — тот самый.

— Что? — взвизгнула Ксюша, — Тот самый секс-кроссфитер, которого ты уже третий месяц мечтаешь изнасиловать?

— Он самый, — простонала Настя.

Сестра подняла нож, сполоснула. Все это с гаденькой ухмылочкой.

— Ну что ты за коза такая, — наигранно злилась она, — Я бросаю всю свою бумажную волокиту, несусь вытаскивать из петли брошенную именинницу…

— Не перегибай уж с петлей, — одернула ее Настя.

— Цыц! Я бы уже удавилась с твоим этим, — Ксюша изобразила лицом крайнюю степень омерзения, — И с рационом букашки вместо еды, и с пытками, которые ты называешь тренировками.

— Ксю, ну хватит уже.

— Да, пожалуй. Так о чем я? Ах, о петле, — вспомнила она, — Собиралась вынимать из петли хладный труп, а она тут тепленькая под Геллером трепыхается. Хорошо задержалась, а то наверно пришлось бы из-под него вынимать?

— Зачем это? — хихикнула Настя, совсем развеселившись.

— От зависти, безусловно. Такой мужик. Хорошо, что ушел, а то я за себя не отвечаю, — подвигав бровями, уточнила, — Вы ведь… Да?

— О, да, — подтвердила младшая Сокол.

Старшая захныкала.

— И как он?

— Лучше тебе не знать.

— А по сравнению с этим твоим? — Ксюша снова изобразила, что съела лимон с горчицей.

— Я… Я не знаю, Ксю.

Настя села, положила руки на стол, уронила на них голову, глухо заговорила:

— Я так устала от его наплевательства. А Сашка… Он хороший, понимаешь? Последняя надежда была — вдруг импотент, но не повезло.

Ксюша хмыкнула.

— Странное у тебя понятие везения. Послать пора этого… — она хотела выразиться честно и грубо, но решила смягчить, — этого козла. Я бы на твоем месте вцепилась в Геллера. Или отдавай мне. Я не гордая. Могу принять по-родственному. Ты же донашивала мои шмотки в детстве.

— Отстань, — отмахнулась Настя.

— Не отдашь, значит?

— Нет. Не знаю… Черт, Ксюх, я так запуталась. С одним не успела распрощаться, а уже другого в койку затащила.

— Не успела? Ты с ним с самого начала пытаешься распрощаться, а он все равно возвращается и здоровается, как ни в чем ни бывало. А ты прощаешь. Идиотка.

— На этот раз не буду. Хватит.

— Неплохой настрой. А Геллер чего?

— Прицепилась ты со своим Геллером.

— Он не мой, — Ксюша печально вздохнула, — к сожалению.

Она, наконец, положила себе на тарелку торт, попробовала, скривилась.

— Ну и гадость.

— Ничего ты не понимаешь.

Настя перехватила сестру у помойного ведра, куда та собралась отправить свой кусок.

— Дай сюда, — она забрала тарелку и в два укуса заглотила тортик, — Ммм, блаженство.

— Совсем ты чокнулась со своим спортом, Настька, — Ксюша повертела пальцем у виска, — И с придурком своим тоже тронулась. Такой мужик сам пришел, цветы принес, — она кивнула на букет, который сама и поставила в вазу, — А ты его — за дверь. Это меня надо было гнать поганой метлой.

— Но ты обиделась бы, — предположила Настя.

— И что?

— Ну как же…

— Ох, дура ты, Сокол. Совсем тебя этот гад испортил. Торты жрешь поганые, убиваешься в зале до обморока, любовника не в состоянии нормально поиметь даже в день рождения, — продолжала сокрушаться Ксюша.

— Выпить хочешь? — предложила Настя, чтобы хоть на время заткнуть этот фонтан.

— Не откажусь. А ты?

— Режим. Не буду.

Ксения в очередной раз обречено вздохнула, зная, что бесполезно ее уламывать.

— Ладно. Наливай, а то уйду.

Пока сестра пила шампанское Настя рассказывала ей о Саше и странных чувствах, которые он в ней будил. Сокол восхищалась его упорством на тренировках, в подробностях расписывала, как под ее руководством стало меняться тело Геллера и силовые показатели. Не обошла стороной и нестерпимое желание прикасаться к нему при любом удобном случае. Сначала она списывала все на похоть, привыкла себя считать порочной стервой, которая идет на поводу инстинктов. Но после ночи в поле все поменялось. Саша однозначно просигналил, что их притяжение взаимно. И хотя Настя отказала ему, остановилась, но уже не могла вернуться к деловым отношениям. Она словно подсела на наркотик. Мгновенная зависимость.

Взамен Сокол стала подкармливать его. Уговаривала себя, что это просто плата за собственные грязные мысли. Но ей было банально приятно наблюдать, как он закатывает глаза, а потом долго хвалит ее невкусную, но полезную стряпню. И конечно, в Сашином офисе можно было распускать руки. Сколько раз она мечтала, что он не выдержит, разложит ее на столе, как самую вкусную еду, и будет медленно кушать. А может и быстро. Как угодно. Лишь бы сорвался. Но Геллер не сдавал позиций, не нарушал слово. Настя обожала его твердость, силу, но в этом случае предпочла бы слабость.

Она так устала быть на вторых ролях, довольствоваться крохами тепла, за которыми неминуемо следовали ругань, обвинения, обиды. Придя без приглашения к ней домой, Геллер наконец запустил программу уничтожения мучительных отношений.

Возможно, Настя смогла бы простить. Поревела бы, пожаловалась сестре, а потом снова сняла бы трубку, разрешила бы ему приехать, сделала бы вид, что все в порядке. Но не теперь. В машине ночью она еще хранила верность болезненной любви, которая столько лет убивала ее. Но отдавшись Саше сегодня, Сокол точно знала, что свободна.

Ксюша весь вечер уговаривала ее поехать к Геллеру, она не сдвинулась с места. Не потому что не хотела. Ей было страшно. Настя не знала нормальных отношений. Она не представляла, что от нее хочет любимый клиент. А выяснять на практике глубину его чувств или похоти не собиралась. Казалось, что единственное верное решение — это подождать. В понедельник назначена тренировка. Будет видно.

А Саша, как девочка, дергался от каждого телефонного звонка, сто раз бил себя по рукам, чтобы не набрать Настин номер. Он с трудом дожил до конца субботы, дважды бегал в воскресенье. Под вечер не выдержал и написал сообщение. Очень нейтральное: «Завтра все в силе?»

Настя ответила ему коротким — да.

Геллер отругал себя за мнительность и бестолковую нервотрепку. Даже немного устыдился. Ему бы переживать, что детей месяц не видел, а он сохнет по телке. Кошмар.

Немного отвлекся, пока закупался едой на неделю, потом готовил обед. Ничего особенного. Рис, курица, цветная капуста. Просто сварил, как Настя учила. Снова отругал себя за мысли о ней. Чтобы прогнать их, сделал комплекс из ста берпи, ста подтягиваний и ста отжиманий. Сразу полегчало. В десять вечера Геллер упал в кровать и сразу уснул.