Все окна фалконхерстского Большого дома были темны, кроме окошка одной из комнат второго этажа, где спал малыш Драм. Через некоторое время погасло и оно. Большой дом погрузился во тьму; темно было у амбаров, у невольничьих хижин. Фалконхерст спал, как спал Драмжер, обретший покой, как он и надеялся, бок о бок с Кэнди, только, вопреки его ожиданиям, не рядышком с отцом.
Луна, бывшая свидетельницей агонии Драмжера прошлой ночью, еще не поднялась. Ничто не тревожило кромешную тьму, кроме тщедушного огонька, медленно скользившего вдоль тропы, связывающей новый Большой дом со старым, сгоревшим.
Занзибар, державший в руке фонарь, шагал неторопливо, за ним, стеная и утирая слезы, брела Жемчужина. Она несла какой-то сверток и покачивала его на руках, как младенца. У горбатого мостика Занзибар остановился, чтобы отставшая спутница нагнала его, потом перешел мост и взошел на холм по другую сторону речки, где смутно белели надгробные памятники. Жемчужине оказалось нелегко перелезть через стену, и Занзибар поставил фонарь на землю, чтобы ей помочь. Она указала на клочок нетронутой земли между мраморным обелиском на могиле Драмсона и свежей могилой Драмжера.
— Рой здесь, Зан, — велела она. — Здесь и похороним Мида. Пора ему в землю, после стольких-то лет!.. Теперь все преданы земле, значит, и Миду пора в могилу. Ему будет лучше в земле, чем у меня в хижине. Люси души не чаяла в Миде и не хотела его хоронить. Я как-то его подзабыла, а теперь вспоминаю, как он был хорош собой. Не хуже Драмсона и Драмжера. Мой сынок Драмжер мертв, как Мид и все остальные.
Она положила свой сверток на землю, дожидаясь, пока Занзибар выроет яму. Когда яма достигла порядочной глубины, Жемчужина опустила туда сверток с черепом и костями. Он забросал останки землей. Она любовно пригладила образовавшийся холмик руками.
— Все поумирали, Зан! Осталась одна я. Кому теперь вспоминать прежних обитателей Фалконхерста? Нет больше ни массы Хаммонда, ни миссис Бланш, ни миссис Августы, ни миссис Софи, ни ее красавчика Аполлона, которого ты застрелил. Даже мои сыновья, Старина Уилсон и Драмжер, теперь в земле. Нас покинули и Лукреция Борджиа, и мамаша Люси. Мега и Альфа нет давным-давно. Теперь меня лишили последнего — Драмжера. Никого не осталось. Мы похоронили Мида, иначе после моей смерти о нем бы никто не вспомнил. Теперь это не белое кладбище. Когда я умру, похорони и меня здесь, Зан.
— Зачем ты говоришь о смерти, Жемчужина? — Зан помог ей подняться с колен. — Ты сильна, как буйвол. И потом, мертвы не все. — Он указал в сторону Большого дома. — У тебя теперь есть внук, новый Драм.
— Но он совсем на меня не похож, Зан. Он белый! И воспитают его, как белого. Масса Крис так и говорит. Он сказал мне, что собирается жениться на своей Мэри и относиться к малышу Драму как к родному. Наверное, он просто хотел меня утешить. Но я никак не возьму в толк, Зан, почему Драм получился таким беленьким.
— Это только так кажется. — Занзибар помог Жемчужине перелезть через ограду. — И потом, ты как будто кое о чем забыла…
— Что ты хочешь сказать, Зан?
— Пусть он и белый, но все же отчасти мандинго!