За несколько дней до событий в прологе
По помещению разносился звук моих шагов. Светлые стены больницы вызывали во мне смешанные чувства. С одной стороны, я верила, что те, кто здесь работали, смогут помочь нашей семье. Но червоточинка сомнений тоже уже поселилась. Все слишком затянулось, и было непонятно, чего ждать.
Я медленно брела по освещенному коридору, пытаясь оттянуть сложнейший разговор. В груди болезненно сжималось сердце после каждого удара. Страх сковывал все внутренности и впивался глубоко в нутро своими острыми когтями. Я чувствовала, как время замирало с каждым вдохом. Но это чувство было ложным. На самом деле в моей жизни время утекало сквозь пальцы словно песок. Каждая минута, словно золотой слиток, который я выторговывала у судьбы. Каждый шаг давался с трудом. Ещё немного, и я начала бы шоркать ступнями о бетонный пол.
Мне нужно было через это пройти. Это не в первый и даже не во второй раз. Кто кроме меня все это выдержит? Я просто обязана не падать духом, потому что во мне нуждается мой самый родной человек. Моя очередь заботиться о нем.
Взгляд пробегал по табличкам на дверях. «Мохов Владимир Геннадьевич», – промелькнула надпись. Кажется, я на месте. Костяшки слегка постучали по двери. В такт сердцебиению.
– Войдите! – еле слышно донесся до меня возглас, и я сделала резкий вдох. Задержала дыхание и нажала на ручку. Тишину тут же нарушил щелчок отворяемой двери.
– Здравствуйте, Владимир Геннадьевич, – боже, ну хоть с именем не накосячила, а то у меня бывает на нервной почве.
За столом, низко склонив голову, сидел мужчина в возрасте. Виски посеребрены, на носу очки. Я цеплялась за этот образ, чтобы не думать, зачем я здесь. Боже, дай мне сил! Я не думала, что это так сложно! Только бы все обошлось! Только бы все получилось… это последняя надежда. Страх пробегал по телу мелкими разрядами. До боли закусила губу в ожидании внимания врача. Глаза жутко защипало, и я быстро заморгала. Слезы ничего не решат, иначе бы я ведрами их лила.
– Проходите, присаживайтесь. Сейчас я закончу с историями болезни, и мы поговорим.
– Да, да, я подожду, – нервы стократ ускорили мою речь, поэтому попыталась взять себя в руки, – сколько нужно.
Я медленно опустилась в кресло напротив. Заломила руки до боли. До хруста костей, только бы не раскиснуть. Силы уже были на исходе, а глаза выплакали все слезы. Вонзила ногти в кожу ладони, оставляя на них глубокие борозды. Пожалуйста, скажите мне, что есть шанс! Не отбирайте надежду!
На долгие минуты в кабинете воцарилась тишина. Мозг отключился. Просто улетел в нирвану, посылая меня куда подальше со всеми моими мыслями. А подумать нужно было! Хотя бы о том, что делать дальше. Настенные часы завладели моим вниманием, и я вместе с их движением отслеживала поток секунд.
Простой кабинет заведующего отделением нейрохирургии. На этого человека у меня была негласно возложена последняя надежда. Он просто не мог не помочь! Я слышала о нем много положительных отзывов. И каких же трудов мне стоило попасть к нему на аудиенцию. Но я смогла! Что бы ни говорили про мой слабый характер, я пробилась и вырвала себе время.
Наконец он отложил в сторону ручку и поднял на меня глаза, полные безмерной усталости. Она давила одним своим присутствием в этих глазах.
– Итак, Вероника Игоревна. Полагаю, вы пришли, чтобы узнать результаты моих осмотров и обследований.
Сил хватило только на то, чтобы кивнуть. Я, не мигая, смотрела на человека, в котором видела хоть какую—то надежду.
– Ну что ж, – тем временем он продолжал, – не буду ходить вокруг да около. Время нынче дорого. Видите ли, после травмы в голове вашей мамы случился сбой, и она впала в кому. Кома длится уже очень долго, и не знаю, сколько ещё можно продержать её в таком состоянии. Но вы должны понимать, что любое срочное оперативное вмешательство стоит денег.
Я закивала, словно болванчик. Была готова к такому повороту разговора. Сердце замерло в предвкушении хорошей новости. Значит, есть шанс спасти маму! Значит, не все потеряно, и она будет жить!
– Да, я понимаю, Владимир Геннадьевич. Сколько нужно? У нас есть некоторые финансовые возможности.
Доктор неловко поерзал на стуле и отвел глаза. Мне это не понравилось. Сколько таких взглядов я видела у других специалистов. Пока умоляла их приехать и посмотреть на маму. Она пока лежала в одном из городских госпиталей, потому как не было возможности таскать её по врачам. Врачи с неохотой ехали на место, а потом озвучивали вердикт. И ни разу он не был удовлетворительным. А тут… проблеск надежды. Хоть крошечной, но надежды.
– В общем, лечение обойдется в крупную сумму.
Врач быстро нацарапал что-то на клочке бумаги и повернул ко мне, чтобы я увидела. И я увидела. Сердце со стремительной скоростью устремилось вниз. Ухнуло, будто на американских горках прокатилась. Будто с обрыва сорвалась. Боже, даже если я продам квартиру, в которой мы жили с братом, этого будет катастрофически мало! И что теперь делать?
– Я понимаю. Сумма немаленькая. Думайте! В любом случае, время есть. Немного, но есть. Но поймите и то, что все эти деньги уйдут на операцию и дальнейшую реабилитацию. Это кровоизлияние в мозг, и это очень серьезно. А тем более, ваша мама уже не молода, и такие стрессы для организма переносятся в разы хуже. Думайте.
Последнее слово он произнес с отчетливым подтекстом, что мне пора. На ватных ногах поплелась на выход. Было дурно. Духота давила отовсюду, уши закладывало от шума, руки и ноги не слушались. Я плюхнулась на ближайшую лавочку и попыталась дышать. Что делать?
Перед тем, как уйти, решила навестить маму. Все равно, что она не заметит моего визита. Мне приносило спокойствие то, что она была рядом. Я знала, что она чувствовала мое присутствие.
После несчастного случая я верила, что вот сейчас она очнется. Не придется таскаться по больницам и трястись в ожидании очередного вердикта докторов. Вот именно сегодня мама резко поправится и все станет как прежде. Но проходили дни, врачи всё чаще сокрушенно качали головами, а я в ответ лишь отчаяннее молилась. Было так больно смотреть на то, как угасает жизнь моей мамы.
А все из-за какого-то дурацкого стечения обстоятельств. Я люто ненавидела зиму. Сколько себя помню, всегда ждала весну. А сейчас, когда именно зимой все произошло, стала ненавидеть это время года ещё сильнее. Мама шла с работы, поскользнулась на не посыпанной песком тропинке, упала и ударилась о бордюр. Кровоизлияние и впоследствии кома. Я каждый день благодарю судьбу за то, что она осталась жива. Все специалисты, которые осматривали её, утверждали, что это чудо. После таких серьезных травм вообще не выживают.
И пока она дышит, я не сдамся! Я сделаю все, чтобы снова увидеть теплый взгляд. Оказаться в её объятиях и услышать веселый смех. Как же мне этого не хватало! Так хотелось проснуться и осознать, что все было только кошмаром.
Даже в лице старшего брата я не могла найти помощь. У него на уме были только пьянки и гулянки.
Очередной тяжелый и протяжный вдох. Какой по счету за последние сорок минут? Сотый? Тысячный? Вот я и пришла. Палата интенсивной терапии. Я перевезла сюда маму только этим утром, а мне уже казалось, что захожу в эту дверь в сотый раз. Я уже настолько потерялась в событиях, что тыкалась как слепой котенок в надежде отыскать выход оттуда, откуда его не было.
Сердце в очередной раз сжимается от боли. Посреди палаты стоит единственная кровать. Писк всевозможного медицинского оборудования тут же окутывает и погружает в апатию. Ноги не желали двигаться, все сильнее наливаясь свинцовой тяжестью. Добрела до единственного стула, и ноги тут же подкосились. Обняла себя за плечи, пытаясь огородиться от суровой реальности. Мне так не хватало поддержки. До ломоты в суставах хотелось уткнуться в сильную грудь и прорыдать всю ночь напролет. Да плевать, даже неделю. Но у меня была сейчас только я. Запрокинула голову, сдерживая слезы. Не сейчас! Не время! Назойливый писк снова возвращает меня обратно в больничную палату. Я с неутихающей болью в сердце осматриваю лежащую маму. Она очень похудела. Впалые щеки и бледная кожа. Волосы больше не блестели. Она была похожа скорее на призрака, я едва узнавала ту женщину, которая учила меня радоваться жизни. Всхлип все-таки вырвался на свободу, и я закусила губу.
– Привет, мам, – голос наждачкой прошелся по гортани – вот пришла рассказать про дела.
Ничего! Снова никакой реакции. Все тот же проклятущий писк в унисон ударам моего сердца. Дрожащей рукой взяла мамино запястье. Прохладная кожа, чуть ли не синюшная. От всяческих капельниц на коже множество синяков. Живого места не осталось. Но я понимаю, что только вот так… только с синяками на руках она будет жить. Это все мелочи, потому что в её груди продолжает биться сердце.
Я обязана была найти эти деньги. Я не прощу себе, если не сделаю все, что от меня зависит… и не зависит тоже.
– У меня все хорошо. В универе начались курсовые и зачеты. Ещё немного и каникулы. Стипендию не повышают, гады, – усмехнулась своей реплике, – да, я помню, ты часто так говорила про зарплату. И часто употребляла в одном предложении слова «гады» и «не повышают», – было дико говорить в прошедшем времени, а жжение в груди усиливалось. – Сашка тоже в норме. Так и гуляет ветер в голове. Но он старается исправиться, как может.
Ну, тут я немного привирала. Он не старался от слова совсем. Наоборот, чем дальше, тем хуже становился.
– В общем, я нашла доктора, который согласился тебя посмотреть, – как только я озвучила эту новость, надежда вспыхнула в груди с новой силой. – Нужно будет немного денег, но ты не волнуйся. Мы их найдем, и все-все оплатим. Ты ещё бегать у нас будешь. Как совсем недавно.
Голос сорвался, и я поспешно захлопнула рот рукой. Не хватало ещё показать все свои переживания. Паника врезалась в меня, когда писк приборов ускорился. Это было ненормально! Черт! Трижды черт! Что делать? Врача надо!
Чуть не сшибла тумбочку, пока выбегала из палаты и кричала во все горло, взывая о помощи. Сердце колотилось с бешеной скоростью.
– ПОМОГИТЕ! Кто-нибудь! Нужен врач!
Мне было плевать, что я кого-то потревожу. В голове долбилась мысль, что нужно спасать маму. Потом я извинюсь. Но не сейчас!
Из палаты выскочила медсестра и начала на меня шикать и шипеть.
– Что вы тут орете? Тут вообще-то кроме вас пациенты есть. И их нельзя тревожить. А вы тут истерику закатываете.
– Да, да, простите, но там…– безразличие раздражало, хотелось дать ей пинка для ускорения, – там маме плохо! Помогите! Я не знаю, что делать.
Я беспардонно была отодвинута, и женщина не спеша прошла в палату. А мне хотелось взвыть от этой нерасторопности. Счет шел на секунды! Какого хрена. Блин? Какого… хрена? Только увидев шедшего следом врача, я позволила себя разжать зубы и выдохнуть. Дверь захлопнули перед носом, отрубая меня от мамы. Первым порывом стало войти, но я вовремя остановилась.
Это ни к чему. Я буду только мешать. Пусть профессионалы делают свое дело. Отыскав глазами лавочку, присела в ожидании, когда выйдут. Казалось, прошел не один час, когда наконец отворилась дверь. Я тут же вскочила на ноги и вперила взгляд в доктора.
– На сегодня свидание окончено. Уходите.
– Доктор, скажите, пожалуйста, что с ней случилось? Она…, – сделала паузу, боясь озвучить свое самое сокровенное желание, – пришла в себя?
Доктор не удостоил меня даже взглядом. Будто я не дочь, а какая-то посторонняя и пришла просить милостыню. Будто я не имела права знать про состояние своей матери! Боже, да что вместо сердец у этих людей?
– Нет, мы сделали ей укол успокоительного. Ей нужен сейчас покой. Всего хорошего.
Вот и все объяснение! После этой немногословной реплики он просто развернулся и ушел. А я осталась стоять посреди тихого коридора, отсчитывая вдохи и выдохи.