Хозяин моих желаний

Часть 3. Глава 11

От того, что вчера казалось простым, сегодня ничего не осталось. Вообще ничего. Даже вдумываться страшно. То, что я привыкла считать незыблемой опорой рушится, уходя из-под ног. А мне даже ухватиться больше не за кого. Просто падаю.

Не то, чтобы я раньше обманывалась в деловой хватке родного отца, но его приоритеты впервые проступают настолько отчётливо. Чем больше над этим думаю, тем больше уверяюсь, что без его отмашки похищение не обошлось.

Такое впечатление, что ни его, ни Раду мои чувства не интересуют. Неужели там, где должно быть сердце, у обоих встроен калькулятор?

Воздух от напряжения стал тяжёлым, наэлектризованным. Отопитель салона работает на полную мощность, а кожу всё равно покусывает холод, гуляющий между нами. Я даже рада полумраку, допуская, что моя кожа сейчас отливает синюшным оттенком. По крайней мере, мышцы точно потряхивает, и контролировать эту дрожь не получается.

– Что дальше? До весны здесь стоять будем? – заговариваю первой, потому что молчать уже невыносимо. И вижу в нём ту же неопределённость, что ощущаю сама.

– Пытаюсь решить.

Я нервно смеюсь в ожидании худшего, а руки с каждым вдохом леденеют всё сильнее. Мы похожи на кошку с собакой, запертых в одной клетке. Неизбежность сцепиться идёт на секунды.

– Тебе стоило похитить кого-то более сговорчивого... – Мою речь прерывают жёсткие губы Раду, впивающиеся в мой рот.

Впервые он целует меня принудительно, так грубо, что горечь выкуренной сигареты разбавляет изумление испугом. Сильные пальцы впиваются мне в нижнюю челюсть до синяков, не позволяя ни вдохнуть, ни отодвинуться. Время словно срывается вспять, возвращая нас в жаркий полумрак мансарды, когда я в первый раз сама потянулась к его губам.

Наверное, память сильнее обид. Я даже не осознаю, в какой момент рукой обхватываю его затылок. Как и то, почему послушно запрокидываю голову, когда он несильно тянет меня за волосы, одновременно углубляя поцелуй.

Сопротивление быстро затихает, погашенное бесконтрольным влечением, смешивающимся с подробностями прошлых ласк, первых, подаренных им же оргазмов, картинками его голого тела под струями душа и ещё сотнями мелочей, запавших так глубоко мне в голову, что вырвать их оттуда получится только с мозгом. Раду открыл для меня новый мир. И мне алчно хочется присвоить как можно больше.

Метель засыпает лобовое стекло, заключая нас в уютный вакуум. Подозрения, корысть, предательство остались где-то там, вне стоящего посреди лесной дороги автомобиля. Сейчас важны только мы двое и хриплый, забирающийся под одежду, шёпот:

– Я всю жизнь тебя люблю, Чертёнок.

С губ срывается тихий стон, когда Раду спускается ниже к шее, настойчиво покусывая чувствительную кожу. Удерживая одну ладонь на месте, второй он проскальзывает мне под куртку. Момент, который потревоженный котёнок выбирает максимально удобным, чтобы напомнить, что у моих верхних девяносто уже как бы имеется защитник.

– Вот же... Пиранья! – шипит Раду, отдёргивая от моей груди прикушенную ладонь. – Береги его, Влада. Этот прохвост любой овчарке даст фору.

Я растерянно смотрю в настороженные, зелёные как у Раду, бусины глаз котёнка и чувствую побежавшие по щекам слёзы.

Слышал, малыш? Он меня любит...

Может, правда? Ну, вдруг? Ты же меня точно так же кусал, а теперь вот, заступился.

Может...

Шершавый кошачий язык осторожно лижет меня в кончик носа.

Незаметно перевожу дыхание.

– Если этот дикарь опять ко мне полезет, ты же покажешь ему кошкину мать, да, кроха?

Раду с усмешкой заводит мотор.

– Но сначала я этого кроху запру в другой комнате и покажу тебе кто здесь папка.

***

– Чья это квартира? –С интересом осматриваясь по сторонам, прежде чем шагнуть в просторную прихожую, наполненную стерильным запахом свежего ремонта.

– Моя. Дом в лесу – прихоть отца. Я не поклонник охоты и одиночества.

Дверь за спиной с издевательским щелчком закрывается. Декорации сменились, а клетка прежняя.

– Зачем ты меня сюда привёз?

Замешкавшись, всё же отдаю Раду котёнка. Он не отвечает, только смеряет меня жгучим взглядом, заставляя нервничать из-за своего присутствия и неопределённости. Я не хочу оставаться и не готова уйти.

Дождавшись, когда он скроется в одной из комнат обустраивать ночлег сонному новосельцу, неуверенно смотрю на дверь – единственную преграду на пути к долгожданной свободе... и снимаю куртку. Сгибаюсь, чтобы расшнуровать ботинки.

Раду возвращается быстро, словно до последнего не верил, что я останусь.

– Твоё спокойствие настораживает. Попытаешься отыграться напоследок? – Он не стесняется делиться наблюдениями, едва ли надеясь на честный ответ.

Я и не отвечаю. Разгибаюсь, неторопливо разглаживая примятый пуловер. Жизнь, кипящая на ночных улицах, напомнила о бесшабашных тусовках, наполнила вены забытым драйвом. Она поманила всполохами неоновых вывесок и позвала шумом многоголосой толпы. Привычный мир так близко, что его зову невозможно сопротивляться.

Это как подсесть на иглу, завязать и потом опять сорваться.

Это эйфория, которую он у меня отнял.

Я чувствую, как предвкушение рвёт планку. Но сперва хочу сполна распробовать всё то, что может дать мне Раду. Распить с ним на брудершафт наши последние часы. Уйти в отрыв, насладиться, насытиться.

Слышу, как он снимает верхнюю одежду. От его близости, морозного запаха, резкого выдоха, согревшего волосы на моём затылке, становится тесно в груди.

– Замёрзла?

– Заждалась.

На лучший ответ меня просто не хватает. Нам и того, что есть – за глаза.

Слегка повернув голову, одурманено смотрю как его пальцы поддевают широкий вырез и скользят вдоль ключицы, оголяя моё плечо. Удовольствие пенится, волнами покалывая позвоночник.

Нетерпение проносится по венам, собираясь пучками тепла в низу живота. Я разворачиваюсь. Чересчур бурно вздыхаю, уже не пытаясь ни скрыть, ни бороться с переполняющим меня дурманом. Убираю щиты, отбрасываю мораль. И наши губы, наконец, притягиваются как два магнита – слипаются намертво. Мы со стоном врезаемся в стену. Его требовательный язык проскальзывает в рот, окончательно выталкивая из меня посторонние мысли.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Голова идёт кругом, словно нас вдруг накрыло водой, все посторонние шорохи доносятся сквозь гул в ушах. Хочется каждым миллиметром тела немедленно ощутить нажим тугих мышц, жадность губ, трение кожи о кожу. И наши ладони торопливо шарят друг по другу: расстёгивают... мнут... срывают...