Хозяйка ранчо

Глава тринадцатая

Чанс находился в кабинете, когда услышал, как кто-то зашел через заднюю дверь в дом. Он решил, что это явился Джо, хотя обычно тот редко появлялся так рано. Чанс рассчитывал часок-другой спокойно посидеть, отдыхая без своего пояса, а Джо наверняка захочет зайти поболтать. Разговаривать ему совсем не хотелось, и поэтому Чанс остался сидеть, прикрыв глаза, авось Джо подумает, будто он спит.

Чанс снова стал думать о том, как же ему жить дальше? Где — тут все ясно, его домом теперь стало ранчо. Ему не давало покоя другое — он был одинок. Вечно жить без женщины он не мог, но, впрочем, об этом можно не беспокоиться: будет нужно — найти труда не составит. Но это будет уже не Клео, и каждый раз, когда он думал об этом, острая боль ножом пронзала его сердце.

Он убеждал себя, что должен собраться с силами и успокоиться, перестать бороться с тем, что было достаточно очевидно. Клео не хотела иметь с ним ничего общего. Ни одна женщина не смогла бы доказать это с большей ясностью. Оставалось только утешаться тем, что она не захотела бы жить ни с одним мужчиной. Но все равно было больно. Он страдал от сознания собственного бессилия и унижений, которым она постоянно его подвергала. И чем чаще вспоминал он все свои попытки расположить к себе Клео, тем все более униженным себя ощущал.

Он открыл глаза, обвел печальным взглядом комнату, и уже через минуту голова его снова опустилась вниз и он невидящим взглядом уставился на свои ботинки. В этот момент из-за двери послышался голос:

— Чанс?

Он медленно повернулся в сторону двери. На его лице появилась маска холодного равнодушия, за которой он спрятал все следы переживаний последних дней.

— Да…

— Я могу с тобой поговорить?

Он жестом указал ей на стул.

— Конечно. Садись, если хочешь.

Несколько шагов от двери до стула показались Клео бесконечными. Она почти физически ощущала на себе его тяжелый, недружелюбный взгляд, а когда наконец уселась, то смутилась еще больше, чувствуя себя ужасно неуклюжей.

— В чем дело? — почти грубо спросил он.

Прежде чем начать, Клео глубоко вздохнула, собираясь с силами. У нее была одна вполне безопасная тема, и она решила ее использовать, тем более что сказать об этом считала необходимым.

— Я хотела бы поблагодарить тебя за то, что ты сделал этой ночью.

— Ты уже благодарила меня. Спасибо.

Что происходит? Она что, пришла, чтобы опять сказать ему «спасибо»? Его решение забыть Клео ничего не изменило в его отношении к ней. Сегодня она выглядела на редкость привлекательно, немного подкрасилась и завила свои отливающие золотом волосы. То, как она оделась, добавляло ей очарования, хотя это был обычный рабочий костюм, довольно непритязательный на вид. Однако ему очень нравились этот немного мешковатый, свободный свитер и эта юбка, нравилось, как они сидели на ней.

— Я знаю, что ты сердишься на меня, Чанс.

Вся та горечь, что скопилась в нем за эти дни, отразилась в его глазах. Лицо его омрачилось. Однако через секунду он снова взял себя в руки.

— Не уверен, что «сердиться» — подходящее слово. Скорее, здесь подойдет «винить себя за глупость»!

— Винить за глупость? — ошарашенно повторила Клео.

— Да. Я чувствую себя последним дураком.

— Но постой…

Странно. Каждый из них обвинял себя в глупости из-за того, что их тянуло друг к другу! Или из-за того, что не тянуло. Из-за того, что они оба вели себя как-то по-идиотски и никогда не находили нужных слов, не делали того, что должны были делать. По крайней мере так чувствовала себя Клео. Но, может быть, и Чанс?

— Ты вовсе не глупец, — решительно заговорила она. — Я никогда так не думала, да и никто другой на ранчо. — И, после небольшой паузы, неожиданно добавила: — Рози тебя очень любит.

— Чувства — вещь непостоянная, — жестко оборвал ее Чанс.

Клео почувствовала, как кровь отливает у нее от лица. Этот разговор с Чансом — столько раз раньше она прерывала его разговоры на эту тему и сопротивлялась любой попытке сближения — показался ей самым серьезным испытанием за всю ее жизнь. Она была, конечно, не права, что так долго избегала отношений с мужчинами, но никогда еще она не осознавала этого так ясно, как сейчас. Слова, чувства, какие-то образы вихрем кружились у нее в голове… но сказать хоть что-нибудь она не могла.

Чанса внезапно озарила почти безумная, если вспомнить все, что происходило до сих пор, идея: что, если Клео пришла сюда, чтобы все-таки поговорить об их отношениях? Может ли он надеяться на подобное? От волнения он даже закашлялся.

— А где Рози?

— Отвезла в гости к ее подружке Дарси. — Пальцы лежащих на коленях рук Клео нервно переплелись. — Рози очень испугалась пожара.

— Сейчас с ней все в порядке?

Клео почти заставила себя кивнуть.

— Да, все в порядке. И с собаками тоже.

И через секунду добавила:

— Все в порядке, благодаря тебе.

Чанс некоторое время смотрел на нее молча.

— А ты? — спросил он наконец.

Клео поняла, что повод найден, — этот вопрос может стать началом откровенного разговора, и она решила не упускать представившийся шанс.

— Я не очень. Дело не в пожаре, а в том, что…

Она крепко сжала дрожащие губы, сдерживая уже готовые излиться словами чувства. Чанс был чертовски красив: длинноволосый, с обветренной загорелой кожей, что еще больше подчеркивало синеву его глаз; она была уже не в силах смотреть ему в глаза и опустила голову.

— Клео, скажи, о чем ты думаешь? — обратился к ней Чанс.

Если бы она могла знать, что означает для него ее появление и эти попытки завести разговор, то, наверное, не колебалась бы ни минуты, не томила бы его очередной пыткой. Только не торопись, предостерегал он сам себя. Не стоит делать слишком поспешных, а возможно, и совсем неверных выводов. Клео так редко бывала с ним откровенной и раз за разом отвергала все его старания добиться какого-то сближения.

Однако никакое самое разумное предостережение не могло уничтожить надежду, появившуюся у Чанса. Клео не стала бы вести себя подобным образом, если бы этот разговор касался только ранчо. Зачем тогда ей нужно было краситься и даже использовать духи, слабый аромат которых уловил Чанс, как только она подошла ближе. Этот аромат будил его воображение, заставляя предполагать почти невозможное. Он наблюдал за ней и видел, как старается она что-то в себе побороть. И понимал: что бы ни происходило в глубине ее зеленых глаз, эта встреча была не случайной и, было заметно, давалась ей нелегко.

— Чанс, я хочу попросить у тебя прощения, — наконец заговорила она почти шепотом. — Я слишком долго жила прошлым, вороша старые обиды. Я думаю, что здесь, на ранчо, я попыталась спрятаться от жизни, от людей. Здесь мне было спокойно. Новые люди появлялись редко. Поэтому отшить кого-то, с кем приходилось сталкиваться, было совсем нетрудно. У меня была Рози, были Пит и Джо, и я искренне считала, что больше мне никто не нужен.

Все время, пока она говорила, ее рука нервно теребила пуговицу на юбке и сама она не отрывала от этой пуговицы взгляда. Затем она неожиданно перевела взгляд на Чанса.

— На тебя не действовала ни одна отговорка, ни один отказ. И я чувствовала себя растерянной, не зная, как мне относиться ко всему происходящему, то есть к тебе.

Чанс понимал, что удивление отразилось на его лице слишком явно, но ничего не мог с собой поделать. Слова Клео почти испугали его, никогда еще она не говорила таким образом: о себе — без едкого сарказма или наигранной самоуверенности, а о нем — без гнева и насмешек.

— Мы с тобой, Чанс, совершенно разные люди.

— Почему ты так в этом уверена?

Клео оставила пуговицу в покое.

— Ты — образованный человек, бывал… повсюду, — она сделала рукой какой-то неопределенный широкий жест. — Ты видел и пережил такое, о чем я могла лишь прочитать или услышать, а то и вообще не имела никакого представления.

Чанс был поражен. Значит, она действительно пришла сюда для того, чтобы поговорить о них, об их отношениях. Ему потребовалась вся его сила воли, чтобы подавить в себе внезапно вспыхнувшее желание облегчить ей этот разговор — подойти к ней, подхватить на руки, прижать к себе, чтобы дать понять, насколько важен для него этот разговор, насколько счастлив он услышать ее извинения.

— Только не надо говорить, что ты чувствуешь себя ущербной, менее полноценной, чем я. Нет ничего, что могло бы поставить одного человека выше другого. У каждого есть что-то свое, и не стоит считать себя неполноценным лишь потому, что у тебя нет того, что есть у других. А уж тем более того, что было у меня. Мне просто повезло, что кто-то смог заплатить за мое образование и обеспечивал деньгами мою кредитную карточку, пока я болтался по свету. Мы ведь говорили уже об этом. — Чанс немного наклонился вперед. — Это я смотрю на тебя снизу вверх, уважая твое знание этого края и его людей, опыт работы с животными. Если кто-то и должен чувствовать себя неполноценным здесь, так это я. Что знал я о том, как ведутся дела на ранчо, когда приехал сюда, чтобы управлять им? Что знал бы я сейчас, если бы ты не помогла мне?

Клео с задумчивой улыбкой лишь покачала головой в ответ.

— Вряд ли кто-нибудь другой смог бы узнать за несколько месяцев то, что успел узнать ты; сколько уже всего ты усвоил. У тебя есть деловая хватка и чутье, каких никогда не будет у меня. Ты способен поставить цель, разглядев дальнюю ее перспективу, и добиваться ее осуществления, даже идя на риск. Ты собираешься сделать то, что никогда не удалось бы мне. Готова поспорить с кем угодно, что в течение нескольких лет это ранчо станет прибыльным.

— Пожалуй, это может занять немного больше времени, чем ты думаешь, — усмехнулся Чанс. — Но я благодарен тебе за доверие.

Внезапно его улыбка потускнела, он вспомнил, что она собирается уезжать, а может быть…

— Клео, ты говоришь все это потому, что хотела бы остаться?

Она могла бы сказать ему даже больше, но только согласно кивнула.

— Да, я хотела бы остаться.

Нарастающее уже где-то в глубине возбуждение участило пульс Чанса. Она хочет остаться, в этом их желания совпадают. Но остаться в качестве кого? Управляющей прибыльным ранчо? Друга? Любовницы?

— Ты уже упаковалась?

— Да, — улыбнулась она. — В доме — полный бардак. Ногу поставить негде.

— Ты можешь оставаться здесь сколько захочешь, — спокойно проговорил Чанс. — Мне никогда не хотелось, чтобы ты уезжала и жила где придется.

— Но ты же сам сказал, чтобы я уехала.

— Я лишь сказал, что можешь уехать, если захочешь. Нельзя заставить кого бы то ни было проработать всю жизнь на одном месте, особенно если человек считает необходимым сменить обстановку. И к чему привели все мои старания?

— Ну… ты пытался… что-то, но вряд ли, конечно, намеревался посадить меня на цепь.

— Давай не будем смешивать все в одну кучу, — предложил Чанс. — Я хотел, чтобы ты осталась на ранчо, исходя из пользы для ранчо. Это — главное. Я говорил себе, что только полный идиот может рассчитывать на успех в делах, поступая таким образом по отношению к самому ценному служащему, но все мои рассуждения оказывались бессмысленными. Я просто не мог заставить себя отказаться от тебя.

— А я не всегда могла противостоять. — Клео вздохнула.

Брови Чанса изогнулись от удивления.

— Ты думаешь, что теперь что-то изменится?

— Что я скажу «нет» раз и навсегда?

— Нет. Что я смогу себя сдерживать.

Она облизала внезапно пересохшие губы.

— Я не могу ответить на этот вопрос. Ты… мог за это время изменить свое отношение ко мне.

Он откинулся в кресле, не в силах больше сдерживать свою радость. Их всегда что-то тянуло друг к другу: страсть, восхищение, уважение. Однако Клео поняла это только сейчас, а может быть, призналась в этом сама себе. Но что же произошло, гадал Чанс, почему она так резко изменила свое мнение?

— А ты знаешь, как ты красива? — нежно глядя на Клео, спросил он.

По телу Клео пробежала легкая дрожь, и она снова опустила глаза.

— Не преувеличивай, пожалуйста, — ответила она, разглядывая свои руки. — Я вовсе не красива.

Он покачал головой, ошеломленный тем, насколько она плохо представляет силу собственной красоты.

— Почему я должен соглашаться с тобой, если считаю иначе?

— Я… не знаю. Право, не знаю. — Она мельком взглянула на него. — Я слишком мало общаюсь с мужчинами.

«Да, если не считать Джейка, отца Рози», — подумал Чанс. Глупо было ревновать ее к Джейку, но он ревновал. Ведь Джейк был ее единственным мужчиной. Если бы у Клео были после него другие, Джейк не играл бы никакой роли в их отношениях. Она давно уже не любила этого человека, все осталось в прошлом и не казалось чем-то реальным. Однако связь Клео и Джейка, сколько бы она ни длилась и как бы давно ни кончилась, имела вполне реальные последствия, влиявшие на нее до сих пор. Слишком болезненный удар нанес ей Джейк. Чанс ясно представлял, какой красивой в своем предощущении любви была Клео в то время. Как доверчиво раскрыта для всего мира. Джейк принадлежал к тому наихудшему сорту людей, что готовы в любую минуту нарушить святые клятвы, преступить через священные узы ради собственного удовольствия! Клео вряд ли была его единственной жертвой…

Сейчас перед ним сидела другая Клео, другая, но та, которую он знал и любил. Любил! И мечтал разделить с ней все, что готовило ему будущее.

Он поднялся с кресла, подошел к ней и протянул ей руку. Клео молча наблюдала за ним. Взволнованно провела языком по губам. Затем робко вложила свою руку в его ладонь, подняла голову, и их взгляды встретились.

Слова любви переполняли Чанса, но он продолжал молчать. Клео сегодня была не такой, как обычно, но что скрывалось у нее за этими внешними изменениями, что лежало у нее на душе? Он ощущал глубоко его волновавшую, но слишком необычную для Клео теплоту, исходившую от нее, какую-то особую восхитительную нежность. Как хотелось ему поверить своим ощущениям, которые убеждали его в том, что эти перемены — не обман его чувств, не игра с ее стороны и не минутный порыв. Слишком долго ему приходилось видеть обратное, и сомнения подточили его веру, заставили вести себя более осторожно, выказывать больше благоразумия. Ему необходимо было выяснить, что же привело ее сюда, какие чувства испытывала Клео на самом деле, — только тогда он смог бы заговорить с ней о будущем.

Он потянул ее за руку, мягко, оставляя возможность отступить, если она будет сопротивляться. В голове Клео промелькнула мысль, что она могла бы сейчас выдернуть руку, снова оттолкнуть его своим «нет» и все же остаться на ранчо, продолжать работать, словно ничего и не произошло. Рози была бы счастлива, что ей не придется разлучаться со своими любимцами. Клео тоже вздохнула бы свободнее, разобрала бы уже упакованные коробки и выбросила, чтобы ничто не напоминало об этих безумных днях.

Разговор с Чансом на этот раз зашел дальше, чем когда-либо до сих пор, но та определенность, ясность, которой она подсознательно ожидала от него, так и не появилась. Она еще раз убедилась в том, что Чанс рад бы был продолжить их отношения, и это странным образом вернуло ей спокойствие и уверенность в себе.

Она тоже хотела быть с ним. Чанс заставил пробудиться спавшие в ней до этого эмоции и инстинкты. Он был прав, когда говорил, что разрушил те стены, которые она сама воздвигла вокруг своего сердца, вокруг собственных чувств. Ему удалось то, что не смог ни один из тех, с кем Клео сталкивалась раньше, — ему удалось доказать, что она женщина!

Пристально глядя ему в глаза, Клео жаждала любви. Но он молчал, а у нее завести такой разговор не хватало смелости.

Но одно было ясно и без слов: между ними существовало нечто совершенно особенное, необходимое обоим, как воздух и вода.

Не отрывая взгляда от Чанса, Клео встала. Глаза стоявшего перед ней любимого человека становились все темнее, глубже. Он продолжал медленно тянуть ее за руку к себе. Когда тела их соприкоснулись, она прислонилась щекой к его груди. Его руки сомкнулись вокруг нее, и она наконец расслабилась, блаженно вздохнув. Это был вздох ее согласия.

Чанс услышал его и понял, что он означает. И даже прикрыл глаза, чтобы до конца насладиться этим мигом, ощутить столь долгожданную, казавшуюся почти немыслимой совсем недавно близость. Никогда еще не было в их отношениях такой гармонии: он стал частью Клео, точно так же, как она — его продолжением. От подобного ощущения захватывало дух. Ему не доводилось ни разу слышать от мужчин, чтобы хоть кто-нибудь из них чувствовал себя с женщиной единым целым!

Он хотел спросить, чувствует ли она то же самое, но руки ее уже обхватили его талию, она всем телом прижалась к нему — и все мысли сразу исчезли. Мышцы напряглись. Кровь застучала в висках. С Клео он хотел играть в честную игру, но для полной откровенности ему еще не хватало уверенности. Требовалось время.

Но уже родилось ясное и радостное ощущение физической общности, чувственно-плотской гармонии. Пульсирующая кровь отдавалась гулом в ушах, разнося по всему телу ритм биения сердца. Движения тела Клео, казалось, были подчинены тому же ритму.

Чанс, приподняв лицо Клео за подбородок, нашел ее губы, и она тотчас ответила ему. Дрожь возбуждения заставила Чанса еще крепче сжать Клео в объятиях. Ему захотелось подхватить ее на руки и перенести в спальню, но в последний момент он вспомнил про лестницу и про то, что вряд ли боли в спине позволят ему подобные подвиги. Он бережно сжал ее голову в ладонях, смотря ей прямо в глаза.

— Я ведь так и не поблагодарил тебя за то, что ты осталась на ранчо, когда я упал с лошади, — прошептал он.

— Думаю… ты уже сделал это. Но это неважно. — Взгляд Клео блуждал по его лицу. — У тебя такие потрясающие губы.

Они никогда еще не целовались так спокойно, с той сдерживаемой страстью, которая и заставляет терять голову. Все, что обычно происходило между ними, было окрашено какой-то жадностью и стремительной неистовостью, рожденными страхом перед возможным отказом.

Сейчас, хотя внешне ничего не изменилось, осталась и жажда обладания и неистовость, но уже не было прежней спешки, излишней напористости. Нежность Чанса окончательно растопила лед в сердце Клео. Чанс действовал на нее как магнит, и так было с самого начала их знакомства. Она слишком хорошо знала его тело и силу удовольствия, которое он мог ей доставить. Физическая тяга переплеталась с любовью, с уважением, с восхищением и даже с каким-то благоговейным страхом. К желанию примешивались и воспоминания: о его дружбе с Рози, об отваге, с которой он бросился в горящий хлев, чтобы спасти двух беспомощных щенят, дорогих ее маленькой дочке.

Мысли эти придали Клео смелости, и она поцеловала Чанса со всей бурлящей в ней страстью, одновременно расстегивая на нем рубашку. Прижавшись губами к его обнажившейся груди, она ощутила ответную дрожь возбуждения. Его руки скользнули к ней под юбку, и она улыбнулась, увидев на его лице выражение изумления, которое появилось, когда он обнаружил, что под юбкой на ней ничего нет.

Он знал или по крайней мере догадался, что вовсе не в привычках Клео было ходить вот так, без нижнего белья. Значит, это было именно для него, и тотчас возбуждение Чанса достигло предела, еще бы: впервые за все время она сделала шаг навстречу их любви.

Клео тяжело дышала, ощущая, что земля начинает уходить из-под ног, слишком хорошо знали его руки, как доставить ей удовольствие. Ноги отказывались держать ее. Если они сейчас же не уйдут отсюда, то займутся любовью прямо здесь, на полу кабинета. И она прошептала:

— Может быть, поднимемся наверх?

Чанс взял ее за руку и вывел из кабинета. Они поднялись по лестнице и уже через минуту были в его спальне. Едва прикрыв за собой дверь, он повернулся к ней, и его сердце на мгновение замерло. Он увидел, что она уже стягивает через голову свой свитер. Он начал раздеваться сам, не в силах ни на секунду оторвать от нее взгляда. Как же любил он плавно-четкие линии ее худощавого тела, маленькие груди с гордо вздернутыми розоватыми сосками. Почему она считала себя некрасивой?!

Они приблизились друг к другу, и его руки жадно заскользили вверх и вниз по ее телу. Ласки вызвали у нее бурный прилив желания. Соски набухли и затвердели от возбужденного напряжения.

— Пойдем, — прошептал Чанс и, подведя Клео к кровати, свободной рукой откинул одеяло. Он так много времени провел здесь, что почти возненавидел эту комнату, и особенно кровать. Однако сейчас она показалась ему великолепной, широкой и длинной, словно созданной специально для прихотливых любовников.

Исчезли последние запреты, заставлявшие Клео вести себя сдержанно и не выходить за рамки благопристойности. Впрочем, большая их часть была разрушена задолго до того, как они подошли к кровати. И теперь она испытывала лишь легкость и возбуждение, появившиеся от сознания освобождения от прошлого, а главное — от пьянящих ритмов любовной игры.

Их ноги и руки переплелись, губы слились в поцелуе, сводящем обоих с ума. Внезапно Клео вспомнила о его спине.

— Не волнуйся, я забыл о ней. — Слегка наклонившись вперед, он поцеловал ее груди. — Ты лихорадишь мою кровь, Клео.

Ее глаза закрылись от пронзительного ощущения блаженства.

— А ты — мою.

Чанс провел языком по соску и застонал от избытка желания. Он поднял голову и прошептал:

— У меня такое ощущение, будто прошло уже лет десять с того момента, когда мы были вместе в последний раз. Я не хочу торопить тебя, но для меня с каждой секундой все более мучительно сдерживаться. Я хочу тебя, милая.

— Не сдерживай себя, если хочешь. — В ее голосе также чувствовалась неуемная жажда близости.

Подгонять Чанса не пришлось. Он уже почти изнемогал от страстного желания. Быстро надев презерватив, он вошел в нее, в истомленное ожиданием тело. Земля показалась ему раем в тот момент, когда они соединились. Он обхватил руками ее бедра и, в беспамятстве целуя ее лицо, отдался упоительному ритму движений, который диктовало его желание.

Ее приглушенные стоны звучали для него более возбуждающе, нежели любая самая эротическая музыка. Чувственность женщины — вот истинное сокровище, вбирающее в себя все радости и удовольствия, существующие на земле. Где-то на самом дне затуманенного страстью сознания Чанса промелькнула мысль о бесчисленных будущих днях и ночах, которые они с Клео проведут в этой постели. Ей придется полюбить его — у нее не останется другого выхода. Иначе ей не стоит оставаться здесь — он не вынесет, если она будет по-прежнему терзать его и унижать в его собственных глазах.

Он прислушался к ее нарастающим стонам и сразу убедился, что она не играет и тоже испытывает не передаваемое словами удовольствие.

Возбуждение Чанса достигло предела, и всем своим существом он стремился к высшей точке экстаза. Через секунду-другую он был уже не в состоянии контролировать себя и задрожал всем телом от толчков выходящего семени, моля Бога, чтобы его оргазм совпал с оргазмом Клео.

Так и случилось. Необычайной силы оргазм потряс Клео. Крепко прижавшись к Чансу, она растворилась в своих ощущениях, в охватившей ее неге влажно-горячего восторга.

Наслаждаясь полной расслабленностью, Чанс задумался о том, что же будет дальше. Они стали по-настоящему близки друг другу, хотя Клео никогда не признается в этом первая. Улыбнувшись, он приподнял голову.

— Кажется, насчет спины я немного ошибался, все-таки чувствую.

— Болит? — Клео взглянула на него с участием.

— Немного.

Он осторожно перевернулся на спину, продолжая смотреть на нее.

— Но любить мне ничто никогда не помешает, Клео.

Она оперлась на локоть.

— Ты уже настолько уверен, что я не оттолкну тебя больше?

Он откинул с ее щеки прядь золотистых волос.

— Да, уверен. Но как ты об этом догадалась?

— Понимание приходило постепенно, а события последних дней прояснили мои мысли и чувства окончательно.

Она заглянула ему в глаза, излучавшие теплоту и удовлетворение.

— Сейчас, наверное, кажется смешным и глупым то, что я так долго избегала тебя?

— У тебя были на то свои причины.

— Да, действительно были.

Чанс пригнул к себе голову Клео и, поцеловав, вновь ощутил соблазнительную притягательность ее губ.

— Черт побери, как ты сексуальна, — прошептал он.

Она неуверенно улыбнулась.

— Как и ты. Думаю, это и делает тебя столь неотразимым.

Он серьезно посмотрел на нее.

— Это правда, Клео, я неотразим? Ты поэтому и оказалась в моей постели?

Она, смутившись, резко отвела от него взгляд.

— Это… достаточно веская причина. Или ты так не считаешь?

Он ответил не сразу, что-то обдумывая для себя.

— Веская… да.

Неожиданно на его лице появилась озорная улыбка.

— Догадайся, чем мы займемся в ближайшее время?

Клео громко рассмеялась.

— Тут и гадать нечего, Чанс.

Он тоже засмеялся.

— Мы займемся с тобой любовью, дорогая моя, однако в первую очередь необходимо сделать кое-что другое.

— И что же?

— Я помогу тебе обжиться здесь заново.

— То есть распаковать коробки? — лукаво спросила она, не поверив, что он действительно станет возиться с коробками, забившими весь ее дом.

— Ну да, я думаю, можно сказать и так. Собирайся.

Клео с изумлением увидела, что он начинает подниматься, и отодвинулась ближе к краю кровати.

— Хорошо, если ты так настаиваешь, — проговорила она нежным голосом, все еще сомневаясь в его намерениях.

Они начали одеваться, то и дело отвлекая друг друга поцелуями. День казался Клео наполненным какой-то нежданной радостью. Нежданной и долгожданной одновременно, но к этой радости примешивалась грусть, и на душе у нее было неспокойно. Они так ничего и не решили, кроме того, что она остается на ранчо. Чанс по-прежнему хотел быть с ней, а она — с ним. Счастливые любовники. Мучило ее другое — смутное ощущение крушения каких-то надежд. Она твердо решила остаться здесь и работать, как и прежде, когда шла к Чансу. Но ей хотелось всецело принадлежать Чансу — она его любила и поэтому вела себя так, будто он уже надел ей на палец обручальное кольцо. Но кольца-то не было! Как не было сделано ни единого намека на то, что подобное когда-нибудь произойдет.

Вероятно, виновата была она сама. Ее постоянные отказы оставили глубокий след в его душе, наполнили недоверием к ее чувствам. Возможно, теперь он уже просто не мог заставить себя произнести слово «свадьба». Может быть, как-нибудь в другой раз, позже, успокаивала себя Клео. Они вошли в ее дом. Чанс окинул взглядом груду уже упакованных, полупустых и пустых коробок, занимавшую почти все свободное пространство дома.

— Могу сказать, что потрудилась ты на славу.

Клео не испытывала особого энтузиазма. Ее чувства к Чансу были глубоки и серьезны, любовь завладела всем ее сердцем и душой, но ей казалось, что его отношения к ней не выходят за рамки простого, хотя и искреннего интереса. Она ощущала себя опустошенной после недавнего буйства страсти в его спальне, ей никак не удавалось окончательно прийти в себя и снова посмотреть на вещи трезво.

— У меня возникла великолепная идея! — воскликнул Чанс. — Почему бы нам не перенести все эти ящики в большой дом и не распаковать их там?

— Я не могу сделать этого, — ответила Клео, испуганная и ошеломленная до глубины души. — Рози…

— Любит меня. Ты сама так сказала. — Чанс обнял ее за плечи.

— Послушай меня, Чанс. — Теперь она уже почувствовала раздражение, и ей стоило большого труда сдержать себя. — Никуда переезжать отсюда я не собираюсь, а особенно к тебе. Какие бы отношения ни связывали нас, нам следует соблюдать определенную осторожность.

— Ты что, думаешь, что мы будем встречаться, постоянно опасаясь, как бы нас, не дай Бог, кто-нибудь не увидел? — Чанс смотрел на нее с нескрываемым удивлением. — Будем пробираться друг к другу, только когда стемнеет и все уснут? Мы же не воры какие-нибудь, ты хочешь вечно придумывать предлог, чтобы уезжать куда-нибудь на твоей машине?

Клео вспыхнула.

— Нечто подобное я и имела в виду.

— Зачем скрывать то, что происходит между нами?

— Но все должно быть именно так! Рози еще слишком мала, и я не хочу, чтобы мои поступки отражались на ней.

— Я тоже этого не хочу, — мягко возразил ей Чанс. — Клео, неужели ты не догадываешься, что я тебя люблю?

От неожиданности Клео на миг потеряла дар речи. Его слова настолько поразили ее, что она так и осталась стоять с открытым ртом.

— Я тебя люблю, — повторил Чанс, не понимая ее ответной реакции. — Я хотел бы, чтобы ты переехала ко мне и стала моей женой.

— Боже мой! — прошептала она.

— Ты что, удивлена моим предложением?

— Я… совершенно сбита с толку. Я думала, что ты хочешь помочь мне разобрать коробки.

— Мне кажется, я сказал «обжиться заново». — И он погладил ее по волосам. — Клео, это ведь так просто. Ты меня любишь или ты меня не любишь?

Клео охватила нервная дрожь.

— Я… люблю тебя. Конечно, люблю! Но ты никогда даже не заикался о…

— Я намекал тебе об этом десятки раз. Вспомни! Разве я не предлагал тебе разделить остаток жизни со мной?

— Да, — согласилась она как во сне.

— Что ты сказала?

— Я сказала… — Слезы брызнули у нее из глаз, но на лице расцвела улыбка, и она, запрокинув голову и глядя ему прямо в глаза, громко повторила: — Да!

Чанс улыбнулся ей в ответ.

— Я так и подумал, что ты сказала «да». — Он, смеясь, прижал ее к себе. — Господи, как прекрасна жизнь!

Они оба вздрогнули, внезапно услышав стук в дверь. Взгляды их встретились.

— Кто это может быть? — спросил Чанс.

Клео широко раскрыла глаза, удивляясь вместе с ним, но потом память услужливо подсказала ей о назначенной встрече.

— Это Пит! Я совсем забыла, что попросила Джо передать ему, чтобы он зашел ко мне сегодня. Мне нужно было кое о чем поговорить с ним.

— Пит наделен отвратительным свойством. Он появляется в самое неподходящее время, — смешно растягивая слова, проговорил Чанс.

— И не говори! — вспомнив грозу, ответила Клео со смешком.

Выскользнув из объятий Чанса, она подошла к двери и приоткрыла ее.

— Привет, Пит.

— Джо сказал…

— Да, я знаю. Извини, Пит, это была ложная тревога. Все нормально.

— Так ты не уезжаешь?

В этот момент к двери подошел Чанс и встал у Клео за спиной, улыбнувшись Питу.

— Она изменила свое решение.

Пит с недоумением посмотрел на него, потом на Клео, и неожиданно на его лице расползлась широкая улыбка.

— Рад это слышать, Чанс, очень рад. Желаю счастья… вам обоим.

Когда дверь за Питом закрылась, Чанс обнял Клео:

— Я хотел было сказать Питу о нашей свадьбе, но подумал, что вначале ты захочешь рассказать обо всем Рози.

— Она должна узнать обо всем первой. — Глаза Клео радостно сверкнули, но затем она стала серьезной. — Чанс, твои сомнения насчет Джейка…

— Я сказал это потому, что совершенно по-глупому ревновал тебя.

— Не стоит ревновать к таким дурным воспоминаниям. Джейк ничего не значил для меня все эти годы, и тебе незачем волноваться об этом сейчас. Давай забудем его раз и навсегда, ладно?

— Хорошо! Давай забудем! Если когда-нибудь Рози спросит тебя об отце, ты расскажешь ей обо всем. Но до тех пор есть только ты, я и Рози.

Они поцеловались. И Чанс улыбнулся.

— Но есть еще два человека, которые много для меня значат, Клео, — мои братья. Нам не мешало бы встретиться.

— Когда скажешь! — прошептала Клео. Она заставила его наклониться и игриво промурлыкала, касаясь его губ своими: — Как насчет того, чтобы опробовать мою кровать, красавчик?

— Я готов и полон желания, дорогая, — засмеялся Чанс в ответ.

Уж в этом-то Клео нисколько не сомневалась. После всего того, что произошло между ними, они стали настолько близки друг другу, что уже ничто и никогда не могло разорвать соединившие их узы любви.