За все утро Джун ни разу не присела, без устали занималась непривычными для нее домашними делами: помешивала овсянку, подрумянивала на огне тосты, насадив их на длинную вилку, мыла после завтрака посуду, застилала постель, в которой они с Эллиотом спали, споласкивала миску для умывания и кувшин для воды, помогала лепить сладкие пирожки с начинкой, пироги с вареньем и маленькие душистые смородиновые кексы на Рождество, перемыла кучу тарелок, почистила и нарезала овощи для ужина.
Она не могла припомнить более счастливого дня.
Свою мать она совсем не знала. И когда день близился к концу, Джун воображала, что она была похожа на миссис Паркс. Ей было так хорошо, это были отношения между матерью и дочерью, о которых она всегда мечтала.
Эллиот и мальчонка все утро то входили, то выходили. Они наносили дров и воды, притащили охапки плюща, сосновых веток и падуба, усыпанного яркими ягодами. Ветки наполнили дом свежестью морозного воздуха и магией Рождества. Комната была завалена зеленью, она громоздилась на всех стульях, одна охапка пристроилась даже на углу стола. Эллиоту пришлось раздеться до рубашки, прежде чем они закончили украшение дома принесенными ветками. И он был веселым и беззаботным, таким Джун помнила его в детстве. За все три месяца их брака ей ни разу не случалось видеть его в подобном настроении.
Вот он перегнулся мимо нее через стол, потянувшись за только что вынутым из духовки смородиновым кексом. Недолго думая, она хлопнула его по руке, а он усмехнулся и сказал, что у нее нос в муке. Она торопливо скрылась в маленькой туалетной и стала рассматривать себя в настенном зеркале. Никакой муки на носу вовсе не было.
– Кухарка вашего дедушки обычно говорила нам, что есть горячую свежую выпечку вредно для здоровья, – сказала она, возвращаясь. – Она всегда предупреждала, что от этого бывают колики в животе.
Тут Эллиот картинно схватился за живот и, согнувшись, застонал.
Миссис Паркс и Джос весело рассмеялись. Настолько весело, что, как обычно, их смех заразил и остальных.
– Идиот, – Джун улыбнулась своему брошенному мужу. – Клоун.
– Поскольку ущерб уже нанесен, – хрипловато констатировал он. – То почему бы не попробовать и пирожок с изюмом.
– Джос? – и он, стянув себе один пирожок, бросил другой мальчику, который ловко поймал его и мигом проглотил.
– Действительно, чувствуйте себя как дома, – с укоризной сказала Джун.
Но он только, как и прежде, усмехнулся, опустил палец в кучку муки, которую еще не успели смести со стола, и мазнул ей по носу.
– Вот так-то лучше, – заметил он, а потом отступил назад и стал придирчиво ее рассматривать, наклонив голову набок.
Они вели себя как пара несмышленых детей, совсем не тревожась о том, что подумает о них миссис Паркс. Но она только улыбалась, нагнувшись к очагу и спокойно наливая в заварку кипяток из чайника. А еще был Джос. На его лицо упал свет очага, и оно удивительным образом засветилось.
Джун чувствовала, как ее переполняет необъяснимый восторг. Она была так рада, что всю ночь шел сильный снег, вынудивший их остаться здесь еще на день. И это было ужасно, потому что она знала, что вся семья в Хэммонде наверняка сходит с ума от беспокойства. Вдобавок, они напросились в гости к людям, которые отнюдь не богаты.
– Так, – сказала она, схватив кухонное полотенце и кинув его в Эллиота. – Мне нужно еще вымыть гору тарелок, а миссис Паркс заслужила право спокойно посидеть и попить чаю.
Он стал возле нее и покорно начал вытирать тарелки.
А затем миссис Паркс заметила, что во всей зелени, которой украсили дом, нет ни одной веточки омелы.
– Ну, милочка, – сказала она Джун. – Вы заслужили право подышать свежим воздухом и прогуляться. Идите-ка со своим мужем и принесите немного омелы. Джос останется со мной и будет помогать.
Джос рассмеялся.
– Да, бабушка.
Миссис Паркс засмеялась вместе с ним. Это обращение почему-то всегда очень забавляло их обоих.