— Вы не можете быть донором.
— Но почему? Анализы ведь показали, что я подхожу по всем показателям, — надежда, едва затеплившаяся внутри, стремительно угасает.
Взгляд доктора на несколько мгновений застывает на моем лице, а потом спускается ниже, останавливаясь на округлившейся талии.
— Какой у вас срок?
— Двадцать вторая неделя.
— Вы же понимаете, чем это чревато? Ребенок не перенесет операцию. А экстренное прерывание… он родится нежизнеспособным.
Врач молчит, испытующе глядя на меня.
— У вас есть другие дети?
Я мотаю головой.
— Нет. Мы хотели, давно. Только не получалось никак.
Его взгляд делается еще мрачнее.
— Вам 35? Вера Аркадьевна, это может быть ваш последний шанс завести ребенка. А после аборта, еще и на таком позднем сроке… — он разводит руками. — Я боюсь, потом уже ничего нельзя будет сделать. Подумайте еще раз как следует.
— О чем подумать?! — я не замечаю, что почти выкрикиваю эти слова. — Чью жизнь мне хочется сохранить сильнее: мужа или ребенка? Вы на самом деле считаете, что этот выбор у меня есть?!
— Мне жаль, — доктор смотрит в упор, и я поражаюсь застывшей в его глазах усталости. И вдруг понимаю, как сильно он похож на старичка-волшебника из сказки, которую любила пересматривать, даже повзрослев. Те же косматые брови, тронутые сединой волосы, морщинистые, но ухоженные руки. В кино эти руки часто держали волшебную палочку. Один взмах — и множества проблем как ни бывало. Вот бы и в жизни так. Хотя бы одно-единственное чудо. Сейчас. То, что нужно больше всего на свете. Но удручающая чернота в глазах мужчины не оставляет надежды.
— Сколько времени у нас… осталось?
Он качает головой.
— Нет никакого времени. Если мы не сделаем операцию в ближайшие часы, ваш муж не выживет.
Я зажмуриваюсь на мгновенье, чтобы сдержать застилавшие глаза слезы. Сглатываю ком в горле.
— Тогда не о чем больше говорить. Давайте не будет тянуть.