И смех, и грех, и… Два соседа

Глава 10

Алина

Прошла еще одна неделя, и я до сих пор не могу поверить, как быстро эти двое мужчин стали частью моей жизни.

Они словно вросли в мой дом, в мои дни, в мое сердце, несмотря на то, что я запрещаю себе думать о чем-то большем, чем жаркие ночи и украденные моменты секса. Они починили мою веранду, которая уже начала разрушаться.

Макс с его вечными шуточками и Дэн с его молчаливой сосредоточенностью орудовали молотками и досками, пока я подавала им лимонад и старалась не пялиться на их потные спины.

Мы ходили на рыбалку, где Макс чуть не свалился в реку, пытаясь поймать «того самого сома», который, по его словам, был «размером с трактор». Дэн только хмыкнул, вытаскивая его за шиворот, а я хохотала до слез.

В лесу за грибами мы устроили соревнование – кто наберет больше подберезовиков, – и я выиграла, потому что эти городские балбесы путали грибы с поганками, а я ткнула их носом в корзину, как котят.

Они были рядом, всегда и касались меня. То Макс обнимет за талию, то Дэн поправит мне волосы, и я таяла, как пломбир на июльском солнце, хотя внутри все еще боялась, что это слишком хорошо, чтобы длиться вечно.

Сижу в своей комнате, монтируя ролик для канала – тот самый, про штрудель, где я чуть не спалила кухню, когда Макс решил «помочь» и перевернул миску с мукой. Я смеюсь, глядя на кадры, где он с ног до головы в белой пыли, строит из себя мучного призрака и воет, а Дэн, как всегда, закатывает глаза, но уголок его рта дергается в улыбке.

Я почти закончила монтаж, когда дверь распахивается, и в комнату врывается дед Аркадий, его лицо красное, глаза навыкате.

– Алинка! Пожар! – закричал, размахивая руками, как ветряная мельница. – Конюшни горят, дым до неба!

Вскакиваю, роняя ноутбук на диван, бегу к окну. Со стороны леса поднимается густой черный дым, как зловещий занавес, и мой желудок сжимается от страха. Конюшни – это не просто сарай, там лошади.

Выбегаю на улицу, Макс и Дэн тоже смотрят в ту сторону, их лица напряжены, но в глазах – та же решимость, что была, когда они прогнали Олега.

– Алина, оставайся здесь! – кричит Макс, но я уже бегу за ними, сердце колотится, как барабан.

Когда добегаю до места пожара, дым щиплет глаза, воздух пахнет гарью, слышу ржание лошадей, полное паники. Народ суетится, кто-то кричит, кто-то таскает ведра с водой, но все кажется хаосом, пока не появляются пожарные машины, их сирены режут слух.

Макс и Дэн, не теряя времени, бросаются к конюшням, я замираю, смотря, как они исчезают в дыму. Страх за них – острый, как нож, – пронзает сердце. Не хочу их потерять, не хочу, чтобы они рисковали, но они уже там, внутри, и я знаю, что не остановлю их.

Сквозь дым я вижу, как Дэн выводит вороного жеребца, его грива развевается, а глаза полны ужаса. Мужчина держит его за уздечку, лицо покрыто сажей, но он спокоен, как скала, и я не могу отвести взгляд.

Макс рядом, на другом жеребце, сером, с диким взглядом, и он кричит что-то, но я не слышу слов – только его голос, полный жизни, силы. Они выводят лошадей одну за другой, их движения четкие, слаженные, как будто они делали это всю жизнь.

Пожарные работают рядом, заливая пламя, но я вижу только моих мужчин, которые бросились в огонь, чтобы спасти совсем незнакомых им лошадей, хотя, могли остаться в стороне.

Когда последняя лошадь в безопасности, а пожарные начинают побеждать огонь, я бегу к ним, ноги дрожат, но я не могу остановиться. Макс и Дэн стоят у забора, их лица черные от сажи, одежда пропахла дымом, но они целы. Бросаюсь к ним, обнимая обоих, не заботясь о том, что сама пачкаюсь.

– Вы идиоты! – кричу, но мой голос дрожит от облегчения. – Зачем вы туда полезли? А если бы…

– Эй, малышка, – перебивает Макс, его ухмылка пробивается даже сквозь сажу. – Не могли же мы дать лошадям сгореть. И потом, ты бы скучала по нам, если бы мы не вернулись.

Дэн молчит, его рука ложится на мою талию, чувствую тепло сквозь ткань. Я хочу наорать на них, но вместо этого смеюсь, потому что они живы, они здесь, и это все, что имеет значение.

К вечеру мы возвращаемся на веранду, и я таскаю ведра с теплой водой, чтобы отмыть их от сажи. Макс сидит на стуле, его футболка валяется где-то рядом, и я тру его спину влажной тряпкой, стараясь не слишком пялиться на мышцы и татуировки.

Дэн рядом, его волосы мокрые, капли воды стекают по груди. Мы смеемся, вспоминая, как во время суеты Макс, пытаясь открыть ворота конюшни, поскользнулся на куче навоза и с воплем приземлился прямо в нее.

Он тогда вскочил, размахивая руками, и орал, что «это заговор лошадей», пока Дэн не сказал ему заткнуться и не пугать животных. Я хохотала так, что чуть не задохнулась, и даже дед Аркадий, несмотря на весь ужас дня, фыркнул, назвав Макса «городским клоуном».

– Серьезно, Макс, – говорю, оттирая сажу с его шеи. – Ты в том навозе выглядел, как звезда цирка. Может, тебе сменить профессию?

– Ага, – ухмыляется мужчина, хватая меня за руку и притягивая ближе. – Только если ты будешь моим ассистентом. Представляю тебя в блестящем костюме… или без него.

Закатываю глаза, но мое сердце сжимается – не от его слов, а от того, как он смотрит на меня, как будто я единственная женщина на свете.

Дэн, сидящий рядом, хмыкает, но его рука скользит по моему бедру, мое тело отзывается, как всегда, когда они рядом.

– Вы двое неисправимы, – стараясь придать голосу легкость, но внутри меня буря.

Я знаю, что они здесь временно, что их жизнь – это бег, от которого они не могут уйти навсегда. Но эти моменты – их смех, их касания, их готовность броситься в огонь ради других – они врезаются в мою душу, и я боюсь, что не смогу без них. Отшучиваюсь, чтобы не дать страху взять верх:

– Если будете так вонять дымом и навозом, я вас в дом не пущу. Будете спать в бане или с курами у деда Аркадия.

– С курами? – Макс притворно возмущается, притягивая меня на свои колени. – Малышка, я лучше с тобой спать буду, даже если ты заставишь меня чистить конюшни.

Дэн наклонился ближе, его губы касаются моей шеи, я вздрагиваю, чувствуя, как жар поднимается по телу.

– Мы справимся с любой твоей прихотью, Алина, – шепчет, и его голос – как обещание, от которого я таю. – Но ты же знаешь, что мы не для кур.

Смеюсь, но смех выходит натянутым, потому что мое сердце уже болит. Я представляю, как они уедут, как их внедорожник исчезнет за горизонтом, и Козловка снова станет пустой, как моя жизнь до них.

Но я не хочу думать об этом сейчас. Я хочу их смеха, их тепла, их силы.

Наклоняюсь, целую Макса в губы, мягко, но с намеком на большее, он отвечает, его руки обхватывают мою талию. Дэн притягивает меня к себе, его поцелуй глубже, требовательнее, и я растворяюсь между ними, как всегда.

– Вы невыносимы, – шепчу, отстраняясь, чтобы перевести дыхание. – Но, спасибо вам. За сегодня. За лошадей. За… все.

Макс ухмыляется, но в его глазах что-то теплое, почти нежное.

– Всегда, пожалуйста, малышка. Мы же твои рыцари, забыла?

Дэн молчит, но его рука сжимает мою, и я знаю, что он чувствует то же. Я хочу сказать им, как много они для меня значат, но слова застревают. Вместо этого я снова отшучиваюсь:

– Рыцари? Скорее, два ковбоя, которые чуть не подожгли себя вместе с конюшней.

Мы смеемся, я продолжаю отмывать их, руки скользят по их коже, а сердце сжимается от любви, которую я не могу себе позволить.

Они – мои, пока они здесь, и я буду цепляться за каждый момент, за каждый их взгляд, за каждый смех.