Идеальный любовник (СИ)

Кусок третий

Побудка была ошеломительной. В голове трещало, в ушах звенело, а мир качался аки пьяный. Похмельный синдром решил посетить меня с утра пораньше, и ухмылялся во все тридцать два зуба, и было ему имя Герман.

— Доброе утро, солнышко, — мужчина обнимал трехлитровый баллон с плещущейся в нем мутной жидкостью, смотрелось это очень колоритно и фантастически.

Вот представьте сами, стоит умопомрачительный красавец, с голым торсом, в обтягивающих джинсах, босиком и обнимает как свою последнюю надежду на счастье, баночку — картина "Здравстуй белочка, а мы тебя не ждали". Сглотнула, язык как наждачка прошелся по нёбу, и в горле тут же застрял сухой комок.

— Что это? — кивок не получился, так же как и тыканье пальцем в интересующий меня предмет.

— Лечиться будем, солнышко, — ласково просветил меня мой личный глюк.

— Ты чего это меня солнышком зовешь? — проснулась подозрительность в моей больной головушке.

— Тебе не нравится? — удивился этот ирод.

— Нет! — сипящий шепот привязался как приклеенный и никак не хотел меняться с нормальным звучанием голоса местами.

— Хорошо, ласточка, — миролюбиво сказал Герман и присел рядом со мной. — Пить будешь?

— Нет! — запаниковала я, мысль о пойле с содержанием спирта не казалась очень соблазнительной.

— Ну, зачем же ты так, — укоризна в голосе и грустный взгляд. Еще чуть-чуть усилий с моей и его стороны, и я поверю в искреннюю заботу обо мне. — Рассол лучшее лекарство от похмелья. Ты зачем вчера надралась?

— Дай! — боюсь, в моих глазах загорелся нездоровый, фанатичный огонь.

— И ведь не так много выпила, — покачал головой мучитель, глядя на мои трясущиеся руки. — Держи! — вручил он мне банку.

Попытка выпить жидкость прямо из посудины завершилась плачевно. Мое стратегическое оружие, тщательно лелеемое и хранимое не понятно для чего — ночная рубашка, пострадало первым. Нет, вторым, после моих: носа, щек и рук, на которые пролился соленый поток. Оторвалась от баллона и принялась трясти головой и отфыркиваться.

— Нет, ты не ласточка, ты ершистый воробей, моющийся в луже, — припечатал мужчина, налюбовавшись на мои манипуляции по спасению от удушения из-за попадания рассола в нос.

— Отвали! — голос стал почти нормальным, только некая сексуальная хрипотца меня немного смущала.

После рассола безусловно стало полегче, голова уже так не трещала от боли, да и дрожи в руках поубавилось и сразу же восстала из мертвых вредность. Я попыталась встать с кровати, но моральный урод не дал мне этого сделать. Легонько толкнул и навис надо мной, довольные огоньки зажглись в карих глазах:

— Забавный, ершистый воробей, — подвел он итог и поцеловал меня в губы.

Теперь уже я прижимала к себе баллон как маму родную. Своеобразный буфер, против дальнейших действий кареглазой заразы.

— Эй! Что здесь происходит?! — возглас Андрюхи, стоящего в дверях, послужил отличным холодным душем.

Отпрянула от нахала Германа. Рассол в банке чуть не выплеснулся от резкого движения, и попыталась отстраниться, но не тут-то было. Герман, сволочь такая, и не думал выпускать меня из объятий, только целовать перестал и ехидно ответил:

— Что происходит? Лечение, от похмелья.

— Для него место в постели есть, для меня нет, — слишком спокойной констатировал факт Андрей.

Подняла на него виноватый взгляд и испугалась. Парень был мрачен, как грозовая туча, глаза горели ненавистью и ко мне, и к Герману, губы побелели, а кулаки были сжаты. Было заметно, что он сдерживается с трудом.

— Я не понимаю, зачем ты водишь меня за нос, Лера, — безжизненно произнес Андрей. — Но это тебе дорого встанет.

— Андрей! — снова попыталась вырваться из объятий мучителя, банка сильно мешала. — Это не то, что ты думаешь!

Ответом послужила хлопнувшая дверь и насмешливое замечание Германа:

— Он все правильно подумал, воробышек. Разве нет?

— Ты! — слезы выступили на глазах и я начала барахтаться в своей необъятной ночной рубашке, пытаясь вырваться из плена сильных рук, так и не выпуская треклятого трехлитрового баллона из рук. — Ты, сволочь, урод, подонок!

— Мы все это уже проходили, воробей, — помрачнел мужчина и отстранился. — Ты повторяешься.

— Не называй меня так! У меня есть имя! Лера! Для тебя я только Лера! Понял урод?! — соскочила с кровати действительно нахохленным воробьем, откуда только силы взялись, банка вследствие моих кенгуриных прыжков выскользнула из рук и разбилась. — И не смей ко мне прикасаться и приставать!

— Это мы еще обсудим, — холодно отозвался он. — На столе тебя ждет завтрак. Приятного аппетита.

— Мне ничего от тебя не надо! — выбежала из комнаты и заперлась в ванной. — Ненавижу!

— Я уберу осколки, воробышек, — оставил он последнее слово за собой.

Почему подобное должно было произойти именно со мной? Да, мысль была эгоистичная, это понимала, но от этого было не легче. Все вчерашние и позавчерашние мысли вернулись, алкоголь избавил меня от личного ада ненадолго, совсем ненадолго. Снова зудела жалость к себе, голова все еще болела, а тело плохо слушалось и жизнь предстала в черных тонах.

Разоблачилась, залезла под душ и попыталась расслабиться. Получилось плохо, звонок телефона, каким-то чудом услышанный мной сквозь шум воды, ворвался в мой релакс. В мозгу вспыхнул аварийный сигнал и в глазах замелькал проблесковый маячок. Отец, наверняка он, будет давать ценные указания перед торжественным приемом.

— Днюха! — взвыла я, как только вспомнила, какой сегодня день.

Выскочила из ванной, замоталась в полотенце и поскакала раненым оленем на встречу с мобилой. Мобильник выудила с трудом из сумки, висевшей на ручке двери в прихожей.

— Да, пап! — чуть ли не по струнке смирно вытянулась, готовясь к трепке.

— Привет, дочь! — папуля сделал вид, что не в курсе моих вчерашних подвигов. — Готова сегодня к бою?

— Угу, — промычала в ответ, узрев наблюдающего за мной Германа.

— Не чувствую энтузиазма в голосе, — усмехнулся папочка. — Ждем тебя к шести. И ухажер что б был, — помолчал. — Оба!

Услышав это, залилась краской и только промямлила в трубку:

— Перебьются.

— Чтоб были, — отрезал отец и положил трубку.

И где я ему Андрея возьму? Но лучше, если парень сам придет, а то с папочки станется притащить его за шкирку. Вот это ситуация, так ситуация. Чувствую, что самое худшее сегодня еще впереди.

— Как приятно получить приглашение от такого серьезного человека, — вывел меня из транса, заключавшегося в пристальном изучении мобилы, Герман.

— Чего? — крупно затормозила я.

— Надо было передать, что обязательно буду, вот чего, воробей, — улыбнулся нахал и подошел ко мне поближе. — Пора выходить из тени.

— Ой! — только сейчас до меня дошло, что стою в луже, которая натекла с моих мокрых, босых ног и из одежды на мне только полотенце. Попыталась сбежать от надвигающейся опасности, но поскользнулась на мокром линолеуме и грохнулась прямо на пятую точку.

— У тебя день рождения, а я так и не сделал подарок, — сокрушенно покачал головой Герман.

— Да разве, — намекнула на вполне определенные обстоятельства, совпавшие как раз с моим днем рождения.

— Это не считается, — с довольной улыбкой, он наблюдал за тем, как пытаюсь подняться так, чтобы не показать слишком много обнаженной плоти.

Минималистичный стиль не моя стезя. Натягиваешь ткань на попу, грудь норовит выскочить наружу, пытаешься прикрыть грудь, обнажаются бедра. Да еще и полотенце уже держится на мне только потому, что прижимаю рукой к груди.

— Давай помогу, — коварно протянул мужчина мне руку.

Не думая о последствиях, протянула свою, ту самую, которая пыталась натянуть полотенце на попу. Резкий рывок и упираюсь носом в обнаженный мужской торс. Что-то похожее на разряд тока, пробежало по телу и не смею поднять глаз и встретиться с взглядом карих глаз. Ладонями мужчина обхватил мое лицо и вынудил все-таки поднять взгляд выше уровня его ключиц. Это было моей большой ошибкой. В глаза так и не посмела посмотреть, а вот разглядывать пухлые, чувственные губы пришлось во всех подробностях, что привело к вполне ожидаемым последствиям. Мысли сменили направление и навязчиво передо мной стояла картинка того, как мужчина склоняется ко мне, целует в губы и полотенце летит вниз, потому что противостоять я уже не в силах.

Герман действительно склонился ко мне, но губы проигнорировал, просто прильнул к шее, в жарком, влажном поцелуе. С трудом выдохнула воздух и еле удержалась от того, чтобы не выгнуться навстречу удовольствию.

— Отпусти меня, — попросила тихо-тихо, шепотом.

— Нет, воробышек, не отпущу. Ты слишком сладкая, чтобы так просто отказаться. Хватит скрывать уже то, что ты хочешь меня так же сильно как и я тебя, — мужчина отвлекся от моей шеи и попытался заглянуть мне в глаза.

Но я упорно отворачивала лицо, не желая выдавать обуревавшие меня чувства, пусть это было и глупо. Герман и так читает меня как открытую книгу. Вот и сейчас, не дождавшись ответа, подхватил меня на руки и понес к кровати. Я же вцепилась в полотенце, как в последнюю надежду на спасение, упорно гипнотизируя взглядом свои руки. Воевать со мной из-за полотенца мужчина не стал, просто положил меня на кровать, стянул с себя джинсы, оставшись обнаженным, невольно приковав к себе мой взгляд. Или он сделал это с расчетом? Но оторваться от великолепного зрелища было невозможно. Широкие плечи, гладкая загорелая кожа, рельефная мускулатура, которой было как раз столько, чтобы выглядеть спортивно и сексуально…, и то, что было интересней всего для меня, еще вчерашней девственницы. Точнее позавчерашней. Любопытство так и било через край, хотелось потрогать и лучше рассмотреть то, что так сильно отличает мужчин от женщин.

Поймав мой заинтересованный взгляд, Герман усмехнулся и плюхнулся рядом со мной, на кровать. Тут же смутилась и попыталась отвлечься разглядыванием «пейзажа» за окном, но получалось не очень. Так и хотелось прикоснуться, подсмотреть.

— Ты можешь потрогать, если хочешь, — непринужденно предложил он.

Промолчала, смутившись окончательно. Поняв мое состояние, мужчина просто нежно провел по моей щеке рукой, а потом поцеловал. Не так как утром, когда поцелуй был больше платоническим, чем чувственным. Сейчас он целовал меня властно, требовательно, желая ответа. Долго сопротивляться напору не получилось, слишком сладким был поцелуй, слишком сильные эмоции и желания он рождал. Со стоном обхватила руками любовника за шею, забыв про полотенце, снова окунаясь в невероятное наслаждение от прикосновений. Сладкая дрожь пробегала по коже там, где мужчина касался ее пальцами и языком. Грудь, живот, ноги, вездесущий любовник умело будил во мне страсть, с радостью прислушиваясь к моим стонам. Отстранялся, наблюдая за моей реакцией, а потом снова приникал, действуя терпеливо и медленно. Сладкая пытка все длилась, ощущение пустоты внутри становилось все сильнее и сильнее, а мужчина так и не торопился доводить дело до победного завершения, дразня меня, заставляя извиваться в кровати и жалобно шептать что-то не понятное и для меня самой.

— Твоя очередь, — откинулся он на спину. — Ты же хотела посмотреть.

К этому моменту весь имевшийся в запасе стыд смылся, не нравился ему разврат, царивший в комнате, поэтому, немного нерешительно, но приподнялась, желая увидеть как можно больше. Жадный взгляд скользил по совершенному телу, отмечая все, скульптурную красоту, безусловную силу. Неуверенно коснулась нежной плоти пальцем, расширившимися глазами наблюдая за тем, как она в ответ шевельнулась, как живая.

— Ой! — прокомментировала происходящее.

— Может быть ты меня сама, наконец, поцелуешь? — нагло потребовал соблазнитель, пробудив этой фразой во мне проблески здравого смысла. — Не хочешь?

Отрицательно помотала головой, делая над собой моральное усилие, перед решительным рывком к двери, но убежать мне не дали. Герман придавил меня к кровати и прошептал:

— Мы так не договаривались, — и запечатал мне рот поцелуем, чтобы я не смогла возразить.

Снова полыхающий огонь страсти и огромное желание, чтобы наконец-то он ворвался в меня. Снова мозг отключается и, не слушаясь здравых мыслей, ногами обхватываю любовника. Да, ждать мужчина больше не стал, вновь торжествуя победу, упиваясь обладанием мной. А я не могу противиться, двигаюсь в такт с ним, чувствуя как нарастает сладкое чувство в низу живота, чувствуя, что разрядка близка, вот сейчас, прямо сейчас. Тело выгибается навстречу, само, оно не прислушивается к призывам гордости и обиды, оно хочет одного, чтобы любовник не останавливался. Только не в этот момент. Зубами впиваюсь в плечо мужчины, пытаясь сдержать крик удовольствия, но удается плохо, слишком сильно то, что на меня накатывает, и я падаю в бездну наслаждения, снова и снова, не в силах удержаться на плаву.

— Как живется? — вопрос повис в воздухе, меньше всего Герман ожидал увидеть его, мужчину, который стоял посередине комнаты и приветливо улыбался.

— Все еще не оставляешь надежду? — не подал виду, что потрясен, Герман.

— А как же. Раньше или позже ты оступишься, не справишься, и у меня будут неплохие шансы, — черноволосый мужчина стоял, заложив руки за спину и склонив набок голову.

— Как нашел? — Герман сел в кресло.

Разговор происходил в Лериной квартире, в гостиной. Сама хозяйка сейчас судорожно собиралась, ей необходимо было попасть в салон красоты, куда она безбожно опаздывала.

— Ты же знаешь, я с самого начала не спускаю с тебя глаз, — улыбнулся мужчина. — Как ты правильно выразился, не теряю надежды.

— Я не учел твоего появления в своих планах. Сдашь меня? — небрежно осведомился Герман.

— Нет, подожду, когда ты сам себя подставишь, — и исчез.

Невольно, пришли в голову воспоминания о знакомстве с демоном. Первый день в аду, который прошел жутко.

Инквизитор, пока вел восемнадцатилетнего парня к костру, сумел неплохо разъяснить одну истину. Здесь, в этом потустороннем мире, тому, кто попал сюда так, как Герман, не стоило соблазняться всякими выгодными предложениями. Все они на поверку, могли обернуться серьезными проблемами.

Костер и слово Инквизитор были взаимосвязаны, как Герман и думал, но совсем не так, как он представлял. Пустой желудок только скручивало в спазмах, а вырвать так и не получилось. Смотреть на то, что происходило, было сложно, поэтому Герман, остался на самой кромке людского моря, которое смаковало подробности и старался не видеть, хоть это и было сложно. Яркое пламя привлекало внимание, манило взгляд к себе и к тому, кто был привязан у столба.

Хохочущий человек, обряженный в дранные камзол и штаны, бросил факел на кучу хвороста. Полыхнуло сразу, а потом раздался жуткий крик, полный боли. Тело Инквизитора корчилось в муках, а пытка длилась и длилась. Тело горело ни минуту, ни две, ни три. А что-то около двух часов, по внутреннему хронометру Германа, который не выдержал этого зрелища и попытался уйти.

Люди, обряженные в красные хламиды, не дали ему выбраться с площади, а мужчина, с раскосыми восточными глазами и смуглой кожей, сказал шепотом:

— Нельзя уходить, пока казнь не закончится.

И Герману пришлось досмотреть "шоу" до конца. Китаец, либо японец, либо кореец, но кто-то из тех, кого зараженные фашизмом люди зовут "узкоглазыми" стоял рядом и изредка, бросал любопытные взгляды на бледного как мел юношу.

Герман не понимал, зачем увязался следом за носилками, на которых несли обугленное тело Инквизитора. Парень не помнил путь до деревянного домика, в котором был брошен так и не сгоревший монах. Молодой человек просто стоял в дверях и смотрел на носилки, с истертыми ручками, что говорило о том, что ими пользовались часто и на содержимое этих носилок, не в силах отвести взгляд. Сколько времени прошло, он не мог сказать, прежде чем полумертвый Инквизитор, смог что-то прошипеть сквозь стиснутые зубы. Парень так и не разобрал что именно, но оживший монах, послужил неким толчком, для выведения Германа из созерцательного транса.

— Жалеешь? — спросил кто-то за спиной юноши.

Герман промолчал, просто повернулся лицом к говорившему.

— Ни один из находящихся в аду не стоит жалости. Мы все заслужили наказание, как бы нам ни хотелось думать по-другому, — азиат с площади стоял у дома, заложив руки за спину, и рассматривал молодого человека.

— В аду? — переспросил парень.

— Ты не знаешь куда попал? И на суде не был? — пришла очередь удивиться азиату.

— Какой суд? — юноша выглядел ошарашенным. — Я не понимаю о чем ты.

— А что ты вообще знаешь? — хмыкнул собеседник.

— Что куда-то попал. Куда-то, где нет моих родных и ничего не понятно, — честно ответил парень. — Куда-то, где жгут живьем людей.

— Значит, ты точно не был на суде. Иначе бы все знал. Как такое могло произойти? — азиат сделал шаг к двери, заставив Германа посторониться. — В первый раз вижу кого-то в аду, кто не был на суде. Или ты демон?

— Я не демон, — устало отозвался парень и оперся рукой о косяк, голод и переживания последних часов решили дать о себе знать именно сейчас.

Непрошеный гость внимательно вгляделся в лицо парня, подошел ближе, потрогал того за руку и прошептал:

— Не может быть! Ты живой! Как ты сюда попал?

— Мне помогли, кажется, — Герман сполз по косяку вниз и, устроившись на корточках, закинул голову, чтобы видеть небо.

— Не может быть! — еще раз повторил азиат.

— Почему не на процедурах? — вмешался в разговор некто строгий, в черной хламиде.

— У меня в девять вечера, по расписанию, — вежливо отозвался узкоглазый мужчина. — Время еще есть.

— А вы? — строго вопросил черноволосый незнакомец.

— А что я? — изумился Герман.

— Отлынивать собираетесь? — с угрозой спросил, судя по всему, представитель закона. — Сейчас проверим.

В руках мужчины появился свиток. Вглядевшись в него, незнакомец нахмурился:

— Не понимаю! Тебя нет в списках! Откуда ты взялся?

— Оттуда! — ткнул указательным пальцем в небо Герман, так надоели ему глупые вопросы, да и голова уже кружилась от слабости.

— Тогда где ваше разрешение на пересечение границы ада, многоуважаемый ангел? — с издевкой вопросил мужчина в черной хламиде. — Шутить изволите?

Свиток исчез из его рук, вместо него появилась стопка бумажек, исписанная мелким, бисерным почерком.

— Будьте добры, подпишите. Необходимо оформить бумаги, чтобы легализоваться и получить распределение на работы, — радушно улыбнулся незнакомец.

— Что это? — невидящим взглядом вперился Герман в бумаги. — Не понимаю.

Перед глазами от усталости и голода все плыло, разобрать то, что было написано, не получалось. Строчки сплетались в клубок неясного содержания. В руке откуда-то появилось гусиное перо, с которого, на написанное так и норовила сорваться красная, жирная клякса. С трудом отвел руку с зажатым в ней пером в сторону и осторожно стряхнул каплю, да так и замер, задумавшись.

— Поаккуратней! — вклинился в размышления о "вечном" мужчина в хламиде. — Давай, подписывай, я тороплюсь!

— В другой раз, — протянул незнакомцу бумагу с пером Герман, очнувшись от дум. — Сейчас не соображаю ничего.

— Проблемы будут у тебя, не у меня, — попытался урезонить его визитер.

— Разберемся, — выдохнул парень и опустил руки вниз.

Листки выскользнули из ослабевших пальцев, так же как и перо и растворились в воздухе.

— Как хочешь, — недовольно хмыкнул мужчина и исчез.

Я опаздывала. Со всеми этими сексуальными играми, начисто забыла, что мне надо в салон красоты, наводить марафет перед приемом. В салоне собиралась провести почти весь день в милых любому женскому сердцу заботах о своей внешности. Ударить лицом в грязь не хотелось, тем более будут папины партнеры, с сыночками и дочками, которые заметят наметанным взглядом любой изъян в моей внешности. Зубы "золотых" деток, а у дочек в особенности в таких ситуациях (замечания неточностей в макияже и проблем в подборе цветов при выборе одежды) становились просто акульими. Ведь добрые детишки, а так же их родители, вцепятся в меня мертвой хваткой, сопровождая колкости ангельскими улыбками, стоит мне только чуточку выйти за рамки роли богатой наследницы. Выбиться из общего стиля стаи, что может быть более моветонистей?

Когда выползла из салона, день начал клониться к вечеру и времени до слета зубастых акул оставалось не так много. В обрез, чтобы добраться до дома, переодеться и сесть в присланный папА лимузин, который наверняка будет белого цвета. Ситуация из разряда: "Хочешь почувствовать себя дурой или прощающейся со свободной жизнью незамужней девицей? Папа поможет!". Надо было все-таки пригласить визажиста на дом. Но вот условий для всяческих спа-процедур в моей двухкомнатной квартирке совсем нет. Поэтому убила нескольких зайцев, практически не стреляя. Все специалисты, все условия и все это в одном месте, которое сегодня и посетила, а то, что до дома путь не близкий, так для этого у нас есть такси.

Благодаря спешке весь день пролетел как один миг и в этом коротком отрезке времени не осталось места для лишних мыслей. Таких как: "Что делать? С Германом, Андреем, днем рождения и моим поведением самки бабуина в брачный период". Все высокоморальные мучения оставались на потом, а значит и связанные с ними стресс и расстройства тоже. Правда, появились другие поводы для беспокойства.

Вызвать такси из салона не догадалась, а поголосовав на улице, поймала попутку с водилой, внешность которого не вызывала доверия. Когда садилась в машину, как-то не особо вглядывалась в фейс водителя. А вот потом, когда уже поздно было идти на попятный, когда дверь захлопнулась и щелкнули замки, как-то быстро появилось понимание, что дружелюбная улыбка во весь тридцатидвухзубовый оскал, никак не может быть гарантией того, что доберусь до дома в целости и сохранности. И похабный взгляд, ощупывающий мою фигурку на предмет наличия округлостей, обещает мне обратный вариант. Тот самый, про который Герман думал, что сплю и вижу, как бы кто бы, да за гаражами. И откуда, интересно, у него такая идея взялась? Но не о том думаю, не о том. Думать стоит о том, как бы сбежать и желательно целиком, а не по частям. А то, судя по всему, этому водиле не впервой расчлененкой заниматься. Вон как прицельно смотрит.

— Куда мы едем? — выдавила из себя закономерный вопрос, когда стало ясно, что мои опасения вполне оправдываются, и направляемся мы точно не в сторону моего дома.

— Не боись, красавица, тебе понравится, — обнадежил он меня.

— Я не хочу, — сморозила глупость, так сморозила.

Кто меня спрашивать в такой ситуации будет?

— Не хочешь? — ласково переспросил мудак бандитской наружности. — Тогда сделаем так, чтобы не понравилось.

— Сделаем? — похолодела я, если до этого как-то не верилось, что происходит это все именно со мной, то сейчас стал доходить весь ужас ситуации.

— У меня есть друзья, и они очень давно не видели в глаза женщин, — поделился наболевшим моральный урод.

— И меня это должно волновать или вызывать сочувствие? — вполне справедливо возмутилась я.

— Нет, это информация дается тебе для общего развития. Чтобы была морально готова, — вежливо просветил меня мужик и добавил. — А теперь заткнись, сука! Нех мне зубы заговаривать. Трусы можешь снимать уже сейчас. Они теперь тебе не понадобятся.

Вот это попала, так попала. У меня появился шанс сравнить предыдущую попытку изнасилования и эту. Надеюсь, папина охрана не спит на посту, а то если продрыхли, меня ждут незабываемые ощущения. Вон уже сейчас мороз по коже продирает и трясти начинает не хило. Что-то "веселое" празднование дня рождения слишком затянулось. Что в саму знаменательную дату успела порадоваться, что и после нее "счастье" за "счастьем" валится на голову, только успевай огребать неприятности.

Водила молча следил за дорогой, а я пыталась придумать пути отхода, которых был только один: надежда на папину охрану. Других вариантов просто не было. Заблокированные двери не давали возможности для маневра. Да и выпрыгивать на ходу из машины, несущейся на бешеной скорости, верная смерть. Или все-таки честь дороже жизни? Но, дожевал свое мочало, начинай игру сначала, двери заблокированы и нет рядом Джеки Чана чтобы выбить стекло одним ударом. Представилась картинка, знаменитый актер, в машине, рядом со мной, махает ногами абсолютно бессмысленно, пытаясь добиться какого-нибудь КПД от своих действий. Пространства для маневра нету и не предвидится. Где уж тут ногами махать. Но вот от тяжелого кирпича я б не отказалась. И почему, мы девушки, в сумочках таскаем всякую дребедень, вместо действительно нужных и полезных вещей?

А если? Мурашки гулявшие по коже решили все разом издохнуть. В голову пришла блестящая догадка. В прошлый раз, за гаражами, Герман менял внешность, чтобы как он сказал, выполнить мое потаенное желание. А если и сейчас он решил таким образом меня осчастливить? От него можно ждать чего угодно, как показала практика, больных фантазий ему не занимать. И подарок в таком стиле, вполне в его духе. Немного воспрянув духом, украдкой глянула назад, надеясь увидеть хоть какую-то погоню. Но вычислить, какая из машин с моей личной охраной, не получилось. Если кто и ехал за нами, то точно невычислимый.

Выходило так, что если что, то надеяться придется только на себя. Вот только надежда на меня, может сдохнуть сразу, еще не родившись, и это будет правильно. Что я могу противопоставить настроенному решительно мужчине? А если, как подсказывает ближайшее светлое будущее, он будет не один? Вот об этом даже думать не хочется.

Весь оставшийся путь прошел в мертвом молчании. Я лихорадочно шарила по сусекам сообразительности, пытаясь найти хоть сколько-нибудь здравую мысль, дающую мне шанс на спасение, если моя догадка окажется неверна и за рулем машины не Герман.

Мужчина сосредоточенно смотрел на дорогу и вел свое средство передвижения, которое необходимость, а не роскошь, словно забыв про меня. Вот такая вот обнадеживающая атмосфера царила в автомобиле.

Герман в задумчивости мерил шагами комнату в квартире Леры. Назрели большие проблемы, если ставленник ада появился в реальном мире и свободно передвигается в пространстве, имея возможность вести счет промахам беглого жителя. Раз демон получил разрешение на пересечение границы, раз он имеет возможность действовать, стоит быть предельно осторожным. Тот, кто не один год ждал, когда Герман все-таки подпишет заветный договор своей кровью, не упустит своего шанса подставить подножку. И в первую очередь стоит побеспокоиться о безопасности Леры. Если не будет ее — якоря для того, чтобы задержаться в реальном мире, то все усилия по насильственному вживлению своей личности в реальность пойдут прахом.

Тревожным звонком отозвалось в душе дурное предчувствие и, мысленно сосредоточившись на подопечной, мужчина попытался понять, что именно его беспокоит. Что-то было не так. Одним из 'не так' являлось то, что чувства девушки ощущались как через помехи и понять какое у нее настроение получалось с трудом. Второе 'не так' — Лера была напугана. Насколько сильно — не ясно. Вполне возможно, что она просто испугалась чего-нибудь из обширного списка девичьих страхов: грызуна, насекомого или просто высоты. Но неужели что-то из этого может находиться в дорогом салоне красоты? И в салоне ли она до сих пор?

Вопросов было более чем достаточно, чтобы чувствовать себя не в своей тарелке, поэтому Герман решил, руководствуясь доходящими до него отголосками ощущений девушки, отправиться на поиски и убедиться в безопасности 'якоря' воочию.

— А хочешь, я все устрою? — задал неожиданный вопрос водила-маньяк.

— Что устрою? Сдирание с меня кожи живьем? — и кто меня только за язык тянет.

— Только попроси, все будет так, как ты захочешь, — чувство юмора у него черное.

Что смешного в подобном ответе, чтобы ржать не переставая?

— Хочешь избавиться от Германа? — задал он следующий вопрос.

— Что? — опешила я, пытаясь собрать разбежавшиеся, точно от неожиданности, мысли в одну кучу.

— Какой же ты тормоз, — вздохнул водитель. — Вот подумай сама. Зачем тебе переживать насилие с семью мужиками?

— А я на него напрашивалась? — невежливо перебила говорившего.

— Напросилась, когда контракт подписала, — фыркнул дядечка.

— Какой контракт? — изумилась я.

— А вот этот, — в зеркало заднего вида он внимательно наблюдал за моей реакцией, когда на моих коленях материализовалась стопка листков.

Внизу каждого из них красовалась моя размашистая подпись. Когда я только успела? Может по пьяни? А то пару раз уже успевала наклюкаться до состояния на утро не вспоминания.

— Откуда это? — шепотом спросила у странного водителя.

— Ну как? Есть желание избавиться от мошенника Германа? — с хитрецой вопросил маньяк.

— Каким образом? — шестеренки в голове, наконец-то, стали крутиться и до меня стало доходить, откуда могла взяться моя подпись в контракте на "пользование услугами идеального любовника".

— Расторгнуть контракт, — сказал так, будто знаю, как это делается.

— Как? — не выдержала и сорвалась на крик. — Я ничего не понимаю. Зачем вам насилие надо мной? Каким образом контракт и насилие взаимосвязаны?

— Я сумасшедший, мне все можно, — недобро оскалился дядечка и развернулся ко мне лицом, которое словно "поехало".

Проявились длинные клыки, нос стал приплюснутым, уши заострились и кожа позеленела.

— Мамочки! — взвизгнула и попыталась вжаться в сиденье как можно сильнее, надеясь увеличить расстояние между мной и образиной.

— А есть другой способ, подписываешь бумаги, которые дам и с нарушителем разбираюсь я. Никакого насилия, чтобы перебить привязку, никакого разрывания контракта. Все просто и быстро. Цена, цена не важна, когда на кону жизнь.

— Не надо! — чувствуя, что крыша собирается сменить владельца от того, что машина едет, а по факту ее никто не ведет, попыталась отпихнуть жуткую рожу.

Меня легонько укусили за пальцы, предупреждая, что немытые руки в лицо благовоспитанным чудовищам лучше не совать, можно без конечностей остаться. Тут же отдернула руки и пропищала:

— Отпусти меня, пожалуйста!

Нервы не выдержали окончательно и слезы полились ручьем. Сквозь свои рыдания и всхлипывания не сразу расслышала фразу, кинутую кем-то кто, как оказалось, о чудо, сидел рядом со мной:

— Грубо играешь, демон. На тебя не похоже. Девушку до слез довел, нехорошо.

Развернула зареванную мордаху на голос, от туши, которая, по сути, должна была быть водостойкой и дорогой, но почему-то сейчас нещадно щипала глаза, и слез виделось окружающее словно сквозь дымку. Но знакомый профиль любовника опознать смогла почти сразу и чуть не вцепилась в наглую морду, из-за которой меня почти до безумия довели, когтями. Благо маникюр вполне позволял расцарапать фейс подонка.

— Тыыыыы! — взвыла, пытаясь дотянуться до такой вожделенной сейчас фактуры.

— Присматривай за своей девочкой получше, Арранав, — язвительно произнесло зеленое чудовище. — Она твое слабое место. Я получу особое удовольствие, добравшись до ее нежного сердечка.

— Ты всегда любил театральные эффекты и пышные фразы, — фыркнул Герман. — Не трогай мое, иначе у меня будет повод отомстить и тебе.

— Как красиво! Любовь правит миром! — кошмар испарился из машины, которая, до этого шедшая ровно, тут же вильнула в кювет.

— Тыыыыыы! — так и выла на одной ноте, видать меня заклинило, и вспарывала скрюченными пальцами воздух, добраться до физиономии моего личного идеального любовника никак не получалось.

Герман змеей скользнул на переднее сиденье, ухватился за руль, но положение выправить уже не успел. Я тоже не успела среагировать на изменение перемещение мучителя и так и дрыгая руками и подвывая, стукнулась головой, а потом и не только головой, когда машина перевернулась раз, потом еще раз, а потом и третий раз и встала на колеса. Обалдевшая от всей этой круговерти, я наконец-то соизволила заткнуться. Посмотрела на мужчину за рулем, который, как ни в чем не бывало, смотрел на березу прямо по курсу и соизволил в этот момент задуматься о судьбах мира.

— Что происходит? — задала вопрос почти человеческим голосом и выставила себя полным тормозом.

А то не вижу, что произошло. Машина перевернулась. Я чудом осталась жива и ничего себе не сломала. Герману все пофиг и я, и происходящее. Все как всегда, а точнее просто великолепно. Особенно прическа, ногти и макияж. А так же настроение и настроенность на жизнь.

Алексей Палыч, а в простонародье просто дядя Леша, славился своим буйным нравом среди починенных. Личный состав весь, как один, боялся его до дрожи в коленях. За то, что в прошлый раз упустили дочь нанимателя, тем, кто был ответственен, досталось, крепко досталось. В этот раз, коллеги несчастных, которым еще долго придется фигурять фингалами, потратили много времени на совещания, звонить, не звонить, что след девушки простыл, либо еще подождать, вдруг удастся справиться своими силами. Вот так и спорили, лихорадочно пытаясь запеленговать "маячок". Но пока безрезультатно. Наконец консилиум постановил. Звонить, заранее готовиться к харакири, а лучше заныкаться под ближайшим кустом и пару лет изображать из себя стрекоз, которые не человек. Но, мнения разделились, кто-то был не согласен изображать стрекозу. Тому умнику посоветовали заткнуться, а еще лучше идти в болото, поквакать, там точно дядя Леша не найдет, а если и найдет, то пожалеет сирого и убогого, бить не станет, а отправит прямиком в психушку.

Еще немного потоптавшись у машины, которую приякорили в негустом перелеске, один из троих амбалов, с видом смертника уже озвучившего свое последнее желание, достал мобильник и в гробовом молчании приготовился нажать заветную кнопочку. Шум мотора отвлек троицу от такого важного занятия как подготовка к смерти. Подняв взгляды, мужики застыли, явив собой скульптурную композицию: "Три коня, а не богатыря". Подавшись вперед, они завороженно наблюдали с открытыми ртами за машиной, которая ехала сквозь деревья так, словно это было скоростное многополосное шоссе. То есть на полной скорости.

— Мать твою! — емко выразил общественное мнение один из амбалов и достал из кобуры нечто стальное, вороненое, в просторечье именуемое пистолетом.

Сакраментальное "Живьем брать демонов!" так и не успело вырваться, автомобиль, попирающий все законы физики, резко затормозил перед микроавтобусом охраны.

— Привет! — с заднего сиденья выползло взъерошенное чучело, в котором с изумлением охрана опознала искомый объект. — Пацаны, отвезите меня домой, — взмолилась Лера, лучезарно и несколько неестественно улыбаясь.

"Пронесло" первая здравая мысль за последние пару минут, возникшая в голове амбалов. На фоне этой мысли и радости от того, что казнь откладывается, отодвинулось на второй план то, что Лера приехала на машине явно взятой из какого-то фантастического романа и чудом попавшей в реальность.

Морис Линтенгейл, а ныне господин Бориса Антонов, сидел в белом лимузине и злился на Фрэнка, который очень любил такие проявления своей финансовой состоятельности как: дорогие машины, блеск бриллиантов, огромные виллы, красивые женщины. Путь от аэропорта до шикарного жилища нувориша на побережье был неблизок. Возможности поразмышлять над последними событиями более чем достаточно. Но сколько Морис ни мусолил проблему, решение не становилось ближе ни на шаг. Оставалось только надеяться на мудрость, знания и опыт Фрэнка, который был намного старше самого Бориса-Мориса.

Визг тормозов и крик какого-то человека отвлек старика от тяжких мыслей. Лимузин остановился столь резко, что Мориса бросило вперед, ему чудом удалось удержаться на сидении. Растерянно выглянув из окна, он так ничего и не увидел. То, что мешало лимузину двигаться дальше, было где-то впереди. Для того чтобы увидеть что происходит, следовало выйти из машины. Немного поколебавшись, господин Антонов открыл дверь и ступил на раскаленный асфальт. Здесь, у побережья, даже в начале осени сорок градусов в тени — обычное явление.

Морис много чего видел в своей жизни. Со всеми проблемами кроме одной, ему удавалось справляться, притом в рамках законов Магов Жизни и Смерти. Но сейчас на него надвигалось нечто, что даже для видавшего виды старца было невероятным зрелищем. А что уж говорить про людей, которые спешно разворачивали автомобили, или на своих двоих, забыв про средства передвижения, пытались скрыться от того кошмара, который находился на дороге.

За то время пока яхта шла к порту и пока Линтенгейл летел на самолете ему удалось поднакопить силы, но он не был уверен, что их хватит на укрощение чудовища, стоявшего посреди скоростной трассы. Динозавр, неясного происхождения, хлестал себя тонким, крысиным хвостом по бокам. Огромная пасть, состоявшая, казалось, из одних длинных клыков. Этот монстр так напоминал порождения больной фантазии сценаристов, продюссеров, режиссеров фабрики грез, что в его реальность верилось с трудом.

Громовой рев заставил Мориса сбросить оцепенение. Господин Антонов вскинул руки, готовясь выкликнуть заклинание, но не успел. Чудовище хвостом, словно хлыстом, ударило по лимузину и крыша машины погнулась. Потом монстр, заревев еще раз, снова заработал хвостом, беспорядочно молотя по всему, что попадалось на пути. Маг Жизни был одним из того многообразия предметов и живых существ, которые попали под раздачу. Вместе с задетой на отлете птицей, старик рухнул на землю, подкошенный чудовищным ударом. Личный шофер Фрэнка, как и другие пекущиеся о сохранности своей шкурки люди, давно уже сбежал с места происшествия. А так как таких было стопроцентное большинство, то никто не видел, что после того, как Линтенгейл упал, динозавр с крысиным хвостом исчез с поля боя, словно и не было его.

Мобильный телефон, выпавший из кармана Мориса, решил "проснуться" как раз в этот момент. Громкий звонок дребезжал в тишине, удивительной для скоростной трассы.

Фрэнк, беспокоясь за соратника, решил позвонить, чтобы удостовериться, что с Морисом все в порядке. Но, второй, после Луи, по силе Маг Жизни не отвечал. Попытка связаться через магическое поле, оно идеальный проводник для мыслеобмена, тоже ничего не дала. Шофер так же не откликнулся на звонок. Тревожась все больше и больше, Фрэнк решил использовать седьмое чувство — магию — для того, чтобы найти пропажу. Вдоль трассы, медленно, километр за километром он двигался, тратя резервы на поиск. Звонок телефона отвлек его от этого занятия, послав мысленно, вызывающего его абонента в пешую прогулку, Фрэнк все-таки глянул на высветившийся номер и тут же, схватив трубку, нажал на кнопку:

— Слушаю!

— Мистер Трэвелл, это Дэниэл.

— Я не слепой, Дэн, вижу твой телефон. Что случилось?

— Вашу машину мои ребята нашли только что на трассе N*.

— Не тяни, Дэн. Подробнее как нашли и что именно нашли.

— Машина в порядке, — говоривший замялся. — Рядом с ней нашли некоего господина Антонова из России. Он вам знаком?

— Знаком. Это мой друг. Так что, Дэн? Не тяни. Что с М… Э, Борисом? — мистер Трэвелл тяжело опустился в резное, позолоченное кресло, обитое красным бархатом.

— Он в тяжелом состоянии. Сердечный приступ, служба спасения уже везет его в больницу, — полицейский снова замялся. — Мне придется постараться, чтобы не возникло лишних вопросов, мистер Трэвелл. Вы понимаете?

— Еще как понимаю. Шофер тоже там и тоже с приступом? — Фрэнк сгорбился в кресле, придавленный новостями.

— Шофера нет, мистер Трэвелл, — коп с трудом подбирал слова. — И в этой истории много странного. Очевидцы говорят о каком-то чудовище, которое им пригрезилось и которое ломало по их словам машины. Кроме как массовой галлюцинацией я это назвать не могу. Нет никаких следов, кроме брошенных владельцами машин. Сегодня произошло что-то странное, мистер Трэвелл и вам потребуется много влияния, чтобы это дело не всплыло в прессе. Вы ведь не заинтересованы в том, чтобы ваша причастность стала достоянием общественности? А я готов вам в этом помочь.

— Я займусь этим, Дэн, и вопрос вознаграждения мы с тобой обсудим на барбекю в субботу. Как ты посмотришь на это?

— Положительно, мистер Трэвелл. Был рад с вами пообщаться.

Фрэнк задумчиво покачал рукой, с зажатым в ней телефоном. В отличие от Мориса у него были кое-какие догадки, и он собирался их проверить, прежде чем сообщить в службу погранконтроля о возможном нарушителе. С сегодняшнего дня нужно было забыть про еду и сон, выслеживая того, кто за какой-то надобностью взялся портить жизнь одному из Магов Жизни. И Фрэнк много бы отдал за то, чтобы знать причину подобной охоты.

Как и следовало ожидать, времени, после всех приключений, у меня на приведение себя в порядок не осталось. Так и подмывало позвонить папочке и сообщить, что заболела и не приду. Боюсь, только не оценит моего воспаления хитрости и сразу же поймет, что что-то случилось. С охраной мы договорились на взаимовыгодных условиях о соблюдении тишины в озвучивании новостей начальству. Я молчу перед папаней о том, что они меня прошляпили, они молчат о том, что вообще куда-то пропадала. Все шито-крыто и все довольны. Вот только почему я чувствую себя такой разбитой и несчастной?

Герман пытался помочь мне справиться с растрепавшейся прической и одеждой, но я настолько не хотела видеть это чудовище, что просто сорвалась и наорала на него, требуя, чтобы он окончательно и бесповоротно исчез из мой жизни. Он и испарился в своей любимой манере в неизвестном направлении. Вот только что-то мне подсказывает, что еще вернется, к несчастью.

Быстро, насколько могла, стирала молочком для снятия макияжа боевую раскраску с лица. Игнорируя назойливые названивания папа — только разок ответила, чтобы знал, что со мной все в порядке — меняла одежду, радуясь, что ехала из салона переодеваться и парадная форма одежды не пострадала. Хорошо, что охрана, чуя радость от того, что я жива и здорова, довезла меня как на крыльях. Чуть не попутали направление от счастья, хорошо вовремя заметила, что едем к теплой встрече с торжественным приемом в папином особнячке, а не в квартиру, переодеваться. Истерика, которую закатила по этому поводу (нет ничего страшнее для женщины, чем прибыть на сборище акул в юбках с вороньим гнездом на голове и с размазанной по лицу косметикой) оказалась таким мощным стимулом, что даже пробки словно испарились, испугавшись моего перекошенного гневом лица. Водитель уложился в рекордные сроки. Вот только от опоздания на празднование это не спасало.

Вымотанная до предела, сейчас пыталась срочно соорудить нечто приемлемое на голове. Попутно отвлекаясь на тушь и подводку. Рук катастрофически не хватало ни на что, а минуты утекали со сверхзвуковой скоростью. Нанервничавшись от души, в результате дошла до такой черты, после пересечения которой стало все равно. И так уже опоздала. И так не смогу сотворить со своей мордахой того же чуда, что и визажист. Все равно больше чем расчесаться и уложиться стайлером не осилю. Так стоит ли хвататься за соломинку, считая, что это спасательный круг?

Уже более спокойно подвела глаза, накрасила ресницы, убедилась что волосы хотя бы не торчат во все стороны и, со вздохом идущего на смерть преступника, переступила порог квартиры. Ярко красные розы, снова они и прямо перед моим носом. Букет просто огромен и, кажется, начинаю понимать быков, которые бросаются на красный плащ тореро в ярости.

— Убери от меня свой веник, — прошипела довольному Герману. — Это сигнал такой? Букет — жди пакости, да?

— Ну почему? — озадачился он, явно не понимая, что с розами у меня ассоциируются не слишком приятные часы, которые провела в одиночестве в доме за городом, размышляя о судьбе своей нелегкой.

— А потому, что пора бы тебе убраться из моего дома. И навсегда! — может действительно розы действуют как красная тряпка?

Вон уже кидаться начала и чем дальше, тем больше хочется покусать виновника всех моих бед.

— Что с тобой? Успокойся, воробышек, — раздражавший меня букет исчез, а мужчина потянулся ко мне, чтобы поцеловать. — Мы опаздываем.

— Это я опаздываю! — рявкнула на него и, нырнув под жаркие объятия, проскочила мимо Германа. — А тебе там делать нечего. Если назвался сексуальной игрушкой, то будь добр, ею и оставайся, а таскаться за мной не нужно.

— Хорошо, — выражение карих глаз стало более прохладным, а голос равнодушным. — Как скажешь.

И исчез, словно и не было его. Обиженная на весь свет и в первую очередь на себя, понеслась по лестнице вниз, чудом не переломав ноги. Высокие каблуки никак не соответствовали такому способу спуска на первый этаж. Но мне было море по колено, пережитый днем стресс, да и все неприятности предыдущих дней, кажется, нашли выход в лихорадочном напряжении и ощущении, что еще чуть-чуть и я взорвусь, так, что никому мало не покажется. Поэтому со спринтерской скоростью преодолела дистанцию, даже не заметив, что это не беговая дорожка и забыв про лифт.

Пулей вылетела из подъезда, осмотрелась в поисках посланной папулечкой машины. Обнаружила ее стоящей там же где и ранее, у детской площадки, усмехнулась, вспомнив, как пришлось конспиративно делать вид, что растрепанное чучело это не я, чтобы не палиться еще и перед этой охраной. Меня заметили и шофер, выскочив из машины, открыл передо мной дверь. Шлепнулась на заднее сиденье, все еще кипя и готовясь дать бой всем ехиднам, которые под маской вежливости станут отпускать шпильки в мой адрес. Сегодня я злая, съем всех и не подавлюсь.

— Поехали, — тоном избалованной папенькиной дочки. — И побыстрее, опаздываем.

Шофер ничего не ответил, только глянул на меня в зеркало заднего вида и нажал на газ. Машина стартанула с места, неся меня от кошмарного дня к кошмарному вечеру.

Доехали на удивление быстро, но мне было уже все равно, часом позже, часом раньше, какая разница. Сжав зубы и стараясь придать лицу приветливое выражение, выползла из автомобиля. Папа стоял во дворе дома и нахмуренные брови не обещали мне легкого разговора.

— Что случилось, дочь? — спросил он хмуро. — Куда ты запропала?

— Прическа и макияж, которые сделали в салоне не понравились. Пришлось все переделывать заново, — ответила и постаралась естественно улыбнуться. — Извини, что так получилось. Но ты знаешь, что я была категорически против этого приема.

— Знаю и мои аргументы "за" остаются теми же. Повод угостить партнеров и возможность побеседовать с ними в приватной обстановке нельзя упускать. Идем, потом поговорим. Тебя все заждались. Как-никак виновница торжества, — папуля подхватил меня за руку. — Где женихи?

Тон не оставлял никаких сомнений, что если их не выну и не положу, то у меня будут крупные проблемы. Я уже говорила, что мне море по колено, а океан по плечу? Так оно и было, поэтому состроив гримаску, ответила:

— Познакомишься в другой раз.

— Это что за тон, Лера?

— Нормальный тон, пап, боевой, — улыбнулась улыбкой маленькой избалованной девочки и перешагнула порог зала, в котором собрался приглашенный народ.

Гости заулыбались, пряча за доброжелательными оскалами мысли, вроде тех, которые промелькнули и в моей голове, при виде множества не любимых мной людей.

— Зато я позаботился хотя бы об одной половине твоих ухажеров, — папа тоже радушно улыбался, умудряясь шепотом выдавать мне информацию.

— Что ты задумал? — внутри поселился холодный комок плохого предчувствия.

— Увидишь, — ответил папа и повел меня в массы, наслаждаться добродушием акул высшего общества, тьфу на них.

— Вы так задержались из-за стилиста? — подошла ко мне и жеманно спросила мамина подруга бальзаковского возраста. — Современные стилисты такие занятые. И как сделан макияж! Даже не скажешь, что он есть.

— У меня есть моя естественная красота. Мне не нравится когда штукатурка осыпается и обнажает то, что так тщательно пытаются скрыть стилисты, — ласково ответила мадаме, которая славилась тем, что побывала под ножом пластического хирурга раз десять. — Швы, к примеру. Так что, как понимаете, тетя Роза, — издевательски выделила это тетя, зная, что даму это взбесит. — Мне это пока без надобности.

— Конечно, вы же так юны и беспечны, — не нашлась с ответом первая акула. — Вам незачем скрывать угревую сыпь. Ведь ее у вас уже нет.

— Вот именно что уже, — мило улыбнулась, воспоминания о том времени, когда приходилось лечить проблемную кожу, нельзя было назвать приятными. — Разве сейчас я не эталон красоты и обаяния?

Крутанулась вокруг своей оси, давая возможность тете Розе оценить фигуру и остальные достоинства и заметила папА, который покинул меня, чтобы поприветствовать кого-то из гостей. Говорили они явно обо мне, судя по тому, что бросали взгляды в мою сторону. К этим двоим заговорщикам подошел молодой человек в черном смокинге, его лицо, до боли знакомое, заставило меня забыть о ехидне — маминой подруге и невежливо развернуться к ней боком. Андрей собственной персоной присутствовал на приеме и кажется, я начинаю понимать что имел в виду папочка под "позаботился".

Мужчины и парень направились в мою сторону. Схватила с подноса остановившегося рядом официанта первый попавшийся бокал и осушила не глядя. Водка! Ну и пусть. Взяла второй. Океан по плечо? Да ладно, даже пальцев ног не закрывает! Выдула еще стопку, так же, не глядя, вернула обе пустые емкости обратно на поднос, готовясь к бою с драконом или любым другим чудовищем. Пусть попробуют только что-нибудь сказать.

— Евгений Анатольевич, позвольте представить, моя дочь Лера, — папуля кивнул на меня. — Лера, познакомься. Евгений Анатольевич, мой партнер по бизнесу и его сын Андрей.

— Рад убедиться собственными глазами, что дочь у Ермолаича настоящая красавица. А то он мне все уши прожужжал. Теперь вижу, что не врет, — седовласый господин приложился к моей ручке.

— Привет, — нехотя поздоровался Андрей.

— Ну, мы вас оставим, молодежь, наши разговоры вряд ли вам будут интересны, — папочка на пару с отцом парня дипломатично срулили, наводя этим на вполне определенные подозрения.

— Как ты здесь оказался? — пошла в наступление, не особо понижая голос и не обращая внимания на осуждающие взгляды гостей.

Мой праздник, что хочу, то и творю. От слова тварить.

— Твой отец пригласил моего отца и я с ним. Сама же слышала, они партнеры по бизнесу. Так что придется тебе меня потерпеть, пока твоего секси-мачо нет, — враждебно ответил Андрей.

— Как-нибудь переживу и отсутствие, и присутствие, — тормознула следующего официанта и тяпнула в этот раз текилы. — У меня есть нехорошие подозрения. Развей их. Почему мне кажется, что папа не просто так тебя с отцом сюда пригласил, и ты не просто так со мной в институте знакомился?

— Знакомился потому что понравилась. Тогда я не знал, что ты такая стерва, — неодобрительным взглядом проводил употребленный мной бокал шампанского. — А пригласил… Повторю для глухих, они партнеры. Парт-не-ры. Может тебе хватит выпивки? — спросил, увидев, что тянусь к следующему бокалу.

— А тебе какая разница? Или инстинкты будущего мужа взыграли? — какой нафиг океан, когда вокруг море спиртного и акулы, которые продолжая беседовать, охотно прислушиваются к перепалке.

— Какая ты матримониально озабоченная, — съязвил Андрей. — Не переживай, такое развитие событий мне разве что только в страшном сне приснится.

— Сам ты озабоченный, — огрызнулась и оглядела зал в поисках следующего официанта с подносом.

Шум, раздавшийся со стороны дверей, отвлек меня от этого занятия. Папина охрана мужественно стояла на защите входа, всеми силами стараясь кого-то, невидимого мне сейчас, не впустить. А этот некто, легко распихивая амбалов, целеустремленно продвигался в народ, как ледокол сквозь замерзшее море. Вот еще чуть-чуть и увижу лицо этого некта, только для того, чтобы утихомирить плохое предчувствие, которое почему-то взвыло как сирена. Ну что сказать, лицо увидела! Предчувствие, дорогое, миленькое, ну почему тебя не послушалась и не сказалась больной? Лучше бы мне всего этого не видеть!

Прикрыла глаза, надеясь, что видение развеется. Но нифига подобного, Герман, собственной сексапильной и раздетой персоной бороздил людское море, которое, пытаясь не упустить подробностей происходящего, так и подавалось вперед, разглядывая великолепное, скльптурное тело идеального любовника. Неужели мой посыл он принял буквально? Или он это так мстит? За обидные слова и проявление моего характера?

"Ну что ж!" — отстранено подумала я. — "Папа хотел знать моего ухажера в лицо? Теперь узнает не только с этой стороны, а со всех. Даже с самых интимных"

Эта зараза хоть бы букетиком каким прикрылась. Так некстати вспыхнула во мне ностальгия по давешнему венику. Полцарства за красные розы или набедренную повязку для этого сумасшедшего. Эйфория от выпитого алкоголя давала о себе знать, я была не столько возмущена, сколько мне было просто забавно. Хотелось похихикать над лицами гостей и журналистов, которые не упустили случая нафотографировать себе сувенирных открыток на память. Папе влетит в копеечку выкупить этот компромат. А дяде Леше, судя по всему, придется сменить работу. Вот только в охрану теперь его не возьмут нигде.

— Ну вот и мачо, — отмер от шока Андрей, с ненавистью глянул на меня и смылся куда-то в толпу.

— Поздравляю, — Герман дошел до меня, равнодушно отметила знакомые ямочки на щеках, когда он улыбнулся и галстук-бабочку на шее. — Все твои пожелания исполнены, моя госпожа? Ты больше не будешь наказывать меня плеткой?

Пришедшие в себя немного гости тут же снова потеряли дар речи и способность здраво мыслить, услышав эти слова. Представляю, какие они выводы сделали. Все. Мне кранты. Папа мне этого не простит. Такой удар по его репутации.

— Потанцуем? — протянул руки ко мне.

— А вот этого в моем заказе не было, малыш, — промурлыкала в ответ, помирать так с музыкой. — Что ты здесь делаешь? — прошипела ему на ухо, приблизившись на достаточное расстояние и с трудом отводя взгляд от того, что находилось у него ниже талии. — Я не ясно выразилась? Я не хочу больше тебя видеть, никогда.

— Это мы еще обсудим, — беспечно отозвался он и снова улыбнулся.

— А вот и второй претендент, — папа явился, видать доложили уже о творящемся безобразии. — Лера, что происходит?

Папуля подчеркнуто обращался только ко мне, делая вид, что обнаженного мужика рядом со мной нет.

— А ничего! — бросилась на защиту амбразур, которые в пьяном угаре стали тоже по колено. — Ты хотел видеть всех? Вот они те самые все, в том виде, в котором сможешь сразу оценить, чего для дочи припасено. А то все время коты в мешке, да коты в мешке. Пока штаны не стянешь, не узнаешь, что тебе досталось. Что-нибудь достойное или так себе.

— Лера! Что ты несешь?! — взбесился папочка и схватил меня за запястье. — Ты напилась? Когда только успела! Сейчас же…

— Что, по попке отшлепаешь? — нахамила, не дав отцу договорить. — Все, мы сваливаем. Подарки откроете сами. Чаоооо, — пьяно протянула прощание.

Остатки здравого смысла пытались сигнализировать, что следовало бы держать себя в руках, но пьяная удаль так и перла из меня. Выкрикнув "Йо-хо-хо!", схватила первого попавшегося официанта в объятия, от чего тот чуть не уронил поднос с бухлом. Ухватила сразу две стопки и опрокинула их в себя. Кажется коньяк и водка. Хорошо-то как! Мысли о том, что завтра будет плохо, очень плохо и организму, и совести, были запинаны алкоголем до полудохлого состояния. Еще две стопки ухвачены с подноса оцепеневшего официанта. Пришлось увернуться от папочки, который наплевав на приличия, которые были попраны еще в момент появления Германа, теперь попирать было нечего, попытался отнять мою законную добычу. Не тут-то было, тем, кому море по колено, раз плюнуть — сохранить стянутое. А то, что пострадало платье дамы, стоявшей прямо на моем пути — ходят тут всякие — так всего лишь посыпать пятно солью и никаких проблем.

— Я позвоню в милицию! Это форменное безобразие! — завопила потерпевшая.

А не надо было надевать такое длинное платье, удивительно, что дама раньше не оказалась в одном белье. Ее спутнику не откажешь в координации и умении не оттаптывать длинные подолы.

— Ой, — я прикрыла рот пустой стопкой. — Я не хотела! Честно-честно! А грудь у вас еще ничего.

Дама взвизгнула и попыталась скрыться в неизвестном направлении, но народ, наслаждаясь скандалом, слишком уплотнился, чтобы ей так легко удалось это дело. А счет-то за компромат растет. Придется и госпоже, как ее там, не помню, тоже раскошелиться. А если не заплатит… будет щеголять в неглиже на первых страницах желтых газет. Ой, как мне весело! Как же мне весело.

— Так как насчет танца? — снова возник на моем пути Герман.

— Так стриптиз не получится, — заплетающимся языком поведала я. — Ты уже отстриптизил. Разве что бабочку снимешь?

— Как прикажет моя госпожа, — с издевкой сказал он, снял галстук и вручил его мне. Пришлось отдать мешающиеся стопки дяде стоящему рядом. Как, однако, за последние минуты поменялась форма одежды официантов, с белой на черную. Чудеса. — Все ради вас. Наша служба никогда не совершает промахов.

— Так было до вашего п-п-появления в этой самой службе, хи, — хихикнула в ответ, кокетливо покрутила галстуком-бабочкой перед его носом.

— Так служба и опасна, и трудна, — хмыкнул он и добавил. — Потанцуем?

— Нет, — ответила и, покачнувшись, направила стопы к выходу. — Не хочу. Хочу в клуб для дам.

Папочка куда-то испарился, видать организовывать службу поимки двух дебоширов. Но нам и без него хорошо. Да и не хулиганим мы совсем. Нам просто весело. Мне и Герману. А какой он, оказывается, компанейский парниша. Дотопала до выхода, успев отдавить ноги паре мужчин, которые зачем-то тянули руки ко мне. То ли помочь, то ли пощупать на предмет подлинности пытались. А я все равно быстрее. Вот только дверь упорно уворачивается, не давая мне достойно покинуть светский раут.

Две ручки, за которые надо было потянуть, чтобы открыть дверь и выйти, заставили меня задуматься. И как работает эта конструкция, скажите на милость? В каком порядке дергать за ручки, чтобы выйти? А на вход работает другая комбинация? Вот кто придумал столько много лишних деталей для такого простого предмета как дверь? Несколько раз ухватив воздух, пришла к выводу, что надо целиться каким-то более хитрым способом. И начинать стоит не с верхней ручки, а с той, что пониже. Эх, мне бы сейчас оптический прицел не помешал бы. С пятой попытки все-таки нашла ту самую кнопку — ручка повернулась, когда на нее нажала, дверь послушно распахнулась и я последовала походкой моряка в мир, завоевывать место под солнцем. Жалко, что оно зашло, а то бы я так хорошо бы полежала на том газончике слева. Травка такая зеленая, мягкая. Ляпота. Птички поют.

— Может, все-таки поедем уже? — возник рядом со мной обнаженный мужчина не моей мечты.

— Ух ты! Ты-то мне был и нужен! — повисла на шее опешившего Германа, мной овладело игривое настроение. — Смотри какой газончик красивый! — кивнула на облюбованную мной травку.

— Предлагаешь окончательно шокировать твоих знакомых и отца? — уточнил мужчина.

— А тут нет моих знакомых и папа куда-то пропал, — фыркнула я. — Ты такой сексуальный.

— Воробышек, поехали домой, — потянул меня к машине Герман. — Ты не совсем отдаешь отчет в своих действиях. Не надо было столько алкоголя пить притом в столь короткий промежуток времени.

— Ой, какой ты правильный. Вот только что в таком случает ты делаешь в моей жизни? — настроение резко поменялось, и я вырвалась из его объятий.

— Ты не поймешь, — упрямо поджал губы.

— Ну да, я отличаюсь особой тупостью и несообразительностью, — кивнула головой.

Ну и фиг с ним:

— Какая киса красивая! — сорвалась с места и попыталась поймать животное, которое услышав мои вопли, предпочла ускорить свой пробег по чужой территории. — Кис-кис-кис, моя хорошая.

Животное, громко мяукнув, вырвалось из рук прыткой меня, не забыв оцарапать.

— Ой, — слезы сами полились из глаз. — За что? Я же погладить хотела.

Кот на заборе — уверена, что не кошка, только коты могут так исподтишка и от всей души цапнуть — обернулся на недовольную меня, дернул хвостом, недовольно мявкнул и был таков.

— Ну не плачь, — рядом со мной присел на корточки уже одетый Герман.

— Голый ты смотрелся лучше, — буркнула в ответ и поднялась, не желая с ним разговаривать.

— Лерочка, милая Лерочка, — от дома спешила к нам дама в красном платье.

Кажется жена одного из папиных так называемых друзей. Как ее звали? Вроде Лапина Александра.

— Чего надо? — не совсем вежливо, но настроения разводить политесы нет.

Размазала кулаком остатки краски, смешанной со слезами, по щекам и воинственно шмыгнула носом.

— Лерочка, понимаете, — дама перешла на шепот когда дошла до нас и, воровато оглядываясь, подхватила меня под руку, чтобы отойти чуточку подальше от Германа. — У меня к вам очень важный вопрос.

— А подождать он никак не может? — неохотно последовала за ней, в поисках подобия интима.

— Понимаете, — шепот был горячий, быстрый, словно дама одновременно и хотела, и боялась вести разговор. — Мы с Саней, очень любим разнообразить нашу интимную жизнь.

— А мне что до нее? — удивилась и тут догадалась, курица. — Вы что? Меня третьей приглашаете?

— Нет, что вы, что вы, — засмеялась дама и замахала на меня свободной рукой. — Как можно! Я просто хотела у вас попросить телефончик конторы, в которой вы наняли этого молодого человека, — покосилась она на Германа.

Я тоже вслед за ней обернулась назад, мужчина стоял и делал вид, что любуется звездами на небе, затянутом тучами.

— А вам зачем? — проявила верх тупости.

Пока оглядывалась, успела заметить, что часть гостей, еще не насладившихся скандалом сполна, высыпала из дома, а так же, что папуля спешит поговорить со мной по душам. Какая я популярная.

— Ну, я же уже говорила, — вздохнула дама в красном.

— Ой, не могу. А вы уверены, что оно вам надо? Контора не простая, обычной платой не обойдетесь, — недовольно фыркнула я, пытаясь найти в словах Александры подвох.

— Да хоть душой дьяволу готова расплатиться, — плотоядно улыбнулась дама и посмотрела сальным взглядом на Германа.

— Герман! — позвала я, когда он подошел спросила. — Слышь, тебя хотят.

— Ты? — оживился он, хоть догадываюсь, что притворяется зараза, все-то он понимает и кто, и чего хочет. — Да хоть сейчас. Вокруг столько зрителей.

— Лера! — папуля домчался до нас. — Я требую объяснений.

— Все чего-то требуют, все чего-то хотят, — отобрала конечность у дамы и уперла в бок. Отставила в сторону ногу и продолжила. — А я что? Не человек, да?

— Лерочка, — горячечно зашептала дама в красном. — Так вы мне поможете?

— У него спросите, — враждебно ткнула кулаком в бок Германа. — Он вам все расскажет. Сколько тараканов при этом появится, как скоро сопьетесь и сойдете с ума, — отвлеклась от госпожи Лапиной на папулу. — Пап, все в порядке. Я трезвая, как стеклышко. Видишь? — и улыбнулась, показывая степень свой адекватности.

Получилось видимо не очень убедительно, потому что папочка совсем озверел и залепил мне пощечину.

— Ах вот как? — обиделась и очень сильно. — Тебя устраивает только дочка пай девочка? А как иначе, так можно и по морде? Идите вы все.

Насупилась и побрела прочь, за ворота, подальше от этого шикарного светского общества. Среди гостей нет ни одного человека, который может назвать кого-то среди всего этого сборища другом. Все только притворяются и мой папаша туда же. Престиж, деньги, власть и медоточивые улыбки. Главное чтобы все прошло комильфо. А то, что с дочерью творится не пойми что, это мы в упор не видим. Ну и пусть, ну и переживу.

— Ты куда собралась на ночь глядя, осенью, в одном тонком платье? — догнал меня Герман и встал на дорожку, по которой шла, не давая пройти.

— И ты иди куда подальше, — недобро глянула на него. — Привязался тут. Командует. Решает надо мне что или нет. А тебя кто-нибудь просил появляться?

— Так, добром это не кончится, — вздохнул мужчина и подхватил упирающуюся меня на руки.

— Пусти! Кому сказала, пусти! — но мои потуги вырваться не дали ничего.

Герман пер как танк, хорошо, что уже в одежде. А то зрелище было бы аховое, голый мужик тащит растрепанную и пьяную бабу в машину, а она упирается всеми конечностями. Поле деятельности для фотографов обширное. Папуля, осознав содеянное, мчался следом, пытаясь остановить нахала, но Герман словно и не замечал охраны, которая промахивалась в попытках поимки похитителя. Нагло игнорировал папино: "Стой! Куда? Из-под земли достану, урод!". Одним своим появлением эта беда под названием "идеальный любовник" превратил весь вечер в балаган, правда, не без моей помощи. Чувствую, папины партнеры обязательно запустят акульи зубы в его бизнес. Но как-то мне все равно. Да, я эгоистка. Иногда полезно ею побыть.

Воспоминания о том, как лихо открылись ворота, вопреки пожеланию отца, боюсь ненадолго задержатся в моей голове, как и то, что автомобиль очень резво снялся с места. Потому что мне вздумалось получить еще большую порцию адреналина и я решила именно сейчас изучить получше доставшуюся мне секс-игрушку — Германа. Сначала упорно сверлила его взглядом, потом игриво спросила:

— А я тебе нравлюсь?

От неожиданности Герман даже закашлялся, видать, чтобы заполнить паузу перед ответом.

— Да, а что такое? — наконец соблаговолил ответить он.

— А как сильно я тебе нравлюсь? Очень-очень, или очень-очень-очень? — намотала прядь волос на палец и облизала губы.

— К чему эти вопросы? — насторожился Герман и покосился на меня активную.

— Ну, должна же я знать, зачем ты меня так регулярно в постель тащишь, — фыркнула и наклонилась к нему поближе. — А ты красивый.

— Спасибо, — еще раз поперхнулся мужчина и с подозрением на меня посмотрел. — Что случилось, Лера?

— Ничего, — мило улыбнулась. — А что за контракт показывало мне чудовище? — невинно осведомилась у спутника.

— Не знаю, — несколько напряженно отозвался Герман.

— А ты уверен? — положила руку ему на колено. — Точно, уверен?

— Пытать будешь? — усмехнулся уголком рта.

— А ты знатный врун, — насмешливо отозвалась и сдвинула ладошку чуточку выше по его ноге.

— Ты так хорошо в этом разбираешься? — нахмурился мужчина, напряжением реагируя на движение моей руки.

— Нет, я дура. Я всем верю, а ведь не стоит. Вокруг одни вруны и ты самый первый среди них. Почему ты не расскажешь мне всю правду? Может я смогла бы помочь? — игриво провела пальчиком по стальному бедру, мышцы которого заметно напряглись под тканью джинс.

— Тебе незачем быть замешанной во все это, — мрачно отозвался он, стараясь не отрываться от дороги.

— А я уже замешана, — коснулась рукой внутренней стороны бедра в опасной близости к ширинке. — По самые уши. И притом с твоей помощью. Сколько раз меня должны украсть, чтобы ты дозрел до откровенности?

— Нисколько. Я этого больше не допущу, — соблаговолил он опустить взгляд на мою руку. — И что ты делаешь?

— Ой, — отдернула конечность. — Я случайно, — судя по тому, как стало жарко, покраснела.

— И кто из нас врун? — вздохнул Герман, нажимая на газ. — Знаешь, к чему приводят подобные забавы? К тому, к примеру, что мы можем и не доехать до дома, заночевав в ближайшем лесу. Как тебе перспектива?

— Папина охрана не даст, — нахохлилась в ответ и отвернулась к окну.

При этом стараясь не думать о том, что уже не один раз хваленная папина охрана ничем не могла помешать.

— Проверим? — смерил меня насмешливым взглядом мужчина.

— Не надо, — буркнула в ответ, настроение стремительно катилось вниз по непонятной причине.

Все, бросаю пить и ухожу в монастырь. Достали все. Одни тайны и интриги вокруг, да еще такие, что легко можно с ума сойти.

Вместо ответа Герман свернул на проселочную, неосвещенную дорогу, нагло игнорируя мои слова и недовольный писк, когда заметила маневр. Остановил машину и, хищно улыбаясь, развернулся ко мне лицом.

— Молоденьким девочкам стоит знать, что провокации могут быть строго наказаны, — недобро улыбнулся и обхватил меня за лицо, ладонями.

Сейчас он целовал меня жестко, можно сказать даже жестоко, подчиняя и не давая возможности сопротивляться. Подхватил меня и перетянул к себе на колени. Зарылся пальцами в волосы, оттягивая их назад, так что пришлось запрокинуть голову, избегая неприятных ощущений. Впился болезненным поцелуем в шею, боль пополам с наслаждением вывели меня из прострации. Уперлась ладонями в его грудь, протестуя, вывернулась из захвата и прошептала:

— Не надо, — вкладывая все отчаяние, которое на данный момент овладело мной.

— А незачем было дразнить меня, — притянул к себе сильнее и рукой перекинул мою ногу через себя так, что теперь я сидела на нем верхом.

Лицом к лицу, в тесноте автомобиля, так что не вздохнуть и не пошевелиться. Прижал к себе, задирая платье выше. Хотя казалось бы, куда еще, и так от того, что пришлось оседлать мужчину, одежда задралась очень даже высоко, не скрывая ажурного кружева чулков. И снова жесткий поцелуй, а потом укус за нижнюю губу. Вот только сейчас он действовал чуточку мягче, вроде и наказывая меня за вредность и в то же время, будя дикое, звериное желание, поддразнивая. Слегка прикусывая кожу на шее, он стал спускаться ниже, не забывая скользить руками под платьем, изредка задевая чувствительное местечко между ног. Очень скоро выгнулась навстречу и застонала, когда лямка платья соскользнула с плеча, и мужчина слегка прикусил мой сосок. Безотчетно зарылась руками в его волосы, легко царапая ноготками затылок.

Прошелся более мягкой лаской по спине, между лопатками, нежно проводя пальцами по позвоночнику, так и хотелось замурлыкать в ответ. Потом взял в руку мою ладошку, которой все еще упиралась ему в грудь, поднес к губам, коснулся кончиком языка нежной кожи между пальцами. Опять дразнит, лаская пальчики языком и губами. Так хочется попросить, чтобы от руки уже перешел к более решительным действиям, но пока гордость не дает. Но это ненадолго, ведь разум затуманивается от того, как второй рукой он легко поглаживает внутреннюю сторону моего бедра. Сама не заметила, как откинулась спиной на руль, не замечая неудобства своего положения и не отдавая отчета, что где руль, там и возможность посигналить.

Но ничто не нарушает тишины, в которой только отчетливо слышится наше тяжелое дыхание и мои стоны, когда губами Герман проходится по запястью и, подымаясь выше, добирается до ключицы. Я становлюсь совсем беспомощной в его руках, когда и вторая лямка платья спускается с плеча. Теперь я перед ним вся как на ладони. Обнаженная бурно вздымающаяся грудь, задранное платье не скрывает стрингов и того, что влажное белье выдает мое желание с головой, так же как и стоны при движении его языка по нижней части груди.

— Пожалуйста, — не выдерживаю я напряжения и прошу заплетающимся языком, пытаясь справиться со сбившимся дыханием.

— Что? — отрывается он от процесса соблазнения.

— Ничего, — пытаюсь натянуть платье обратно, но мужчина не дает этого сделать.

Накрывает мои руки своими, помогая ладоням спуститься ниже, к груди. Наслаждается, наблюдая за тем, как меняется выражение моего лица. То, что сама сейчас источник собственного наслаждения является для меня открытием. Он руководит движением моих рук, направляя их так, чтобы ладони задевали напряженные соски. С трудом, только толика стыда служит стимулом, отнимаю свои руки.

В голову приходит замечательнейшая мысль, ведь так хорошо ощущаю нечто твердое в его штанах. Медленно, путаясь в пальцах, принялась расстегивать его рубашку. Наконец, мне удается это успешно завершить, и я берусь за претворения плана в жизнь. Прижимаюсь всем телом к нему, так чтобы он чувствовал, как напряжены мои соски вживую, он-лайн, так сказать. Обхватываю мужчину за шею, стараясь приподняться так, чтобы можно было поелозить вверх-вниз по его ширинке. Убыстрившееся дыхание любовника и приоткрытый рот, подсказывают мне, что мои действия имеют успех. Немного сползаю вниз и принимаюсь за пряжку ремня. Герман, блестя глазами, наблюдает за моими действиями, но никак не помогает мне, только скользит ладонями по моей теперь уже обнаженной спине. Хоть не отталкивает, уже радует.

С ремнем все проходит сложнее, но и с этой преградой справляюсь. Но именно тут мной овладевает нерешительность, и стараюсь снова отодвинуться как можно дальше от мужчины. Теперь уже он нажимает ладонями на мою спину, придвигая к себе, намекая, что не прочь, если продолжу. Воодушевленная таким подбадриванием, расстегиваю ширинку, вздыхаю и широко открытыми глазами смотрю на то, что не скрыто бельем. Герман, зараза, не носит его, я помню. А точнее только сейчас вспомнила. Неуверенно, завороженная открывшимся зрелищем, касаюсь рукой того, что так манит, и в то же время пугает. Так страшно, что причиню боль по незнанию и неопытности, что сделаю что-нибудь не то.

Мужская ладонь снова ложится сверху моей и направляет, помогает увеличить нажим и силу обхвата. Нежная кожа под рукой движется вместе с моими пальцами, натягивается и это так интересно, что я даже забываю о собственном возбуждении, увлеченная новым открытием. Хочется рассмотреть, понять, удивиться. Но мне не дают забыть о том, что мы сейчас не изучением строения мужского достоинства заниматься должны.

Нежный, глубокий поцелуй, язык исследует мое небо. Неуверенно отвечаю, прикусывая губу любовника зубами. Что-то похожее на рык вырывается из его горла и, он приподнимает меня так, чтобы иметь возможность, отодвинув тонкую ткань стрингов, овладеть мной. Невероятное ощущение заполняет меня всю, распространяясь теплыми волнами от низа живота по телу. Как же это сладко, его движения вверх-вниз внутри меня. Не помню ни себя, ни каких-либо обстоятельств своей обиды на этого мужчину. Сейчас инстинкты правят балом и мне все равно, лишь бы не прекращалось это мерное движение. Обхватываю его шею руками и прижимаюсь, сильно-сильно, когда он делает паузу. Мне не хочется, чтобы он останавливался и начинаю неумело двигаться сама. Подхватывает ритм, перехватывает инициативу, снижая нагрузку на мои ноги, которые не вовремя решили напомнить о себе болью в мышцах. Отзываясь на мои мысленные пожелания, которые могу озвучить только стонами, увеличивает темп, двигаясь все более резко и сильнее. Беспомощной, пойманной птицей бьюсь в его руках от накатившего мощного экстаза. Волна за волной, выше и выше, так что окружающий мир исчезает в разноцветье ощущений и чувств. Что-то похожее на нежность к любовнику всплывает с самого дна души и на самом пике, впиваясь в его плечи ногтями, касаюсь кожи шеи кончиком языка, быстро, по звериному, выражая признательность за удовольствие. А потом меня накрывает последняя волна, после которой есть путь только вниз, к успокоению плоти и дыхания.

Выплывать приходится долго, дыхание никак не хочет возвращаться к обычному спокойному ритму. Да и не охота снова иметь дело с холодной, равнодушной реальностью, в которой нет места нежности, а есть только звериные инстинкты и желание выжить. Нет желания снова испытывать боль из-за той истории в которой я главная приманка для непонятных мне сил. Но пока мыслей нет, сожаление, стыд, горечь придут потом, как и каждый раз после потрясающего секса с безжалостным Германом. И я снова загоню их в подсознание, спрячу даже от себя. Но все потом, пока же мне хорошо, хочется расслабиться и заснуть. Алкоголь, большая физическая нагрузка дают о себе знать.

Мужчина нежно целует меня в губы и нехотя снимает с себя, помогая пересесть на кресло рядом. Не сопротивляюсь, но и не стараюсь смотреть на него, пока поправляю платье. Избегаю взгляда и надеюсь на то, что промолчит, ничего не скажет. Он так и поступает, заводит машину — и когда только успел ее заглушить до…, этого самого — нажимает на газ и задом выезжает на трассу. Дорога в реальность и мы снова чужие люди. Вспоминаются обиды и так горько, что я достойна только того, чтобы со мной переспать, а вот доверять, воспринимать как равную… Этого, наверное, не дождусь никогда. Тот же Андрей и то лучше, и честнее, на мой взгляд. Усталость берет свое, надутая и грустная засыпаю и не вижу как мы доезжаем до города, как Герман достает меня из машины даже не чувствую.

— Эх, воробей, воробей, — шепчет он, пока несет меня до квартиры.

Сонно открываю глаза, только когда меня опускают на кровать, что-то бормочу и снова проваливаюсь в сон. И то, что стоило бы побывать в ванной, снять платье и смыть последствия бурно проведенного времени, не имеет значения. Сон какой-то сказочно приятный и так хочется остаться в нем навечно.

Дмитрий Антонов, внук незабвенного Мастера Жизни, хотевший бы претендовать на место деда, но не обладавший достаточным запасом силы, сидел в баре и надирался до чертиков. Каждый раз, когда дед демонстрировал свое могущество, внуку становилось так плохо, что он потом искал выход своим разочарованию и зависти при помощи выпивки или случайных знакомств. Сейчас же он просто пил, пил по черному, чтобы хоть на этот вечер забыть о своей ущербности.

Услышав, как за соседним столиком кто-то восторженно вздохнул, Дима обернулся посмотреть, что происходит. В гей-бар зашел мужчина — мечта всех присутствующих посетителей. Господин Антонов, чтобы не следовать примеру парня за соседним столиком, сдержал вздох и постарался скрыть восторг от увиденного. Таких сексуальных красавцев ему еще не доводилось встречать. Темные волосы, смуглая гладкая кожа. Мускулистый, высокий, глаза с поволокой и взгляд этих прекрасных карих глаз остановился… Дмитрий сморгнул, не веря в свое счастье, красавчик смотрел прямо на него.

Но видение не долго дарило вниманием Диму, оно предпочло подойти к барной стойке и заказать себе выпивки. Разочарование было таким сильным, что молодой человек выдул сначала один бокал неразбавленного вискаря, а потом, долив из бутылки, стоящей на столике, и второй. В расстроенных чувствах, Димон собрался уходить и подозвал официанта. Ожидая счет, молодой человек бросил взгляд на красавца шатена и поморщился от картины: какой-то мужик с угреватой кожей попытался угостить мечту Димы выпивкой. Настроение чуточку улучшилось, когда парень заметил, что незнакомец послал приставучего поклонника и окинул ленивым взглядом бар. И снова его взгляд остановился на Диме, красавец шатен сначала улыбнулся, а потом и подмигнул.

— Ваш счет, сэр, — голос официанта в обтягивающей футболке отвлек Дмитрия от созерцания дивного зрелища, ямочек на щечках улыбающегося красавца.

Кинув крупную купюру на поднос, не глядя, Дима поднялся со стула и тихо произнес:

— Сдачи не надо, — быстрым шагом пересек бар и подошел к красавцу у барной стойки. — Привет! Угощаю! — забывшись, произнес по-русски и кивнул бармену, собираясь сделать заказ.

— Спасибо, у меня уже есть, — произнес глубоким, бархатным голосом красавец и снова улыбнулся.

Неспособный отвести взгляд от белозубой улыбки Дмитрий, сказал осипшим голосом бармену:

— Мне виски, безо льда, — и уже обращаясь к видению. — Как тебя зовут?

— Герман, — отозвался красавец и отхлебнул пойла из бокала. — А тебя как?

— Д-дмитрий, — парень даже не удивился тому факту, что в этом городке, где не так часто встретишь соотечественника, удалось встретить мечту разговаривающую по-русски. — Ты надолго здесь?

Язык не поворачивался сходу, как это водилось за Димой обычно, позвать этого невероятного мужчину в номера. Сейчас парень заикался, терялся и не знал как себя вести. Присущая ему развязность куда-то подевалась, и он с трудом находил тему для разговора.

— На пару часов, проездом, — усмехнулся Герман и махом осушил бокал. — Рад встретить земляка в этом неприветливом городе. Почему такой симпатичный и интересный парень один в этот вечер?

— Личная жизнь не ладится, — честно ответил Дима, еще не веря, что мечта разговаривает с ним и никуда уходить не торопится.

— Плохо, с этим что-то надо делать, — глубокомысленно изрек Герман и снова улыбнулся, глядя на парня с намеком.

Дима от этой улыбки даже забыл о поднесенном к губам бокале, так и застыл с открытым ртом, не отводя взгляда от мечты и не веря своим глазам и ушам.

— Дашь номерок? — вскинул вопросительно бровь Герман.

— Да, конечно, — резко поставил бокал на стойку Дима, по пути расплескав выпивку.

Запутался в карманах, в поисках визитки и тут же о ней забыл, когда красавчик попросил:

— Продиктуй.

Запинаясь и по нескольку раз повторяя цифры, Дмитрий продиктовал номер телефона. Герман набирал же цифры на своем мобильном, а парень все еще не верил, что происходящее не сон, а реальность. Только когда в кармане зазвонил собственный телефон, смог очнуться от наваждения. Вытащил мобилу, на экране высвечивался незнакомый номер.

— Все, сбрасываю, — нажал на кнопку Герман. — Теперь и мой номер у тебя есть. Позвони, когда приедешь в Россию. Я буду ждать.

Шатен соскользнул с высокого стула, еще раз улыбнулся на прощание и вышел из бара. Дима же остался на месте, все еще не в силах поверить в то, что такой красавец обратил на него внимание. Завистливые взгляды посетителей бара, впрочем, вполне подтверждали реальность знакомства и, чувствую что-то похожее на эйфорию, Дмитрий расплатился за выпивку и тоже покинул бар.

Герман открыл глаза и довольно улыбнулся. Рыбка проглотила наживку и готова съесть и крючок, не глядя на то, что он может распороть ей глотку. Все шло по плану и даже лучше. Честолюбивое и завистливое ничтожество как нельзя лучше подходило для того, что придумал Герман. Сколько свободных минут, своих, Инквизитора и Али, азиата, который тоже заинтересовался судьбой молодого человека, было потрачено на осмысление произошедшего, а после и на обдумывания плана возвращения домой. Прошли годы, план обрел более четкие очертания, а Зеркальное озеро подсказало, что домой уже вернуться не получится. Мир слишком изменился с того момента, как имя молодого Линтенгейла было вычеркнуто из списка живых, но так и не появилось в списках мертвых.

Первые дни были самыми сложными, живому не место в аду. Если первый день еще прошел в полном сознании, то последующие слились в один поток из боли, бреда, галлюцинаций, жара и нежелания жить. Что заставило его вцепиться в ареальность ада зубами и все-таки выкарабкаться, он не знал. Только догадывался, потому что Инквизитор, когда приходил в себя после костра, сидел рядом и когда молодой друг выжил, поведал, что в бреду Линтенгейл звал Беллу. Какая ирония, Изабелла не помнит свою первую любовь, а вот Герман, Герман ее совсем не забыл. Правда в то время, когда Изабелла дарила ему свои улыбки, он звался совсем не так, как представился Лере или тому же Диме.

Сначала Герман, в то время еще Дэниэл Линтенгейл, после того как пришел в себя и обнаружил, что больше не требуется есть и спать, не мог понять за что и почему оказался в аду и какую роль сыграл в этом событии Морис Линтенгейл. Позже, размышляя, анализируя, заглядывая в Зеркало, Герман докопался до правды. Тогда же и появилось сильное желание не только вернуться, но и отомстить. Молодые демоницы, которым очень нравилась живая энергия парня, пусть и переставшего быть человеком, но оставшегося живым существом, охотно сглаживали тоску по дому. Но вот унять ее полностью, как и притушить пожар ненависти к дяде, были не в состоянии.

Освещаемое заревами пожаров и костров ночное небо ада являлось на самом деле искусно выполненной иллюзией. Как и деревья, и города, и реки, и озера — они были плодом труда тысяч и тысяч демонов. Ад же на самом деле являл собой мрачную, черную пустыню. Те участки, которые не были прикрыты иллюзией, пугали своим непонятным, путаным ландшафтом. Трещины в почве, в самый неожиданный момент разверзались перед ногами, горы вырастали на пути практически мгновенно и так же быстро исчезали. Черный, колючий кустарник покрывал пустошь, не давая пройти не демону. Незаселенная и не используемая местность, походила много больше на ад, каким его представляли на Земле, чем иллюзорные деревья и здания.

Споры. Когда выдавались свободные часы, а выдавались они редко, потому что все грешные души, несущие наказание, подчинялись строгому расписанию и на отдых времени для них отводилось мало, трое располагались где-нибудь в лесу, у дерева и, сидя на траве обсуждали, думали, спорили. Сначала Дэниэла расспросили. Самое удивительное, что демоны ни один не задавали вопросов. Только иногда появлялся кто-нибудь из них, чтобы поглазеть на диковинку или подсунуть бумаги на подпись. Вообще выкупить живую душу, которая попала в ад, но не подпадала под его юрисдикцию, пытались многие демоны. А для одного из них, того что первый обнаружил аномалию в лице Дэна, это стало идеей фикс. Ежедневно он приходил и начинал вести душещипательные беседы на тему того, как хорошо живется демонам и как бы пошла ало-черная хламида молодому человеку. Сколь соблазнительно живоописалось то, что ждет Дэна после того, как контракт будет подписан. Идеальное будущее, огромное могущество, продвижение по службе и головокружительная карьера. Всего-навсего подпись поставить под договором и на выходе одни плюсы.

Дэну хватало сообразительности, чтобы понять, что ничего хорошего в случае продажи души его не ждет. Поэтому пользовался своим преимуществом живого, но постоянного жителя и отговаривался завтраками, и «подумаю». Но четче всего врезались в память ни озеро, ни демоницы, ни демоны и грешники, ни пейзажи, а разговоры по душам, те уроки, которые давали ему и Инквизитор, и Али. Сначала, когда на таких советах было решено, что Дэниэлу все-таки стоит попробовать вырваться за пределы ада, долго думали как бы это проделать. На решение натолкнула Дэна демоница, которая как-то по старой памяти — ох и жарко проводили они когда-то время — зашла поболтать и рассказала, что идет наверх, в командировку и что ей очень повезло. Молодому человеку с трудом удалось разговорить ее и получить кое-какую информацию. Сервис "Идеальный любовник" в обмен душу, вполне подходил под возможность сбежать из ада. Много времени ушло на сбор по крохам информации, через демонов и демониц, которые мечтали попасть в эту службу, живой энергией людей, жителей Земли, любили лакомиться все, но вот перепадало демонам в аду ее мало.

Много времени заняло обдумывание путей и возможностей для того, чтобы задержаться на Земле. Если у демонов якорем служил либо контракт, либо официальная путевка, выдававшаяся им на время сбора новых будущих жильцов для ада, то у Дэна ничего этого не было. Он был вычеркнут из реальности, для него не было места на Земле, его никто не помнил и не ждал, для него требовался якорь посерьезнее. Долго, через Зеркало искали подходящие кандидатуры. Но все это не имело смысла, пока не было плана мести. Зачем возвращаться и балансировать на краю пропасти и рисковать вернуться обратно в ад в любой момент, если ничего не успеешь сделать?

О да, подготовка к выходу в свет была серьезной. Али помогал Дэну повысить уровень физической подготовки, делая из мальчика мужа, упорными тренировками. Инквизитор помогал вырабатывать стратегию, благодаря умению выстраивать безупречные логические выкладки, он и подсказал что, зачем и почему произошло с парнем. А потом пришел демон, тот самый, помешавшийся на идее соблазнить молодого человека посмертной службой и предложил учебу. За бесплатно. Долго Дэниэл искал подвох, долго мучился сомнениями, а потом согласился. Знания о магии ему были очень нужны, о специфической магии, подвластной только демонам и как оказалось и ему. Мутация не прошла даром.

Девушка, спавшая беспокойным, но крепким сном, заворочалась в кровати и Герман отвлекся от невеселых воспоминаний и вздохнул. Его якорь, девушка, эмоциональная и легко привязывающаяся, сейчас видела тяжелые сны, а он ничем не мог ей помочь. Только вспоминать и думать, думать и вспоминать, и надеяться, что появление демона первая и последняя тревожная ласточка. Одно он знал точно, теперь Лера не будет ходить одна куда бы то ни было. Она его уязвимое звено, которое следует беречь от попыток перебить привязку, а значит круглосуточно надо быть рядом, а так же быть начеку.

Подошел к кровати и вздохнул еще раз. Ему совсем не нравилось то, что Лера в который по счету раз напилась и было у него подозрение, что в данном случае действовала какая-то бессознательная ее часть. Девушка путем надирания в доску, пыталась, не сознавая того, скинуть с себя привязку, освободиться от влияния Германа. Как ни неприятно это было сознавать, но именно такой была истина. Лера не хотела принадлежать ему как мужчине, не хотела быть использованной в его играх. Он понимал это, но не мог отпустить. Цель еще не достигнута, и на постоянной основе вписаться в мир еще не удалось. Он и так уступил, не использовал насилие и зло, то зло, которое планировал против ее родственников. Ненависть, яростная, не контролируемая, дала бы ему прописку в реальности, такую, которую в отличие от привязки сексом, не пришлось бы часто подновлять. Не хватило цинизма и злости на весь мир, чтобы причинить вред безвинным людям. Больше он уступок делать не собирался.

— Здравствуй, Морис, — хмуро поздоровался Фрэнк с бледным другом.

— Привет, — прохрипел тот в ответ. — Воды. И не зови меня этим именем.

Фрэнк приподнялся с места, взял со столика у кровати и подал больному наполненный наполовину стакан, помог напиться. Потом снова уселся на стул, глядя на Мастера Жизни испытующе, внимательно, прищурившись.

— Что случилось, Фрэнк? — первым не выдержал Морис.

— Это я тебя бы хотел спросить, господин Антонов, — Фрэнк все так же внимательно сверлил взглядом собеседника. — Почему тебя преследуют демоны?

— О чем ты, Фрэнк? И что за официальное обращение? — приподнялся на подушке старец.

— Знаешь, я раньше думал, что образ глубокого старика тебе нравится, поэтому ты и не пользуешься омолаживающими заклинаниями. Когда ты стал лишаться своей силы, Морис?

— О чем ты, Фрэнк? — удивление старика было наигранным и он натужно рассмеялся. — О какой потере силы ты говоришь? О каких демонах?

— Только демоны способны создать такую галлюцинацию, которую видят все. Только среди них есть Мастера Иллюзий. Так кому из них ты перебежал дорогу? Только не говори, что этого не было. И кого ты убил, раз сила стала пропадать?

— Ты задаешь странные вопросы, — попытался пожать плечами Морис и натянуто улыбнулся, когда удалось еле шевельнуться, движение отдалось болью в груди. — Я не понимаю тебя, Фрэнк.

— Ты все прекрасно понимаешь, — недобро усмехнулся Фрэнк и поднялся со стула. Заходил по роскошной одноместной палате, средства, как господина Антонова, так и его, позволяли оплатить баснословные счета в одной из лучших частных больниц на побережье. — Тебе лучше рассказать обо все мне, поскольку я уже сделал запрос в пограничную службу. Тот демон, который подстраивает тебе каверзы, вряд ли легально пересек границу и убрать его с Земли не будет сложным делом. Найдут его быстро. А вот что делать с Мастером Жизни, который теряет свое могущество? А если в администрации ада поинтересуются у демона за что он мстит тебе? Или ты перешел дорогу сразу всему аду?

При словах "ад" и "нелегальное пересечение границы" господин Антонов побледнел, хотя казалось, что бледнеть уже некуда. Воспоминания всколыхнулись, завеса пала с глаз. Он, кажется, начал понимать, кто мог пересечь границу и чем это могло грозить.

— Не надо никаких запросов, — с трудом произнес он, боль в груди стала более острой. — Нельзя, чтобы правда всплыла наружу. Нам не нужен скандал. А скандал будет, и страшный.

— Уже поздно, — вздохнул Фрэнк и остановился у изножья кровати, всматриваясь в лицо Мастера Жизни. — Но если ты расскажешь что произошло, я попытаюсь замять скандал. Твое решение?

— Я расскажу. Тебе. Но запрос, нельзя делать запрос. Ты должен сказать, что ничего не было. Мы справимся сами, — больной приподнялся на кровати, пытаясь дотянуться до собеседника, чтобы схватить за фалды пиджака, потрясти, вбить в голову бывшего друга простую истину. — Если ад узнает. Если. Они не дадут нам жить спокойно. Они… Я не за свою шкуру боюсь. Я молчал только потому, что за эту методу из нас вытрясут наши души… Из нас всех. Они найдут способ! Ты слышишь! Найдут!

Старик трясся и кричал, бледное его лицо сначала налилось кровью, а потом посинело.

— Прекращай истерику, Морис! — жестко сказал Фрэнк. — Тебе нельзя сейчас умирать. Сначала ты все расскажешь. Все, что натворил. А потом, потом посмотрим, стоит ли тебе оставлять жизнь и сколь дорого стоит твоя метода. Говори!

Морис, подчиняясь приказанию, попытался взять себя в руки. Он старался медленней дышать, и постепенно синева сходила с его лица. Фрэнк обошел кровать и нагнулся над обессилено откинувшимся на подушку стариком. Тот только этого и ждал, вцепился неожиданно сильными пальцами в пиджак друга и потянул того на себя. Не ожидавший подобного, Мастер Жизни потерял равновесие и чуть не упал сверху на Линтенгейла.

— Морис, что та…, - договорить он уже не успел.

Рука старика засветилась и он резким движением, вопреки всем законам физики, химии и других наук, вонзил ее в грудь собеседника. Белый свет, идущий от конечности Мориса, резал глаза, но Фрэнк этого уже не видел, как и не видел того, как одежда и грудь стали прозрачными и сквозь них можно было рассмотреть, жгущую глаза светом, руку мага, сжимающую бьющееся еще сердце.

— Нельзя, нельзя, сейчас ничего нельзя, — горячечно шептал старик, блестя сумасшедшими глазами. — Он не должен умереть. Нельзя его душу в ад отправлять. Нельзя.

Звучало это так, будто господин Антонов себя уговаривает чего-то не делать. Холодный пот струился по бледному лицу, руки дрожали, даже та, которая держала сердце Фрэнка, зубы отбивали барабанную дробь, губы кривились. Ему тяжело давалась борьба с собой, а так же удерживание бывшего друга в этом состоянии. Но когда Морис, уставший, выжатый как лимон, откинулся обратно на подушку, Фрэнк рухнул на пол бездыханной куклой.

— Помогите, — просипел господин Антонов и нажал на кнопку вызова медсестры. — Помогите.

Медперсонал, как и положено ему в хороших клиниках, явился быстро на зов. И закрутилась суета не только вокруг признанного больного, но и вокруг Фрэнка, который так и не приходил в себя. Скоро его увезли, под капельницей, на каталке в отдельную палату. И никто из врачей и сестер не заметил довольной улыбки на губах более-менее живого пациента.