Игра без правил

1

Ей нравилось дразнить мужчин, даже если это и оборачивалось для нее неприятностями.

Вероника де Марко, предпочитавшая называться просто Ронни, обожала наблюдать за тем, как глаза мужчины расширяются в нетерпеливом ожидании, пока она, разжигая в нем плотское желание, методично и безжалостно мучит его, обещая самые невообразимые наслаждения, – главное, чтобы он верил: эта награда предназначена только ему одному. Вот и этот сидит неподвижно, в нетерпеливом ожидании не сводя глаз с Ронни, которая медленно расстегивает ярко-красную блузку своими длинными тонкими пальцами: сперва пуговку воротничка, затем, осторожно скользнув рукой ниже, еще одну на роскошной груди. Следующая пуговка соблазнительно приоткрывает крепкий живот. Ронни немного медлит, ее пальцы замирают на точеной талии, еще мгновение – и блузка расстегнута. Она намеренно позволяет сидящему на огромной кровати мужчине не больше секунды насладиться возбуждающей небрежностью распахнутой блузки, под которой ничего больше нет.

Заметив, как он облизнул пересохшие губы и тяжело перевел дух, она прислонилась к массивной деревянной двери спальни и одарила мужчину своей самой обольстительной улыбкой. Это произвело ожидаемый эффект. Как всегда. Он поднялся и сделал в ее сторону несколько шагов, в его глазах горел огонь темных желаний.

Умопомрачительная улыбка Ронни была результатом тщательной, скрупулезной работы. Этой улыбке, как и многому другому, ее обучила лучшая подруга Александра. Ронни считала свои восхитительные полные губы, приоткрывавшие ряд идеально белых зубов, одним из самых сильных преимуществ в ее профессии, не менее важным, нежели голос, манеры, выучка и жизненный опыт. В который раз она ощутила, как легкая нервная дрожь пробежала по всему телу. Пора начинать представление, на этот раз – представление для одного зрителя, которое должно стать одним из лучших в ее жизни.

Занавес был поднят, когда она распахнула свою легкую красную блузку перед его сластолюбивым взором. Струйка прохладного воздуха коснулась молочно-белой плоти, и груди Ронни тотчас напряглись от возбуждения. Звуки, доносившиеся из холла роскошного пентхауза на Парк-авеню, где вечеринка была в самом разгаре, приглушались шумом кондиционера и тихой фортепианной музыкой, льющейся из стереосистемы здесь же, в спальне. Ронни не потребовалось особых усилий, чтобы незаметно скрыться с этим человеком от глаз почти двухсот гостей: язык ее тела и манящий взгляд сказали ему обо всем, и для того, чтобы назначить свидание, понадобилось лишь несколько слов.

Она оглядела мужчину с ног до головы, в то время как тот поднялся с кровати и решительно направился к ней. Дино Кастис был достаточно привлекателен, однако не представлял собой тот тип мужчин, в чьих объятиях Ронни хотелось бы заниматься любовью. Ему было уже далеко за сорок, и под его поредевшими иссиня-черными волосами начинала проступать лысина. Темные густые брови, смыкавшиеся на переносице, нависали над карими, глубоко посаженными глазами. Дино был высок и широк в груди. Он носил бородку, скрадывавшую второй подбородок. Своим крепким телосложением он походил на тот тип людей, который так часто можно было встретить на многочисленных праздниках греческой православной церкви. Ронни предпочла бы оказаться сверху, а не под ним, когда, через несколько минут, дело дойдет до главного. Но сначала увертюра.

Ронни чувствовала, как грубоватые мозолистые ладони легли ей на спину и Дино медленно притянул ее к себе. Теплые и влажные губы Дино неспешно покрывали поцелуями ее шею. Она ощутила острый запах виски, напомнивший ей годы, проведенные в Калифорнии. Ронни тут же отогнала от себя неприятное воспоминание. Она чувствовала, что ее новый любовник изнемогает от желания, и лишь утвердилась в решимости полностью себя контролировать. Грубые мужские ладони мяли груди, возбуждающе нащупывали бугорки ее набухших сосков. Но Ронни дала ему лишь минуту свободы и, взяв руки Дино в свои, подтолкнула его к кровати.

Не сводя с него своих синих глаз, она отрывисто произнесла охрипшим от вожделения голосом: «Сюда».

Он покорно проследовал за ней к низкой, в современном стиле, кровати и, полностью предоставив себя Ронни, откинулся на подушки. Стоя у кровати, она высвободилась из рукавов блузки, соскользнувшей сзади на пол. Дино хмыкнул, в нетерпении подавшись вперед. Ронни медленно расстегнула ремешок и пуговку на сидящих в обтяжку черных кожаных брюках и, вызывающе покачивая бедрами, позволила им медленно соскользнуть на пол. Она перехватила его восхищенный взгляд. Темные глаза Дино оценивали, изучали и вдруг расширились от восторга, не обнаружив под брюками трусиков. Ронни никогда не носила нижнего белья. Подруг она уверяла, что это неудобно, любовников – что белье напрасная трата времени.

Едва ее брюки упали на пол, Дино в нетерпении попытался подняться, но предостерегающий жест Ронни заставил его подчиниться и ждать. Ее улыбка безмолвно обещала, что его терпение будет вознаграждено самым сказочным образом. Дино широко ухмыльнулся и продолжал лежать, опершись на локоть. Напряжение его чресел не ускользнуло от ее внимания. Ее зритель явно наслаждался происходящим, но это была лишь первая сцена. С обольстительной, порабощающей улыбкой Ронни опустилась на толстый ковер, грациозно изогнув спину так, чтобы сильнее подчеркнуть линию пышной груди. Ее руки мягко массировали, ласкали его колени, двигаясь снизу вверх и умышленно обходя то, что так жаждало ее прикосновений. Она низко склонилась над Дино, и ее каштановые волосы волной упали ей на лицо. Затем она вытащила у него из-под брюк черную спортивную рубашку, обнажив его полный, покрытый темными завитками волос живот. Ей стало противно, но она тут же вспомнила, что это – спектакль, требующий от нее всех сил, собранности и воли к успеху.

Ронни принялась расстегивать пряжку ремня, властно отвергнув лихорадочную попытку Дино помочь ей в этом. Его умоляющий и полный желания взгляд лишь убедил Ронни в том, как верно рассчитаны неторопливые движения ее пальцев, расстегивающих «молнию» его брюк. Она склонилась и запечатлела игривый поцелуй там, откуда исходило нараставшее возбуждение. Дино, тяжело дыша, запустил руку в копну ее роскошных волос. Ронни стало не по себе при мысли о том, что, если он хоть как-то ее не возбудит, дальнейший спектакль превратится для нее в пытку, ибо до сих пор она не ощутила ни малейшего желания. Но эта мысль лишь раззадорила ее. Нужно мечтать, фантазировать, обратить мечту в действительность. Это в ее власти. Это ее жизнь.

Мужчина, оказавшийся сегодня в ее постели, уже не был тучным бизнесменом, стремившимся предаться плотским утехам в объятиях одной из девушек, приглашенных им на вечеринку. Нет, он превратился в нежного любовника, в рыцаря, о котором Ронни мечтала всю свою жизнь, страстно желая дарить и принимать его объятия и ласку. В ее воображении он был само совершенство: благородный, прекрасный, желанный. Всякое промедление, отделяющее Ронни от того момента, когда его страсть мощно взорвется внутри ее, становилось теперь настоящей пыткой. Дино стал для нее принцем, греческим богом, победителем, героем. Она предавалась мечтам, упоительным, захватывающим, невероятным. Влажное напряжение ее лона лишь доказывало силу самовнушения. Ронни интересовало, возможно ли испытать оргазм, сидя на стуле и используя в качестве стимула только убеждение, фантазию и воображение. Эта занятная мысль приходила ей в голову раза два, но так и осталась нереализованной.

Ронни продолжала нежно щекотать живот Дино, время от времени игриво просовывая пальцы под резинку его трусов. Она вскинула брови, словно спрашивая, не пора ли приступить к действию. Раздувающиеся ноздри и тяжелое дыхание Дино приказывали начинать без промедления. Но спешка не входила в ее планы. Ронни испытывала огромное наслаждение от того, что несколько раз медленно оттягивала резинку его трусов, а затем резко отпускала ее в точно рассчитанный момент, непосредственно предшествующий взрыву возбуждения. Ронни явно видела восторг своего единственного зрителя, отчаянно жаждущего главного развлечения. Отчаяние – вот то, чего она ждала, желала увидеть в глазах Дино, почувствовать в напряжении его чресел.

Ронни склонилась к нему, и едва ее дыхание коснулось возбужденной плоти Дино, она обвила руками его талию и рывком сдернула с него брюки, отпрянув с игривым смехом. Пока он высвобождался из штанин, Ронни оценивающе оглядела себя: отпечаток ремня, остававшийся у нее на животе, всегда чрезвычайно раздражал ее. Иногда он не исчезал по нескольку дней, и тогда количество ее любовников значительно сокращалось.

На лице Дино появилось острое раздражение. Пора немного облегчить ему ожидание, подумала она, но только подразнить, не больше. Она опять склонилась к Дино и неторопливо провела языком от основания к самому кончику его восставшего члена, чем привела его в полный восторг. Он испустил стон блаженного облегчения, в то время как его пальцы блуждали в ее густых кудрях. С минуту Ронни угощала его самыми изощренными ласками, на какие только был способен ее язык, после чего поднялась и села, пристально глядя Дино в глаза. Его мощная грудь тяжело вздымалась, а взгляд требовал большего, самого главного. И Ронни была уже готова к этому, но не раньше, чем после еще одного испытания.

Устроившись между колен Дино, она прижала его напряженный член к своему разгоряченному лону, нежно поглаживая возбужденную плоть кончиками пальцев, будто котенка. Мягкие завитки внизу ее живота нежно щекотали его кожу в такт возбуждающим покачиваниям ее бедер. Дино тщетно попытался притянуть ее к себе. Она улыбнулась и повела плечами, как бы демонстрируя роскошь своей груди. Со стоном, выдававшим его нетерпение, Дино сел на кровати и принялся покрывать поцелуями ее груди. Его лоб блестел от капелек пота. Наслаждаясь тем, как его сильный язык нежно ласкает ее набухшие соски, Ронни почувствовала, что обильная влага прилила к ее лону.

Теперь пора.

Ронни поднялась с колен и медленно, напрягшись всем телом, опустилась на Дино сверху. У него перехватило дыхание, когда его член входил в Ронни. Обжигающая полнота внутри ее взорвалась жадной энергией, растущей, ускоряющейся. Ронни вцепилась в его рубашку и, стянув, отшвырнула ее в сторону. Она прижалась своими темно-розовыми упругими сосками к его лицу. В предвкушении высшего наслаждения она все увеличивала натиск, ускоряла темп неистовой скачки, от которой перехватывало горло, учащалось дыхание и бешено стучало сердце. Пальцы Ронни скользнули в его черные напомаженные волосы и сомкнулись у него на затылке.

Все ее тело содрогнулось от первых мгновений восхитительного наслаждения, голова в изнеможении откинулась назад, рот приоткрылся, веки сомкнулись и из сведенного судорогой горла вырвался слабый стон. Каждая волна вливавшегося в ее лоно восторга поглощала столько сил, что Ронни в изнеможении рухнула ему на плечо. Несколько секунд спустя она потерла кончик носа, наслаждаясь мгновениями наступившей неподвижности. Внезапно она ощутила, что мягкие волосики щекочут ее влажную щеку. Едва пульсирующее напряжение в ее теле начало затихать, как последовал неожиданно мощный и властный толчок.

Не выходя из нее, Дино перевернул Ронни на спину и подмял под себя всей своей массой. Она видела его покрасневшее от напряжения лицо, выступившие и запульсировавшие на шее и на лбу вены. Пот градом струился по его лицу. Дино нависал над ней, опираясь на кровать руками. Ронни заметила, как дрожат в такт ускоряющемуся движению его бедер вялые мышцы. Вновь подступившее желание сковало ее тело, но спектакль был предназначен для Дино, а не для нее. Ронни сможет насладиться потом, с кем-нибудь другим. А сейчас была работа. От одной мысли быть придавленной этим телом ей стало не по себе.

– Подожди, – повелительно бросила она.

Дино с неохотой остановился и взглянул на нее. Ронни оттолкнула его и, перевернувшись, устроилась на коленях. Она впустила его сзади, и Дино с готовностью обхватил руками ее талию.

Глаза Ронни принялись рассеянно изучать какую-то картину, висевшую над кроватью. Это был заурядный морской пейзаж из тех, что тысячами распродаются вечно голодными художниками на вернисажах в Гринвич-Виллидж. «Наверно, лучшее из того, что было, – подумала она, – но я смогла бы написать поприличнее». Художнику не удалось добиться должного светового эффекта. Не хватало лишь нескольких завершающих мазков, чтобы волны обрели свою естественную прозрачность, а вода манила восхитительной прохладой.

Ронни взглянула из-за плеча на Дино и про себя отметила, что он только и ждет сигнала с ее стороны, чтобы пустить в ход всю свою мужскую доблесть. Она полуприкрыла глаза и издала стон наслаждения, старательно делая вид, что он самый потрясающий любовник на свете.

– О… ка-ак хорошо, – простонала она, стараясь быть как можно более убедительной. – Да… – казалось, молила она. – Еще, да… еще, – выдохнула Ронни.

Спустя мгновение с глубоким вздохом Ронни почувствовала внутри себя отвратительную влажную пульсацию. Всплески следовали один за другим, постепенно теряя силу, и наконец прекратились. Напряжение плоти сменилось изнеможением, и Дино рухнул сзади на Ронни всей своей тяжестью. Она безуспешно пыталась выбраться из-под него, хватая ртом воздух, потом улыбнулась, вообразив, что, хвати его сердечный приступ и умри он прямо на ней, в какое смущение это привело бы медиков, вынужденных вызволять ее из такого щекотливого положения.

Дино поднял голову, похотливо улыбнулся и вышел из Ронни. Она с облегчением поднялась и села на кровати, чувствуя себя несколько помятой после такого не особо деликатного обращения. Она пристально наблюдала за тем, как Дино, усаживаясь на кровати, тщательно приводит в порядок свои жидкие волосы.

– Итак, мистер Кастис, – сидя по-турецки, проговорила Ронни, – как вам понравилось мое искусство?

Дино взглянул на нее с улыбкой:

– Я более чем доволен. Ты на редкость талантлива.

Из всех многочисленных достоинств Дино Кастиса Ронни особенно ценила одно: он был мультимиллионером и продюсером обещающей шумный успех пьесы, премьера которой ожидалась на Бродвее в скором времени. В мире театра только и было разговоров, что о новом шедевре Артура Трумэна. Трумэн был автором пяти нашумевших шоу, шедших с необычайным успехом на Бродвее в конце семидесятых – начале восьмидесятых годов. Затем он умолк на десять лет. Теперь же агенты, режиссеры, актеры и актрисы с нетерпением ожидали его возращения в надежде урвать хоть крошечный кусочек от его будущей пьесы.

Ронни де Марко была готова пойти на что угодно, лишь бы заполучить даже эпизодическую роль в спектакле. Для Ронни она значила все. Для начала ей понадобилось переспать с одним директором труппы только для того, чтобы попасть в число гостей, приглашенных на вечеринку к Дино в тот вечер. Это было легко, Ронни без труда входила в контакт с директорами на обоих побережьях Соединенных Штатов. Теперь ей оставалось лишь убедиться в уступчивости самого Дино Кастиса.

Ронни лениво откинулась на подушки и грациозно потянулась.

– Я же тебе говорила – у меня есть все, что тебе необходимо.

Он поднял руку и погладил ее по бедру.

– Конечно, все. Конечно. Превосходное представление, моя дорогая мисс…

– Де Марко, – закончила она. – Ронни де Марко.

– Да, Ронни де Марко. Верно. Мне кажется, я сумею подыскать тебе какое-нибудь местечко в моем спектакле.

Ронни привстала, опираясь на локоть, и с наигранным безразличием поинтересовалась:

– Ты уверен?

Дино рассмеялся и пристально взглянул в ее синие глаза, отчего Ронни стало не по себе.

– Ведь ты готова ради меня пожертвовать всем… да? Лишь бы попасть в «Точный удар», верно?

Она облизнула свои полные губы и уверенно заявила:

– Всем.

Его взгляд на мгновение оценивающе скользнул по ней.

– Я так и думал. – Он снова хитро улыбнулся. – Чем больше я смотрю на тебя, тем больше убеждаюсь: ты именно то, что я искал. Ты мне идеально подходишь.

Ронни подползла к Дино и прижалась грудью к его спине:

– Ты это имел в виду?

– О да. Именно. – Его голос прозвучал почти покровительственно.

Ликование легкой волной пробежало по ее телу. Она слизнула соленые капельки пота, выступившие у него на шее, и прошептала ему в самое ухо:

– Отлично. Мне кажется, в таком случае мы еще увидимся, и не раз. Это просто здорово.

Дино снова повернулся к ней и рассеянно принялся мять ее груди.

– Возможно, моя дорогая. Возможно.

Она несколько раз тряхнула плечами, закусив от восхищения нижнюю губу. Затем Дино задумчиво произнес:

– Ну а теперь послушай, что я тебе скажу. Если ты будешь работать у меня, то тебе придется иметь дело с моим режиссером, с этой несговорчивой стервой, а не со мной. Я лишь подписываю чеки. А она сдерет с тебя три шкуры.

– Она? – Глаза Ронни расширились от изумления.

Дино кивнул.

– Джун Рорк. Режиссером будет она.

О черт! Только не Джун Рорк.

– Джун Рорк? Ты это серьезно? – Ронни не могла скрыть разочарования.

За Джун Рорк закрепилась репутация одного из самых тяжелых в работе режиссеров во всем Нью-Йорке. Она осуществила несколько постановок, имевших оглушительный успех. Но ее последний спектакль потерпел сокрушительный провал, после чего о Джун никто долгое время не слышал. Злые языки поговаривали, что провал был ей нужен: он-де сверг Джун Рорк с пьедестала на бренную землю.

– У тебя какие-то проблемы с Джун? – осведомился Дино.

– Нет-нет, – выпалила Ронни, – никаких. Наоборот, будет здорово у нее поработать. – Она постаралась смягчить свой взгляд, чтобы не выдать себя. – Но мне хотелось бы почаще видеть и тебя. Было бы неплохо, верно?

Дино кашлянул и поднялся с кровати.

– Я обещаю вам, мисс актриса, что если вы захотите повторить этот спектакль еще раз, то можете рассчитывать на меня прямо сейчас. Я хочу… как это у вас там называется… вызвать вас на «бис»? Да?

Ронни понимала, что лучше ни в чем не отказывать своему новому работодателю. Она соскользнула с кровати и устроилась на мягком ковре у его ног. Через несколько мгновений она уже пыталась своим умелым языком воскресить к жизни его вялый член. Хотя Ронни старалась вовсю, в мыслях она была уже далеко отсюда. «Точный удар» должен был стать точкой отсчета в ее карьере, началом воплощения мечты. Все ее эпизодические и даже небольшие заглавные роли во второстепенных театрах скоро останутся в прошлом. Эта же постановка должна ввести ее в круг избранных. Наконец она сможет блеснуть и быть замеченной. Ею будут восхищаться критики, ее будут приветствовать зрители. Еще совсем немного, и мечты станут реальностью. Ронни не терпелось рассказать обо всем Александре. Она уж точно порадуется за нее.

Ронни не заметила, как внезапно напрягся и обмяк над ней Дино. Она продолжала витать в облаках, пытаясь придумать, как же ей найти управу на эту чертову режиссершу. Задача была не из легких – и Ронни испытала радостное возбуждение.

2

Зрительный зал театра «Юниверсал» был погружен во мрак, только над сценой ярко горели прожектора. Две одинокие фигуры в середине двенадцатого ряда – можно было различить только их силуэты – были поглощены оживленной беседой. Неслышно ступая по ковру, Джун Рорк направлялась к сцене, одной рукой она крепко прижимала к себе папку с бумагами, в другой держала кружку дымящегося кофе. Таблетка метедрина, выпитая ею еще перед выходом из дома, возымела ожидаемый эффект, и Джун чувствовала дрожь в руках и ногах – прилив нервной энергии. Она считала, что метедрин способен противостоять действию валиума, который она глотала ежедневно перед сном. Каждое утро Джун просыпалась с сердцебиением и с пересохшим горлом. Но старалась не придавать этому значения. Чашка хорошего крепкого кофе – и она была в полном порядке. Джун с наслаждением отхлебнула из кружки.

Она узнала голос одного из сидевших в зале: это был Артур Трумэн, знаменитый автор «Точного удара». Джун пребывала в счастливом возбуждении от того, что ставить пьесу предложили именно ей. В особенности после провала «Сорванной маски», ее последней постановки, которая не продержалась и двух недель. А ведь она так верила в свое детище. Пьеса была хороша, да и актерский состав удалось подобрать отличный. Но, к сожалению, продюсер Энтон Бертолини нарочито игнорировал ее и делал все по-своему. Ну уж на этот раз решать будет Джун. Именно это условие она выставила Дино Кастису.

Однако оно уже было нарушено.

Дино настоял на том, чтобы на главную мужскую роль был утвержден его личный друг, некогда известный голливудский актер Коди Флинн. Джун знала его лишь по ранним фильмам, которые время от времени крутили по кабельному каналу. Коди Флинн был достаточно смазлив, вследствие чего и снимался в банальных боевиках с банальным сюжетом и пышногрудыми красавицами. Поначалу Джун довольно резко возражала, но Дино остался непреклонен, заявив: либо Коди Флинн, либо ничего. Пьеса была слишком важна для Джун, чтобы упустить ее из рук, но нельзя было допустить, чтобы протеже Кастиса – красавец с сомнительными способностями – испортил дело. В результате им удалось прийти к компромиссу: Джун согласилась дать Коди Флинну испытательный срок, предоставить шанс. Но если он его упустит, то будет немедленно изгнан без всякого сожаления. Дино посчитал подобную сделку достаточно честной, пообещав, что в будущем не станет вмешиваться в процесс постановки «Точного удара».

– Привет, Артур, – любезно поздоровалась Джун, сгорая от нетерпения побыстрее начать пробы актерского состава.

Ее коротко стриженные волосы еще не просохли после наспех принятого душа. Как обычно, на ней не было ни украшений, ни макияжа, а одета она была в приносившую удачу коричневую куртку поверх такой же счастливой черной майки, удобные брюки цвета хаки, трехлетней давности кроссовки. Если не считать синюю рабочую блузку, обычно сменявшую на время стирки майку, Джун никогда не меняла своей униформы на протяжении всего репетиционного периода до самой премьеры. По такому торжественному случаю она надевала счастливое черное вечернее бархатное платье, украсив его лишь ниткой жемчуга, подаренной Нилом Саймоном пять лет назад на день ее рождения.

Джун специально сняла небольшую квартирку поблизости от театра, чтобы ежедневно ходить пешком на репетиции. Эти прогулки должны были стать частью ритуала, помогавшего ей сжигать избыток энергии. Джун считала, что ей необходимы такого рода физические упражнения, о чем нельзя было догадаться, глядя на ее маленькую, как у подростка, фигурку. На самом деле ей хотелось быть как можно ближе к своему новому детищу: ведь каждую свою постановку Джун воспринимала как собственного ребенка. Ей так и не удалось обзавестись собственными детьми, поэтому материнские инстинкты Джун реализовывались исключительно в работе. Вот почему она была властной и требовательной, принимая на свой счет каждое движение, каждое произнесенное слово, каждое действие в любой из ее постановок. Помимо прочего, Джун считалась одним из самых интеллектуальных режиссеров, каких когда-либо видели театральные подмостки.

– Джун, дорогая, привет! – Артур с трудом поднялся из своего кресла, которое громко скрипнуло, и протянул Джун тонкую руку. Затем, обернувшись к своей компаньонке, сказал: – Джун, думаю, тебе не нужно представлять Аманду Кларк.

От неожиданности Джун вздрогнула и взглянула на улыбающуюся звезду Голливуда и Бродвея. Аманда Кларк принадлежала к плеяде величайших актрис, блиставших в пятидесятых-шестидесятых годах. По подсчетам Джун, лет ей было столько же, сколько Артуру, – под семьдесят, если не под восемьдесят. Джун еще с детства помнила Аманду в бродвейской постановке «Плавучего театра». Ее имя всегда ассоциировалось у Джун со сценой из спектакля, когда юная, решительная и немного загадочная Аманда Кларк стояла на набережной Миссисипи в своем ярко-желтом в талию платье с прозрачно-кружевными разлетающимися рукавами и глядела куда-то вдаль из-под небрежно надетой шляпки. Как она была хороша! Но даже сейчас, в полумраке темного зала, невзирая на бури, отшумевшие в ее личной жизни за минувшие годы, глаза Аманды излучали все то же спокойное обаяние, мгновенно успокоившее Джун. Аманда Кларк оставалась необычайно красивой женщиной.

Джун протянула Аманде чуть дрожавшую руку.

– Счастлива встретиться с вами, Аманда, – искренне призналась Джун.

Слегка наклонившись вперед, актриса пожала протянутую ей руку с поистине царственным величием.

– Благодарю вас, мисс Рорк.

– Просто Джун. – Джун стало не по себе. Еще никто не приводил ее в подобное смущение. Оттого, что Аманда Кларк назвала ее по фамилии вслед за тем, как сама Джун осмелилась обратиться к знаменитой актрисе по имени, Джун стало неловко.

– Пускай Джун, – снисходительно согласилась Аманда, чуть склонив свою широкополую французскую шляпу.

Даже модная шляпа не могла скрыть проступившую седину некогда потрясающих, цвета воронова крыла волос Аманды, теперь собранных в тугой пучок на затылке. «Как жаль, что и великие стареют», – с грустью подумала Джун. Она бы предпочла сохранить в памяти экранный образ Аманды. При личном знакомстве с такими женщинами исчезало что-то, что делало их особенными, неповторимыми, какое-то невыразимое очарование.

Молодая режиссерша устроилась в кресле рядом с Артуром и, отхлебнув из чашки, поставила ее на пол.

– Итак, Артур, чему мы обязаны удовольствием видеть мисс Кларк?

Морщинистое лицо Артура покраснело от смущения.

– Помимо того, что я являюсь самым восторженным ее поклонником и другом, – с виноватой улыбкой произнес он, – я пригласил ее сюда, чтобы начать с ней работать.

Джун удивленно взглянула на него.

– Прости, что? Я не совсем понимаю, о чем идет речь?

Аманда с беспокойством тронула Артура за локоть.

– Артур, ты же мне говорил, что все улажено.

Он пожал плечами.

– Очевидно, я заблуждался. – Артур повернулся к Джун. – Я думал, вы уже знаете. Дело в том, что я писал роль мамаши Дианы Фрэнкс специально для Аманды. Дино уверил меня, что с ее ангажементом не будет никаких проблем.

Еще один сюрприз Дино Кастиса!

Джун почувствовала на себе вопросительный взгляд актрисы. Она знала, что сейчас от ее слов зависит, будет ли эта необыкновенная женщина жестоко унижена, или она, Джун, окажется величайшей лицемеркой. Джун почувствовала, как внутри ее охватил жар, во рту пересохло и страшно захотелось закурить. Она была вовсе не против того, чтобы в ее шоу участвовала такая знаменитая и талантливая актриса, как Аманда Кларк. Уж она-то сумеет сбить гонор с этого проходимца Коди Флинна! Джун раздражало лишь одно – почему никто не удосужился предупредить ее заранее о визите дамы, желающей приступить к работе. Навязчивые воспоминания о провале «Сорванной маски» снова всплыли в ее памяти. И тогда она решилась.

Джун хлопнула себя ладонью по лбу, будто бы припоминая что-то очень важное:

– Ну конечно же, Артур. Конечно же, я все вспомнила! Я имела в виду, почему именно сегодня? Сегодня я пробую актеров только на роли второго плана. Аманде лучше явиться на следующей неделе, когда мы приступим непосредственно к репетициям. – Джун молила Бога, чтобы ее слова прозвучали как можно более убедительно.

– О нет, я зашла лишь только посмотреть. – Сияющая улыбка облегчения расцвела на лице Аманды, и она снова села.

Артур Трумэн легонько коснулся ее руки.

– Вот видишь, я же тебе говорил, что все будет в порядке, – сказал он.

Аманда ответила сдержанной улыбкой, вскинула подбородок и удовлетворенно повела плечами. Затем она наклонилась и шепнула Артуру на ухо:

– Знаешь, я не чувствовала такого желания репетировать еще со времен «Длинного жаркого лета» с Грегори Пеком.

Артур задумчиво откинулся на спинку кресла.

– Ты тогда была просто великолепна, впрочем, как обычно. Никак не могу понять, почему в тот год «Тони» [1] вручили Кэтрин Хепберн? Но можешь не сомневаться: я голосовал за тебя.

По увядающему лицу Аманды скользнула легкая тень смущения:

– Не стоит ворошить прошлого.

Услышав это, Джун не смогла сдержать смешок, уткнувшись в свои записи и доставая из кармана ручку. Она вспомнила, что Аманда играла тогда в дуэте с Робертом Тэйлором. Да, кажется, в каком-то фильме времен второй мировой войны она снялась с Грегори Пеком, но на театральной сцене ни разу с ним не появлялась. Она понимала, что лучше и не пытаться разобраться во всех этих бывших партнерах Аманды. Джун достала пачку «Салема» из кармана куртки и закурила. После первой же глубокой затяжки долгожданное ощущение умиротворения разлилось по телу. Джун почувствовала, что успокаивается.

Артур наклонился ближе к Аманде.

– Так в скольких же моих пьесах ты играла? – спросил он.

Аманда поджала губы и глубоко вздохнула.

– Боюсь, эта – первая.

Артур, казалось, был потрясен.

– Первая? А как же насчет «Создателя грез»?

Аманда кивнула:

– Хотела бы я, чтобы это было так.

– Это была Вера Майлз, – не утерпела Джун, выпустив облако сигаретного дыма, окутавшего передний ряд. Она тотчас же пожалела о своей несдержанности.

Джун ненавидела себя в такие моменты. Она не раз недоумевала, почему именно ей Господь Бог отводит роль исправлять чужие ошибки, пусть даже самые мелкие. Джун принадлежала к тому типу людей, которые готовы были дойти до ссоры, но доказать, что именно Бадди Эбсон исполнял роль Железного Дровосека в «Волшебнике страны Оз».

Артур почесал в затылке и сконфуженно принялся изучать свой ботинок.

– Вера, говоришь? Ну, Вера так Вера. – Он с виноватой улыбкой пожал плечами. – Ну а если бы нам пришлось еще раз затеять это дело, то я бы хотел, чтобы именно ты играла Шарлотту.

Аманда погладила его по рукаву твидового пиджака с кожаными заплатами на локтях.

– Как это мило! Может, когда-нибудь это произойдет.

Джун осторожно откашлялась. На самом деле в «Создателе грез» вовсе и не было никакой Шарлотты. Джун прикусила язык. Для нее оставалось полнейшей загадкой, как Артуру Трумэну удалось написать такую светлую, живую и мастерски выстроенную пьесу, как «Точный удар»? Звук шагов, донесшийся из-за левой кулисы, вывел Джун из задумчивости. На сцене появился человек в майке и выцветших джинсах с целой охапкой бумаг. Это был Карл Мэджинис, ассистент Джун и исполнительный директор на постановке «Точного удара». Он приставил к глазам ладонь наподобие козырька, защищаясь от света прожекторов, и вгляделся в темноту зрительного зала.

– Джун? – крикнул Карл, и эхо его голоса разнеслось по всему помещению.

– Я здесь, – отозвалась она.

Карл кивнул, хотя было понятно, что он так и не определил, где она находится.

– Эти агенты прислали столько народу, что всех нам ни за что не прослушать. Я уже завернул около сотни желающих.

– Надеюсь, ты попросил их позвонить в конце недели на тот случай, если мы не подберем кого нужно?

Карл заговорил в темноту, повернувшись туда, где, как он думал, находится Джун.

– Да, но там оказалась пара упрямых идиотов, так что мне пришлось вызвать полицейских. Они уже у черного хода. – Он взглянул на лист, лежавший сверху. – С кого ты хочешь начать?

Джун поднялась, опершись на переднее кресло, и глубоко затянулась.

– Начнем с примы. Все женщины, которые не пройдут, остаются во вспомогательном составе. И чередуй мужчин через каждых двух женщин. Передай претенденткам, чтобы начинали со страницы девятнадцать, со сцены Кэсси Фрэнкс с Эваном Чэмберсом. Отбери не самых безнадежных ребят для вспомогательного состава, и пусть они начинают с пятьдесят шестой страницы, с того момента, когда появляется Мэтью Кровелл. Флинн, надеюсь, уже здесь?

Карл кивком указал за кулисы.

– Да, сейчас он, кажется, флиртует с девицами в будке для осветителей, но могу вытряхнуть его оттуда.

Джун с негодованием тряхнула головой.

– Пожалуйста, будь так добр.

– Нужно ли было приглашать этого Коди Флинна? – обратился к Джун Артур Трумэн. Он поморщился, точно от неприятного запаха. – Насколько мне известно, он из Калифорнии. Ему хоть когда-нибудь приходилось играть на Бродвее?

– Думаю, что нет, – с раздражением бросила Джун. – Он личный друг Дино, и тот утверждает, что у него очень громкое кассовое имя. Дино считает, что для аншлага достаточно имени. – Она взмахнула рукой. – По-видимому, эта чертова прибыль – единственное, что интересует Дино. – Джун взглянула на Артура и понизила голос. – Он подсунул нам дешевку. А это-то, по его мнению, нам и нужно. Эдакая приманка для публики. Хотя, может быть, мне еще удастся свернуть башку этому актеришке. Тут же «Таймс» наверняка разразится сенсационной статьей.

– О Господи! – расхохоталась Аманда.

Пока Джун, Артур и Аманда продолжали болтать, Карл Мэджинис вернулся за кулисы и направился в осветительскую. Там он застал Коди Флинна вовсю любезничающим с младшей осветительницей Синди Добрински.

– Коди, – Карл попытался оторвать от увлекательного занятия голливудского короля боевиков.

Хотя на сцене его видели нечасто, он был красив, подтянут и хорошо сложен. Ему было около сорока, он носил маленькие усики и еще мог похвастаться густой шевелюрой темных волос. Лишь немногие женщины могли устоять перед его чарами. К несчастью, его ego было столь же велико, сколь и кассовый успех. Коди даже не заметил, как вошел Карл.

– Коди! – повысил голос Мэджинис.

– Что? – с наигранным раздражением откликнулся Флинн. – Разве ты не видишь, что я занят?

– Мы начинаем, – улыбнулся Карл.

– О черт! – Он посмотрел на Синди, подражая Арнольду Шварценеггеру в «Терминаторе». – Я вернусь, – многозначительно добавил Коди.

Девушка хихикнула и заговорщицки подмигнула Карлу из-за спины Флинна.

– Ну и какая у нас на сегодня программа? – Его взгляд упал на толстую пачку бумаг в руках у Карла.

– Все очень просто, – ответил тот, передавая Коди отпечатанный текст его роли. – Если на сцене женщина, ты читаешь со страницы девятнадцать, если парень – то со страницы пятьдесят шесть. Если Джун говорит «стоп», то ни слова больше, а не то схлопочешь большие неприятности. И предупреждаю, лучше не выводить ее из себя не только на прослушивании, но и на репетициях.

– Неужели? – с наигранным удивлением спросил Коди.

– Неприятностей не оберешься, – усмехнулся Карл.

Еще раз взглянув на ассистента режиссера, Коди похлопал его по плечу:

– О'кей, не беспокойся, дружище. – И направился на сцену.

Карл прошел в рабочее помещение, где в ожидании прослушивания толпились около сотни возбужденных молодых людей, молча разглядывавших друг друга. При появлении Карла все взгляды замерли на нем. Карл уже много их перевидал, этих жаждущих доказать всему миру, что они что-то умеют. Но только кучке счастливцев улыбнется удача. И это счастье будет даровано им потому, что лишь на одно мгновение им удалось понравиться одной леди, наблюдавшей из зала. Он симпатизировал и сочувствовал им всем. Но пора было приступать к работе.

– Внимание! – крикнул Карл, хотя в этом не было никакой нужды. Возбужденные кандидаты замерли в нетерпеливом ожидании своего шанса, в то же время и страшась предстоящего испытания. Карл оглядел толпу. – Тот, кого я вызываю, выходит на сцену и получает текст своей роли. У каждого из вас будет не больше пяти минут, чтобы взглянуть на текст, пока предыдущий кандидат потеет на сцене. Не тратьте попусту время, слушая, как читают другие. Лучше читайте свой текст. И постарайтесь сделать это как можно быстрее. Второго шанса мисс Рорк вам не даст. Дамы, вы все читаете за Кэсси Фрэнкс. Джентльмены – за Мэтью Кровелла. Начинаем с первого явления. Останавливаться только тогда, когда мисс Рорк скажет «стоп». Не задавать вопросов, пока вам не разрешат. Не говорить ничего, пока вас не спросят. В гримерной «А» вы сможете ознакомиться с кратким содержанием пьесы. Вопросы есть?

Никто не произнес ни слова.

– Тогда удачи вам всем, друзья. – И Карл направился к сцене.

Задавать вопросы по пьесе – плохая примета. Откроешь рот – не получишь роль. Челси Дюран тяжело вздохнула и прислонилась головой к холодной стене, нервно раскачиваясь на складном стуле. Приглушенный шепот пробежал по толпе претендентов, едва Карл закончил свою речь и удалился. Челси вытянула перед собой руки, растопырив пальцы: так и есть, они дрожат. Она постаралась унять дрожь, но руки ее не слушались. Она медленно опустила их на колени.

– Черт возьми, да тебя всю трясет, – раздался голос слева от нее. Челси повернулась и увидела симпатичную девушку с платиновыми волосами и ярко накрашенными губами.

Челси устало кивнула.

– Да, мне ужасно страшно.

Девушка покачала головой:

– А мне? Ты представляешь, в новой пьесе Трумэна всего двенадцать героев или что-то в этом роде. Этот сукин сын больше не смог выродить. Представляешь?

– Всего двенадцать? – Только теперь до Челси дошло, как мало она знала о «Точном ударе» – лишь то, что это была последняя вещь Артура Трумэна и что каждый актер, имеющий стоящего агента, из кожи вон лез, чтобы попасть на прослушивание. – И это все?

– Ага, – подтвердила девушка и протянула руку. – Меня зовут Джэнет Берроуз, но ты можешь называть меня просто Джи Би.

Челси пожала холодную как лед руку.

– Челси Дюран.

Джэнет удивленно вскинула брови.

– Очень мило. А как твое настоящее имя?

– Так и есть, Челси, – ответила Челси. – Это подарочек от мамы с папой. А Дюран – придумал мой агент. Ему показалось, что это звучит получше, чем Туллер.

Джэнет согласно кивнула.

– Он прав, Дюран звучит слегка по-французски. В этом есть даже что-то сексуальное. Что-то вроде черных кружев и всех этих чертовых штучек. Ты в стриптизе работала?

Челси слегка покраснела и от смущения отвела глаза.

– Нет.

– Никогда не знаешь, что подвернется. – Девушка взглянула Челси прямо в глаза. – А у тебя неплохая фигура. Тебя бы взяли.

Челси почувствовала, что Джэнет искренне ей симпатизирует.

– Спасибо, но я предпочитаю что-нибудь менее пикантное.

– Что поделаешь, работа есть работа. Это мой принцип. – Девушка достала из сумочки пачку жевательной резинки и протянула Челси. – Хочешь?

Та отрицательно мотнула головой, отчего ее светлые волосы рассыпались по плечам.

– Да нет, спасибо. А ты работаешь в стриптизе? – полюбопытствовала Челси.

Джэнет кивнула, невинно улыбаясь.

– Я уже сказала, работа есть работа. На сцене или перед камерой. Какая, к черту, разница? – ответила она, сунув в рот жвачку. – Ты всегда обязана выполнять то, что тебе прикажет этот хренов режиссер. А потом тебе присылают чек. Все очень просто. Ведь так? Я права? Абсолютно все равно, чем тебе приходится заниматься.

«И вовсе не все равно», – подумала Челси. Она никогда не изменяла своим возвышенным идеалам в отношении театра. Начиная со школьной скамьи, когда Челси получила первую премию за драматическое мастерство, она трудилась в поте лица, чтобы стать профессиональной актрисой. Хотя, пожалуй, она скорее употребляла этот титул в разговорах со своими родителями-баптистами, жившими в Оклахоме. Она сознавала, что гонится за мечтой, не дающей покоя миллионам таких же, как она, – когда-нибудь стать звездой.

Челси сыграла в нескольких школьных постановках и заслужила почетную репутацию лучшей актрисы в колледже. Стены ее маленькой квартирки на Манхэттене были увешаны многочисленными грамотами, призами и наградами, полученными Челси в нескольких школьных и местных любительских театральных коллективах. Итак, вскоре после окончания университета в Сан-Марко на юго-западе Техаса двадцатисемилетняя драматическая актриса и местная знаменитость решила переехать в Нью-Йорк, центр вселенной для фанатиков театральной сцены.

За последние три года ей удалось сыграть несколько эпизодических ролей в плохоньких театрах, работая днем официанткой, барменшей, продавщицей в одном из больших городских универмагов и еще много кем, чтобы собрать хоть немного денег на квартирную плату и еду. Даже снимая квартиру вместе с подругой, она еле-еле сводила концы с концами. Она настойчиво участвовала во всех возможных прослушиваниях. Ее агент, лысый коротышка по имени Майрон Коэн, все-таки верил в ее талант или только говорил, что верил. По крайней мере он делал все, что мог, открывая для нее доступные ему двери. К сожалению, Челси была одной из тысяч, что вновь и вновь вступают в соревнование друг с другом за те крохи, которые перепадают с барского стола.

Челси и Джэнет болтали больше часа, пока кандидаты один за другим поднимались на сцену продемонстрировать все, на что они способны. Некоторые из них задерживались дольше остальных. Другие выбегали в слезах, среди таких были и мужчины. Если Джун Рорк задавала кому-нибудь вопрос, тогда счастливец, удостоившийся подобной чести, покидал подмостки, сияя от счастья в надежде, что его заметили. Питающие надежды с нетерпением ждали окончания процедуры. Но чем дольше длилось ожидание, тем мучительнее становилось напряжение.

– Джэнет Берроуз! – раздался голос Карла Мэджиниса.

Джэнет вскочила и бросилась к сцене.

– Я здесь!

– Челси Дюран! – снова выкрикнул Карл в толпу ожидавших. – Ты следующая.

– Здесь, – отозвалась Челси и направилась к Карлу получить мятый листок с текстом, гадая, доведется ли ей еще когда-нибудь держать в руках страницы пьес Артура Трумэна.

Челси и Джэнет из-за кулис наблюдали за тем, как какой-то молодой человек читал в паре с Коди Флинном. Коди произносил реплику за репликой подобно телеведущему, монотонно и бесстрастно. Но юноша, читавший с ним, был действительно хорош: среднего роста, черноволосый, с горящими щеками. Его интонации были идеально отработаны и изысканны. Он произносил реплики, почти не заглядывая в текст, будто заранее заучил их наизусть. Джун Рорк ни разу его не остановила, пока он не дочитал отмеренный текст до конца.

Челси услышала, как жесткий женский голос спросил из зала:

– Мистер… Кэллоуэй?

– Да, Брайан Кэллоуэй. – Молодой человек повернулся в направлении голоса и приложил руку к глазам, защищаясь от мощного света прожекторов.

– Вы где-нибудь работаете в дневное время? – спросил тот же голос.

– Да, – ответил Брайан. – Преподаю сценическую речь и основы драматического искусства в одной из школ Бронкса.

– Насколько ваше расписание допускает возможность другой работы? – гулко звучал женский голос в стенах театрального зала.

– Мое расписание достаточно гибкое, поскольку у меня есть ассистент.

– Спасибо, мистер Кэллоуэй. – И все было окончено.

Молодой человек поклонился в темноту и удалился за кулисы.

– Отличная работа, Брайан. – Джэнет ущипнула его за локоть, когда он проходил мимо. – Я просто уверена, что тебя пригласят.

Брайан остановился и с улыбкой взглянул на жующую резинку девушку.

– Привет, Джи Би! Рад тебя видеть. Ну-ка теперь ты покажи им, как следует!

– Следующий! – выкрикнул все тот же жесткий голос из темноты зала.

Джэнет кивнула Челси и, скрестив два пальца, уверенно двинулась на сцену испытывать свою судьбу. Когда она остановилась около Коди Флинна, у нее подкосились ноги.

Коди изобразил улыбку, приветствуя появившуюся на сцене Джэнет. Он вытер ладонью губы и бесстрастно-монотонным голосом принялся читать полагающуюся реплику:

– Кэсси. А вот и ты. Твоя мать и я разыскивали тебя.

Умирая от страха, Джэнет посмотрела в темноту зала. Коди Флинн любезно указал ей то место в тексте, откуда ей следовало начинать. Джэнет вздрогнула, когда он прикоснулся к бумаге, затем вспыхнула и вперилась в трясущуюся страницу.

– Спасибо большое, – улыбнулась она Коди. – Ах да… п-п-привет, Эван. Что… ты… здесь делаешь?

Коди отступил на шаг и провел рукой по волосам. Было видно, что ему до смерти надоело.

– Я же сказал. Ищу тебя. Нам необходимо поговорить.

Джэнет посмотрела в текст, сильно прищурившись.

– О нас. И о доме. – Это мои слова, милочка, – с иронией заметил Коди, сверкнув своей ослепительной улыбкой.

Джэнет густо покраснела.

– О… простите… Поговорить о чем?

– О нас. И о доме, – терпеливо продолжал Флинн.

– Достаточно! – раздался из мрака жесткий голос. – Спасибо. Следующая!

Коди сочувственно пожал плечами.

– Ничего не поделаешь, крошка.

Джэнет с неприязнью посмотрела в сторону зрительного зала.

– Я просто забыла дома очки, а контактные линзы недавно испортились, поэтому…

Ее прервал голос Джун Рорк:

– Спасибо за то, что уделили нам время, мисс. Мы свяжемся с вами в случае надобности. Следующая, пожалуйста!

Челси почувствовала аромат жасминных духов Джэнет, когда та проходила мимо нее. На лице девушки застыло выражение жестокого разочарования. Челси взглянула на сцену: Коди Флинн уже ожидал очередную партнершу. Она сглотнула ком, застрявший в горле, и вышла на сцену под обжигающий свет прожекторов.

– Боже, вы ее видели? Что эта девица забыла на Бродвее? – пропел Коди, недоуменно качая головой.

Эта бестактная реплика мгновенно вывела Челси из себя. Многие девушки подобно Джэнет Берроуз выходят на сцену испытать удачу, стараясь изо всех сил, а их унижают ничтожества вроде этого Флинна. Она в упор посмотрела на него и произнесла:

– Я как раз собиралась задать вам тот же вопрос.

В пустом зале ее голос звучал несколько громче, чем она рассчитывала. Из темноты до ее слуха донесся короткий смешок. Коди мгновенно стал серьезным.

– Ты готова? – насмешливо спросил он.

Челси, все еще раздосадованная его высокомерием, парировала:

– Даже больше, чем некоторые.

Снова из темноты до нее донесся смех.

Коди откашлялся.

– Кэсси. А вот и ты. Твоя мать и я разыскивали тебя.

Челси ответила с прежней эмоциональностью:

– Привет, Эван. Что ты здесь делаешь?

– Я же сказал. Ищу тебя. Нам необходимо поговорить. – В голосе Коди исчезла прежняя монотонность, в нем зазвучали изысканные интонации профессионала, ловко отражающего выпады партнерши.

– О чем? – бросила она.

Коди приблизился к ней на шаг. Теперь он был само обаяние.

– О нас. – Эффектная пауза. – И о доме.

Челси лишь на секунду заглянула в текст и вновь посмотрела на Коди.

– Нам не о чем говорить. – И резко отвернулась.

Коди инстинктивно подался за ней.

– Да нет же, есть о чем. – Он столько раз за утро повторял эти слова, что ему не было никакой необходимости заглядывать в листок с текстом. – И ты это отлично знаешь.

Она успела пробежать глазами следующую реплику, пока Коди произносил свою. Едва он замолчал, как Челси резко повернулась к нему:

– Не думаю. Я знаю лишь то, что у тебя интрижка с моей матерью. – Пауза. Гневный взгляд, устремленный на Коди. – Ты считаешь, что вел себя прилично? – Она медленно начала наступать на Коди. Тот отступал, точно защищаясь. – Но ты ошибаешься. Я видела тебя на той вечеринке. Я видела вас обоих. – Она на секунду задержала взгляд на листке с текстом и тихо произнесла: – А теперь прочь из моего дома.

– Не так! – вдруг раздался голос из темноты, отчего у Челси учащенно забилось сердце. – Еще раз, злее и громче. – Голос приблизился.

Челси без всяких возражений подчинилась.

– А теперь прочь из моего дома! – агрессивно и угрожающе выкрикнула она.

– Еще громче! – Голос был где-то совсем рядом.

Челси увидела на краю сцены маленькую женщину в темно-коричневой куртке. Тонкая струйка дыма поднималась от зажженной сигареты. Челси придвинулась вплотную к Коди так, как если бы именно он был объектом ее сильнейшей ненависти.

– А теперь прочь из моего дома!

– Неплохо. – Джун Рорк стояла, скрестив руки. – Но в первый раз мне понравилось больше.

Коди и Челси, не сговариваясь, рассмеялись. После чего он подмигнул девушке.

– Мне продолжать? – вежливо спросила Челси.

– Нет, достаточно. – Джун повернулась и вновь исчезла в темноте зрительного зала. – Спасибо, мисс. Следующий!

Джун Рорк даже не поинтересовалась ее фамилией. Челси было известно, что если у тебя спрашивают фамилию, то это хороший знак: можно надеяться, что тебя заметили. Разочарование всей своей тяжестью обрушилось на Челси. Ей-то казалось, что все так хорошо получилось. Ища поддержки, она взглянула в ярко-зеленые глаза Коди.

– Не волнуйся, – ободряюще прошептал он, поглаживая усики. – Все было хорошо.

Следующий кандидат уже выходил на сцену.

Челси скрылась во мраке кулис, не зная, что и думать. Прочие желающие молча сидели в ожидании своей очереди. Она прошла к черному ходу, в сердцах толкнула дверь и, вдыхая спасительную свежесть воздуха, смешалась с бродвейской толпой.

3

– Cадись, – Джун Рорк указала Коди на стул в своем маленьком кабинете театра «Юниверсал».

Дино Кастис арендовал все здание на время репетиционного периода. Кабинет представлял собой комнатушку без окон, пропахшую пылью и плесенью; ее единственным украшением были лишь несколько металлических книжных полок да допотопный стол, какой часто можно увидеть в старых черно-белых детективных фильмах. На столе небрежно валялся набитый до отказа кожаный рюкзак Джун Рорк, в котором она носила варианты и черновики режиссерских замыслов, эскизы декораций, предложения по осветительскому дизайну, листы с зарисовками костюмов и грима и множество папок с административными документами. Сама Джун устало устроилась на полуразвалившемся стуле с потертой спинкой.

С видом наигранной покорности Коди развернул стул и опустился на него, обхватив руками спинку.

– Слушаюсь, дорогуша, – откликнулся он.

– Я тебе не дорогуша, олух, – одернула его Джун.

– Прости, – спохватился он. – Ну так в чем дело?

Джун извлекла из кармана пачку сигарет и зажигалку и закурила. После первой глубокой затяжки она выпустила облачко ментолового дыма и устремила свой металлический взгляд на улыбающуюся физиономию актера.

– Дело в вас, мистер Флинн. Мне хотелось бы прямо сегодня сообщить вам, каковы ваши шансы.

Коди попытался улыбнуться.

– Похоже, они невелики. Верно?

Джун вновь погрузилась в облако сигаретного дыма.

– Не забывай – нанимал тебя Дино, а не я.

– Здесь ты права. Но ведь и тебя тоже нанял он, – уточнил Коди. – И это может…

– Привести к неприятным последствиям, – закончила за него Джун. – И заруби себе это на носу, приятель. Я не могу вышвырнуть тебя из труппы вопреки воле Дино. Но от меня зависит результат твоего испытательного срока. Понятно?

– Испытательного срока? – Коди слегка нахмурился. – Что за чушь? Что ты себе возомнила? Уж не думаешь ли ты, что я записался к тебе в ученики?

– Именно так, – отрезала она. – Здесь я даю звонки. Созываю деток на урок. Провожу занятия. Принимаю экзамены. – Джун подалась вперед и заговорила холодно и язвительно: – Один прокол – и ты выкатишься отсюда ко всем чертям в свой вонючий Лос-Анджелес. Таков наш уговор с Дино. Надеюсь, мы хорошо поняли друг друга?

– Прошу прощения, мэм, – Коди картинно всплеснул руками. – Давайте-ка разберемся хорошенько. Не для того же я тащился в Нью-Йорк, чтобы усложнять вам жизнь. Я не напрашивался, Дино сам позвонил моему агенту и предложил мне работу. И если у вас возникли проблемы, то говорите с ним, а не со мной.

Губы Джун нервно подергивались.

– Ну ладно, – уже мягче заговорил Коди. – Дайте мне еще один шанс. А то получается, как будто у меня уже и не осталось возможности показать, на что я способен.

– На сегодняшнем прослушивании мне стало все ясно, – непререкаемым тоном проговорила Джун. – Добрая половина этих сосунков на сцене делают свое дело не в пример тебе.

– Но я даже по-настоящему-то и не играл, – защищался Коди. – Меня ведь определили просто статистом, ведь так?

– Мне не нужны статисты, мистер Флинн, – процедила сквозь зубы Джун. – Мне нужны актеры.

– Но я и есть актер, – возразил он.

– У тебя нет ничего, кроме смазливой физиономии и аппетитной задницы, – с презрением заключила она.

Коди улыбнулся.

– Не так уж плохо. – Ответа не последовало, и Флинн продолжал: – Ну полно, Джун. Не бери в голову. Послушай, я обещаю выкладываться. Слово бойскаута… Я подписываюсь под вашим соглашением. Обещаю, если я проколюсь, тебе не нужно будет указывать мне на дверь: я просто сложу вещички и вернусь к себе в Калифорнию, к маслу для загара, шикарным апартаментам, джакузи и пляжным красоткам. Ну что, по рукам?

Во взгляде Джун блеснул гнев.

– Не ерничай.

Коди поднялся и направился к двери. Там он остановился и со вздохом прислонился к дверному косяку. Внутренний голос говорил ему, что если не удастся расположить к себе эту особу, то он потеряет работу. А этого нельзя допустить. Слишком уж много отказов он получал за последние несколько лет, чтобы позволить себе упустить этот шанс. Коди не снимался уже почти три года, а телефон упорно молчал – не то что несколько лет назад. Молодому поколению актеров – этим Кевинам Костнерам, Томам Крузам, Майклам Фоксам, Патрикам Суэйзи – удалось прочно завоевать симпатии нового зрителя. Никто теперь и гроша ломаного не даст за какого-то Коди Флинна. Еще лет десять тому назад только он да еще, пожалуй, Иствуд и Рейнолдс могли рассчитывать на приличные кассовые сборы. Тогда у Голливуда были иные кумиры.

Коди не был точно уверен, так уж ли жаждет он снова видеть свое имя на афишах, но если ради этого ему нужно всего лишь втереться в доверие к женщине, то тогда, пожалуй, стоит попробовать. Вообще-то он находил в этой колючей ироничной женщине некое странное очарование. Она была глотком свежего воздуха в душной атмосфере всех этих безмозглых красоток, вившихся вокруг Коди.

Призвав на помощь весь свой актерский талант, Флинн постарался придать своему голосу как можно больше убедительности:

– Я серьезно, Джун. Пожалуйста. Дайте мне еще один шанс. И обещаю, что не разочарую вас.

– Боюсь, что ты уже меня разочаровал, – сказала она, выдавив улыбку.

– Ну пожалуйста, – взмолился Коди.

Она помотала головой.

– Ты не задержишься здесь и недели. Уж поверь мне, я знаю таких, как ты. Ты что же, думал, что тебя здесь на руках будут носить и глядеть тебе в рот только за то, что ты в дружбе с богатым продюсером? Здесь у тебя этот номер не пройдет. Нью-йоркской публике наплевать, сколько ты сыграл тайных агентов, авантюристов и гонщиков. На сцене никто не даст тебе второго дубля. Каждое движение, каждое слово, каждый жест должны быть верными с первого раза. Где тебе знать, что значит работа такого уровня.

Коди промолчал. Он все прекрасно понял.

Голос Джун стал резче и громче.

– Верно, тебе не приходилось, замирая от страха, часами топтаться в ожидании своего шанса, как всем этим несчастным, – тебе преподнесли его готовеньким на тарелочке. Для меня нет ничего отвратительнее! Я прекрасно знаю, что значит сражаться, кусаться, царапаться, чтобы отвоевать себе место под солнцем. Мне также известно и то, что значит иметь продюсера, который ради своих дружков готов запороть спектакль!

Коди выждал, пока всплеск энергии уляжется и Джун Рорк успокоится, затем спокойно произнес:

– Быть всегда правой – значит быть одинокой, верно?

Он почувствовал, что задел Джун за больное – ее выдали глаза. Она так и осталась сидеть неподвижно, не произнеся ни слова в ответ.

Флинн оглядел убогий кабинет, а потом с наигранной болью посмотрел на режиссера.

– Знаете, и мне известно кое-что из того, через что вам даже никогда не приходилось пройти. Но это касается только меня. – Не отрывая своих зеленых глаз от Джун, Коди взялся за ручку двери. – Обещаю явиться на репетицию вовремя. Я буду выкладываться до седьмого пота, мисс Рорк. И тогда, надеюсь, мне удастся заставить вас посмотреть на меня другими глазами. Единственное, о чем я прошу, так это дать мне еще один шанс.

Джун стало как-то не по себе. Ей всегда удавалось держать себя в руках, какими бы тяжелыми ни были подобные аудиенции. Может, она все-таки была не права по отношению к этому голливудскому павлину? Она была в замешательстве.

– Мне… м-м-м… не хотелось показаться такой уж стервой, – проговорила она почти извиняющимся тоном.

Коди улыбнулся, за что Джун была ему благодарна.

– Всем известно, что я привыкла держать свое слово, – немного мягче добавила она. – Я даю вам шанс, мистер Флинн. – Ее серые глаза блеснули сталью. – И постарайтесь меня не разочаровать.

Он открыл дверь.

– Я обещаю.

Едва дверь захлопнулась, как Джун с облегчением откинулась на спинку старого, скрипучего стула. Она посмотрела на руки. Они дрожали, и Джун не могла понять почему. Ее внимание привлек звук приближающихся шагов, и, уверенная в том, что это снова Коди Флинн, она взглянула на дверь. Дверь без стука распахнулась, и на пороге появился Дино Кастис.

– Привет, я только что видел моего приятеля Коди, – он махнул рукой на дверь, – у него был очень грустный вид. Что тут у вас произошло? Надеюсь, ты не очень напугала его? Я не люблю, когда пугают моих друзей.

Джун улыбнулась.

– Думаю, мистер Флинн сам сумеет о себе позаботиться.

Дино весело рассмеялся и, плюхнувшись на деревянный стул, хлопнул себя по колену.

– Что верно, то верно. – И наклонившись к ней так, будто собирался сообщить нечто очень важное, сказал: – Пожалуй, это удается ему лучше, чем остальное.

Но Джун больше не хотелось думать о Флинне. Она стряхнула пепел с сигареты и снова затянулась. Ее слова, казалось, с трудом просачивались сквозь густое облако сигаретного дыма.

– Так чем могу быть тебе полезна, Дино?

Он пропустил ее вопрос мимо ушей.

– Как прошли пробы? Есть что-нибудь интересненькое?

– Да, несколько человек, – призналась она. – Но осталась еще целая куча народу на завтра и на среду.

Дино кивнул.

– Прекрасно. Но я хочу тебе немного помочь. Так что ты сможешь сэкономить свое драгоценное время.

Джун овладело нехорошее предчувствие.

– О чем это ты? – Он улыбнулся. – Так о чем ты, Дино? – напряженно переспросила она.

– Скажи, ты случайно не помнишь некую де Марко? Ронни де Марко? Она должна была пробоваться сегодня. – В темных глазах Дино мелькнула искра надежды.

Джун положила недокуренную сигарету в стеклянную пепельницу и полезла в рюкзак за папкой с бумагами. Просмотрев несколько листов со списками, наконец нашла нужное имя.

– Вот. Вероника де Марко. Так себе. Почему она тебя интересует?

Дино многозначительно подмигнул.

– Ронни – одна из моих ближайших друзей. Надеюсь, ты понимаешь, о чем идет речь? Полагаю, что для всех нас будет только лучше, если ты подыщешь для нее небольшую роль в нашей пьесе.

– Что?! – Джун всплеснула руками. – Ты хочешь, чтобы я устроила твоей подружке роль? Этого я сделать не могу… Извини, но это невозможно.

– Ну перестань, Джун. – Дино старался говорить как можно убедительнее. – Я же не собираюсь делать из нее Кэсси Фрэнкс. Или даже Джулию Портер. Дай ей всего лишь несколько реплик, ну, скажем, маленькую роль служанки, официантки – словом, кого угодно. Уверяю тебя, она играет не так уж плохо.

– Да уж, наверняка тебе лучше знать! – прорычала Джун.

Она тут же представила себе девицу, о которой пекся Кастис. Джун был прекрасно известен этот тип: высокие и стройные, сложенные как фотомодели; у некоторых – роскошные груди, у других – безупречная осанка, но у всех без исключения крепкие зубы, для того чтобы с остервенением разрывать плоть и перегрызать кости. Однако она с трудом могла представить себе их вместе – Дино и эту де Марко. Все, что ей лезло в голову, так это пошлые постельные сцены, сопровождаемые неумеренным потом и бесконечными стонами. Джун содрогнулась и с презрением покачала головой.

– Дино, ты же обещал – больше никаких сюрпризов! Черт возьми, ты даже не поставил меня в известность относительно Аманды Кларк!

– Аманда Кларк? – невинно переспросил Дино. – Ах да, приятельница Артура. Мне казалось, что я тебе о ней говорил. Разве нет?

– Нет, – с едва сдерживаемым гневом ответила Джун, – не говорил. Не сомневаюсь, она будет великолепной Дианой Фрэнкс. Мне просто хотелось узнать о ее назначении заранее.

– Прости, Джун. – Дино нахмурил лоб. – Не думал, что тебя огорчит мое желание.

Джун в последний раз затянулась и затушила окурок. Ей в голову пришла отличная идея, которая могла бы за многое ее вознаградить.

– Дино, я по горло сыта твоей помощью. Слышишь? По горло! Послушай, у меня есть предложение. Я пристраиваю эту твою мисс де Марко, и ты обещаешь мне не вмешиваться в дела, для которых ты меня, собственно, и нанял.

Дино расплылся в улыбке.

– Конечно! Конечно, обещаю. Только исполни мою последнюю просьбу. И тогда, клянусь покойной матерью, я ни во что не буду вмешиваться. – Он перекрестился.

– Почему-то мне с трудом верится, – с улыбкой проговорила Джун.

Он улыбнулся и положил толстые руки на край стола.

– Видимо, потому, что ты слишком хорошо меня узнала.

– Еще бы, – откликнулась Джун. – Это все или есть еще что-нибудь?

Он отрицательно помотал головой.

– Кажется, все. – Дино искоса взглянул на стопку листков со списками. – У тебя уже есть кто-нибудь на роль Кэсси Фрэнкс?

– Я планирую раздать роли на следующей неделе. Но если честно, у меня есть на примете Лилиан Палмер. – Джун подождала, как отнесется к этому Дино, мысленно благодаря Бога за то, что он первым поднял эту тему. Ей просто необходимо было обсудить с Дино этот вопрос. Тем более что его раскаяние может пойти ей сейчас на пользу. Дело в том, что с финансовой точки зрения Лилиан дорого стоила, так как была одной из лучших.

– Неужели Лилиан собственной персоной была на пробах? – удивился он. – Мне казалось, что тебе нужно какое-нибудь новое имя.

Она отрицателно замотала головой.

– Дело в том, что позвонил агент Лилиан и сказал, что она сейчас свободна. Я хочу ее заполучить. Тогда я смогу показать всем, что такое настоящий шедевр. Ну, что скажешь?

Дино на мгновение задумался. Затем с улыбкой сказал:

– Лилиан Палмер – очаровательная женщина и великолепная актриса. Если тебе удастся ее заполучить, она – твоя.

Джун была в восторге. Сегодняшний день не пропал зря. Она пометила у себя в блокноте, что завтра утром она первым делом должна позвонить агенту Лилиан. Не исключено, что постановка, возможно, получится, подумала Джун. И тут же какое-то нехорошее чувство шевельнулось у нее в душе. Она знала, что обязана во что бы то ни стало избегать слова «возможно». Спектакль должен стать ее триумфом, даже если ей придется рассчитывать только на одну талантливую приму, голливудского красавца, престарелую актрису, средней руки проститутку да тех, кого ей еще предстоит выудить в последующие два дня из огромной толпы желающих. Джун отчаянно хотелось пива. Она знала, что поблизости есть как минимум три приличные пивные и самое время заглянуть в одну из них, а может, и в каждую по очереди.

Когда час спустя, опорожнив три бутылки пива, она с сигаретой в руке задумчиво сидела у стойки заведения «У Уолли» и собиралась приступить к четвертой, ее неожиданно окликнули:

– Эй, крошка! Ждешь кого-нибудь?

Джун с удивлением оглянулась и заметила неопрятного мужчину, который с нахальной улыбкой расположился за стойкой неподалеку от нее. На нем был съехавший набок галстук и безобразно мятый костюм – под стать помятой физиономии.

– Кого угодно, но только не тебя, милый, – со смехом ответила Джун.

Бармен хихикнул и отошел в сторону к новому клиенту, удостоверившись, что Джун способна за себя постоять.

Тем временем незнакомец подсел к ней поближе. Исходивший от него запах перегара наводил на мысль, что он уже изрядно навеселе.

– Ну, не груби. Нужно быть поприветливее с посторонними. Ворчать будешь дома.

Джун старалась его не замечать.

Но тип, похоже, не собирался отступать. Он склонился к ее уху и промычал:

– У тебя есть на кого ворчать?

Джун отвернулась и затянулась сигаретой.

– Знаешь, будешь дружелюбнее, тебе и самой приятнее будет.

Подвыпивший тип положил руку на плечо Джун.

Она резко повернулась и, толкнув его что было сил, резко проговорила:

– Не смей ко мне прикасаться! – Ее горевшие бешенством глаза только подкрепили прозвучавшую в словах угрозу.

Джун поспешно достала из кармана измятую десятидолларовую бумажку, бросила ее на стойку и выскочила на свежий ночной воздух. Когда она наконец добралась до своей квартиры, то долго не могла справиться с дрожью в руках и попасть ключом в замочную скважину. До нее дотронулся мужчина, и что самое ужасное, без ее разрешения. Войдя в конце концов в квартиру, она тщательно заперла все замки, быстро разделась, завела будильник, приняла таблетку валиума и нырнула под одеяло. Дрожь утихла только тогда, когда лекарство наконец подействовало, погружая ее в глубокое забытье.

4

Не успел телефон зазвонить, как Челси тут же схватила трубку и прижала ее к уху. Она терпеливо ждала этого звонка все утро. Сегодня был понедельник, ей обещали позвонить именно в понедельник. Этот звонок был третий по счету: сперва звонила подруга, потом – торговый агент. Челси бросала трубку, едва понимала, что это не тот звонок, которого она так ждала. Больше всего она боялась, что из театра позвонят именно в тот момент, когда она будет с кем-нибудь говорить. Решительно, пора было обзавестись определителем номера.

– Да? – с надеждой в голосе ответила она, готовая повесить трубку, если и на этот раз тревога окажется ложной. Ее сердце учащенно билось.

– Челси Дюран? – произнес молодой мужской голос.

– Да. – У Челси перехватило дыхание.

– Это Карл Мэджинис, помощник Джун Рорк.

Позвонили!

Мысли смешались у нее в голове, сердце готово было выскочить из груди. Не может быть! Это сон! Фантастика! Позвонили! Боже, все-таки позвонили! Челси попыталась сосредоточиться.

– Мисс Дюран? – напомнил о себе Карл. – Вы меня слышите?

– Да-да, конечно, – заикаясь, пробормотала она. Какую, интересно, ей предложат роль? Наверно, какую-нибудь незначительную, например, сестры или служанки. А кто же будет играть Кэсси Фрэнкс? И кому досталась вторая женская роль – роль Джулии Портер? А кому – экономки и любовницы Мэри Тиммонс? – вихрем пронеслось у нее в голове.

– Мисс Дюран, готовы ли вы с будущего понедельника приступить к репетициям спектакля «Точный удар»? – профессионально ровным голосом спросил Карл.

– Да. – Челси старалась говорить как можно спокойнее. – Я буду счастлива участвовать в репетициях.

– Отлично, – отозвался Карл. – Мисс Рорк собирается пробовать вас на роль Джулии Портер.

Джулии Портер! Челси не верила своим ушам. Роль Джулии Портер была не менее ответственной, чем роль Кэсси Фрэнкс или ее матери!

– Да. Вас что-то не устраивает, мисс Дюран? – поинтересовался Карл.

– О нет! – протестующе замотала головой Челси, крепко прижав трубку к щеке. – Я просто в восторге! Я не ожидала… Это потрясающе…

Карл засмеялся.

– Джун просила передать, что на прослушивании вы ловко заткнули рот Коди Флинну. Думаю, она хочет иметь вас под рукой еще для того, чтобы время от времени ставить на место этого типа.

Челси улыбнулась при мысли о том, что ей предстоит работать с этим наглецом, который был при этом знаменитым актером.

– Я постараюсь ее не разочаровать.

– Великолепно, – ответил Карл и добавил: – Кстати, вы можете зайти в театр и получить свою роль прямо сегодня в любое время после полудня.

– Спасибо, мистер Мэджинис. – Челси все еще пребывала в состоянии шока.

– Просто Карл, – вежливо предложил он. – Нам ведь предстоит работать вместе не один месяц.

– Надеюсь. Спасибо за звонок. Вы не поверите, как я рада! О, Карл! – И тут она не выдержала: – Скажите, а кому досталась роль Кэсси Фрэнкс?

– Лилиан Палмер, – гордо объявил Карл.

– Лилиан Палмер!.. – От восхищения у Челси перехватило дыхание.

– Да. Примите мои поздравления, мисс Дюран. – Он казался не менее оживленным, чем сама Челси, однако не преминул добавить: – И не забудьте, в понедельник ровно в семь утра.

– Обязательно буду. До встречи, Карл.

Челси положила трубку, замерла на мгновение и вдруг тихонько принялась визжать, вопить, скакать, выбивать чечетку и кататься по полу до тех пор, пока возмущенные соседи не заколотили в стену. В это трудно было поверить, но это было правдой. Она, Челси Дюран, получила одну из главных ролей в пьесе самого Артура Трумэна. Просто невероятно! Она ущипнула себя раз, другой, боясь очнуться от сна. Обессиленная, Челси плюхнулась на потертый диванчик, притулившийся у большого венецианского окна. От осознания важности случившегося она заплакала.

В самом скором времени Челси будет на равных работать с настоящими профессионалами – об этом она могла только мечтать. Газеты уже растрезвонили, что Аманда Кларк репетирует роль Дианы Фрэнкс. Что же до Лилиан Палмер, то исполнение ею главной роли означало аншлаг и без единой репетиции. Лилиан была одной из самых популярных актрис Бродвея. Она только что закончила играть в последнем мюзикле Эндрю Ллойда Уэббера, который не сходил со сцены без малого пять лет. Момент был самый подходящий. Да и Коди Флинн был звездой не последней величины. Рядом с ними на афишах будет стоять ее имя: отныне она – Джулия Портер, художница, которой суждено найти убийцу Дэниэла Фрэнкса, отца Кэсси. Она вспоминала кусочки фабулы, распечатку которой получила на прослушивании. Единственное, что было известно Челси, так это то, что по сюжету ее Джулия Портер влюбляется в симпатичного детектива по имени Мэтью Кровелл, расследующего убийство отца главной героини. Надо было спросить у Карла, кого назначили на роль Мэтью.

Челси то и дело поглядывала на часы, памятуя о том, что раздача ролей начнется в полдень. Часы показывали пол-одиннадцатого. До назначенного времени оставалась еще целая вечность. Челси приняла душ, оделась, подкрасилась и к одиннадцати была полностью готова. Ей еще никогда не удавалось так быстро управиться со своим туалетом, даже если она торопилась на свидание с самым красивым парнем. Но сегодня ее будто кто-то подгонял. Прекрасно зная, что до театра не больше двадцати минут на метро, Челси решила выйти заранее на тот случай, если вдруг поезд опоздает, что в нью-йоркском метро не редкость.

В половине двенадцатого Челси уже стояла перед входом театра «Юниверсал». Здесь уже нетерпеливо прохаживались несколько других счастливчиков, в волнении ожидавших часа раздачи ролей. Челси подошла к ним, чтобы познакомиться. Ее встретили бурными поздравлениями и восторженными возгласами. Минут за десять до полудня появился Брайан Кэллоуэй, который так удачно читал на прослушивании.

– Привет, – окликнула его Челси. – Тебя зовут Брайан, верно?

– Верно. – Он подошел к девушке. – Ты тоже получила роль?

Челси с улыбкой кивнула.

– А ты?

– Я был уверен, что рано или поздно мне должно повезти. На этот раз закон средних чисел оказался на моей стороне.

– Ничего подобного, – тряхнула головой Челси. – Ты прекрасно читал. Я слышала. И везение здесь совсем ни при чем.

– Спасибо. – Некоторое время он стоял, засунув руки глубоко в карманы пиджака, и задумчиво глядел на грязную разбитую мостовую, затем, словно очнувшись, спросил: – И какая же тебе досталась роль?

– Джулии Портер! – как можно сдержаннее произнесла Челси, однако так и не смогла скрыть своего возбуждения. – Невероятно, правда?

– Вот это да! Поздравляю, – смеясь, сказал Брайан.

Челси наклонилась к его уху.

– Теперь мне совершенно необходимо узнать, кто же будет играть Мэтью Кровелла. По сюжету именно с ним мне больше всего придется иметь дело.

– И я очень этому рад, – ответил Брайан, и в его голубых глазах блеснул огонек.

Челси отступила на шаг, и ее светлые волосы рассыпались волной по плечам.

– Так это ты Мэтью Кровелл?

Брайан кивнул.

– Да, до тех пор, пока они не передумают.

Челси не знала, что и думать. Мечта играть в одном шоу со многими театральными знаменитостями слегка померкла от того, что ее партнером оказался такой же неизвестный новичок, как и она сама.

– Ну что ж, поздравляю, – неуверенным голосом проговорила Челси.

Брайан оглянулся на своих собратьев по удаче, то и дело дергавших дверь.

– Говорят, нам предстоят суровые испытания. Эта Джун Рорк – настоящий монстр: плетки, цепи, изнурительная работа и все такое.

– В самом деле?

Очарование победы начинало рассеиваться в преддверии тяжелого труда и изнурительного душевного напряжения – неизменных слагаемых успеха любой постановки. Но Челси совсем не хотелось об этом думать. Сегодня можно предаваться чудесному опьянению успеха, отложив на завтра, а еще лучше – на будущий понедельник все неприятные заботы.

В три минуты первого Карл Мэджинис распахнул парадные двери и впустил группу сгоравших от нетерпения счастливцев в фойе театра. Там на столе, установленном в самом центре, их уже ожидали пластиковые папки с ролями, с именем действующего лица, надписанным на каждой из них. Челси схватила папку с надписью «Джулия Портер» и крепко прижала к груди. Это был бесценный дар, как и для остальных – их роли. Она уже знала, что едва переступит порог своей квартиры, как бросится тщательнейшим образом изучать пьесу, строчку за строчкой выделяя желтым маркером свою роль. Это был один из самых священных и благословенных ритуалов.

К столу подошла высокая симпатичная девушка с густой копной темных волос, облаченная в узкий брючный костюм из черной кожи. Она оглядела все папки, разложенные на столе, и грозно взглянула на Карла.

– Эй ты, приятель, где здесь роль Кэсси Фрэнкс?

В фойе воцарилась гробовая тишина.

Кэсси Фрэнкс?

Карл перегнулся через стол и, дипломатично понизив голос, сказал:

– Мне очень жаль, мисс де Марко, но вы можете получить только тот экземпляр, который предназначается для вас.

– Ну и где же тут мой экземпляр, задница? – снизошла Ронни де Марко.

Нервная гримаса передернула лицо Карла. Все присутствующие застыли в ожидании того, что же произойдет дальше.

– У Лилиан Палмер, разумеется.

– Что?! – Ронни грозно надвинулась на Мэджиниса. – У Лилиан Палмер? Какое отношение эта сука имеет к моей роли?

Карл протянул ей папку с надписью «Мэри Тиммонс, горничная».

– Забавно… но для вас есть только вот это, мисс де Марко.

Ронни вырвала у него из рук свою папку, прочла надпись и что есть силы швырнула ее в Карла.

– Надеюсь, что все это только дурацкая шутка, парень? – процедила Ронни.

Карл аккуратно положил папку на место.

– Послушайте, возможно, произошло какое-то недоразумение. Именно Лилиан Палмер получила роль Кэсси Фрэнкс. Не знаю, с чего вы взяли, что вас назначили на роль Кэсси. Мисс Рорк решила, что вы будете Мэри Тиммонс. Конечно, если вы не хотите, то только скажите: у нас есть целый список дублеров, которые будут в восторге от такого шанса.

– Иди к черту, сынок, – презрительно фыркнула Ронни. Она резко развернулась и устремилась к двери, звонко стуча высоченными шпильками по мраморному полу. Затем обернулась и грозно произнесла: – Мы еще посмотрим, что на это скажет Дино Кастис.

– Отлично, крошка. – Карл закатил глаза.

Когда дверь закрылась, все в изумлении взглянули на Карла. Тот пожал плечами и заметил:

– Один такой человек обязательно попадает в состав. Традиция.

Присутствующие вежливо улыбнулись Карлу и заспешили по своим делам.

Челси приблизилась к Брайану.

– Невообразимо! Взбеситься из-за того, что Лилиан Палмер обошла ее с ролью!

Брайан был шокирован не меньше Челси.

– Ты только представь себе – каждый из нас отдал бы полжизни за то, чтобы сыграть хотя бы служанку в такой пьесе. Пусть это и небольшая роль, но все-таки роль.

– Я знаю… – Она дотронулась до его руки. – Послушай, не перекусить ли нам чего-нибудь?

Брайан улыбнулся.

– Отличная идея. Всегда неплохо узнать поближе человека, в которого тебе предстоит влюбиться. Кстати, как тебя зовут?

Челси с улыбкой откинула назад прядь белокурых волос, блеснувших на солнце, падавшем сквозь большие окна фойе.

– Челси. Челси Дюран.

– Неплохо. – Брайан придержал дверь, пропуская девушку вперед. – Миленькое имя. Почти как…

– Только не говори, что оно больше подходит стриптизерше в черных кружевах, – опередила его Челси.

Брайан усмехнулся и задумчиво взглянул на нее.

– Нет, я совсем не это имел в виду. В нем есть что-то от эпохи ампир… нет, скорее что-то от Ренессанса, очень женственное. Впрочем, черные кружева были бы весьма кстати.

Минут пятнадцать спустя они уже сидели за маленьким столиком в тесной шумной забегаловке, дожевывая сандвичи. Еще совсем недавно они и не знали друг друга, а теперь фортуна неожиданно свела их вместе и связала одним общим делом. Челси рассказала ему о своем детстве в Оклахоме, о юности, проведенной в техасском колледже, о последующем переезде в Нью-Йорк, о заветной мечте быть замеченной и, может быть, в один прекрасный день познать успех и славу. И вот по прошествии трех лет она наконец почувствовала, что удача улыбнулась ей.

Затем Челси попросила Брайана рассказать о себе, о том, каков был его путь к славе и успеху. Он поведал о преподавании в одной из драматических школ Бронкса, однако обошел молчанием личную жизнь, так ничего и не рассказав о своей семье. Челси могла лишь молча этому удивляться. Прожив четыре года в Техасе, она уже считала себя коренной южанкой. А там, в Техасе, если ты не говоришь о семье, то разговор пойдет о далласских ковбоях, рецептах техасско-мексиканской кухни, народной музыке или сексе. Вот и весь круг тем, принятых в «штате одинокой звезды».

Еще с детских лет, проведенных в родной Талсе, она помнила, что семья – это всегда главная тема для обсуждения. До приезда в Нью-Йорк Челси могла поклясться, что среди ее знакомых обязательно найдется кто-то, у кого есть спившийся дядюшка, разбивший после недавней попойки свой грузовик, шурин, просаживающий все свои деньги в рулетку и изменяющий жене, кузен, о котором поговаривают, что «он немного не в своем уме после аварии», или же непременная тетушка, которая славится на всю округу своими пирогами. Единственное, что Челси удалось вытянуть из Брайана, так это то, что он родом с Севера и вот уже десять лет живет один в Нью-Йорке.

– Знаешь, – проглотив последний кусок сандвича, сказала Челси, – во всем, что с нами случилось, есть что-то пугающее. Тебе так не кажется?

Брайан кивнул, допивая содовую из картонного стаканчика.

– Да. В этом действительно есть что-то жутковатое. Ты надеешься, молишь Бога, чтобы все получилось, выкладываешься из последних сил. И вот когда это наконец происходит, спрашиваешь себя: «Что же я такое сделал?»

– Ты уже играл на Бродвее? – Челси никогда раньше не слышала имя Брайана Кэллоуэя. Она пожалела о своем, вероятно, некорректном вопросе.

– Да, играл, – ответил Брайан. – Так, по мелочи. Но я многому научился за эти годы. Научился прилежно гнуть спину и слушать других. Это дает тебе шанс дольше продержаться в постановке. – Он взглянул на Челси. – Главное, помнить основные правила: наблюдай и учись. Присматривайся к тем, кто играет рядом с тобой. И ты заметишь, что по-настоящему талантливые актеры умеют учиться. Они оказываются податливыми, когда дело доходит до экспериментов или кропотливой работы с режиссером. Старайся жить своей ролью и за стенами театра. Постарайся вжиться в нее, и тебе будет легко. Старайся избегать отсебятины. Иногда режиссеры закрывают на это глаза, в особенности если у тебя есть талант. Но только не Джун Рорк: она не даст тебе и шагу ступить самостоятельно.

Челси ухмыльнулась.

– Да, я тоже слышала, что с ней придется попотеть.

– Не бойся. Постарайся побольше взять от нее, – подбодрил Брайан. – Пусть ее жестокость тебя пообтешет. Сперва это будет болезненно для нас всех. Зато самые способные выйдут победителями. Если нуждаешься в помощи, не стесняйся попросить ее у тех, кто работает рядом с тобой. Это польстит их самолюбию, а ты чему-нибудь научишься.

Челси с благодарностью ему улыбнулась.

– Сразу видно, что ты учитель. Представляю, как ты наставляешь своих в драматической школе.

Брайан покраснел.

– Что, так заметно? У меня страсть к нравоучениям.

Челси погладила его по руке.

– У тебя очень мило получается. Помню, что именно школьный учитель по актерскому мастерству заставил меня влюбиться в грим. Детям нравятся подобные советы. – Брайан не мог справиться со своим смущением. – И взрослым тоже.

Челси с удивлением поглядела на него. Она уже знала, что работа с Брайаном Кэллоуэем доставит ей удовольствие.

5

К удивлению Ронни, в холле небоскреба Берлингтон-Мэнор на Парк-авеню охранник наотрез отказался пропустить ее к Дино Кастису, несмотря на уверения, что еще две недели назад она была гостьей у него на вечеринке. Имя мисс де Марко не значилось среди записавшихся на сегодняшний день к мистеру Кастису. В ожидании Ронни заняла позицию у полукруглого стеклянного столика, воинственно скрестив руки и поглаживая рукава кожаной черной куртки, одновременно нетерпеливо постукивая носком туфли по мраморному полу.

– Да? – раздался в селекторе хриплый голос Дино.

– Мистер Кастис, к вам посетитель, – ровным голосом объявил атлетически сложенный охранник. И, бросив взгляд на водительское удостоверение Ронни, добавил: – Некая мисс Вероника де Марко. – Он вернул Ронни небольшую пластиковую карточку.

Она раздраженно вырвала у него из рук свое удостоверение и сунула его обратно в сумочку.

После продолжительной паузы Дино неохотно произнес:

– Ладно. Пропусти ее.

Охранник улыбнулся и взглянул на Ронни.

– Можете подняться, мисс.

Не удостоив его ответом, она резко повернулась и заспешила к хромированным дверям лифта, наполнив пустоту мраморного холла стуком каблуков и скрипом кожи. Оказавшись в лифте, она обнаружила, что кнопка верхнего этажа оказалась уже автоматически включенной с помощью пропускного устройства. Миновав двадцать пять этажей, лифт бесшумно открылся, и Ронни оказалась в холле роскошного пентхауза Дино Кастиса. Вокруг не было ни души.

Ронни поставила себе целью во что бы то ни стало убедить Дино позвонить Джун Рорк и вытребовать для нее роль Кэсси Фрэнкс. Она мечтала об этой роли с тех самых пор, как полгода назад в театральных кругах все разом заговорили о новой пьесе Артура Трумэна. Актрисе, удостоившейся чести быть зачисленной на главную роль в любой из постановок Трумэна, была обеспечена сногсшибательная карьера на сцене и на экране. Информация о новой пьесе мгновенно распространилась среди театральной братии, став причиной отчаянных истерик, интриг, протекционизма, взяточничества и чудовищных сплетен. Но Ронни де Марко удалось подобраться к центральной фигуре – продюсеру Дино Кастису. В его руках было то, чего так страстно желала она, он же не мог устоять перед тем, что имела Ронни. Ей надо было лишь убедить его в том, что ее акции оцениваются ничуть не ниже его капитала. Обыкновенная коммерческая сделка.

Пройдя через длинную анфиладу пустых комнат, она наконец обнаружила Дино в спальне, он одевался к торжественному выходу. На нем уже были брюки и смокинг, ослепительно белел накрахмаленный воротник рубашки, на шее висела еще не затянутая бабочка. Он только что надел элегантные черные туфли крокодиловой кожи, когда увидел приближающуюся Ронни.

– Привет, красавица, – рассеянно пробормотал он, заправляя рубашку в брюки перед большим зеркалом. – Что же на этот раз тебе нужно от меня?

От обиды и раздражения, овладевших ею в театре, не осталось и следа: она превратилась в очаровательную соблазнительницу. Пора было начинать новое представление. Ронни обиженно выпятила нижнюю губу.

– Дино, я только что из театра и хочу признаться, что я расстроена.

Он взглянул на нее в зеркало, аккуратно прилаживая бабочку.

– Чем же ты расстроена? – В его голосе неожиданно прозвучало раздражение. – Разве я не выполнил твою просьбу? Ты получила место в моем шоу. И неплохое место, не так ли?

Ронни медленно подошла к широкой кровати, где еще две недели назад она так старалась, добиваясь того, что ей нужно. Ее усердие заслуживало большего, нежели роль какой-то горничной. Ронни пристально взглянула на Дино, их глаза встретились в зеркале.

– Дино, мне казалось, что мы понимаем друг друга. Я собираюсь показать всему Нью-Йорку, кто такая Ронни де Марко. А Джун Рорк дает мне роль горничной. Это же просто абсурд! Вонючей служанки! На кой черт она мне? Я хочу быть Кэсси Фрэнкс. – И вкрадчиво добавила: – Дино, ну разве тебе не хочется, чтобы я играла Кэсси Фрэнкс?

Дино расхохотался и, затянув бабочку, взглянул на отразившееся в зеркале расстроенное лицо Ронни:

– Иногда мне кажется, что женщины сведут меня с ума, как это любили делать мои две бывшие супруги. Ты говорила, что готова на все, лишь бы получить роль в моем шоу. И вот благодаря мне ты ее получила. Ты должна радоваться. Так нет же! Ты приходишь сюда и заявляешь, что недовольна и хочешь первую роль. Черт возьми, красотка, ты, должно быть, просто сошла с ума!

Собираясь с мыслями, Ронни молча наблюдала за тем, как Дино тщательно застегивает запонки. На ее лице заиграла обольстительнейшая улыбка.

– Дино, мне кажется, ты еще не до конца понял, с кем имеешь дело. Я способна на такое, что может страшно тебя удивить. – На секунду Дино замер, и их взгляды скрестились, отраженные в зеркале. Так и есть, клюнул, промелькнуло в голове у Ронни. – Эта роль – только для меня. И ни для кого другого.

Дино обернулся и с вызовом воззрился на нее.

– По-твоему выходит, ты талантливее, чем сама Лилиан Палмер?

Ронни вплотную подошла к нему.

– Гораздо талантливее.

Дино облокотился на край комода.

– Почему же в таком случае все похвалы достаются ей, а не тебе?

Ронни облизнула губы и начала медленно расстегивать «молнию» на кожаной куртке, плотнее придвигаясь к Дино.

– Просто она слишком долго ошивалась на Бродвее. Я же новый, свежий талант. У меня богатое воображение и полно новых идей. Да ты просто обалдеешь, когда узнаешь, какие… у меня… идеи. – Она с улыбкой наблюдала за тем, как расширяются глаза Дино, по мере того как застежка «молнии» опускается все ниже и ниже. – Теперь, гляди повнимательней. – Под курткой соблазнительно мелькнула обнаженная грудь. «Ну что же ты, протяни руку, – мысленно приказывала она. – Возьми то, чего ты так хочешь, но взамен дай мне то, что хочу я».

У Дино вырвался восторженный вздох, и он сдернул с Ронни куртку, пожирая глазами ее роскошные упругие груди. Именно эта часть тела была главным ее оружием, и она чертовски им гордилась.

– И что же новенького ты хочешь мне показать? А? – улыбнулся Дино, глядя в упор на Ронни. – Может, ты просто хочешь, чтобы я опоздал на официальный ужин?

Ронни слегка наклонилась к нему и прижала локти к бокам, что выгодно подчеркивало упругую округлость форм. Тем временем ее руки уже проворно скользнули вниз по его животу. Ответ не замедлил последовать: напряжение под тканью нарастало с каждой секундой.

Голубые глаза Ронни победно заблестели.

– Думаю, тебе самому этого хочется. Я приготовила для тебя кое-что, после чего ты изменишь свое мнение о моих способностях. – Ее пальцы ласкали, мяли массивную выпуклость под брючной застежкой-»молнией». Ронни ощутила, как мужская грубая ладонь подбирается к ее левой груди.

Дино покосился на часы.

– Кажется, я и вовсе пропущу ужин. А между тем меня ждут трое джентльменов из совета директоров. Ты этого добивалась, моя актриса?

Ронни прекрасно знала, что Дино Кастис хочет получить от жизни все. Сегодня в ее интересах превзойти самое себя, оказаться неожиданной, изысканной и даже шокирующей. Просто повалить его на кровать и стащить с него носки – это, пожалуй, слишком скучно. Добиться звонка Джун Рорк и отмены назначения Лилиан Палмер ради какой-то никому не известной актриски стоит дороже, чем просто импровизация. Нет, сегодня ей потребуется все ее художественное вдохновение. От важности происходящего по спине Ронни пробежали мурашки. Ей казалось, что она – голодная кошка, жаждущая хозяйских ласк: при этой мысли все ее тело напряглось, готовясь к воображаемому прыжку.

Она наклонилась к Дино и нежно-похотливо лизнула его подбородок.

– Я совсем не хочу, чтобы ты… остался без ужина. – Она взяла его за руку. – Пойдем, я угощу тебя вкусненьким.

Она уверенно увлекла покорно последовавшего за ней Дино в роскошную, отделанную кафелем кухню, лихорадочно перебирая в голове самые невообразимые способы, как окончательно подчинить себе этого неповоротливого шоу-магната. Первым делом она усадила Дино на обтянутый кремовой кожей стул лицом к себе. Дино с улыбкой ожидал обещанных изысков из области сексуальной кулинарии. Затем Ронни отошла к холодильнику, стянула с себя остатки одежды и отбросила ее в самый дальний угол. Так, нагая, она еще на несколько мгновений замерла посреди кухни, а затем быстро сдернула с двери болтавшийся на крючке передник и ловко завязала тесемки на талии. Затем открыла холодильник и заглянула внутрь, склонившись достаточно низко, чтобы дать Дино получше себя рассмотреть. Чем ниже она наклонялась, тем больше округлялись его глаза.

Вскоре ей удалось выгрести из холодильника и вытряхнуть на рабочий стол в центре кухни целую гору всякой всячины. В углу кухни была плита и гриль, которые могли пригодиться. Быстрый осмотр ящиков стола обнаружил все необходимое для исполнения задуманного.

– Что ты там возишься? – ухмыльнулся Дино. – У меня уже начинает сводить от голода живот.

«Сейчас ты у меня поешь», – подумала Ронни. С игривой улыбкой она открыла баночку апельсинового джема, зачерпнула чайную ложку и, подойдя к Дино, насмешливо поглядела на его озадаченную физиономию.

– Сперва – что-нибудь для поднятия аппетита. Пожалуй, немного сладкого не повредит.

Она ловко опрокинула содержимое ложки себе на правый сосок. От соприкосновения с холодным у нее на секунду перехватило дыхание, и она хихикнула при виде того, как сосок набух от возбуждения. Наклонившись к Дино, она заставила его с жадностью слизать лакомство. Распрямившись, Ронни повторила ту же процедуру с другим соском, а затем еще раз – с обоими попеременно, позволяя Дино все дольше задерживаться губами на набухшем бугорке, ласкать его, нежно играть с ним перед тем, как ей извлечь новую порцию джема из баночки. Он так бы и поглотил все содержимое, если бы Ронни не решила перейти к чему-нибудь более существенному. Она явственно чувствовала, что вступление уже достаточно возбудило ее и она рискует потерять голову, поддавшись собственному желанию. Ронни оглядела целую гору деликатесов, извлеченных ею из холодильника, затем бросила изучающий взгляд на Дино. «Пожалуй, на этот раз пора прибегнуть к чему-нибудь попитательнее, – решила она. – Вся эта гора жратвы сгодится».

– Что следующее? – нетерпеливо спросил Дино.

Она облизнула губы.

– Конечно же, первое. Но чтобы в полной мере им насладиться, ты должен раздеться.

Без колебаний он поднялся и принялся снимать бабочку.

– А теперь отвернись и не оборачивайся до тех пор, пока обед не будет готов. Иначе все испортишь, – поспешно добавила она.

Дино улыбнулся и с готовностью отвернулся. Пока он торопливо стаскивал с себя одежду, Ронни влезла на стол и удобно устроилась там под ярким светом неоновой кухонной лампы. Для начала она открыла бутылку шоколадного сиропа и, слегка поеживаясь от соприкосновения с холодной массой, принялась ловко выводить темно-коричневые линии по гладкой коже ног до того уровня, где они слегка прикрывались передником. Потом она легла на спину на холодную поверхность стола, с цирковой ловкостью откупорила пластиковую коробочку со свежемороженой клубникой и щедро выложила ложбинку между грудями крупными сочными ягодами. Икра аккуратными холмиками украсила соски, а нежно-розовые креветки тонким слоем легли на упругий живот. Легкая дрожь пробежала по телу Ронни.

Прижав подбородок к груди, чтобы лучше рассмотреть плоды своей фантазии и стараясь не нарушить ни единого элемента роскошного «стола», Ронни осторожно приподняла передник и напоследок обильно посыпала кокосовой крошкой все потайные уголки паха. На десерт она приберегла самое заветное лакомство – заспиртованная вишенка была надежно упрятана в глубины лона, где ее должен был обнаружить «едок». Затем передник был ловко водворен на прежнее место.

– Обед подан, – торжественно объявила Ронни.

Дино, уже голодный, нетерпеливо повернулся и приблизился к ней: в его глазах смешались удивление, потрясение, почти шок. Он не знал, к чему обратиться в первую очередь.

Ронни разрешила его сомнения – сжала руками свои груди, отчего клубничные ягоды выскользнули из ложбинки и покрыли алой мякотью заманчивые округлости.

– Добро пожаловать за шведский стол, милый. Немного фруктов? – Но когда Дино попытался дотронуться до лакомства, Ронни строго предупредила: – Одно правило – без рук.

Дино улыбнулся и, склонившись к ее груди, принялся поедать угощение.

Ронни смеялась, извивалась, стонала при каждом прикосновении мягких мужских губ и языка. Не мешая Дино, она осторожно взяла нежную креветку и, просунув руку между его ног, принялась щекотать ею восставший мощный фаллос. Затем продемонстрировав ему орудие столь возбуждающих ласк, облизала нежную мякоть креветки и с удовольствием ее съела. Когда наконец шоколадный сироп, покрывавший ее ноги, был поглощен, Ронни завелась так же сильно, как и сам Кастис.

– А теперь – десерт. – И лукаво улыбаясь, она задрала передник.

Едва взору Дино предстало зрелище, скрываемое до сих пор тонкой тканью, как у него перехватило дыхание. Ронни не могла предположить, что он сейчас вытворит: то он расхохочется, то ли упадет в обморок, то ли разнесет все в щепки – словом, он был способен на все. Она наблюдала, как он замер, точно в столбняке, механически вытирая тыльной стороной ладони остатки шоколадного сиропа с подбородка, затем почувствовала, как он внезапно схватил ее за ноги, раздвинул их и резким движением подтянул ее к себе. Рост Дино позволял ему в таком положении без труда ринуться в бой, чуть приподнявшись на носках, но прежде надо было отведать заготовленный десерт. Он опустился на колени на пол, и Ронни погрузилась в волны восхитительных ощущений, чувствуя, как мягкий язык Дино быстро собирал кокосовую крошку. Он то ласково слизывал ее, то возбуждающе щекотал ее нежную кожу, заставляя Ронни сильнее врезаться ступнями в его плечи и исторгать отчаянные стоны. Так он продвигался все ниже, рискуя в любой момент обнаружить заветное вишневое лакомство.

Не обращая внимания на то, что ее голова уперлась в металлическую решетку гриля, Ронни, слегка выгнув спину, изнемогала в сладострастных судорогах. Ее сердце бешено колотилось. Кажется, ее кулинарный шедевр удался на славу. Если этот увалень что-то и умел, так это с аппетитом есть. Язык Дино был куда искуснее и искушеннее по сравнению с любым из ее атлетически сложенных любовников, которых она время от времени потчевала чем-либо подобным. Восхитительные волны наслаждения постепенно накатывались на нее, пока Дино поглаживал, щекотал, пожирал ее чрево. Колени Ронни поднимались все выше – она стремилась обострить удовольствие. Только теперь уже не его, а собственное.

И тут произошло непредвиденное.

У Ронни внезапно перехватило дыхание, когда она почувствовала, что Дино уперся кончиком языка в потайную вишенку и настойчиво принялся проталкивать ее в глубины лона. Она вцепилась ему в волосы, ощущая каждой своей клеткой восхитительное продвижение маленького фрукта внутри себя. Сокрушительный оргазм неотвратимо нарастал с каждым толчком его языка. Когда судорога наслаждения свела в экстазе ее пальцы, Дино неожиданно отпрянул, умышленно ослабив напор. Острое желание познать своего любовника овладело ею.

Сейчас же!

Будто бы приказывая, Ронни в упор глядела на Дино, пока тот тяжело поднимался на ноги.

– Ради всего святого, продолжай! – простонала она.

С похотливой улыбкой он устроился в ее межножье, приподнялся на носки и приготовился пронзить ее воспламененное лоно.

– Подожди, красотка. Ты рискуешь потерять девственность во второй раз, – прохрипел он.

Голова Ронни со стуком ударилась о металлическую решетку гриля, когда он с силой вошел в нее, крепко удерживая ее ноги руками. Вдруг что-то мягкое, ледяное внутри ее достигло потайного предела, и вихрь нового оргазма обрушился на Ронни. Отпустив ее ноги, Дино обхватил Ронни за талию и резко рванул на себя. От столь мощного рывка она вонзилась пятками в его ягодицы и, отдавшись нарастающей волне наслаждения, с силой впилась пальцами в металлический край стола. Их бедра застыли в секундном оцепенении, и в следующее мгновение горячий поток наслаждения затопил Ронни, извергнув из ее груди стон ликования. Но Дино со все возрастающей энергией лишь усиливал натиск.

Внезапно Ронни почувствовала, как что-то ледяное взорвалось внутри ее. Восторженная догадка промелькнула у нее в мозгу. Вишневый сок медленно сочился наружу, подгоняемый ритмичными толчками мужских чресел, сковывая ее распаленное лоно морозной судорогой. Еще мгновение, и она сменилась горячей влажной пульсацией, изливавшейся в ее чрево.

Коробочки, банки, посуда с грохотом посыпались на пол, когда Ронни раскинулась на столе в доселе неизведанном ею экстазе. Ей было абсолютно безразлично, что все ее тело может быть покрыто синяками. Еще ни разу в жизни Ронни де Марко не испытывала такого всепоглощающего оргазма, как сегодня с этим грузным человеком. Она не могла дышать, ее веки будто налились свинцом. Голова шла кругом. Каждая клетка стонала от боли – восхитительной боли наслаждения.

А потом все замерло, затихло.

После мощного взрыва наступило опустошение: Ронни чувствовала себя полностью обессиленной, подрагивая после отшумевшей бури, ее тело покрывала испарина, тонкими струйками стекавшая на влажный кафель. Напряжение внутри постепенно шло на убыль.

Дино Кастис, пошатываясь, отошел от стола и устало прислонился к кухонному шкафу.

Ронни попыталась разомкнуть веки: перед глазами поплыли круги, которые наконец превратились в четкие контуры предметов. Она приподнялась на одном локте и увидела, как Дино, все еще тяжело дыша, сидит на стуле, безуспешно пытаясь попасть ногой в штанину. Ронни не могла поверить, что этот неуклюжий тюлень только что доставил ей такое наслаждение. Ронни казалось, что только врач-профессионал или как минимум трехдневный сон могут помочь ей прийти в себя.

– Отличный у тебя получился обед, – улыбнулся Дино, надевая носок. – Думаю, такая диета пойдет мне на пользу. Может, мне удастся даже сбросить пару фунтов.

– Итак, Дино, неужели после такого пиршества ты откажешься позвонить Джун Рорк? – еле слышно пробормотала Ронни, с трудом пытаясь сосредоточиться на главной цели своего визита.

Дино медленно поднялся и от души расхохотался.

– Знаешь, ты мне, пожалуй, больше нравишься в этом костюме горничной. Особенно хорошо у тебя получился вишневый десерт, так что можешь теперь готовить мне его каждый вечер. Думаю, он мне никогда не надоест.

Черт!

Ронни бессильно откинулась на холодный кафель. У нее не было сил злиться, но мысль об ужасающем провале вызвала воспоминания. Ронни хотела отогнать их, но они упорно не давали ей покоя. Затуманенное сознание рисовало картину: ее преследуют, а она бежит, бежит, кричит, но руки преследователя все ближе, ближе… вот он сбивает ее с ног, срывает платье, лезет к ней… Ронни отчаянно тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение. Сердце забилось сильнее, не желая успокоиться, даже когда видение исчезло. Все это было лишь сном, призраком. Ронни постаралась взять себя в руки и снова сосредоточиться на Дино. К счастью, ей это удалось.

Она все яснее осознавала, что Дино Кастис вовсе не собирается ей помогать. Но ей мало быть просто занятой в постановке. Ей нужна была Кэсси Фрэнкс. И ничто не сможет помешать ей получить эту роль. Значит, Ронни самой придется обработать Джун Рорк, а если понадобится, то и Лилиан Палмер. Нужно было составить план действий. И помочь ей в этом могла ее лучшая подруга Александра. Александра всегда знала, как поступить.

6

– За мою новую семью и ее будущее процветание! – Дино Кастис поднял бокал с шампанским и торжественно выпил под громкие аплодисменты всех собравшихся на вечеринку членов труппы.

Челси Дюран с восторгом погрузилась во всеобщую атмосферу возбуждения, царившую среди тех, кому отныне предстояло работать в одном шоу. Этот восторг не покидал ее уже со среды, когда она получила по почте изящно отпечатанное приглашение посетить прием, устраиваемый Дино Кастисом в его особняке на Лонг-Айленде. Еще никогда в жизни девушке не приходилось видеть столь роскошного дома, два этажа которого насчитывали семь спален и столько же ванных комнат. Хозяин с гордостью демонстрировал гостям свое жилище. Изысканная обстановка, подчас необычное соединение всевозможных стилей и вкусов, своеобразие каждой комнаты восхищали Челси. Порой это была атмосфера минувших эпох: массивная деревянная мебель, запахи специальных лаков, дорогие антикварные вещи. Порой – современный век ярких красок, металла, кожи и электроники.

Челси с любопытством оглядела толпу из тридцати восьми собравшихся. Кого тут только не было – дюжина актеров и актрис, несколько дублеров, осветители, гримеры, художники-декораторы, звукорежиссеры, художники по костюмам, рабочие сцены, пресс-агент, зав. постановочной частью, помощники режиссера, технический консультант и, наконец, драматург, продюсер и режиссер. Их же, в свою очередь, сопровождали жены, друзья и подруги, просто знакомые и театральные агенты, ожидавшие окончания официальной части на терассе, где было три бара и ломящиеся от угощения банкетные столы.

Тем временем Джун Рорк подняла бокал и обвела взглядом присутствующих в гостиной.

– Леди и джентльмены, знаю, что вы все от души желаете поблагодарить мистера Кастиса за его гостеприимство и предложение участвовать в столь замечательном проекте. Зная, что у большинства из вас терпения не больше, чем у трехлетних детей, – раздались смешки, – я буду краткой.

Пока Джун произносила «протокольную» речь, Челси перевела взгляд с воодушевленного лица режиссера на Брайана Кэллоуэя, с почтительным вниманием застывшего на стуле напротив. Рядом с ним она заметила и Коди Флинна. Подумать только, разве когда-либо раньше она могла поверить, что в будущем ей придется сойтись вот так вот, бок о бок, в одной комнате со столькими знаменитостями сразу! Здесь была и Лилиан Палмер, одна из прекраснейших женщин, которых Челси когда-либо приходилось видеть. Каштановые волосы актрисы были перетянуты шнурком и элегантно спадали на правое плечо. Мало кто стал бы спорить с тем, что Лилиан Палмер по праву считалась одной из талантливейших актрис Бродвея со времен знаменитой Бэрримор. Что-то загадочное угадывалось во всем ее облике, заставляя тех, кто ее окружал, испытывать к ней нечто большее, чем просто почтение.

Неподалеку пристроились великая Аманда Кларк и Артур Трумэн, держась за руки, словно подростки. Челси улыбнулась. Она просто сгорала от желания подбежать к ним и поздороваться, как только вступительное слово будет окончено. Но тут ее внимание привлекло высказывание Джун Рорк.

– Не думайте, что вы незаменимы, – говорила Джун. – Каждый из вас пусть всегда помнит об этом. Кое-кто из присутствующих имеет большой опыт, кто-то – новичок и впервые на бродвейской сцене. Но всех вас объединяет одно – это профессионализм. Именно профессионализма я жду от вас. И если вы не намерены следовать моим указаниям, пеняйте на себя: не составит большого труда найти того, кто будет четко их исполнять.

В комнате воцарилось гробовое молчание.

Коди Флинн нервно заерзал на стуле. Челси даже показалось, что его щеки чуть порозовели.

Джун выдержала многозначительную паузу и продолжала:

– Надеюсь, мы хорошо поняли друг друга. – Она улыбнулась. – Это была самая неприятная часть моей речи. Теперь полагается сказать всю эту чепуху о том, что все мы здесь – одна большая семья и так далее… – Лица слушавших заметно смягчились. Джун засунула руки в карманы джинсов и закончила: – Одним словом, я жду от вас самоотдачи. Делайте, что вам говорят, и пусть нам будет хорошо вместе, о'кей?

Все зааплодировали. Кое-кто встал, когда Дино взял слово:

– На террасе всех уже ждет угощение. Надеюсь, что вам здесь понравится. Сегодня мой дом – ваш.

Последние слова были встречены бурными аплодисментами и восторженными криками. Когда с торжественной частью наконец было покончено, Челси заметила, как Дино направился к той наглой брюнетке, которая наделала в понедельник столько шуму в театре. Он что-то сказал ей, отчего девица громко расхохоталась и игриво ткнула его пальцем в грудь. Затем оба в обнимку покинули гостиную. Челси поискала глазами Аманду и Артура, но они уже успели исчезнуть.

– Привет!

Челси обернулась и увидела Брайана Кэллоуэя. Она сразу взглянула в его поразительно голубые глаза, слишком нежные и красивые для мужчины. Она улыбнулась в ответ:

– Привет.

Он допил остатки шампанского и поставил бокал на стол.

– Я слышал, что вечеринки у Дино Кастиса бывают весьма бурными. Ты собираешься быть здесь до утра?

Челси пожала плечами:

– Не знаю. Может быть. А ты?

– Вряд ли. Там видно будет. Я предпочитаю не засиживаться в гостях по пятницам: в субботу утром у меня занятия в драматической школе.

– Да, точно. Ты говорил. – Челси задумчиво поглядела на Брайана. – А разве ты не уволился, раз нашел приличную работу?

– Почти. У меня есть ассистент, который теперь ведет занятия по будням. Так что мне остаются только субботние репетиции с учениками.

Продолжая болтать, они спустились в роскошный холл со множеством огромных стеклянных дверей, ведущих на террасу. Там уже вовсю гремел джаз-банд, а над столами витал запах копченых моллюсков, жареного мяса, цыплят со специями и еще каких-то деликатесов, разложенных на огромных металлических блюдах.

С заходом солнца терраса вспыхнула яркими огнями. Челси улыбнулась.

– Звучит просто здорово!

Брайан галантно распахнул перед ней дверь.

– Так и есть. Мы уже начали репетировать «Тетушку Чарли». К весне спектакль должен быть готов.

– Неужели! Я просто обожаю «Тетушку Чарли». – Легким шагом Челси направилась к стойке и ловко сняла с серебряного подноса высокий бокал шампанского. – Знаешь, в школе я ведь тоже играла в этой пьесе. Роль Китти. – Девушка кокетливо взглянула на Брайана. – Именно тогда я в первый раз поцеловалась на сцене. Я хочу, чтобы ты это знал.

Брайан улыбнулся.

– Наверное, с тех пор ты проделала это множество раз.

Челси подняла брови.

– Ты, пожалуй, прав.

Ей припомнился семнадцатилетний парень по имени Джонни Бернард, получивший тогда в «Тетушке Чарли» роль Джека Чеснея. Он не только подарил ей первый в ее жизни поцелуй, но и стал ее первым любовником. Даже сейчас ей было неприятно вспоминать то, что произошло тогда на заднем сиденье старого «Форда», принадлежавшего отцу Джонни. Жар неопытных юношеских ласк так и не смог погасить панический страх – результат первого сексуального опыта. Даже припасенный для такого случая холодный и скользкий презерватив не помог – следующие две недели до начала месячных Челси жила в смертельном страхе. В следующий раз было куда приятнее. Ну а в третий она получила настоящее удовольствие.

Брайан прикрыл глаза, с удовольствием вдыхая соленый морской бриз, доносившийся с темных просторов Атлантики.

– Ну что, подготовилась к понедельнику?

Челси глядела на белые волнорезы, в сумерках казавшиеся светлой лентой, протянувшейся вдоль берега.

– Конечно. Я уже прошлась маркером по всему тексту.

– И ты тоже так делаешь? – Брайан глотнул шампанского.

– Всегда! – И лукаво вскинула брови: – А знаешь, что я заметила? Мы почти все время играем в паре.

– Да, я тоже это заметил. – Брайан подошел к одному из столов, подцепил вилкой розовую нежную креветку, окунул ее в соус и ловко отправил в рот. – Так, может, нам вместе порепетировать дополнительно?

Челси уперлась руками в бока и воинственно подняла голову.

– Что значит дополнительно?

– Ну, в свободное от репетиций время. – Брайан проглотил креветку. – Надеюсь, ты понимаешь, что чем скорее твоя роль будет отскакивать от зубов, тем спокойнее ты будешь себя чувствовать с драконшей.

– Ты, пожалуй, прав. – Челси отбросила со лба белокурую прядь волос. – Я согласна. Только скажи заранее, когда ты свободен. Я живу с подругой, и моя квартира хоть и не идеальное, но вполне подходящее место для репетиций. Может, завтра днем?

– Отлично, – кивнул Брайан. – Давай в час, идет?

Челси собралась ответить, когда над ее ухом раздался веселый голос:

– Так вот где эта юная особа, которая так меня отделала! – К Челси подошел Коди Флинн. – Джин с тоником, – обратился он к бармену.

Молодой бармен принялся смешивать напиток.

Коди насмешливо посмотрел на Брайана.

– Ну, Кэллоуэй, эта красотка чистит тебе мозги, как и мне в тот раз?

– Разумеется, – не стал возражать Брайан, не замечая удивленного взгляда Челси. – Мне не удается вставить и словечка. Все твердит и твердит, что я куда красивее тебя, Флинн.

Коди с притворным гневом стукнул себя в грудь кулаком и пристально посмотрел на девушку.

– О Боже! Неужели ты действительно так думаешь?

Челси растерянно уставилась на Брайана.

При виде совершенного недоумения, отразившегося на лице девушки, оба от души расхохотались.

Челси никогда не нравилось, когда над ней подшучивали. Но от ее обиды не осталось и следа при одной только мысли, что такая знаменитость, как Коди Флинн, проявляет к ней внимание. На ее взгляд, ему можно было дать лет сорок, но он мог похвастаться неувядающей красотой. Двадцатисемилетняя Челси прекрасно помнила, как еще подростком с упоением смотрела все фильмы с его участием и даже одно время держала у себя в комнате плакат с его изображением. Но эти тайны она не собиралась выдавать. Возможность работать с Коди придавала ее мечте – стать звездой – вполне реальные очертания. Коди переставал быть недоступным кумиром. Он становился ее коллегой, и неважно, что их первая встреча прошла не совсем гладко.

Коди шутливо ущипнул Челси за локоть.

– Не слушай меня. Из меня уже песок сыплется. Мне прощается моя глупая болтовня. – Он подмигнул девушке. – Помнишь, я тебе говорил, что все будет в порядке. Помнишь или нет?

Он произнес это так, как будто она получила роль исключительно благодаря ему. И даже если его единственная заслуга состояла в том, что он читал с ней в паре на прослушивании, подумала Челси, то и за это она должна сказать ему спасибо.

Челси кивнула:

– Да, говорил.

Коди получил свой джин.

– С вашего позволения я покину вас – надо обработать нашего упрямого режиссера. Пару комплиментов, и мы все сможем спокойно спать по ночам.

Брайан понимающе улыбнулся:

– Ну что ж, мы поставим за тебя свечку.

– Спасибо.

Коди устремился в самую гущу толпы, откуда доносились гул голосов и взрывы хохота. Праздник удался даже по калифорнийским меркам Флинна. Все вокруг оживленно болтали и заводили знакомства. И лишь немногие успели набраться сверх меры. «Что и говорить, – думал Коди, – Дино Кастис классный продюсер». В тех многочисленных постановках, где участвовал Коди, от него требовалось лишь вовремя являться, внятно прочесть текст и убраться восвояси. Еще Альфред Хичкок любил повторять, что актеры – это скот и потому требуют соответственного с ними обращения. К сожалению, большинство режиссеров и продюсеров слишком буквально воспринимали эти слова. Но слава Богу, существуют Дино Кастисы, которые умеют облегчить несчастную жизнь актера. А вот Джун Рорк определенно требует особого подхода. Слишком много в ней острых углов. Коди нашел ее у бассейна оживленно беседующей с Карлом Мэджинисом. Кажется, наступила пора действовать.

– Привет, Джун, – как можно приветливее начал Коди.

– Привет, Коди. – Джун даже не взглянула в его сторону, продолжая обсуждать с Карлом предстоящее начало репетиций. – Так вот, проследи, чтобы весь реквизит был готов к понедельнику. И чтобы все актеры вызубрили роли. Я не собираюсь ждать целую неделю.

– Понятно.

Коди не вытерпел и напомнил о себе:

– Черт возьми, даже здесь вы говорите о работе?! Да передохните же наконец! Ведь это вечеринка.

– Черт возьми! – передразнила калифорнийца Джун. – Ты ходишь по лезвию ножа, приятель! Не забывай про испытательный срок.

Коди натужно засмеялся и, приложив руку к сердцу, торжественно заявил:

– Именно это мне в вас так нравится, Джун. Вы – сама доброта, само сочувствие и понимание. Вы – наша вторая мать. Могу поспорить, что вместо кошки вы держите дома гремучую змею. А?

Карл поднялся.

– Знаете, я, пожалуй, пойду съем чего-нибудь.

– Вот и умница. – Коди подмигнул Карлу и, дождавшись, когда тот удалится, сел на его место около Джун. – Может, помиримся? Иначе все подумают, что мы женаты – слишком уж часто мы скандалим.

Джун искренне расхохоталась.

– Ладно. Мир.

– Ну вот и отлично. – Коди довольно погладил холеные усики и глотнул джина. – Вижу, что ты возлагаешь на спектакль большие надежды. У тебя выражение лица как в канун Рождества.

– Неужели? – Джун не отрываясь глядела на мерцающую гладь бассейна, подсвеченного снизу. Она уже проглотила валиум, который давал о себе знать – очертания окружавших ее предметов начинали расплываться. Ее голос прозвучал на удивление тихо: – Да, я возлагаю на спектакль большие надежды. – Она откинулась на спинку стула, устремила взгляд в ночное небо и глубоко вздохнула. – И это меня пугает.

Коди удивленно на нее посмотрел.

– Пугает? Да быть того не может! Никогда не поверю, что вы можете чего-нибудь бояться.

Взгляд ее стальных глаз смягчился.

– Я оказалась припертой к стенке, мистер Флинн: я обязана произвести фурор. – Она неуверенно посмотрела в зеленые глаза Коди. – В нашем деле двух провалов не прощают.

– Провала не будет. – Коди заметил сидящую на противоположной стороне бассейна Лилиан Палмер в компании Аманды Кларк и Артура Трумэна. Он уже знал, кто в этот вечер будет следующим объектом его неотразимого обаяния. – Тут и говорить нечего. Просто нужно хорошо повкалывать, и все, о присутствующих, естественно, не говорят. – Коди без всякой надежды на комплимент ждал, что скажет Джун. Но та так ничего и не ответила. Он кашлянул и нерешительно продолжал: – Знаешь, Дино не из тех, кто создает дополнительные проблемы.

– Как бы не так! – Джун закурила сигарету. – Думаю, что лучшее для меня – это взяться за него как следует. Как следует.

Коди улыбнулся, но тут же его лицо приняло чрезвычайно серьезный вид. Он выдержал паузу.

– Джун, я хотел попросить вас об одном одолжении, – как можно мягче сказал Коди.

Джун выпустила густое облачко дыма и с сомнением спросила:

– И какое же это одолжение?

Коди собрался с духом.

– Понимаете, мне нужна помощь. Так трудно отвыкать от кинокамеры. Я уже столько лет не играл на сцене, что порядком нервничаю, – постарался он разжалобить Джун.

Ответ Джун был, как всегда, предельно резок, но в интонации ее голоса угадывалось что-то, ей не свойственное.

– Я уже сказала вам в прошлый раз, мистер Флинн: работа и только работа. Не занимайтесь самодеятельностью, и тогда мы сможем поладить. Просто делайте, что вам говорят.

Коди уловил в ее голосе то, чего он так ждал: легкую тень сочувствия. Для начала этого было вполне достаточно. Семя упало на плодородную почву. Дело сделано, пора и передохнуть. Коди с почтением раскланялся:

– Понимаю. Благодарю, что дали мне шанс.

Джун ничего не ответила, а только молча наблюдала за тем, как он встал, кивнул на прощание и отошел к оживленно болтавшим напротив Аманде, Артуру и Лилиан. Коди как-то странно на нее действовал, отчего у Джун на душе сделалось неспокойно. В одном она была абсолютно уверена – с этим парнем нужно держать ухо востро. Возвратился Карл с бутылкой пива и сандвичем. Джун не заметила, как он сел на прежнее место, она пристально наблюдала за тем, как красавчик Флинн пожал руку Артуру и устроился рядом с ним на садовой металлической скамейке. Бравурная музыка, доносившаяся с эстрады, заглушала беседу на той стороне бассейна. Джун показалось, что Аманда громко расхохоталась и, кажется, захлопала в ладоши. Но она не была уверена: звуки и очертания доходили до Джун как сквозь пелену.

Тем временем на противоположной стороне бассейна Аманда погрозила Коди пальцем.

– Мистер Флинн, я гожусь вам в матери. Надо быть скромнее со старшими. – Она покосилась на Артура. – Но все равно спасибо.

Артур и Лилиан расхохотались. Коди снисходительно улыбнулся, зная, что только выиграет в глазах присутствующих, в особенности Лилиан, если чуть-чуть поухаживает за пожилой дамой. Лилиан была, как всегда, неотразима. Ее длинная газовая накидка только подчеркивала совершенные формы ее фигуры каждый раз, когда морской бриз развевал тонкую ткань.

Лилиан пристально взглянула в зеленые глаза голливудского повесы. Он внимательно, словно изучая, смотрел на нее. Ей хотелось знать, что он о ней думает. Легкая улыбка, появившаяся на его губах, позволила ей догадаться. Когда-то, лет пять назад, ей уже довелось встретиться с Коди Флинном на одной вечеринке в Лос-Анджелесе, но тогда им не удалось сойтись поближе. Лилиан как раз приступила к репетициям в мюзикле Эндрю Ллойда Уэббера и, кажется, уезжала в Нью-Йорк. А ей так хотелось остаться! Даже невзирая на то, что на протяжении последних десяти лет она была знаменитостью первой величины, она не могла отказаться от удовольствия повеселиться в ту ночь со своими кумирами. Помнится, там были Дастин Хоффман и Джек Николсон. Именно Джек познакомил ее в тот вечер с Коди. До сих пор Лилиан помнила, какой холодной была ее рука, протянутая Флинну. Она понимала, что все это чепуха, но все же не могла не вздрогнуть, заметив, как горят от желания его глаза, скользя по ее точеной фигурке.

Аманда вывела ее из размышлений.

– Лилиан, как вы отнесетесь к тому, что мистер Флинн будет вашим партнером?

Артур улыбнулся.

– Нужно было спросить не ее, а его – каково ему будет играть в паре с великой актрисой Бродвея.

Аманда с напускной строгостью шлепнула Артура по руке.

– Артур Трумэн, вы положительно грубиян!

Коди улыбнулся, продолжая в упор разглядывать Лилиан.

– Да нет. Почему же? Он прав. Пусть все знают: это для меня действительно большая честь.

Сердце Лилиан учащенно забилось. Этого нельзя допускать. Она понимала, что должна во что бы то ни стало взять себя в руки. Но эти глаза… Она наблюдала за тем, как он медленно поднес ко рту бокал с шампанским и сделал глоток. Капельки влаги сверкнули у него на нижней губе в свете фонарей вокруг бассейна. У нее в голове пронеслась дерзкая мысль – слизнуть шампанское с его губ.

Она с трудом перевела взгляд на Аманду, чтобы не покраснеть.

– Спасибо за приятные слова, Коди. – И, покосившись на него украдкой, добавила: – Я рада, что смогу с вами вместе работать. Я ведь пересмотрела все фильмы с вашим участием. – Она тут же пожалела, что сказала слишком уж избитый комплимент.

– Правда? – Коди улыбнулся. – Неужели? Даже я не видел все свои фильмы.

Все снова рассмеялись. Лилиан никак не удавалось прогнать одну навязчивую мысль. На экране он обнимал стольких актрис. Лилиан пыталась представить себе, какими могут быть его объятия, прикосновения, поцелуи…

Лилиан резко встала и холодно произнесла:

– Простите, но мне нужно идти.

Коди почувствовал, как у его лица прошелестел легкий воздушный поток ее белоснежной накидки. От Лилиан не укрылось, что калифорниец не отпрянул, а лишь еще больше распалился, вдыхая аромат ее ускользнувшего тела. Когда Лилиан очутилась на противоположном краю бассейна у стойки бара, она взяла высокий бокал белого вина и оглянулась. Коди уже о чем-то оживленно болтал с Амандой Кларк. Лилиан отчаянно хотелось, чтобы он обернулся и взглянул на нее.

Неподалеку от бассейна узкая, мощенная камнем тропинка замысловато вилась среди деревьев ухоженного парка в направлении небольшой бухточки, где в нескольких метрах от берега в темноте ночи на приколе стояла двухсотфутовая яхта Дино Кастиса под названием «Друг моряка». Небольшой паром, предназначенный для доставки пассажиров на судно и обратно, мирно покачивался на волнах у пристани. Лилиан подошла к лестнице, ведущей к воде, и взглянула вниз. Отдельные парочки прогуливались по парку, наслаждаясь уединением. Неожиданно громкий всплеск, раздавшийся сзади, привлек внимание Лилиан. Двое подвыпивших гостей вознамерились окунуться в чем мать родила. Что ж, можно было считать, что праздник по-настоящему начался. Джаз-банд подхватил мотивчик «Обнаженной», вдохновив еще пару желающих сбросить с себя одежду. Лилиан улыбнулась, глядя на это зрелище, и медленно начала спускаться в сад.

Торопливые шаги за спиной заставили ее остановиться. Лилиан знала, что он последует за ней. Мимо со смехом пробежала парочка: рабочий сцены с обнаженной до пояса подругой. «Влюбленные», – подумала Лилиан. Великой Лилиан Палмер ни разу не довелось вот так, обнаженной, бежать в ночи со своим возлюбленным к морскому берегу. В свои тридцать восемь она многое испытала, но так и не могла определить, чего же она все-таки добилась в жизни. Два «Тони» да еще десяток разнообразных призов и наград, выстроившихся в ряд на каминной полке в гостиной. Ей припомнились все ее героини, все мужчины, жадно искавшие ее благосклонности. Но чтобы голой, на берег моря, с любовником – такого не было никогда. «Боже, как это должно быть прекрасно!» – подумала Лилиан. Она отпила немного вина.

– О чем думаете? – донесся до нее знакомый голос.

Лилиан оглянулась на Коди, стоявшего на верхней ступеньке. У него на лице играла улыбка, которая так смутила ее несколько минут назад. Лилиан вспыхнула.

– Да так, ни о чем.

Коди спустился к ней.

– Вы выглядели такой задумчивой. В чем дело? Вы исчезли так быстро, что я подумал – вам стало нехорошо.

Она не торопясь спустилась еще на несколько ступенек.

– Да нет. Просто надоела вся эта суета. Мне стало скучно.

Коди улыбнулся:

– Ну теперь-то вам не придется скучать. Там уже, кажется, исполняют «Эстер Вильямс в Далласе».

– Ну и как у них это получается? – серьезно спросила она.

– Не знаю. Я не дослушал, – улыбнулся Флинн.

Лилиан и Коди, продолжая болтать, медленно прогуливались по обширному парку, окружавшему особняк Кастиса, пока наконец не приблизились к небольшому строению с плоской деревянной крышей.

– Что это? – Лилиан с любопытством начала подниматься по белым деревянным ступенькам.

Коди остановился.

– Не знаю. – И обернувшись, с напускной мрачностью поинтересовался: – Не боишься приключений?

Лилиан вскинула брови.

– Ни капельки.

Дверь оказалась незапертой. В темноте Коди нащупал и повернул выключатель. Перед их глазами предстала роскошная комната для отдыха с огромной ванной-джакузи, изящным столиком, баром с напитками, камином, содержащей все необходимое кухонькой и мягкой мебелью. Одну из стен занимали звуковоспроизводящая установка и три огромных телеэкрана. Потолок здесь был выполнен из стекла, что позволяло видеть звезды.

– Вот это да! – вырвалось у Коди. – Здесь здорово!

Лилиан прошлась по комнате, внимательно изучая обстановку. В углу она обнаружила массивную деревяную дверь и решительно отворила ее: ей в лицо ударил аромат эвкалипта. Она ступила в темноту и, нащупав выключатель, зажгла свет. Маленькая красная лампочка осветила небольшую, обитую деревом комнатку, оказавшуюся сауной. От внезапно вспыхнувшего необоримого желания у Лилиан захватило дух. Она медленно обернулась: Коди был поглощен изучением музыкальной установки. «До чего же мужчины любят свои игрушки», – подумала Лилиан.

– Коди, – окликнула она его, стараясь не выдать волнения.

Коди оторвался от электроники.

– Ну что там?

Лилиан ничего не ответила, а только поманила его пальцем, приглашая посмотреть самому. Она медленно прислонилась к дверному косяку. Коди с любопытством заглянул в комнатку.

Он кашлянул и поднял глаза на Лилиан.

– Выглядит заманчиво. По-моему, здесь можно отлично расслабиться. Понимаете, что я имею в виду?

Его зеленые глаза, казалось, просили, но не настаивали. Лилиан помедлила секунду, а затем прошептала:

– Ну так чего же ты стоишь? Закрой дверь и погаси свет.

Он щелкнул пальцами.

– Я как раз собирался это сделать.

Волна с трудом сдерживаемого желания пробежала по телу Лилиан. Все приключение наверняка не займет много времени, и она познает все то, что известно голливудским красоткам. Она нашла на стене большой черный переключатель и, повернув его по часовой стрелке, поставила на отметку «60 минут». Уже через несколько секунд из металлического нагревателя под потолком послышалось пощелкиванье. Свет в комнате отдыха погас, и только тусклая красная лампочка освещала парную.

На пороге появился Коди.

– Лилиан, ты действительно не боишься, что твое прелестное платьице промокнет от пота?

Игривое настроение внезапно овладело ею. Она приблизилась к двери, держа в руке почти полный бокал с вином. Из-за полнолуния в комнате было довольно светло, несмотря на выключенное электричество. Подойдя к Коди, Лилиан пристально взглянула ему в глаза.

– Думаю, мокрым оно тебе даже больше понравится.

И не отрывая взгляда от его зеленых глаз, Лилиан медленно вылила вино из бокала прямо себе на грудь. Глаза Коди расширились от удивления, тотчас сменившегося восторженной улыбкой при виде безупречных линий ее фигуры, подчеркнутых намокшей тканью.

Коди прижался к ней всем телом и страстно приник к ее губам. В его поцелуе чувствовался горьковатый привкус джина, что распалило ее еще больше. Тем временем губы Коди с жадностью устремились ниже, тщательно исследуя и лаская ее изящную шею, плечи, и наконец добрались до восхитительных полушарий, ожидавших его под влажной тканью. Лилиан замирала от наслаждения, чувствуя прикосновения его рук, нежно сжимавших ее, и его нежных губ, покрывавших поцелуями ее шелковистую кожу. Волна сладостного возбуждения захлестнула ее существо, когда Коди легонько прикусил ей мочку уха. Теплые руки Коди нетерпеливо скользнули вверх, к небольшим упругим грудям, отчего возбужденные влагой и мужскими ласками соски набухли, рельефно обозначившись под мокрым платьем.

Лилиан позволила Коди сорвать с нее эту прозрачную, но мешавшую им обоим преграду. Сбросив туфли, она замерла перед ним обнаженная, в одних лишь белых кружевных трусиках. Не отрывая от нее восхищенного взгляда, Коди принялся поспешно стягивать пиджак и рубашку. Дольше ждать у Лилиан не было сил. Она приблизилась к Коди и прижалась к желанному мужскому телу, покрывая страстными поцелуями его губы, грудь, руки… Легкая улыбка скользнула по губам Коди, когда он снял с себя трусы. Он наблюдал за реакцией Лилиан. Да, такого она, пожалуй, и желать не могла. Коди Флинн отличался потрясающей красотой не только лица, но и тела. У Лилиан в прошлом было много любовников, но ночь с этим калифорнийцем обещала стать особенным приключением в ее жизни.

Коди оторвался от Лилиан и пошел включить стереопроигрыватель. Через мгновение неторопливая мелодия «А время идет» из «Касабланки» заполнила маленькую сауну. Возвратясь, Коди медленно стянул с Лилиан трусики и с едва сдерживаемой страстью принялся покрывать ее тело поцелуями. Она взяла его за руку и, закрыв тяжелую дверь, увлекла в глубь сауны. Сладостная музыка продолжала тихо звучать, но только в маленьких усилителях, укрепленных в углах парной. Если верить большому термометру на стене, то жара начинала подбираться к девяноста градусам. Лилиан усадила Коди на широкую деревянную скамью, полностью отдавшись натиску его настойчивых губ. Склонившись над ним, Лилиан легонько поглаживала широкую мужскую грудь, играя с покрывавшими ее мелкими черными завитками, когда ощутила жаждущие губы Коди на своем левом соске. Каждое прикосновение его языка все неистовее усиливало жар ее тела, нараставший с каждой минутой.

Лилиан чуть было не засмеялась, когда Коди, пустив в ход свои усики, принялся щекотать ими ее возбужденный неожиданными ощущениями сосок. Нежное покалывание довело ее почти до экстаза. Она вновь приникла к его губам, сгорая от желания ощутить теплоту и влагу его языка. Все тело Лилиан покрылось испариной: столбик термометра добрался теперь до отметки «102». Не обращая внимания на усиливающийся жар, она жаждала только одного – продолжения этого необыкновенного приключения.

Кожа Коди покрылась мелкими капельками пота, что еще больше подчеркивало рельефность его превосходной мускулатуры. Температура достигла ста пяти: дышать становилось все труднее. Лилиан распрямилась и оглядела Коди. То, что она увидела, полностью подтвердило его полную готовность продолжать великолепную игру. Его глаза пожирали ее с тем же немым восхищением, как и в тот момент, когда она предстала перед ним в прозрачно-влажном платье. Лилиан неожиданно почувствовала, что во рту у нее пересохло. И тут ей в голову пришла великолепная идея.

– Жди меня здесь, – прошептала она.

Коди лишь улыбнулся, не смея протестовать. Его лицо медленно начинало покрываться крупными каплями пота.

В одно мгновение очутившись в кухоньке, Лилиан открыла маленький холодильник. Внутри оказалось множество банок с пивом, всевозможные прохладительные напитки и три бутылки вина. Лилиан схатила одну из них: это было как раз то, что нужно. Из стереоприемника лилась томная и расслабляющая мелодия в исполнении оркестра Глена Миллера. Лилиан попыталась вспомнить, где она могла ее слышать, но надо было торопиться. В тусклом лунном свете она обшарила все ящики, пока наконец не отыскала штопор, быстро откупорила бутылку и поспешила обратно. Коди сидел все в той же позе, как и несколько минут назад. Его глаза горели нетерпеливым ожиданием.

– Что ты принесла? – нетерпеливо поинтересовался Коди.

– Кое-что прохладительное, – многозначительно прошептала она.

– А где же бокалы? – удивился он.

– Все в порядке, – успокоила его Лилиан. Устроившись между его раздвинутыми коленями, она склонилась к нему так, чтобы его губы могли вволю насладиться прелестью ее небольших грудей.

Лилиан таинственно поглядела на Флинна и приказала:

– А теперь открой рот.

Коди подчинился. Осторожно приподняв рукой левую грудь, она уперла набухший сосок в его нижнюю губу. От неожиданности Коди чуть не рассмеялся.

– Не смейся, – строго предупредила его Лилиан.

Содрогаясь от холодной влаги, она начала медленно изливать вино, направляя прохладный поток на кончик соска, откуда оно стекало в рот Коди. Ни он, ни Лилиан не обращали никакого внимания на то, что вино проливалось ему на подбородок и шею, стекало у нее по животу. Когда наконец его рот наполнился, Коди оторвался от источника и с наслаждением проглотил влагу. Мучимая жаждой, Лилиан с жадностью отпила прямо из бутылки, ощущая, как у нее начинает кружиться голова и наливается жаром тело. Вот теперь она готова к самому главному.

Не выпуская из рук бутылки, Лилиан опустилась к Коди на колени и медленно уложила его на скамью. Коди крепко прижался к ней бедрами, и она ощутила в себе обжигающую полноту, он медленно проникал в нее. Жесткое дерево скамьи поначалу больно резало ей колени, но через минуту Лилиан позабыла о неудобстве. Убыстряющееся движение притиснутых друг к другу бедер при температуре сто семь градусов не мешало любовникам продолжать наслаждаться прохладой напитка. Пусть даже вино большей частью проливалось мимо, но все равно должное воздавалось каждой его капле.

Когда желание Лилиан достигло своего апогея, неожиданно из усилителей полилась знаменитая песенка Мориса Шевалье «Слава Богу, что есть девочки». Коди крепко обхватил ее бедра и, неуклонно убыстряя темп, казалось, отмеривал каждое движение, усиливая и продлевая ее наслаждение. Достигшая кульминации страсть, вино, жар и ощущение необычайности происходящего бешено закружили в вихре ее сознание. В последней судороге она прижалась влажным телом к Коди, губами ощущая соленые капельки пота на его плече. Когда же ее дыхание немного успокоилось, Лилиан подняла голову и нежно поглядела в глаза своему любовнику.

– Не смейся, но мне всегда хотелось узнать, как ты занимаешься любовью, – ее голос звучал на удивление слабо.

Коди нахмурился.

– Я? Да брось ты.

Она нежно поцеловала его.

– Честное слово. Знаешь, я видела тебя в стольких любовных сценах на экране, что мне страшно хотелось узнать, как же это происходит на самом деле. – Лилиан нежно потерлась бедрами о его живот. – Оказывается, я не зря тебя столько ждала. – Лилиан немного смутилась за свою неожиданную откровенность и осторожно поцеловала его в лоб. Но комплимент, без сомнения, попал в самую цель.

– Но это еще не все, – широко улыбнувшись, сказал Коди.

Коди уложил ее на деревянный пол. Лилиан ощутила, что внизу дышится значительно легче. Они занимались любовью до тех пор, пока не отключился нагреватель. Давно уже замолчал и стереопроигрыватель. Лилиан испытала еще два восхитительных оргазма, прежде чем Коди отдался захлестнувшей его волне наслаждения. Когда оба, обессиленные, поднялись, Лилиан с восторгом осознала, что буквально каждый дюйм ее тела был влажен, не только от обильной испарины, но и от страстных поцелуев Коди.

Устало толкнув дверь сауны, Лилиан отскочила обратно, едва холодный ночной воздух коснулся ее разгоряченного тела. Коди рассмеялся и, крепко схватив ее за руку, силой вывел в освещенную бледной луной комнату. И здесь его ласкам и поцелуям вновь не было конца. Поиски полотенца привели их в другую просторную комнату, где оба с радостью обнаружили огромную ванну и душ. Коди быстро включил воду, и они еще долго наслаждались друг другом, стоя под душем. Лилиан испытывала огромную радость от того, что может прикасаться к нему, медленно намыливая каждый дюйм его кожи и доводя его вновь до предела возбуждения. Уже через несколько минут они снова занимались любовью в огромной ванне.

Сперва она опустилась на колени на гладкий мрамор, наслаждаясь горячими потоками воды, обрушивавшимися ей на спину. Затем Коди также опустился на колени и осторожно вошел в нее сзади. Сжав руками стенку ванны, она наслаждалась каждым мгновением, каждым движением. Лилиан почувствовала, как его рука осторожно продвигается все ниже и ниже по ее животу, достигая самых потайных мест. Его пальцы нежно разглаживали мягкие завитки ее лона в поисках самого чувствительного уголка, возбужденного и жаждущего ласк. Когда подступил оргазм, тело Лилиан вдруг ослабело, и голова бессильно откинулась, чудом не ударившись о мраморную стенку ванны.

Лилиан почувствовала, что силы окончательно оставили ее. С трудом держась на ногах, она покорно отдалась во власть Коди, растиравшего ее большим махровым полотенцем, найденным тут же, в ванной комнате. В комнате для отдыха, куда они возвратились за одеждой, они поняли, что прошло по меньшей мере три часа.

Коди нежно поцеловал ее и вышел на воздух. Издалека доносились слабые звуки джаз-банда.

– По-моему, тебе не очень хочется возвращаться к гостям, а?

Лилиан кивнула.

– А ты хочешь еще повеселиться?

Коди погладил ее мокрые волосы.

– Ничего другого после тебя я не хочу. Думаю, гости не разойдутся до самой зари.

Лилиан крепко прижалась к нему.

– Кроме того, тебе нужно высушить волосы, а то начнутся разговоры.

Она улыбнулась.

– Конечно. А скандал нам ни к чему.

Они возвратились в комнату и с удовольствием улеглись на кушетку. Лежа у него на плече, Лилиан слышала, как учащенно бьется его сердце. Ей было так покойно в его объятиях – его нежные пальцы поглаживали ее еще влажные волосы. Ее ноги уткнулись во что-то теплое: Лилиан открыла глаза и увидела, что Коди где-то отыскал пушистый афганский плед и старательно укрывал их обоих от ночной прохлады. Лилиан посмотрела на Коди и благодарно улыбнулась.

В ответ он нежно поцеловал ее.

– Не хочу, чтобы ты окоченела.

– Спасибо, – уже в полусне пробормотала Лилиан и, крепко прижавшись к нему, заснула.

Коди Флинн удовлетворенно улыбнулся. Его когда-то заведенный порядок неукоснительно соблюдался. Каждая прима, с которой он когда-либо играл вместе, во что бы то ни стало должна была ему принадлежать. Так бывало всегда. Это уже стало традицией.

«А традиции нужно блюсти, в особенности в шоу-бизнесе», – подумал Коди и в следующее мгновение погрузился в сон.

7

Артур осторожно поставил чашку тонкого китайского фарфора на блюдце: раздался тихий мелодичный звук. Просторный балкон с видом на Сентрал-парк служил Артуру Трумэну для ежедневных чаепитий, здесь едва умещались мраморный столик и несколько плетеных стульев. Вот уже почти пятнадцать лет Трумэн был хозяином дома с двумя спальнями в самом центре Нью-Йорка, который по сегодняшним ценам считался целым состоянием. Артур взглянул на Аманду Кларк, которая сидела напротив и отпивала из чашечки чай. Долгожданный луч солнца прорвал пелену туч и упал ей на лицо. Артур был положительно рад, что она навестила его в это утро.

В последние годы в доме Трумэна почти не бывало гостей. Прошли те времена, когда швейцар то и дело звонил хозяину, докладывая о почитателях и визитерах, жаждавших выразить свое восхищение знаменитому драматургу, просто поговорить с ним или получить автограф. Теперь же мало кто останавливал его на улице или в магазине, признавая в нем бывшую знаменитость.

Он с иронией вспоминал, как тридцать лет назад добивался славы, а потом в течение двадцати лет отстаивал свое право жить спокойно, как обычный человек, рядовой обыватель. Теперь у него было и то и другое. Каждый знал об Артуре Трумэне, но мало кто обращал внимание на пожилого джентльмена, регулярно отправляющегося на утреннюю прогулку в восемь часов утра. У него были и слава, и право на частную жизнь. Он ненавидел и то и другое.

Аманда вздохнула и с блаженной улыбкой сделала глоток, глядя вдаль на зеленое море верхушек деревьев Сентрал-парка, зажатого между бетонными строениями.

– Артур, ты видел меня в мюзикле «Король и я»?

– Целых три раза. – Артур поправил сбившийся галстук. Он причислял себя к тому поколению настоящих джентльменов, которые надевали рубашку и галстук даже в тех случаях, когда обстоятельства того не требовали. Это было привычкой, традицией. Порой, завязывая по утрам галстук, Артур как бы чувствовал свою причастность к аристократии, порой перед ним вставал образ Уорда Кливера.

Он вытер губы полотняной салфеткой.

– Думаю, что именно тогда я по-настоящему в тебя и влюбился.

– Да нет, я не это имела в виду. – Застенчиво улыбнувшись, Аманда откинулась на спинку стула в ожидании комплиментов.

Артур не заставил себя долго упрашивать. Его голос прозвучал бодро, но с некоторой усталостью человека на склоне лет.

– Говорю тебе! Я хохотал до слез, когда ты бухнулась в ноги королю. Не могу забыть этой сцены, как будто это было вчера. Ты была настолько великолепна, что киношники полностью скопировали твое исполнение на экране.

Аманда благосклонно кивнула.

– Ты так добр, дорогой.

– Что значит добр? – с горячностью возразил Артур. – Это просто констатация факта. Ты великая актриса, Аманда.

Помолчав с минуту, она тихо произнесла:

– Была когда-то.

Он собрался было спорить, но заметил в ее глазах ту же невыразимую грусть, что жила и в его сердце. Ему оставалось лишь сострадание, и он смущенно улыбнулся:

– И опять станешь. Я об этом позаботился.

Аманда задумчиво глядела вдаль, на зеленый островок парка внизу. С клекотом вспорхнула стайка птиц и перелетела на другое место.

– Отсюда такой прелестный вид, Артур. Жить в таком месте стоит, верно, целое состояние.

– Я никогда бы не смог себе этого позволить, – улыбнулся он, – если бы мне приходилось платить за квартиру.

Она вопросительно взглянула на Артура.

– То есть?

– В начале семидесятых владелец выставил дом на продажу. К счастью, именно тогда мне удалось выгодно продать своего «Посыльного». – На его лице отразилась задумчивость. – В те времена у меня были деньги. Весь дом стоил мне сто двадцать тысяч, хочешь верь – хочешь не верь. И эту сумму я заплатил наличными. Знаешь, совсем недавно у меня был агент и предлагал мне семизначную цифру.

– О Господи! – Аманда всплеснула руками.

Он гордо махнул рукой.

– Ты же знаешь, теперь деньги не имеют для меня никакого значения. Никогда не продам свою квартиру. Это мой дом. Нью-Йорк – мой дом. Если я съеду отсюда, то где же мне тогда гулять по утрам?

Аманда грустно улыбнулась.

– Верно. Хорошая прогулка сегодня не имеет цены.

– Это точно. – И как бы в подтверждение своих слов он хлопнул ладонью по мраморному столику.

Неожиданно Аманда нахмурилась.

– Постой, что значит «в те времена у меня были деньги»? Мне всегда казалось, что твоих гонораров хватит на следующее тысячелетие.

Артур рассмеялся.

– О, если бы это было так, мне не пришлось бы сейчас работать. Как ты думаешь? Стыдно признаться, но я возлагаю такие же большие надежды на успех «Точного удара», как и мистер Кастис. Никуда не денешься – надо платить налоги, оплачивать электроэнергию и телефон, да и жить на что-то изо дня в день.

Аманда понимающе кивнула.

– Какое совпадение, Артур. Не буду скрывать, что, пожалуй, самой главной причиной, почему мне нужна эта роль, было тоже отсутствие денег. Мне действительно необходима эта работа.

– Неужели? – Трумэн не мог скрыть удивления. – В это трудно поверить. Ты на чем-то прогорела?

Аманда немного подумала, прежде чем ответить.

– Да нет, просто не хватает денег, и все. И, конечно же, полное затишье: почти никаких предложений за последние десять лет. – Она тяжело вздохнула. – Знаешь, в мои шестьдесят я по-прежнему считаю себя независимой женщиной, способной бороться и побеждать. Никогда в жизни я ни на кого не полагалась и ни от кого не зависела. Все, что у меня было, я заработала сама. И это, надо сказать, было нелегко. – Она отвела глаза. – Иногда меня называют старой девой. – Аманда резко откинулась на спинку стула. – Но скорее я была и остаюсь одной из первых активисток феминистского движения.

Артур перегнулся через столик и дотронулся до ее руки.

– Знаешь, я лично всегда был рад, что ты не замужем. Ты – национальное достояние и должна принадлежать всем. Мужчина, владеющий таким сокровищем, был бы преступником.

Лицо Аманды немного просветлело.

– Спасибо и на этом. Вот бы все те, кто меня окружает, думали так же. Может быть, тогда я смогла бы поправить свою карьеру.

Однако упоминание семейной темы навеяло грустные мысли. Да, великая Аманда Кларк действительно никогда не была замужем, но у нее была дочь, родившаяся в начале ее артистической карьеры. Причиной появления малютки на свет стал один негодяй, самовлюбленный режиссер с большими амбициями и непомерной пронырливостью, бросивший ее, как только она сообщила ему о беременности. Теперь оба ее внука уже заканчивали школу.

Артур Трумэн откашлялся и решительно начал:

– Послушай, Аманда. Хочу поговорить с тобой о «Точном ударе». Знаешь, эта пьеса о нас: с ее помощью мы нанесем удар судьбе, которая так незаслуженно нас забыла. Естественно, я учел все эти молодежные штучки, которые нравятся теперешней публике. Но главное в этой вещи – показать им, на что мы способны. – И, немного понизив голос, добавил: – Они должны это увидеть. Должны понять, что значит настоящий талант, а не только грудастые красотки, технические трюки и злободневные памфлеты. Сейчас нужна пьеса о реальных людях с подлинными чувствами. И необходимо, чтобы их сыграли по-настоящему талантливые актеры. – Трумэн поднял вверх указательный палец. – И дело тут не просто в знаменитостях. Им нужно показать нечто более замечательное: настоящую звезду! Я имею в виду тебя, Аманда.

Аманда почувствовала сильное душевное волнение. Именно его ей не хватало на протяжении последних десяти лет. В глубине души она знала, что приехала в Нью-Йорк не ради денег. Деньги были не более чем правдоподобным объяснением. Она питала те же надежды, что и Артур. Оба отчаянно желали вновь увидеть свои имена на расцвеченных огнями афишах, желали, чтобы о них заговорили критики, желали, чтобы их фотографии вновь появились во всех газетах. Но больше всего им хотелось снова услышать самый дорогой для них звук.

Этот звук, накатывающий, будто шум прибоя или шелест дождя по крыше, возникает, когда аплодируют сотни рук, и время от времени сопровождается возгласами одобрения, свистом или пронзительным «браво». Каждое мгновение тогда наполнено смыслом и значением, оно несет в себе осознание собственной состоятельности и значимости. Услышав этот звук однажды, жить без него невыносимо. Оба – и Аманда, и Артур – готовы были отдать все, лишь бы вновь услышать эти ни с чем не сравнимые звуки! Они слишком долго воспринимали этот Божий дар как должное, до тех пор, пока в один прекрасный день он не исчез.

– Только успех сейчас может нам помочь, – тихо, но твердо произнесла Аманда.

Трумэн вздохнул и задумчиво поглядел вдаль, на верхушки деревьев.

– Да. Именно этого я желаю больше всего, дорогая.

8

В дверь трижды постучали. Звук замер при звуке отпираемой щеколды – одной из трех. Челси поспешила откинуть другие две задвижки, чтобы впустить долгожданного гостя, Брайана Кэллоуэя. Он пришел на пять минут раньше и, естественно, застал ее в ванной. Она как раз думала о том, что их ждет на предстоящих репетициях, радуясь своему счастью играть на Бродвее. Внутренний голос говорил Челси, что наконец-то заветная дверь к славе распахнулась перед ней, осталось в нее только войти. А молодой симпатичный актер, стоящий на пороге, мог составить ей прекрасную компанию.

Урчание стекающей воды сопровождалось гулом старых труб, пока наполнялся бачок. Казалось, этот отвратительный шум, разносившийся по всей квартирке, никогда не прекратится. Челси еще несколько мгновений подождала у двери в надежде, что он наконец стихнет, и отбросила блестящую металлическую цепочку, безвольно повисшую на ободранной двери. В последний момент Челси поспешно выдернула из джинсов ярко-желтую рубашку и молниеносным движением распушила волосы, лишь после этого открыв дверь.

Слабый свет едва освещал переднюю.

– Привет! Ты дома? – обрадовался Брайан и переступил порог. Под мышкой он держал драгоценную копию пьесы. – Я уже было решил, что что-то перепутал и тебя нет дома.

– Как видишь, ты ничего не перепутал, – с улыбкой ответила Челси. – Заходи.

Брайан вежливо кивнул и вошел в крошечную квартирку с высокими облупившимися потолками и незамысловатой обстановкой. Дом, построенный еще до Великой депрессии, был старым, но поддерживался в приличном состоянии. Квартира, занимаемая Челси и ее подругой, оказалась на редкость опрятной и уютной. У большого окна по левой стене помещался видавший виды просторный диван. На деревянном ящике пристроился маленький черно-белый телевизор с антенной в форме смешных заячьих ушей. Солдатский сундучок, притулившийся рядом с диваном, был приспособлен под кофейный столик. У противоположной стены возвышался импровизированный книжный шкаф, заполненный очаровательными безделушками и коллекцией статуэток. Лишь нижние полки отводились непосредственно под книги. В дальнем углу располагалась небольшая кухонька с раковиной, холодильником и узкой стойкой, одновременно служившей и столом, и перегородкой.

Рядом, в нише, помещался обеденный стол с тремя стульями, раскрашенными цветочками и с металлическими ножками светло-зеленого цвета. Стол украшал букетик цветов, изготовленных из тонкого шелка.

Деревянный пол был покрыт столькими слоями мастики, что потерял свой первоначальный цвет, став неестественно темным. Повсюду были разложены цветные коврики. Дверь в крохотную ванную комнату была приоткрыта, и там горел свет. Брайан успел заметить, что миниатюрные размеры ванной комнаты все же позволяли уместить в ней всевозможные банные штучки. Две другие двери, очевидно, вели в спальни.

– Если хочешь, мы могли бы порепетировать у меня, – нерешительно предложил Брайан, боясь обидеть хозяйку. – У тебя ведь есть соседка, и все такое. Да?

Челси прикрыла входную дверь и защелкнула задвижку.

– Все в порядке. Ронда по субботам работает. Она вернется не раньше шести.

Брайан взглянул на часы. Было без двух минут час. Все утро ему пришлось провести в драматической школе, репетируя со студентами.

– Ну так времени у нас больше чем достаточно. Мы успеем пройтись по тексту.

– Ну вот и отлично. – Челси указала ему на диван. – Садись. Хочешь чего-нибудь выпить? Есть кола и пиво.

– Нет, спасибо. – Брайан сбросил ветровку и аккуратно разложил на коленях пьесу.

Челси устроилась рядом с Брайаном, который в данный момент занимал ее куда больше, чем работа.

– Так во сколько ты вчера вернулся с вечеринки?

– Около девяти. – Брайан перевернул титульный лист и принялся листать пьесу. – Сегодня в восемь утра я уже должен был начать урок.

– Ах да, ты же учитель, – кивнула Челси. – Ну и как прошел урок?

– Не хуже обычного. – Брайан пожал плечами. – Ребята разучивают роли, но пока больше дурачатся, чем вникают в пьесу.

– И ты не орешь на них? – Ей припомнился психопат, обучавший ее драматическому искусству в школе: за любой промах или ошибку ученик рисковал получить удар теннисным мячом.

Брайан отрицательно покачал головой и откинул упавшую на лоб прядь волос.

– Я же не идиот. Пусть они сперва выпустят энергию, побесятся, а потом мы приступим к серьезной работе. Они ведь не профессионалы, а просто дети. И пусть они еще немного побудут детьми.

Челси осуждающе взглянула на Брайана.

– А не стоит ли дать им почувствовать, что такое настоящая работа?

– Зачем? – Его голубые глаза смотрели весело и простодушно. – Достаточно и того дерьма, с которым они постоянно сталкиваются в школе и дома. Некоторые из них уже работают. Для многих мои занятия – единственная отдушина. И пускай себе на моих уроках они веселятся, играют и смеются, если им хочется. – Брайан задумался. – Невыполнимые, чрезмерные требования действуют на детей так же пагубно, как физические наказания. Я не имею права подвергать их такому испытанию. – Брайан снова улыбнулся. – Мои репетиции для них – это мир фантазий. Да и для меня, пожалуй, тоже, – закончил он, смущенно опустив глаза.

Челси даже стало жаль, что в школе у нее не было такого учителя, как Брайан Кэллоуэй. Она потянулась к столику и взяла папку со своей ролью.

– Да, но мы – профессионалы, и поэтому нам пора работать.

– Точно, – согласился Брайан.

Они окунулись в текст Артура Трумэна, штудируя слова и диалоги, отрабатывая интонации и реплики. Про себя Челси решила, что Брайан Кэллоуэй ей определенно нравится. Вскоре она заметила, что он почти не заглядывает в текст. Челси была поражена – он выучил роль всего за неделю. Брайан с извиняющейся улыбкой раскрыл свою тайну: «проклятая» фотографическая память. Умение мгновенно запоминать – благо, если оно сопровождается умением забывать. Однако несмотря на то, что Брайан почти наизусть знал свою роль, вел он себя очень скромно, предупредительно. Он работал чрезвычайно терпеливо и основательно, в том темпе, который лучше всего подходил Челси. Чувствуя такое отношение, Челси справилась со скованностью и даже попробовала экспериментировать. Добравшись до середины второго действия, оба неожиданно остановились и после паузы расхохотались.

– Так. Наша важнейшая сцена. Мэтью Кровелл, очарованный художественным талантом Джулии, пытается вызвать ее на откровенный разговор и в то же время борется со своими чувствами к ней.

– Но… – задумчиво произнесла Челси, – мне показалась, что поначалу он ей совсем не понравился. Брайан повернулся к Челси и покачал головой.

– Я думаю, ты не права. Он ей нравится. Только она не признается себе в этом до тех пор, пока они не сталкиваются лицом к лицу.

– Тогда почему же она так резка с ним? – настаивала Челси.

– Потому что поначалу она не признается в своих чувствах даже самой себе. – Брайан продолжал объяснять, активно жестикулируя. – Поняв, что любит его, она не сразу поддается своим чувствам.

Челси с улыбкой посмотрела на Брайана.

– Разве?

Во взгляде Брайана читалось неподдельное удивление.

– А что, ты не согласна?

Челси вздохнула, но настаивать не стала и лишь тихо заметила:

– Все равно решать будет Джун Рорк. Но пока мы можем придерживаться этой точки зрения.

– Ну и отлично. Я начну с того места, где Мэтью любуется скульптурой. В авторской ремарке сказано, что это абстрактная композиция, высокая и остроконечная, с как бы подтаявшим основанием. Да, интересно было бы взглянуть на нее. – Брайан откашлялся, перевел дыхание, и через мгновение его голос зазвучал совершенно неузнаваемо, с неожиданно язвительными интонациями: – И что вы хотели этим сказать, мисс Портер?

Челси подняла глаза от текста и задумчиво произнесла:

– Как ты думаешь, он действительно так нелепо ведет себя вначале? Или ему просто любопытно? Возможно, он просто хочет завязать разговор. Ведь он к ней неравнодушен, верно?

Брайан на минуту задумался.

– Да, возможно. Давай попробуем оба варианта. Начинай свою реплику.

Челси поискала глазами нужную реплику.

– Я назвала эту композицию «Точный удар».

– Почему? – спросил Брайан.

– Она олицетворяет страдание, боль от удара, – ответила Челси.

– Страдание? – озадаченно переспросил Мэтью Кровелл – Брайан.

– Вы ведь служите в полиции, детектив Кровелл. Вам хорошо известно, что такое страдание, сопряженное с актом насилия. – Челси говорила медленно, как бы примериваясь к незнакомым словам. – Но вы видите только раны, видите внешнюю сторону преступления. Страдание – это когда кинжал разит в самое сердце. Когда преступник жестоко бередит рану. Вот такой удар и есть настоящее страдание. – Челси нахмурилась и, не удержавшись, вышла из роли: – Чепуха какая-то!

Брайан оторвался от текста и пристально посмотрел на нее. Он хотел что-то возразить, но передумал и только мягко ответил:

– Мне кажется, что здесь автор просто упражняется в философии. Не обращай внимания. Продолжай.

– Сейчас твоя реплика, – улыбнулась Челси.

Брайан заглянул в текст и, опять войдя в образ, произнес:

– Чепуха какая-то!

Оба не выдержали и громко расхохотались.

Брайан задумчиво почесал затылок.

– Знаешь, мне кажется, что прагматик Мэтью сбит с толку не меньше, чем сама Челси.

Челси тем временем продолжала:

– Я говорю о боли, детектив Кровелл. Ведь некоторым недостаточно заставить человека страдать физически. Они находят особое удовольствие в том, что множат зло и вражду, провозглашают господство над жертвой, тем самым попирая ее достоинство.

– И что же заставило вас обратиться к этой теме? – спросил детектив.

– Я всегда рассказывала о том, что вижу. И что знаю, – ответила Джулия Портер – Челси.

– Эта скульптура появилась сразу после кончины Дэниэла Фрэнкса, не так ли? – Голос детектива Кровелла, казалось, обвинял ее.

– Дальше здесь сказано, что нужно сделать паузу перед моей репликой. – Челси помолчала и продолжила: – Это не важно.

– А по-моему, важно, – продолжал настаивать Мэтью Кровелл. – Я думаю, вы прекрасно знали, какую боль пришлось вынести Дэниэлу. Ведь он был вашим патроном. Полагаю, вы знаете гораздо больше, чем собираетесь мне рассказать, мисс Портер.

– Вон из моего дома, детектив! – Челси оторвалась от пьесы и посмотрела на Брайана. – По-моему, это место отлично написано.

– А мне кажется, вся пьеса отлично написана, – с улыбкой откликнулся Брайан, затем мельком взглянул на страницу. – Я никуда не уйду, пока мы не поговорим.

– Я буду вынуждена применить силу. Вы нарушаете закон – это частный дом. Немедленно уходите, слышите? – настаивала героиня.

– Я – полицейский, я имею на это полное право.

– И у вас есть ордер, чтобы доказать это? – упорствовала Джулия.

– Разумеется. – Голос Брайана чеканил каждое слово. – Дальше здесь говорится, что я приблизился к тебе и… – Брайан придвинулся поближе к Челси

– Ну, давай, репетиция продолжается! – подбодрила его Челси.

Брайан наклонился и поцеловал ее. От неожиданности Челси отпрянула и удивленно уставилась на него. Она почувствовала, как краска стыда заливает ей лицо, и, не в силах справиться со смущением, осторожно прикрыла рукой грудь.

– Брайан!

Брайан виновато опустил глаза.

– Прости. Надо было тебя предупредить. Но в этом месте я должен тебя поцеловать. – Он снова заглянул в текст. – Вообще-то тут сказано, что я должен быть куда настойчивее.

Взгляд Челси встретился с небесно-голубыми глазами Брайана. Его поцелуй застал ее врасплох, заставив сердце бешено забиться. Но в конце концов справившись с собой, она весело рассмеялась:

– Да, надо было предупредить. Я думала, у нас только предварительное чтение.

От этих слов Брайан смутился еще больше.

– Извини, я слишком вошел в роль. Здесь сказано: поцеловать тебя – и я… – Брайан запнулся, и оба неловко замолчали. Но через минуту он уже хохотал, утирая слезы.

Глядя на него, Челси не смогла удержаться, улыбнулась и тоже принялась хохотать. Наконец Брайан успокоился.

– Послушай, мы все-таки профессионалы, а не дети. Нам нельзя вот так хохотать во все горло.

От этих слов Челси еще сильнее зашлась в хохоте, схватившись рукой за живот и обмахивая лицо другой.

– Это ты виноват, – шутливо пристыдила она Брайана. – Нечего было ни с того ни с сего лезть целоваться.

По правде говоря, она ничего не имела против поцелуя. Пожалуй, была даже польщена. Ей уже давно не приходилось целоваться с красивым мужчиной. Челси почувствовала, как ей хочется, чтобы ее целовали, дарили ей ласки. Но воспитание, полученное в Оклахоме, упрямо внушало ей, что в таком случае порядочная девушка обязательно должна краснеть и смущаться. В следующий раз уже можно позволить себе получить удовольствие от поцелуя.

Брайан откинулся на спинку дивана и весело спросил:

– Так как же я должен тебя предупреждать?

Челси нахмурилась:

– Не знаю. Просто следуй тексту.

Брайан заглянул в пьесу.

– Ну посмотри. Старина Мэтью очень удивил Джулию. Только в отличие от меня он не отступил. А продолжил натиск. И если ты прочтешь дальше несколько строчек, то увидишь, чем кончается эта сцена.

Она смущенно улыбнулась.

– Ну ладно, давай попробуем еще раз.

– Хорошо. Начинай со слов, когда ты требуешь у Мэтью ордер.

Челси глубоко вздохнула. Она почувствовала, что ее ладони стали влажными от волнения.

– И у вас есть ордер, чтобы доказать это?

– Разумеется, – уверенно заявил детектив Кровелл, придвигаясь ближе.

– Тогда дайте мне взглянуть на него! – потребовала Джулия.

После этих слов Брайан резко наклонился вперед, и они со всего размаху столкнулись носами. Оба отпрянули друг от друга, морщась от боли, и снова принялись хохотать.

– Опять не получилось, – заметил Брайан, к которому мгновенно вернулась серьезность.

Челси тряхнула белокурыми волосами и решительно спросила:

– Так что же, еще раз?

– До тех пор, пока не получится. Мы же не можем в такой сцене ударить в грязь лицом перед Джун Рорк.

Брайан снова склонился к ней, но остановился в нескольких дюймах, чтобы избежать столкновения, и затем нежно поцеловал ее.

Глаза Челси сами собой закрылись, едва она ощутила приятное тепло его мягких губ. Она потянулась к нему всем телом, восторженно принимая поцелуй.

Брайан прошептал:

– Челси, дорогая, по пьесе тебе следует сопротивляться.

– Прости, я… кажется, забылась, – пролепетала она.

– Ничего. – Брайан улыбнулся. – Я не возражаю.

Она тоже не возражала, и ей внезапно захотелось еще раз ощутить на губах его поцелуй. Но, к ее огорчению, Брайан с самым серьезным видом вновь возвратился на прежнее место.

– Думаю, что Джун Рорк все равно переделает все по-своему. Здесь возможны два варианта: либо ты попытаешься ударить меня, либо я схвачу тебя вот так, за запястья, ну а дальше… обычная сцена.

Челси послушно кивнула.

– Давай повторим все сначала.

Они принялись прогонять всю сцену, оттачивая каждую реплику. Странно, но чем ближе они подходили к эпизоду с поцелуем, тем больше ускоряли темп диалога в предвкушении упоительного мгновения, нетерпеливо ожидая его, готовясь к нему.

И вот после своей последней реплики Брайан осторожно наклонился к Челси: момент был идеальным. Челси уже не сомневалась, что хочет только одного. В то самое мгновение, как его влажные, теплые губы коснулись ее губ, она обняла Брайана, крепко прижимаясь к нему всем телом. Его губы дарили наслаждение, и Челси не могла больше противиться их власти.

В последний раз мужчина обнимал ее несколько месяцев назад. Челси Дюран принадлежала к тому типу женщин, чья привязанность отличается завидным постоянством. Это качество всегда мешало ей быстро сойтись с малознакомым человеком. Ее последний друг был официантом в ресторане, где какое-то время подрабатывала и она. Их связь длилась около полугода, пока они не охладели друг к другу и не расстались. Брайана же она совсем не знала, не знала его прошлого, его жизни. Она не могла объяснить себе, почему ее так неудержимо влекло к нему. Но факт оставался фактом, и Челси больше не сопротивлялась.

Она чуть не задохнулась от удовольствия, когда губы Брайана скользнули вниз по ее шее, под воротничок блузки, потом опять вверх, к уху, лаская его, заряжая ее тело сильными импульсами. Разум твердил ей, что нужно остановиться, что все это – сплошное безумие. Но ведь как восхитительно! Ее пуританская мораль восставала: «Кто этот человек? Ты его совсем не знаешь». Тело же страстно льнуло к нему, не считаясь ни с какими доводами. Внезапно Челси вздрогнула от удивления: Брайан выпустил ее из объятий и пристально посмотрел в глаза.

– Челси, – прошептал он. – Я не могу себе позволить…

Сердце Челси отчаянно забилось. Он был не только самым желанным, но еще и самым благородным мужчиной, какого она когда-либо знала.

– Ничего, – постаралась она успокоить Брайана. – По пьесе дальше следует любовная сцена. – И виновато пожала плечами. Сердце подсказывало ей нужные слова: – Знаешь, у меня на самом деле не слишком много опыта в этом деле. Так что мы могли бы немного порепетировать. Как ты думаешь?

Брайан внимательно поглядел на нее.

– Видишь ли, в этом нет ничего сложного. Это так же легко, как научиться ездить на велосипеде…

Челси лишь улыбнулась.

Брайан снова наклонился к ней. Его взгляд казался то загадочным, то испытующим, то заинтригованным.

– Можно, я покажу тебе кое-что? – Его голос прозвучал удивительно вдохновенно.

– Что? – полюбопытствовала Челси.

– Раз уж речь зашла о любовных сценах, то я подумал, что это может тебе пригодиться. – Брайан снова коснулся губами мочки ее уха.

– Так что же это? – Челси была явно заинтригована.

– Кое-что, что я давно понял. Знаешь ли ты, что лучшие любовные сцены получаются тогда – по крайней мере с точки зрения участников, – когда в них больше недосказанности, чем реального действия. – Он снова поцеловал ее.

Челси пристально поглядела ему в глаза, стараясь понять, что же это он мог иметь в виду.

– Не понимаю.

Брайан снова прильнул к ее губам.

– Я имею в виду вот что: иногда ожидание бывает приятнее, чем результат. Конечно, результат обязателен, иначе это жестокость. Я говорю об остром чувстве предвкушения…

Челси молча смотрела в его загадочные голубые глаза. Что это с ним?

– Это выглядит примерно так, – начал он. – Допустим, тебе нравится, когда я целую тебя в губы. – Он снова поцеловал ее. – Правда?

Челси кивнула.

– Да, очень. Пожалуйста, не останавливайся.

Брайан нежно обнял ее за плечи.

– Но сейчас ты всего лишь испытываешь приятное чувство или что-то вроде этого, потому что знаешь, чего ожидать дальше. Ты точно знаешь, какое это чувство. Твое тело уже приготовилось отвечать.

Челси прижалась к нему сильнее, все больше возбуждаясь от его рассуждений.

– И что же дальше?

– А дальше… дальше твои приятные ощущения могут быть усилены во сто крат, если твой партнер – я в данном случае, – Брайан улыбнулся, – сможет найти еще и способ разбудить твое воображение, способное усилить естественные реакции тела. Как на сцене, так и в жизни это разные вещи. – Секунду Брайан изучал выражение ее лица. – Хочешь посмотреть, как это бывает?

Трепет восторга охватил Челси.

– Покажи.

Брайан на секунду отвернулся, потом снова посмотрел на Челси.

– Надеюсь, ты не слишком стеснительна.

Она нагнулась и снова поцеловала его.

– Не слишком.

Брайан заметил нетерпение на ее лице.

– Очень хорошо, но будь повнимательней. – Он поднес к ее лицу ладонь. – Сейчас ты чувствуешь мою руку на своей щеке, – Брайан ласково погладил ее щеку, после чего отвел руку в сторону. – Но есть еще много местечек, к которым я пока не прикасался. И ты знаешь, что они-то самые заветные. – Брайан поднес ладонь к ее груди. – Ты хочешь, чтобы я ласкал именно их.

Челси затрепетала, возбуждаясь все больше, и немного подалась вперед, желая поскорее ощутить прикосновение его нежной и теплой руки.

Но Брайан слегка отодвинул руку, намеренно избегая физического контакта.

– Нет, постой. Теперь посмотри на мою руку. Ты точно знаешь, что почувствуешь, когда я коснусь твоей блузки вот здесь? Нет, не знаешь или знаешь не точно. Можешь ты это себе представить? Можешь ли ты мысленно ощутить нежное прикосновение до того, как оно произойдет? Ты хочешь этого. Ты ожидаешь, что оно будет теплым, приятным, возбуждающим и сильным. Но, кроме физических ощущений, ты жаждешь любви и удовлетворения партнером твоих желаний. Ты жаждешь этого, потому что интимная близость лишь подтверждение твоей неповторимости, исключительности, готовности твоего партнера дарить тебе нежность и ласку. Ты хочешь этого… но не испытываешь.

Челси внезапно почувствовала необоримую потребность испытать все это. Она взяла его руку и прижала к груди. В ответ на его прикосновение по телу Челси медленно пробежала восхитительная дрожь. Тело требовало большего, но… рука Брайана оставалась неподвижной.

– Теперь ты знаешь, каково первое прикосновение, – очень тихо и наставительно продолжал Брайан. – Оно интимно, но его недостаточно. Это просто физический контакт. А известно ли тебе, что значит гладить, ласкать, возбуждать?

Сгорая от желания, Челси провела его ладонью по своей груди. В ее голове рождались эротические фантазии, требовавшие немедленного воплощения. Ожидание казалось пыткой, но наконец последовало продолжение. Она ощутила, как рука Брайана нащупала под тканью и принялась ласкать плотный бугорок, зная, что ее сосок уже напрягся в предвкушении следующего урока.

Она запрокинула голову и с наслаждением отдалась его поцелуям, которыми Брайан нежно покрывал ее шею.

– О Боже, – прошептала Челси, – как ты это делаешь!

Он продолжал говорить, но его слова терялись среди поцелуев, а руки нежно завладели ее грудью.

– Теперь ты познала и это ощущение. – Брайан поцеловал ее чуть ниже подбородка. – Но ты еще не знаешь, как горячие, страстные… – теперь он целовал ее шею, – губы… – он поцеловал в ямочку у основания ключицы, – …могут усилить восхитительные ощущения.

Тем временем ее пальцы нетерпеливо торопили, подгоняли, пуговку за пуговкой проворно расстегивая блузку. Каждый новый образ, нарисованный Брайаном, все сильнее увлажняя лоно, то перехватывал, то учащал дыхание.

– Сейчас ты испытываешь приятное ощущение вот здесь. А теперь попробуй представить, каким оно будет здесь, чуть ниже и чуть правее. – Его язык легко скользнул чуть ниже ключицы. – Угадала? Однако же это трудно – точно узнать, что будешь чувствовать, подходя все ближе и ближе к заветной цели. – Его губы медленно продвигались ниже, к выпуклостям грудей. Но тут Брайан остановился.

Челси добралась до последней пуговки и позволила ему распахнуть блузку. От ее внимания не ускользнуло то, как он рассматривал белую ткань простенького бюстгальтера, а затем весело улыбнулся, обнаружив маленькую застежку между чашечками. Она чуть не задохнулась, когда Брайан легонько проник под нее языком. Челси сгорала от нетерпения. Его медлительность просто сводила ее с ума, но она понимала, что именно этого-то он и добивался.

Новая волна возбуждения пробежала по ее телу, когда пальцы Брайана осторожно расстегнули маленький пластмассовый квадратик застежки, но он по-прежнему не торопился. Челси застонала, когда он осторожно дотронулся губами до мягкой материи, нащупывая под ней напрягшийся в ожидании сосок. Дольше ждать она уже не могла. Ей не терпелось узнать, каким же окажется новое ощущение. Челси легко сдернула бюстгальтер, обнажив розовый напряженный бугорок соска, всего в нескольких миллиметрах от его губ. Жаркое дыхание Брайана обжигало ее. Он застыл не двигаясь.

Челси мучительно следила за тем, как кончик его языка осторожно скользил, описывая круги вокруг набухшего соска, уклоняясь, избегая дотронуться до напряженного кончика. Она наслаждалась каждой секундой, но глаза ее молили о большем. Тело ее напряглось до предела, и она потеряла над собой всякий контроль. Возбуждение сладостными волнами накатывало, пульсируя в такт с бешеным ритмом сердца. Ей казалось, что если эти мучения продлятся дольше, то она просто лишится чувств.

Челси попыталась было податься вперед, чтобы припасть к его горячим губам, но Брайан удержал ее. Каждое движение его языка погружало ее в новую бездну наслаждения.

– Теперь представь, – шептал Брайан, – что ты чувствуешь жар, истому, обжигающую влагу… Но все это еще впереди. Постарайся сосредоточиться на том, что ты чувствуешь сейчас. Тебе нравится эта близость, но это не то, чего ты хочешь. Ты жаждешь страсти, напора. Ведь так?

– Пожалуйста, Брайан… – простонала Челси. – Прошу тебя… – Ее голос отчаянно молил.

Его язык описал еще два круга вокруг заветной цели и замер. Челси сжала зубы, ее ногти впились в ладони.

– Поверь, – продолжал он, – что существует нечто, что может подарить тебе даже большее наслаждение, чем воображение… – Он нежно поцеловал жаждущий ласк сосок. Челси чувствовала, как его горячее дыхание обжигает ее тонкую кожу. Рука Брайана скользнула вдоль ее тела. – …И это нечто… – он вздохнул глубоко и горячо, – …есть удивление.

Разнообразные ощущения молниеносно сменяли друг друга, и в следующее мгновение Челси уже потеряла голову. Губы Брайана, сильные, энергичные, жадно втянули в себя ее сосок; его рот обрушился на ее возбужденную до предела плоть, в своем неистовстве причиняя почти физическую боль. Одновременно рука его быстро скользнула вниз по ее бедру и осторожно принялась массировать жаркое от возбуждения, напряженное лоно под грубой тканью джинсов. В следующее мгновение тело Челси взорвалось – отчаянно вцепившись в волосы Брайана, она устремила блуждающий взгляд в потолок. Горячая судорога свела все ее тело, колени непроизвольно сжались: то был один из самых коротких и самых сильных оргазмов, который она когда-либо испытывала в своей жизни.

В изнеможении Челси рухнула на диван, все еще не веря тому, что только что случилось. Вернее, тому, что она смогла пережить такое, оставаясь почти полностью одетой. Когда ее дыхание восстановилось, а напряжение спало, Челси подняла голову. В голубых глазах Брайана светились нескрываемые нежность и одобрение.

– И как тебе это удалось? – растерянно произнесла Челси.

Брайан поцеловал ее.

– Всего лишь воздействием на твою наиболее чувствительную зону.

Челси высвободилась и расстегнула джинсы.

– Отлично, профессор. Но я не отказалась бы, если бы вы продемонстрировали, как это делается по старинке.

– Даже не знаю, понравится ли тебе это, – поддразнил ее Брайан.

Рука Челси легко скользнула между его ног, нащупав то, что вполне подтверждало его готовность. Под звуки смеха одежда в считанные секунды разлетелась в беспорядке по всей комнате. Тело Челси все еще оставалось предельно чувствительным, когда Брайан осторожно овладел ею. И она с радостью отдалась ему вновь, подчиняясь все нараставшему темпу толчков. Так они занимались любовью на диване почти целый час. Еще ни один мужчина не доводил ее до такого экстаза. Она искренне верила, что Брайан, может быть, даже и не задумывался о собственном удовлетворении. Каждое его движение, казалось, служило лишь для насыщения ее желания. Брайан был самым чувственным, самым внимательным из любовников, которого она когда-либо знала или могла себе представить.

Ощущая на себе тяжесть его тела, Челси чувствовала, как с каждым плавным, медленным движением мужских бедер она неотвратимо приближается к третьему за этот час оргазму. Он наступил постепенно, нежно. Он оказался не столь бурным, надрывным, какими были первые два, но омыл ее подобно морской волне, захватив все ее существо. Он не принес с собой того ликования и неистовства, что вначале, но наполнил тело легкостью и долгожданным облегчением.

Наступили сладкие минуты отдыха. Челси лежала в объятиях Брайана, полностью обессиленная и опустошенная. Ей припомнилось, как в детстве, еще маленькой девочкой, она возвращалась с родителями после длительного и утомительного путешествия с побережья Флориды, где они проводили тогда свой отпуск. Она видела себя сидящей на заднем сиденье машины, прислонившейся к дверце; ее розовый купальный костюм был все еще влажным от морской воды, и прилипший к нему песок легко покалывал кожу. Сырое пляжное полотенце, свернутое и подложенное под щеку, все еще хранило соленый аромат Мексиканского залива. В те годы ее кожа, поначалу болезненно красневшая от солнца, через несколько дней обычно покрывалась смуглым загаром и слезала, как у ящерицы. Но в то лето, сидя на заднем сиденье отцовского автомобиля, на всех парах мчавшегося вдоль береговой линии, она постепенно погружалась в сладкую дрему под мерный гул мотора. И все ее тело, изнуренное солнцем, лихорадящей жарой от рассвета до заката и разбитое ударами теплых волн, таяло в дремоте. Вот такие же прекрасные ощущения подарил ей в этот день молодой голубоглазый парень по имени Брайан Кэллоуэй.

9

– Кэсси, Эван, Диана! На сцену! – прозвучал властный приказ режиссера.

Джун Рорк с решительным видом стояла на краю сцены, держа под мышкой папку с пьесой. Несмотря на раннее утро – часы показывали 7.03, – на ее лице не было ни малейших следов сна. Джун заметно нервничала: весь ее вид говорил о том, что пробил час создавать шедевр. Карл уже сообщил ей, что вся труппа в сборе и готова приступить к репетиции еще с 6.30 утра, сразу после открытия театра.

Пока техники и рабочие лихорадочно сновали взад и вперед за кулисами, подобно армии муравьев, выполняющих приказания своей муравьиной королевы, из-за кулис появились Лилиан, Коди и Аманда, держа в руках заключенные в виниловые обложки тексты, открытые на первой странице первой сцены из первого действия. В это утро на Лилиан был темно-коричневый спортивный костюм и спортивные туфли, свои прекрасные волосы она собрала в аккуратный пучок на макушке, но даже в столь скромной одежде ей удавалось выглядеть сногсшибательно. Коди, в джинсах и сером хлопчатобумажном свитере, позевывая, с любопытством поглядывал на Аманду, удивляясь, как она умудрилась надеть нарядное платье и наложить макияж в столь ранний час.

– Слушайте хорошенько, ребята! – властно заговорила Джун. – Мы приступаем. Учтите, чем лучше будете меня слушать, тем меньше вам придется от меня терпеть. Так что не зевайте.

Все трое стояли молча, почтительно внимая отрывистым инструкциям Джун. Что-то опасное таилось в странном блеске ее водянистых глаз и низком, резком тембре голоса. Однако каждый из них испытывал приятное волнение перед первым днем репетиций.

Джун Рорк открыла папку и углубилась в беспорядочные записи, которые она сделала в течение последних недель.

– Действие первое, сцена первая. Кэсси, ты будешь сидеть вот здесь, на диване. – Джун взяла складной стул и поставила его в центр сцены. Затем указала на него Лилиан: – Садись. – Лилиан повиновалась. – Диана, – Джун повернулась к Аманде, – вы стоите вон там, слева, у стойки бара. – Она отвела Аманду в левый угол и поставила ее лицом к заднику. – Как только поднимается занавес, вы закрываете пробкой графин, поворачиваетесь и начинаете произносить первую реплику.

Аманда с достоинством кивнула.

– Хорошо.

Наступила очередь Коди, который все это время глазел на Лилиан.

– Эван! – прошипела Джун.

Коди встревоженно взглянул на режиссера.

– Ты ждешь пока вот здесь, справа, в кулисах. – Она расставила мизансцену и, точно собачонке, напакостившей на ковер, взглянув на Коди, небрежно бросила: – Да пошевеливайся ты, недоумок!

– Слушаюсь, мэм. – Коди шутя поднял руки, словно защищаясь, и направился в правый угол сцены.

Джун последовала за ним, твердо ступая по пыльному деревянному полу сцены.

– Ты входишь сразу после реплики Кэсси. И никаких пауз! Если прозеваешь выход, то пеняй на себя!

– Не сомневайтесь, буду, когда нужно, – со смехом ответил Коди.

– Вот и хорошо. – Джун отошла к краю сцены. – Тогда занавес!

Но ничего не произошло.

– Занавес, Аманда! – Джун вскипела. – Я же сказала повернуться на «занавес»!

Аманда смущенно поднесла руку ко рту.

– Простите, я не поняла, что мы уже начали, – пролепетала она.

Джун смерила пожилую актрису уничтожающим взглядом.

– Мэм, когда я говорю «занавес», то это значит, что мы уже начали.

Аманда молчала.

– Занавес! – повторила Джун.

Аманда, с текстом в руках, резко повернулась. Ее голос прозвучал несколько неуверенно:

– Кэсси, ты ведешь себя, как ребенок. Нам всем не хватает твоего отца, но мне кажется, ты впадаешь в крайность.

Лилиан обернулась к Аманде так, чтобы ее лицо оставалось вполоборота к зрительному залу, и произнесла:

– В крайность? Мама, ведь он умер! Что ты называешь крайностью?

– Стоп, – прервала Джун. – Кэсси, неплохо. Но я хочу, чтобы ты встала на словах «он умер». Сделай какое-нибудь движение рукой, чтобы показать, как ты расстроена, и отойди на несколько шагов вправо, все время оставаясь к ней спиной. – Джун посмотрела на Аманду. – Диана, когда Кэсси встанет, ты подойди к ней и по-матерински утешь ее. Но и покажи свою нерешительность: с одной стороны, ты хочешь утешить дочь, с другой – не можешь из-за сложившихся обстоятельств.

Аманда кивнула.

– Повторяем все снова, – приказала Джун. – С самого начала. Занавес!

Снова и снова, почти час Джун прогоняла первую сцену с Лилиан, Амандой и Коди, становясь все более и более нетерпеливой. Остальные не занятые в сцене актеры со страхом следили из-за кулис за тем, как неторопливо и методично работает Джун. Порой жестокая и нетерпимая, она оттачивала каждое слово, каждую интонацию, каждое движение; ее работа напоминала тяжкий труд скульптора, широким резцом отсекающего лишние куски мрамора от скульптуры. Иногда она не знала, чего хочет, и экспериментировала, заставляя актеров работать в разной манере до тех пор, пока неожиданно решение не созревало само собой. И только тогда она двигалась дальше. И то, что наконец медленно родилось из первой сцены, потрясло всех. Даже Лилиан Палмер не могла не признать, что эта женщина расширяет диапазон ее возможностей, помогает ей находить самые точные интонации, совершенно новые нюансы в характере героини. И все это произошло на первой же репетиции.

Ронни де Марко поймала на себе рассеянный взгляд Брайана, стоявшего за кулисами неподалеку от нее.

– Высматриваешь, с кем бы поразвлечься? – приблизившись, язвительно спросила она.

Прислонившись спиной к краю осветительной будки, Брайан был полностью погружен в собственные мысли. Однако он расслышал ее замечание и слегка улыбнулся.

– Нет. Я бы рад, да доктор рекомендовал мне воздержание.

Ронни подошла поближе. В это утро она надела зеленую майку в обтяжку, под которой явно недоставало лифчика.

– Неужели? – Она прижалась к нему всем телом. – Знаешь, Брайан, у тебя самые красивые глаза.

Брайан шутливо ей подмигнул.

– Спасибо, Ронни. А сейчас извини. – И осторожно оттолкнув ее от себя, он спокойно направился за кулисы, чтобы вместе с другими актерами наблюдать за репетицией. Ронни хмыкнула и сложила на груди руки.

Челси, стоявшая неподалеку, все видела. Поведение этой Ронни ей не нравилось, и Челси не могла не обрадоваться тому, что Брайан ее проигнорировал.

– Похоже, к тебе приставали, – прошептала Челси, когда он очутился рядом.

Он подмигнул ей и шутливо ущипнул за локоть.

– Я привык плавать с акулами. Не забывай, ведь я живу в Нью-Йорке.

Она улыбнулась, потом спросила:

– Ты ее хорошо знаешь?

Брайан пожал плечами:

– Кто же не знает Ронни де Марко? Говорят, она неплохая актриса. Но я ни разу не видел ее на сцене.

– И давно ты ее знаешь? – с напускным безразличием спросила Челси.

– Пару лет. – Брайан понизил голос, стараясь не помешать происходившему на сцене и не навлечь на себя гнев Джун Рорк. Он пристально посмотрел в глаза Челси. – Будь с ней поосторожней, – предупредил он. – Ронни известна как… – он задумался, подыскивая нужное определение, – как… непредсказуемая и немного эксцентричная особа.

– Эксцентричная? – с сомнением переспросила Челси.

Брайан усмехнулся:

– Так говорят.

Челси промолчала, давая Брайану понять, что не слишком-то верит его словам. До сих пор Челси не доводилось иметь дело с Ронни, но при первом знакомстве та произвела на нее отвратительное впечатление. Челси не могла себе представить, почему Джун Рорк пришло в голову пригласить ее в такой спектакль, как «Точный удар». Разве что эта Ронни – кладезь талантов, тщательно скрываемых от посторонних глаз.

– Джулия и Мэтью! Один вперед, другая на середину сцены! – последовал приказ рыжеволосой режиссерши.

Челси взглянула на Брайана – тот ободряюще подмигнул ей, и оба направились на сцену, пред очи суровой Джун Рорк. Мимо прошли падающие от усталости Лилиан, Аманда и Коди: на их лицах, покрытых потом, было написано единственное желание – передохнуть. Джун Рорк тут же закурила следующую сигарету и уставилась на стоящих перед ней Челси и Брайана.

– Ну, теперь возьмемся за вас. – Джун усмехнулась, выпуская в их сторону облако сигаретного дыма.

Она пребывала в лихорадочном возбуждении под действием метадрина. Она успела хорошенько запугать трех ветеранов сцены, и теперь пора было браться за новичков.

В течение следующего часа Джун гоняла Челси и Брайана по тексту их первой сцены, подстегивая их едкими замечаниями, указаниями, меняя их манеру держаться, акценты, движения. Она не могла не отметить, что Брайан Кэллоуэй неплохо выдерживает ее натиск, чего нельзя было сказать о Челси. Суровость вызывала в девушке лишь покорную робость, что было Джун не по душе. Разумеется, Джун требовала послушания, но основанного на взаимопонимании и доверии, а не на трусливом раболепии. Если эта девушка хочет работать с ней, она должна быть сильной и жизнестойкой – как и сама Джун.

– Простите, – извинилась Челси, глотая слезы. Она опять не справилась с задачей, которую поставила перед ней Джун. – Можно, я попробую еще раз?

– С какой стати? – Джун подошла к ней вплотную. – Ты пыталась уже три раза, и каждый раз получалась полная лажа.

Челси в отчаянии отступила на шаг, стараясь уклониться от пропитанного табаком дыхания Джун.

– Но, мисс Рорк, ведь сегодня только первый день!

– Сколько же дней тебе нужно, чтобы сделать свою работу, милочка? – с насмешливым сарказмом поинтересовалась Джун.

– У меня получится. – Челси закусила губу. В конце концов, так же нельзя. Никогда еще она не встречала человека, выдвигавшего столь невообразимые, сверхсложные требования. В сравнение не шел даже ее школьный учитель с его теннисными мячами.

– Четвертая попытка? – Джун немного отодвинулась, снова затягиваясь сигаретой и пуская дым поверх головы Челси. – Послушай, детка, мы отсеяли толпу голодных девочек, которые наверняка смогли бы сделать все с первого, а не с четвертого раза, как ты. Мне кажется, ты не очень-то дорожишь этой работой. И только впустую тратишь мое время, дорогуша. Эта пьеса тебе ни к чему.

– Неправда! – Челси шагнула к Джун.

Глаза Джун округлились от удивления: – О, неужели в этой белобрысой крошке со Среднего Запада есть еще хоть капля мужества?

Челси вытаращила глаза на Джун, сбитая с толку, не зная, что делать и что сказать. Она готова была накинуться на эту рыжую стерву, но не отваживалась, боясь потерять свою драгоценную роль. Так она и стояла с дрожащими от обиды губами и покрасневшим от напряжения лицом.

– Что случилось, красавица? – Джун снова приблизилась к ней, изрыгая ядовитый сарказм. – Мы, кажется, обиделись? И сейчас ударимся в слезы? Может, нам поплакать вместе, крошка?

Это оказалось последней каплей. Терпение Челси лопнуло. Слова непроизвольно сорвались с ее языка.

– Да пошла ты к черту, сука! Не хватало, чтобы надо мной издевалась какая-то коротышка! Мне наплевать, кто ты!

Челси решительно повернулась, намереваясь уйти со сцены. Все стоявшие за кулисами остолбенели от ужаса. Но Джун Рорк схватила Челси за руку и холодно взглянула ей в глаза.

– Иди-ка ты домой, Челси, – спокойно и ровно проговорила она, не ослабляя железной хватки. – Отдохни немного. Пройди сама всю сцену. А завтра придешь и сделаешь все как надо. – Неожиданно улыбка заиграла на ее лице. – Отныне я бы всегда хотела видеть такую вот силу характера. Идет?

Челси медленно высвободила руку. Она еще не оправилась от замешательства и волнения, но что-то во взгляде режиссерши придало ей смелости.

– Хорошо, мэм, – опять не задумываясь, ответила Челси.

Джун Рорк кивнула ей на прощание, на ходу бросив ошеломленному Брайану Кэллоуэю:

– Ты тоже на сегодня свободен, Кэллоуэй. – Затем, повернувшись к кулисам: – Эван и Мэри, на сцену!

Пока Коди и Ронни выходили на сцену, Джун задумчиво проводила взглядом Брайана, устремившегося, вероятно, вслед за Челси. Она искренне верила, что завтра с этой девушкой все будет в полном порядке. Порой даже закаленные жизнью актеры исчезали после первого дня репетиций. И каждый раз их уход оборачивался для нее настоящим разочарованием.

Но те, кто возвращался, никогда потом об этом не жалели. Огонь и медные трубы лишь укрепляли их любовь к сцене. Джун часто вспоминала, сколько задушевных, волнующих слов было сказано ей молодыми актерами после премьеры. Для Джун роль режиссера не сводилась к претворению в жизнь плодов воображения драматурга. Она скорее считала себя скульптором человеческих жизней. Для нее пьеса была больше, чем реплики, действие, костюмы и декорации. Она работала с человеческим «материалом», как художник с глиной. И часто эту глину приходилось хорошенько разминать перед работой, чтобы добиться большей податливости. Так всегда было с молодыми талантами.

– Это ничего не меняет, Брайан. Она – стерва, – заявила Челси, быстро шагая по запруженному людьми тротуару. Поток пешеходов расступался перед ней, предпочитая держаться подальше от особы с рассерженным видом.

Брайан вынужден был ускорить шаг, чтобы не отстать от нее.

– Челси, ты же знаешь, она только хотела тебя подначить. Она со всеми так поступает!

– О да, очень убедительно. Не собираюсь больше терпеть ничего подобного от этой психопатки. – Она повернула за угол, направляясь к метро.

– Подожди. – Брайан схватил Челси за руку, пытаясь удержать ее. – Челси, ты не должна так реагировать. Ты же слышала, что она сказала. Для нее это был лишь способ разбудить твои эмоции. Вот и все.

Челси несколько мгновений смотрела в его пронзительно-голубые глаза, не замечая шума улицы. Нет, пожалуй, ей не понять такого неоправданно жестокого стиля работы.

– Брайан, ты сам режиссер. В твоей школе в Бронксе. Ты когда-нибудь унижаешь своих студентов, чтобы вызвать у них определенные эмоции?

Брайан, поравнявшись с ней, медленно покачал головой.

– Это совсем другое дело. Они еще дети.

– Какая разница? Они прежде всего люди. Как и мы.

По глазам Брайана Челси поняла, что ее вопрос так и останется без точного ответа. Но все же он попытался объяснить:

– Существует разница между работой и игрой. Для детей – это игра. Для нас – работа. Для детей – это удовольствие. Для нас – карьера. И это значит, что босс может требовать от нас желаемый результат. И добиваться его любыми способами.

– Но так не должно быть. Это чушь, Брайан, чистый вздор! – Челси снова повернулась к лестнице, намереваясь спуститься в метро.

Брайан почти повис на ее руке.

– Да нет же. Это реальность. Жизнь меняется, когда ты взрослеешь. Я не знаю почему. Только это так. В этом-то и заключается разница. И ты сама это прекрасно знаешь.

Челси снова повернулась к нему, взглянув на обложенное тучами небо. Синоптики, кажется, обещали дождь.

– Да, знаю. – Она смотрела на толпу прохожих, стараясь собраться с мыслями и немного успокоиться. – Только это не по мне.

Брайан улыбнулся:

– Мне это тоже не нравится. Слушай, давай где-нибудь пообедаем, а потом пойдем ко мне и отдохнем. И больше ни слова о театре и режиссерах, по крайней мере сегодня. – И заговорщицки подмигнул. – Послушаем музыку, выпьем вина, а?

– Замечательно. – Челси немного приободрилась.

После обеда в скромном ресторанчике Брайан поймал такси и повез ее к себе домой. Челси немного удивилась, когда таксист высадил их у внушительного небоскреба. Брайан сказал ей, что его квартира находится на десятом этаже. Этот дом не имел ничего общего с тем, в котором жила она. Коридоры здесь были застланы мягкими коврами и блистали чистотой, как в пятизвездочном отеле. Современнейший лифт сверкал металлом. Но самое неожиданное было впереди: переступив порог квартиры, Челси ахнула от восторга.

Все здесь было великолепно. Светлая гостиная была просторнее, чем вся квартира. Через арку она увидела просторную кухню, оборудованную по последнему слову техники и, разумеется, отделанную в соответствии с общим интерьером. Мебель была обтянута белой кожей, столы из стекла и хрома блестели в солнечных лучах. На оштукатуренных стенах не было видно ни единой трещинки. Приглушенный свет, отражаясь от стен цвета слоновой кости, ровно и мягко разливался по всей комнате, делая ее похожей на музейный зал. Прекрасные подлинники картин и скульптур лишь усиливали это впечатление. Было совершенно очевидно: эта роскошная квартира никак не могла принадлежать никому не известному начинающему актеру или учителю средней школы.

– Брайан Кэллоуэй, – она ступала по комнате осторожно, чтобы ничего не задеть, – ты что-то скрываешь от меня. Ты что, выиграл в лотерею?

Брайан запер за собой входную дверь.

– Нет, не поддавайся на этот обман. Конфликт поколений – наглядная иллюстрация. – Он усмехнулся, видя ее удивленный взгляд, и провел рукой, указывая на роскошную обстановку: – Мои… мм… родители держат эту квартиру для отца, который часто бывает в Нью-Йорке по делам.

Челси с облегчением вздохнула. Ее опасения, что этот парень, который ей так нравится, – тайный кокаиновый делец или член какой-нибудь мафиозной семьи, не подтвердились. Как бы то ни было, ей хоть немного удалось узнать о его семье. Помимо того, что Брайан родился к северу от Нью-Йорка, теперь она знала, что его семья располагает приличным состоянием.

– Здесь здорово. И ты собираешься здесь жить один?

– Это мой дом.

– Можно мне посмотреть комнаты? – игриво спросила Челси.

– Конечно. – Брайан взял ее за руку и повел по комнатам. Восхищению Челси не было предела.

В общей сложности площадь квартиры достигала двух тысяч квадратных футов. Но больше всего Челси поразил балкон. По всей длине гостиной и столовой его опоясывали стеклянные двери с резными деревянными рамами, открывая величественную панораму Манхэттена. Она подошла к парапету высотой по пояс и поглядела вниз, туда, откуда едва доносился шум толпы и движущихся машин. Подставив лицо легкому ветерку, она почувствовала, как Брайан подошел к ней сзади и нежно обнял за талию. Сквозь бензиновые запахи города уже потянуло свежестью приближающейся грозы. Челси любила этот аромат, так напоминавший ей родную Оклахому и Техас.

– Какая красота, – прошептала она. – Тебе здесь, наверно, очень нравится.

Брайан снова усмехнулся и нежно прижался щекой к ее щеке.

– Иногда.

Неожиданно ей снова вспомнилась Джун Рорк со своими резкими замечаниями. Челси отчаянно тряхнула головой, стараясь прогнать это неприятное воспоминание, готовое испортить ее умиротворенное настроение.

– Что случилось? – нежно прошептал ей на ухо Брайан, заметив, как она нахмурилась.

Она заставила себя улыбнуться.

– Никак не могу забыть сегодняшнее утро.

Он поцеловал ее в щеку.

– Это можно понять. Но мы же договорились сегодня не думать больше о театре.

Челси с благодарностью прижалась к его щеке.

– Ты прав, прости.

Первые капли дождя упали ей на руку.

Через минуту дождь с нарастающим шумом застучал по балкону. Брайан отошел назад.

– Давай зайдем в дом, а то так недолго и промокнуть.

Челси собралась уже вернуться в гостиную, как вдруг обнаружила, что чем сильнее становился дождь, тем больше ей хотелось оставаться на балконе. Она запрокинула голову и открыла рот, пытаясь поймать дождевые капли. И когда наконец ей это удалось, она рассмеялась.

– Ты идешь? – переспросил Брайан.

Челси не ответила. Вместо этого она лишь сильнее притянула к себе его руки, желая спрятаться в его объятиях и чувствуя спиной приятное тепло его груди. Вскоре дождь перешел в настоящий ливень, промочив их до нитки. Брайан улыбнулся – в том, что они стояли под дождем, было что-то детское. Челси же упивалась ощущением свежести и прохлады. Вдали раздались первые раскаты грома. Она прижала руки Брайана к своим грудям, рельефно выделявшимся под намокшей блузкой. А он только того и ждал.

Горячие губы Брайана не давали ей окоченеть под холодным дождем. Его теплые руки нежно ласкали, массировали ее груди. Она явственно чувствовала, как он возбужден, и сердце ее бешено забилось. Челси нащупала пряжку его ремня и, расстегнув застежку на брюках, проникла глубже и нежными ласкающими движениями пальцев принялась возбуждать его плоть, наслаждаясь тем, как она распаляется желанием в ее руке. Стараясь перекричать ливень, Брайан с тревогой спросил:

– Ты действительно не хочешь зайти в дом?

– Нет! – весело закричала она на весь Нью-Йорк. – Только здесь и сейчас!

Челси нащупала пуговицу на своих джинсах и быстро расстегнула «молнию». Еще секунда, и джинсы упали вниз, подставляя под холодные струи дождя ее белоснежные ноги. Тяжело дыша, Челси нагнулась вперед и легла животом на металлические перила, разглядывая улицу с рычащими внизу машинами. Короткое головокружение было молниеносно вытеснено волной желания заняться любовью прямо здесь, на балконе, на краю бездны. Она слышала, как Брайан поспешно раздевается, и это взволновало ее еще больше. Она хотела его немедленно, сейчас, под дождем, на виду у этих бетонных монолитов, у этого громадного беспокойного города. Минутой позже холод дождя смешался с великолепным ощущением: его разгоряченная плоть коснулась ее сзади, скользнув между ее ног, определила точное место и затем легко проникла внутрь, нежно и мягко.

Челси крепко сжимала руками балконные перила, с каждым толчком его бедер все ниже и ниже наклоняясь над пропастью. Она видела, что руки Брайана с побелевшими суставами тоже крепко вцепились в перекладину. По мере того как гроза усиливалась, Брайан увеличивал силу своего натиска. Ледяные струи дождя контрастировали с жаром их прижавшихся друг к другу тел. Запрокинув голову, Челси прикрыла глаза, чувствуя, как спину ей обжигает прерывистое дыхание Брайана.

С новыми раскатами грома Челси ощутила знакомую дрожь во всем теле, усиливавшуюся в предвкушении бурной кульминации. Она обнаружила, что гораздо легче дышать в такт движениям своего любовника, поскольку всякий раз перила больно упирались ей в грудь.

Самые чувствительные места ее лона затрепетали в ожидании надвигающегося удовлетворения. Ручейки дождевой воды стекали по ее лицу и мокрым прядям волос, струились по всему телу. Она снова посмотрела вниз, на запруженную пешеходами улицу. Хотя дождь лил как из ведра, там было полно народу. Однообразные черные зонты плыли по тротуару, и только иногда среди них мелькало яркое пятно белого или красного зонтика. Несмотря на дурную погоду, пешеходы, казалось, были исполнены решимости добраться по своему назначению. Именно в этот момент, высоко над рокотом мокрой улицы, Челси три раза прерывисто вздохнула, все ее тело судорожно сжалось, и горячая волна оргазма залила ее с головы до ног.

Массе людей, спешащих по своим делам, гроза причиняла лишь неудобства. Для Челси же дождь оказался долгожданным освобождением. Каждая из сотен и тысяч капель смывала с нее тревогу и отчаяние сегодняшнего утра, очищала, наполняла надеждой. Отдавшись расслабляющим волнам удовольствия, Челси подставила лицо под благотворный водопад холодных капель.

День, клонившийся к закату, принес с собой одновременно и расслабленность, и усталость. Уже позже, после ужина, который приготовил Брайан, она лежала в его объятиях на огромной кровати и слушала, как их мокрая одежда крутится в стиральной машине на кухне. Порой к звуку стирки примешивалось легкое позвякивание, издаваемое случайным соприкосновением пуговицы или замка-»молнии» с металлической поверхностью барабана, однако этот равномерный шум успокаивал, под него так сладко было засыпать. Уже в полудреме она думала о том, как прекрасно провела этот день с Брайаном. И надеялась, что таких дней впереди будет много.

Челси хотелось, чтобы Брайан стал ее близким другом. Он был заботлив и нежен, чувствителен и умен. А тот факт, что он оказался обладателем роскошной квартиры, пусть даже эта квартира и принадлежала его родителям, вовсе не мешал. Дыхание Челси становилось все ровнее и тише; засыпая, она подумала: «Да, Брайан Кэллоуэй был сегодня просто великолепен. Так что, пожалуй, стоит удержать его возле себя подольше».

Брайан почувствовал, что она уснула. Он накрыл ее плечи одеялом и взглянул на будильник, вспомнив, что забыл поставить его на пять часов. Он снова поцеловал гладкий лоб Челси и откинулся на подушки. Итак, это снова произошло. Почему-то это все-таки произошло. Прошло очень много времени с тех пор, как он в последний раз был близок с женщиной. И вот опять. Как могло случиться, что он так легко влюбился? Он никак не предполагал, что все произойдет именно так.

Брайан вдруг понял, что те женщины, которые когда-то были с ним рядом, оказывались какими-то беспомощными, не приспособленными к реальной жизни, не знали, как выжить. И они дарили ему свою любовь. Как эта девушка, которая нуждается в его помощи. Именно это делает ее особенно привлекательной и желанной. Да, она точно нуждается в нем. В этом он уверен. Ему всегда нравилось чувствовать себя нужным. Он хотел быть нужным. Ему просто необходимо быть кому-то нужным. И если эта девушка доверит ему свои проблемы, свое чистое сердце, свои помыслы и мечты, он сделает все возможное, чтобы отдать ей свой опыт, свою страсть, всю свою любовь.

10

Официант снова подлил воды и отошел в сторону. Джун Рорк хотелось пить: она взяла стакан и сделала маленький глоток. Она не могла понять Коди Флинна. Почему это он вдруг стал таким милым и почему пригласил ее поужинать в такой дорогой ресторан? Хотя в данный момент ей это было, в сущности, безразлично – расслабляющая атмосфера ресторана была для нее важнее мотива ее кавалера. Все здесь располагало к спокойной и неторопливой беседе. Легкий гул и тонкий перезвон столовых приборов и фарфора сопровождался мягкими звуками струнной музыки. Такой вечер был прекрасным вознаграждением после первого удачного репетиционного дня.

Коди поставил свой бокал на стол и вновь пристально поглядел на Джун.

– Я действительно очень рад, что вы согласились провести со мной вечер.

Джун не ответила и с отсутствующим видом продолжала ковырять вилкой в своей тарелке с салатом. Все двадцать минут, которые они провели здесь, Коди говорил о всякой ерунде. Но несвойственная ему сосредоточенность наводила ее на мысль, что он собирается сообщить ей нечто важное.

Он вздохнул и обвел взглядом зал.

– Нам надо серьезно поговорить, Джун. Это важно для нас обоих.

– Я так и думала, – безразличным тоном произнесла она. Внутренний голос твердил ей, что этот красавец, разумеется, не мог пригласить ее на обед просто так, без какой-либо веской причины. Мужчины никогда не изменяли этому правилу, когда чего-то хотели от нее. Никогда.

Коди ослепительно улыбнулся:

– Скажите мне, как я сегодня был на репетиции?

Она с минуту помедлила с ответом.

– Неплохо. Пока неплохо.

– А остальные? – продолжал он.

Она прищурилась, гадая, к чему он клонит.

– Тоже. Разумеется, полно шероховатостей. Но это ведь только первый день.

Коди кивнул, затем оперся локтями о край стола.

– Тогда зачем же так свирепствовать? Неужели это так уж необходимо?

«Вот в чем дело», – подумала она, откидываясь на спинку стула и промокая уголки рта краем салфетки. Он не понял ее метода и теперь собирается вежливо призвать ее к снисходительности. Как благородно! Джун подняла брови.

– Да, необходимо. Именно так Джун Рорк начинает свой первый репетиционный день. И я не считаю нужным что-либо объяснять или оправдываться, мистер Флинн.

Коди принялся покручивать усики.

– Я не прошу вас оправдываться. Мне просто любопытно, всегда ли вы такая резкая и взвинченная, как сегодня. Если же да, то меня всерьез беспокоит судьба спектакля.

Краска волной залила лицо Джун, но она справилась с собой и постаралась ответить как можно вежливее:

– Значит, ты находишь меня жестокой?

– И бессердечной, – добавил он.

Джун отпила еще воды.

– Это твое личное мнение. – Она посмотрела на Коди, оценивая, насколько неожиданно могут прозвучать ее следующие слова, затем продолжила: – Я не обязана отчитываться перед тобой, но все-таки немного приоткрою свой секрет. В самом начале я всегда бываю строга с труппой. Не каждый режиссер придерживается такого стиля работы, но это мой стиль. И таким образом мне удается достичь сразу нескольких целей. Во-первых, я могу выжать из моих мальчиков и девочек больше, чем они готовы были отдать.

– Сегодня я видел, как вы это делаете. Но этот метод чреват неприятными инцидентами, конфликтами и потерями.

– Пожалуй, – согласилась она. – С теми, кто слабее других. В таких случаях мы улаживаем проблему. И второе. Мой стиль помогает актерам избавиться от всего того дерьма, которое они приносят с собой на сцену. До премьеры труппа будет ненавидеть меня лютой ненавистью и любить друг друга больше, чем собственную семью. После премьеры, когда они наконец увидят, чего они добились, они полюбят и меня. Вот так.

– Но такая муштра больше подходит для сержанта в армии, – заметил Коди, оценивающе взглянув на Джун. – Я вижу определенную логику в строгости и дисциплине, но строгость нужна не для того, чтобы злобствовать и унижать других. То, что я увидел сегодня, – это не просто способ заставить нас работать. Мне кажется, вы просто чем-то встревожены. Более того, вы чего-то боитесь. Я увидел это в ваших глазах еще тогда, у вас в кабинете. И страх этот до сих пор в вас сидит. Вот что меня беспокоит.

Джун судорожно сглотнула, чувствуя, как краснеет. Ее голос прозвучал почти зло:

– Вы слишком долго жили в Калифорнии, мистер Флинн. Не стоит выискивать дешевку там, где ее и в помине нет.

– Ну, скажите тогда, что я ошибаюсь, – с вызовом произнес он. – Скажите мне, что вы не испытываете страха перед чем-то, что стоит за пьесой, вне пьесы или где-либо еще.

На секунду глаза Джун выдали ее истинные чувства. Она отвела взгляд, внезапно ощутив острое желание закурить и принять вечернюю дозу валиума.

– Так что же с вами на самом деле? – Он бросал ей вызов. – Джун, я актер. Пускай, не такой, как сэр Лоуренс Оливье, но все-таки я немного разбираюсь в человеческой психологии. Моя работа – лицедейство, я заставляю людей верить в то, что на самом деле весьма далеко от истины. – Коди показалось, что он говорит слишком громко, и, оглянувшись вокруг, он понизил голос, отчего тот зазвучал еще выразительнее. – Джун, я вовсе не против образа жесткой женщины. Я уверен, что во всех своих делах вы добиваетесь намеченной цели. Но вы носите в себе еще что-то. В вас упрятан целый бочонок пороха, который может взорваться в любой момент. И я не уверен, что хотел бы оказаться рядом, когда это произойдет.

Она пристально посмотрела ему в глаза:

– Итак, ты думаешь, что я чего-то боюсь?

Он откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

– Того же, чего боимся все мы.

Джун начала нервничать:

– Так чего же я, по-твоему, боюсь?

– Провала.

С секунду Джун сидела не двигаясь, будто оглушенная.

– Помните, вы сказали об этом на вечеринке у Дино, – продолжал он. – Что не можете позволить себе еще один провал. Еще одну неудачу.

– Тогда был не только мой провал, – вскипела она. – Тогда все произошло по вине этого идиота Бертолини. Он вечно становился у меня на пути. Набрал отвратительный состав из своих закадычных друзей, урезал в три раза бюджет на постановку. Естественно, все это отразилось на качестве спектакля. У меня не оставалось ни малейшего шанса на успех.

– Допустим, – согласился он, – тогда у вас были большие проблемы. Такое может случиться с каждым. Но то было тогда. А сейчас – это сейчас. Тот провал – уже прошлое. Почему же вы так боитесь сейчас?

– Кто сказал, что я боюсь? – возразила она.

– Я сказал. Признайтесь, вы панически боитесь провала.

Она снова отвела глаза.

– Ну же, – настаивал Коди, – признайтесь, что это так.

– Послушай, чего ты добиваешься? – не выдержала она.

– Таков мой метод, мисс Рорк, – ответил он как можно искреннее. – Так что вам придется меня потерпеть.

Джун только устало махнула рукой.

– Ладно, ты прав. Я боюсь, что этот спектакль не пойдет или провалится. Мой нынешний продюсер мало чем отличается от Бертолини. Моя труппа состоит из сомнительных талантов, место которым разве что в мыльной опере. Публика же ждет, сможет ли великая Джун Рорк реабилитироваться после того жалкого случая.

Коди удовлетворенно улыбнулся.

– Да, понимаю. Дела обстоят так, что вам опять приходится бороться, вновь карабкаться на вершину. Но разве вы не видите, что нам всем надо карабкаться? Каждый из нас кровно заинтересован в успехе, и у нас есть все основания тоже бояться провала. Ради успеха каждый готов выложиться на все сто двадцать процентов. Но если ваш страх является поводом обращаться с нами как с последним дерьмом, то вы можете рассчитывать на нас лишь процентов на пятьдесят.

– Мне нужно все двести, – вздохнула Джун.

– Знаю. Сегодня я видел, что вам это неплохо удается. Даже на примере Лилиан. Она мне сама сказала после репетиции, что кто-то способен заставить ее превзойти саму себя. Да, сегодня она, несомненно, была на высоте.

– Лилиан сказала, что я расшевелила ее? – с надеждой переспросила Джун.

– Более того, – он рубанул рукой воздух. – Она сказала, что вы заставили ее снова размышлять и действовать, чего ей не приходилось делать со времен обучения в школе актерского мастерства.

Это признание обрадовало Джун. Актеры не слишком часто берут на себя труд прийти и сказать ей, что она достигла того, к чему стремилась.

– Так в чем проблема? – спросила Джун, немного успокоившись.

– Проблема в том, что я уже сказал. – Он снова понизил голос. – Вы не просто железная леди. Вы позволяете посторонним проблемам отравлять работу. И если так будет продолжаться, вы можете растратить попусту драгоценное время и талант. А это будет означать полный провал. И на сей раз виноваты будете вы. И больше никто.

Какое-то время она сидела молча, потом пристально посмотрела в его проницательные глаза.

– Коди, ты, по-моему, говоришь от третьего лица. Это мнение всего коллектива или твое собственное?

– И то и другое, – искренне ответил Коди. – Я ведь тоже боюсь, Джун.

– Почему? Ты всегда можешь вернуться в свой Голливуд и продолжать отстреливать на экране джентльменов удачи. Ты уже сделал себе имя.

Он возвел глаза к небу и слегка улыбнулся:

– О, если бы это было так! – Коди снова посмотрел на нее. – Если бы это действительно было так, я не потащился бы в Нью-Йорк за работой, как вы думаете?

На лице Джун появилась скептическая гримаса.

– И это говорит великий Коди Флинн?

Тогда он перегнулся через столик и зашептал:

– Мисс Рорк, в сущности, у нас с вами много общего. Мы оба пытаемся взять реванш. Вы проиграли разом, из-за неудачной постановки одной пьесы. Мне же удача начала изменять мало-помалу, и мой провал растянулся на долгие годы. Все дело в том, что теперь почти никому не интересно, как Коди Флинн под грохот выстрелов преследует негодяев. При этом много лет подряд телефон не умолкал. Просто вместо агентов и продюсеров стали звонить налоговые инспектора.

Джун была в шоке. Она не знала, что и подумать.

– Почему ты мне все это рассказываешь?

– Не знаю. Я просто хотел, чтобы вы поняли, что сейчас, в самом начале совместной работы, зарождается что-то очень хрупкое и важное для многих людей, и это нужно суметь сохранить.

Джун не знала, что ответить. Она испытывала неловкость, даже смущение. Еще несколько лет назад Коди Флинн был одной из самых прибыльных сенсаций Голливуда, а сейчас он не боится признаться, что позарез нуждается в работе.

Коди попытался улыбнуться.

– И знаете, у некоторых из нас таланта побольше, чем нужно для мыльной оперы.

– Я надеюсь. – В ее голосе чувствовалось искреннее участие.

– В самом деле. – Коди откинулся на спинку стула. – Вы, наверно, сильно удивитесь, если узнаете, что до Голливуда я работал в театре?

К Джун вернулся ее скептицизм.

– И где же?

– В Лондоне, – с гордостью ответил он. – На моем счету три года гастролей в труппе Королевского шекспировского театра.

Джун не поверила.

– Быть не может!

Коди приосанился и заговорил густым, хорошо поставленным голосом с сильным британским акцентом:

– «Здесь нынче солнце Йорка злую зиму… в ликующее лето превратило; нависшие над нашим домом тучи… погребены в груди… глубокой моря». – И уже своим, обычным голосом добавил: – Ричард, герцог Глостер, трагедия «Ричард III», действие первое, сцена первая.

Джун восхищенно захлопала в ладоши:

– Коди, ты был великолепен!

– Я полон сюрпризов, – добавил он. – Это правда. В прошлом, несколько лет назад, я только тем и спасался от долговой тюрьмы, что играл в захудалых театриках Среднего Запада и Юга буквально все подряд, начиная от профессора Гарольда Хилла в «Музыкальном человеке» до Хэмфри Богарта в «Сыграй это снова, Сэм» по Вуди Аллену.

Джун покачала головой, слабо веря его словам.

– Я поражена.

– Спасибо, – скромно ответил Коди. – Но поймите меня правильно. Я пригласил вас сюда не за тем, чтобы вы выслушивали мои жалобы. Я хотел серьезно поговорить о некоторых очень важных для меня вещах. Мне нужна эта пьеса, Джун. Мне нужен этот успех. И наконец, черт возьми, мне нужны деньги. – Он вздохнул. – И я не хочу наблюдать, как из-за истеричности режиссера вся работа может полететь к чертовой матери.

– Истеричности? – К ней опять вернулось негодование.

– Я на вашей стороне, Джун, – постарался успокоить ее Коди. – Да, истеричности. Но все это поправимо, я надеюсь. Нужно просто быть немного помягче. Несколько глубоких вдохов, кофе без кофеина и изредка – улыбка.

И она таки улыбнулась:

– Ладно, приму к сведению. Пожалуй, ты прав. Я позволила посторонним обстоятельствам вывести меня из равновесия. Но не беспокойся. Я не позволю своим эмоциям испортить дело. Если все полетит к черту, то это будет только моя вина. Но я ни за что этого не допущу.

– И мы можем скрепить наш договор письменно? – Коди говорил на удивление серьезно.

Она рассмеялась.

– Если это необходимо, почему бы и нет?

Коди все еще немного нервничал.

– Джун, могу я еще кое-что попросить?

– Что именно?

– Не могли бы вы оплатить счет? Дело в том, что у меня совсем пустые карманы.

Джун опустила глаза, стараясь не рассмеяться. Наконец она взяла себя в руки и приветливо взглянула на Коди.

– Нет проблем.

Она решила, что Коди Флинн со всеми его голливудскими штучками и пустыми карманами, в сущности, неплохой человек. Это было для нее неожиданностью. Узнать, что где-то рядом есть хороший человек, для Джун Рорк было важнее, чем обед в самом дорогом ресторане.

11

– Привет, Коди.

Коди Флинн поднял глаза от грязной лестничной клетки, подойдя к дверям своей квартиры и запустив руку в карман в поисках ключа. У двери его поджидала Ронни де Марко, одна из его старых приятельниц, вновь неожиданно возникшая у него на пути после получения ею эпизодической роли в «Точном ударе». На ней была все та же плотно облегающая зеленая майка, что и на утренней репетиции. В другой раз Коди, может быть, и рад был бы ее визиту, но только что закончившийся ужин с Джун Рорк не шел у него из головы.

– Привет, Ронни. – Коди равнодушно подошел к двери и открыл замок. – Зашла полюбоваться трущобами?

Ронни ухмыльнулась и вошла следом за ним в убого обставленную квартирку.

– Да уж, здесь не Парк-авеню, но не будем терять время. У меня есть к тебе серьезный разговор.

Коди швырнул ключи на маленький кухонный столик и направился к холодильнику за пивом. Ронни он даже не предложил выпить, а лишь хмуро поинтересовался:

– О чем ты хотела поговорить?

Ронни обиженно посмотрела на хозяина и закрыла собой входную дверь.

– Почему ты так холоден со мной? Я прекрасно помню деньки, когда ты был поласковее. Не поверю, что ты так быстро позабыл свою Калифорнию.

Он открыл бутылку с пивом и сделал большой глоток.

– Да, тогда все было по-другому, малышка.

Ронни проследовала в гостиную и плюхнулась на диван.

– Неужели? – Нахмурившись, она констатировала: – Пожалуй, ты прав. Я даже помню времена, когда ты сумел получить приличную роль. Помнишь? Помнишь, как мне пришлось постараться, чтобы переубедить нескольких несговорчивых продюсеров обратить внимание на некоего подающего надежды актера по имени Коди Флинн?

Коди нехотя кивнул и уселся на низкий разбитый стульчик, стоявший напротив дивана.

– Да, постаралась ты на славу. Но, по-моему, с тобой щедро расплатились. Две косметические операции, каждая по двенадцать тысяч?

– О, ты прав, милый, – Ронни ловко задрала майку и, стащив ее совсем, выставила напоказ свои восхитительной формы груди. – Отлично сработано, а?

Коди отхлебнул пива.

– Великолепно, дорогая. Отличная парочка. Тугие и красивые. – Он опустил бутылку на колени. – Но вряд ли ты пожаловала сюда затем, чтобы трясти передо мной своими сиськами.

Ронни закинула руки за спинку дивана и многозначительно взглянула на Коди.

– Просто мне захотелось, чтобы ты увидел, как мало я получила за столь большую услугу.

Коди вспомнил, как лет двенадцать тому назад, в самом начале их карьеры, Ронни перебивалась случайными ролями в дешевых фильмах с подростковыми эротическими сценами на фоне океанского побережья или мелкими эпизодами в каких-нибудь кассовых мелодрамах. Кроме того, она подрабатывала проституцией, обслуживая в основном денежных клиентов. Первая значительная роль Коди в кино, вырвавшая его из безвестности, была куплена и оплачена стараниями Ронни, сумевшей обработать одного упрямого продюсера. Однако даже для Ронни, получавшей около пятисот долларов за ночь, уик-энд, проведенный с этим продюсером в его роскошном особняке в Малибу и принесший ей четверть миллиона долларов, был не так уж плох. Так что непонятно, зачем ей понадобилось ворошить прошлое.

– Я уже сказал, груди у тебя первоклассные.

Ронни пристально взглянула в зеленые глаза Коди, понимая, что ей необходимо заполучить его в союзники в задуманном деле. Ему наверняка удастся то, что не удалось ей. Ведь Дино Кастис его близкий друг. К тому же, похоже, он и с Джун Рорк на короткой ноге. А то обстоятельство, что он мужчина, только повышает шансы Ронни.

– А почему бы тебе не познакомиться с ними немного поближе? – Ронни приподняла рукой правую грудь, чтобы дотянуться губами до соска. Она несколько раз провела языком вокруг нежно-розового соска, пока он не возбудился: Ронни была почти уверена, что Коди, обыкновенный американский парень из плоти и крови, не устоит перед таким соблазном. Она кокетливо улыбнулась.

– У них даже вкус изменился.

Затем она проделала то же с левой грудью: она играла языком с кончиком соска, пока тот не затвердел. Но Флинн сидел как ни в чем не бывало, лишь время от времени потягивая пиво. «Его будет трудно одолеть», – подумала Ронни. Любой нормальный мужик на его месте уже валялся бы у ее ног, а с этим, пожалуй, придется повозиться. Но ничего, она постарается.

– Послушай, а это не больно? – простодушно поинтересовался Коди.

Она прикусила зубами возбужденный сосок и оттянула его почти на дюйм, пока не почувствовала боли, и только тогда отпустила.

– Ни капельки. Но у тебя это получилось бы лучше.

Он не ответил, а только глотнул пива.

Тогда Ронни соскочила с дивана и опустилась на пол у его ног. Она изумлялась его чудовищному самообладанию, но упругая выпуклость под тканью брюк убедила ее в том, что этот парень на самом деле не такой уж бесчувственный. Ронни ловко расстегнула пряжку его ремня.

Коди ухватил ее руку и хрипло спросил:

– Что это ты собираешься делать?

Во взгляде Ронни мелькнуло удивление.

– Ничего такого, чем бы мы с тобой уже не занимались. А в чем дело? Ты не желаешь возобновить старое знакомство?

Коди больше не противился и безучастно откинулся на спинку стула.

«Ну и отлично, – с удовлетворением подумала Ронни. – Сейчас вы немного поразвлечетесь и задолжаете мне вдвое больше, мистер Коди Флинн».

Движения ее губ и искушенного языка исторгли из его груди глубокий нетерпеливый стон. Его пальцы беспомощно блуждали в волосах Ронни, все сильнее прижимая к себе ее голову, стараясь усилить момент наслаждения. Ронни торжествовала. Теперь-то он окончательно был в ее власти. Еще чуть-чуть, и он станет ручным, как котенок. Но за сегодняшнее представление ему придется заплатить побольше, чем за обычный постельный эпизод. В прошлый раз, в Калифорнии, он пошел на все ради собственной карьеры. Теперь же пробил ее час.

Она замедлила движение и поглядела на Коди. От неожиданности он открыл глаза. Не произнося ни единого слова, он спокойно глядел на нее, беспомощно и покорно, позволяя делать с собой все, что ей заблагорассудится. «Нет, так дело не пойдет», – подумала Ронни и быстро стащила с себя брюки. С ловкостью профессиональной танцовщицы она скользнула к нему на колени и обвила ногами торс. Ее лоно впустило раскаленную плоть, а груди вплотную приблизились к его жадным губам.

Через несколько мгновений все ее тело свело судорогой блаженного наслаждения. Но она лишь ускорила неистовый ритм в надежде продлить восхитительное ощущение симфонией взаимного экстаза. Но того, чего она так ждала, не случилось. Едва волна оргазма схлынула, как Ронни с удивлением заметила, что мужская плоть внутри ее по-прежнему требует своего. Это могло поставить под угрозу все ее предприятие. Пусть она и получила удовольствие, но дело, похоже, принимало несколько иной оборот, нежели она предполагала. Черт, почему же ей до сих пор не удалось его расшевелить? Может, у него какие-нибудь проблемы?

Ронни опять заняла прежнюю позицию между его колен. Минут через десять профессионально-умелых ласк она почувствовала, как напряжение свело его чресла, перерастая в фонтан горячей горечи, заполнившей всю ее глотку. Ронни еще некоторое время не выпускала изо рта его пульсирующий член, ослабевавший с каждой секундой, затем мужественно проглотила горькую влагу и поглядела на любовника. Коди по-прежнему не двигался, с закрытыми глазами откинувшись на спинку стула.

– Как в старые добрые времена? – прошептала Ронни.

– Как в старые добрые времена, дорогуша, – хриплым голосом ответил Коди.

Ронни заглянула ему в глаза и, переполненная гордостью от содеянного, спросила:

– Ну что, тебе понравилось?

Коди потянулся за недопитой бутылкой и быстро проглотил остатки пива.

– Не меньше, чем тебе. – Он бросил на Ронни подозрительный взгляд. – Но, по-моему, не затем ты сюда пришла, чтобы со мной поразвлечься.

Ронни одарила его самой обольстительной улыбкой: по словам ее подруги Александры, с помощью этой улыбки можно растопить сердце любого короля.

– Коди, я хочу, чтобы ты оказал мне небольшую услугу.

– Догадываюсь, – понимающе кивнул он. – И какую же?

– Обещай, что сделаешь все, о чем бы я ни попросила.

Коди рассеянно взглянул на потолок, все еще тяжело дыша.

– Что тебе нужно, Ронни? Боюсь, я ничем не смогу тебе помочь. Сам сижу без гроша. Мне совершенно нечего тебе предложить.

– Ошибаешься. – Она встала на колени. Теперь их лица оказались напротив друг друга.

– То есть?

После секундной паузы Ронни ответила:

– Мне нужна роль Лилиан Палмер, и ты должен мне помочь ее получить.

Коди расхохотался.

– Отлично! И как ты это себе представляешь?

– Коди, ну вы же с Дино приятели. – Ронни начинала нервничать. – Он все ради тебя сделает.

– А мне кажется, что ближе подружки, чем ты, у него сейчас нет, – поддел ее Коди. – Скажи-ка мне, как ты оказалась в «Точном ударе»? – Он вопросительно посмотрел на Ронни. – Он рассказывал мне об одном миленьком десерте, который ты недавно ему приготовила. Кажется, с вишнями, а?

Ронни собралась было огрызнуться, про себя ругая Дино на чем свет стоит, но быстро спохватилась. Уже через мгновение на ее лице опять засияла ослепительная улыбка.

– Думаю, тебе бы понравился мой вишневый десерт. Как-нибудь я тебя им угощу. И вообще, если окажешь мне эту маленькую услугу, я могла бы внести в твою жизнь приятное разнообразие.

– Великолепно, крошка. Но чем конкретно я могу тебе помочь?

– Ты должен переговорить с Дино, – просто сказала она, – и с Джун Рорк.

– С Джун? – не веря своим ушам, переспросил Коди. – Этого еще не хватало! Эй, Джун, – обратился он к воображаемой Джун Рорк, – почему бы тебе не послать к черту эту безумно талантливую Лилиан Палмер и не взять на ее место никому не известную Ронни де Марко? – Коди выжидательно взглянул на Ронни, ожидая, что той наконец станет очевидна вся нелепость ее притязаний.

Но Ронни улыбнулась как ни в чем не бывало.

– У тебя неплохо выходит.

– Да ты с ума сошла! – Он резко встал, обошел сидящую на полу Ронни и направился в кухню за очередной порцией пива, застегивая на ходу брюки.

Ронни поспешно последовала за ним.

– Возможно. Но мне позарез нужна эта роль. Я хочу сыграть ее больше всего на свете. И я твердо намерена ее получить.

Он подошел к холодильнику.

– Послушай, то, чего ты так добиваешься, прекрасно исполняет одна очень талантливая актриса. Ты, конечно, тоже кое-что можешь. Но боюсь, детка, что тебе не видать этой роли, даже если мне придется приставить пистолет к виску Дино Кастиса. Неужели не понятно?

Ронни принялась нервно покусывать нижнюю губу.

– Я вовсе не прошу тебя угрожать Дино пистолетом. Мне нужно, чтобы ты просто в нужный момент замолвил за меня словечко. И ничего больше! Тем более что у вас с Джун дела, кажется, пошли на лад. Уж она-то тебе не откажет.

Коди откупорил бутылку и посмотрел на девушку почти с жалостью. «Неужели бедняжка совсем чокнулась? Неужели она не понимает, что ей и так уже повезло? Неужели не видит, что пытаться отобрать главную роль у ведущей актрисы – глупейшая затея? – Коди сделал большой глоток и утер губы рукавом. – Подумать только – она пожаловала сюда, только чтобы упросить меня замолвить за нее словечко. Чепуха какая-то. Но именно в этом вся Ронни де Марко, – думал он. – Она вечно лезет напролом. Ладно, сейчас главное – ей не возражать, тогда она, может, и отстанет».

– Уговорила, – примирительно сказал Коди. – Естественно, если Лилиан сама захочет отказаться от роли, то можешь рассчитывать на меня. Так и быть, переговорю с Джун и Дино. Обещаю. Ну что, довольна?

Ронни просияла.

– Я всегда знала, что ты пойдешь мне навстречу, Коди. Спасибо.

Он с улыбкой поднял бутылку, будто собираясь произнести в ее честь какой-нибудь тост, и посмотрел на стул:

– Да что ты, это тебе спасибо.

– Где у тебя тут ванная? – Ронни оглядела комнату.

– Вон там. Левая дверь, – указал он. – Рядом с ванной находится туалет.

– Надеюсь, хоть душ-то у тебя есть?

– Есть. Чувствуй себя как дома.

– А разве я не дома? – подмигнула Ронни и с видом победительницы направилась в ванную, чтобы отметить свой триумф торжественным омовением. Через секунду она снова появилась на пороге и сладким голоском пропела: – Если хочешь, можешь присоединиться.

Коди промолчал. Через несколько минут в ванной зашумела вода. Ронни де Марко всегда удивляла его, хотя сегодня, пожалуй, больше, чем обычно. Небольшое представление, которое она ему только что устроила, пришлось как нельзя кстати. Коди взглянул на дешевый автоответчик, стоявший на кухонном столе. Он привез его из Калифорнии на случай, если этот бездельник-агент вдруг решит позвонить ему и предложить работу. Лампочка «сообщение принято» тускло мигала. Коди нажал кнопку прослушивания и отхлебнул пива.

Когда пленка перемоталась, скрипучий голос затараторил:

– Коди, это Люк. – Это имя заставило его вздрогнуть. Люк, его адвокат, лез из кожи вон, отваживая многочисленних кредиторов Коди, пока его клиент метался в поисках хоть каких-нибудь денег. Голос не сообщал ничего приятного: – Послушай, Мелани, Кэрол и Шэрон уже подали на этой неделе в суд, и их адвокаты каждый день угрожают мне, обещая смешать тебя с дерьмом. Каждый день! Так что к концу этой недели ты должен сунуть им эти проклятые шесть тысяч, слышишь? – Коди зажмурился, как от удара. Все трое, то бишь все три его бывших жены, оказались самыми отвратительнейшими из его кредиторов. Ну разве им не приходит в голову, что если ему нечем платить по счетам, то откуда же он, черт возьми, достанет денег, чтобы выплатить им алименты? Люк не унимался: – Если я не предоставлю к концу недели по две тысячи каждой, они постараются засадить тебя за решетку за уклонение от уплаты алиментов. А это значит – три года в миленьком казенном одеянии в стенах комфортабельного дома отдыха. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду? Так что давай действуй, приятель. Разорвись на части, но добудь эти деньги: займи их, что ли, но чтобы к концу недели они были у меня. Тогда я смогу заткнуть им рот еще месяца на два, на три. Ну а к этому времени, я надеюсь, ты сможешь получить что-нибудь за твою нынешнюю работу. Все понял? Так что позвони мне, как только что-нибудь добудешь. Помни, дружище, я всегда на твоей стороне.

Как бы не так. Все против Коди. Знал бы Люк, каково это, когда тебе звонит какой-нибудь подонок из налоговой инспекции и вымогает деньги, да так настойчиво, что впору лезть в петлю. Слава для них ничего не значит. Их интересует только один автограф – на чековом бланке. Его уже лишили дома, машины, всего имущества. Коди твердо решил, что для начала он сходит к Дино за авансом. Но даже недельные гонорары, выплачиваемые Дино актерам, не могли принести Коди те самые шесть тысяч к концу недели. Оставалась только одна надежда – на то, что Дино окажется в хорошем настроении и не станет жадничать.

Автоответчик пропищал, и неожиданно Коди услышал знакомый голос, заставивший его сердце забиться сильнее. Звонил его девятилетний сын Кристофер:

– Привет, пап. Это Крис. Дядя Боб, – так звали агента Коди, – сказал, что я могу позвонить тебе из его кабинета. Он даже набрал твой номер вместо меня. – Здесь Коди различил невнятный шум в записи: вероятно, Боб поощрял мальчика сказать отцу еще что-нибудь. – И… ну… я хотел спросить тебя… ведь ты сейчас попал в такое отличное шоу и… может быть, ты, пап… мог бы… м-м-м… прислать мне один билетик на премьеру… ну и на самолет, тогда я смог бы на тебя посмотреть. – Опять какой-то невнятный голос на фоне. – Если прослушаешь сообщение, позвони мне, пожалуйста. Пап, я страшно тебя люблю и горжусь тобой! Пока.

Коди и не почувствовал, как крупная слеза скатилась по его щеке. Автоответчик в последний раз пискнул и отключился. Коди тяжело вздохнул и что есть силы грохнул едва начатую бутылку пива о радиатор: фонтан пены и стекла брызнул во все стороны. Он сжал голову руками. Интересно, что скажет Дино, когда он попросит у него денег еще и на билет сыну. «Господи, как же я соскучился по мальчику!» Слава Богу, что хоть один человек на свете по-настоящему им гордится.

– Я тоже тебя люблю, дружище Крис, – дрожащими губами пробормотал Коди и закрыл лицо руками.

12

Уже после трех недель репетиций Коди начал замечать ощутимую перемену в отношении Джун Рорк к труппе. Хотя она по-прежнему была все также требовательна, насмешливо-язвительный и уничижительный тон исчез. Все с облегчением отмечали благие изменения, даже несмотря на постоянное стремление Джун к совершенству. Как и предрекала Джун, ее никто не любил за исключением Коди. Он видел ее насквозь, и чем больше наблюдал за ее работой, тем выше ценил ее одержимость и преданность делу. Его страхи за успех спектакля постепенно рассеивались. Но было в Джун что-то еще, что настойчиво притягивало к ней Флинна.

– Ладно, давай попробуем сначала.

Джун закурила новую сигарету и поспешно спрятала зажигалку в карман, надеясь, что никто не заметил ее дрожащих рук. Она перевела взгляд с Коди на Лилиан Палмер, сидевшую на диване в бутафорской гостиной на сцене. Художники и рабочие сцены все еще устанавливали декорации, задники, всевозможные подъемники и платформы, которые будут готовы не раньше чем через месяц. А пока актерам приходилось использовать обветшалую мебель, подобранную в магазинах утиля и в Армии спасения и в беспорядке расставленную по сцене.

– Сначала, Эван. – Она взглянула на Коди. – Перед сценой признания покажи, как тебя раздирают противоречия. Помни, ты любишь эту девушку, но мысль о ее матери мешает тебе в этом признаться. По крайней мере сейчас.

– Понял.

– Занавес, – приказала Джун и резко махнула рукой.

Коди глубоко вздохнул и положил руку на плечо Лилиан.

– Кэсси, ты ошибаешься на мой счет. На самом деле все не так, как кажется. Разве ты об этом не догадываешься?

Кэсси – Лилиан резко повернулась, стряхивая его руки.

– Брось, Эван. Я видела, как ты обманул мою мать. Не надейся, что я легко дамся тебе в руки.

Коди обошел диван и остановился напротив Лилиан.

– Поверь мне, это не так. В том нет моей вины – это твоя мать меня околдовала. – Затем он в отчаянии отвернулся от нее. – Да, я ухаживал за ней, это правда. Но у меня не было выхода!

– Не делай из меня дурочку! – воскликнула Кэсси. – Это ты отнял у меня отца, ты заставил его заниматься всеми этими дурацкими махинациями! Я не вижу большой разницы между тобой и тем подлецом, что нажал курок пистолета, убившего его. Вы оба украли его у меня.

– Нет! – с жаром возразил Эван. – Теперь ты передергиваешь факты. Да, Дэниэл Фрэнкс был моим деловым партнером, но тебе известно так же, как и мне, что он любил свою компанию, как женщину.

– А ты тем временем занимался любовью с моей матерью? – гневно бросила она.

Коди выдержал паузу и замер вполоборота. Следуя инструкциям Джун Рорк, он должен был показать, как в нем бушуют страсти. И уже тише продолжал:

– Только до того, как я по-настоящему узнал тебя. Я не люблю ее. И не знаю, любил ли вообще. Иногда мне кажется, что, возможно, единственной причиной, по которой она встречалась со мной, было желание вернуть любовь твоего отца, дать ему понять, что он пренебрегал ею. И тобой.

Кэсси вызывающе посмотрела ему в лицо.

– Неправда!

– Не надо так меня ненавидеть, – умолял Эван. – Не о ней все мои мысли. – Он приблизился к Кэсси на шаг. – Когда ночью я лежу в кровати, бессонно уставившись в потолок, не ее лицо является мне в темноте.

– Скажи лучше – во тьме твоего воображения, – возразила она.

– Возможно, – признал он, – но это не имеет значения. – Приблизившись еще на один шаг, он остановился. – Я вижу твое лицо.

– Что? – нахмурилась она. – Да ты сумасшедший!

– Пусть так, – Эван сжал ее руки выше локтя. – Я долго не решался признаться в этом ни тебе, ни себе, ни кому-либо еще. Но я не могу больше ни спать, ни есть. Все, о чем я могу думать, – это только о тебе. Я не надеюсь, что ты сейчас сможешь понять меня, Кэсси. Но перед тем, как уйти, я хочу, чтобы ты знала о моих чувствах. Мне нужно вырвать из груди эту занозу или умереть. Только о тебе я думаю. Только ты мне нужна. Ты единственная из женщин, которая имела безрассудную смелость быть со мной честной, а не заигрывала с моим состоянием и положением в обществе. Ты – настоящая женщина. И я хочу тебя. – Он помолчал, в то время как на лице Кэсси отразилась вся степень потрясения от столь неожиданного признания, а затем добавил: – Я люблю тебя, Кэсси.

Она замерла, не в силах произнести ни слова.

Эван наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

Она смущенно отвернулась, прикрывая лицо рукой.

– Уходи, Эван. Оставь меня в покое. Я… хочу остаться одна.

– Не могу, – признался он, положив голову ей на плечо. – Я не могу оставить тебя одну. И незачем притворяться. Ты чувствуешь то же самое. Разве ты не позволила мне тебя поцеловать? Скажи.

– Пожалуйста, оставь меня, – мягко попросила она.

Он нежно поцеловал ее в затылок, вежливо кивнул и двинулся прочь. Коди остановился у края занавеса и, быстро обернувшись, отыскал глазами Джун. Та в оцепенении не отрывала глаз от Лилиан. Коди улыбнулся: неужели ей все-таки понравилось?

– Ну как? – громко спросил он.

Сердце Джун Рорк бешено колотилось. Она не знала, что было тому причиной – валиум, принятый ею накануне, или же только что услышанные ею слова. Они прозвучали совершенно по-новому, будто в первый раз. Коди говорил о любви, и именно этих слов Джун ждала всю свою жизнь. Никто и никогда не оказался из-за нее перед выбором между любовью и смертью. Никто и никогда не терял из-за нее сон и аппетит. Случится с ней что-либо подобное? Наступит ли день, когда какой-нибудь мужчина посмотрит ей в глаза и произнесет эти самые слова? Нервная дрожь сотрясала ее тело.

– Джун? – еще громче окликнул ее Коди.

Она рассеянно взглянула на него и, быстро спохватившись, сказала:

– О, прошу прощения… я просто задумалась. В-вы оба сыграли отлично.

Лилиан с любопытством на нее посмотрела.

– Нам повторить?

Джун нервно затянулась сигаретой и поспешно отвернулась.

– Нет, все было отлично. Передайте Джулии и Мэтью, чтобы были на месте через пять минут. Лилиан, на сегодня ты свободна. Коди, ты остаешься.

Лилиан с улыбкой посмотрела на Коди:

– Ну, слава Богу, кажется, получилось.

Звук стукнувшей двери позади сцены привлек внимание Челси, внимательно наблюдавшей за Коди. На пороге со спортивной сумкой на плече появилась Ронни де Марко. На ней была тонкая кожаная куртка, плотно облегавшая ее великолепную фигуру. Ронни поздно вернулась с ленча, но выглядела скорее недовольной, нежели смущенной из-за опоздания. Ронни очень повезло, что ее еще не вызвали, решила Челси, а то ей бы досталось от Джун.

Коди обернулся и увидел Челси.

– Эй, ты и этот светловолосый парень – вы следующие. После пятиминутного перерыва.

– Отлично, – откликнулась Челси, все еще разглядывая Ронни.

Лилиан Палмер кивнула Челси и направилась в артистическую привести себя в порядок. От Челси не укрылось, каким холодным, ненавидящим взглядом проводила ее Ронни де Марко. Едва Лилиан скрылась в узком коридоре, как та поспешно подбежала к телефону-автомату, висевшему на стене, опустила монету и набрала номер. Челси с любопытством наблюдала, как Ронни что-то быстро и возбужденно тараторила в телефонную трубку. Когда Ронни повесила трубку, Челси недоуменно пожала плечами и направилась на сцену, где ее уже ожидал Брайан.

В маленькой тесной артистической Лилиан в последний раз взглянула на себя в огромное настенное зеркало, освещенное мягким светом, затем быстро накинула куртку и взяла сумочку. Она повторила выражение лица, которое ей так удалось во время репетиции сцены объяснения.

Репетиции проходили как нельзя лучше. После многолетней работы в мюзиклах Лилиан была рада настоящей драматической роли. Это давало шанс блеснуть именно ей, а не композитору. А она всегда любила блистать. «Точный удар» была лучшей пьесой из тех, что она читала за многие годы, и Лилиан не сомневалась – эта роль принесет ей третьего «Тони». Ее актерский талант расцветал день ото дня. Сегодня ей хотелось поскорее попасть домой, принять горячую расслабляющую ванну и затем не спеша подготовиться к приходу Коди. Он обещал повести ее на танцы. Боже, сколько лет прошло с тех пор, как она в последний раз танцевала! Какое это, должно быть, прекрасное ощущение!

Оказавшись на улице, Лилиан остановилась и всей грудью вдохнула вечерний воздух. Он был наполнен сырым, привычным запахом кирпича и металла, выхлопных газов и канализационных люков, заводским дымом и ароматами тысяч ресторанов вперемешку с дыханием миллионной толпы, приправленным духом уличных ларьков с хот-догами и сухими крендельками. То был запах Нью-Йорка. Может, для кого-то он и был лишь отвратительным зловонием невывезенного мусора или гигантского города-монстра, медленно разлагающегося изнутри, но Лилиан Палмер любила его. Для нее на земле не было места лучше, чем Нью-Йорк.

Легко ступая по аллее, ведущей от служебного входа театра к шумной центральной улице, Лилиан внезапно остановилась, заметив двух типов, неожиданно появившихся из-за мусорных контейнеров. Ее сердце учащенно забилось при виде этих двух пар глаз, враждебно устремленных на нее. Оба незнакомца были в джинсах; на том, что повыше, была усыпанная серебристыми заклепками кожаная куртка, на другом – истрепанная джинсовая безрукавка и красная бандана, повязанная вокруг головы. Изрезанное шрамами лицо высокого скрывала густая черная борода.

Почувствовав неладное, Лилиан ринулась обратно к служебному входу. Эти парни явно не походили на поклонников, поджидавших своего кумира в надежде на автограф. Театральная дверь была всего лишь в каких-то двадцати ярдах. Но грохот кованых ботинок стремительно нарастал за ее спиной. В ужасе Лилиан что есть сил закричала. Когда же до двери оставалось совсем немного, грубые руки схватили ее, отрезая путь к спасению. Огромная лапища зажала рот, и Лилиан могла лишь глухо стонать, в панике моля глазами о пощаде. Жестоко выкрученная за спину рука причиняла нестерпимую боль, наполнявшую глаза слезами.

Зажатая стальной хваткой типа с красной повязкой, она с тревогой наблюдала за бородатым, в любое мгновение ожидая нападения. Ужас и отвращение почти парализовали Лилиан. Она надеялась, что эти двое были наркоманами, которые хотят отобрать у нее кошелек, а не насиловать ее прямо здесь, на холодном асфальте аллеи. Она чувствовала зловонное дыхание державшего ее человека, судя по всему, не отличавшегося особой чистоплотностью. Лилиан была на грани обморока. У нее мелькнула мысль, что хорошо бы сейчас же отключиться и очнуться уже потом, где-нибудь в больнице, когда весь этот кошмар будет позади. Но избавления не наступило. Холодный страх удерживал ее в полном сознании.

Она попыталась бороться, но державший ее бандит только усилил хватку. Обжигающая боль в плече заставила ее затихнуть. С трудом пытаясь унять дрожь в теле, Лилиан безмолвно наблюдала, как бородач обшарил ее карманы и принялся копаться в сумочке. Слабая надежда на то, что весь этот ужас – не более чем простое ограбление, придала ей сил. Она устремила полный отчаяния взгляд на бандита, умоляя его взять, что ему нужно, и поскорее отпустить ее. Парень порылся в сумочке, вытряхнул все содержимое на землю. Отшвырнув пустую сумку в сторону, он взял только бумажник и чековую книжку и запихнул все это к себе в карман. Лилиан молила Бога, чтобы этим все кончилось.

Но бородач запустил руку под куртку и извлек складной охотничий нож. От ужаса Лилиан чуть не лишилась чувств. Она снова попыталась закричать, но издала лишь слабый стон. У Лилиан подогнулись колени, и она начала медленно сползать на землю, но обжигающая боль в плече заставила ее из последних сил удержаться на ногах. Бородатый приблизился к ней еще на шаг: раздался щелчок, и в свете фонаря угрожающе блеснуло длинное лезвие. Каждый нерв в ней напрягся от ужаса, а в мозгу пульсировала лишь одна мысль: только бы этот кошмар быстрее закончился.

Волосатая рука бородача рванула застежку на ее куртке, и бандит похотливо уставился на тяжело вздымавшуюся грудь Лилиан. Затем не спеша он задрал на ней майку и одним движением распорол ее до самого воротника. Слезы бессилия хлынули из глаз Лилиан, ручьями стекая по грязной ручище, крепко зажимавшей ей рот.

Бандит самодовольно оскалился. Ловким движением он подцепил острием лезвия тонкую перемычку, соединявшую чашечки бюстгальтера, и через мгновение они легко распались, обнажив ее прекрасную грудь. Дьявольский хохот эхом прокатился по пустынной аллее. Она почувствовала, как напарник бородатого с любопытством заглядывает ей через плечо, стараясь получше разглядеть обнаженные груди. Сил для сопротивления больше не осталось, и Лилиан смирилась с тем, что сегодня здесь, в темной аллее позади театра «Юниверсал», в двух шагах от многолюдного Бродвея, так нелепо закончатся ее дни. Невидящим взглядом она уставилась на заросшую густой бородой физиономию, все еще похотливо глазевшую на обнаженную, уязвимую женскую плоть.

Даже когда холодный клинок уперся ей в горло, а рука бандита беспрепятственно тискала груди, Лилиан с покорностью жертвы не сводила глаз с насильника. Сталь лезвия была обжигающе-ледяной. Клинок скользнул по ее шее и описал дугу вокруг обеих грудей. Но он не вонзился в нее, пока не вонзился. Лилиан увидела, как бородатый, вволю позабавившись с ножом, схватил его зубами, ловко, как пират, и накинулся на нее, тиская ее беззащитное, пронизанное болью тело грубыми мозолистыми руками. Ужасающая сцена развеселила его приятеля: наверное, в самых кошмарных снах – если когда-нибудь она снова сможет видеть сны – Лилиан будет преследовать этот зловещий хохот.

Бородатый неожиданно кивнул своему приятелю, и она почувствовала, что летит лицом прямо на грязный асфальт. В эту секунду внутренний голос шепнул ей, что если бандиты до сих пор не отняли у нее жизнь, значит, она выживет. Они могут надругаться над ней, причинить боль, изрезать на куски или покалечить, но если они до сих пор не убили ее, значит, она будет жить. Этот слабый проблеск надежды и поддержал в ней последнюю искру разума, готовую померкнуть в ее изнуренном страданием мозгу.

Парень с красной повязкой тяжело навалился на нее, придавив к холодному острому гравию. Она содрогнулась от боли.

– Поищи себе другую работу, сука, – мрачно произнес бородач у нее над головой.

Раздался хруст гравия под ботинком, и Лилиан провалилась в бездонную пропасть чудовищной боли, пронзившей ее тело. Все поплыло перед глазами, в горле отчаянно запершило, и слезы покатились по щекам прямо в грязь. Лилиан чувствовала, что источник боли находится где-то между левым коленом и лодыжкой. Более сильной боли ей не приходилось еще испытывать. Даже в детстве, когда она сломала руку, упав с велосипеда… Должно быть, бородатый прыгнул на нее сверху. Лилиан стошнило на асфальт, и рвота забрызгала руки державшего ее бандита.

– Черт! – прорычал он, вытирая руки о джинсы.

Лилиан, задыхаясь, хватала ртом воздух – легкие горели, ногу жгло, грудь ныла от синяков и ссадин. От мучительной, сводящей с ума боли Лилиан была на грани обморока. Она попыталась закричать, но лишь извергла новый поток рвоты, перемежающийся с захлебывающимися слабыми стонами.

– Переверни ее, – вонзился в ее сознание голос бородатого.

Его приятель грубо перевернул Лилиан на спину; от невыносимой боли Лилиан пронзительно закричала, но ее голос сорвался, перешел в хрип, кровь ударила ей в лицо, готовая прорвать стенки сосудов.

Сталь сверкнула как молния у нее перед глазами, и в следующее мгновение ее лицо обожгла чудовищная боль – одну щеку, потом другую… Топот тяжелых ботинок удалялся, пока наконец не затих в конце аллеи. Они ушли. Несмотря на невыносимое страдание, Лилиан испытала чувство облегчения. Ее не изнасиловали. Она все еще жива. Только теперь она поверила, что выживет. Она обязательно должна выжить.

С трудом справившись с онемевшей ногой, Лилиан приподнялась на локте и взглянула на свое тело. Ее грудь являла собой сплошной кровоподтек. Четырехдюймовый порез от камня или осколка стекла шел поперек живота. От такого зрелища тошнота снова подступила к горлу. Левая ступня оказалась вывернута под совершенно невозможным углом – вероятно, она не изменила положения даже после того, как Лилиан перевернули на спину. На брюках расплылось огромное алое пятно.

Что-то липкое струйкой стекало на грудь. Лилиан увидела, что вся перепачкалась в свежей крови. По-видимому, рана была где-то на лице. Осторожно перекатившись на бок, Лилиан поднесла к лицу почти безжизненную руку.

Пальцы нащупали рваные края двух ужасных порезов, тянувшихся по обеим щекам от ушей к носу. Дрожащая рука бессильно упала, и Лилиан увидела, что ее пальцы перепачканы свежей кровью, как перчатки хирурга.

– Помогите! – из последних сил закричала она.

Мысль о том, чтобы умереть от потери крови на грязном асфальте после всего, что она перенесла, повергла Лилиан в отчаяние.

Она продолжала кричать еще несколько минут, прежде чем пришла к выводу: необходимо принять решение, от которого будет зависеть ее жизнь. Если она останется лежать здесь, то может пройти несколько часов, прежде чем ее найдут; а к тому времени она вряд ли будет жива. Если же она попытается доползти до дверей, то наверняка не сможет их открыть, а если будет стучать – то никто не услышит, поскольку сцену отделяет просторный холл, приглушающий все звуки улицы. Так что единственный выход – выбраться через аллею на Бродвей и попросить о помощи у кого-нибудь из прохожих.

Отсюда до Бродвея более чем сто ярдов.

Крик боли вырвался у нее из груди, когда она перевернулась на живот, но через несколько минут неподвижности мучительная боль утихла и нога онемела. С помощью здоровой ноги и рук Лилиан могла медленно ползти по мостовой, как истерзанное животное, глухо стеная от боли, пронзавшей ее тело при каждом движении. Когда ей оставалось преодолеть каких-то десять ярдов, отделявших ее от многолюдной улицы, силы изменили великой Лилиан Палмер. Руки, стертые в кровь, отказывались ей служить, левая нога безжизненно волочилась. Когда-то прекрасное тело Лилиан теперь было нещадно изодрано об асфальт и казалось сплошным кровавым месивом.

Она лежала, устремив беспомощный взгляд на шумевший всего в несколький шагах поток пешеходов. Все, что могло ее спасти, – так это голос, с отчаянием взывающий о помощи. Сильный голос Лилиан всегда был главным орудием ее ремесла, а соединенный с изысканной интонацией и выразительной пластикой покорял сердца миллионов. Но сейчас, когда она лежала в грязи, взывая к равнодушной толпе, он впервые изменил ей. Иногда кто-то из прохожих замечал ее, но тут же брезгливо отворачивался и ускорял шаг; другие были настолько увлечены разговором, что вовсе не обращали внимания на угасающую человеческую жизнь. Один или двое даже остановились, с секунду разглядывали ее и в конце концов решили не ввязываться. Через час голос Лилиан совсем ослаб, но она еще некоторое время с отчаянием всматривалась в равнодушный поток фарисеев и левитов, которому не было до нее никакого дела.

Собрав последние силы, Лилиан отчаянно крикнула и рухнула на холодную грязную мостовую. Она так и не узнала, сколько времени прошло, прежде чем добрый самаритянин наконец протянул ей руку помощи. Но сквозь пелену, застилавшую ей глаза, она все же почувствовала прикосновение сильных рук, услышала повелительный голос, отдававший приказания; расслышала даже слова «скорая помощь». Эти слова ее успокоили. Но лучше этих слов был какой-то запах, очень знакомый запах. Постепенно она различила сладкий аромат хлеба и горчицы. Он исходил от продавца хот-догов, заботливо склонившегося над ней. Какой это был прекрасный запах! И это было последнее, что запомнила Лилиан перед тем, как потерять сознание.

13

В девять часов вечера Аманда Кларк все еще дожидалась Дино Кастиса. Наконец он с грохотом появился в кабинете Джун, отдуваясь после быстрой ходьбы по коридору. Джун сидела за столом и беспрерывно курила. За последний час ни она, ни Аманда не проронили ни слова. Известие привело всю труппу в состояние настоящего шока. С того момента, когда под вой сирен полицейских машин и «скорой помощи» Лилиан Палмер увезли в больницу, все будто онемели.

– Джун, Аманда, – поздоровался Дино, закрывая за собой дверь кабинета. – Я примчался, как только… Это чудовищно, просто чудовищно.

– Да где же вы, черт возьми, были? – накинулась на него Джун.

– На яхте, – попытался оправдаться Дино. – Я узнал обо всем по радио. А ваше сообщение на автоответчике я прослушал, только когда попал домой. И почему никому не пришло в голову мне позвонить?

– Ты просто не удосужился оставить номер телефона яхты, – хмуро ответила Джун.

– Ну как она? – В его голосе прозвучало неподдельное беспокойство.

Вступила Аманда:

– Мы звонили в больницу. Они пообещали спасти ей ногу.

– Ногу? – удивился Дино. – Я слышал, что ее только ограбили. Что у нее с ногой?

Джун откинулась на спинку стула, затянулась сигаретой и выпустила густое облачко дыма.

– Помимо того, что эти негодяи ее ограбили, они еще сломали ей ногу и изуродовали лицо. Она неузнаваема, понимаете? Просто неузнаваема.

– О Господи! Какой кошмар! – Дино плюхнулся на свободный стул. – Ну и какой простой нам теперь грозит? Пока она не поправится и сможет репетировать?

Джун помолчала и жестко произнесла:

– Разве ты еще не понял? Карьера Лилиан Палмер скорее всего закончилась. Даже если она захочет продолжать репетировать наш спектакль, то понадобятся месяцы, а то и год, чтобы она смогла хотя бы начать ходить.

– Боже! – Дино в изнеможении стиснул голову руками. – Надо отменять постановку?

– Ни в коем случае! – неожиданно выпалила Аманда. – Мы обязаны продолжать репетиции.

Дино и Джун с нескрываемым удивлением посмотрели на пожилую актрису.

– Мистер Кастис, – произнесла она, – конечно, все мы поражены, возмущены и бесконечно опечалены тем, что случилось с мисс Палмер. Но не может же все остановиться только потому, что один из артистов вышел из строя? Для того вы и набирали дублеров, чтобы использовать их в таких случаях!

Дино нахмурился:

– Аманда, будьте благоразумны. Дублера можно использовать, если, скажем, кто-нибудь из основного состава подхватил грипп. Но не заменять же дублером приму! – Он поглядел на Джун, ища поддержки. – Я прав?

Джун знала, что пьеса значила довольно много для пожилой актрисы, но насколько много – ей стало понятно только сейчас. Отведя взгляд от полных мольбы глаз Аманды, Джун Рорк сказала:

– Дино прав. Мы не можем заменять Лилиан дублершей. – Она пожала плечами. – Это совершенно невозможно.

– Значит, вы сдаетесь? – с вызовом произнесла Аманда. И, не дав Джун открыть рот, набросилась на Дино: – И вы дадите ей вот так запросто отказаться от спектакля?

– Да не волнуйтесь вы так, – попытался унять ее Кастис. – Сейчас нельзя сказать ничего определенного. Да, сегодня произошло ужасное несчастье. Но я понял давным-давно: нельзя принимать важных решений в тяжелые моменты. Сейчас нам всем надо отправиться по домам, отдохнуть как следует, а завтра решить, как нам быть дальше. Что же до меня, то я немедленно закажу для Лилиан побольше цветов и отправлюсь посмотреть, в каком она состоянии. Это советую сделать и всем вам. Думаю, что несчастье, которое с ней случилось, намного важнее, чем любое шоу.

Хотя в душе не могла согласиться с таким решением, Аманда все-таки постаралась взять себя в руки.

Дино обернулся к Джун.

– Джун, я плачу тебе за то, что ты ставишь спектакль. Сейчас ты иди домой и думай. Если найдешь выход и человека, который был бы в состоянии достойно заменить Лилиан, скажи мне. Я за тебя решать не собираюсь. Это твой хлеб.

Джун кивнула.

– Может, у нас еще есть время: мы ведь репетируем всего несколько недель. Думаю, все не так безнадежно, как кажется на первый взгляд. Я подумаю и завтра дам ответ.

Аманда не удержалась и произнесла жалобным голосом:

– Джун, я вас умоляю. Подумайте о том, что станет со всеми нами! Ведь это так важно. Тем более что потеряно всего несколько недель.

Джун жестко посмотрела на пожилую актрису.

– Мы потеряли намного больше, чем какие-то несколько недель, Аманда. Потерянное время можно наверстать. Но мы лишились Лилиан, ее таланта. Даже не представляю, кто бы мог возместить нам эту потерю. Одно только ее имя на афишах может обеспечить нам триумф на первом же премьерном спектакле. Сейчас я не могу сказать, как нам быть дальше. Мне нужно время, чтобы все обдумать.

– Можешь не торопиться, – успокоил ее Дино.

Аманде оставалось лишь смириться с очевидным. Спектакль действительно может сорваться. Но этого нельзя допустить. Это будет страшным ударом для Артура! Какое разочарование постигнет ее дочь и внуков! А для нее самой последний проблеск надежды померкнет уже навсегда.

В тот же вечер, часов около одиннадцати, Джун Рорк, сама не понимая почему, оказалась у двери квартиры Коди Флинна. После настойчивого стука дверь отворилась и на пороге появился сам хозяин. Он явно удивился ее приходу. Новость о Лилиан глубоко его потрясла, отметила про себя Джун.

– Проходи, – Коди пропустил Джун в квартиру и прежде, чем закрыть за ней дверь, выглянул в коридор удостовериться, что она пришла одна.

– Спасибо. – Пройдя в гостиную, Джун устало опустилась на диван, не вынимая рук из карманов потрепанной куртки. – Мне нужно хоть с кем-нибудь поговорить.

– Понимаю. Но почему ты выбрала именно меня? – Коди присел на низкий стул напротив дивана.

– Сама не знаю, – неуверенно пробормотала Джун. – Мне показалось, что именно ты сможешь меня понять. Даже не знаю почему. Но если у тебя дела, я могу уйти.

– Нет-нет, – заверил ее Коди. – Нет проблем. Просто я удивился, что ты вдруг подумала обо мне. – Он выжидательно посмотрел на нее. – По правде говоря, я страшно рад, что ты зашла. Мне тоже хотелось с кем-нибудь поговорить. Знаешь, все еще не могу поверить в то, что случилось с Лилиан.

– Я тоже, – ответила Джун. – Мне не хотелось бы показаться черствой или бессердечной, но я пришла сюда не для того, чтобы говорить о Лилиан. Мне необходимо решить, что будет со всеми нами и с нашей постановкой.

Коди почувствовал неладное.

– Ты что, собираешься вообще все отменить?

– Еще не знаю. – Переплетя пальцы за головой, Джун откинулась на спинку дивана и принялась задумчиво разглядывать потрескавшийся потолок. – Мы лишились примы. А такую актрису, как Лилиан, не так-то просто отыскать.

Коди напряжено подался вперед.

– Это правда. Лилиан была особой актрисой. Но ты прекрасно знаешь, что она не единственная в Нью-Йорке, кто мог бы сыграть роль Кэсси.

– Назови хотя бы одну фамилию. – Джун и не пыталась скрыть отчаяние, явственно прозвучавшее в ее голосе.

– Ну, может быть, Барбара Митчелл? – предложил Коди.

Джун скептически взглянула на него.

– И чего это ей прерывать свой выгодный контракт, чтобы начинать с нуля в моем шоу?

– Ну, предположим, если вдруг ей порядком надоело то, чем она сейчас занимается… – Голос Коди прозвучал не очень уверенно.

– Чепуха, – раздраженно ответила Джун. – Прямо не знаю, что и делать. Заполучить Лилиан было для меня настоящей удачей. Именно ее имя должно было обеспечить нам верный успех. Ее трудно заменить. Практически невозможно.

Коди молчал. Его последняя надежда реабилитироваться с профессиональной и финансовой точки зрения готова была обратиться в прах. Но этого ни в коем случае нельзя было допустить.

– Мне страшно, Коди, – еле слышно произнесла Джун. – Ты заставил меня признаться в этом месяц назад. Но сейчас мне куда страшнее. Для меня Лилиан Палмер была главным козырем, чтобы доказать, что я еще на что-то способна.

Коди печально улыбнулся.

– Может, на то была воля Господня? Чтобы проверить, насколько сильна твоя вера?

– Что? – нахмурилась Джун.

– Я имею в виду, что, может быть, судьба нашей постановки с самого начала должна была зависеть только от упорного труда, который мы в нее вкладываем, а вовсе не от чьего-то громкого имени. Сейчас ты лишилась подпорок. – Он улыбнулся. – И чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь в том, что тогда ты выбрала самый легкий путь. Представь, ты делаешь ставку на имя Лилиан, тогда критики не упустят случая растрезвонить, что игра актеров или твоя режиссура тут абсолютно ни при чем, все дело только в знаменитостях. Однако теперь у тебя есть возможность доказать им, что ты можешь творить чудеса с любым составом.

Джун тяжело вздохнула.

– Все равно я до смерти боюсь.

Коди почувствовал прилив уверенности.

– Но послушай, ты же не можешь вот так легко сдаться. Не только ты одна рассчитываешь на эту постановку, она последний шанс для многих.

– Знаю, – призналась Джун. – Но в том, что ты предлагаешь, не хватает одной маленькой детали.

– Какой? – простодушно спросил Коди.

– Да так, пустяка. Дело стало за малым.

Глаза Джун вновь засветились – в них появились деловитость и надежда. Он бросил ей вызов, и, может, именно это и было ей сейчас нужнее всего. От мрачного отчаяния не осталось и следа.

– Нам все еще нужна актриса, – задумчиво произнесла она.

– Значит, нужно ее найти!

– Кого-нибудь вроде Барбары Митчелл? – язвительно спросила Джун.

– Нет, мне кажется, она должна быть «без имени». А вы сделаете из нее новую звезду. А что, неплохая идея. Завтра во всех газетах появится сообщение о трагедии с Лилиан. А уж слухов о том, кому вы отдадите ее роль – о чем вам предстоит во всеуслышание объявить на предстоящей пресс-конференции, – будет хоть отбавляй. – Голос Коди зазвучал увереннее. – Одной только шумихи будет достаточно, чтобы обеспечить аншлаг на премьере. А уж потом все будет зависеть только от нас. Мы покажем Нью-Йорку такое шоу, какого здесь еще не видели.

– И ты в это веришь? – Ее взгляд молил о том, чтобы он сказал «да», даже если его слова были всего лишь иллюзией.

– Разумеется, – с уверенностью подтвердил Коди и поспешно добавил: – Но при условии, что ты не пошлешь все к чертовой матери.

– Но кто? У меня нет никакого желания снова начинать прослушивания.

У Коди появился шанс исполнить данное обещание.

– Может, Ронни? Она смазливая девица и кое-что умеет делать на сцене. А если она еще и пощеголяет своими прелестями, то уж точно соберет весь Нью-Йорк.

– Что? Ронни де Марко? – Джун расхохоталась. – Ты что, обалдел? Тебе же прекрасно известно, что, если бы она не залезла в постель к Дино Кастису, ее бы никто и на пушечный выстрел не подпустил к Бродвею. Да надо мной будет смеяться весь Нью-Йорк! – Она решительно помотала головой: – Никогда! Если уж говорить о новом имени, то скорее я попробую Челси. Думаю, что у нее может получиться.

Коди нахмурился.

– Вы сами себе противоречите. Каждая из них сейчас на своем месте. И вы это отлично понимаете.

Джун улыбнулась.

– Может быть. Но после того, что случилось сегодня, такое решение вполне оправданно. – В ее голосе зазвучала решительность: – Нет. Или я беру Челси, или мы снова начинаем прослушивания.

– Ну хорошо, пусть будет так, – как можно мягче сказал Коди. – Вероятно, вы передумаете.

– Возможно. – Джун резко поднялась с дивана и направилась к двери. Она посмотрела на часы. – Что ж, спасибо за то, что выслушал. Можешь отдыхать. Кстати, завтра отсыпайся. Никаких репетиций до тех пор, пока я о них не объявлю.

– А не слишком ли долго придется ждать? – уже в дверях улыбнулся Коди и шутливо обнял ее за талию.

От неожиданности по спине Джун пробежали мурашки. Она кивнула на прощание и заспешила прочь. На этот раз дорога домой показалась ей непривычно длинной. Когда она наконец сбросила куртку и растянулась на диване, часы показывали далеко за полночь. Она включила радиоприемник и, отыскав знакомую мелодию в исполнении «Холлиз», налила себе виски. Даже когда алкоголь начал действовать, Джун все еще не могла отделаться от страха, не отпускавшего ее весь день.

Начинать все с нуля с новой актрисой было чистейшим безумием. Все, что она с таким трудом создавала, рушилось на глазах. Понадобятся как минимум две, а то и три недели, чтобы актеры могли сыграться, прежде чем начнет получаться что-нибудь стоящее. Ведь она замахнулась на шедевр. А что может быть труднее?

Она с грустью взглянула на низенький кофейный столик, на котором стояла незавершенная модель самолета-разведчика «Ф-117». Джун с детства любила мастерить всевозможные макеты – самолеты, корабли, машины. Они свисали на нитках с потолка ее комнаты в родительском доме. Братья, всегда завидовавшие Джун, часто дразнили ее, что, мол, девчонке больше пристало играть с Барби или с игрушечным домиком, который она получила в подарок на Рождество, когда ей было восемь лет. Но Джун всегда нравилось что-то мастерить. Она обожала, когда из первоначальной неразберихи составных частей получалось нечто целое. К сожалению, ей никогда не удавалось применить этот подход к собственной жизни.

Джун размышляла о том, как могло случиться, что столь успешный и столь одинокий путь привел ее вот на этот взятый напрокат казенный диван в этой снятой внаем квартире, в нескольких кварталах от временного помещения театра, в стенах которого ей предстояло во что бы то ни стало из рассыпавшихся осколков слепить прекрасный спектакль… Нет, это невозможно. Но ведь в этом и состоит ее работа: делать невозможное.

Всю жизнь ее награждали: то грамотами от научных обществ, то поощрительной стипендией, то призами на математических олимпиадах, она даже удостоилась стипендии на изучение театрального искусства в Нью-Йоркской академии искусств, где и получила степень магистра. А сколько на ее счету почетных призов за актерское мастерство и режиссуру, не говоря уже о хвалебных статьях, посвященных пяти театральным постановкам на Бродвее, имевшим грандиозный успех. Все это было до «Сорванной маски». Однако никогда и никому не было дела до этой рыжеволосой девушки, которая в любой ситуации знала правильный ответ. Да, Коди Флинн был прав. Тот, кто никогда не ошибается, очень одинок.

Те немногие знакомства с представителями противоположного пола, которые порой снисходили до того, чтобы обратить на нее внимание, заканчивались, как правило, ничем, оставляя Джун лишь вереницу неприятных воспоминаний, противоречивых чувств, а иногда и полного разочарования. Она никому не признавалась в том, что в первый раз по-настоящему целовалась на сцене под руководством преподавателя драматического мастерства с одноклассником, относящимся к ней совсем по-братски. Среди товарищей по клубу любителей латинского языка или шахмат, а также школьных друзей она пользовалась авторитетом. Но когда речь заходила о походе в гости или в кино, о ней все забывали.

С какой-то мучительной тоской ей вспомнилась девушка по имени Элен Трэвис. И это после стольких лет! А ведь Джун казалось, что ей удалось забыть этот странный период ее жизни. Все произошло почти пятнадцать лет назад. Джун, тогда еще студентке первого курса университета, едва исполнилось двадцать, и она жила в студенческом общежитии. Элен была старше ее, уже заканчивала университет и жила в том же здании. Эта девушка вошла в ее жизнь именно тогда, когда Джун начала мучиться одним вопросом: все ли с ней в порядке в сексуальном плане. Все ее подружки уже давно бегали на свидания, имели дружков, посещали злачные места, а затем наперебой рассказывали ей о своих любовных приключениях. Жизнь, наполненная любовью, шумела вокруг нее, но Джун не было в ней места.

Это случилось однажды вечером в душе. Память все возвращала и возвращала ее в события того дня. Общая душевая в общежитии представляла собой четыре отдельные кабинки для индивидуального пользования. В тот вечер они с Элен болтали в душевой, пока та чистила зубы у одной из раковин, вытянувшихся вдоль стены под огромным зеркалом. Джун помнила, как жаловалась тогда на свое одиночество, и Элен всячески пыталась ее ободрить: она ругала мужчин за полное отсутствие у них понимания и отъявленный эгоизм, что всегда являлось причиной их неспособности по достоинству оценить женщину. И Джун полностью с ней соглашалась. Все мужики – негодяи. Пока она раздевалась и включала душ, Элен красноречиво расписывала, как некоторые женщины могут с легкостью самореализовываться друг в друге, находить во взаимной дружбе сочувствие и понимание. Поначалу Джун не уловила никакого особого смысла в ее словах.

Но она, однако, осознала в тот вечер, что все же существует кто-то, кто считает ее и привлекательной, и интересной, а все прочие – просто идиоты, не способные оценить ее, Джун, достоинств. От этих слов Джун хотелось расплакаться. Она была так благодарна Элен за то, что та сумела понять ее настоящие чувства. Девушка сумела вовремя приласкать Джун: неожиданно она очутилась в ее кабинке и по-дружески обняла Джун, уверяя, что она – самая прекрасная из всех и заслуживает самой настоящей любви. Джун помнила, как она спряталась лицом на груди у Элен и разрыдалась, выплакала всю горечь, накопившуюся в ее душе за двадцать лет. Элен поцеловала ее в лоб – совсем по-матерински, и Джун это понравилось, так она почувствовала себя уверенно и спокойно. Потом Элен нежно поцеловала ее в щеку и вдруг припала к ее губам, подарив Джун самый горячий поцелуй. Джун жаждала любви, и в этот вечер ей было все равно, кто с ней этим занимался.

Джун помнила, как руки Элен скользнули по ее телу и принялись ласкать ее маленькие упругие груди. Великолепное ощущение теплоты и спокойствия вдруг овладело всем телом Джун. Губы подруги нащупали маленький сосок и овладели им, отчего волна возбуждения вдруг окатила Джун с головой. Внутренний голос твeрдил ей, что все происходящее – порочно, но ощущение близости затмило угрызения совести – это было все, чего она желала в тот момент. До этой минуты никто на свете не хотел подарить ей эту близость, и Джун потеряла голову от радости, что наконец обрела ее.

Элен быстро стащила с себя платье и влезла к Джун под душ. Ей вспоминалось, как они с наслаждением намыливали друг друга, покрывали поцелуями самые чувствительные места своих тел. Когда Элен вдруг опустилась на колени на кафельный пол душевой, Джун поначалу не поняла, что собирается делать подруга. Она попыталась было проделать то же, но Элен повелительным жестом остановила ее. И спустя мгновение ловкий язык Элен проник в самые потайные уголки ее лона, нежно нащупывая заветную складочку. Несколькими минутами позже, когда руки Джун впервые гладили собственное, напряженное от желания тело, на нее обрушился первый в ее жизни оргазм. Когда же все было кончено, Джун беспомощно опустила дрожащие руки и снова разрыдалась.

Джун страшно хотелось подарить своей подруге столько же любви, столько наслаждения, сколько она недавно испытала сама. Стараясь заглушить в себе ноющее чувство вины, она опустилась на кафельный пол, изо всех сил стараясь возбудить в подруге то же чудесное ощущение. Мягко перебирая рыжие волосы Джун, Элен вдруг изо всех сил прижала ее лицо к своему животу и не отпустила до тех пор, пока наконец судорога восхитительного оргазма не пробежала по ее телу.

Тогда, после всего происшедшего, Элен переехала в комнату Джун, и с этого дня они начали делить друг с другом постель. Джун убедила себя, что влюблена в Элен. Ее преследовало настойчивое желание физической близости, со временем превратившееся в навязчивую идею. Джун до сих пор помнила, как чудесно пахло цветочной пудрой тело Элен. Все больше новых ощущений открывала для себя Джун, поощряемая опытной подругой: научилась пользоваться всевозможными вибраторами и разными штучками в форме мужского фаллоса. Элен научила ее и как достигать общего оргазма, занимаясь оральным сексом. Кончилось все тем, что Джун начала пропускать лекции, используя каждую свободную минуту для близости с Элен. Естественно, ее успеваемость резко упала и преподаватели всерьез забеспокоились о когда-то отлично успевавшей студентке.

К счастью, никто так и не проведал об их связи, хотя Джун жила в постоянном страхе, что их отношения могут стать достоянием гласности. Она прекрасно понимала, чем занимается, как все это принято называть в обществе и кем она станет в глазах окружающих, если все обнаружится. Но неожиданно сексуальные опыты девушки привели к самым неразрешимым проблемам.

В один прекрасный день Элен привела с собой какую-то незнакомую девицу и объявила Джун, что теперь они будут заниматься любовью втроем. Джун не особо хотелось допускать незнакомку в свои интимные отношения с Элен. Но ради подруги Джун уступила. Больше всего на свете она боялась потерять любовь и расположение Элен, это пугало Джун больше, чем опасность быть разоблаченной. Когда же все трое оказались в постели, Джун почувствовала, до чего ей неприятны ласки незнакомки, и потому старалась сосредочиться только на Элен. Но постепенно раздражение росло в ней при виде того, как ее подруга щедро одаривает гостью тем, что, как считала Джун, безраздельно принадлежит только ей.

Так повторялось множество раз и с разными женщинами, которых Элен начала приводить все чаще и чаще, порой специально для Джун. Случалось даже, Элен требовала, чтобы Джун подобно рабыне обслуживала и ублажала ее посетительниц. И она подчинялась, как собака, надеясь лишь на скупые ласки своей хозяйки. И каждый раз всем дирижировала Элен, любое движение, любая ласка подчинялись ее воле.

Были даже случаи, когда Джун, вернувшись в комнату, обнаруживала свою Элен в постели с одной, а то и несколькими девицами сразу, предававшимися самым разнузданным удовольствиям, о которых она даже и не подозревала. Джун никогда не возмущалась, а лишь покорно участвовала в общих оргиях, позволяя опробовать на своем теле всевозможные стимуляторы, трогать себя, целовать, облизывать, натирать свое тело притираниями, что с ловкостью и проделывалось девицами, ожидавшими от нее того же взамен.

Теперь же, пятнадцать лет спустя, Джун содрогалась при одной только мысли о том, чем ей приходилось тогда заниматься и чему себя подвергать, и все ради, как она тогда думала, одной только любви к Элен Трэвис. Джун так и не поняла, что открыло ей наконец глаза на все происходившее с ней в те дни. Но однажды это все-таки произошло. Внезапно она осознала, что Элен – только потребительница, которой совсем нет дела до самой Джун. Ей стало ясно, что все происходящее между ними – настоящая ложь. Джун Рорк в глазах Элен Трэвис стоила не больше, чем какой-нибудь вибратор. Оказалось, что Элен – это воплощение всего плотского и эгоистичного, всего того, за что она сама так ненавидела мужчин. Джун поняла, что даже настоящее чувство, настоящая близость – лишь иллюзия, пустой звук, такая же ложь, как и все те театральные постановки, в которых она играет или режиссирует.

Три месяца спустя после, как она когда-то считала, восхитительного открытия собственной сексуальности в душевой общежития, Джун Рорк решила перевестись в другой колледж. В душе остались лишь смятение, разочарование и ожесточенность против всего мира. С тех пор секс Джун считала для себя закрытой книгой. Вся жестокость мира, казалось, запечатлелась в ее печальном опыте. Она прекрасно это осознавала даже в своем достаточно юном возрасте. Все показалось ей тогда чистой воды игрой. Ты всегда получаешь то, что заработал, и если не будешь играть, не получишь ничего. Она четко усвоила, что никто не позаботится о тебе без необходимости или выгоды для себя. Ты можешь существовать для окружающих лишь тогда, когда нужен им для удовлетворения их собственных прихотей. В один прекрасный день она обнаружила, что живет в мире проституток и шлюх, сводников и сутенеров. Им несть числа, и имя им легион. Разве не ясно?

Ожесточение тем больше укреплялось в ее душе, чем чаще она убеждалась в истинности своих догадок. Джун была уверена, что успех или поражение все равно есть мерило человеческой ценности. Человеческая натура, честность, добродетель, преданность и уважение суть лишь сотворенные мифы – плод воспаленной фантазии поэтов, композиторов, священнослужителей, писателей и сумасшедших. Вот чему с непреложной очевидностью научила жизнь Джун Рорк.

Так лежала она на диване, глядя широко раскрытыми глазами в потолок. Медленно тлела сигарета, столбик серого пепла постепенно нарастал, грозя обвалиться на пол, будто бы приглашая сделать еще одну спасительную затяжку. Успех или очередной провал. Как крылатые фурии, они незримо присутствовали рядом, искушая ее решиться и сделать последнюю попытку. И Джун ничуть не сомневалась, что примет вызов или погибнет, но не сдастся. Что же у нее осталось? В глубине души она верила, что успех возможен, если только не вмешаются какие-то высшие, неподвластные ей силы. Но тогда перед ней вставал единственный вопрос: даже если она и выйдет победителем, найдется ли тогда хоть кто-нибудь, кто после всех отгремевших аплодисментов и поутихнувших восторгов сделает шаг вперед и заглянет ей в душу?

Ну почему любовь существует только в сказках?

Джун в сердцах швырнула о стену неоконченную модель самолетика, который после непродолжительного полета вдребезги разлетелся по всей комнате. Джун проглотила спасительную таблетку валиума, запила ее остатками виски и быстро нырнула в кровать, не заботясь о том, чем может все это закончиться: комой ли, спокойным сном или, может, смертью. Она с удовольствием бы забылась навсегда, чтобы больше не проснуться. Ее подушка уже порядком намокла от слез, когда наконец под действием алкоголя и сильного снотворного она погрузилась в глубокий, такой необходимый ей сейчас сон.

14

Полсотни тревожных лиц белели в полутьме зрительного зала в ожидании появления Джун Рорк. Уже почти неделя прошла с момента нападения на Лилиан, но пересудам о дальнейшей судьбе постановки не было конца. Многие из актеров и технического персонала буквально изнемогали в томительном ожидании своей участи. Все произошло именно так, как предсказывал Коди Флинн. Газетчики сделали трагедию Лилиан объектом пристального внимания. Дино Кастис отказался давать какие-либо комментарии и отослал прессу за разъяснениями к режиссеру, но Джун как сквозь землю провалилась и отсутствовала уже пять дней. Естественно, утренний телефонный обзвон, предпринятый Карлом Мэджинисом, и общее собрание труппы внушали некоторые надежды, но все же окончательное слово было за Джун Рорк.

…Запершись в дамской уборной, Джун безрезультатно пыталась унять в себе нервное возбуждение, пришедшее вместе с силами после двух стаканов виски. Она вгляделась в мутное зеркальное стекло. В его искаженном пространстве ее лицо казалось необыкновенно бледным и вытянутым, с болезненно пожелтевшей кожей и тусклым, усталым взглядом. Тридцать часов, а может, и того больше Джун проспала после обморока. Она потеряла сознание в ту ночь, когда с Лилиан случилось несчастье, и следующие три дня провела на Лонг-Айленде в мотеле, где можно было почти все время проводить на берегу океана, глядя на прибой. Она хотела забыться и непрерывно пила, пыталась найти решение и понять, как ей поступить в сложившейся ситуации. И наконец она решила. Позавчера. Она не позволит себе сдаться. Ни в коем случае.

– Леди и джентльмены, – усталым голосом начала Джун, стоя на краю сцены. Голос ее дрогнул, но она быстро справилась с собой и продолжила уже громче, отчетливее, чувствуя на себе десятки горящих надеждой глаз: – Я знаю, что все вы так же озабочены будущим нашей общей постановки, как и я. Всем вам, должно быть, известно, что это будущее находится в серьезной опасности.

Никто не шевельнулся, не сделал ни единого вздоха. Джун продолжала:

– Лично я испытываю самые серьезные сомнения относительно дальнейшей работы без Лилиан Палмер. Все вы, конечно, понимаете, что Лилиан больше не сможет работать с нами. И как ни тяжело об этом говорить, но из-за полученных травм она скорее всего будет вынуждена вовсе оставить сцену.

По залу пробежал сочувственный шепоток, кто-то печально вздохнул. Джун повелительным жестом призвала всех к тишине.

– Я знаю, что многие из вас послали ей цветы и открытки. Мистер Кастис заверил меня, что все будет сделано для того, чтобы Лилиан ни в чем не нуждалась и знала, как мы все ей сочувствуем.

Джун замолчала и обвела взглядом собравшихся в зале: в чьих-то глазах застыл немой вопрос, в чьих-то мольба, взгляды других излучали твердую решимость. И тут она улыбнулась:

– Но вы знаете, что говорят в таких случаях. Шоу… – Она замолчала и вытянула руку, предлагая продолжить начатую фразу.

– Должно продолжаться! – хором закончил за нее зал, после чего раздался грохот рукоплесканий и одобрительные возгласы. Кое-кто бросился обниматься, кто-то обменивался рукопожатиями. Камень свалился с души у каждого, и радость соединила всех в едином порыве.

Через некоторое время возбуждение утихло, и Джун продолжала:

– Леди и джентльмены! Как вы могли догадаться, для продолжения работы над проектом потребуются некоторые изменения в актерском составе. Это означает, что придется начинать все сначала, практически с нуля. Я знаю, это неприятно, но в противном случае нам придется распрощаться с нашим шоу. Но, по-моему, никто в этом не заинтересован. Так что надеюсь, вы проявите терпимость. А теперь о новом распределении ролей.

Снова наступило гробовое молчание. Ронни де Марко стиснула кулаки; она знала: от того, что она сейчас услышит, зависит ее дальнейшая судьба. Она быстро взглянула на Коди и снова уставилась на сцену. Джун обвела взглядом притихший зал, пристально вглядываясь в задние ряды, где вместе с Амандой Кларк и Артуром Трумэном сидел Дино Кастис.

– Роль Кэсси Фрэнкс переходит к Челси Дюран.

Шумный вздох пробежал по рядам. Челси, ошеломленная, закрыла лицо руками, не зная, верить ли своему счастью.

Ногти Ронни с силой впились в ладони. Она с ненавистью посмотрела на Джун.

– Роль Джулии Портер будет играть Бетси Коллинз, – продолжала Джун.

Бетси радостно взвизгнула.

– А партию прислуги, которую репетировала Бетси, получит Дженис Логан из вспомогательного состава.

Джун холодно взглянула на помрачневшие лица некоторых из актеров.

– Если кто-то не согласен с этими изменениями, милости прошу ко мне в кабинет после обеденного перерыва. Если возникнут новые изменения, я объявлю о них на будущей неделе. Репетиции начинаются через десять дней, в понедельник, в семь утра. Прошу не опаздывать.

С этими словами она повернулась и быстро сошла со сцены.

Глядя на счастливую Челси, окруженную плотным кольцом поздравляющих, Аманда повернулась к Артуру, сидевшему в заднем ряду, и прошептала:

– Мне кажется, Челси – отличный выбор. Спектакль должен получиться великолепный. Ты не согласен?

Общее возбуждение не могло не сказаться и на Артуре Трумэне. Он прошептал чуть слышно:

– Думаю, ты права, дорогая. Я видел, как она работает. Определенно, у девушки есть все данные для этой роли. Прекрасная девушка. Просто чудесная. Только бы она не загубила эту возможность.

– Я уверена, она справится, – сказала Аманда и задумчиво улыбнулась. – Помню, как я исполняла свою первую главную роль. Страх и эйфорическое возбуждение не покидали меня до самого конца. Думаю, мне стоит поговорить с Челси, чтобы она не потеряла власть над собой.

– Это было бы очень мило с твоей стороны, – поддержал Аманду Артур. – Я уверен, она будет счастлива выслушать твои советы. Да-да, очень счастлива.

Между тем Ронни де Марко чувствовала себя самой несчастной на всем свете. Ее ярости не было предела: ведь роль, казалось, была уже у нее в руках. Но надежда рассеялась как дым. Такого провала она не ожидала. Она была уверена, что во всем виноват Коди Флинн. Этот негодяй не выполнил своего обещания. Она обязательно должна увидеть его, прежде чем он уйдет. Еще, может быть, не слишком поздно. Джун сказала, что до начала репетиций осталось целых десять дней. Так что есть время все исправить. Уже у выхода она отыскала Флинна и бесцеремонно потащила его в гримерную для выяснения отношений. Тот с неохотой согласился.

Едва прикрыв за собой дверь, она резко повернулась и, нисколько не скрывая ярости, набросилась на Коди:

– Послушай ты, двуличный лгун и дерьмо… твою мать! Ты меня обманул!

Коди облокотился о гримерный столик.

– Что-что?

Она приблизилась к нему вплотную и зло прошипела:

– Ты, мерзкая тварь! Ты обещал, что уговоришь Джун дать эту роль мне!

– Ну-ну, потише, – прикрикнул на нее Коди. – К твоему сведению, я действительно говорил с Джун в ту ночь, когда напали на Лилиан. У меня в квартире.

– И что же это она делала у тебя в квартире? – наступала Ронни.

– Думай, что хочешь, но она в самом деле пришла ко мне за советом.

– Что? И ты посоветовал ей отдать мою роль этой смазливой кукле Дюран? – Ее подбородок нервно задергался.

– Нет, конечно, нет. Я посоветовал ей тебя, как и обещал. Но она не хотела слушать, как я ни старался. – Он видел, что Ронни не верит ни единому его слову. – Я действительно говорил ей о тебе. Поверь. Я выполнил свое обещание. Я сделал все, что мог.

– Не особо ты, видно, старался, – мрачно произнесла она.

– Я сделал все, что в моих силах.

– Ты ее трахнул?

– Что? – возмутился Коди.

– Что слышал. – Она вызывающе поглядела на Флинна. – Неужели ты как следует не отделал эту чертову ведьму?

– Да заткнись ты! – вскипел Коди.

– Я так и знала, – выдохнула она с отвращением. Она посмотрела на себя в зеркало, и это придало ей больше уверенности. – Я знала, что ты не станешь из-за меня биться головой о стену. Если бы ты ее трахнул, она бы сделала все, что ты скажешь. – Ронни снова жестко посмотрела на Флинна. – Да ты что, слепой? Она же старая дева, потому и бесится. Да она бы стала твоей рабой.

Коди в ужасе уставился на Ронни:

– Ты с ума сошла! Пойди проветрись! Все, разговор окончен. То, что ты просила, я сделал. Но она приняла собственное решение, как взрослый человек. Тебе бы тоже не мешало вести себя по-взрослому и заниматься своим делом. Я по горло сыт твоими фокусами. Неужели ты и в самом деле думала, что ради тебя я соблазню Джун Рорк?

– Но ведь я же для тебя соблазнила кого требовалось, – усмехнулась Ронни.

Коди окончательно вышел из себя. Он приблизился к ней и с расстановкой произнес:

– Да, в этом-то как раз и есть разница между нами, Ронни. Я не шлюха.

Ронни наотмашь ударила его по лицу. Коди принялся растирать покрасневшую от удара щеку. Ронни со злобой прошипела:

– Ты и есть самая настоящая шлюха, Флинн. Тебе же не впервой лизать задницу Дино Кастису, выпрашивая кусок повкуснее. Мог бы сделать это и для меня. У тебя ведь это неплохо получается.

– Пока, Ронни. – Он раздраженно оттолкнул ее и решительно направился к выходу. – Я сделал все, что ты просила. Если ты мне не веришь, пожалуйста, сходи к Джун и спроси ее сама. Она принимает у себя в кабинете после обеда. – Уже на пороге он обернулся: – И запомни, мы квиты. Понятно? – Коди почувствовал, как камень свалился у него с плеч.

– Ты по-прежнему мой должник! – с вызовом воскликнула она. – Если бы не я, ты бы до сих пор сидел в своей заштатной дыре и считал гроши, мой милый ковбой. И запомни, мы разочтемся, только когда я получу эту роль.

Коди вздрогнул от слова «должник». Боже, как же он ненавидел это слово! Неожиданно он почувствовал, что стены давят на него и лучше ему поскорее отсюда выбраться. Он толкнул дверь, с облегчением подставив лицо струе свежего воздуха, дохнувшего ему навстречу.

– Так не забудь про свой должок, Коди! – прокричала ему вслед Ронни. – Можешь трахнуть эту рыжеволосую стерву, можешь делать все, что угодно… Или тебе придется иметь дело с Александрой.

Коди остановился:

– С кем?

– У меня есть друзья, Коди, – злобно проговорила она. – Друзья, которые очень любят свою Ронни. И могут сделать твою жизнь весьма неприятной, если ты не выполнишь мою просьбу. Черт возьми, куда более неприятной, чем у Лилиан Палмер. Так что постарайся.

Леденящий холод пробежал у него по спине. Ему захотелось убраться подальше от Ронни де Марко, и как можно быстрее. Может, в постели с ней и можно иметь дело, но ее капризы уж очень действовали на нервы. Разговор оставил в душе у Коди весьма неприятный осадок. Он бросился прочь из гримерной, с грохотом хлопнув дверью.

Ронни смотрела на закрытую дверь. «Он передумает, – размышляла она, – наверняка передумает. Так будет лучше для него. В противном случае ему придется иметь дело с Александрой». Ронни умеет сделать жизнь приятной, но Александра знает, как ее осложнить.

Ей снова припомнился тот кошмар, то неотвязное видение, от которого веяло ледяным холодом: вот она бежит изо всех сил, но ноги ее скользят по мокрой листве, а топот погони все ближе, ближе… Ронни до боли прикусила губу. В ушах еще гремел тот хохот, тот сводящий с ума дьявольский хохот, что еще долго будет преследовать ее по ночам.

15

– Неожиданный выбор никому не известной актрисы Челси Дюран поверг любителей театра в полное изумление, – сообщил телерепортер программы новостей. – Нью-Йорк еще не оправился от шока после нападения на Лилиан Палмер у здания театра «Юниверсал» в прошлом месяце, когда она работала над новой ролью в шоу Джун Рорк «Точный удар». Но сейчас у всех на уме только один вопрос: «Кто такая Челси Дюран?» И, что еще более важно, не станет ли новое шоу для Джун Рорк еще одной «Сорванной маской»? С вами был Питер Холлингс, для программы новостей Седьмого канала. Мы вернемся через минуту, и вы сможете прослушать спортивные новости и прогноз погоды. Том?

Испытывая нервный холодок, Челси направила пульт дистанционного управления на экран телевизора и нажала кнопку. Телевизор щелкнул и погас. Не прошло и нескольких дней после нового назначения, как миллионы американцев узнали имя Челси Дюран. Репортер был прав. Кто такая Челси Дюран? Еще пару месяцев назад – простая официантка, а в свободное от работы время – подающая надежды, но никому не известная актриса. Затем – счастливица, удостоившаяся чести исполнять одну из ведущих ролей в бродвейском шоу. Сегодня же Челси Дюран – исполнительница главной роли, новая звезда. Звезда? А что это, черт побери, такое?

– Просто невероятно, – вздохнул Брайан, лежа рядом с ней под легкой хлопчатобумажной простыней.

Челси взглянула в его небесно-голубые глаза: в них было столько любви и поддержки! Когда Джун сообщила о своем решении, Брайан первый разделил ее радость и был искренне счастлив. В тот же вечер он пригласил Челси на ужин, обращался с ней как с королевой и советовал привыкать к ее новому положению. Несмотря на всю невероятность ситуации, Челси решила – почему бы и не попытать счастья. Все, о чем она могла только мечтать – слава, успех, благополучие, – вдруг обрушилось на нее в один день, не дав до конца осознать столь неожиданный поворот судьбы.

Она прилегла рядом с Брайаном и задумчиво произнесла:

– Да уж. До сих пор не могу поверить! Все время кажется, что смотрю какой-то необыкновенный сон и страшно боюсь проснуться. А вдруг все исчезнет? – Челси весело улыбнулась. – Мурашки бегут по спине, когда слышу, как мое имя произносят на всех каналах.

Брайан погладил ее руку и нежно поцеловал.

– Наверно, уже мечтаешь о поклонниках?

– Спрашиваешь! – шутливо отозвалась она.

Челси захотелось прижаться к нему и отдаться его пьянящим ласкам, как вдруг приступ отвратительной тошноты подступил к горлу и в глазах запрыгали яркие точки.

– Что с тобой? – встревоженно спросил Брайан, заметив, как внезапно побледнело ее лицо.

Челси с трудом улыбнулась:

– Все в порядке. Только что-то голова кружится. Сейчас пройдет.

– Послушай, это с тобой в первый раз? – Брайан начинал беспокоиться.

– Да так, было пару раз за последние несколько дней, – устало ответила она. – Должно пройти. Может, отравление или просто нервный срыв. Не беспокойся.

Ее объяснения не очень-то убедили Брайана.

– Послушай, если это еще раз повторится, обещай мне, что сходишь к врачу. Обещай сделать это ради меня.

– Говорю тебе, здесь нет ничего страшного.

– У меня есть деньги. Мы сможем заплатить любому врачу, – предложил он при виде ее мучений. – Так пообещай мне, слышишь?

– Ладно, – уступила она. Тошнота постепенно отступала, и Челси начала медленно приходить в себя. – Кажется, уже лучше.

– Точно? – с сомнением в голосе спросил Брайан.

– Точно, – улыбнулась она и уютно свернулась калачиком у него под боком. В ее глазах Брайан Кэллоуэй был самым великолепным любовником, какого только можно представить. Фраза «я сегодня не в настроении» напрочь отсутствовала в его лексиконе. Это было бы равносильно отсутствию настроения дышать.

Брайан поцеловал ее в лоб.

– Тогда, может, порепетируем?

– Порепетируем? – обиделась Челси. – Ну почему ты только об этом и думаешь?

Он серьезно посмотрел ей в глаза.

– Я обещал, что помогу тебе подготовить роль. Ты сама прекрасно знаешь, что дорога каждая секунда.

Челси попыталась разыграть обиду и притворно надула губы.

– Послушай, я так сегодня устала! Мы целых четыре часа работали над моими сценами, и, мне кажется, этого вполне достаточно. Давай лучше отложим на завтра. А?

– Ладно, – неохотно согласился он.

В следующее мгновение она уже чувствовала, как его руки скользят по ее телу. Не в силах выразить свою любовь к этому парню, Челси поцеловала его и прильнула к нему щекой. Ровное биение его сердца успокаивало, убаюкивало, расслабляло.

Когда его руки мягко скользнули по спине ниже и принялись ласкать ее бедра, она изогнулась, словно кошка, с нетерпением подставляя груди его поцелуям. Закрыв глаза, она с удовольствием ощущала, как мягкие подушечки его пальцев осторожно проникают в ее лоно, исследуют, ласкают, возбуждают. Сердце Челси бешено забилось. Она неистово желала немедленного соития, но с Брайаном спешка не допускалась.

Челси лишь покорно следовала его воле, зная, что в искусстве любви ему нет равных. Его пальцы терпеливо продолжали возбуждать ее напряженное от желания лоно, мучительно оттягивая момент сладостного слияния. И, как всегда, он овладел ею, когда все ее существо замерло в преддверии оргазма. Таков был стиль Брайана в искусстве любви.

С того самого дня, как он впервые появился на пороге ее квартиры, Челси занималась с ним любовью бессчетное число раз. Долгая, сладостная, расслабляющая любовная игра была лишь прелюдией, доводящей чувственное напряжение до предела. Брайан обладал особым даром превращать нетерпеливое желание в сексуальную энергию огромной силы, лишь обострявшую удовольствие. Каждый раз Челси ждала все новых, неизведанных ощущений, и каждый раз Брайан ее не разочаровывал.

Ее предыдущие немногие любовники умели возбудить ее и дать почувствовать, что она любима, но каждый раз ее энергия, едва достигнув кульминационной точки, быстро затихала, уступая место спокойной умиротворенности. С Брайаном все было совершенно иначе. Он возносил ее на заоблачные вершины наслаждения, от которого она почти теряла сознание. Только позже, оставаясь одна, Челси осознавала, что все прежние, как она думала, самые блаженные моменты в ее жизни не могли сравниться с тем царством экстаза, которое дарил ей Брайан.

Уже в преддверии третьего оргазма она ощутила, что тело Брайана напряглось и его жаркая влага наконец излилась в глубины ее лона. Однако на этот раз усталость придавила ее, отобрав последние силы, но даря взамен новые, неожиданные, более интимные ощущения.

Она продолжала неподвижно лежать, всем телом прижимаясь к нему, не в силах пошевелиться. По взаимному молчаливому согласию оба лежали неподвижно, прислушиваясь, как напряжение покидает их обессилевшие от любви тела.

Она легла к Брайану на грудь и задумчиво поглядела на его порозовевшее от возбуждения лицо.

– Знаешь, ты – самый лучший любовник в мире!

Он улыбнулся, польщенный комплиментом.

– Ты так думаешь?

– Да.

Челси поморщила лоб и нерешительно спросила:

– Как тебе это удается?

Брайан покачал головой и едва заметно улыбнулся:

– Умение приходит с практикой.

Его руки мягко ласкали спину Челси.

– Так, значит, у тебя было много женщин? – не отставала она.

Он некоторое время задумчиво разглядывал потолок и наконец ответил:

– На самом деле, нет. Всего несколько романов, но очень бурных.

Челси нежно откинула прядь волос у него со лба.

– Бурных?

Брайан внимательно посмотрел ей в глаза. В этом взгляде было больше чувства, чем в словах.

– Как тебе сказать… я никогда не был бабником. Не знаю, может быть, я просто слишком влюбчив. Но мне всегда казалось, что за отношениями с женщиной должно стоять нечто большее, чем физкультура в постели. Понимаешь? – Он приложил руку к сердцу. – Обязательно должно быть что-то вот здесь. Верно?

– Да, – протянула она. – Только мне еще никогда не приходилось встречать парня, который бы в это ве-рил. Но ты не ответил на мой вопрос. В чем же твой секрет?

– Получать удовольстие от занятий любовью очень просто, – ответил он. – Все дело в терпении. – И с серьезным видом заметил: – Но те, кто овладел искусством любви, хранят этот секрет в большой тайне. – Брайан задумчиво покачал головой. – И если ты выудишь из меня этот секрет, тебе будет со мной неинтересно.

Челси рассмеялась.

– Ты не можешь его мне доверить? Но кому же я могу рассказать?

– Да кому угодно! – воскликнул он. – К примеру, можешь взять и написать книжку, и тогда каждый сможет доставить тебе удовольствие. Зачем же тогда буду нужен я? Это несправедливо, верно?

– То есть ты все-таки пользуешься каким-то методом, который держишь в тайне? – Она пристально посмотрела ему в глаза, ожидая ответа.

– Ну, всем хочется хоть в чем-нибудь преуспеть… – начал он.

Челси снова улыбнулась.

– Ты, можно сказать, достиг совершенства. Ну, так как же ты это делаешь?

– Ладно, – уступил Брайан. – Но для этого мне придется рассказать тебе всю историю с самого начала. С того момента, когда мне было лет шестнадцать-семнадцать. Как и все мои ровесники, я с отчаянием боролся с проснувшейся во мне юношеской сексуальностью и пытался по мере возможности разряжать ее излишек за пределами ванной комнаты. И желательно с партнершей.

Челси хмыкнула.

– Но, к несчастью, – продолжал он с мелодраматическим пафосом, с каким обычно детям рассказывают сказки перед сном, – не все из нас обладали теми преимуществами, которые обычно интересуют девчонок в этом возрасте.

– Ты о чем? – не поняла Челси.

На ее взгляд, у Брайана не было никаких недостатков. Она не могла себе представить, чтобы у него были какие-то трудности в такого рода отношениях, даже в отрочестве.

– У тебя были какие-то недостатки?

– Нет, просто я имел в виду отсутствие преимуществ. Я хочу сказать, что у меня, как у многих моих приятелей, не было оснований пользоваться особенным успехом у девушек, – вздохнул Брайан. – Нам нечего было и тягаться с мускулистыми атлетами из нашей школьной футбольной команды, белозубыми, голубоглазыми красавцами с теннисных кортов или богатенькими сынками, разъезжавшими в спортивных автомобилях. Наши девчонки липли к ним, а нам оставалось только издалека завидовать. В то время я был ужасно застенчив, страдая от степени своей посредственности. До чего я сам себя за нее ненавидел! Я был обыкновенным, среднестатистическим подростком. Все во мне было посредственным: внешность, способности, отметки в школе. Ничего исключительного или заслуживающего внимания.

– Но это неправда! Ты совершенно особенный! – воскликнула Челси.

– Спасибо за комплимент. Но тогда ты бы вряд ли подумала так, – спокойно заметил Брайан. – К счастью, кроме моей вопиющей посредственности, у меня все-таки было еще кое-что. Вернее, кое-кто – мой дядя, ученейший человек в мире. Дядя Рой объездил весь мир, служил во флоте, много работал. И я считаю, что он был пусть никому не известным, но одним из самых великих философов нашего времени. Но что гораздо важнее, он лучше, чем кто-либо, знал, как обращаться с девчонками.

Челси обняла Брайана и с любопытством посмотрела ему в глаза.

– С девчонками?

– Именно так он это называл. Знаешь, тогда я был молодым и ужасно глупым. Ну так вот. Должен признаться, дядя Рой дал мне несколько уроков, которые полностью изменили мою жизнь. Я никогда больше не испытывал недостатка в подружках, и моя сексуальная жизнь улучшилась в тысячу раз. Даже парни из футбольной команды спрашивали меня, как мне это удается. Но я свято хранил свой секрет.

– Ну, так чему же тебя научил дядя Рой? – сгорала от любопытства Челси.

Брайан замолчал, с сомнением глядя на нее. И после минутного раздумья нерешительно произнес:

– Прямо не знаю, что и делать. Я и так уже слишком много тебе сказал. Боюсь, если я открою тебе весь секрет, то тебе станет со мной неинтересно. Это – драгоценнейшая информация. Все равно что государственная тайна, понимаешь? – Он шутливо щелкнул ее по носу. – Так что лучше не рисковать.

– Нет, почему же? – Челси не собиралась отступать. – Чему же все-таки научил тебя дядя Рой?

Брайан огляделся по сторонам так, как будто кто-нибудь мог его подслушать, и, понизив голос, заявил:

– Так и быть. Но если хоть капля информации просочится наружу, пеняй на себя.

Челси торжествовала.

– Правило номер один, – начал Брайан, – крепость нужно брать изнутри. Прежде чем овладеть ею, подготовь ее к поражению.

Челси с недоумением поглядела на Брайана.

– Что это значит?

Брайан улыбнулся и обнял ее.

– Не торопись, дорогая. – И продолжал: – Дядя Рой считал, что, когда ты в первый раз приглашаешь девушку на свидание, она уже знает о твоих дальнейших намерениях. Поэтому секрет первый: отвлеки внимание противника, и тем самым ты прорвешь основную оборону. Любая девчонка прекрасно знает, что ты постараешься в тот же вечер затащить ее в постель. Поэтому нужно быть неожиданным.

– Например? – с нетерпением переспросила Челси.

– Что бы ты, например, сделала, если бы, скажем, какой-нибудь ничем не примечательный, малознакомый парень из твоей школы подошел к тебе и вместо того, чтобы, краснея, поинтересоваться, что ты делаешь вечером в пятницу или в субботу, взял бы и спросил тебя, что ты думаешь о романтическом ужине в каком-нибудь дорогом ресторане?

– Я, вероятно, сказала бы ему, что никогда там не бывала, – предположила Челси.

– Правильно. Затем этот парень говорит тебе, что слышал, будто этот самый ресторан – очень неплохое местечко, и предлагает тебе в этом убедиться. Затем расписывает тебе все прелести безупречного сервиса и фирменных блюд. Ну, что ты на это скажешь?

– Не знаю, – покачала головой Челси.

– Тем самым твое внимание отвлекается от психологического барьера, связанного с возможной половой близостью. Тебя заставляют думать о новых впечатлениях, о романтическом приключении, в котором нет ничего предосудительного. В любом случае это нейтральная и потому безопасная тема. Верно?

– Понятно. Что ж, ловко придумано. Это и есть метод дяди Роя?

– Я только внес в него несколько своих дополнений, – заметил Брайан. – А так, в основном, концепция принадлежит дяде Рою. Так или иначе, девушка, как правило, с облегчением вздыхает: еще бы, ведь на этот раз ей удалось избежать потных ласк на заднем сиденье автомобиля после парочки бутылок пива. Таким образом, соблюдена главная формула: безопасность плюс немного воображения. Надеюсь, ты еще не забыла мою маленькую лекцию о силе воображения?

Она не смогла удержаться от улыбки при столь приятном воспоминании.

– Существует, конечно, множество вариантов, но в целом метод дяди Роя всегда срабатывал. Правда, свидания обходились не всегда дешево, в особенности если у тебя не слишком много карманных денег.

– Представляю себе. Однако никто из твоих подружек, я думаю, не возражал, – заключила Челси.

– Это еще не все. Здесь вступает в силу правило номер два, – наставительно продолжал Брайан. – Можно произвести сногсшибательное впечатление, заплатив всего лишь на несколько центов больше. Как и раньше, в этом случае предел ожиданий девчонки – джинсы и вечерний сеанс в кино. Так? А теперь поставь себя на место юной особы, которой только что предложили отужинать в ресторане. Этот ничем не выдающийся парень вдруг сообщает тебе, что привык ходить в ресторан в костюме с галстуком и поэтому предлагает и тебе надеть вечернее платье.

– О-о-о! – в восторге воскликнула Челси. – Я была бы в восторге!

– Не сомневаюсь. В таких случаях отказа быть не может. Если девушка отказывается, с ней лучше вовсе не иметь дела. Согласно дяде Рою, если девушка ни за что не соглашается явиться на свидание в вечернем платье, значит, у нее на теле есть татуировка. – Челси весело рассмеялась. – В общем, каждое свидание должно стать для твоей девушки непрекращающейся цепью приятных сюрпризов и знаков внимания, столь неожиданных для подростка или студента колледжа. Я неизменно надевал свой лучший костюм и галстук, до блеска полировал машину, преподносил цветы. Словом, вся эта романтическая чепуха.

– Романтическая чепуха? – обиделась Челси. – И все это ты называешь романтической чепухой?

– Знаешь, если бы не дядя Рой, все эти тонкости так и остались бы для меня полной тайной. – Брайан на минуту задумался. – Да, я забыл самое главное.

– Самое главное? – переспросила она.

– Обычно это имеет непосредственное отношение только к любовному акту, но дядя Рой внушил мне, что генеральная репетиция должна начаться уже в ресторане. Поэтому главная аксиома звучит следующим образом: если ей нравятся твои ухаживания, то она не прочь будет пойти дальше.

Челси пристально поглядела на него, не понимая, к чему он ведет.

– То есть?

– Теперь это принято называть модным понятием «положительное подкрепление», – ответил Брайан. – Видишь ли, большинство современных девушек и женщин с удовольствием, как в старые добрые времена, дают мужчине возможность показать, каким любящим и заботливым он может быть. И если он оказывается настолько глуп, что упускает эту возможность, то ему остается только отправиться восвояси в поисках более сговорчивой кандидатуры. В общем-то, женщины правы. У нас действительно только одно на уме. Поэтому мудрым оказывается тот, кто умеет одержать успех, затратив минимум усилий. Следовательно, если делать свое дело с толком и по правилам, то успех обеспечен. А с каждой победой аппетиты, как известно, увеличиваются.

– Пожалуй, в этом что-то есть. – Челси положила голову ему на грудь. – Ты рассказал пока только о том, как лучше всего выманить девушку на свидание. Но ты ничего не сказал о том, как тебе удается быть таким великолепным любовником. Совершенство не всегда приходит с практикой. Отточенная до совершенства практика и является совершенством.

– Именно. Поэтому, моя дорогая, ключом к совершенству может стать все та же главная аксиома. – Он нежно пощекотал ей спину. – Дядя Рой любил повторять: Брайан, прежде чем пожинать плоды, надо уметь правильно засеять поле. Взращивай со всей тщательностью, и ты сможешь собрать богатый урожай. Пусть удовольствие партнерши станет для тебя главной задачей. И только потом думай о своем. Борись с искушением думать только о себе. Смотри на нее. Слушай ее. Подумай, что могло бы ей понравиться. Это же совсем нетрудно! Человеческое тело устроено по единому образу и подобию. Дай ей то, что понравилось бы тебе самому. – Он посмотрел на Челси долгим, выразительным взглядом. – Воспринимай каждую секунду близости как ценнейший дар. И ты будешь вознагражден сторицей. Покажи, что ты без устали готов дарить ей прекрасные минуты блаженства. Помни, что только работа до изнеможения приносит настоящие плоды.

– И ты испробовал всю эту премудрость на себе? – с изумлением спросила Челси, постепенно припоминая некоторые детали их встреч, поведение Брайана, его слова. Она только что услышала идеальное описание Брайана Кэллоуэя. Каждую секунду близости с ней он всегда умел превратить в истинное блаженство.

– А ты что думала, это так просто? Беда начинающих любовников заключается в том, что им редко удается затащить женщину в постель во второй раз, а все из-за несоблюдения главной аксиомы. Дядя Рой всегда говорил, что настоящий мужчина беспокоится не о том, как побыстрее затащить женщину в постель, а о том, чтобы подольше ее там удержать и удовлетворить. – Брайан нарочно изменил голос, подражая, вероятно, голосу дядюшки: – Черт возьми, Брайан. – И пояснил уже обычным, спокойным тоном: – Именно так дядя Рой каждый раз начинал свои наставления. Черт возьми, Брайан, если ты хочешь преуспеть с женщинами, не считай ты каждую постель, в которой тебе удалось побывать. Блудный пес всегда может оприходовать любую суку в округе. В этом нет никакого геройства. Но веди счет тому, сколько раз тебе удалось удержать женщину. И если она придет к тебе по крайней мере четыре раза подряд, только тогда можешь считать себя мужчиной. Если тебя хватит на десять раз – еще лучше, тогда можешь считать себя победителем. Но если хоть одна влюбится в тебя до смерти, приходи ко мне, и я расскажу тебе парочку-другую историй.

Челси с улыбкой заметила:

– Знаешь, мне начинает нравиться твой дядя Рой. – Она застенчиво спросила: – Ну и тебе приходилось хоть раз приходить к нему… за историями?

– Несколько раз, – признался Брайан. – Но не раньше чем мне стукнуло двадцать пять. – Он усмехнулся. – Помню, как в то время я даже побил рекорд с одной девчонкой из колледжа: десять дней подряд мы не вылезали из постели. Тогда, помню, я бросился в общежитие и позвонил дяде Рою по междугородке. Он взял трубку и, выслушав мое сообщение, хохотал минут пять, а затем велел мне не звонить ему до тех пор, пока хоть одна моя подружка не влюбится в меня до смерти.

Только сейчас Челси осознала, что Брайан впервые по-настоящему заговорил о своей семье и, вероятно, о самом любимом члене этой семьи.

– Должно быть, у тебя отличная семья.

Его лицо внезапно помрачнело, и он тихо ответил:

– Если бы так!

Челси увидела замешательство в его глазах и решила не приставать с расспросами. Она понимала, что он еще не готов рассказать ей все, что тяготит его душу, и согласна была ждать сколько нужно. А пока ей оставалось лишь наслаждаться плодами мудрости дядюшки Роя.

16

– Так что ты собираешься делать с этой Челси Дюран? – спросил могучий бородач, лежа рядом с Ронни на ее широкой двуспальной кровати. Его мощный торс блестел от пота после нескольких бурных часов, проведенных им в постели с Ронни. Неподалеку на стуле небрежно валялась черная кожаная куртка с серебряными заклепками.

Ронни приподнялась на локте и взглянула на него. Даже черная густая борода Ларамора не могла скрыть шрамы на его лице. Она ничего не имела против шрамов – у кого-то они на виду, а у кого-то – нет. Ронни с удовольствием оглядела себя: черный кожаный лифчик ничуть не скрывал, а лишь подчеркивал соблазнительную линию ее грудей. Тонкие сетчатые чулки на кружевном поясе совершенно шикарно смотрелись на ее длинных ногах. Правда, после пары часов с Морганом на чулках появились три отвратительные дырки. Да, сегодня в постели она показала, на что способна. Однако пока не чувствовала себя совершенно удовлетворенной. Она знала, что должна быть терпеливой и подождать, пока этот парень будет готов к следующему раунду. Ее воображение уже рисовало многочисленные удовольствия, которые он мог бы ей доставить. Ларамор сидел и лишь с восхищением пялился на ее роскошное тело, разморенное ласками. Но Ронни не обижалась. В любом случае он и так уже много для нее сделал в другом плане.

– Морган, нам определенно нужно придумать что-нибудь другое. Еще одно хулиганское нападение может вызвать подозрения, – с улыбкой промурлыкала Ронни.

Он не ответил, только скользнул мрачным взглядом по стоявшему у окна мольберту. На холсте был изображен морской пейзаж. Ларамор молча разглядывал тонкую полоску прибоя, разбивающегося о прибрежный песок, прозрачные, полные жизни и движения волны.

Всего месяц назад Ронни и не подозревала о существовании Моргана Ларамора, пока в один прекрасный день он не подошел к ней на улице. Дело происходило всего за несколько дней до нападения на Лилиан. Он объявил себя самым большим поклонником Ронни де Марко. Ронни же решила, что он просто уличный бродяга, которому хочется с ней переспать. Морган оказался не так уж плох в постели. Но больше всего она ценила в нем собачью преданность и ежеминутное преклонение перед ее талантами. Парень стал для нее тем фоном, на котором она могла чувствовать себя неотразимой и всесильной. Словом, ей нравилось, когда он был с ней рядом.

Ронни помнила, что нападение на Лилиан Палмер было его идеей. Стоило с Лилиан случиться какому-нибудь несчастью, как она, Ронни, могла получить желанную роль. Ларамор без умолку твердил ей, что она достойна роли Кэсси, и Ронни верила его словам. Она действительно заслужила право быть первой. Ронни определенно склонялась к решительным действиям, особенно в свете беспомощности Коди Флинна и пустых обещаний Дино Кастиса. Морган Ларамор был именно тем человеком, который был ей нужен: он-то знал ответы на все вопросы.

Сначала Ронни думала, что он запугает Лилиан и заставит ее уйти из шоу. Она не представляла тогда, каким образом Ларамор и его приятели собираются расправиться с Лилиан Палмер. Однако она оправдывала такой шаг как необходимую жертву в жестокой борьбе. К счастью для Ронни, Морган Ларамор был человеком решительных действий. Только это и имело значение. Ведь не его вина, что эта идиотка Джун Рорк прислушалась к совету друзей. Как-нибудь дела поправятся сами собой, прежде чем будет слишком поздно, размышляла Ронни.

– Так что же ты собираешься делать? – повторил свой вопрос Ларамор.

Ронни пожала плечами.

– Еще не знаю. Мне нужно переговорить кое с кем. Я позвоню Александре. Она всегда знает, что делать.

– Кто такая Александра? – Он с подозрением уставился на Ронни.

Она сделала вид, что не заметила его недовольства, и сухо ответила:

– Подруга. Не более.

«Да, – подумала она, – Александра уже наверняка бы придумала, как лучше все устроить». Она все всегда знает. Возбуждение сродни тому, что испытывает охотник, охватило Ронни. Долгожданный финал был близок, настолько близок, что она уже явственно чувствовала запах крови.