Часть III «БИС» И «БРАВО», ЗАНАВЕС ОПУСКАЕТСЯ

Что не убивает меня, то делает меня сильнее.

Ницше. Изречения и стрелы. Сумерки идолов

32

Субботний вечерний спектакль отыграли с обычным успехом. Все уже начинали привыкать к тому, что после закрытия занавеса публика аплодирует стоя, а актеров вызывают на поклон все дольше. Спустя полчаса, когда последние крики «браво» умолкли, актеры отправились снимать грим. Только далеко за полночь в просторный особняк на Лонг-Айленде, где уже с девяти часов вечера шумел праздник, начали постепенно стекаться участники спектакля, актеры и актрисы, смешиваясь с многочисленной толпой театральных импресарио, нью-йоркских знаменитостей, личных гостей и деловых партнеров Дино Кастиса. Как и все его вечеринки, сегодняшняя обещала продлиться до рассвета.

Брайан стоял на верхней ступеньке лестницы, ведущей от бассейна вниз, к пляжу, и, потягивая пиво, размышлял, почему он снова оказался здесь. Последнее время он все больше склонялся к мысли прервать контракт с Дино Кастисом и возвратиться в отчий дом. Но что-то все-таки удерживало его от окончательного решения. Сегодня, как никогда, ему было необходимо найти Челси и поговорить с ней. Он твердо решил увидеть ее напоследок и расставить точки над i. Он услышал ее звонкий смех на противоположной стороне бассейна – она разговаривала с Карлом Мэджинисом.

В этот вечер на Челси было элегантное мини, черное и узкое, выгодно подчеркивавшее достоинства ее фигуры. Карл казался необычайно возбужденным разговором и то и дело разражался смехом. «Сейчас или никогда», – решил про себя Брайан. И ноги сами понесли его к Челси.

– Привет, Челси, – поздоровался Брайан.

Челси повернулась и удивленно посмотрела на него, явно раздосадованная его вторжением.

– Привет, Брайан. Ты отлично играл сегодня.

– Спасибо. Ты тоже. Как обычно.

– Спасибо. – Она благосклонно кивнула.

Карл увидел прогуливавшуюся неподалеку Джун и смущенно улыбнулся.

– Друзья, не обижайтесь, но мне нужно покинуть вас на пару минут. – И заторопился прочь.

Брайан был рад остаться наедине с Челси. Но ему не хотелось говорить с ней здесь, у бассейна.

– Челси, нам надо поговорить. Это очень важно для меня.

– Давай поговорим.

Челси раздражала серьезная мина на лице Кэллоуэя. У нее не было ни малейшего желания выслушивать нудную лекцию. Как-никак, здесь вечеринка. Сегодняшний спектакль снова прошел с блеском. Она чувствовала, что самый воздух вокруг нее заряжен успехом. Она пришла сюда повеселиться. Должна же она в конце концов расслабиться!

– Только давай не здесь. – Он старался не выдать своего волнения. – По-моему, будет лучше отойти куда-нибудь, где поменьше народу.

Она нехотя кивнула.

– Как хочешь.

Через минуту оба медленно спускались по лестнице, ведущей от бассейна в сад.

– Я хотел сказать тебе, что уезжаю. Уезжаю навсегда. К отцу.

– Когда? – с неподдельным удивлением спросила Челси.

– В ближайшее время. – Он засунул руку глубоко в карман джинсов. – Отец предлагает мне неплохое место у себя в компании. И я собираюсь принять его предложение. – Брайан отхлебнул пива.

Челси на миг растерялась. Как же так, ведь для Брайана театр – смысл всей его жизни. А школа в Бронксе? Нет, это какая-то ошибка. Но не успела эта мысль зародиться у нее в голове, как ее поглотила волна равнодушия. Жизнь Кэллоуэя не имеет к ней никакого отношения.

– Ты действительно этого хочешь? – Челси остановилась на последней ступеньке и прислонилась к каменной стене.

– Сам не знаю. Возможно. Но перед отъездом я хочу перед тобой извиниться.

Челси нахмурилась:

– За что?

– За то, что сбил тебя с пути. – Он опустил глаза и уставился на бутылку с пивом. – Это выходит помимо моей воли. Вечно я лезу не в свое дело, считая, что несу ответственность за чужую судьбу, что моя помощь кому-то нужна, и вечно попадаю впросак. Так что извини за все, что я натворил. Ты мне очень дорога, Челси. Очень. Мне кажется, мы были так счастливы, но я по глупости сам упустил это счастье. Я до сих пор надеюсь, что мы можем все начать сначала. Кроме тебя, меня ничто не держит в Нью-Йорке. Прости меня за все, Челси.

Ее глаза негодующе сверкнули.

– Ни с какого пути ты меня не сбивал. Все, чего я добилась, – только моя заслуга. Понятно? А ты противный приставучий тип. Возомнил, что все должны прислушиваться к твоим увещеваниям и капризам? Не бери на себя слишком много! Пожалуй, тебе действительно лучше возвратиться к своему папочке и научиться наконец жить собственной жизнью, а не копаться в чужой!

Брайан готов был провалиться сквозь землю. Он отчаянно прокраснел и смущенно спросил:

– Челси, неужели ты так быстро забыла все, что между нами было?

– Ну что ты заладил! – Она пожала плечами. – Да, была милая маленькая история. Но она закончилась. Теперь я совсем другая, у меня совсем другие интересы. Да и тебе бы не помешало немного измениться. А что, Ронни для тебя не слишком хороша?

Брайан с отчаянием посмотрел ей в глаза. Ей действительно было все равно. Ей больше нет до него никакого дела. Все кончено. Что ж, по крайней мере он узнал, что хотел.

– Прощай, Челси. – Брайан повернулся и стал подниматься по лестнице.

Челси продолжала смотреть на белевшую в темноте полоску прибоя и чувствовала приятный легкий ветерок. Ее руки все еще дрожали от гнева. Коди никогда не указывал ей, как нужно жить. Он всегда позволял ей быть самой собой. Почему же Брайан вечно лезет к ней со своими нравоучениями? Да разве он мог поступить иначе, чем поджав хвост бежать из Нью-Йорка и забиться под чье-нибудь уютное крылышко? Постепенно Челси пришла к выводу, что Брайан слабак. Он не победитель по натуре. Победитель – это тот, кто, невзирая на неудачи, стремится вперед и находит в себе мужество отказаться от того, что ему больше не принадлежит. Да, зачем отрицать: тогда они неплохо провели время. Но то было тогда. А сейчас – другое дело.

– Эй, Челси! – вывел ее из задумчивости голос Ронни де Марко, спускавшейся вниз по лестнице.

– Привет, Ронни. – Челси рассматривала прибой. Ей не хотелось думать о Брайане Кэллоуэе.

Ронни медленно спустилась и остановилась неподалеку, лениво потягивая из бокала белое вино.

– Тебя там разыскивает Коди.

Челси мгновенно повернулась.

– Коди? Где он?

– Кажется, пошел выпить чего-нибудь. Он просто просил передать тебе, что собирается заглянуть в бунгало для отдыха, ну, знаешь, там, в парке? Так что поторопись.

– В бунгало?

– Угу. – Ронни показала на ту сторону пристани. – Вон там. Видишь? Деревянный домик со стеклянной крышей. Похоже на фонарь. Там есть сауна, бассейн, джакузи – в общем, неплохо.

Челси внимательно вгляделась в темноту, с трудом различая контуры современного строения.

– Вижу. Спасибо, Ронни.

Ронни де Марко наблюдала за тем, как Челси послушно зашагала к бунгало. Одно дело сделано, осталось еще два. Она быстро повернулась и устремилась вверх по лестнице.

– Коди, иди-ка сюда, приятель, – я хочу поцеловать тебя в щечку. – Ронни говорила намеренно громко, надеясь привлечь всеобщее внимание. – Ну, иди же сюда, мой дорогой. Сегодня ты это заслужил.

Коди, сидевший рядом с Джун на садовой скамейке, удивленно вскинул брови. Потом, улыбнувшись, шутливо отмахнулся. Но та приняла соблазнительную позу и стояла, покачивая бедрами. Все, кто присутствовал при этой сцене, принялись его поддразнивать. Коди неуверенно посмотрел на Джун. Та улыбнулась и едва заметно кивнула. Тогда он поднялся, торжественно обнял Ронни и картинно поцеловал ее в щеку. Гости бурно зааплодировали.

Когда он выпустил ее из своих объятий, Ронни, опасливо озираясь на сидевшую в двух шагах Джун, быстро прошептала ему на ухо:

– С вас должок, мистер Флинн. И я хотела бы его получить. Сегодня ночью.

Взгляд Коди помрачнел, но лучезарная улыбка все еще играла на его лице.

– Я не должен тебе ничего.

– Как это «ничего»? Впрочем, сначала выслушай, о чем идет речь, а потом уже брызгай слюной. Будешь послушным сегодня, и мы – квиты.

– Что тебе надо на этот раз?

– Поговорить с Джун. Наедине. Так что не маячь перед глазами. И делов-то. – Она усмехнулась. – Что скажешь?

– И это все? – удивленно переспросил Коди.

– Все. Кстати, мне бы не хотелось, чтобы во время моего разговора с Джун тут появилась Челси. Так что я наплела девочке, что ты назначил ей свидание в бунгало. Могу я попросить тебя отвлечь ее на часок-другой?

Коди весело чмокнул ее в щеку.

– Нет ничего легче. Исчезаю сию же секунду.

– Не скучай. – И Ронни торжествующе расхохоталась, наблюдая, как Коди заторопился к Джун и присел рядом с ней в кресло, что-то объясняя.

Итак, второй, кажется, тоже готов!

– Слушай, Джун. – Коди потрепал Джун по коленке. – А не окунуться ли нам в море? Вода просто отличная.

Она с обидой посмотрела на Коди. – Ты же знаешь, что я не умею плавать.

– Ах да, забыл. – Он с досадой хлопнул себя по лбу. – Ну так я схожу один. Ты не против? Я даже захватил с собой плавки. И через полчасика вернусь. Идет?

– Идет. – Джун с тревогой посмотрела на Коди. – А ты не слишком много выпил?

– Не беспокойся, мамочка. – Он наклонился и поцеловал Джун. – Обещаю, что буду осторожен.

Она улыбнулась и шутливо оттолкнула его.

– Ну так давай. Что стоишь?

Коди устремился по направлению к лестнице, ведущей к пляжу, не забыв на ходу заговорщицки подмигнуть Ронни.

Она смотрела ему вслед. Он почти бежал. Скот сбредается на бойню, подумала Ронни, и эта мысль ее развеселила. Идиоты. Выждав пятнадцать минут, Ронни направилась к Джун.

– Сегодня ты была молодцом, Ронни, – одобрительно похлопала ее по коленке Джун. Без сомнения, она уже изрядно поднабралась.

– Спасибо, Джун, – скромно поблагодарила ее Ронни. – Вам здесь нравится?

Джун поднесла к глазам бокал с бренди.

– Здесь здорово. Дино всегда устраивает шикарные вечеринки.

Ронни конфиденциально склонилась к подвыпившей Джун и доверительно прошептала:

– Ну а теперь расскажите мне о Коди.

Блаженная улыбка мгновенно слетела с лица Джун.

– А что Коди?

Ронни напустила на себя небрежно-снисходительный вид.

– Да бросьте вы, Джун. Все вокруг только об этом и говорят. Разве вы не знали?

Джун густо покраснела.

– Все?

– Все, кроме вас. – Ронни рассмеялась. – Именно поэтому ваша тайна давно раскрыта.

И обе весело расхохотались.

– Понимаю. – Джун смущенно почесала висок. – Сама не знаю, для чего мы так долго прятались. Скорее всего я опасалась, что другие актеры заподозрят меня в каком-то особом покровительстве Коди. Или что-нибудь в таком роде.

– Джун. – Ронни с серьезным видом придвинулась ближе и положила руку ей на плечо. – Никому нет дела до того, с кем вы встречаетесь. Если вам нравится Коди и он тоже к вам неравнодушен, нет проблем, каждый скажет то же, что и я.

– Правда? – нерешительно спросила Джун.

– Правда. – Ронни подсела еще поближе. – Слушайте, скажите честно, у вас это серьезно или так, просто постель?

Джун покраснела и немного отодвинулась от Ронни.

– Ронни, ты невыносима!

– Все так говорят со мной, пока не переспят, – весело отозвалась Ронни.

Джун улыбнулась. Она не могла вспомнить, когда последний раз вот так непринужденно болтала с женщиной. С моря потянуло освежающей прохладой. Пожалуй, она недооценивала и Ронни де Марко. Девушка оказалась на удивление приятной собеседницей. Сами того не замечая, они проболтали о работе, о театре и просто о том о сем добрых полчаса. Когда, по расчетам Ронни, прошло достаточно времени, чтобы двое в сауне успели «подготовиться к приходу гостей», она вновь заговорила о Коди Флинне.

– Джун, вы так и не ответили на мой вопрос. Ваши отношения с Коди – действительно серьезно? Или?..

Джун пригладила свои короткие рыжие волосы и решительно произнесла:

– Серьезнее быть не может. Но это строго между нами.

– Само собой. – Ронни энергично кивнула, всем своим видом показывая, что на нее уж можно положиться. – Просто не верится. Коди никогда не отличался постоянством. Ведь я его знаю давно, еще по Калифорнии, за ним всегда водилась слава отъявленного бабника.

– Могу себе представить, – поддакнула Джун. – Еще бы, такой мужчина. – Она наклонилась к Ронни. От Джун сильно пахло спиртным: алкоголь, очевидно, ударил ей в голову, и она произнесла с пьяной самоуверенностью: – Но, думаю, на мне он остановится.

Ронни, казалось, была совершенно изумлена.

– Ну, если вам это удастся, я первая сниму перед вами шляпу.

Пора было действовать: уверенной рукой Ронни направляла в лунку третий шар. Джун должна была стать бикфордовым шнуром при взрыве заготовленной бомбы. Ронни знала свою роль назубок. Александра без устали натаскивала ее до тех пор, пока слова не начали слетать с языка Ронни так же естественно, как вопрос о том, который час.

И Ронни решительно начала:

– Знаете, Джун, я перед вами преклоняюсь. Поначалу вы показались мне резкой, несговорчивой, озлобленной, но теперь я вижу, что вы очень мягкая и добрая женщина. Я прекрасно понимаю Коди. Да к тому же вы еще и человек без предрассудков.

Джун почувствовала себя польщенной.

– Спасибо, Ронни.

– Взять, к примеру, ваши отношения с Коди. Вы старались сохранить их в тайне во благо труппы. И это заслуживает восхищения. При этом вы умеете уважать свободу друг друга. Многие могли бы позавидовать. Вы никогда не опускаетесь до ревности. На такое способна только зрелая женщина. Это мне в вас очень импонирует.

Почувствовав неладное, Джун нахмурилась.

– О чем это ты?

Ронни выглядела не менее озадаченной, чем сама Джун. Она – точно по сценарию Александры – нахмурила лоб.

– Ну, как бы это сказать… При том, что вы вместе, вы предоставляете друг другу полную свободу – каждый из вас может встречаться с кем-то еще. Это очень современно. А с таким мужчиной, как Коди, это самая мудрая линия поведения.

– Ронни, я абсолютно не понимаю, о чем идет речь. Да, мы с Коди любим друг друга. И даже больше, чем ты думаешь. Но ничего современного, как ты сказала, в этом нет. В наших отношениях не может быть никого третьего.

Ронни разыграла сильное смущение.

– О, простите меня! Вероятно, я просто вконец испорчена. Наверное, я что-то преувеличивала. Вечно мне кажется, что если девушка и парень идут в обнимку куда-нибудь подальше от людских глаз, то у них на уме одна постель. С тех пор как в пятнадцать лет я потеряла невинность, я перестала в нее верить.

Замечание Ронни мгновенно прояснило затуманенный алкогольными парами мозг Джун.

– Так, значит, ты хочешь сказать, что у меня или у Коди есть кто-то еще?

– Господи, Джун, забудьте все то, что я наговорила. Это мое порочное воображение. – Она натянуто рассмеялась. – Просто я вспомнила, как Коди меня только что поцеловал, а вам и в голову не пришло ничего дурного. Верно?

Джун с облегчением вздохнула.

– Я поняла, что это была только шутка. И не о чем беспокоиться.

– Вот и отлично. Может, я и не совсем права. Но то, что вы не ревнивы по натуре, это точно.

– Думаю, что нет. – Джун одним глотком осушила стакан.

– А то, знаете, мне приходилось встречать ревнивых самок, – вздохнула Ронни. – Помню одну такую, из Лос-Анджелеса, мы еще играли вместе в одном шоу. Так эта девица просто с ума сходила, когда видела, что ее парень хоть на метр подходит к другой. – Ну, теперь уж точно пора. Голос Ронни ни на йоту не изменился, когда она произнесла: – Вот, например, совсем недавно я видела, как Коди и Челси направлялись в бунгало Дино. Они просто шли, смеялись. Я понимаю, что в этом нет ничего особенного. Но эта моя подруга из Лос-Анджелеса наверняка бы прикончила своего парня за такое.

Джун вздрогнула. Ее голос прозвучал глухо и отрешенно:

– Ну и дура же эта твоя подружка. Никогда нельзя торопиться с выводами. – Джун больше не слышала, что болтала Ронни. Она перебила ее на полуслове: – Извини, Ронни. Мне нужно в туалет.

– Конечно, конечно. – Ронни взяла у нее стакан. – Взять вам еще виски?

– Да-да, спасибо.

Но Джун уже забыла о Ронни. Единственное, чего она хотела, так это побыстрее отыскать Коди. Она прямиком направилась к каменной лестнице, ведущей к пляжу, моля Бога, чтобы Коди оказался там, куда он направился около часа назад. Ронни ошибается. Все, что она сказала, – чистое недоразумение.

Ронни принялась оглаживать свое тело. Если только Джун не собралась искать туалет на пляже, то можно было считать, что последний шар на всей скорости несется в подготовленную для него лунку. Ронни едва удавалось справляться с овладевшим ею возбуждением. Сегодня она, как никогда, великолепно исполнила свою роль. Все шло именно так, как было задумано. Еще несколько минут и… Внезапно Ронни почувствовала, что она начинает задыхаться. Больше всего ей хотелось сейчас самой отправиться в дамскую комнату и найти Александру. Она-то уж порадуется за свою Ронни.

* * *

– Ах ты, шлюха!

Голос Джун перекрыл шум струящейся воды. Лица Коди и Челси, блаженно плескавшихся в джакузи, внезапно побледнели от ужаса при виде маленькой напряженной фигурки, появившейся на пороге. Челси так и застыла, обвив ногами талию Коди. Она явственно почувствовала, как его член внутри ее мгновенно опал, а сам он замер, парализованный леденящим страхом.

Джун приблизилась к ванне и впилась ненавидящим взглядом в Челси.

– Пошла отсюда, сука. Спектакль окончен.

Глаза Челси наполнились слезами отчаяния. И она, оттолкнув ошеломленного Коди, вылезла из ванны. Джун подошла к ней вплотную, ее глаза горели убийственным огнем.

– Собирай свои шмотки, потаскуха, и возвращайся в свой паршивый Канзас, или Айову, или еще в какую дыру, откуда ты явилась.

– Но, Джун… выслушайте меня… не надо так… – пыталась защищаться Челси.

– Заткнись! – завопила Джун. От гнева ее глаза пожелтели. Еще мгновение, и она, казалось, бросится на Челси и растерзает ее. – Не желаю больше слышать твой голос! Все, ты уволена! Пошла вон!

Челси отшатнулась, как от удара.

– Не имеешь права! Я играю главную роль в твоем вонючем шоу! Что ты будешь без меня делать?

– К черту шоу, – устало отмахнулась Джун. – К черту все! Не желаю больше тебя видеть. Собирай свои тряпки и проваливай побыстрее. Понятно?

Ища поддержки, Челси умоляюще посмотрела на Коди, который предпочитал вообще не участвовать в разговоре, моля про себя Бога, чтобы этот кошмар побыстрее закончился. Челси снова перевела взгляд на Джун.

– Мы еще посмотрим, что на это скажет Дино Кастис. Не забывай, что мы с тобой в равном положении. Он меня нанял, а не ты.

– Поторопись, а то как бы ты не пожалела. – Джун явно выходила из себя.

Челси поспешно натянула прилипавшее к мокрому телу платье и схватила туфли. Уже на пороге она обернулась и крикнула:

– Коди, буду ждать тебя дома! Там уж нам никто не помешает. Даже эта чертова стерва. – И напоследок послала ему воздушный поцелуй.

Не успела Челси спрыгнуть с крыльца в траву, как она услышала звон бьющегося стекла – одна из хрустальных ваз со всего размаху грохнулась о косяк двери.

Джун резко обернулась и смерила Коди уничтожающим взглядом. Бледный, он все еще не шевелился, боясь привлечь к себе ее внимание.

– Зачем, Коди? Зачем? – прошептала она.

Коди принялся оправдываться, но Джун, не слушая его, медленно направилась к выходу и исчезла в темноте парка. Поднявшись по каменной лестнице, она заметила Ронни де Марко, как ни в чем не бывало поджидавшую ее с новой порцией выпивки. Джун выхватила у нее из рук стакан, опорожнила одним махом со– держимое и что есть силы швырнула его о каменные плиты.

– Поздравляю тебя, Ронни. – Джун схватила ее за ремень, притянула к себе и процедила сквозь зубы: – Похоже, ты станешь моей новой Кэсси Фрэнкс.

33

– Мистер Кастис, умоляю вас, вы не можете этого допустить!

Глаза Челси покраснели и опухли от слез. Голос сел, так как она прорыдала всю ночь и от слабости еле держалась на ногах.

Накануне ночью он отослал ее с вечеринки и позвонил в четыре утра, чтобы сообщить об официальном решении Джун Рорк. Челси была уволена.

В десять часов она была в офисе Дино Кастиса, умоляя его изменить неоправданно суровый приговор.

– Мистер Кастис, подумайте, сколько денег вы потеряете. Спектакль не может продолжаться без меня. Я играю главную роль. У нас же сегодня вечером представление!

Дино пожал плечами.

– Челси, это от меня не зависит. Джун считает, что без тебя можно обойтись. На сегодняшний вечер она собирается ввести дублершу, а потом отложить все спектакли до тех пор, пока новая актриса не будет полностью подготовлена.

– Но она не имеет права! – выкрикнула Челси. – Это моя роль!

– Послушай, милочка, – ледяным тоном перебил ее Дино. – Я прекрасно понимаю, что ты сейчас переживаешь. Кому понравится быть уволенным! Меня за мою жизнь тоже увольняли пару раз. Но в два часа прошлой ночью Джун поставила мне ультиматум: или ты, или она. Гораздо легче найти актрису, чем хорошего режиссера. У меня действительно нет выбора. И я должен ей подчиниться. Понятно?

– Нет, у вас есть выбор! – В свои слова Челси вложила все силы, оставшиеся в ее измученном теле. – Вы в ней больше не нуждаетесь. Ее работа завершена. Все, чем она занимается, – так это смотрит спектакли как обыкновенный зритель. И все. Сейчас вам гораздо нужнее я. – Она говорила взахлеб, не стыдясь слез.

– Ты так думаешь? – усмехнулся он и уперся толстыми ладонями о край стола. – Не выйдет, крошка. Мой режиссер – еще и мой администратор, мой управляющий. А ты всего лишь наемный работник. Работника можно уволить, и режиссер на этом настаивает. Она утверждает, что ты разлагаешь коллектив.

– Но это же чушь собачья! – отчаянно выкрикнула Челси.

– Видишь ли, мне все равно, – отрезал Дино, подкрепив свои слова решительным взмахом руки. – Я знаю, что она застукала вас с Коди в неподходящий момент. Все об этом знают, но это только ваша с ней проблема. Официальная версия заключается в том, что она не хочет больше с тобой работать. Вот так. – Он глубоко вздохнул. – Разговор окончен. Извини, бизнес есть бизнес. Ты сделала свой выбор, и теперь тебе придется за него отвечать. Расчетный чек получишь в конце недели. А теперь будь так любезна, оставь меня и дай спокойно поработать.

– Нет… – едва слышно простонала Челси и уронила голову на руки.

– Челси… – Дино старался говорить спокойно, невзирая на раздражение. – Тебя так хвалит пресса – ты вполне сможешь подыскать себе другое место. Ведь проблемы-то у тебя только с Джун Рорк. Забудь ее, и у тебя снова все получится.

Она подняла голову и с тоской посмотрела ему в глаза.

– Да, наверно. Но кому отдадут мою роль? Ронни де Марко?

Дино усмехнулся.

– Ты угадала. Ронни, кажется, обещает стать новой сенсацией Нью-Йорка. Что ты об этом скажешь?

Челси лишь печально покачала головой и, не проронив ни слова, покинула элегантный офис на Уолл-стрит. Шли часы, а она все сидела в своей квартире, не зная, что делать дальше. Позвонить Джун, но что это изменит? Она даже подумала, не позвонить ли Брайану, но не смогла заставить себя набрать его номер после всего того, что наговорила ему прошлой ночью. Челси не сомневалась, что он больше не захочет иметь с ней дело. Разве могла она рассчитывать даже на малейшее сочувствие с его стороны? Ну почему она его не послушалась? Ведь он не раз предупреждал ее о том, чем все может кончиться. Но теперь это уже не имело никакого значения. Сердце сжалось от жестокого, запоздалого раскаяния. Все кончено. На этот раз все действительно кончено.

В половине двенадцатого вечера она все еще неподвижно и безмолвно сидела на диване, уставившись в пустую стену. Телефонный звонок вернул Челси к реальности. Звонил какой-то репортер, нахально интересовавшийся, правдивы ли слухи о ее увольнении. Она бросила трубку, схватила пиджак и устремилась на улицу. Больше всего ей хотелось, чтобы ее оставили в покое.

В кармане пиджака она нащупала что-то холодное. Ключ от квартиры Коди. Челси взглянула на часы: было уже около полуночи. Он наверняка дома. Все это время она не могла заставить себя позвонить ему, но сейчас ей ужасно захотелось его увидеть. Она ему небезразлична, может быть, он вмешается и повлияет на Джун.

Челси переступила порог его маленькой квартирки. Огляделась вокруг, но никого не увидела. В ванной горел свет. Оттуда доносился шум включенного душа. Челси собралась было заглянуть вовнутрь, но потом передумала. Она подождет здесь. Наконец, минут через двадцать, душ выключили, дверь открылась, и на пороге ванной комнаты появился совершенно голый и мокрый Коди. Заметив Челси, он удивленно уставился на нежданную гостью.

– Челси… Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попала? – Он схватил халат, висевший на стуле, и быстро накинул его.

Она повертела перед ним ключом.

– Ты сам мне дал ключ. Уже не помнишь?

– Ну и вид у тебя… – От растерянности он не нашелся, что сказать.

– Спасибо за комплимент. – Она попыталась улыбнуться.

– Послушай, Челси. – Он нерешительно шагнул к ней. – Тебе лучше уйти. Нехорошо, что ты здесь.

– Почему? – запротестовала она. – Мне нужно с тобой поговорить.

Шторка душа отодвинулась, и Ронни де Марко ступила на резиновый коврик. Она взяла полотенце и быстро принялась вытираться по пути в гостиную. Присутствие Челси ее явно забавляло.

– А, наша бывшая прима? – Рони снисходительно ухмыльнулась.

Челси молчаливо уставилась на нее, не удостоив ответом, затем перевела немигающий взгляд на Флинна.

– Быстро ты трахнул свою новую напарницу. – Ключ со звоном упал на пол. Челси круто развернулась и направилась к выходу. Уже у двери она повернулась и внимательно посмотрела на Коди.

– Так, значит, ты просто поразвлекся со мной, верно?

Он равнодушно пожал плечами.

– Не понимаю, о чем ты? Чего ты, собственно, хотела? Да, мы с тобой славно повеселились. Ты была примой. И значит, принадлежала мне. Теперь – нет. Это своего рода традиция. Разве ты не знала?

– И Джун обозвала меня потаскухой. Кто же тогда ты?

– Не трогай Джун! – рявкнул он. – Она здесь ни при чем.

– Почему же? Или она тоже часть твоей традиции? Ты всех своих режиссеров тоже трахаешь? Но, по-моему, большинство из них были мужчины? Кто же в таком случае подставлял задницу?

– Убирайся, Челси! Оставь меня в покое. Между нами все кончено. Я никогда и ничего не обещал тебе. – Он повысил голос. – И, черт возьми, не изображай праведный гнев. Чем ты лучше меня? Да если бы я не был голливудской знаменитостью, ты бы и не взглянула на меня.

Челси устало усмехнулась:

– В этом мы похожи. – Она даже не потрудилась хлопнуть дверью, а просто оставила ее открытой настежь.

До самого рассвета она бродила по пустынным улицам почти в невменяемом состоянии. Все, что с ней произошло, буквально стирало ее в порошок, наполняя болью каждую клеточку ее изнуренного тела. Все было кончено в девять дней. Абсолютно все. Совсем недавно от нее сходил с ума весь Нью-Йорк. Челси Дюран – новая звезда! А теперь не осталось ничего. Ничего!

Аманда тоже предупреждала, но она и ее не послушала. Все – каждый на свой лад – пытались внушить ей, что не следует слишком обольщаться и заходить слишком далеко. Но она не вняла. Ей хотелось иметь все. И ее наградой, ее трофеем стал Коди Флинн, который не стоил и ломаного гроша. Теперь его нет, нет и Брайана, нет шоу. Ничего нет!

Внезапно у нее как-то странно закружилась голова. Челси ухватилась за почтовый ящик, с трудом удержавшись на ногах. Все внутри ее превратилось в сгусток жгучей, невыносимой боли. Низ живота свела чудовищная судорога. Она не знала, сколько так простояла, держась за синий ящик, но чувствовала, что если отпустит его и сделает хоть шаг, то потеряет сознание. Боль не отпускала, а только усиливалась. Это было похоже на начало менструации, только в тысячу раз хуже.

– Простите, мисс, – послышался голос сзади. – Не могли бы вы пойти поспать куда-нибудь в другое место? Мне нужно открыть ящик.

Она с трудом обернулась и увидела почтальона в униформе, с ключом в руке, ожидавшего, когда она посторонится, чтобы он смог достать утреннюю почту. Челси попыталась улыбнуться и неловко отступила от ящика, но тут же вновь замерла от острой боли. Взгляд почтальона скользнул вниз и в ужасе застыл.

– О, черт! Не двигайтесь, мисс, я вызову «Скорую помощь».

Почтальон подбежал к своему грузовичку и, схватив рацию, начал что-то громко кричать. Яркие вывески витрин сливались у Челси перед глазами в туманное марево. Однако она заставила себя сфокусировать взгляд там, куда недавно с таким ужасом смотрел почтальон. Темная густая кровь растекалась по ногам. Челси Дюран, повергнутая звезда, стояла в огромной луже собственной крови. Челси потеряла сознание еще до того, как раздался вой сирены «Скорой помощи».

– Так, так… Только не шевелитесь, мисс.

…Она не знала, сколько прошло времени, только чувствовала, что лежит на чем-то мягком. Наверное, кровать. Солнечный свет проникал сквозь ее закрытые веки. Она с усилием открыла глаза и осмотрелась: вокруг нее царила стерильная атмосфера больничной палаты. Рядом, с секундомером в руках, она увидела сиделку, которая, держа ее запястье, измеряла пульс. Челси с трудом повернула голову и посмотрела на нее.

Это была негритянка с дружелюбной улыбкой и добрыми карими глазами.

Она представилась:

– Я медсестра. Элен Батлер. Но вы можете называть меня просто Элен. Если вам что-нибудь понадобится, позвоните.

– Где я? – прошептала Челси пересохшими губами. Тут она заметила тонкую длинную трубочку, тянувшуюся от ее запястья к пластиковому пузырьку с глюкозой, подвешенному на высокой металлической подставке.

– Вы в госпитале святого Винсента, дорогая. А теперь отдыхайте и увидите, вам станет лучше. – Она выпустила запястье Челси и быстро сделала несколько пометок в медицинской карте.

Только сейчас Челси почувствовала какое-то странное онемение в области живота.

– Я давно здесь?

Элен заглянула в карту.

– Вас привезли вчера рано утром.

– Вчера? Что со мной случилось?

Челси вдруг стало страшно.

Но вместо Элен ей ответил незнакомый голос, принадлежавший мужчине в белом халате, вероятно, доктору.

– Ничего, скоро у вас все будет в порядке! – бодро сказал он.

Челси удивленно посмотрела на незнакомца.

– Кто вы?

– Здравствуйте, мисс Туллер. Я доктор Гарнер, – вежливо представился он.

Уже несколько лет никто не называл Челси ее настоящим именем. Они, должно быть, нашли при ней ее водительские права и узнали фамилию. Однако в данных обстоятельствах ее утраченная известность не имела никакого значения. Что-то подсказывало Челси, что она осталась жива по счастливой случайности.

– Я вас вчера прооперировал. – Доктор взглянул в ее карту.

– Что? – Челси охватила паника.

Доктор Гарнер осторожно взял ее за руку и присел на край кровати.

– Не беспокойтесь. Ничего серьезного. Просто необходимо было остановить кровотечение. А теперь не волнуйтесь и отдыхайте. Все будет в порядке. Вас зовут Челси? Могу я вас так называть?

– Что «будет в порядке»? У меня было кровотечение? – Перед ее глазами вновь предстала ужасная лужа крови.

– Да, но все уже обошлось. – Лицо доктора внезапно стало серьезным. – Думаю, вы сами понимаете, что спасти ребенка было невозможно. Скорее всего выкидыш был спровоцирован аномальным развитием плода. Так что, может, оно и к лучшему. Срок беременности не превышал двенадцати недель, так что серьезных повреждений матки нет. Нам только пришлось наложить швы, но они рассосутся через несколько недель. – Доктор старался говорить как можно спокойнее, учитывая тяжелое состояние больной. – Понимаю, как вам сейчас тяжело. Так бывает всегда, когда теряешь ребенка. Но не беспокойтесь – в будущем вы сможете иметь столько детей, сколько пожелаете. Если вы захотите проконсультироваться, облегчить душу, у нас в госпитале есть психологи, которые с удовольствием вам помогут. Сестра Батлер все устроит.

Челси с трудом перевела дыхание. Ее глаза затуманились от слез.

– Оставьте меня, пожалуйста. Я… я хочу побыть одна.

Ей не хотелось никого видеть. Да и с кем она могла поговорить? Она не могла даже позвонить домой и рассказать родным о том, что случилось. Да если бы и позвонила, то вряд ли они бы ее поняли.

Доктор кивнул чернокожей сестре, и оба покинули палату. Челси до боли закусила губу, пока не почувствовала металлический привкус крови на языке. Боже, ну почему она сразу не сообразила? Переживания последних месяцев заставили ее совершенно забыть о том, что все это время у нее не было месячных. Цикл Челси не отличался регулярностью, и порой она надолго забывала о нем.

Жестокость происшедшего разрывала ей сердце, лишая всякого желания жить, и наполняла душу безграничным страданием. Она была беременна и даже не знала об этом! Какая глупость с ее стороны! Оказывается, вовсе не нервы были причиной ее утренних головокружений, тошноты, слабости. Все дело было в ребенке. В ее первом ребенке! А теперь он умер… Умер! Как будто не одна, а две жизни угасли у того почтового ящика. Глупая, легкомысленная Челси не только уничтожила свою собственную, но и невинную, беззащитную жизнь своего малыша. Как же ей теперь с этим жить? Слезы вновь хлынули у нее из глаз, горячие, жгучие слезы раскаяния.

О, как она себя ненавидела! Во всем виновата только она одна. И не было смысла искать себе оправданий. Она прекратила принимать таблетки сразу после того, как рассталась со своим приятелем-официантом. И ей не приходило в голову снова ими воспользоваться, когда они с Брайаном…

Брайан!

На нее навалилась тоска и отчаяние. Как она ему сообщит, как посмотрит в глаза? Ведь это был их ребенок. И она не уберегла его.

Слезы ручьем текли по ее щекам. Черт бы побрал этого почтальона! Ну почему он не дал ей умереть на пустынной улице, там, где она заслужила? Черт бы его побрал!

34

В понедельник утром все газеты пестрели скандальными подробностями об увольнении Челси Дюран из шоу Дино Кастиса.

Аманда, устроившаяся в кресле на балконе Артура Трумэна, в полном недоумении отложила в сторону утренний выпуск «Нью-Йорк таймс». Оправив розовую шелковую юбку, она взглянула на улыбающегося драматурга.

– Артур, должна тебе сказать, что все это меня ужасно расстраивает. Ну почему, если все идет хорошо, обязательно должно случиться что-нибудь дурное? – Она поднесла ко рту стакан лимонада и немного отпила. – Как ты думаешь, долго еще нам придется ждать, прежде чем спектакль возобновится?

Артур, возившийся с шейным платком, наконец заколол его булавкой с крупным бриллиантом и поднял глаза на Аманду.

– Не знаю, моя дорогая. Мне тоже не нравятся все эти передряги в труппе. Но думаю, это не надолго, такое часто случается.

– Откуда ты знаешь?

Он налил себе в стакан лимонада из стеклянного графина.

– Недавно я говорил с Дино по телефону, и он обещал мне, что расшибется в лепешку, но сделает все, чтобы спектакль возобновился как можно скорее.

Аманда задумчиво посмотрела вдаль, на верхушки деревьев Сентрал-парка.

– Но почему бы не поставить дублершу из вспомогательного состава?

– Я сказал ему то же самое. Но он утверждает, что последний вечерний спектакль чуть не провалился из-за дублерши. Поэтому Дино считает, что без хорошей примы мы не сможем рассчитывать на сколько-нибудь продолжительный репертуарный показ. Так что если нам повезет с актрисой, то через недельку-другую можно будет снова говорить о перспективах для нашего шоу.

– Так, значит, – переспросила Аманда, – через недельку-другую?

– Во всяком случае, так сказал Дино, – пожал плечами Артур.

Аманда сняла широкополую шляпу, аккуратно положила ее на стол и принялась разглаживать черную ленту, элегантно закрепленную на ней сзади.

– А он не проговорился, кого они собираются взять на главную роль?

– Джун, кажется, собирается дать роль Кэсси этой девице де Марко.

– Что?! – изумилась Аманда. – Ты что, шутишь? И Дино считает ее подходящей заменой?

– Я только передал тебе его слова, – буркнул Артур.

Она повернулась и снова устремила свой взгляд в сторону парка.

– Да что же это происходит? – Аманда, казалось, обращалась к деревьям, а не к хозяину. – С каждым днем мы все больше и больше походим на скопище сумасшедших, разыгрывающих фарс, а не драму.

– Это театр, моя дорогая.

Она повернулась к нему, словно не веря своим ушам. Как бы ни раздражала ее позиция Артура во всей этой истории, она вынуждена была признать правоту его слов.

– Во всяком случае, этот скандал только еще больше привлечет внимание публики. Как ты думаешь?

– О да, определенно. Это уже произошло. – Он весело улыбнулся и конфиденциальным тоном сообщил: – Я видел, как нас представили в программе новостей. Настоящий скандал. Сообщили о некоем «инциденте» на субботней вечеринке у Дино. Говорят, сведения поступили из какого-то анонимного источника. Думаю, проговорился кто-нибудь из наших.

– Может, и в самом деле все, что произошло, не так уж и плохо. – Аманда со значением подняла вверх указательный палец. – Тебе хорошо известно, как я ненавижу сплетни в прессе, но вспомни, какой ажиотаж поднялся вокруг нас после несчастья с Лилиан. Возможно, и на этот раз небольшой скандал пойдет нам на пользу. Помнишь, как у Оскара Уайльда… хуже популярности может быть только безвестность.

– Верно, – согласился Артур. – Поэтому на твоем месте я не стал бы особо беспокоиться. Спокойно отдохни пару недель, наберись сил перед тем, как предстанешь перед публикой, подогретой последними сплетнями. Поверь мне, ничто так не возбуждает, как запах свежей крови.

Аманда улыбнулась и застенчиво взглянула на Артура.

– Знаешь, дорогой, как только все снова войдет в колею, нам следовало бы подбросить газетчикам какую-нибудь сплетню о наших с тобой отношениях. Посмотрим, интересуем ли мы с тобой еще кого-нибудь.

Он дотянулся до ее руки и нежно погладил.

– Но в наших отношениях нет и намека на скандальность, любовь моя. Ты ведь знаешь, как я ненавижу лгать.

Аманда густо покраснела.

35

Cильная доза психотропных средств уже начинала действовать: во рту пересохло, дыхание участилось. Джун стояла в дамской уборной и, держась за раковину, мрачно разглядывала воспаленными глазами свое отражение в мутном зеркале. Был уже четверг, семь часов утра. Почти целая неделя прошла с той злополучной вечеринки в особняке Дино Кастиса. Что ж, пора снова браться за работу. Карл собрал всех к шести тридцати, и сейчас вся труппа напряженно ожидала, как же на этот раз развернутся события.

Среди них не было ни Лилиан Палмер, ни даже никому не известной Челси Дюран. Обеим на смену пришла непредсказуемая и хитрая Ронни де Марко. Пусть она и доказала, что обладает достаточной глубиной чувств для главной роли, но достанет ли ей таланта и выдержки, чтобы «держать» спектакль? Этого Джун не знала. Но разве у нее был выбор? Нет, но она уже не имела права послать все к черту и уйти.

– Джун? – со смешанным чувством удивления и ярости она узнала голос Коди.

Она повернула голову и увидела его в дверном проеме.

– Вы всегда так вламываетесь в дамские уборные, мистер Флинн? – Это были первые слова, которыми она удостоила Коди с того самого вечера, когда застала его в джакузи Дино Кастиса.

Коди вошел и, плотно закрыв за собой дверь, оперся о нее спиной, сохраняя безопасное расстояние.

– Мне нужно с тобой поговорить, прежде чем ты начнешь все сначала.

– Я должна идти работать, Коди, – отрезала она. – Так что выпусти меня отсюда. Делай свое дело, и кончим на этом.

Он не двинулся с места.

– Постой… Прости меня, Джун. Я разыскивал тебя всю неделю. Где ты была?

Зачем ему было знать, что все это время она провела на пустынном пляже, устремив неподвижный взгляд в темные, манящие воды Атлантики, проклиная себя за то, что опять обожглась, открыв душу другому человеку. Он не должен был знать, чего ей стоило изгнать из себя дьявола, уже однажды заставившего ее поверить в то, что она кому-то нужна. Зачем ему все это знать? Опять ожесточение ледяной рукой сжало ей сердце, ноющее от незажившей раны.

– Твои извинения излишни, оставь меня в покое раз и навсегда. Мне ничего от тебя не нужно. Ничего.

Коди взял себя в руки, стараясь не выдать волнения.

– Да, я последний негодяй. Черт дернул меня надраться той ночью! Если бы не это, ничего бы и не произошло.

– Другими словами, все дело в том, что ты был попросту пьян? – Она смерила Коди долгим презрительным взглядом.

Коди беспомощно поднял руки.

– Джун, я не виню тебя за то, что ты уволила Челси. Я прекрасно понимаю, как все это гадко выглядело. – И с недоумением тряхнул головой: – Я не могу понять, почему ты и меня не прогнала взашей. У тебя были для этого все основания.

– Я готова сделать это в любую минуту, – холодно ответила она.

– Что ж, ты здесь хозяйка. Но прежде, чем это произойдет, выслушай меня. – Коди в нерешительности замолчал и опустил глаза. – Это была чистая случайность. Я порядком набрался и отправился в бунгало принять душ и смыть с себя морскую соль. В какой-то момент появилась Челси, быстро разделась и… ну, ты понимаешь… начала меня соблазнять. Я знал, что делаю что-то не то, но не мог с собой справиться. Я повел себя как мальчишка, как последний глупец. До сих пор ненавижу себя за то, что допустил это.

Джун нервно закусила губу: она не понимала, почему до сих пор не выставила Коди за дверь. Может, она все еще верила и молила Бога, что еще можно исправить, вернуть прежние отношения. Однако она не хотела ничего слышать. Покой и уединение ее темной раковины были куда надежнее. Только им она могла доверять.

– Ну и какое мне до этого дело? Хочешь подтвердить репутацию неувядающего Казановы? Но только при чем тут я? Оставь меня в покое. Мне твои объяснения ни к чему.

Он нерешительно приблизился к Джун.

– Если бы не алкоголь, этого бы не случилось! Я потерял контроль над собой. Неужели ты не веришь, что такое иногда возможно? Это отвратительно, знаю. Но так вышло. Я причинил тебе боль. И горько раскаиваюсь.

Его искреннее раскаяние пробило первую брешь в ее защитной броне. Но Джун пыталась сопротивляться, зная, какую предательскую услугу могли оказать стимуляторы в сочетании с транквилизаторами – ее суждение не могло быть объективным. Однако в его глазах было столько искренности! Могла ли она простить его? Действительно ли он был лишь пассивной стороной, жертвой собственной слабости и неразборчивости?

Коди заметил сомнение, мелькнувшее в глазах Джун. Сейчас он должен сыграть наверняка, иначе он в самом деле лишится работы и вновь обратится в ничто. Но где-то в глубине души он желал поверить в то, о чем так убедительно говорил, точно так же, как и эти темные, вспыхнувшие надеждой глаза Джун.

– Да, ты права насчет Казановы. Именно таким был мой голливудский имидж. Я и не отрицаю, и в мои правила никогда не входило оправдываться перед какой бы то ни было женщиной. – Он еще на шаг приблизился к Джун. – Но… то было до того, как я встретил тебя. Я не рассчитываю на прощение или снисходительность. Я их не заслужил. И сам в этом виноват. Старые привычки оказались сильнее меня. Но я впервые задумался о том, какие страдания это может доставить другому человеку. И этот человек – ты.

Сердце отчаянно забилось у нее в груди. Она не знала, что делать. Как же ей хотелось окунуться в его объятия, утонуть в них, смыть это отвратительное пятно из своей памяти. Не поспешила ли она с выводами? Но только не в отношении Челси Дюран, этой шлюхи. Она правильно сделала, что вовремя от нее избавилась. Но как же ей теперь поступить с ним?

– Ты хочешь сказать, что испытываешь ко мне прежние чувства? – чуть слышно произнесла Джун, не желая прислушиваться к голосу разума, который приказывал ей остановиться. Но слабый проблеск надежды на то, что ей удастся избежать холода и одиночества, подталкивал Джун вперед.

Коди подошел к ней вплотную и нежно посмотрел ей в глаза.

– Я люблю тебя, Джун. Но, разумеется, я ни на что не рассчитываю. Просто я хотел, чтобы ты знала о моем к тебе отношении. Больше мне нечего сказать… Сегодня по горло работы, так что не буду больше отнимать у тебя время.

Он повернулся и направился к двери, но Джун порывисто схватила его за рукав. В следующее мгновение она уже обнимала его, не стыдясь слез, что текли у нее по щекам, не пытаясь унять готовое выскочить из груди сердце, преисполненное радости. Да, она хотела вернуть его, и нечего было это отрицать. Спрятавшись у него на груди, она наслаждалась драгоценными минутами тихой близости. Пусть текут слезы, пусть! Какое счастье ощущать эти нежные руки, успокаивающие и исцеляющие. Джун чувствовала, как тревога и отчаяние в ее душе уступают место умиротворению и светлой радости.

В горле у Коди стоял комок. Осознание того, что эта маленькая рыжеволосая женщина ему не безразлична, лишало его привычной уверенности. Такого с ним не было никогда. Даже с его тремя женами. Он оказался ничтожеством, и Джун никогда не должна узнать о том, что происходило на самом деле. Коди сжимал ее хрупкое тело, искренне желая, чтобы она его простила. Почему-то ему нужно было это прощение во что бы то ни стало. Про себя он поклялся, что никогда больше не причинит ей боль, но вот только сумеет ли он исполнить эту клятву? Его натура всегда брала верх над нравственными истинами: он бывал жесток, непостоянен и неблагодарен по отношению ко всем, с кем сталкивался на своем пути. Будучи невысокого мнения о себе, он ни во что не ставил и окружающих. Но в эту секунду для него не было никого дороже, чем это существо в его объятиях.

– Джун, – прошептал он. – Ты когда-нибудь сможешь простить меня за это предательство?

Утирая рукавом слезы, она грустно улыбнулась.

– Может быть. – И, пристально посмотрев ему в глаза, твердо произнесла: – Для тебя начался новый испытательный срок.

Коди нежно прикоснулся губами к ее лбу.

– И на том спасибо.


В это утро репетиция началась с большим опозданием. Все с облегчением вздохнули, когда увидели, что Джун снова в отличном настроении, и работа закипела. Джун была невыразимо благодарна Коди за утренний разговор. Она вновь ожила и ринулась завоевывать новые высоты. Она готова была возродить «Точный удар», подняв его на новый, более высокий уровень.

Репетиции на удивление благополучно продолжались до самого обеда. Ронни де Марко, казалось, была сама самоотверженность и послушание. Джун с интересом наблюдала за тем, как быстро ей удается вживаться в роль своей героини. Все реплики были заучены ею с необычайным прилежанием, только в некоторых длинных сценах ей приходилось подсказывать. Да и с Коди они быстро сыгрались. Они великолепно чувствовали друг друга, мгновенно схватывали все идеи Джун, как и в тот день, когда они репетировали с Челси. В Ронни было что-то особенное, первозданное и стихийное, что нравилось Джун. Она даже упрекала себя за то, что вовремя не оценила явных способностей Ронни. Может, если бы роль Кэсси Фрэнкс не досталась тогда Челси Дюран, она не оказалась бы в объятиях Коди. Кто знает? И она по-прежнему состояла бы в труппе и участвовала в спектакле. Но Джун не хотелось об этом думать. Слишком уж гладко и складно шла работа.

Когда наконец наступил черед любовной сцены, Джун долго не могла справиться с внезапно нахлынувшей тревогой. Снова видеть другую женщину в объятиях Коди было невыносимо. Джун призвала на помощь все свое мужество, чтобы продолжить работу.

– Неплохо, Ронни. – Джун взяла ее за запястье и положила руку на плечо Коди. – Когда он начнет на тебя наступать, ты отдергиваешь руку, опускаешь ее, но затем вновь поднимаешь и начинаешь сопротивляться, изо всех сил толкая его в грудь. Постарайся показать напор, напряжение. Поняла?

Ронни кивнула. Она была на седьмом небе. Все складывалось именно так, как они с Александрой задумали.

– Ну, попробуем? – спросила она.

– Все по местам, – подала знак Джун.

Коди взял Ронни за руки выше локтя и кивнул Джун, показывая, что он готов.

– Занавес. – Джун отступила в сторону, приготовившись скрупулезно следить за каждым словом, каждым движением.

Встряхнув Ронни как следует, Коди начал:

– Хватит притворяться, Кэсси. Чего ты этим добилась? Посмотри на себя!

– Уйди прочь! – Кэсси Фрэнкс попыталась увернуться. – Не смей прикасаться ко мне!

– А я посмею, – сказал Эван Чэмберс. Он надвинулся на Кэсси, пытаясь поцеловать ее.

И тут Ронни с остервенением вцепилась ему в грудь, как велела ей Джун.

– С ногтями ты это хорошо придумала, – прокомментировала Джун. – Молодец! Продолжай. Царапай его, рви на части. Сделай ему больно. А теперь оттолкни его.

Ронни что есть силы толкнула Коди в грудь. Он обхватил ее за талию, отчего неистовство Ронни превратилось в страсть, вырвавшуюся из-под спуда. Жадно приникнув к его губам, она рвала на нем рубашку. В любовном порыве оба рухнули на диван, переплетясь телами.

Джун завороженно наблюдала за происходящим.

Ронни распахнула рубашку Коди так, чтобы это хорошо было видно в зрительном зале. Ни Лилиан, ни Челси такого не делали. Джун с трудом справлялась с возбуждением, охватившим ее при виде любовной схватки. Тут ей в голову пришла неожиданная мысль.

– Свет гаснет. Занавес. – Она подошла к дивану. Коди встал, поспешно приводя себя в порядок.

Джун с одобрением кивнула Ронни.

– Кэсси, мне нравится твоя агрессивность, ярость. Очень хорошо. Мы обязательно должны это использовать.

Ронни ликовала.

С горящими от воодушевления глазами Джун продолжала:

– Но мне нужно больше напора, больше энергии. Преображение героини сыграно достаточно сильно, но я хочу, чтобы оно было как шок, как откровение, как стихия. И еще. Как ты отнесешься к тому, чтобы раздеться в конце сцены?

Ронни просияла.

– Как скажете, Джун. Лишь бы было хорошо.

Коди улыбнулся:

– Ну что, рискнем?

Джун в упор посмотрела на Флинна.

– Вы должны заставить зрителя прийти еще и еще. Тем более что вам обоим есть что показать. Только не говорите мне, что стесняетесь. Зрители по достоинству оценят это зрелище.

Ронни покосилась на Коди.

– Я согласна, но только вместе с тобой.

Он улыбнулся.

– И что ты еще придумала?

Джун шагнула к Ронни и просунула руку между пуговицами блузки у нее на груди.

– Сразу же после того, как она бросается на тебя, покажи, как ты сгораешь от страсти. Можешь рвануть ее блузку посильнее, вот здесь. Покажи нетерпение, как будто бы ты разворачиваешь рождественский подарок.

– Думаю, у меня получится. – Коди примерился к ее блузке так, как если бы ему предстояло взломать сейф.

Джун вернулась на свое место в углу сцены.

– И не хватай то, что обнаружишь под оберточной бумагой. Просто разверни подарочек, и все, – предупредила она и обратилась к Ронни: – А ты, уже на диване, постарайся развернуться к залу так, чтобы те, кто приобрел дорогие билеты, смогли полюбоваться на твои прелести… ну и потом все дальше, по сценарию.

Ронни игриво прижала лицо Коди к груди и шутливо проворковала:

– Может, мне его оттаскать за уши или еще что-нибудь такое?

Джун улыбнулась.

– Вряд ли у тебя останется на это время под занавес. Хотя, наверное, ты бы значительно повысила количество продаваемых билетов.

– А как насчет после того, как опустится занавес? – Она подмигнула Коди.

Джун не ответила. Новое нехорошее предчувствие затормозило поток творческого воображения.

– Значит, так, ты прижимаешься к Коди и тоже разрываешь на нем рубашку… вот так, сверху. Костюмер придумает, как это легче проделать. Но помните, ни в коем случае не прерывайте поцелуя. Все происходит под один долгий поцелуй. Если я замечу, что вы халтурите, пеняйте на себя. Вопросы есть?

– Нет, – в один голос отозвались оба.

Джун подошла к Коди и быстро расстегнула пуговицы на его рубашке.

– Теперь представь, что рубаха разодрана, – объясняла она Ронни. – Пуговицы должны лететь в зрительный зал. – Расстегнув последнюю пуговицу, она стянула рубашку со спины до локтей, обнажая его безупречный торс. – Примерно до сих пор, ниже не нужно. Понятно?

Ронни кивнула.

– Нет проблем.

– Отлично. Дальше. Я хочу, чтобы вы впились друг в друга. Чтобы зрители испугались, что сейчас вы разорвете друг друга на части от бушующей в вас обоих страсти. Джун отступила на шаг. – Ну что, попробуем?

– Я готова. – Ронни быстро расстегнула блузку и взглянула на Коди. – Только ради Бога, не рви мою блузку. Она не реквизитная.

Он рассеянно кивнул и посмотрел на Джун.

– Так когда мне разрывать на ней блузку – до того, как она сорвет с меня рубашку, или после?

– До того, – ответила Джун.

Она отошла чуть вправо, прикидывая, насколько откровенным должно быть зрелище, которое собирается продемонстрировать Ронни. Тем временем Коди принялся натягивать на себя рубашку. И тут глаза Джун замерли: у него на спине между лопаток отчетливо виднелись яркие параллельные царапины. Ногти! Прежде, чем он успел что-либо сообразить, Джун подскочила к нему и с яростью снова обнажила его спину.

– Что, черт подери, это значит?

Коди резко повернулся и удивленно воззрился на Джун.

– Что там такое?

Ронни расхохоталась, поняв, в чем дело.

– О Господи, я совсем не хотела. Ну прости меня, дорогуша, я, кажется, немного переборщила, когда мы репетировали сегодня ночью.

Джун вздрогнула, как от удара. Очередная ложь! Этот подонок снова втерся к ней в доверие, чтобы продолжать лгать и мучить ее. Джун готова была убить его. Будь у нее оружие, его бы уже не было в живых.

Коди с тревогой пытался разглядеть, что же послужило причиной заминки. Наконец он заметил одну из злополучных царапин.

– О черт! – Он с мольбой поглядел на Джун. – Нет, это совсем не то, что ты думаешь.

Джун будто онемела. Ее лицо вдруг как-то посерело, и, с трудом выговаривая слова, она произнесла:

– Репетиция окончена. Все свободны. Скажите всем, что на сегодня все. – Она повернулась и убежала за кулисы.

Коди рванулся было за ней, но Ронни удержала его за руку.

– Не будь дураком. Что вообще происходит? Она что, спятила?

Он смерил ее долгим, презрительным взглядом.

– Ты понимаешь, что ты наделала?

Ронни искренне удивилась:

– А какое ей дело до того, как мы с тобой проводим время? Что в этом такого? Теперь я здесь прима. А между вами все равно все кончено.

– Нет, ты ошибаешься. – Он вырвал руку и бросился за кулисы. Но Джун уже исчезла. Коди в отчаянии грохнул что есть силы кулаком по массивной входной двери, в ужасе сознавая, что на этот уж раз ничего не исправить.


Спустя час Джун Рорк спокойно сидела перед Дино Кастисом на Уолл-стрит. Две таблетки валиума помогли. Контуры окружавших предметов расплывались перед глазами, а слова доходили до ее слуха, как сквозь вату.

– Я прекрасно понимаю твое состояние, Джун. – Дино откусил кончик ямайской сигары. – Но ты уверена в этом?

– Прости, Дино, – тихо произнесла она, поднося к губам сигарету. – Я больше не могу работать в твоем проекте. – Она тяжело вздохнула и устремила неподвижный взгляд в окно, на причудливые силуэты небоскребов Манхэттена. – Я не в состоянии довести дело до конца. Все, что могла, я уже сделала. Но работать с этими людьми я больше не могу. Если ты по-прежнему планируешь завершить постановку, лучше тебе подумать о новой кандидатуре на мое место.

Дино развалился в кресле, посасывая кончик сигары.

– Это очень серьезное решение, Джун. Я потратил уйму денег на это шоу. Не думаю, что без тебя я смогу окупить свои расходы.

– Мне очень жаль. – Она не отрываясь смотрела в окно. – Я не хотела тебя подводить. И понимаю, что останусь перед тобой в неоплатном долгу.

Дино извлек из серебряной шкатулки спичку, чиркнул ею и зажег сигару, задумчиво выпуская клубы ароматного дыма.

– Я все понимаю. Такое случается. Что-то можно предвидеть, что-то нет. Вероятно, твой случай – из ряда вон. – Он с сочувствием посмотрел на Джун. – О моих деньгах не беспокойся. У нас есть страховка. – Дино затянулся. – Но чтобы все получить, мне нужно от тебя письменное заявление об уходе. Подойди к моей секретарше и попроси ее отпечатать что-нибудь в этом роде. И не забудь поставить внизу свою подпись. Не волнуйся, я на тебя не в обиде.

Джун рассеянно наблюдала, как наросший столбик пепла на ее сигарете медленно осыпается на ковер. Она с трудом выдавила улыбку.

– Не думала, что ты сможешь меня понять.

– Я знаю, сколько тебе пришлось пережить. Поезжай куда-нибудь, отдохни. Ну не получилось. Ничего страшного. Такое случается. Бизнес есть бизнес. Не принимай близко к сердцу.

Она с трудом подняла на него уставший взгляд.

– Да, ты прав. Ничего нельзя принимать близко к сердцу. – Джун тяжело поднялась и вышла из кабинета.

Когда официальная просьба об отставке Джун легла к нему на стол, Дино снял телефонную трубку и набрал номер Теда Грейвса.

– Все. – Он расплылся в довольной улыбке. – Как я предполагал. Просто потребовалось немного больше времени. Так что спи спокойно, приятель. С «Точным ударом» наконец покончено.

36

Брайан Кэллоуэй стоял перед дверью квартиры Джун Рорк. Правильно ли он сделал, что пришел сюда? Эта мысль не давала ему покоя. Однако реакция Брайана на звонок Карла Мэджиниса, оповестившего об уходе Джун и прекращении работы над спектаклем, была скорее эмоциональной, нежели рациональной. Вот уже несколько минут он стоял перед дверью Джун и пытался справиться с тревогой, не отпускавшей его с самого утра, пытался найти нужные слова, чтобы убедить Джун не принимать рокового решения. Слишком уж многие связывали с этой пьесой свои последние надежды. Надо было довести дело до конца – донести до мира свою правоту. Лишь немногие успели посмотреть «Точный удар». А он был предназначен для миллионов.

Наконец, собрав в кулак все свое мужество, Брайан постучал. Вокруг, в устланном коврами и ярко освещенном холле, не было ни души. Ответа не последовало. Он постучал еще раз, и опять никто не отозвался. Напряжение последних часов разом сменилось страхом: вдруг ее нет дома? Сам виноват – нечего было являться по столь важному делу без телефонного звонка. И вдруг он различил за дверью какой-то звук.

Музыка.

Так и есть, где-то в глубине квартиры Джун играла музыка. Возможно, она в дальней комнате и просто не слышит его стука. Брайан снова постучал, на этот раз громче, кулаком. Внезапно его охватило смущение: Брайан представил себе, как Джун, рассерженная, вылезает из ванной посмотреть, какому идиоту взбрело в голову так колотить к ней в дверь. Но и сейчас никто не откликнулся на его стук.

Оставалось лишь убраться восвояси. Он в последний раз постучал, подергал ручку… и неожиданно дверь открылась. Даже цепочка не была накинута. Странно. Никто в Нью-Йорке не оставляет дверь незапертой. Брайан с опаской приоткрыл дверь и осторожно заглянул в переднюю.

– Вы дома? Джун! – громко крикнул он, оповещая таким образом о своем приходе. – Это я, Брайан. Где вы?.. Здесь кто-нибудь есть?

Он нерешительно прошел в квартиру. Веселая мелодия доносилась откуда-то из спальни.

Дверь в спальню была приоткрыта на ширину ладони. Ночник отбрасывал слабый свет на деревянный пол. Брайан тихонько открыл дверь.

– Джун, – и он смущенно остановился.

Джун Рорк неподвижно лежала на кровати, свернувшись калачиком. Ну разве не глупо – он, как вор, прокрался в квартиру, в то время как хозяйка дремлет? Она вполне могла бы сдать его в полицию. Брайан уже собрался незаметно изчезнуть, как вдруг его поразила ужасная мысль: почему же дверь оказалась не заперта? Кто же ложится подремать и оставляет двери настежь? Музыка играет не слишком громко. Почему же она не услышала, как он барабанил в дверь, как звал ее? Тревога вновь овладела Брайаном: он вдруг ясно почувствовал, что отмена репетиций – только начало длинной череды несчастий.

Его взгляд остановился на небольшой темной баночке, валявшейся на прикроватном столике рядом с высоким бокалом и пустой бутылкой из-под виски. Баночка оказалась пустым пузырьком из-под снотворного. Одним прыжком Брайан оказался у кровати и резко перевернул Джун на спину, надеясь, что она всего лишь в пьяном забытьи.

– Джун! – закричал он.

Джун не двигалась; сквозь ее приоткрытые веки Брайан увидел остекленевший взгляд и расширенные зрачки; губы пересохли и потрескались; лицо бледное и холодное. Джун не дышала. Он припал к ее груди, надеясь услышать, как бьется ее сердце. Но тщетно. Брайан в отчаянии разодрал на ней майку: с жалостью глядя на маленькие, беззащитные груди Джун, он прижался ухом к ее сердцу, моля Бога хотя бы о слабом признаке жизни. Все напрасно.

– О Господи! – Все смешалось у него в голове. Брайан схватил валявшийся на столике пузырек и прочел надпись на этикетке. Валиум. Кончиками пальцев Брайан нащупал артерию на худой безжизненной шее. Слава Богу, можно было различить еле слышный, медленный пульс, готовый погаснуть в любую секунду. В следующее мгновение он уже набирал номер «Скорой помощи». Сделав звонок, он стянул Джун на пол и уложил на спину. Он обязан поддержать угасающую жизнь в сердце и легких. Нет, он не позволит ей умереть.

– Черт, что же ты наделала! – шептал Брайан.

Он откинул назад ее безвольно упавшую голову, припал ко рту и изо всех сил принялся вдувать ей в легкие воздух. После нескольких попыток грудь Джун начала чуть заметно вздыматься. Тогда он отыскал нужное место на грудной клетке, сцепил руки замком и сделал пять нажатий с равными интервалами.

– Ну, давай, дыши! Слышишь?

Затем опять – искусственное дыхание.

– Нет, ты так просто от меня не избавишься! Ну дыши же, дыши!

И снова пять нажатий в области сердца.

– Ты не можешь так просто уйти. Мы еще не довели до конца самое главное. – По его губам скользнула паническая улыбка. – Господи, тебя-то за что?!

Опять он припадал к ее рту, опять отчаянно поддерживал в ней слабеющее дыхание. От бессилия хотелось плакать.

– Послушай, мне очень нужна твоя помощь. Ты не должна вот так все бросать. Это нечестно. Не по-товарищески!

Брайан ни на минуту не оставлял попыток вдохнуть жизнь в неподвижное тело, пока наконец в дверях не показалась долгожданная помощь. Два дюжих молодца в комбинезонах проворно уложили Джун на носилки. Видавшие виды, они были удивлены: в подобных ситуациях слезы не редкость, но чтобы парень вот так убивался, рыдая над впавшей в кому женщиной, – это было им внове. Должно быть, подруга, подумал каждый из них. В каком-то смысле они были правы. Но ни один из них и не подозревал, что душераздирающие рыдания Брайана относились не только к этой женщине, это были слезы вины и отчаяния – ведь только он нес ответственность за разверзнувшийся ад.

37

– Доктор Аджани, пройдите в операционную. Доктор Аджани, пройдите, пожалуйста, в операционную! – раздался женский голос в репродукторе, подвешенном к потолку. В полном одиночестве Брайан сидел в тихой полутемной комнате для посетителей больницы святого Винсента. Сколько друзей и родственников перебывало здесь, в тревоге ожидая вестей из отделения интенсивной терапии, где решалась судьба их близких и любимых. Восемь часов прошло, а он все сидел и ждал определенности.

– Привет, – еле слышно произнес чей-то голос.

Брайан обернулся и увидел Челси Дюран. Она стояла в дверях, на ней были простенькие потертые джинсы. Брайан узнал их, они были на Челси в тот дождливый день, когда она впервые переступила порог его квартиры. Эти джинсы, как и многое другое, связанное с ней, были ему очень дороги. С Челси явно слетел «звездный» налет. Она выглядела робкой, даже испуганной. Испуганной? К горлу Брайана подступил комок. Но события последних дней внезапно с ужасающей ясностью всплыли у него в памяти. Брайан молча отвернулся и уставился на свои ботинки. Все, хватит. Он не хотел новой боли.

Челси побледнела: он даже не хочет ее видеть! Да и поделом ей после всего, что натворила. Челси нерешительно подошла к нему и опустилась рядом в мягкое кресло.

– Я все знаю. Про Джун сегодня сообщили по радио, – прошептала Челси. – Как она?

– Еще не знаю. Врачи говорят, что делают все возможное, что в их силах, – ответил Брайан, не глядя на нее.

Челси опустила голову. Она столько раз порывалась найти Брайана, увидеться с ним после того, как вышла из больницы. Но так и не смогла решиться на это. Она понимала, что им необходимо поговорить – она должна рассказать ему обо всем, что случилось, попросить прощения, – но не могла найти подходящих слов. Вот и сейчас, сидя рядом с ним, она не была уверена, что у нее получится.

– Брайан, – чуть увереннее заговорила она. – Все это так ужасно! Бедная Джун… Послушай, я… м-м-м… много думала в последнее время… – Челси с надеждой взглянула на Брайана: неужели он не захочет ее выслушать, неужели не поймет?

Он не отрываясь смотрел в пол. Нервно сглотнув, она продолжала притворно-интимным тоном:

– Знаешь, ведь я тоже подумывала о том, чтобы утопиться.

– Неужели? – мрачно буркнул Брайан. – Ты же теперь знаменитость. Звезда первой величины. Всякий желает тебя заполучить.

Она почувствовала, как слезы навернулись ей на глаза.

– Я знаю, что ты мне не поверишь… но я действительно проклинаю себя. Понимаю, что тебе уже нет до меня сейчас никакого дела, но… – Она с трудом перевела дыхание. – Ты был прав. Ты предупреждал меня, а я не желала слушать. Так мне и надо.

– Ну надо же! – откликнулся он с холодным сарказмом.

Челси смахнула слезу.

– Даже Аманда и та предупреждала. Она говорила, что сцена – это как «русские горки» – вверх-вниз… – Челси виновато улыбнулась. – Не думала, что моя езда так быстро закончится.

Брайан откинулся на спинку кресла, по-прежнему избегая встречаться взглядом с Челси.

– У тебя-то только остановка. А вот ее поезд, – Брайан вспомнил о Джун, – сошел с рельсов. К сожалению, на этом пути можно переломать себе все руки и ноги. Тебя, наверное, не учили этому в колледже. – Он пристально посмотрел в ее мокрые от слез глаза. – Жаль, что тебе не говорили, что театр – это жестокий, кровавый спорт.

Челси надеялась увидеть в его глазах хоть искру сочувствия. Но тщетно. Внезапно помрачнев, она холодно ответила:

– Я знаю, что такое кровь. Я сама выписалась из больницы несколько дней назад.

В его взгляде мелькнуло недоумение.

– В больнице? Нервное расстройство?

Силы изменили ей, от волнения стало нечем дышать. Она встала и, уже не сдерживаясь, обрушила на Брайана беспощадные слова:

– Нет. Кровотечение со вторичной инфекцией. Меня нашел почтальон в луже крови, в двух шагах отсюда. – И, собрав остатки сил, она с достоинством закончила: – Выкидыш. Это был выкидыш. На десятой или двенадцатой неделе. Думаю, тебе это будет небезынтересно узнать.

– Выкидыш… – ошеломленно пробормотал Брайан.

Но Челси уже выскочила вон из комнаты.

Брайан не знал, что и подумать. Боже, возможно ли? У нее был выкидыш? Ну конечно! Ему тотчас припомнились ее дурное самочувствие, ее приступы рвоты, слабости. Он бессильно откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Ему захотелось догнать ее, удержать, успокоить. Но он так и не смог пошевелиться. Испытания последних двух дней придавили его, парализовали, полностью лишили сил. Удар был слишком сильным. Ведь Челси потеряла их ребенка!

Он понимал, что ему никуда не деться от собственной совести: что он сделал для того, чтобы облегчить ей боль, ее страшную потерю? Может, он должен был силой удерживать ее около себя, следить за каждым ее шагом? А может, ему следовало поговорить с Коди? Ждал ли ее кто-нибудь в комнате для посетителей, когда она была в операционной? Все плохое, что было между ними в последнее время, вдруг разом померкло, уступая в его сердце место лишь самым приятным воспоминаниям: вот они в первый раз репетируют у нее в квартире; их первый поцелуй, который застал ее врасплох; ее светящиеся глаза, когда он подолгу рассказывал ей что-нибудь забавное; ее смех, улыбка, объятия…

– Мистер Кэллоуэй?

Мужской голос неожиданно вывел его из задумчивости.

– Да, это я.

Доктор в белоснежном халате сел рядом с ним.

– Вы родственник мисс Рорк?

– Да, – солгал Брайан. Но про себя решил, что не такая уж это и ложь. Все они были одной семьей.

Доктор кивнул:

– Можете пойти домой и отдохнуть. Не скрою, у нас были некоторые опасения насчет мисс Рорк, но сейчас все позади. – Заметив обрадованный взгляд Брайана, предупредил: – Но она по-прежнему в коматозном состоянии. Ей просто повезло, что вы оказались поблизости. У мисс Рорк крепкое сердце. И если все пойдет благополучно, думаю, ей удастся обойтись без последствий. Она пробудет в реанимации еще пару дней до тех пор, пока ее состояние не стабилизируется.

Брайан кивнул, боясь перебить врача.

– Надеюсь, вы понимаете, что для таких случаев существует специальная психологическая программа реабилитации, которую она должна будет пройти. Таково правило. Мы должны быть уверены, что с ней это больше не повторится.

Хорошие новости немного успокоили Брайана. Итак, за Джун можно больше не беспокоиться. Так что теперь, пожалуй, он отправится домой и как следует выспится. А после будет решать, как поступать дальше.

Через полчаса, сидя в вагоне метро, Брайан не мог думать ни о чем другом, кроме Челси. Между ними все так прекрасно начиналось, а закончилось сломом и разочарованием. Что же может теперь им помочь? Да и нужно ли ей это? А ему?

На скамье напротив какой-то парень в кожаной куртке кайфовал под разрывавшийся на всю катушку магнитофон. Напористый ритм рвался наружу из грязного, пропахшего мочой вагона. Хотелось спрятаться от этой грохочущей музыки, и Брайан вышел на остановке, где жила Челси.

Он принял решение.

Не помня себя, он бросился к ее дому, не дожидаясь лифта, взбежал по крутой лестнице и что есть силы забарабанил в дверь. Ронда, соседка Челси, сказала, что она еще не возвращалась. Брайану не хотелось идти домой. Он должен разыскать Челси. Он должен выговориться.

Уже на улице, пройдя пару кварталов, Брайан заметил, что начал накрапывать дождь. Дождь! Он с радостью подставил лицо под первые дождевые капли.

38

– Лилиан, все так запуталось… – Брайан поставил тонкую фарфоровую чашку с чаем на кофейный столик и взглянул на Лилиан Палмер.

Лилиан задумчиво помешивала сахар. Она еще не оправилась от потрясения, вызванного сообщением Брайана. Но, как бы то ни было, Лилиан была рада его приходу: за последние несколько недель он единственный пришел ее навестить. Старинная поговорка «С глаз долой из сердца вон» начинала приобретать смысл: пылкие поклонники и близкие друзья, казалось, забыли о ее существовании. Зато она приобрела одного настоящего друга – Брайана Кэллоуэя. Она знала, что он доверяет ей самые заветные тайны. Об отце, о смерти матери, о роскошной нью-йоркской квартире, о его любви к Челси Дюран и их разрыве, о выкидыше, его работе. Лилиан ценила это доверие выше всего. Она была благодарна судьбе за эту дружбу, пусть и доставшуюся ей такой дорогой ценой.

– Ну почему, – недоуменно говорил Брайан, – почему все те, кем я дорожу больше всего на свете, в конце концов плохо кончают? Иногда мне кажется, что все, чего я касаюсь, тут же увядает и гибнет.

Лилиан тепло улыбнулась.

– Ты же знаешь, что это совсем не так. Чистое совпадение, в котором нет твоей вины. Каждый цветок увядает в свой срок.

– Вот именно. – В голосе Брайана зазвенело отчаяние. – Беда в том, что я не умею вовремя уйти.

– Брайан, я тебя не узнаю, – перебила его Лилиан. – Прекрати сейчас же. Тебе незачем винить себя в том, что случилось со мной, с Джун, с Челси. Ведь не ты переплел наши судьбы, а пьеса.

Он бессильно сжал кулаки.

– Да черт бы побрал эту пьесу! Клянусь, Лилиан, если бы я знал, сколько горя и страданий принесет с собой эта проклятая пьеса, я бы никогда ее не написал. – Глаза Брайана расширились от ужаса: сам того не желая, он открыл свою тайну.

Лилиан была поражена не меньше, чем Брайан.

– Что ты сказал?! Ты не написал бы эту пьесу?

В замешательстве Брайан не знал, что ответить.

– Я имел в виду… – с трудом подбирая слова, говорил он.

Он лихорадочно придумывал спасительную отговорку. Наконец он глубоко вздохнул. Сейчас уж Лилиан знает о нем почти все, почему же не довериться ей до конца?

– Несколько лет назад я написал одну пьесу, ну… что-то вроде автобиографической истории. Я очень хотел, чтобы ее поставили, но никто на нее даже не взглянул. Я был пустым местом. Никому не известный актер и никому не известный драматург. Все начиналось и заканчивалось титульным листом. И вот в один прекрасный день меня осенило. Мне нужно было имя. И я нашел его – когда-то громкое, но уже порядком подзабытое. Артур Трумэн. Я пришел к нему и предложил сделку. Обыкновенную сделку. Его имя – моя пьеса. И оба довольны. Он согласился.

Лилиан с сомнением покачала головой, однако что-то подсказывало ей, что это правда. Слишком уж не похож был «Точный удар» на предыдущие произведения Артура Трумэна. Кроме того, речь Брайана с ее сравнениями, оборотами, юмором чрезвычайно напоминала стиль пьесы. И Лилиан поверила.

– Так, значит, «Точный удар» – твоя биография? – Она хотела услышать не просто «да» или «нет», а более подробные объяснения.

Брайан поднялся с дивана и прошелся по комнате. Остановившись у камина, он задумчиво снял с каминной полки статуэтку «Тони».

– Даже больше. Я рассчитывал остаться неузнанным под женским именем главной героини. Дэниэл Фрэнкс – мой отец Фрэнк Кэллоуэй, а Кэсси Фрэнкс, его дочь, – ваш преданный слуга. Как видишь, я никому не желал зла. Все, чего мне хотелось, так это показать страдание и как с ним справиться.

Лилиан задумчиво поставила чашечку на стол.

– В пьесе ты пытаешься показать, что отец ответствен за смерть твоей матери. Верно?

– Верно.

– Что-то вроде возмездия?

Брайан водворил статуэтку на прежнее место.

– Но только воздалось-то мне – затея обернулась сплошным кошмаром.

– Ты не виноват ни в чем, Брайан. – Лилиан уже сняла с лица повязки, и только бледные шрамы напоминали о страшных ранах, которые изуродовали ее лицо той роковой ночью. – Ты должен был рассказать свою историю, она очень правдива. Вот почему люди приходят и смотрят ее раз, другой, третий. И рукоплещут. Ты же сам это видел! Каждому близка твоя боль, боль быть вышвырнутым за борт, оказаться покинутым и забытым, замурованным в свое одиночество. Но суть заключается в другом – в том, как побороть эту боль и выйти победителем, уметь прощать и идти дальше. Меня, по крайней мере, пьеса научила именно этому.

Он посмотрел в ее полные сострадания и понимания глаза.

– Ты действительно считаешь, что моя пьеса помогла тебе?

Лилиан кивнула, откинув за плечи рыжеватые волосы.

– Знаешь, когда со мной все это случилось, мне казалось, что моя жизнь кончена. Все, чего я добилась с таким трудом, рухнуло в одно мгновение. Несколько раз я даже порывалась, как Джун, выпить пузырек снотворного. Но я не сдалась. Не сдалась, потому что слишком хорошо помнила мужественную женщину по имени Кэсси Фрэнкс. Кэсси нашла в себе силы восстать против матери и победила. – Лилиан на секунду замолчала и внимательно посмотрела на Брайана. – Ты не представляешь, как много ты для меня сделал. Правда. Пусть даже я была этой женщиной всего неделю. Шоу не может продолжаться вечно. Но пока горят огни рампы, мы можем что-то изменить в сердцах людей. Ты отважился сказать правду. Эта игра стоит свеч.

Брайан опустился на колени перед сидящей в инвалидном кресле Лилиан. Она прижала к груди его голову и погладила по непокорным волосам. Он наслаждался ее теплыми руками: они так напоминали руки матери. Только сейчас Брайан по-настоящему понял, как дорога ему эта женщина.

Он поднял голову и заглянул ей в глаза:

– Спасибо, Лилиан. Я так нуждался в твоей поддержке.

Лилиан с нежностью посмотрела в его взволнованное лицо.

– Еще не все потеряно, Брайан. Ни для тебя, ни для меня. За эти несколько недель одиночества я почувствовала себя сильнее. – Она приложила руку к сердцу. – Вот здесь эта сила. И я буду бороться за то, во что верю, – за право на счастье. – Лилиан положила руку ему на плечо. – И ты тоже должен будешь бороться. Постарайся не разочаровать меня, Брайан. Тебе известна истина. Иди и сражайся за нее. Пусть тебе не удастся восстановить отношения с отцом. Но где-то есть девушка, твой Эван Чэмберс, которым нужна твоя помощь… Конечно, ты можешь и проиграть. Но разве оно того не стоит?

Брайан склонился к Лилиан и благодарно поцеловал ее в щеку.

– Ты просто чудо. Слышишь?

Она с гордостью улыбнулась и сказала:

– То же и я говорю себе. – Она взяла Брайана за руку и легонько подтолкнула его к столику, приглашая допить чай. – Например, на этой неделе я даже отважилась позвонить Стивену Маршу.

Брайан улыбнулся.

– Ну и что он сказал?

– Во-первых, я была просто благодарна ему хотя бы за то, что он меня еще вспомнил, – ответила она. – А уж как я обрадовалась, когда он согласился со мной пообедать на будущей неделе! Интересно будет поболтать о том о сем, о нас…

Брайан ободряюще кивнул.

– Даже самые неразрешимые ситуации иногда счастливо кончаются.

– Вот именно, иногда, – согласилась Лилиан. – Потом расскажу.

– Дай Бог, чтобы и мне так же повезло.

Лилиан нахмурилась:

– Кэллоуэй, повторяю тебе еще раз. Если уж ты считаешь своим долгом брать на себя боль и страдание каждого из нас, почему бы тебе не разделить с нами и наши победы? Если бы не твоя пьеса, не это ужасное несчастье, я так никогда бы и не нашла времени, чтобы разобраться в себе. Ты, Брайан, научил меня, как найти выход из самой безвыходной ситуации. Ты объяснил мне, что после каждой выбоины на дороге следует снизить скорость, чтобы на следующей было не так больно. Теперь я никуда не спешу. И мне это нравится. Недавно я переговорила со своим агентом и теперь знаю, как буду жить в ближайший год. Сперва окончу лечение, потом буду навещать друзей, путешествовать – в общем, наслаждаться жизнью. Мне кажется, я это заслужила. И это ты дал мне такую возможность.

Брайан не нашелся, что ответить.

– Надеюсь, среди тех, кого ты собираешься навестить в ближайшее время, окажусь и я?

Она улыбнулась:

– Если Стивен и Челси дадут нам отходную, обязательно возьму тебя с собой в путешествие.

Брайан рассмеялся:

– Если это случится, можешь на меня рассчитывать.

39

– Дино, ну сделай же что-нибудь! Как она может просто все послать к черту и уйти! Ты же знаешь, как долго я ждала. Или сейчас, или никогда.

Ронни упиралась обеими руками о стол и с мольбой смотрела на Кастиса.

Дино самодовольно развалился в кресле: этот стол всегда оказывался надежной преградой на пути назойливых посетителей и рассерженных клиентов, проникавших в его кабинет с одной лишь целью – выпросить кусочек пожирнее. Темный оникс был его кре– постью, одним из тех изощренных элементов защиты, которые подчеркивали его власть и силу. Кресла для посетителей были чуть ниже, чем кресло хозяина – еще один козырь в игре Дино. Но сейчас эта женщина с горящими темным огнем глазами нависала над ним. Дино нравился этот взгляд, он излучал страсть и энергию. В нем была и жажда поработить его, Дино, и в то же время готовность потакать любым его прихотям.

– Ну так что же ты предлагаешь? – Дино достал длинную сигару и полюбовался ею с видом знатока. – Взять нового режиссера и продолжить работу?

– Именно! – В глазах Ронни мелькнула надежда.

Он отрицательно покачал головой.

– И не думай, красавица. Слишком уж много проблем я нажил с этой постановкой. Думаю, пора с ней кончать, а потом подумаем, может, можно найти пьесу и получше.

– Нет! Ради Бога! Лучше этой пьесы не найти!

Дино Кастис не привык слышать «нет», а потому нахмурился. Но в следующее мгновение на его толстых губах заиграла хитрая улыбка.

– Ну так постарайся убедить меня. С какой стати мне выбрасывать деньги на это чертово шоу?

Ронни вспыхнула новой надеждой. Она прекрасно изучила все слабости и прихоти Дино, а потому была полностью уверена, что ее прелести безотказно сработают и на этот раз. Александра не сомневалась, что у нее получится. Ронни обнажила в улыбке безупречные зубы.

– Ты же знаешь, милый, что я готова на все ради этой роли. Ты только скажи, чего тебе хочется?

Дино самодовольно ухмыльнулся и по-хозяйски развалился в огромном кресле.

– На все, говоришь?

– На все! – промурлыкала Ронни.

Улыбка внезапно изчезла с лица Кастиса. Смерив Ронни тяжелым взглядом, он швырнул незажженную сигару в пепельницу и порывисто поднялся.

Он приблизился к ней вплотную и жестким, холодным тоном сказал:

– Проверим, моя безотказная.

Внезапная тревога шевельнулась в душе Ронни при виде того, как Кастис рывком расстегнул ремень и «молнию» на своих брюках. Ронни профессионально улыбалась, готовая следовать любой его прихоти. В соответствии с их негласным договором. Но на этот раз в его глазах мелькнуло какое-то жесткое, необычное для него выражение. Образ парня в подтяжках внезапно всплыл в ее памяти. И Ронни испугалась.

– Ну, давай, крошка, поторапливайся! Ты же знаешь, что мне нравится.

И прежде чем Ронни успела что-нибудь сообразить, он накинулся на нее и принялся грубо тискать, мять ее тело своими сильными руками. В следующее мгновение она со всего размаху полетела лицом на каменный стол, с ужасом ощущая на себе тяжесть грузного тела Дино. Его руки уже шарили у нее по животу и наконец, нетерпеливо разодрав «молнию» на брюках, рывком спустили их вниз. Ронни попыталась извернуться, остановить Кастиса, надеясь превратить буйное нападение в обычное, приятное для обоих, занятие, но получила грубый толчок в спину, пригвоздивший ее к холодной каменной поверхности стола.

– Дино, прекрати, – с мольбой в голосе простонала Ронни.

– И не собираюсь, шлюха. Хочешь играть у меня? Так веди себя как паинька. Поняла?

С этими словами он еще сильнее навалился на Ронни и, просунув руку между ее ног, принялся грубо нащупывать лоно. Острый край стола больно врезался в живот Ронни. Но тут Ронни пронзила другая чудовищная боль – он вошел в нее сзади.

– Дино, пожалуйста, – стонала она. – Умоляю… Мне больно. Отпусти меня!

– Отпустить? Чего захотела! Тебе так нравится! Говори же: мне так нравится! Повторяй за мной: мне нравится! Ты хочешь, чтобы тебе было больно. Ты хочешь, чтобы я насиловал тебя. Скажи же! Ну! Если тебе не нравится, считай, что ты уволена. Говори, что велено! Говори! – требовал Дино. – Скажи, что тебе нравится!

Ронни, не в силах справиться со слезами, пролепетала:

– Мне… нравится…

– Вот так-то лучше, крошка, – промычал Кастис.

Огромными ручищами Дино обхватил полуживую Ронни, поднял ее над столом и, разорвав на ней блузку, начал мять ее груди. На противоположной стене, в стекле вставленной в изящную рамку гравюры, Ронни увидела собственное отражение и ненасытные руки Дино. Пытка, казалось, не закончится никогда, но Ронни ощущала, как ее тело постепенно немеет. В стекле напротив она с удивлением увидела свои глаза, спокойные, покорные, без тени страха. Все будет в порядке. Все кончится.

– И так тебе нравится. Повторяй! – прохрипел Дино.

– Мне так нравится… – послушно пролепетала она.

За спиной раздался самодовольный хохот.

– Что-то не похоже. Ну-ка попробуем по-другому.

Ронни с облегчением почувствовала, как орудие пытки вышло из нее, но в ту же секунду сильные руки развернули ее лицом к мучителю. В его взгляде читались похоть и нетерпение. Одним ударом Дино сшиб ее, и Ронни снова повалилась на стол, на этот раз на спину. Грубо раздвинув ей ноги, Дино вошел в нее спереди. Общигающая боль снова пронзила Ронни. Она попыталась подняться, но сильный удар по лицу вновь отбросил ее на стол. В глазах все помутилось, в ушах отчаянно зазвенело, а на губах появился соленый вкус крови.

Жестокое изнасилование длилось не больше десяти минут, но Ронни оно показалось целой вечностью. Каждый раз, когда она стонала от боли, кулак Кастиса со всего размаху опускался на ее лицо, и на грани беспамятства она покорно шептала: «Мне нравится… мне нравится…» Тут он стащил ее на ковер и силой поставил на колени. Его член, готовый в любую секунду разрядиться, оказался у нее во рту. Дино торжествовал, глядя на то, как она задыхается, захлебывается от обжигающей спермы, хлынувшей ей в горло, – наконец-то он растоптал и унизил ее.

Когда все было кончено, Ронни без сил рухнула на пол, содрогаясь от рыданий. Дино застегнул «молнию» на брюках, плюхнулся как ни в чем не бывало в кресло и принялся раскуривать оставленную сигару. В жизни Ронни приходилось сталкиваться с жестокими мужчинами, но этот превзошел их всех. Ронни захотелось спрятаться, укрыться от него подальше. Почему с ней не было ее верной Александры? Почему она не явилась ей на помощь?

Тут Ронни вспомнила, зачем пришла сюда. Только ради роли, ради шоу, ради собственного будущего. Она пыталась убедить себя, что лютая боль стоит этого. Она просто еще раз заплатила. Она, наверно, и умерла бы ради этой единственной цели. Совсем скоро она станет по-настоящему знаменитой, а об этом мерзком эпизоде никто не узнает. Она неловко подползла к столу, подобрала свои брюки и осторожно начала их натягивать, сжав от боли зубы. Эта процедура оказалась неожиданно трудной. Ронни не представляла, как в таком состоянии она сможет добраться до дому.

С вымученной улыбкой она посмотрела на Дино. Пусть обессиленная и раздавленная, но она заплатила за право играть эту роль. И теперь наступила пора получить обещанное вознаграждение.

– Надеюсь, тебе тоже понравилось, Дино? Как я и обещала… ты получил все. Так, значит, мы снова начинаем репетиции?

Он выпустил ей в лицо облако дыма и громко расхохотался:

– Да ты просто дура! Набитая дура! Безмозглая потаскуха!

Ронни вздрогнула.

– Что?!

– Тебе все мало? Ты еще не поняла, кто здесь хозяин? Я думал, мой маленький урок пошел тебе впрок. – Дино сделал глубокую затяжку. – Какая ты, к черту, актриса. Ты просто классная телка, с которой можно отлично потрахаться. – Он снова выпустил густое облачко дыма прямо ей в лицо. – Если бы ты была актриса поприличнее, я бы тебя не нанял. – Дино самоуверенно рассмеялся. – К твоему сведению, крошка, никакого шоу и не было. Разве ты еще ничего не поняла? Я вовсе не собирался ставить никакого шоу. Так, пыль в глаза пускал.

– Вот сволочь! – прошептала Ронни.

– Не сволочь, крошка, а гений. – Кастис торжествовал. – Ты и представить себе не можешь, сколько мне пришлось повозиться, чтобы эта чертова постановка накрылась. Но мне удалось припрятать от налоговой инспекции свои четыре миллиона, потратив на вас всего-то пятьсот тысяч. – Кастис был явно доволен собой. – Ну, что скажешь? Провернуть такую сделку в Нью-Йорке! Блестящая операция, как думаешь? А ты, моя крошка, была в ней главной козырной картой. Так что прими мою благодарность.

– Я иду в полицию, – чуть слышно проговорила Ронни.

Дино откинулся на спинку кресла и громко расхохотался.

– Никуда ты не идешь. Иначе тебе придется рассказать им о нашем общем приятеле. Ты ведь знаешь мистера Моргана Ларамора? А? Не забыла этого отвратительного типа, который так не любил Лилиан Палмер? – И мрачно добавил: – Ты по уши в дерьме, красотка. Не меньше, чем я.

От мелькнувшей у нее догадки Ронни побледнела.

– Ты знаешь Моргана?

– Знаю ли я Моргана? Разумеется. Это же я подослал его к тебе. Неужели ты думала, что ваша встреча – простая случайность?! До моего с ним разговора он и слыхом не слыхивал, кто такая Ронни де Марко.

– Ах ты, сукин сын! – Ронни с трудом закончила одеваться. Дрожь в руках усиливалась.

– Может, и так. Причем фантастически богатый сукин сын, – расплылся в улыбке Дино. Он глубоко затянулся и зо злорадством продолжал: – Поищи себе другую работу. Послушай старика. Мне-то уж лучше знать. Твое место в постели, красавица. Да и платят за это побольше. А на сцене я за тебя и ломаного гроша не дам. – Ронни молчала. – Но я не такой уж и неблагодарный. Ты стала моим секретным орудием, куколка, и не подвела своего хозяина. Сделала все, как надо. – Кастис самодовольно осклабился. – Все, как мне было надо. Не бросать же тебя после этого на произвол судьбы. Так что пару раз в неделю можешь меня навещать. И не забудь про свой классный вишневый десерт. Старайся как следует, и тебе тоже будет хорошо. Будешь хорошей девочкой – мне не придется тебя наказывать. Ну что, как тебе мое предложение? – Он хмыкнул, видя ее растерянность. – Раздвигать ноги – не такое уж плохое занятие. Проституция – удел всех нас. Мы все время от времени продаемся. Просто кто-то это скрывает, а кто-то нет. – Он захихикал. – Как там это называется? В «Волшебнике страны Оз»? Кажется, «многоликая потаскуха»? – Он был явно доволен собственной шуткой. – А теперь я тебя больше не задерживаю. Хороший душ сейчас тебе не помешает. У меня еще куча работы. Кстати, спасибо за услуги. Заходи еще.

Ронни отрешенно смотрела перед собой. Внезапно перед ней возник образ Александры. Она, спокойная и нежная, казалось, манила к себе свою Ронни. Они все обсудят. Александра исцелит и промоет ее кровоточащие раны. А потом расскажет, как все поставить на свои места. И все будет как прежде. Александра прекрасно знает свое дело.

40

Дрожащей рукой Челси подняла кружку пива и одним глотком осушила ее до дна. За час, что она просидела в прокуренном баре, это была уже четвертая порция. Ей хотелось узнать, сколько алкоголя ей придется в себя влить, прежде чем она не сползет в беспамятстве со стула на пол. Звуки голосов вокруг нее начинали постепенно сливаться в один невнятный гул, в который она со все большим блаженством погружалась. Никто уже не узнавал в ней звезду Бродвея, никому теперь до нее не было никакого дела, да и ей самой тоже.

– Челси! – донесся до нее пронзительный женский голос из глубины бара.

Не успела она обернуться и как следует рассмотреть, кому он принадлежал, как рядом с ней оказалась незнакомая блондинка в кудряшках и с ярко накрашенными губами.

– Привет, – возбужденно заговорила девушка. – Ты что же, не помнишь меня? Я – Джи Би! Джэнет. Не помнишь Джэнет Берроуз? Мы еще вместе прослушивались для шоу Кастиса.

Челси вежливо улыбнулась.

– Ах да. Привет. Как поживаешь?

– Отлично. – Джэнет опустилась на табурет рядом с Челси. Помолчав секунду, она нерешительно сказала: – Знаешь, мне страшно хотелось тебя поздравить, но я слышала, что тебя уволили. Что случилось?

– Это был какой-то кошмарный сон. Буквально в одну минуту все, чего я так долго добивалась, рассыпалось, как карточный домик.

Девушка с сочувствием посмотрела на нее.

– Представляю, каково тебе. Я такое видела-перевидела. – Она огляделась по сторонам и, понизив голос, спросила: – Говорят, тебя выгнали за то, что на вечеринке у Кастиса ты устроила оргию чуть ли не со всеми ребятами из труппы. Это правда?

Челси горько рассмеялась: неужели Джэнет верит в такие нелепые сплетни? Значит, вот какие ходят слухи? Она пожала плечами.

– Что-то в этом роде.

– Тебе чертовски не повезло. Такое не прощают. Хотя это твое личное дело. – Джэнет весело посмотрела на собеседницу. – Да ты не волнуйся. Найдешь себе что-нибудь получше. Бери пример с меня. Наплюй и разотри, а потом займись тем же делом с кем-нибудь другим.

Невероятно. Но в наивных словах Джэнет заключалась та правда, которая так была нужна Челси. Значит, просто забыть и поискать себе что-нибудь другое. В беззаботной улыбке этой нью-йоркской девчонки читалась вся ее жизненная мудрость: правило номер один – не бери в голову всякую чепуху; правило номер два – все на этом свете чепуха. Челси вздохнула. Ей так хотелось верить, что так оно и есть.

– А ты чем занимаешься? – Челси сделала еще один глоток пива.

Джэнет просияла, едва разговор перешел на другую тему.

– О, мне досталась неплохая роль у Джесса Уитмэна в его новом шоу в Виллидж.

– И что это за шоу?

Джэнет пожала плечами и гордо объявила:

– Что-то вроде альтернативного театра, авангардистский бред. Зато я играю на кларнете. И еще по роли мне приходится много реветь и ныть, хотя это вроде бы комедия.

– А-а, – протянула Челси, так и не поняв, о чем так энергично говорит Джэнет. – Надо будет посмотреть, что это такое.

– Было бы здорово! – воскликнула девушка. – Я обязательно достану тебе билеты.

После разговора с Джэнет Челси стало немного легче. Ей вспомнился тот день, несколько месяцев тому назад, когда она познакомилась с веселой блондинкой по имени Джи Би и смотрела на нее свысока, как на существо второго сорта. Но сейчас Челси испытывала что-то вроде зависти, глядя на жизнерадостную, влюбленную в жизнь Джэнет. И как ей это удается? И она достойна самого большого уважения хотя бы за то, что ей известны тайны великого искусства – искусства выживать.

41

– Все будет в порядке, любовь моя. Раны оставляют шрамы на поверхности, но не проникают в сердце. Я никогда этого не допущу. Помни об этом!

Ронни де Марко со вздохом кивнула и погрузилась в горячую пенную ванну. Из огромного зеркала на стене на нее с нежностью смотрела Александра. Зачерпнув ладонью воды, Ронни плеснула на темные кровоподтеки под глазами. Все ее тело ныло от тупой боли, но ванна успокаивала, расслабляла.

Слезы снова выступили на глазах Ронни.

– Но мне было так больно…

– Знаю. – Александра плакала вместе с ней. – Но помни, Вероника, это мне он сделал больно, а не тебе. Там была я. И я взяла всю боль на себя. Это моя боль, не твоя. Забудь о ней и отдай ее мне.

Ронни попыталась улыбнуться.

– Я так люблю тебя…

– И я тебя, дорогая. – Александра откинула распущенные волосы с плеч. – Все будет как раньше. Ведь так, дорогая?

– Да, – грустно кивнула Ронни.

– Ты все еще вспоминаешь о том ужасном дне?

– Да.

Александра наклонилась вперед, отгоняя назад пену.

– Твоя память хранит одну лишь темноту. Вспомни про свет!

– Про свет?

– Да, про свет, моя девочка. Помни о дне. Забудь о ночи, любовь моя, просто пройди сквозь нее, как я тебе сказала. И с тобой останется свет.

Воспоминания вновь овладели Ронни. Вот она, пятнадцатилетняя, в потертых джинсах и коротенькой курточке. Девочка, не потерявшая невинность, но уже втайне мечтающая о мужском внимании, которое выделило бы ее из толпы. В тот вечер она хотела лишь пококетничать с парнями в автобусе. Она лишь дразнила их, отпуская безобидные шутки, вычитанные из какого-то журнала для девушек, который ее старшая сестрица стащила из супермаркета. Тогда она и не догадывалась об истинном смысле своих слов. Для нее это была игра, невинная игра. Эти двое не имели никакого права прикасаться к ней, грубо хватать ее за одежду. Она попыталась убежать, но их было двое. Один быстро выдохся и отстал. Но второй, в подтяжках, продолжал погоню. Он все бежал и бежал, звал ее, кричал ей вслед ужасные, страшные вещи. Она до сих пор видела мокрые листья на тротуаре под ее ногами. Стояла осень, и улицы были в опавших листьях.

Она надеялась, что ей удастся убежать, но он нагнал ее. Он не остановился даже тогда, когда она попыталась объяснить ему, что это была всего лишь игра, и умоляла отпустить ее. Он затащил ее в темную безлюдную аллею; она помнила его алчные руки, рвущие на ней одежду, тискающие, бьющие, насилующие, оскверняющие… а потом была боль, жгучая боль, слезы, отвращение и дьявольский хохот. Была ли в том ее вина? Неужели невинная игра могла закончиться так жестоко? Нет, не могла. Этот парень отнял у нее то, что ему не принадлежало и не для него предназначалось. А потом бросил ее одну в слезах, в разорванной одежде, с пятнами крови на трусиках. Ей пришлось избавиться от них, чтобы никто их не нашел, и с тех пор она никогда не носила нижнего белья.

– Ты все так хорошо помнишь, любовь моя? – Теплый голос Александры исходил из глубины зеркального стекла. – То был день нашей встречи. Мы встретились у тебя в ванной комнате и вместе промывали раны. Помнишь?

– Помню.

– И как я исцеляла их? Ты помнишь, как приятны, как легки были очищающие струи воды и мои прикосновения… Но ведь это не все, что я тогда для тебя сделала. И это ты тоже помнишь?

– Да.

– Ты думаешь только о темном. А ведь есть еще и свет. На следующий день я попросила тебя остаться дома. И ты позволила мне пойти за тебя в школу. Помнишь?

– Нет, не помню.

– Вот и хорошо. Твоя мать всегда хранила в буфете множество столовых ножей. Она и не заметила, что одним стало меньше.

Холодок пробежал по спине Ронни. Она всегда доверяла Александре и знала, что та всегда права.

Александра омывала Ронни водой, которая просачивалась сквозь пальцы.

– Тот парень стал для тебя раковой опухолью, которую следовало удалить. Он пытался причинить тебе боль. И если бы не я, ему бы это удалось. К счастью, я явилась вовремя. А мне-то он уже ничего не мог сделать. Но мы, конечно, не могли допустить, чтобы он продолжал причинять боль другим.

– Не могли.

– С этим злом было покончено. Да, я помню, как все произошло… На следующий день я поджидала его у школы. Затем вошла в автобус и села на заднее сиденье, там, где обычно сидела ты. Он дважды обернулся и посмотрел на меня, думая, что я – это ты. Он так и не понял, что то была не ты. Он еще не знал, какой сюрприз я для него приготовила. Он улыбался, а я смотрела перед собой. Все шло по плану. Я сошла на твоей остановке, при этом тронув его за плечо и поманив глазами. Он снова пошел следом. Я знала, что он клюнет. Это было в его характере – он хотел большего. Я вела его к тому же месту, где накануне вечером он свершил свое черное дело. Это место священно. И остается таким до сих пор. Это оказалось совсем нетрудно. Я разделась и легла на мягкий ковер из опавших листьев, приглашая его сделать то, что ему так хотелось. – Ронни снова плеснула в лицо водой, и Александра продолжала: – Нож был здесь же, в листве, там, где я его заранее спрятала. К счастью, ты так никогда и не увидела, что произошло потом, но я это сделала для тебя. Это была трудная задача, но ее необходимо было выполнить.

– Ты его наказала? – несмело спросила Ронни.

– Да, любовь моя. Я его наказала. Он даже не заметил, как лезвие полоснуло его по горлу. Мне пришлось дождаться, когда он овладеет мною. И тогда я опустила свой карающий меч.

Ужасающий вид крови, брызжущей из горла, со всей ясностью предстал перед взором Ронни. Видение было настолько ярким, что Ронни закашлялась, чуть не задохнувшись.

– Ты ведь явственно это видишь? – спросила Александра.

– Я не хочу, – запротестовала Ронни.

– Все хорошо, любовь моя. Это не мрачная, а славная история. Я до сих пор чувствую, как этот горячий алый поток изливается на меня, унося его жизнь. Я пила его кровь, плескалась в ней, погружалась в нее, как в крестильную купель. Приговор был приведен в исполнение. И все это я сделала ради тебя. – Она мрачно усмехнулась. – Он уже не мог двигаться. И тогда я отрубила его ненавистный член и поднесла к его глазам, прежде чем они навсегда закрылись. Я расчленила его тело на куски, которые умещались в твоем школьном рюкзачке. Помнишь?

– Помню.

– Мне пришлось много поездить, чтобы закопать все это в разных частях города. И только когда все было кончено, я отправилась к тебе и мы счастливо уснули. Никто об этом так и не узнал. Помнишь, какой шум подняла полиция, когда обнаружилось, что тот парень исчез? Статьи в газетах, допросы… Но никто так ни о чем и не узнал. Этот негодяй оказался настолько глуп, что даже не допускал мысли о наказании.

Ронни с благодарностью посмотрела на свою подругу.

– Ты всегда так обо мне заботилась!

– Да, с тех пор я всегда была рядом с тобой: учила тебя, как с умом пользоваться своим прекрасным телом, как боль и красоту обращать во благо и добиваться всего, чего пожелаешь. Я дарю тебе удовольствия и всегда принимаю на себя твою боль. Я живу ради этого.

На глаза Ронни вновь набежали слезы.

– Но что нам делать сейчас? Мне больно, очень больно. У меня все отняли. Как тогда.

– Что делать? Карать, любовь моя. – Александра щелкнула пальцами. – Но на этот раз мы должны преподать им хороший урок. Сегодня ты – звезда! И мы устроим публичную казнь, пусть видят и боятся. Тогда-то твой талант, твой дух, твое творчество наверняка оценят. И никто больше не сможет причинить тебе зло, любовь моя. Поверь мне!

– Ты ангел, Александра! – Она улыбнулась. – Мой ангел-хранитель.

– Да, Вероника. Я была послана тебе. Но сейчас я – ангел гнева, Аполлион, Аваддон. Я прилечу на крыльях северного ветра и сокрушу всех злодеев, что посмели поднять на тебя руку, возлюбленная. Мир содрогнется, узнав, какой суровой будет кара. Ведь ты этого хочешь?

– Только скажи, что я должна сделать?

Александра загадочно улыбнулась.

– Сперва мы должны как следует подготовиться. Надо купить пистолет…

42

Возвращаться к жизни вовсе не входило в планы Джун Рорк. Она не видела смысла держаться за жизнь и рассматривала свой удел не иначе, как ожидание последнего часа. Жизнь для нее превратилась в ад. Психотерапевтам она сообщила, что умерла уже давно и лишь попыталась помочь своему телу последовать за душой. Ничего забавного в таких заявлениях не было. Ей рассказали, что время от времени к ней приходили посетители, но она была настолько слаба, что не могла или не хотела никого видеть. Душа Джун была погружена в непроглядную тьму. И она знала: еще немного – и эта тьма поглотит ее целиком.

– Привет, – прозвучал в дверях робкий голос.

Не шелохнувшись, Джун продолжала равнодушно смотреть в окно на серое небо.

– Привет, Джун. – На этот раз голос прозвучал громче. – Можно войти?

Ответа не последовало.

– Джун! Знаю, ты не хочешь никого видеть. Но доктор Тернер разрешил мне заглянуть.

Джун медленно обернулась и посмотрела на посетителя. На пороге в потертых джинсах и ветровке стоял Брайан Кэллоуэй. Он осторожно притворил за собой дверь и направился к ее кровати. Джун продолжала молчать.

Брайан оглядел палату, заставленную вазами с цветами, и нерешительно сказал:

– А у тебя, должно быть, много поклонников.

Молчание.

Он подошел к ней и с улыбкой произнес:

– Доктор сказал, что ты идешь на поправку.

– Доктора говорят, что я выжила только благодаря тебе, – враждебно процедила она.

Брайан не знал, что ответить.

– Я… ну… в тот день… нашел тебя.

– Какой герой. Кто тебе давал на это право?

– Ты, – ответил он. – Каждый день ты вколачивала нам в головы, что никто не имеет права отрекаться от того, чем он дорожит. Что бы ни случилось.

Она с вызовом посмотрела на Брайана.

– Значит, по-твоему, я еще и должна тебя благодарить за то, что ты мне помешал?

– Нет. Но мне хотелось бы думать, что если со мной что-нибудь случится, то и ты придешь мне на помощь. Я, собственно, заглянул, чтобы поговорить.

– У меня нет никакого желания разговаривать, – безучастно прошептала она.

– Ну, тогда просто послушай. – Он придвинул стул к кровати и сел. – Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что я и только я виноват во всех наших несчастьях. Прости меня, Джун.

Джун удивленно посмотрела на молодого человека.

– Что-то не пойму…

– Это неважно. Просто я хотел сказать тебе, что ты мне очень дорога, и надеюсь, тебе это небезразлично.

– Безразлично. – Джун опять мрачно уставилась в потолок. – Я не нуждаюсь ни в чьем участии. Кому я нужна? Да и вообще, доброта – лишь средство, которое люди используют, чтобы добиться своего. Я устала играть в эти игры.

– Это грустно. – Брайан закинул ногу на ногу. – Мне всегда казалось, что доброта, сострадание – это единственное, что помогает людям выжить в этом мире.

– Черта с два! Просто ты слишком мало знаешь о жизни, – процедила сквозь зубы Джун. – Доброта – это слабость. Стоит купиться на нее, как ты ослабляешь бдительность и становишься объектом для нападения. Рассчитывать на чью-либо доброту – это глупость.

– Не спорю, – кивнул Брайан. – Только глупцы станут лезть в огонь и вытаскивать ближнего. Я в этом убедился совсем недавно. Но ведь без сострадания сердце другого человека так и останется для тебя закрытым.

– Ну и что? – горько спросила она.

– А то, что без этого не проживешь. Сострадать – это риск, Джун. Да и вся жизнь – это риск. Вспомни молодых ребят, которые приходят к тебе на прослушивания, надеясь, что им повезет. Кого-то замечают, кого-то отсеивают, но все они уверены, что игра стоит свеч.

– Но нельзя же, чтобы тебя всю жизнь отсеивали! – едва слышно проговорила Джун.

– Почему же? Я больше уважаю тех, кто рискует и проигрывает, чем тех, кто сдается, так и не отважившись на попытку.

– Значит, ты должен вдвойне меня презирать, – вздохнула она. – За то, что я и проиграла, и сдалась.

– Ты ошибаешься. Ты можешь все послать к черту, можешь допустить ошибку, но это совсем не значит, что ты сдалась.

– Почему ты так думаешь? – с сомнением в голосе спросила она.

Брайан наклонился к ней ближе и с улыбкой ответил:

– Потому что твоя входная дверь была не заперта.

Джун повернулась к нему и недоверчиво поглядела ему в глаза:

– Что?

Он облокотился о металлическую спинку кровати.

– А вот что. Ты не могла предполагать, что кто-то придет к тебе на помощь. Но бессознательно ты не хотела сдаваться, оставляя путь к спасению. Вот почему дверь оказалась открытой. Слезы хлынули из глаз Джун.

– У меня нет больше сил, Брайан. Что бы ты ни говорил. Уходи и оставь меня в покое.

Он осторожно дотронулся до ее худенькой руки.

– Джун, послушай. Речь сейчас не о том, что произошло между тобой и Коди. Не думай о том, что он натворил, а просто вспомни, ведь ты же была действительно счастлива с ним, пусть недолго, но ведь это все-таки было? А это чего-то стоит. Ты испытала любовь, а значит – ты жила. Возможно, любовь прошла. Что ж, такова жизнь. Жизнь – это театр, большое шоу. Сперва мы рискуем, потом в один прекрасный день получаем долгожданную роль, а значит, возможность жить и быть счастливыми. Вот занавес поднят, огни рампы зажжены, и на пару часов мы погружаемся в иной мир, полный радости, счастья, аплодисментов, смеха, слез, возбужденных лиц в зрительном зале. Но вот занавес опустился, и все кончилось. Пусть на миг, но мы бываем счастливы. Ничто не может продолжаться вечно, Джун. Но ради этих нескольких счастливых мгновений в свете рампы стоит пойти на риск. Разве я не прав?

Джун облизнула пересохшие губы.

– Откуда тебе все это известно?

– Личный опыт и совет близкого друга, – грустно усмехнулся он. – У меня тоже была девушка. Я думал, что люблю ее. Может, любил, а может, не любил, а может, и до сих пор люблю. Но я точно знаю, что я использовал свой шанс. И был по-настоящему счастлив. Но вот шоу закончилось, я оказался ни с чем, и мне больно. Но никто не может отнять у меня минуты счастья. Вот почему я еще раз рискну и куплю еще один билет.

Джун закрыла глаза, из-под ее ресниц продолжали катиться слезы.

– Мне всегда казалось, что ты, как никто, сможешь понять меня. Ты был с Челси. Я – с Коди. Но они оба предали нас.

Брайан задумался.

– Не совсем так. Просто и Коди, и Челси устремились за новой мечтой, за новой химерой, совсем не заботясь, что теряют по пути. Для Коди она – очередная запись в реестре обольщенных примадонн. Для Челси он – кумир во плоти. Я пытался предупредить ее о том, какие опасности таят в себе слава и деньги, но она не послушала и решила узнать это на собственной шкуре. И насколько мне известно, ей пришлось дорого заплатить за этот урок. Разве не то же произошло с Коди? Он обманулся, поверил в мираж.

В первый раз Джун улыбнулась.

– Мираж, говоришь?

– А разве нет? Даже если я сейчас по уши в дерьме, – уже веселее добавил Брайан, – моя вера помогает мне лучше спать по ночам. А тебе?

– Пожалуй, ты мне нравишься, Брайан Кэллоуэй.

– То же самое я могу сказать и вам, Джун Рорк, – весело согласился он.

На мгновение тень сомнения скользнула по ее лицу, Джун опять улыбнулась.

– Послушай, а не кажется ли тебе, что мы гонялись за иллюзией и в этом наша вина?

Брайан легонько пожал ей руку.

– Вина? Но мы ведь гнались! И в этом смысл жизни. Думаю, именно новая иллюзия тебе сейчас очень помогла бы.

Он почувствовал, как Джун сжала его пальцы.

– А может, ты и прав. Нужно подумать. Я буду рада, если ты еще раз заглянешь.

Брайан склонился и галантно поцеловал ей руку.

– Иначе и быть не может.

43

Челси с удивлением обнаружила, что впервые за долгое время красный огонек автоответчика мигал. Кто бы это мог быть? Может, Брайан? С той последней встречи в больнице она не могла заставить себя позвонить ему. Она считала, что сделала первый шаг. И если бы он все еще испытывал к ней какой-то интерес, следующий шаг должен быть за ним. Челси нажала на кнопку автоответчика.

Ровный и профессионально-любезный голос Ронни де Марко сообщил:

– Челси, это Ронни. Меня попросили тебе передать, что сегодня в восемь вечера в театре назначено собрание всей труппы. Это по поводу «Точного удара». Пожалуйста, постарайся не опаздывать. Твое присутствие абсолютно необходимо.

Это было какое-то недоразумение. С чего это она им вдруг понадобилась? Какое отношение она имеет к «Точному удару»? А что, если после ухода Джун снова решили пригласить Челси? Да, пожалуй, дело обстоит именно так. Наверно, с появлением нового режиссера будут восстанавливать первоначальный состав, обеспечивший шоу грандиозный успех первые недели показа. Но почему позвонила именно Ронни? Почему не Карл? Челси тряхнула головой – в конце концов, это не имеет значения. Тем более что часы показывали уже начало восьмого. У нее оставалось меньше часа на то, чтобы принять душ, привести себя в порядок и доехать до театра!

Как ни спешила Челси, но попасть в театр ей удалось лишь к двум минутам девятого. Вся труппа в полном составе разместилась в первых трех рядах. Даже Дино Кастис был здесь, он сидел во втором ряду рядом с Артуром Трумэном и Амандой Кларк. В середине первого ряда Челси заметила Брайана. Одно место рядом с ним пустовало. Она непроизвольно направилась к нему и бесшумно опустилась рядом. Брайан повернул голову и на миг застыл в удивлении. Он собрался что-то сказать, но лишь кивнул и вежливо улыбнулся.

Позади нее раздался голос Дино Кастиса:

– Артур, что здесь вообще происходит? Если тебе нужно было со мной поговорить, почему ты не зашел ко мне в офис?

– Что?! – Артур с удивлением посмотрел на Кастиса, а затем перевел взгляд на Аманду.

Дино раздраженно продолжал:

– Сегодня утром я получил твое сообщение – явиться сюда к восьми вечера. И вот я здесь. В полном замешательстве. По какому случаю здесь вся труппа? Я не меньше твоего удручен всем происшедшим, но к чему устраивать такие фокусы?

Артур покачал головой:

– Я не звонил тебе! Наоборот. Мне позвонили и передали от твоего имени, что я должен явиться сюда к восьми. Так что я здесь по твоей просьбе. Я надеялся, что ты изменил свое решение.

– Так, значит, ты не звонил мне? – с недоверием спросил Дино.

– Да нет же! – устало ответил Артур.

Челси с удивлением прислушивалась к голосам, раздававшимся вокруг: все терялись в догадках, кто же мог всех здесь собрать.

Дино уже собрался было уйти, как вдруг свет в зале погас, а сцена ярко осветилась. Луч прожектора падал на красный бархатный занавес, высвечивая стул, одиноко стоявший на середине сцены. Дино, как и все присутствующие, уставился на сцену, ожидая начала неведомого представления.

В мертвой тишине из-за левых кулис раздались чьи-то шаги, и Брайан увидел высокий прямой силуэт Ронни де Марко, медленно направлявшейся к освещенной авансцене. На ней было элегантное вечернее черное платье, украшенное ниткой жемчуга, туфли на высоком каблуке и длинные белые, до локтя, перчатки. Она остановилась в центре светового пятна вполоборота к ошеломленным зрителям. Спрятав правую руку за спину, Ронни церемонно начала:

– Добрый вечер, дамы и господа! Спасибо вам за то, что пришли. Надеюсь, что сегодняшнее представление не покажется вам слишком скучным. Заранее благодарю всех за внимание и терпение. «Дрожите же все, стар и млад, богач и бедняк. Пусть не будет здесь места слабому духом. Смотрите же, если в вашем сердце нет страха. Мое имя – Александра Антонио Дюмон из рода графини де Некрофильской».

Все, кто находился в зале, замерли, не смея пошевелиться.

Ронни обвела взглядом публику и продекламировала:

– «О, коварство и тщеславие, что так глубоко въелись в наши души. Вы, негодяи, порождаете их на белый свет; вы, прелюбодеи, так страстно взращиваете их в темных глубинах своих душ; вы, лицедеи, поддерживаете их искру в наших сердцах. Никого не обошли эти темные пороки».

Челси вздрогнула. Спокойный голос Ронни не обманул ее: в глазах актрисы горели злоба и безумие, которому не было границ. Взгляды десятков пар глаз не отрываясь следили за одинокой зловещей фигурой на освещенной авансцене.

Внезано Ронни нахмурилась.

– Сегодня я разыграю перед вами трагедию. Трагедию, в которой у каждого своя роль. Это история об алчности и ненасытности, о чудесных мечтах и жестоких разочарованиях. – Зловещая гримаса исказила ее лицо. – «Так торжествуйте же, стервятники, ненасытно рвущие плоть, пьющие кровь. Вы бросили вызов всему роду человеческому, и теперь – ваш час! Так что же вы отворачиваетесь в страхе? Смотрите! Пробил ваш час!»

Челси в ужасе почувствовала, как дрожат ее руки.

– Знаете ли вы вообще, что такое добродетель? Где на свете можно нынче отыскать сострадание и справедливость? Нет, друзья мои, нигде, как ни грустно это признавать. Так знайте же, дамы и господа, что все мы были ловко обмануты коварством хитреца. Каждый день мы приходили сюда за своей мечтой. Но эта сцена стала не воплощением мечты, а мрачным пристанищем кошмаров, страданий, подземельем, склепом, чащей, полной смертельных ловушек. Один за другим падали мы жертвой изощренной жестокости. Как марионетки, сменяли друг друга, плясали под его дудку и по его указке с наслаждением раздирали друг друга на части. – Ронни на миг замерла, а затем мрачно продолжала: – Неужели вы не чувствуете, как клыки этого оборотня впиваются в вашу плоть и рвут ее на части?

Брайан в растерянности оглядел сидящих вокруг актеров. Все завороженно внимали каждому слову, произносимому на сцене.

Ронни зловеще расхохоталась.

– Раскройте же ваши глаза. Вы так ничего и не поняли! Вся наша постановка развалилась по одной простой причине. Не потому, что нам не удалось сойтись характерами, и не потому, что нас погубили плотские влечения. Нет. И вовсе не нужны были замены в труппе или совершенствование мизансцен. Я открою вам большой секрет. Мы проиграли, потому что именно в этом и была его цель. Этот провал он задумал с самого начала. Иначе ему – этому негодяю, этому животному, этому лжецу… нашему уважаемому продюсеру… – не удалось бы одурачить всех нас поодиночке, и главное, не удалось бы спрятать от налогов несколько миллионов.

Дино с грохотом вскочил со своего кресла.

– Вздор! Не верьте этой суке! Чистая ложь! Что же вы сидите? Пусть кто-нибудь вызовет полицию!

Но голос Глинды, доброй феи Севера из «Волшебника страны Оз», помешал ему продолжить:

– «О нет, напрасны твои усилия». – В голосе Ронни снова зазвучали зловещие интонации. – Видишь ли, Дино, у меня есть доказательство!

– Доказательство? Ни черта у тебя нет! – Он выбрался со своего места и бросился к сцене. – Этот спектакль слишком затянулся! – Дино повернулся лицом к залу. – Ну что ж, и у меня есть доказательство. Знайте же, эта женщина прямо причастна к нападению на Лилиан Палмер.

Приглушенные возгласы пробежали по рядам присутствующих.

– Именно так! – Дино повернулся к Ронни и в негодовании продолжал: – Почему бы тебе не вспомнить о нашем общем друге, Ронни? Тебе знаком некий мистер Ларамор?

Ронни на мгновение задумалась, а затем решительно просияла, якобы вспомнив.

– Ну конечно! Я его встретила не далее как сегодня. Он, как всегда, хотел заняться любовью. Но, увы, я не была настроена. Он так и не понял, почему я была покрыта листьями. – Нахмурившись, Ронни обратилась к зрительному залу: – Но к делу. Позвольте представить его тем, кто еще не имел удовольствия с ним познакомиться.

Она быстро направилась к занавесу. Зрители ахнули и подались вперед. Ронни вытолкнула на сцену стул, на котором сидел молодой мужчина с упавшей на грудь головой. Его тело, руки и ноги были туго привязаны к стулу с помощью тонкого нейлонового жгута. И прежде чем зрители успели что-либо понять, она схватила мужчину за волосы и подняла его лицо к свету прожекторов. У него во лбу зияло ужасное пулевое отверстие, сочившееся кровью.

– Дамы и господа! Прошу любить и жаловать, мой самый горячий поклонник, мистер Ларамор.

Крики ужаса заглушили ее последние слова. Дино в страхе отшатнулся от сцены. Ронни, внимательно следившая за каждым его движением, неожиданно вывела из-за спины руку, и все увидели, как в ней зловеще сверкнул револьвер. Дуло было направлено на Дино Кастиса.

– Всем сидеть! – приказала Ронни. – Все только начинается! Ведь не хотите же вы пропустить самое интересное?

Присутствующие замерли. И в гробовой тишине прозвучал еще один приказ:

– Ты, Дино, сейчас поднимешься на сцену.

Он не пошевелился.

Улыбка исчезла с лица Ронни.

– Или мне придется разнести твою башку сейчас же, твои мозги долетят до семнадцатого ряда.

Не сводя глаз с револьвера, Дино начал осторожно подниматься на сцену.

– Брось, Ронни. Отдай мне эту игрушку. Думаю, тебе нужна помощь, и мы все что-нибудь придумаем…

Она отвела дуло чуть в сторону.

– Я не нуждаюсь в помощи. И заруби себе на носу – меня зовут Александра. – Она указала револьвером на стул. – Садись. Теперь твой выход. Если не наделаешь глупостей, обещаю, что ты уйдешь отсюда целым.

Дино беспомощно посмотрел в зал. Но не увидел ничего, кроме темноты.

До него донесся голос Коди Флинна:

– Делай, что она говорит, Дино. Так будет лучше.

На лбу Кастиса выступили крупные капли пота. Он приблизился к пустому стулу и опустился рядом с неподвижным телом Моргана Ларамора, от которого он старательно отводил взгляд.

– Отлично, Дино, – сказала Ронни и с улыбкой прижала дуло револьвера к правому виску Дино Кастиса. Она положила свободную руку ему на плечо и с удовольствием ощутила его дрожь. – А теперь, приятель, расскажи этим славным людям, как ты их всех ловко одурачил. О, это удивительная история! Думаю, вам всем она понравится.

Дино упрямо молчал, уставившись перед собой в темноту зрительного зала.

– Думаю, можешь начать с тех четырех миллионов, о которых ты мне говорил.

– Что за чепуха! Какие миллионы! – рявкнул он.

– Сам прекрасно знаешь какие. – Подобно молнии, револьвер блеснул в лучах прожекторов, и оглушительный грохот выстрела прокатился по залу. Фонтан щепок взметнулся у ног Кастиса. От ужаса он втянул голову в плечи, его барабанные перепонки чуть не лопнули от грохота. Он вскрикнул. В следующее мгновение хромированное дуло пистолета снова уперлось ему в висок. Ронни продолжала улыбаться как ни в чем не бывало: – Пошевели мозгами, Дино, может, вспомнишь, как было дело. Ну, давай же рассказывай!

– Ладно, ладно, – простонал Кастис. Его голос срывался от страха. – Да, это я провалил пьесу. Но… понимаете… у меня были проблемы с налоговой инспекцией. Ну, мой бухгалтер обещал устроить мне фальшивую бумагу, что я потерпел убытки, превысившие расходы… В общем, все это было не очень сложно.

– Не очень сложно? – Ронни, казалось, была искренне потрясена. – И ты смеешь это говорить! Ты, видно, забыл, сколько людей пострадало ради твоей несложной махинации. Кто-то получил по заслугам, кто-то стал просто невинной жертвой… Впрочем, давайте дослушаем до конца!

Не в состоянии пошевелиться, Коди Флинн следил за разыгравшимся действием. Даже после того, как Дино Кастис под дулом револьвера признался во всем, Коди не мог поверить. Внезапно открывшаяся правда казалась ему театральным вымыслом. Но, справившись с оцепенением, Коди понял, что должен немедленно что-нибудь предпринять. Но что? Внезапно его осенило. Он вспомнил беспомощное лицо Кастиса, когда тот смотрел в зрительный зал, ища поддержки. Коди быстро сообразил, что яркий свет заливает авансцену, стало быть, все происходящее в зале скрыто от глаз Ронни. Надо постараться незаметно взобраться на сцену и вырвать у нее эту игрушку, пока она не нажала курок. Главное – неожиданность.

Брайан видел, как Коди Флинн поднялся со своего места и, стараясь ступать как можно тише, двинулся к сцене. Да что же он, с ума сошел? Так, незамеченным, Коди удалось добраться до самой рампы, пока Ронни выуживала из Дино перед разинувшими рты зрителями все детали его коварных интриг. Время от времени она поглядывала на зал, но так и не заметила, что в темноте, всего в нескольких шагах от нее, притаился Коди Флинн. Он быстро влез на сцену и замер, ожидая подходящего момента.

– Ну что, друзья мои? Впечатляет? – усмехнулась Ронни. – Что вы ответите тому, кто стал причиной всех наших бед и страданий, кто действовал исключительно ради собственной выгоды, кто посягнул на искусство и пытался сломить и уничтожить нас самих?

В зале воцарилась гробовая тишина.

– Думаю, его надо наказать. Тебе, Дино, придется заплатить за твое преступление. Здесь и сейчас. За то, что ты так незаслуженно обидел бедную Веронику. А ведь мог бы ее полюбить, и она со временем полюбила бы тебя. Но, увы, теперь нам придется с тобой распрощаться.

– О Господи, Ронни, подожди! – плаксивым голосом взмолился Кастис. – Бери у меня все, что захочешь.

– Что угодно? – торжествующе переспросила она.

– Что угодно, – немеющим языком пролепетал Кастис.

– Если так, то мне нужна твоя кровь!

С сухим треском щелкнул затвор.

«Пора!» – мельнуло в голове у Коди, и он быстро загородил собой Дино.

– Нет, Ронни!

Оглушительный грохот выстрела пронзил мрак зрительного зала, мгновенно потонув в хаосе толчеи и истерических криках. У Челси Дюран перехватило дыхание: она в ужасе вскочила со своего места в первом ряду, силясь понять, что же произошло. Все, кто находился на сцене, замерли. Челси знала, что дурацкий героизм Коди может стоить ему жизни.

Замерев, Брайан не мог оторвать глаз от сцены. Вот Коди сделал еще один шаг и замер, его руки беспомощно повисли как плети. Брайан понял: во что бы то ни стало он должен оградить Челси от этого кошмара. Он уже собирался загородить собой ужасающее зрелище на сцене, но… Боже, что же там все-таки произошло? То ли Коди получил пулю в грудь, то ли Дино Кастису снесло выстрелом полголовы.

Но… на сцене произошло движение.

У Коди подкосились ноги, и он с глухим стуком брякнулся на деревянный пол. По рядам пробежал вздох ужаса. Лицо Дино, все еще целого и невредимого, заливала мертвенная бледность. Не выпуская револьвера, Ронни застыла, прижав к груди руки. В ее расширившихся, остекленевших глазах были страх и отчаяние. В следующее мгновение она рухнула на пыльную сцену лицом вниз. Из ужасной раны в виске сочилась темная струйка крови, образуя большую алую лужу.

Отчаянный крик Челси привел Брайана в чувство. Он крепко обнял ее, стараясь защитить от этого ужаса. На ее щеке он заметил алую капельку крови. Как он ни старался, но Челси, казалось, пребывала в трансе, продолжая отчаянно вопить от ужаса. Брайан крепче прижал ее к себе. Краем глаза он видел, как мертвенно-бледная Аманда Кларк без чувств лежит в объятиях Артура Трумэна. Оставалось надеяться, что силы уже давно изменили пожилой даме и ей не пришлось увидеть чудовищный финал. Карл Мэджинис и два осветителя со всех ног бросились вон из зала звонить в полицию и вызывать «Скорую помощь». Брайан попытался усадить Челси в кресло.

– Нет, Брайан, прошу тебя! – Она прижалась к нему еще крепче. – Умоляю, обними меня. Обними! И никогда больше не оставляй одну!

44

Брайан сжимал руку Челси, стоя у больничной палаты Джун.

– Знаешь, я так скучал без тебя, – тихо произнес он.

– Я тоже. Как хорошо, что мы можем наконец обо всем сказать друг другу. И спасибо, что в тот ужасный вечер ты был рядом со мной. Стоит мне закрыть глаза, как возникает одна и та же картина. Мне кажется, эти воспоминания будут преследовать меня всю жизнь. – Челси тяжело вздохнула и с едва заметной улыбкой взглянула на Брайана. – Все-таки до сих пор не могу понять, что ты во мне нашел?

Он усмехнулся:

– Просто ты славная. А дядя Рой всегда советовал держаться таких людей.

Она рассмеялась:

– Эдакая славная театральная стерва. – Она провела рукой по его щеке. – Ты знаешь, за последние несколько месяцев я многое узнала о самой себе. И, к сожалению, ничего хорошего.

– Но все-таки узнала?

– Ну и что? Два последних дня мы только и говорили с тобой о том, что произошло. Но ни слова о том, как нам быть дальше. Шоу больше нет, а все мы как обломки разбившегося корабля. – Перед ее глазами возникло лицо Джэнет Берроуз. Такие, как она, выживают. А ей, Челси, удастся ли выкарабкаться? Этого она не знала.

– Сам еще не знаю, что мы все будем делать, – откликнулся он. – Наверно, нужно попытаться собрать обломки, а потом браться за новое дело. – Брайан кивнул на массивную деревянную дверь больничной палаты. – И помочь ей – значит сделать первый шаг.

– Так пошли же. – И Челси решительно толкнула дверь.


– Какой ужас!

Джун Рорк покачала головой: ужасные события, разыгравшиеся в театре «Юниверсал» два дня назад, потрясли ее до глубины души. Она беспрестанно слушала программы новостей, но не могла поверить во все это. Она сообщила Брайану и Челси, что надеется выписаться в конце недели, если ей удастся убедить психиатров в своем желании жить. Однако после выписки она должна была проходить программу реабилитации для бывших алкоголиков и наркоманов.

– Похоже, Дино могут обвинить в мошенничестве и уклонении от налогов, – сообщил Брайан. – Представляешь?

Джун в негодовании всплеснула руками.

– Знала бы я раньше о том, что он творит у меня за спиной, пристрелила бы его собственными руками.

– Не шути так, – мрачно вставила Челси. – До сих пор вижу эту кровь… и… эти глаза…

– Прости. – Джун успокаивающе похлопала ее по руке. – Прости, я не подумала.

– Привет всем, – послышался дружелюбный голос.

Все одновременно обернулись и увидели Коди, возникшего на пороге с огромным букетом роз. Джун поджала губы.

– Пожалуй, нам лучше уйти. Тебе нужно отдохнуть, – сказал Брайан.

Джун, смерив гостя холодным, непроницаемым взглядом, тепло улыбнулась Брайану.

– Вам незачем уходить. Пожалуйста, останьтесь.

– Да нет, мы действительно должны идти. – Челси тронула Брайана за плечо, давая понять, что Джун и Коди надо оставить одних.

Она помнила, каким потрясением стал для него выстрел, прозвучавший тогда на сцене. Коди с тех пор как будто подменили: куда только делась вся его заносчивость и нагловатая самоуверенность. Тем вечером, когда с полицейскими формальностями было покончено, Челси зашла к нему, тревожась за его состояние. Коди встретил ее каким-то чужим, холодным, отрешенным взглядом. Он рассеянно поблагодарил ее за участие, но его мысли были явно где-то очень далеко… Он, кажется, сказал тогда, что, мол, слава Богу, Джун не видела всего этого ужаса.

Брайан и Челси поспешно встали и, тепло попрощавшись, ушли.

– Это тебе. – Коди протянул Джун букет роз.

– Красивые… – безразлично выдохнула Джун, так и не прикоснувшись к цветам. – Насколько я знаю, тебе удалось продемонстрировать личный героизм. Мистер Супермен приходит на помощь, или что-то вроде этого.

Он положил цветы на столик слева от кровати.

– Опять эти газетчики все переврали! Я должен был прийти и увидеть тебя, Джун. Поговорить с тобой. Пожалуйста, не прогоняй меня.

– Прогоню! Уходи, Коди. Не хочу больше ни о чем с тобой говорить. Хватит и того, что я уже услышала. Что бы ты ни сказал – сплошное вранье. Теперь я в этом окончательно убедилась. Ты, как последняя проститутка, готов переспать с первой встречной и после этого еще смеешь являться сюда! Ты долго пудрил мне мозги, но теперь хватит. – Она подалась вперед, твердо отчеканивая каждое слово: – Что тебе еще нужно? Ведь все давно кончено: шоу, работа…. И я больше ничем не могу быть тебе полезной.

– Это неправда. – Он приблизился к ее кровати. – Кому я пудрил мозги все это время – так это самому себе. Знаешь, когда ты хлопнула дверью, я бросился тебя разыскивать, хотел все объяснить…

– О Господи, опять, – с болью проговорила она. – Ты опять хочешь влезть мне в душу. Раньше тебе это замечательно удавалось: ты врал и изворачивался, одновременно увиваясь за всеми юбками в труппе.

– Это неправда!

– Нет правда, черт возьми!

– Выслушай меня, – взмолился он. – Пожалуйста. Да, я встретился с Ронни, но только тогда, когда мне стало ясно, что мы с тобой окончательно расстались. В тот день – помнишь, когда я пришел поговорить с тобой, – все изменилось. Да, я нахально вломился к тебе в дамскую уборную только потому, что очень хотел вернуть твое расположение. Когда я обнимал тебя, то чувствовал такое умиротворение, которого не испытывал никогда еще в жизни. Именно тогда я понял, что не могу позволить тебе уйти.

Она смотрела ему прямо в глаза, по-прежнему не веря ни единому слову.

– Джун, у меня больше нет причин оставаться в Нью-Йорке. После всего этого шума вокруг пьесы позвонил мой агент и сказал, что мной заинтересовались. Но я не хочу уезжать. Естественно, ты можешь сказать, что я получил то, за чем явился в Нью-Йорк, а потому пора скорее брать билет в Калифорнию. Как любил говаривать профессор Гарольд Хилл из фильма «Музыкальный человек»: «Я всего добивался в самый последний момент, когда собирался уже нажать на тормоза». – Он наклонился и осторожно дотронулся до ее руки. И на этот раз Джун его не оттолкнула. – Я уверен, что мне, как и старине Гарольду, удастся в самый последний момент вставить ногу в почти захлопнувшуюся перед моим носом дверь… Я хочу остаться и быть с тобой, Джун. Поверь, я готов ко всему.

Джун глубоко вздохнула, не отрывая взгляда от его глаз. Ноющая тяжесть теснила грудь, болью отзываясь в сердце. Неужели он еще не понял, что натворил? Не понял, что именно из-за него она пыталась наложить на себя руки? Разве то была не его вина? Неужели он не понимает, что может рассчитывать на одно лишь презрение? Джун могла только удивляться тому, что ее пальцы уже не слушаются ее и жадно льнут к его руке.

– Я не понимаю тебя, Коди, – прошептала она. – С самого начала я знала, что весь твой интерес ко мне – сплошное притворство. Мне бы поостеречься. Но так хотелось верить в эту иллюзию. Отчаянно хотелось. Настолько сильно, что, когда я впервые призналась себе, что это – всего лишь фантазия, мне не хотелось больше жить. Ты понимаешь меня?

Коди кивнул:

– Поначалу это и было настоящей иллюзией. Даже во сне я никогда не мог себе представить, что когда-нибудь найдется женщина, которая сделает со мной то, что сделала ты. Наверное, понадобилась вся эта заваруха с «Точным ударом», чтобы я наконец признался себе в этом. Все, что я сейчас говорил, – чистейшая правда. Не ты, а я оказался полным идиотом: мне казалось, что я все сумел предусмотреть, все выверить, обеспечить себе стабильное будущее и успешную карьеру. Но тут появляешься ты. Под холодной, колючей внешностью скрывающая чувствительную, легко ранимую душу. И я понял, что нашел свое второе «я».

Горячие слезы обожгли ее щеки.

– И ты думаешь, что я снова тебе поверю? – с трудом произнесла она.

– Я и не прошу тебя об этом, – тихо сказал он. – Если хочешь, я немедленно уеду в Калифорнию. Я пришел, чтобы извиниться за ту боль, которую причинил тебе. Прости меня, если сможешь. А если нет – я пойму. Но как бы то ни было, мне необходимо было прийти сюда и сказать тебе все это.

И снова на Джун смотрели полные искренности и нежности глаза Коди. И ее сердце опять растаяло. Однако ужас последних недель нависал над ней черной тенью, препятствуя примирению. Едва сдерживая слезы, она прошептала:

– Я могу простить, Коди. Но едва ли смогу забыть.

– Мы оба не забудем, Джун. – Он мягко погладил ее по руке. – Но единственный способ бороться с плохими воспоминаниями – это вытеснить их новыми.

– Я больше не могу! Не могу все начинать сначала. Я дважды рисковала. И у меня не осталось больше сил.

Коди поднес ее руку к губам и нежно поцеловал.

– Я понимаю. – Его глаза не отрываясь смотрели на Джун. – Знаешь, из всех даров, которые люди приносят друг другу, чтобы обрадовать, развлечь, утешить, выразить благодарность и любовь, только один может изменить человеческую жизнь. Это простить ближнего и дать ему еще один шанс.

– Я же сказала, что не могу. – Она закрыла глаза. – И не уверена, что хочу.

Коди осторожно убрал свою руку и встал.

– Ты только позови, – с достоинством произнес он, встав перед ней. – Я буду рядом.

Она вновь открыла глаза. Он все-таки уходит? Он передумал, сдался? Нужен ли он ей? Хочет ли она вернуть его? Нет, конечно, нет. Он стал ее врагом. Слова Брайана Кэллоуэя всплыли у нее в памяти. Тот тоже говорил, что необходимо рисковать. Но могла ли она себе это позволить? Стоило ли рисковать? Она знала, что новое поражение станет последним в ее жизни. Но и жить, сознавая, что держала в руках свое счастье и легко дала ему упорхнуть, разве не более тяжкое испытание? Могла ли она дать этому человеку еще один шанс? И дает ли он шанс ей, просто находясь рядом? Он был прав в одном. Вряд ли бы он пришел сюда, если бы не имел на то веской причины. Ведь ему незачем оставаться в Нью-Йорке. Нет, Джун Рорк решительно не знала, что ей делать. И хотела прочитать этот ответ в его глазах.

– Я не надеюсь, что ты мне поверишь, Джун. Но, возможно, в один прекрасный день ты поймешь, что каждое мое слово – правда. – Он быстро кивнул ей на прощание и вышел, не сказав больше ни слова.

Джун будто онемела. Она уткнулась в подушку и дала волю слезам, которые солеными, жгучими ручьями текли на тонкую наволочку. Ее взгляд остановился на нежных, прелестных цветах, лежащих рядом с ней на столике. И Джун разрыдалась еще горше.

45

– Что ты здесь делаешь?

Сердце Брайана учащенно забилось. Открыв дверь в квартиру, он увидел отца, в задумчивости глядевшего из огромного окна гостиной на панораму Нью-Йорка.

Фрэнк Кэллоуэй обернулся и спокойно произнес:

– Привет, Брайан. Жду тебя. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я поживу у тебя несколько дней?

Брайан прошел в комнату. Он нервничал в преддверии тяжелого разговора и приготовился защищаться.

– Как ты сюда попал?

Фрэнк извлек из кармана ключ, точно такой же, как у Брайана, и повертел им в воздухе.

– Я никогда не знал, что это за ключ на связке твоей матери, но я всегда подозревал, что он – от твоей двери.

Самые противоречивые мысли завертелись в голове у Брайана. Он только что проводил домой Челси после откровенного разговора. Они договорились продолжить разговор за ужином через час. Брайан должен был быстро принять душ и переодеться. Поэтому появление отца в его квартире оказалось более чем некстати.

Фрэнк Кэллоуэй, как всегда в одном из своих обычных темно-серых костюмов, не торопясь подошел к камину и с любопытством принялся разглядывать маленькую хрустальную статуэтку, стоявшую на каминной полке. Это была фигурка лебедя. Фрэнк заговорил, обращаясь скорее к маленькой хрупкой птице, нежели к сыну.

– Джулия любила хрусталь. Здесь ощущается ее присутствие… Тона, статуэтки, мебель… Должно быть, тебе здесь очень хорошо, – с грустью в голосе произнес он.

– Да. – Брайан не мог понять, к чему отец клонит.

Фрэнк поставил статуэтку на место и повернулся к сыну:

– Брайан, я должен с тобой поговорить. Я пришел, чтобы обсудить твои дела в театре, в особенности ту пьесу, в которой ты участвуешь.

– Пьесы больше нет, отец. Ты что, не смотришь новости?

– Почему же. Именно поэтому я здесь. – Фрэнк расстегнул пиджак и опустился в огромное кожаное кресло.

Сесть Брайан не решился. Если отец хочет конфликта, он, Брайан, примет бой. Откровенный разговор между отцом и сыном назревал уже давно, и если ему суждено состояться сейчас, то так тому и быть.

– Послушай, отец, – решительно начал Брайан. – У меня нет никакого желания выслушивать твое мнение относительно того, чем я занимаюсь. Можешь не напоминать мне, что я должен вернуться домой и заняться семейным бизнесом. Я делал и буду делать то, что мне нравится. По душе тебе это или нет. И не нуждаюсь ни в тебе, ни в твоих советах.

Отец закинул ногу на ногу и долгим, оценивающим и удивительно спокойным взглядом посмотрел на сына.

– Я пришел сюда не за тем, чтобы читать тебе мораль, сынок. Я пришел, чтобы поговорить о вашей пьесе. Это очень важно.

– Я тебе уже все сказал. И кончим на этом. – Брайан приготовился защищаться. Сейчас он даже мог, пожалуй, выставить отца за дверь, а если понадобится – и силой. – Прости, отец, но я думаю, что тебе лучше уйти.

Фрэнк Кэллоуэй кивнул и, словно пропустив мимо ушей последнее замечание сына, задумчиво сказал:

– Эту пьесу написал ты. Ведь так, сынок? А не этот старый осел по имени Артур Трумэн?

Брайан побледнел.

– Кто тебе это сказал?

– Никто. Я это сам понял… из сюжета, некоторых сцен, диалогов. – Он весело улыбнулся сыну. – Черт, а некоторые прямо-таки вынесены из нашего дома. Как уж тут ошибиться!

Брайан чуть не задохнулся.

– Ты видел пьесу?

– К счастью, да. Мне удалось попасть на один из последних спектаклей до того, как на прошлой неделе пьеса была снята с репертуара. Я должен был увидеть своими глазами, чем же это ты таким занимаешься, ради чего можно пожертвовать стабильным заработком, карьерой, всем…

Брайан медленно подошел к дивану и сел. Его руки и колени дрожали.

– И ты до сих пор думаешь, что я занимаюсь ерундой? Так ведь?

Фрэнк с горечью рассмеялся.

– Возможно, сынок. Так ведь и ты всегда думал, что я занимаюсь ерундой. И неизвестно еще, кто из нас прав. – Он замолчал, пристально глядя на Брайана. – Мне действительно понравилось то, что я увидел. Просто невероятно… Так правдиво, так убедительно, про нашу историю. Пару раз я готов был разрыдаться, если бы мог себе это позволить. Знаешь, мне нелегко было оказаться зрителем. Пожалуй, даже труднее, чем просто встать и уйти из зала или прийти сюда и поговорить с тобой.

Брайан был ошеломлен.

– Тебе действительно понравилась моя пьеса?

– Да, понравилась, – подтвердил Фрэнк. – Но если бы ты знал, и как я возненавидел ее. Я увидел историю о матери, которая была настолько занята собой, что не заметила, как угасает ее верный муж. Я увидел историю о дочери, которая остро нуждалась в материнской любви, но не могла добиться ее, бедняжка должна была постоянно что-то доказывать, но никогда так и не стала соответствовать требованиям матери. Я понял, что ты хотел сказать этой пьесой, и правда оказалась слишком тяжела… Знаешь, мой отец был точно таким же. Он всю жизнь работал не покладая рук на своей ферме, на севере штата, и его некрасивая работящая жена вкалывала не меньше. У нас была очень дружная семья. Я был первым из четырех детей, кому удалось закончить колледж, а впоследствии мне не оставалось выбора, кроме как преуспеть и стать его гордостью. К сожалению, его несчастное сердце остановилось задолго до создания компании «Кэллоуэй индастри».

Брайан молчал, не зная, что ответить. Впервые в своей жизни он услышал от отца слова, которые не были продиктованы одним лишь гневом или жаждой власти над ним. Он видел, с каким трудом отцу дается это признание, и каждое сказанное им слово словно разрубало тяжелую цепь, связывавшую его многие годы.

– Я знаю, нам трудно понять друг друга, сынок. Мы по-разному смотрим на многие вещи. Это факт. Но я не могу перечеркнуть прошлое. И ты тоже. Что сделано, то сделано. Я знаю, что ты чувствуешь, думая о твоей матери. По-твоему, я один виноват в ее смерти.

– Да. – Брайан решил не отступать.

Фрэнк кивнул и почти шепотом продолжал:

– Ты прав. И я вынужден жить с этим грузом все последние восемь лет. Ты представить себе не можешь, что это были за годы. И этот крест мне нести до конца моих дней… – Фрэнк выпрямился. – Но я пришел к тебе не для того, чтобы оправдываться. Я не надеюсь, что ты когда-нибудь поймешь меня, и не прошу тебя об этом. Я только хотел сказать тебе, что то, что ты делаешь… мне, конечно, не понять. Но теперь я вижу, что это неплохое дело. – Фрэнк отвел взгляд и посмотрел в окно, за которым открывалась широкая панорама города. – Я горжусь тобой, Брайан. Очень горжусь…

Комок, подступивший к горлу Брайана, чуть не задушил его. Он был убежден, что никогда не услышит подобных слов из уст отца. Однако, если это не сон, отец их произнес. После стольких лет что-то все же произошло, и отец наконец поверил, что его сын не просто бездельник, прожигающий свою жизнь.

Слеза скатилась по щеке Брайана.

– Спасибо тебе, отец. Наконец-то ты пришел к выводу, что я делаю что-то стоящее.

– Что ж, – Фрэнк встал и принялся застегивать пиджак, показывая, что разговор окончен, – мой тебе совет. Поставь пьесу еще раз, только с новыми людьми. Думаю, многим стоит посмотреть эту вещь, даже если они и придут на Артура Трумэна. Это все равно наша история.

Брайан встал, торопливо вытирая глаза.

– Это не так просто. Мы потеряли сразу и режиссера, и продюсера. Вся постановка полетела к черту. Все кончено. – Он горько улыбнулся. – Знаешь, я никогда не предполагал, что между нами может произойти такой разговор. Даже если мне и не судьба увидеть эту пьесу еще раз на сцене, она уже сыграла свою роль. Отец улыбнулся.

– Я так не думаю. Я видел не один спектакль в своей жизни, но такого сильного, захватывающего и в то же время изящного, как твой «Точный удар», никогда… Я хочу, чтобы он шел на сцене. И чтобы люди смотрели его. И учились жизни.

Брайан с горечью пошутил:

– Ну тогда, может, ты мне дашь для этого миллион долларов?

– Не исключено. – Во взгляде отца не мелькнуло ни тени сомнения.

Брайан в очередной раз был поражен ответом отца.

– Ты это серьезно?

Фрэнк улыбнулся:

– Вот продюсером на Бродвее мне никогда еще не приходилось быть. Пожалуй, это даже забавно. Могу нанять тебя в помощники, если ты разбираешься, что к чему. Что скажешь?

Брайан нахмурился:

– Надеюсь, ты не собираешься опять заманить меня в семейный бизнес?

– Почему бы и нет? – со всей серьезностью ответил Фрэнк, затем дружелюбно улыбнулся. – Надо же мне как-то пристраивать своих сыновей? Ты не против?

– Нет, отец, я не против, – смущенно улыбнулся Брайан.

Поддавшись единому порыву, отец и сын обнялись, впервые с тех пор, как Брайан был ребенком. Крепкие отцовские объятия принесли такое облегчение, что Брайан уже не стыдился своих слез и плакал от радости, как в детстве. Он чувствовал себя так, словно в этот день заново родился на свет.

Ну уж точно дядя Рой, брат Джулии Кэллоуэй, в одиночестве проводивший свои дни в доме для престарелых на Лонг-Айленде, не поверит тому, что племянник расскажет ему по телефону сегодня вечером!

Загрузка...