Игра без правил

17

Расписание репетиций было изнуряющим, поскольку Джун Рорк лихорадочно наверстывала упущенное время. Но даже плотный репетиционный график не способен был вывести Челси Дюран из состояния полной эйфории. Главная роль на Бродвее – начало воплощения заветных фантазий – все еще казалась ей нереальной. Брайан оказался прав: все окружающие обходились с ней не иначе, как с королевой, и это было очень приятно. Даже Ронда, соседка по комнате, попросила у нее автограф. Для Ронды этот жест был всего лишь шуткой, но Челси-то знала, что в будущем ее автограф наверняка будет немало стоить.

К несчастью, напряженная работа нисколько не способствовала улучшению ее состояния. Челси была уверена, что затянувшееся недомогание вызвано отнюдь не инфекцией. Скорее всего это было нервное расстройство. Но почему именно сейчас, когда Челси обрела то, о чем мечтала всю жизнь? Она не понимала причин утренних ознобов, головокружений и мучительных приступов тошноты. Вот и сегодня утром ее буквально вывернуло наизнанку. К счастью, после горячего кофе с булочкой Челси стало немного легче, и она почувствовала, что наконец может репетировать.

– Не так, Кэсси! – гремела Джун. Сигаретный дым струйкой поднимался вверх, растворяясь в желтоватом свете прожекторов, освещавших сцену. Джун интенсивно жевала жевательную резинку.

Резкий тон Джун напугал Челси, она с трудом попыталась сосредоточиться. Ее все еще слегка мутило.

– Простите, можно еще раз попробовать? – жалобно пробормотала она.

Джун подошла к Челси и пристально заглянула ей в глаза:

– С тобой все в порядке? Вид у тебя неважный.

Челси улыбнулась:

– Да нет, все в порядке. Правда, в последнее время у меня проблемы с желудком.

Коди Флинн, стоявший неподалеку, участливо вмешался:

– Это со всяким бывает. Еще бы! Получить главную роль – такое кого угодно выбьет из колеи. Ничего, это пройдет.

– Надеюсь, – пролепетала Челси.

– Не продолжить ли нам работу, детки? – саркастически произнесла Джун.

– Нет проблем, мамочка, – с шутливой ухмылкой отозвался со своего места Коди.

– Спасибо. – Джун сдержанно улыбнулась и повернулась к Челси: – Значит, так, Кэсси. Помни, что до поры до времени ты равнодушна к домогательствам Эвана. Ты по-прежнему уверена, что это он убил твоего отца, и не желаешь иметь с ним дело. Но все-таки элемент некоторой нерешительности в твоем поведении должен присутствовать. В твоем поведении должны сочетаться уверенность, парадоксальность и сдержанность одновременно.

Челси в замешательстве поглядела на Джун.

Коди не выдержал и рассмеялся.

– Это очень просто, детка. Значит, так: когда я тебя целую, ты врежь мне как следует по физиономии, а потом бросайся ко мне в объятия…

– Отлично соображаешь, парень, – строго оборвала его монолог Джун. – Ведь Кэсси может репетировать пощечину до тех пор, пока она не выйдет у нее как следует. И боюсь, это займет немало времени, – ледяным голосом закончила Джун.

Коди перестал улыбаться, а Челси с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться.

В упор глядя на него, Джун продолжала:

– Помни, Эван, Кэсси Фрэнкс – женщина, уверенная в себе, властная и энергичная. У нее собственное дело, а доставшееся от отца наследство лишь прибавило ей обязанностей. Кэсси предпочитает действовать самостоятельно, но ей никак не удается вырваться из-под влияния матери. Кэсси – бомба с часовым механизмом: в любую секунду жди взрыва. А твои отношения с ее матерью – лишь дополнительный источник раздражения. Поэтому, когда она выплескивает на тебя свои эмоции, я хочу видеть больше страсти. Я хочу увидеть взрыв чувств, который бы заставил зрителей в первых рядах замереть от ужаса и ждать развязки. Все понятно?

Оба кивнули.

Джун обратилась к Челси:

– Давай начнем с того места, где Кэсси говорит о своих планах на будущее, то есть до пощечины и появления Дианы Фрэнкс. – Она обернулась к боковым кулисам, где стояла Аманда. – Диана, готова?

Аманда церемонно кивнула.

– Отлично. – Джун снова поглядела на Челси. – Все по местам! – Она отступила на несколько шагов. – Занавес!

– Откуда тебе знать, что я на самом деле хочу получить от жизни? – насмешливым тоном начала Кэсси. – Я наблюдала за тобой целых шестнадцать лет, неизменно убеждаясь в том, что твоей главной целью была собственная выгода.

– Неправда! – возразил Эван, подходя ближе. – Ты же прекрасно знаешь, что твоей отец никогда не делал того, чего не хотел. – Он помолчал, глядя ей в глаза. – Или я не прав? Ты знаешь, каким человеком был твой отец!

– А каков же тогда ты, Эван? – спросила она с вызовом.

Эван ответил несколько мягче:

– Я? Я тот, кто сильно изменился за последние несколько лет. Хотя, думаю, у тебя не было времени обратить на это внимание. Я тот, кто переоценил главные ценности. И еще я тот, кто точно знает, чего хочет от жизни.

Коди наклонился и поцеловал Челси в губы. И в ту же секунду звук звонкой пощечины эхом прокатился по пустому зрительному залу. Коди поморщился от боли и принялся растирать покрасневшую щеку. Из-за кулис раздался громкий смех, а все не занятые в репетиции актеры со всех ног бросились на сцену посмотреть, что же произошло.

Джун весело расхохоталась.

– Отлично! Сделано как надо!

Челси же только сейчас с ужасом осознала, какую сильную пощечину влепила голливудской знаменитости, идолу, которому поклонялась в юности. В сильном замешательстве она пробормотала:

– О Господи! Коди, прости меня! Хочешь, я разотру тебе щеку?

Коди все еще тер покрасневшую от удара щеку.

– Милочка, нам не слишком много платят, чтобы принимать все за чистую монету, – с улыбкой пробормотал он и решительно заявил: – Джун, я требую дублера!

Джун расхохоталась еще громче.

Челси не знала, как загладить свою вину.

– Прости, Коди. Я так увлеклась, что… – Она попыталась дотронуться до его щеки, но Коди уклонился.

– Ничего страшного, – вытянув вперед руку, вздохнул он. – Пройдет. Мне не впервой. Правда, раньше мне доставалось в более интимной обстановке, и, надо признаться, в большинстве случаев я этого заслуживал.

Джун взяла себя в руки.

– Это, конечно, было здорово. Но, Челси, я думаю, тебе нужно дать отдышаться мистеру Флинну. Так что сохрани всю злость во взгляде и ослабь руки. Повторим всю сцену с пощечиной и двинемся дальше. Не будем тратить время!

Коди вернулся на прежнее место.

– Занавес и… пощечина, – приказала Джун.

Челси занесла руку для удара и… пронесла ее мимо лица Коди, так и не коснувшись, чем заслужила благодарную улыбку Флинна.

Он ловко отшатнулся, как от настоящей оплеухи, и процедил сквозь зубы:

– Твоя реакция на мои поцелуи изменится, Кэсси.

– Обещаю, ты больше никогда меня не поцелуешь, – ответила она после небольшой паузы, стараясь придать своему голосу некоторую нерешительность, о которой только что говорила Джун. – Пока… пока я тебе сама не позволю.

Коди с удивлением поглядел на девушку, будто бы ожидая объяснений ее последним словам.

Но Челси заторопилась:

– Меня еще ждут дела. – И она направилась вон со сцены.

Из-за кулис появилась Аманда.

– Эван!

Эван резко обернулся с перекошенным от ужаса лицом.

– Диана?

– Ты только что поцеловал мою дочь, я не ошиблась? – Глаза актрисы пылали гневом.

Эван Чэмберс растерянно улыбнулся:

– Я только кокетничал, дорогая. Ты ведь меня знаешь.

Она подошла ближе и резко бросила:

– Да, уж я-то тебя знаю. И у меня тоже чешутся руки дать тебе по физиономии.

Эван двинулся к Диане:

– Не подумай ничего плохого, дорогая. Я только кокетничал с ней… хотел, ну, что ли, подбодрить. Ничего серьезного!

– Ты считаешь меня идиоткой? – Она прошла мимо него и остановилась у левых кулис. Весь ее вид говорил о том, как ее оскорбило увиденное несколько минут назад.

Эван приблизился к Диане и остановился у нее за спиной. Он постарался придать своему голосу максимум обаяния.

– Можешь считать меня полным идиотом, если я когда-нибудь всерьез себе это позволю. – Он подошел к Диане, обнял ее за талию и положил голову ей на плечо. – Диана, посмотри же на происходящее трезвым взглядом. Ты знаешь, ничто не может встать между нами.

Диана Фрэнкс оставалась непоколебимой.

– Я хочу тебе верить, Эван. Очень хочу. Но я знаю только то, что я только что видела своими глазами.

Он поцеловал ее в шею.

– Все, что ты видела, – так это то, что я заигрывал с Кэсси. Безобидная забава, только и всего. Ведь ты не думаешь, что я смог бы питать искренние чувства к кому-либо еще, кроме тебя? – Он развернул ее лицом к себе.

Аманда стояла в объятиях Коди Флинна и смотрела в его сияющие глаза. Благодаря пьесе она вновь помолодела и ожила. И следующая реплика вырвалась уже из сердца самой Аманды Кларк:

– Я дорожу твоей любовью, Эван. И не хочу ее потерять.

– Обещаю, дорогая, ты не потеряешь ее. – Он прижал к себе Аманду и поцеловал ее долгим, полным нежности поцелуем.

Прижимаясь к его груди, Аманда слышала, как сильно бьется ее сердце, и гадала, чувствует ли это и он. Она не помнила, чтобы кто-то так целовал ее за последние десять лет. А тот факт, что это был один из обаятельнейших молодых голливудских сердцеедов, делал поцелуй еще сладостнее. Интересно, сколько молодых женщин мечтали оказаться в объятиях Коди Флинна? Но теперь пришел и ее черед.

Однако великая Аманда Кларк была профессионалом. Она не сомневалась, что таковым был и Коди Флинн. Она не могла позволить себе покраснеть, как школьница. Но это стоило ей огромного усилия воли.

– Великолепно! – прервала их Джун. – Перерыв. Все трое свободны. – И громко крикнула в сторону кулис: – Джулия и Мэтью следующие! Продолжаем через пять минут!

Коди дружески подмигнул Аманде и направился в артистическую.

На этот раз не справившись с собой, Аманда покраснела, хотя Коди этого не заметил. Красавец уже направлялся в гримерную. Но Аманда догадалась, что могла означать его улыбка. Очевидно, и он почувствовал искорку нежности, которая вспыхнула между ними в сцене объяснения. В этом не было никаких сомнений. Особенно в такой волнующий момент. «Каковы, интересно, его намерения?» – размышляла Аманда. Ей снова вспомнилась многозначительная улыбка Коди Флинна.

Хотел ли он, чтобы она пошла следом за ним? Аманда знала, что у Флинна репутация женолюба. Но тогда что подумает Артур? А почему он вообще должен узнать об этом?

Аманда тихонько постучалась и решительно вошла в мужскую уборную. Флинн стоял перед большим зеркалом и причесывался, но, услышав звук прикрываемой двери, тут же обернулся и с удивлением поглядел на Аманду.

– А, Аманда! – весело сказал он, не отрываясь от своего занятия. – Чему, дорогая мисс Кларк, я обязан вашим появлением?

– Я… только подумала, – начала она неуверенно, – что у нас не было возможности получше узнать друг друга. Так что было бы неплохо познакомиться немного поближе.

Он снова с удивлением обернулся, но затем как ни в чем не бывало снова уставился в зеркало.

– Ах да, это правда. Неплохая идея. А то все работа да работа.

– Точно. – Она не смела двинуться с места и лишь молча разглядывала статную, безупречно сложенную фигуру голливудского героя. В самом деле, он являл собой прекрасный образец совершенной мужской красоты, с красивым калифорнийским загаром и вьющимися волосами. На мгновение Аманда почувствовала неловкость, оттого что заигрывает с молодым мужчиной. Но ей хотелось верить, что в этом нет ничего предосудительного. Она вновь ощутила забытое волнение и с радостью ему отдалась. Аманда с горечью понимала, что она уже немолода, но, если верить комплиментам доброжелателей, ей и в преклонном возрасте удалось сохранить следы былой красоты, вскружившей в свое время голову не одному мужчине. Возможно, что и этот неотразимый парень сумел по достоинству ее оценить.

– Тот поцелуй… – начала Аманда с надеждой, – был таким удивительным…

Коди снова обернулся и удивленно уставился на нее.

– Спасибо. У вас тоже неплохо получилось.

– Вы так думаете? – спросила она и собралась было сделать шаг по направлению к Коди.

Флинн усмехнулся.

– Да. Все было проделано со знанием дела. – Он надел пиджак, готовясь уйти.

С бьющимся от волнения сердцем Аманда преградила ему дорогу.

– Могу я расценивать это как комплимент? На такое ведь способна только женщина с большим опытом. Насколько я слышала, у вас всегда складывались определенные отношения с ведущими актрисами спектакля. – Она со страстью смотрела ему в глаза, в то время как он выправлял из-под рукавов пиджака манжеты рубашки.

Коди на секунду замер и, наконец осознав все значение ее слов, растерянно пробормотал:

– О Господи! Послушайте, Аманда… – Он с нежностью взял ее за руки.

Она шагнула к нему с поистине царственной грацией, готовая упасть в его объятия, как в старые времена. В ее голове пронеслись образы всех мужчин, кому она когда-то принадлежала: Кэри Гранта, Грегори Пека, Юла Бриннера, Роберта Тэйлора.

Однако Коди намеренно сохранял дистанцию.

– Аманда, послушайте… вы – необыкновенная женщина, об этом все знают, особенно я. Но у нас с вами достаточно большой профессиональный опыт, чтобы спутать игру с реальностью. То, что происходит на сцене, – иллюзия. Вы понимаете, что я имею в виду?

Она опустила глаза, раздавленная, отрезвленная внезапным разочарованием.

– Знаю. Но… мне показалось… на минуту… что там… на сцене между нами было нечто большее. – Ее улыбка угасла. – Фантазии старухи? – Подбородок Аманды задрожал от подступивших к горлу рыданий.

Коди почувствовал, что густо краснеет. Господи, ну зачем ей это понадобилось? Он посмотрел на нее полным сострадания взглядом.

– Знаете, когда я был мальчишкой, я просто с ума от вас сходил.

Она порывисто отвернулась и попыталась высвободить руки, но Коди крепко держал их.

– Когда вы были мальчиком…

– Да, сходил с ума. – Он усмехнулся. – Я считал вас самой прекрасной, самой талантливой актрисой в мире. Вы такой и остались. Я ваш поклонник, Аманда. Честное слово. Мне очень жаль, если я ввел вас в заблуждение там, на сцене. Но, несмотря на мою репутацию, Аманда, в жизни я придерживаюсь строгих правил. Простите меня. Я, наверное, старомоден, но предпочитаю ухаживать за женщиной по собственному выбору.

Аманда вырвала руки с оттенком негодования.

– Что ж, мистер Флинн, пожалуй, мы не поняли друг друга. Я просто хотела… поближе познакомиться. Очевидно, вы приняли мое к вам расположение за… грязный намек. Простите меня за столь неожиданное вторжение. Не смею вас больше задерживать. – Она резко повернулась и направилась к двери.

У Коди от волнения перехватило дыхание. Пока оскорбленная театральная дива торопливо покидала комнату, у него еще оставалась возможность броситься за ней и вернуть. Ему казалось, что она заслуживает большего, чем его неблагодарная холодность. Но тут же сам рассмеялся над собственными фантазиями. Неужели такое возможно? Неужели и вправду эта старая перечница по уши в него втюрилась? Просто грандиозно! Черт возьми, да что же такое происходит? Он и не собирался врать, когда сказал ей, что тогда, на репетиции, она отлично справилась с поцелуем. Интересно, размышлял он, а если бы я согласился… И тут же тряхнул головой, гоня прочь нелепые видения, которые рисовало ему воображение.

В этот вечер Аманда Кларк заперлась в своем номере в гостинице «Уолдорф-Астория». Дрожащей рукой она принялась выводить давно обещанное и запоздалое письмо к внукам, жившим в далекой Аризоне. Она бодро расписывала, какое удовольствие получает от работы и в каком все восторге от ее таланта. Не забыла она и упомянуть, что работает в паре со знаменитым голливудским актером Коди Флинном, – наверняка внуки лучше знают его роли в кино, чем ее собственные. В скобках она даже заметила, что он, кажется, влюблен в нее, но она не принимает всерьез его ухаживания из-за большой разницы в годах. Но вот наконец письмо было окончено, и Аманда еще долго перечитывала жизнеутверждающие строки, безнадежно пытаясь убедить саму себя, что все написанное – правда.

18

Отблески огня в камине слабо освещали комнату. Из проигрывателя доносились негромкие звуки популярной песенки в исполнении «Битлз» и Джорджа Харрисона. Положив щеку на плечо Брайана, Челси с наслаждением кружилась в медленном танце и размыш– ляла о том, как здорово, когда тебя вот так обнимают. Возбуждающий аромат его одеколона заставлял Челси прижиматься к нему еще ближе; время от времени она едва касалась губами его шеи, и ее поцелуи были легкими, как перышки. Их силуэты двигались медленно, словно в глубоком сне. Прямо у самого уха она услышала умиротворенный вздох и почувствовала, что Брайан прижался к ней всем телом так, что она могла даже слышать, как бьется его сердце. А может быть, это ее собственное?

Сильные пальцы Брайана знакомым движением пробежали по ее спине. Но Челси была еще далеко в своих мыслях, паря на крыльях неожиданно благосклонной к ней фортуны, перенесясь в мир фантазий, которые самым чудесным образом становились явью. Все в ее нынешней жизни казалось ей прекрасным сном. Куда бы она ни пришла, ее узнавали и повторяли ее имя. Она начала раздавать свои первые автографы, и ее пригласили участвовать в программах новостей и на развлекательные каналы. Кроме того, новая роль принесла ей значительную прибавку к жалованью, и очень скоро перед ней открылась дверь в совершенно иную жизнь – полную благополучия и достатка. Такова была участь восходящей звезды Бродвея.

А все благодаря пьесе Артура Трумэна, одно участие в которой казалось Челси чудом. Недели репетиций шли, неуклонно приближая день премьеры. Челси казалось, что это приближается день ее свадьбы. Она ждала его с волнением и тревогой, усугублявшейся все непроходившей тошнотой. И еще она знала, что даже без Лилиан Палмер пьеса все равно будет иметь успех. К тому же ее партнер, знаменитый и чрезвычайно привлекательный Коди Флинн, несомненно, отметил ее необыкновенные качества и талант. В тот поцелуй на сцене он явно вкладывал нечто большее, чем просто профессиональную игру. Да, у Коди на уме было кое-что еще. Разве не ясно? Разве такое может не будоражить ее? Разве не потрясающе, что звезда такой величины, как Коди Флинн, да еще и с потрясающей внеш– ностью, желает ее!

– О чем ты думаешь? – тихим шепотом спросил Брайан.

Челси снова поцеловала его, испугавшись, что Брайан с его проницательностью мог прочесть ее мысли. Но тут же заставила себя расслабиться под убаюкивающие звуки музыки.

– Я только подумала, какая же я счастливая! За всю свою жизнь не получала столько внимания, как за эти несколько недель. Это – настоящая победа.

Брайан нежно поцеловал ее в лоб.

– Наслаждайся, пока можешь, но всегда помни, что нельзя принимать себя чересчур всерьез. Если ты позволишь себе эту слабость, то шумиха вокруг пьесы может вскружить тебе голову на всю оставшуюся жизнь.

«Ну откуда тебе-то знать?» – подумала Челси. Но лишь обняла его и вздохнула:

– Знаю. Но все же это похоже на сон. И больше всего я боюсь проснуться, поэтому и упиваюсь каждой секундой. Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь. Мне приходилось работать со многими звездами, которые порой просто невыносимы… Я ни за что не хотела бы быть похожей на них.

Брайан улыбнулся.

– Да я вовсе не о том. Просто будь осторожна. Слишком пристальное внимание часто заставляет людей смотреть на мир совершенно другими глазами. И иногда это разрушает личность.

– Обещаю тебе, что буду осторожна.

Челси начинал раздражать чересчур покровительственный тон Брайана. Ей казалось, что его беспокойство необоснованно.

– Ну вот и прекрасно, – по-отечески заключил Брайан. – Я знал многих неплохих актеров, которые, сразу начав с главных ролей, всю оставшуюся жизнь прозябали в полном забвении. Это похоже на часовой механизм, который завели однажды, а потом бросили. Жуткое ощущение. Исключение составляли, как правило, только те, кто сумел справиться с депрессией и вернуть душевное равновесие, рассудительность, здравомыслие и интерес к жизни.

Челси слегка отстранилась и посмотрела ему в глаза.

– Тебе не кажется, что твои слова слегка отдают мелодрамой?

Брайан прижал ее к себе и грустно улыбнулся.

– Может быть. Но мне также известно, что слава и известность способны разрушить самые нежные отношения. Все начинается с небольшого успеха, но потом этот вирус начинает быстро поглощать человека до тех пор, пока от него ничего не останется. Он превращается в оболочку, футляр – он только притворяется, что радуется жизни, а на самом деле все, чем он дорожил, отброшено за ненадобностью. Нельзя менять людей на забавы, чувства – на эфемерную славу.

Челси всмотрелась в его задумчивые глаза – они выражали нечто большее, чем слова. Она хотела было спросить его об этом, но сердце подсказывало ей, что время еще не пришло.

– Не волнуйся. Со мной такого не случится. Я этого не допущу.

– Дай-то Бог, – немного успокоившись, улыбнулся он. – И все-таки я за тебя волнуюсь.

– Какой заботливый, – улыбнулась Челси.

В камине слабо потрескивали угольки. Вино, выпитое за ужином, приятно возбуждало. Челси потянулась к губам Брайана. Долгий нежный поцелуй подхлестнул в ней желание близости, которая должна была стать логическим завершением столь романтического вечера.

В следующую минуту он подхватил ее на руки и отнес в спальню. Брайан был, как всегда, нежен и нетороплив в ласках, чем доводил ее до экстаза. Неожиданно для себя Челси мыслями обратилась к Коди Флинну: ей вдруг стало ужасно интересно, как бы все это выглядело, если бы сейчас на месте Брайана Кэллоуэя оказался он. Наверное, его темные усики щекотали бы ей сосок. А может быть, темные курчавые волосы Коди шелковистее, чем у Брайана? Могли ли пальцы Коди быть более нежными и терпеливыми, чем у Брайана, каждый раз, когда он ласкал ее горячее влажное лоно? Да и смог бы знаменитый мастер экрана доставить ей такое же потрясающее наслаждение, как этот никому не известный актер?

Челси не хотела, не могла больше ждать. Она жаждала удовольствия, но не скоротечного, а долгого, сладостного и страстного.

Челси обхватила его бедра, и в следующее мгновение обжигающий жар пронзил все ее существо, обрушившись на нее целой волной потрясающих ощущений.

«Ну давай же, – мысленно молила она Брайана. – Давай, оставь терпение и нежность для другого раза. А сейчас мне нужно больше, больше, еще больше. Входи же в меня сильнее, быстрее, глубже! Давай же, прошу тебя!»

Стон облегчения вырвался сквозь ее сжатые зубы, предвещая надвигающееся эротическое опьянение. Наконец Челси почувствовала, что вот он, тот самый миг, когда напряжение, готовое взорваться внутри ее на пике страсти, может бросить ее в глубины такого удовольствия, которого ей никогда еще не приходилось испытывать. Пульсирующий, покрывающий кожу мурашками, обжигающий поток обволакивал ее чрево, кружась, как в водовороте, в ее межножье; еще секунда, и он рассыплется блистательным великолепным дождем…

Боль, резкая боль.

Стоп!

У Челси перехватило дыхание.

Брайан почувствовал что-то неладное и остановился. С тревогой заглянул ей в глаза.

– Что случилось?

Горячая, обжигающая боль пульсировала где-то ниже живота. Тяжело дыша и стиснув зубы, Челси оттолкнула Брайана.

– Не знаю. Но только очень больно.

Брайан, встав на колени между ногами Челси, озабоченно посмотрел на нее.

– Я сделал тебе больно?

Ее дыхание постепенно успокоилось. Она даже попыталась улыбнуться.

– Думаю, мы, наверное, слишком увлеклись. Прости.

Он нежно погладил ее.

– Ничего. Я понимаю. Надеюсь, мы ничего не сломали.

Его слова рассмешили ее.

– Будем надеяться, что нет.

Понемногу боль начала утихать. Она посмотрела в глаза Брайану. Да это же он сделал ей больно! – уже не сомневалась она. Он был груб и неловок и не рассчитал свои силы в нужный момент. Да разве Коди Флинн был бы таким неловким? Нет, думала она.

– Знаешь, – неуверенно пробормотала она. – Я… я… думаю, что мне лучше уйти.

Брайан опешил. И только молча смотрел, как Челси встает с постели и поспешно одевается.

– Ты не хочешь остаться на ночь?

Она покачала головой.

– Нет, я пойду домой.

Челси не знала, почему она это сказала. У нее было только одно желание – уйти, выбежать на улицу, вдохнуть ночной воздух. Ей казалось, что если она останется с ним, то, пожалуй, начнет его презирать. Брайан был угнетен и разочарован, но, как воспитанный человек, не возразил ей ни одним словом, а только помог собраться, вежливо проводил до двери и поцеловал на прощание. Когда лифт уносил ее вниз, Челси испытала какое-то странное чувство облегчения. Тупая боль внизу живота давала о себе знать, но Челси без труда сбежала вниз по лестнице и с облегчением позволила швейцару заказать такси.

Несколько минут Брайан стоял неподвижно и смотрел на медную дверную ручку. Он не мог понять, что случилось с Челси. Сердце его сжалось от недоброго предчувствия: с ней неминуемо что-то случится. Брайан и раньше замечал симптомы беды, но боялся, что Челси не внемлет его упреждениям. Какой бы горькой ни была правда, ее надо было признать. Некоторым нужно обжечься, чтобы убедиться, что нельзя совать руку в пламя.

Брайан взглянул на часы: стрелки показывали семь тридцать вечера. Сколько времени он мог бы еще с ней провести! Брайан пожал плечами, медленно пошел в спальню, затем решительно оделся и вышел. Оставаться дома одному в этот вечер было невыносимо. Но куда пойти? Пока лифт медленно полз вниз, его осенило. Когда-то дядя Рой говорил ему, что если ты сам нуждаешься в поддержке, то помоги другому. Брайан принялся соображать, кто бы из родственных ему душ мог нуждаться в поддержке.

Десятью минутами позже он ехал в вагоне метро, направлявшемся в один из центральных районов Нью-Йорка. А еще через двадцать минут – поднимался на другом лифте.

– Я… я… подумал, что ты будешь рада моему обществу, – неуверенно начал он. Брайан заглянул в светло-карие женские глаза, ища одобрения.

Женщина кивком головы отослала прислугу и жестом пригласила Брайана присесть на диван. Сама же, правой рукой направляя колесо, подкатила свое инвалидное кресло к дивану так, чтобы было удобнее разговаривать.

– Страшно рада, что ты зашел.

Ее голос казался необычайно слабым и тихим, но, как и прежде, полон выразительности и очарования. Брайан не пожалел, что пришел.

– Я давно собирался тебя навестить. Но все как-то не хватало времени. Тебе, наверно, уже надоели бесконечные посетители. Представляю себе, как ты хочешь побыть одна.

Лилиан Палмер мягко улыбнулась.

– Не могу сказать, что в последнее время пользуюсь особенным вниманием. Правда, я получаю много открыток, писем, цветов. Но гостей бывает очень мало.

Даже бинты, плотно закрывавшие лицо Лилиан, не могли скрыть неукротимую энергию и волю к жизни этой женщины. Брайан посмотрел на ее ногу, загипсованную от колена до ступни и закрепленную на металлической подставке кресла. Только кончики пальцев выглядывали из-под толстого слоя гипса. Его шероховатая поверхность пестрела подписями и шутливыми надписями.

– Как ты себя чувствуешь? – Брайан не мог придумать более оригинального вопроса.

Лилиан улыбнулась. Ей нравился Брайан Кэллоуэй, несмотря на их короткое знакомство. Он был мил, предупредителен и искренен. Те немногие посетители, которые иногда заходили навестить ее, отчаянно делали вид, что она не так плохо выглядит, никаких сильных повреждений у нее нет, а те, что и есть, совсем незаметны.

– Доктор говорит, что мне придется просидеть в этом кресле еще несколько месяцев. Потом, когда нога немного окрепнет, займусь гимнастикой.

– Все еще болит? – спросил он.

– Иногда. Но я принимаю столько обезболивающих и транквилизаторов, что они успокоили бы и слониху. Так что целый день витаю в облаках.

Брайан рассмеялся:

– Тоже неплохо! – Он замялся, а затем, показывая на ее лицо, нерешительно спросил: – И долго ты еще будешь изображать… мумию?

Она грустно вздохнула:

– Думаю, еще некоторое время. Я советовалась со многими хирургами, и все в один голос заявляют, что потребуется не меньше четырех операций, чтобы восстановить лицо. Но они клянутся, что оно будет как новенькое. Или почти как новенькое, хотя я с трудом себе это представляю.

Брайан содрогнулся.

– Тебе было больно, да?

Лилиан пожала плечами.

– Нога? Да… это было ужасно, ужасно. Лицо? Не очень. Все так быстро случилось. Я почти ничего не помню. По правде говоря, самые неприятные воспоминания остались от госпиталя.

– Ну-ну, я пришел сюда не для того, чтобы слушать ужасные воспоминания, – поспешил прервать ее Брайан и энергично замахал руками, давая понять, что отказывается продолжать эту тему. – Думаю, тебе будет интересно узнать, как идут дела в театре. Значит, так… Ну что ты, не вешай нос! А ну-ка улыбнись.

– Спасибо тебе. Ну ладно, рассказывай о спектакле. Как Челси?

Брайан задумчиво поглядел на Лилиан.

– Челси? Она… выучила уже почти всю роль.

Какое-то время Лилиан изучала выражение его лица. В его глазах она прочла больше, чем узнала из его слов. Жизнь научила Лилиан Палмер безошибочно разбираться в людях.

– Ну и что между вами произошло? – осторожно поинтересовалась она.

– Что ты имеешь в виду? – Брайан сделал вид, что не понял вопроса.

– Что между вами произошло? Вы что, поссорились? – Лилиан озорно подмигнула, как бывалая сплетница.

Брайан нервно рассмеялся, но потом почувствовал острое желание вывернуть душу перед этой сильной женщиной.

– Да нет, не поссорились. Я только беспокоюсь, что у нее не хватит сил выдержать испытание популярностью.

– О-о-о! – Лилиан многозначительно посмотрела на Брайана. – Теперь понятно. Она сильно изменилась? Или ты боишься, что она может измениться?

– И то и другое, – ответил он. – Это началось не так давно.

Она откинулась на спинку кресла и сложила руки на коленях.

– Такое бывает, я знаю. Что-то похожее случилось и со мной, когда я получила свою первую главную роль. Тогда – восемь лет назад – я играла в одной из пьес Нейла Саймона и вела себя точно так же, как Челси. Просто оторвалась от реальности. Стала ужасной стервой.

– В чем это заключалось? – честно спросил он.

– Я оттолкнула от себя многих людей. Даже самых дорогих. – Его боль всколыхнула в Лилиан ее собственные горькие воспоминания. – Ты знал Стивена Марша?

– Композитора?

– Да, – Лилиан с удивлением посмотрела на него, как будто он разгадал сложнейшую загадку, – композитора. Наверняка ты не знаешь того, что я тебе сейчас расскажу. Десять лет назад в обществе нас считали просто-таки образцовой парой. Лучшие друзья. Любовники. Даже обручены.

– Не может быть! – Брайан был ошеломлен. Стивен Марш считался одним из самых модных пианистов и композиторов Нью-Йорка и в последние годы пользовался особенно большой популярностью. – И что же с ним случилось?

– Восходящая звезда Бродвея Лилиан Палмер была так влюблена в себя, что начинающий музыкант, по ночам бренчавший на старом пианино и огрызком карандаша черкавший ноты на аккуратно разлинованной бумаге, потерял для нее всякий интерес. – Лилиан продолжала, не стараясь сдерживать раздражение: – Так вот, эта молодая дурочка решила, что она достойна лучшей участи, нежели испортить себе будущее унизительным браком с никому не известным бедным музыкантишкой, и отвергла его предложение вместе с песней, которую он ей посвятил.

– Ого! – Брайан не мог скрыть своего изумления.

Лилиан не понимала, почему она так легко доверилась этому парню и выкладывает ему свою историю, как старой подружке. Но он был ей симпатичен, и потому она продолжала:

– Засим последовала неприятная ссора, грубые слова, упреки, за которые я до сих пор расплачиваюсь. А потом произошло вот что. После нашей размолвки он пытался несколько раз связаться со мной по телефону. Но я не отвечала ему почти год, и Стивен в конце концов перестал искать встреч со мной, начал жить своей жизнью и добился успеха. – Лилиан нахмурилась. – Ты знаешь, мне потребовалось почти пять лет, чтобы убедиться, что в моей жизни больше не будет ничего хорошего. Не имеет значения, какого успеха я добилась, не имеет значения, сколько у меня поклонников, но среди них не было ни одного, похожего на Стивена.

Брайану стало не по себе от ее мрачного тона. Он улыбнулся и неловко пошутил:

– Вовсе ни к чему было рассказывать обо всех этих ужасах. Я предпочитаю истории со счастливым концом.

Лилиан улыбнулась:

– Самое неприятное в нашей с Челси истории заключается в том, что у нас не было и нет никаких твердых гарантий на будущее. Да ты и сам это знаешь. Но не волнуйся напрасно. Возможно, она окажется счастливее меня и поймет свою ошибку раньше, чем я.

– Я тоже думаю, что все обойдется. – Он закинул ногу на ногу.

Тревога все еще грызла его душу, и ситуация по-прежнему казалась безвыходной. Но искренность Лилиан все же укрепила его решимость и окончательно отрезвила. Как всегда, дядя Рой оказался прав.

– Не думаю, что на твоем месте я стала бы надеяться на судьбу, – предостерегла Лилиан. – Такое случается всегда. И со всеми. Разница только в том, что слабый духом страдает сильнее всего. – Она опять вздохнула и на минуту задумалась. – Печальный финал моей истории – несколько лет одиночества. Пусть это и были годы напряженной работы. До сих пор я расплачиваюсь за свой эгоизм.

Брайан с грустью вздохнул:

– Но не мог же такой финал зависеть только от неудачно сложившихся отношений с одним мужчиной?

Она облизнула сухие губы.

– Я никого не виню. Просто теперь могу трезво взглянуть на вещи, которые раньше не хотела видеть. Я закрыла дверь искренней любви, так как думала, что в моей жизни будут другие Стивены Марши, которые сделают меня еще счастливее, еще богаче, еще знаменитее… Но я ошибалась. Мне довелось встретить многих мужчин, которые любили мою работу, хотели обладать мной, удержать меня, осчастливить. Они предлагали мне все, кроме любви. И это печальнее всего.

Брайану захотелось подойти к этой мудрой женщине, обнять ее, приласкать, но он боялся показаться бесцеремонным.

Лилиан смотрела в полные сочувствия глаза молодого человека. Ей вдруг безудержно захотелось любви, нежности, ласкового прикосновения кого-то, кто сказал бы ей: «Все будет хорошо». Внутренний голос говорил ей, что это необъяснимое желание должно придать ей сил выкарабкаться.

– Знаешь, Брайан… – Она слегка наклонилась к нему. – То, что случилось с моим телом, ничуть не страшнее того, что много раз случалось с моей душой. В действительности никому не удается этого избежать. Иногда кто-то выбирает нас в жертвы. Иногда выбор – наш собственный. Но одно я знаю наверняка – кто виноват, не имеет значения. Всегда надо помнить главное: двигаться вперед, к цели, а не оглядываться назад. – Ее голос зазвучал с новой энергией. – Я презираю того негодяя, который сделал меня калекой. Но не могу позволить беде остановить меня, как никогда не позволяла. Необходимо только переждать эту боль, а потом я соберусь с силами, посмотрю на себя и свою жизнь со стороны, под другим углом… Я уверена: я вернусь и начну жить заново, по-другому, я не сдамся, пока не умру.

Брайан почувствовал, как от последних слов Лилиан у него по коже побежали мурашки.

– А теперь подумай хорошенько и реши, что же ты можешь сделать, – произнесла она с вызовом. – Собираешься ли ты бороться или считаешь, что ничего страшного не случится? Ведь Челси тоже так думает.

Мысли Брайана в тот момент были далеко от Челси. Но ее имя, произнесенное Лилиан, быстро вывело его из задумчивости.

– Ты считаешь, мне следует поговорить с ней?

– И не только поговорить, – сказала она. – Открой ей глаза. Третьего не дано: ты либо выиграешь, либо проиграешь. И когда эта битва закончится, ты сможешь снова пойти своим путем. Мы все имеем на это право.

Брайан был потрясен до глубины души. Только сейчас он осознал все величие и мудрость Лилиан Палмер. Она несла свой венец с гордостью и честью, достойными восхищения. Этот Стивен Марш проиграл только потому, что быстро опустил руки. Но имел ли сейчас Брайан право указывать на кого-то пальцем в то время, как его собственная душа становилась полем битвы. Он снова посмотрел в глаза Лилиан. Если бы только он имел хоть крупицу ее мужества! Тогда, возможно…

19

– Черт бы тебя побрал, что это за жалкое зрелище?! – Челси вздрогнула от пронзительного крика Джун. – Если ты хочешь стать звездой и понравиться зрителям, то тебе придется поднапрячься!

От испуга Челси сжалась в комок.

– Простите, Джун. Но я не понимаю, что от меня требуется.

Джун сердито возвратилась на свое место. Она заметила, что Ронни де Марко язвительно ухмыляется. Джун в ярости накинулась на нее:

– Что тут смешного?

Улыбка мгновенно исчезла с лица Ронни.

Джун снова обернулась к Челси:

– Соберись и думай. Сконцентрируйся. Начнем сцену с Мэри. Эта девица, оказывается, тоже очень расстроена смертью твоего отца и признается, что долгое время имела с ним интимные отношения. Что ты должна чувствовать? У тебя есть отец? Представь себе, что ты узнаешь о его связи с прислугой. Можешь ты это показать?

Челси стояла безмолвно, глядя на Джун. Она не могла себе представить, чтобы ее отец обманывал мать. Это было бы просто нелепо. Ну что тут поделаешь? Джун с самого первого дня не спускала ей ни одного промаха, а с тех пор, как передала ей роль Лилиан, стала просто невыносимой. Челси почти всегда удавалось угодить ей, но это отнимало у нее все силы. На сей раз ей казалось, что Джун требует от нее невозможного. Она понимала, что должна сыграть женщину, одержимую праведным гневом, чего еще от нее хотят?

Помолчав, Джун отрывисто приказала:

– Давай снова. Начинаем с реплики Мэри. Ты, Мэри, признаешься Кэсси в своей связи с ее отцом. По местам!

Ронни присела за маленький письменный столик справа, Челси заняла место на анансцене.

– Занавес! – Джун резко махнула рукой.

По ее знаку Ронни разразилась слезами:

– Оставьте меня в покое! Хотите меня уволить, увольняйте! Мне наплевать! Только и слышу: «я потеряла его», «как мне больно», «бедный мой отец»! Ты не единственная, кто его потерял. Я любила его больше, чем ты или твоя мать. И он меня тоже любил.

– Что?! – Кэсси подошла ближе, не веря своим ушам. Слова Мэри ужаснули, шокировали ее. – Ты смеешь намекать, что имела какие-то отношения с моим отцом?

Мэри повернулась лицом к Челси.

– Называйте это как хотите. Мы любили друг друга.

Кэсси подступила вплотную к наглой горничной:

– Любили? Ты говоришь, что любила его? Ты… ты… была его любовницей? Ты это имеешь в виду? Да ты просто охотилась за ним, как последняя шлюха!

– Стоп! – вмешалась Джун. – Кэсси, это же не интервью для телевидения. Представь, ты вне себя от гнева, – попыталась объяснить ей Джун. – И не столько из-за Мэри, сколько из-за отца. Ты просто в отчаянии, когда узнаешь, что твой отец предал тебя, и срываешь зло на этой девчонке. Ты возмущена его неверностью матери и злишься именно на него. А я не вижу настоящего гнева. В твоих устах – это лишь мелочные обвинения, злость. Твои слова должны уничтожить Мэри. А у тебя сейчас такой вид, будто эта Мэри и дала тебе хорошенько.

Ронни громко расхохоталась.

Челси тоже было засмеялась, но потом обиженно замолчала.

– Еще раз? – неуверенно спросила она.

– Можно мне попробовать? – неожиданно вмешалась Ронни. Она только и ждала случая продемонстрировать Джун, на что в действительности была способна. – Мне кажется, я поняла. Я попробую, а Челси пусть посмотрит. Может, это ей поможет.

Джун собралась одернуть нахальную девицу, но передумала. Как знать, может, это действительно поможет.

– Ну хорошо. Поменяйтесь местами. Челси, начинаешь с реплики: «И он меня тоже любил».

– Ладно, – Челси отошла к письменному столу, а Ронни заняла ее место на авансцене.

Ронни де Марко ликовала. Сейчас она им покажет.

– Занавес! – И он меня тоже любил, – проговорила вяло Челси.

Лицо Ронни исказилось от гнева, подбодорок дрожал, взгляд горел от возмущения.

– Что?! – прошипела Кэсси. Она занесла руку как для удара, но вовремя сдержалась. – Ты смеешь намекать, что имела какие-то отношения с моим отцом? – оскорбленно выкрикнула она.

Челси, как автомат, отчеканила:

– Называйте это как хотите. Мы любили друг друга.

Ронни подошла ближе и остановилась, склонив голову набок. Лицо ее было спокойным, почти каменным. Она походила на сумасшедшую.

– Любили? Ты говоришь, что любила его? – Ронни сделала паузу, губы ее искривились от отвращения, она в ярости сжала кулаки. – Ты… ты… была его любовницей? Ты это имеешь в виду? – Этот жест оказался как нельзя более удачным: Кэсси защищалась и вызывала на бой одновременно. – Да ты просто охотилась за ним, как последняя шлюха!

Джун зааплодировала:

– Стоп! Прекрасно! Именно то, что я хотела. Теперь по местам! Челси, твоя очередь.

Челси глубоко вздохнула. Репетиция продолжалась, но как ни старалась Челси повторить мимику и жесты Ронни, это все же было не совсем то.

После третьей попытки Джун не выдержала и устало объявила:

– Послушай, Челси, поработай немного дома. Хорошо? Мы только зря тратим время. Я думаю, через пару деньков у тебя все получится.

Челси облегченно вздохнула: слава Богу, на этот раз Джун обошлась без крика.

– Я постараюсь.

Но для Ронни де Марко этот день положил начало ее пути к триумфу. Успех был очевиден. Она не только показала себя перед Джун Рорк с самой лучшей стороны, но и доказала, что ей по плечу роль Кэсси. Ее мечта медленно, но верно осуществлялась. Еще предстояло потрудиться кое над чем, прежде чем все части задуманного ею плана сложатся в единую композицию. Она чувствовала, что скоро все будет так, как она хочет.

С трудом дождавшись вечера, Ронни помчалась домой. Вот уж она порадует Александру! Лучшая подруга всегда принимала близко к сердцу ее радости и горести. Сидя в спальне перед большим овальным зеркалом, Ронни снимала макияж, с удовольствием вглядываясь в свое отражение. Сегодня у нее было отличное настроение.

– Все прошло просто по высшему классу! – похвасталась она. – Джун Рорк была в восторге. Брошенное семя даст хорошие всходы. Теперь остается только ждать.

– Молодец, Вероника. Я тобой горжусь.

Ронни наклонилась к поверхности зеркала и прошептала:

– Александра, ты оказалась права. Нужен был только подходящий случай, и поверь мне, все прошло очень эффектно.

Отражение с улыбкой кивнуло:

– Я же говорила тебе, что все получится. Помнишь? Но теперь, когда ты обратила на себя ее внимание, ты должна быть вдвойне осторожна. Она будет следить за тобой, да, следить, будеть искать повод и, увидишь, сама расчистит тебе дорогу к славе, дорогуша.

– Правда? – по-детски наивно спросила Ронни.

– Именно так и произойдет. Именно так. – Голос Александры был уверенный, ровный. Помолчав немного, она вновь заговорила: – Но всегда будь настороже, моя дорогая Вероника. Твой враг скоро сам откроет свои слабые стороны. Это случится скоро, очень скоро. Поверь мне. Это случится. Она молода, очень молода. Молодые всегда слабы. Слабы, ох как слабы! Мы обе это знаем. А зрелость – сильна. Ты и не представляешь, как сильна. Как мы. Ищи ее слабые места. И когда обнаружишь, приходи ко мне, и я расскажу, какую пользу из этого можно извлечь.

– Я запомню, – кивнула Ронни зеркалу. – Спасибо тебе.

– Не благодари меня, дорогая, – ответила Александра. – Только ты сама, твой талант смогут проложить тебе дорогу. Посмотри на себя. Ты так молода, так прекрасна, полна здоровья и сил. Придет время, и весь мир будет боготворить тебя. Боготворить и преклоняться. Пока они слепы, глупы и слепы. Но они увидят, узнают, полюбят тебя. Будь терпелива, милая. Не вини их за неведение.

– И ты всегда будешь со мной, правда?

– Я никогда не оставлю тебя, Вероника, – поклялась Александра. – Я слишком люблю тебя, чтобы покинуть. Ты слишком прекрасна. Ты сама это знаешь. О, как ты прекрасна! – Она залюбовалась безупречной фигурой Ронни. – Дай мне посмотреть на тебя, дорогая, дай мне увидеть тебя всю!

Ронни встала и быстро сбросила с себя блузку и джинсы, с гордостью демонстрируя перед зеркалом свое стройное загоревшее тело, любовно оглаживая четко очерченные бедра, талию, грудь.

– Великолепно! Ты – сама мечта. Тебе нет равных, – восхищалась Александра. – От этого зрелища невозможно оторваться.

– Правда? – Ронни немного смутилась от комплиментов подруги.

– Я хочу принять ванну. Теплую, расслабляющую ванну. Неплохая идея, правда, дорогая Вероника? – предложила Александра. – Думаю, тебе очень понравится. У меня есть для тебя сюрприз. Могу я помучить тебя немного, моя дорогая?

– О да! Если бы ты знала, как я этого хочу. Ты меня балуешь.

Волна возбуждения пробежала по телу Ронни. Она схватила с ночного столика длинный гладкий водонепроницаемый вибратор и исчезла в ванной комнате, где пространство преломлялось в зеркальном покрытии стен и потолка.

20

Уже темнело, когда Джун Рорк наконец вышла из своего кабинета. Она всегда запирала входную дверь театра. Коди Флинн ждал ее у двери уже около часа. Конечно, он мог поговорить с ней у нее в кабинете, но это не соответствовало его планам. Он хотел увести ее из театра в более спокойную обстановку. Репетиции шли день за днем, и Коди становилось ясно, что его роль в этом спектакле не оставляет ему возможности проявить себя в достаточной мере. Да, он исполняет ведущую мужскую роль, но ведь пьеса не о мужчине. Здесь весь сюжет строился на отношениях двух женщин – матери и дочери, отчаянно соперничающих друг с другом после смерти одного близкого им человека – мужа и отца. Когда появятся рецензии на спектакль, то, вполне вероятно, Коди в них даже не упомянут. Этого нельзя было допустить. И он этого не допустит.

«Точный удар» должен был стать для него новой вехой, которая бы вернула ему известность и финансовое благополучие. Больше всего он боялся затеряться в общей массе актеров на второстепенных ролях. К тому же адвокат по-прежнему изводил Коди, все больше напоминая многочисленных агентов долговых служб, что охотились за ним без сна и отдыха. Итак, выход мог быть только один: убедить режиссера показать его героя в более выигрышном свете. Ему предстояло найти способ приручить Джун Рорк и постараться добиться компромисса. Но для разговора с Джун нужна была причина, веская и убедительная. И этой причиной должен стать он сам. Коди считал себя непревзойденным мастером в том, что касалось побед над женщинами в целях добиваться от них своего. К тому же ему представлялся один из тех уникальных случаев, когда можно чудесным образом совместить приятное с полезным. Джун Рорк ему определенно нравилась, хотя он и не мог понять почему. Итак, задача состояла в том, чтобы убедить ее в том, в чем следовало.

Поначалу Коди рассчитывал, что соблазнит ее, угостив хорошим вином и обедом, пустив в ход все свое очарование и внеся романтическую ноту в их отношения. Но тут таилась опасность, что Джун легко догадается о его истинных намерениях. Кроме того, времени было в обрез. День премьеры стремительно приближался, и могло случиться так, что он так ничего и не успеет предпринять. Вот почему действовать нужно было сейчас, пока спектакль еще окончательно не сцементировался. Конечно, кое-что можно было бы подправить и после премьеры, но тогда это будет намного труднее.

Он был абсолютно уверен в том, что должен идти напролом, как бы тяжело это ни было. Джун была из породы жестких деловых женщин, и, следовательно, без полномасштабного штурма тут не обойтись. Идея покорить Джун Рорк была уже сама по себе увлекательна. Черт побери, невыносимое желание раз и навсегда отделаться от проклятых денежных проблем довело его до крайней точки. Он был готов на все. На все. Даже жениться на ней, если потребуется. Джун обязана помочь ему. Другого выхода нет. Да и кто знает? Может быть, ей даже понравится.

– Ты ее трахнул?– голос Ронни еще звучал в его ушах.

– Что?

– Что слышал. – Перед его глазами стоял ее полный гнева, вызывающий взгляд. – Неужели ты как следует не отделал эту чертову ведьму?

– Да заткнись ты!

– Я так и знала. – Коди будто наяву слышал голос Ронни. – Если бы ты ее трахнул, она бы сделала все, что ты скажешь. Да ты что, слепой? Она же старая дева, потому и бесится. Да она бы стала твоей рабой.

– Джун! – громко позвал Коди, стараясь отогнать прочь ужасное наваждение в образе Ронни де Марко. Нет, он и мысли не мог допустить о том, чтобы обойтись с Джун так же цинично, как обычно поступала в таких случаях Ронни.

– Что ты здесь делаешь в такое время? – Джун закрыла дверь на тяжелую цепь и повернула ключ в скважине.

Коди приблизился к ней и растерянно пробормотал:

– Я… я… ждал вас. Я думал… думал, что у вас найдется время… поговорить. Как вы на это смотрите?

Она пожала плечами.

– Хорошо. – Джун взглянула на наручные часы. – Хочешь есть?

– Хочу, – нерешительно ответил Коди. – Вообще-то мне не хочется никуда идти. Но и здесь не очень удобно говорить. Дело очень важное и сугубо личное. – Они неторопливо пошли вдоль здания к служебному входу. – Вы очень голодны?

– Нет, не очень, – ответила она, аккуратно приглаживая рыжие вихры. – Ну так куда бы ты хотел пойти?

Коди глубоко вздохнул.

– Не знаю, куда-нибудь, где можно посидеть и расслабиться. Ну, может быть, выпить пива.

Джун проверила, закрыта ли служебная дверь, дважды дернув за ручку. Идея Коди ей вполне понравилась.

– Ну что ж, пойдем поищем какой-нибудь приличный бар? – доброжелательно предложила она.

Они приближались к первому перекрестку, Коди был готов начать свою атаку. Нужно было идти напролом, но при этом играть тонко.

– Вот этот, по-моему, ничего, как ты думаешь?

Коди остановился, как будто что-то припоминая.

– Если не ошибаюсь, вы, кажется, живете где-то рядом?

– Да, – отозвалась Джун, очевидно, почуяв подвох. Она внезапно остановилась и пристально посмотрела на Коди. – Что у вас на уме, мистер Флинн?

– Я же сказал: хочу поговорить по личному вопросу. Джун, я бы очень не хотел, чтобы нам кто-нибудь помешал… – Коди был чрезвычайно серьезен. – Я буду признателен, если вы уделите мне несколько минут. Вы сможете меня выслушать?

Джун терялась в догадках. Она не могла найти разумное объяснение его поведению. Почему он караулил ее после работы вместо того, чтобы прийти к ней в кабинет? Но его интонации только больше возбуждали ее любопытство. И, кроме того, общество Коди ей было приятно, хотя рассудок требовал одуматься. В любом случае лучше провести время, выслушивая его излияния, чем коротать еще один вечер в полном одиночестве, вычищая из-под ногтей клей для самолетиков.

Наконец они поднялись в ее квартиру. Джун заперла за ним дверь и не мешкая потребовала объяснить загадочность его поведения.

– Ну, выкладывай, приятель. Что все это значит?

Коди снял пиджак, осторожно обошел кофейный столик и присел на диван. Потом взглянул на Джун и указал на место рядом с собой:

– Пожалуйста, садитесь. Прямо не знаю, как начать… ну, в общем, скажу честно. Это… очень тяжело для меня.

Джун бросила свою куртку на спинку кресла-качалки и села рядом с Коди. Серьезная мина на лице Флинна уже начинала всерьез ее беспокоить. Уж не собирается ли он уйти из спектакля? О нет, только не это! Он не может этого сделать! От страха у Джун перехватило дыхание. Она напряженно сверлила его глазами, стараясь определить, что у него на уме. Если он решил уйти, она за себя не ручается. Нельзя же все опять начинать сначала!

– Дело в том, что… – Коди постарался вложить в свои слова как можно больше искренности. – Джун, я знаю, что вы думаете обо мне. Вы не скрывали это с самого начала. Но вы ошибаетесь. Надеюсь, вы поймете. Истина – это не то, что нам кажется. Разве вы об этом не знали?

– О чем это ты? – Джун удивленно поглядела на Коди.

– Я говорю о своих чувствах.

– О чем? – не поняла Джун, начиная тревожиться. – Тебя что-то не устраивает в спектакле? Ты хочешь уйти?

Он пристально посмотрел ей в глаза.

– Нет. Спектакль тут ни при чем. – Он наблюдал, как постепенно проясняется ее лицо, и наконец понял, что час пробил. – Я хочу поговорить о своих чувствах к вам, Джун.

Лицо Джун покрылось густым румянцем.

– Ко мне? Коди, мне наплевать, нравлюсь я тебе или нет. Я только делаю свою работу. Но если я тебя не устраиваю…

– Нет, ты мне нравишься, – прервал ее Коди. – И даже больше… Больше, чем мне бы хотелось.

Джун внезапно замолчала, удивленно моргая глазами.

«Что он сказал?»

– Мы оба знаем, что поначалу не все было гладко. – Он понизил голос. – Но это прежде, чем я узнал вас по-настоящему. Джун, я не хочу, чтобы вы меня ненавидели.

– С чего это мне тебя ненавидеть? – тихо отозвалась она. Его слова показались ей до боли знакомыми. – Ты отлично справляешься с ролью, чего я, надо признаться, не ожидала. А что касается моего отношения к тебе, то, мне кажется, мы прекрасно сработались. Особенно в последнее время. – Нервная дрожь и тревога в голосе выдавали ее волнение: – К чему ты, черт возьми, клонишь?

Коди повернулся к Джун и положил руку на спинку дивана всего в нескольких дюймах от ее плеча. До сих пор он никак не мог подобрать нужные слова. Но внезапно ему стало совершенно ясно, как построить разговор. Он проговаривал его каждый день на репетициях. Отлично! Как раз то, что надо. Он вспомнил, как реагировала Джун, когда он впервые репетировал эту сцену. Она была тронута до глубины души. Возможно, так случится и на этот раз.

– Может, вам это покажется смешным, но… – Он замолчал и отвернулся, стараясь справиться со смущением. Коди не предполагал, что объяснение будет даваться ему с таким трудом.

Легкий трепет волнения пробежал по телу Джун. Он что же, пришел сказать ей, что она его интересует? Быть не может! Это слишком нелепо. Абсурдно. Смешно. Глупо. Еще ни один мужчина ей об этом не говорил.

– Но что? – подтолкнула она Коди.

Он глубоко вздохнул, надеясь, что это придаст ему храбрости, и начал:

– Джун, когда ночью я лежу в кровати, бессонно уставившись в потолок, твое лицо является мне во тьме.

Ну, это уж слишком! Сцена из спектакля! Джун внезапно растерялась, смутилась. Он что, издевается над ней? Ей было вовсе не до смеха.

– Отлично, Коди. Эта реплика Эвана Чэмберса пришлась как нельзя кстати. Может, ты наконец скажешь мне, в чем дело, или ты пришел поиграть со мной? Если так, то тебе лучше уйти. У меня полно дел.

– Нет, нет, я не играю. – Он наклонился к ней ближе и заглянул в глаза. – Да, вы правы, это слова Эвана, или, вернее, Артура Трумэна. Но поверьте, я не лицемерю. Странно, но я испытываю те же чувства, что Эван Чэмберс. Не я придумал эти слова, но они точно выражают состояние моей души… Пожалуйста, выслушайте. Это единственный способ объясниться. Правда. Ты стала для меня наваждением. Каждую ночь, когда я остаюсь один, перед глазами всегда стоит твое лицо. – Он помолчал немного и придвинулся к Джун еще на дюйм. – Да, именно твое лицо.

– Что?! – Джун нахмурилась. – Что ты городишь, Коди?

– Подожди, выслушай меня. – Он дотронулся до ее плеча. Несмотря на ее браваду, Коди чувствовал, как она дрожит. – Я долго не решался признаться в этом ни тебе, ни себе, ни кому-либо еще. Я не могу больше ни спать, ни есть. Все, о чем я могу думать, – это только о тебе. Я не надеюсь, что ты сейчас сможешь понять меня, Джун. Но перед тем, как уйти, я хочу, чтобы ты знала о моих чувствах. Мне нужно вырвать из груди эту занозу или умереть.

У Джун закружилась голова.

Коди видел, каким потрясением были для Джун его слова, и нанес последний удар.

– Я пришел сюда, чтобы сказать тебе: ты нужна мне. Очень. Эван Чэмберс открыл мне глаза. Я обнаружил, что испытываю к тебе те же чувства, что и он – к Кэсси. Ты – единственная из женщин, которая имела безрассудную смелость быть со мной честной, а не заигрывала с моей репутацией и с моим прошлым. – Почему-то Коди верил тому, что говорил, ему не надо было притворяться.

Джун замерла. Он слово в слово повторил реплику своего героя, а ведь именно эти слова Джун мечтала услышать всю свою жизнь. Откуда он мог это знать? И такой ли уж большой это грех – воспользоваться чужими словами, чтобы выразить собственные чувства? Разве Кристиан де Невилетт, друг Сирано, не повинен в том же? Но действительно ли он все это чувствует?

Ее сердце отчаянно забилось в ожидании следующей реплики. Она помнила, что Эван сказал тогда Кэсси: Я хочу тебя. «Неужели он собирается сказать мне то же самое?» – думала Джун. И в эту секунду молчания Коди сидел и смотрел ей в глаза так открыто, так искренне, с такой надеждой. Это он боялся отказа. Пальцы Джун дрожали. Этого не может быть! Это просто жестокая шутка.

– Ты же знаешь, какая за этим следует реплика. Я уверен, ты ее хорошо помнишь, – улыбнулся Коди. – Но это правда, понимаешь? Поверь мне, я не играю. И мы не на сцене. Это правда. Да. Я хочу тебя.

Джун не выдержала, ее голос одолел застрявший в горле комок.

– Что?! Может, еще и следующую реплику, Коди? Уж не собираешься ли ты сказать, что любишь меня, как Эван, обращаясь к Кэсси каждый день на репетициях? – Но гнев, который она старалась подхлестнуть в себе, быстро угас. Ее голос предательски дрогнул, когда она тихо произнесла: – Это не смешно, Коди.

Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он чеканил слова с предельной точностью, его бесстрастный голос рассекал воздух как бритва, пробиваясь прямо к холодному, омертвевшему, лишенному жизни сердцу Джун. Он протянул руку и погладил ее по щеке.

– Мне кажется, я люблю тебя, Джун.

Ошеломленная, она отчаянно искала в его глазах подтверждение искренности его слов, которые казались ей абсолютно невероятными.

Коди неожиданно нагнулся к ней и быстро поцеловал ее в тонкие холодные губы.

– Нет! – Джун непроизвольно отшатнулась и оттолкнула Коди. В голове у нее все помутилось, страх ледяными щупальцами стиснул душу.

– Уходи, Коди! Это какое-то недоразумение. Оставь меня в покое. Я… хочу остаться одна.

– Не могу. – Коди был настроен решительно. – Я не могу оставить тебя одну. Неужели не понятно? Перестань притворяться. Разве не ты позволила мне поцеловать тебя? Скажи.

– Пожалуйста, оставь меня. – Джун без сил закрыла глаза. – Я устала соглашаться с тобой. Тебе здесь нечего делать. Не лезь в мою личную жизнь. Ты всего лишь смазливый голливудский донжуан, неудачник с дырой в кармане! И все. Вот и все! Уходи!

Коди печально кивнул.

– Да, Джун, это правда. Я всего-навсего неудачник и смазливый донжуан. Повторяй это изо дня в день, до тех пор, пока не начнешь в это верить.

Джун молча смотрела на него, ее трясло.

На этот раз Коди решил разыграть отчаяние.

– Не гони меня прочь, Джун. Возможно, фортуна изменила мне, но это не значит, что я не способен чувствовать. Прости, если я обидел тебя. Но я не нашел другого способа, как подойти к тебе и объясниться, хотя это и грубо вышло. Я люблю тебя. Я знаю. Почему ты стараешься меня оттолкнуть?

Джун порывисто вскочила с дивана, как будто он собирался наброситься на нее с ножом. Она перешла на крик:

– Что тебе от меня надо? Ты мне нравишься, Коди. Это правда. Но позволь и мне быть честной до конца. Мне казалось, что мы преодолели некий барьер и стали друзьями! Только друзьями! И все! Уходи сейчас же!

Коди встал с дивана и осторожно взял ее руки в свои горячие ладони.

– Ты права, мы преодолели барьер. И сейчас это очень важно. Я не хочу быть просто твоим другом. Это для меня слишком мало. Можешь называть меня эгоистом. Но скажи только одно, что тебя вполне устраивают нынешние наши отношения. Скажи только, что я тебе противен. Ну скажи же! А потом вышвырни меня вон из этого дома.

Силы изменили Джун. Ей казалось, что все ее тело налилось свинцом и онемело.

– Коди, ты не знаешь меня. Ты не можешь меня любить. Кого ты пытаешься обмануть? Открой глаза! Это ужасная ошибка!

– Я могу любить кого хочу. – Он улыбнулся так обезоруживающе, что Джун растерялась. – И я выбрал тебя.

Но разве это возможно?! Одинокая слеза сползла по ее щеке. Казалось, заговорила ее боль.

– Это неправда! Ты не можешь любить меня!

– Почему?

Подавив рыдание, Джун отчаянно выкрикнула:

– Потому что это невозможно! Разве ты не понимаешь? – Она отступила на шаг и простонала: – Ты что, слепой? Разве ты не видишь того, что видят все?

Лавина эмоций обрушилась на нее, и Джун, не в силах сопротивляться, разрыдалась.

Коди приблизился к ней вплотную и поднес указательный палец к ее губам.

– Я вижу женщину с нечеловеческой силой воли и работоспособностью, которой другие могут только завидовать. Я вижу самую умную, саму остроумную, самую честную на свете женщину. Женщину, с которой, когда она сбрасывает маску беспристрастности, – интересно и весело. Женщину, которой я благодарен уже за то, что она иногда доверяет мне свои проблемы. И все это я нахожу чертовски привлекательным.

Джун тряхнула головой. Может быть, это сон? Жестокий кошмар? Мужчины никогда не замечали ее, а уж эти знаменитые красавчики, которым не составляло труда завладеть любой женщиной, и подавно. Все происходящее казалось ей полным безумием. Однако в глубине души она надеялась, что для нее еще не все потеряно, что еще есть шанс.

– Даже если все, что ты сказал, – правда, Коди, – прошептала она, – то знай, что я не испытываю к тебе никаких чувств. Ты должен это знать. Ты мне нравишься, мне с тобой легко. Но и только.

Последние слова Джун потонули в прорвавшихся наружу рыданиях. Слезы ручьями стекали по ее дрожащим губам, капали с подбородка.

Он снова нагнулся, чтобы поцеловать ее, но помедлил и спросил:

– Ты совсем ничего не чувствуешь?

Джун ощущала на губах и на подбородке его теплое дыхание. Не отрывая глаз от лица Коди, она отодвинулась. Ее сердце готово было разорваться на части, в горле стоял тяжелый комок. Зачем он спросил ее об этом? После всего случившегося что же она может чувствовать?

– Ничего, – отрицательно покачала головой она.

Парализованная нерешительностью и страхом, Джун зачарованно смотрела на его закрытые глаза, когда ощутила пьянящий вкус его губ, теплых и мягких. Боже, как это восхитительно! В ее голове вихрем закружились воспоминания, страхи, тревога, стыд.

Да понимает ли он вообще, что делает? Это, должно быть, ошибка. У него нет на это права!

Из темных глубин памяти одно за другим всплывали воспоминания, больно вонзаясь в сердце, раздирая его, приговаривая к одиночеству.

Подросток с подтяжками на штанах: «Ты спятила? Вали отсюда, уродина! Мальчишки будут только смеяться над тобой».

Пышногрудая девочка из ее класса: «Ты плоская, как доска. Мальчишкам нужны сиськи, да побольше, разве не знаешь? – Громкий смех. – Попробуй искусственные. Или подложи в лифчик пару носков своего братца. А то и две».

Подруга-дылда с родимым пятном на щеке: «И зачем мы только пришли на эти ужасные танцы? Ребята на нас и не смотрят».

Мать: «Ничего, родная. Мальчишки – это не самое главное. Лучше хорошо учись».

Одноклассник-оптимист: «Не переживай, рыжая. Где-нибудь есть парень и для тебя. Поищи какого-нибудь в темных очках и с белой тростью». Смех.

Парень из колледжа: «Ты что, еще девственница? Эй, с тобой все в порядке?»

Элен Трэвис: «Только я понимаю тебя… Ты так прекрасна! И заслуживаешь, чтобы тебя любили. Поверь мне».

Джун влепила Коди пощечину. От ярости и напряжения на ее лице выступили красные пятна.

– Уходи немедленно! И оставь меня в покое!

Коди не собирался отступать и снова наклонился к Джун. И она опять почувствовала вкус его губ, только на этот раз они были властными и страстными. Она попыталась оттолкнуть его, что есть сил упершись ладонями ему в грудь, но его руки обняли ее маленькое худенькое тело и крепко прижали к себе. Джун рвалась из его объятий, но тщетно. Она пыталась протестовать, но получилось лишь нечленораздельное мычание. Слезы бессилия хлынули у нее из глаз. Нет, он не посмеет овладеть ею. Не посмеет! Он не может так просто прийти и овладеть ею. Это несправедливо.

Однако в этой яростной борьбе Джун незаметно для себя все плотнее прижималась к нему, а не отталкивала. В ее душе боролись две стихии: сердце бросало вызов разуму. Она не могла ничего с собой поделать. Разум твердил: спасайся; сердце же увещевало: уступи и доверься судьбе. И чем настойчивее становился Коди, тем громче звучал голос сердца.

В какой-то момент чувства одержали верх: ее сердце вырвалось из привычных оков. Она жадно припала к губам Коди. Ее руки обвили его со страстной неудержимостью, они жадно тянулись к любви, преодолевая вселенскую пустоту одиночества. Джун была уже почти готова сдаться и исцелить свою опустошенную душу.

Но страх не хотел отступать, преследовал ее, толкая на сопротивление. Может ли она вообще любить мужчину? Имеет ли на это право? А может, это только сон? Может, любовь существует только в сказках? Но Джун больше не раздумывала. Ее сердце решило за нее. Она рискнет, рискнет еще раз, последний раз.

Повинуясь необоримому желанию ощутить мужское тело, Джун с силой рванула на нем рубашку. Столик с грохотом опрокинулся, когда они опустились на пол, слившись в поцелуе, переплетясь в объятиях, разрывая в нетерпении друг на друге одежду. Лавина чувств низверглась на Джун, поглотив ее с головой. Она задохнулась от счастья, когда почувствовала, как его пальцы осторожно проникли под ее голубую блузку, а затем с силой ее распахнули, при этом пуговицы как горох посыпались на пыльный деревянный пол.

Лежа на спине и ощущая близость и тепло его тела, Джун вдруг замерла в нерешительности. Казалось, будто по обоим пропустили электрический ток. Они не могли оторвать друг от друга голодных глаз.

– Коди, – еле слышно прошептала она, внезапно охваченная трепетом. – Это… было… так давно, с тех пор, как… я… я… – Джун не хотела признаться, что он был первым мужчиной, который действительно хотел любить ее. Слезы снова покатились по ее щекам, но она твердо решила не отступать.

– Ничего, – успокоил ее Коди. Его глаза светились безграничной нежностью. – Пожалуйста, только расслабься… и позволь любить тебя. Слышишь? Я хочу, чтобы ты поняла, как много ты для меня значишь. Мы не будем делать ничего, что было бы тебе неприятно. Если захочешь просто лежать, обнявшись, это будет даже больше, чем я заслуживаю. Но если ты хочешь всего меня, то надо просто расслабиться… и наслаждаться. Я постараюсь доставить тебе удовольствие.

Такого в ее жизни еще не было. Никто не обнимал ее, не дотрагивался, не ласкал, не сжимал в объятиях так, как этот мужчина. Никто за всю ее жизнь не сумел подарить ей столько тепла и нежности. Это чувство было как дурман, и она жаждала большего. Повинуясь его словам, Джун постаралась расслабиться, и ее слабая улыбка стала для Коди сигналом к действию.

Как обычно, на Джун не было бюстгальтера – ей всегда казалось, что он ей не нужен. Судорога сильнейшего возбуждения пробежала по ее телу, когда она почувствовала, как губы Коди медленно скользят по ее шее, плечам, груди. Джун ужасно боялась, что Коди будет разочарован тем, что увидит, вернее, тем, чего не увидит. Но, к ее удивлению, он ни на секунду не остановился. Страхи Джун мгновенно исчезли, и она впала в чудесное, пьянящее состояние. Она лишь безмолвно плакала слезами счастья. Но и этого ей было недостаточно. Она жаждала большего и не могла противостоять внезапности и силе этого желания.

Кто бы мог подумать! Могла ли она после стольких лет неведения и одиночества вдруг открыть для себя то, что множество людей принимает как само собой разумеющееся? Неужели ее обнимает мужчина, кумир миллионов женщин, ради обладания которым они готовы пойти на что угодно? Может ли быть, что волшебная сказка сбывается? Она не смела вздохнуть, чувствуя, как он медленно начал расстегивать ее джинсы. Это случилось! Это не сон!

Коди на минуту замер в нерешительности. Его глаза спрашивали, хочет ли она продолжения.

– Да, – выдохнула Джун.

Когда Коди встал, чтобы снять брюки, она с восхищением замерла, любуясь его прекрасным мускулистым телом. Он был сложен как пловец или гимнаст. Его тело с гладкой атласной кожей, покрытой ровным загаром, было действительно идеалом красоты. Глаза Джун скользнули ниже, туда, где под узкими черными трусами находилось то, что уже мощно рвалось наружу. Джун лишь ахнула про себя, когда наконец увидела, что скрывалось под тонкой тканью.

Джун могла бы рассматривать его часами, но вдруг испугалась, когда он опустился на колени и начал нетерпеливо стаскивать с нее трусики. Коди оглядел ее худенькое тело, и она увидела на его лице удовлетворенную улыбку. Но нет, это было больше, чем удовлетворение. Это было желание, восхищение тем, что он видел, как будто она, Джун, представляла для него настоящую ценность. В этот момент Джун почувствовала себя самой любимой и желанной во всей Вселенной. Это он подарил ей столь чудесное ощущение! Никому до него это не удавалось. Она страстно хотела его. А раз так, то она отгонит последние страхи.

Коди замер и пристально посмотрел ей в глаза.

– Джун, мне нужно спросить тебя кое о чем.

– О чем? – Она не поняла, почему он вдруг остановился.

Коди тихо рассмеялся.

– Скажи, как ты решаешь проблему… деторождения?

Джун пролепетала.

– О, я…

Ничего другого она сказать не могла. Она никак не предохранялась только потому, что в этом не было никакой необходимости. Ей просто в голову не приходило держать что-либо подобное в доме, даже про запас. Джун охватила паника. Сможет ли он сдержаться в последний момент? Неужели эта первая в ее жизни драгоценнейшая близость с мужчиной будет испорчена таким непредвиденным образом? Нет, этого не должно случиться. Она уже готова была рискнуть, но тут заметила ласковый, ободряющий взгляд Коди.

– Ничего страшного. Внимание!..

Ловким движением он выудил из бокового кармана брюк свой бумажник.

Джун немного успокоилась и удивленно спросила:

– Ты носишь это с собой в кошельке? Я думала, что так поступают только мальчишки.

Он достал из бумажника маленький квадратный пакетик.

– Знаешь, я всю жизнь веду себя как мальчишка. Так что имей это в виду. Думаешь, такой старый хрен, как я, уже ни на что не способен?

Неожиданно для себя Джун осмелела:

– Ну-ка. – Она взяла его за руку. – Можно, я попробую?

Коди очень удивился, но пакетик все-таки ей протянул. Джун не особо заботилась о том, как со стороны выглядят ее действия, но абсолютно точно знала, что сейчас для нее нет ничего невозможного.

Пакетик без труда разорвался, и у нее в руках оказался скользкий кружочек презерватива. Она повертела его, тщательно изучая.

– Надень его вот сюда и раскрути, – посоветовал Коди.

Презерватив легко скользнул вниз, издав легкий резиновый щелчок, и плотно обтянул его внушительный член. Теперь она позволит ему делать с собой все, что он захочет. Она слышала, как ее сердце бешено отсчитывало секунды.

В первый раз после колледжа она позволила мужчине дотронуться до своего лона, разумеется, кроме доктора, и этот факт уже сам по себе стал для Джун чрезвычайным событием. Да, да! Это было в тысячу раз прекраснее, чудеснее, чем она могла себе представить.

Ее телу было знакомо чувство проникновения, но тогда это было совсем иное ощущение – в памяти Джун не осталось ничего, кроме многочисленных отвратительных вторжений инородных предметов и изматывающих мастурбаций, к которым ей приходилось прибегать в компании Элен. Разве все это могло сравниться с новым ощущением близости и безграничной нежности, даруемой ее любовником, его руками, его телом. Ничего прекраснее, чем это чувство, ей еще не приходилось испытывать никогда раньше. Но самым потрясающим ощущением стало внутреннее освобождение, вознесшее ее душу высоко над темной бездной, в которой та пребывала многие годы.

Да, все было именно так: мужчина нежно и искренне любил ее. Разве это не очевидно? Он так и сказал. Он дарил ей свою любовь и безраздельное внимание. Какие еще доказательства ей нужны? Он сделал ее абсолютным центром своей вселенной, и сейчас все его существо нацелено лишь на одно – доставлять ей безграничное удовольствие. От этих мыслей слезы снова навернулись ей на глаза. А минутами позже Джун испытала самый сладостный, самый незабываемый момент сексуального наслаждения, какой и не могла себе представить.

Джун прильнула к груди Коди, как испуганный котенок, благодаря за то, что он не ушел, когда она его гнала. Сейчас она больше всего хотела, чтобы он уже никогда не покидал ее. Умереть в его объятиях было бы для нее высшим счастьем. Естественно, этой ночью, утомленная и счастливая, Джун совершенно забыла о таблетке валиума.

Коди остался с ней до утра, и всю ночь напролет они занимались любовью, нежно и страстно, пока силы не оставили их. Потом они лежали бок о бок в ее постели под толстым шерстяным одеялом. Джун быстро заснула, и ее легкое, тихое дыхание еще долго согревало его грудь. Коди лежал без сна, глядя в потолок.

Он знал, что Джун не устоит перед его обаянием. Теперь-то уж она сделает для него все. Женщины – все одинаковые. Скоро она будет его рабой. Ведь он добивался именно этого. Разве нет? К его удивлению, какое-то новое, нарождавшееся чувство не желало мириться с холодными доводами его рассудка. Что это с ним? Пожалуй, здесь что-то было не так. Ведь Джун была самой обыкновенной женщиной. Женщиной, которую ему бы никогда не пришло в голову преследовать вне существующих обстоятельств. Все, что случилось, было не больше чем игра, простое представление. И не иначе. Но все эти комплименты насчет ума, остроумия и прямоты не были враньем или пустой болтовней. И ему действительно с ней интересно. Так почему же он чувствует себя так странно? Его поведение было частью его профессии, его карьеры. И Коди старался убедить себя в этом. Но опять странное, незнакомое чувство поднялось в его душе и больше не оставляло его в покое в продолжение всей ночи.

21

– Да нет же, совсем не так! – Силуэт Джун вынырнул из полутьмы зрительного зала. Она шарила по карманам в поисках спасительной пачки сигарет.

Челси недоуменно поглядела на стоявшего рядом Коди Флинна и пожала плечами: ни один из них не мог понять, чего же хочет Джун. Все утро они бились над сценой соблазнения, но ни одна из версий не нравилась Джун. Более того, чем больше они репетировали, тем сильнее становилось недовольство Джун. Но Челси, по правде говоря, была вовсе не против того, что все это время ей пришлось провести на диване в объятиях красавца Коди, который исправно, снова и снова, по сигналу Джун покрывал ее поцелуями. В этом состояла одна из привлекательнейших сторон их работы. И постепенно медленные, томные поцелуи Флинна возбуждали в ней желание. Пусть даже любовные объятия и были лишь сценической иллюзией, они частично удовлетворяли любопытство Челси в отношении Коди-любовника. Его усики слегка щекотали ей губы, и в ее голове уже роились всевозможные эротические фантазии, рожденные этим приятным ощущением. Она непроизвольно все сильнее прижималась к Коди.

– Встаньте на секунду, – приказала Джун и подошла к дивану, стоявшему посередине сцены.

Коди послушно поднялся. Челси села и выжидательно глядела на режиссера.

Джун махнула рукой Челси.

– А ну-ка встань. – Джун заняла ее место и поглядела снизу вверх на Коди. – И посмотри, что я имею в виду. Он еще не сел рядом с тобой, а ты уже не хочешь, чтобы он тебя касался. Едва он дотронется до тебя, начинай сопротивляться. Он упорствует, ты вступаешь в борьбу. И вот наконец ты уступаешь: покажи, как мгновенно все в тебе переворачивается; ты вдруг понимаешь, что, боясь самое себя, ты лгала себе, и все твое последующее поведение должно стать актом раскаяния, вспышкой чувств и любви к этому мужчине.

Челси с любопытством следила за происходящим. Джун, казалось, совершенно забыла о ее существовании и глядела только на Коди. Яркий свет софитов упал на лицо Джун, когда она потянулась к склонившемуся над ней Флинну. Челси не поверила своим глазам. Неужели Джун Рорк пользовалась косметикой? У нее на губах была губная помада. Немного румян, туши. Даже волосы заботливо уложены. И чего это она сегодня так расстаралась? Челси посмотрела на Коди. Тот слишком уж многозначительно улыбался Джун. Невероятная догадка подобно молнии мелькнула у нее в голове. Нет! Этого не может быть. Только не с этой старой ведьмой! И она еще думает, что никто не замечает, как она тут ломается? Ну нет, этот номер у нее не пройдет.

Сверху на Джун глядели те же искрящиеся любовью пронзительно-зеленые глаза Коди, что и ночью, когда он занимался с ней любовью, так страстно и так долго. Сцена соблазнения – вот уже два часа Челси находилась в объятиях Коди – доводила Джун до безумия. Однако ничего нельзя было поделать. Она знала, чего хотела от своих актеров. Коди показал ей это в ее собственной квартире. Пусть весь Нью-Йорк увидит, что такое вновь обретенная свобода чувств и честность по отношению к себе самому.

Главной героиней пьесы была женщина, которая, как и Джун, долгие годы была обречена на эмоциональное самозаточение. И вот наконец появляется мужчина, Эван – Коди, возрождающий ее, Кэсси – Джун, к новой жизни. Пусть Коди всего лишь играл роль. Но он произносил те самые слова, что навсегда были выжжены в ее сердце минувшей ночью. Челси Дюран было невдомек, что значит в один прекрасный день ощутить, как с твоей изнемогшей души спадают цепи внутреннего рабства, что значит пробудиться от долгого забытья в руках влюбленного в тебя мужчины. Режиссерская интуиция подсказывала Джун, что именно такое откровение должно присутствовать в пьесе. И пускай никто не узнает, из чьей души оно выплеснулось.

– Смотри внимательно, Челси. – С застенчивой улыбкой Джун вновь повернулась к Коди. – Ну-ка, Эван, покажи мне, на что ты способен!

Коди покосился на Челси и пожал плечами. Его лицо вдруг просветлело, и вдохновенным голосом он заговорил:

– Кэсси, зачем бороться со своей любовью? – Он опустился на диван рядом с Джун и склонился над ее худенькой фигуркой.

Она оттолкнула его с той же силой, как в тот вечер, у себя в квартире.

– Уходи, Ко… э-э-э… Эван! Все это сплошная ложь, слышишь? Оставь меня в покое. Я… хочу остаться одна.

– Не могу, – возразил Эван Чэмберс. – Я не могу оставить тебя одну. Однажды я уже допустил такую ошибку. А теперь посмотри мне в глаза и скажи, что ты не любишь меня.

Джун замерла, лишившись дара речи, совсем как и полагалось по сценарию. Глаза Коди были такими прекрасными, такими манящими, что Джун захотелось полностью раствориться в них.

Он поцеловал ее. Руки Джун тотчас обвили его тело, и она приникла к его губам, вновь наслаждаясь их знакомым ароматом. С их волшебной ночи, казалось, прошла целая вечность и…

– Джун… – Коди мягко отстранил ее и смущенно кашлянул. – По-моему, здесь Кэсси сопротивляется.

Челси стало неловко за Джун, и она отвела глаза в сторону. Слава Богу, никто, кроме них, не присутствовал при этой сцене. Однако сомнений быть не могло: эта старая ведьма ухлестывает за Коди Флинном. Это же просто неприлично! Неужели она вообразила себе, что Коди может на нее польститься, такую тощую безобразную коротышку?

Джун чувствовала, что отчаянно краснеет и что сердце готово выскочить у нее из груди. Господи, какое унижение! Как она могла так забыться?! «Только бы не расплакаться, только бы не расплакаться», – с ожесточением твердила себе Джун.

– Я, кажется, перестаралась, – виновато прошептала Джун и нервно расхохоталась. Напряжение, накопившееся в ней, выплеснулось в несколько секунд. Она неуверенно посмотрела на Челси и сказала: – Кажется, экспромт не удался.

И тут же все трое принялись хохотать.

Волнение окончательно улеглось в душе Джун только тогда, когда Коди ободряюще ей подмигнул, тем самым давая понять, что ничего страшного не случилось и можно спокойно продолжать работу. Ей не терпелось остаться с Коди наедине.

– Ну, давай, Челси. Прогоним эту сцену еще раз. С самого начала. По местам!

И Джун исчезла в полутьме зала, откуда больше не донеслось ни единого резкого замечания до самого окончания злополучной сцены. На этот раз у Челси получилось гораздо лучше, и Джун быстро завершила репетицию и отпустила обоих.

Уже за кулисами Челси нагнала Коди и, не удержавшись, шепотом спросила:

– Ну как она, ничего?

Не обращая никакого внимания на ее колкость, Коди некоторое время молча шагал вдоль занавеса, затем вдруг резко остановился и повернулся к Челси:

– Не будь злой, Челси. Оставь Джун в покое. Она слишком много работает и имеет право немного расслабиться.

– Как и все мы, – загадочно улыбнулась Челси. – Но ты так и не ответил на мой вопрос.

Коди задумался.

– Из ста очков она набрала, пожалуй, девяносто два. С реакцией у нее все в порядке, а вот практики маловато.

– А какие у меня перспективы? – с игривой улыбкой спросила Челси.

Коди смерил ее оценивающим взглядом и дружески чмокнул в щеку:

– Пока не могу сказать. Ваше дело, мисс, только поступило на рассмотрение. Мне нужны более веские доказательства для вынесения окончательного приговора.

Челси понимающе кивнула и в тон ему ответила:

– Они в вашем распоряжении.

– Ну и отлично. – Коди потрепал ее по щеке и скрылся за дверью артистической.

Всего в нескольких шагах от них по другую сторону занавеса безмолвно застыл Брайан Кэллоуэй. Он уставился в пол, усилием воли стараясь подавить мерзкое посасывание под ложечкой. Разговор между Коди и Челси, невольным свидетелем которого он оказался, застал его врасплох. Он никак не мог предположить, что между ним и Челси все так быстро закончится. А вдруг все это было не больше, чем самое невинное кокетство, и, следовательно, незачем обращать внимания на всю ту чепуху, которая достигла его ушей. Так думать было куда приятнее.

Брайан решительно шагнул из-за занавеса навстречу Челси.

– Брайан! – испуганно вскрикнула она. – Как ты меня напугал!

Он улыбнулся.

– Прости, я не хотел.

Челси с улыбкой дотронулась до его руки.

– Ничего, все в порядке. – Она внимательно посмотрела на его расстроенное лицо. – А как твои дела? У тебя такой вид, как будто кто-то умер. Что-нибудь случилось?

– Нет. Знаешь, мне нужно с тобой поговорить, если у тебя есть немного свободного времени. – В его голосе зазвучала надежда. – А что, если нам вместе поужинать? Я приготовлю тебе что-нибудь вкусненькое.

– Это, конечно, было бы здорово. Но, к сожалению, я уже обещала Коди и Джун cходить с ними вечером в «Таверну». Мы там встречаемся с Дино… Может быть, завтра?

Брайан разочарованно вздохнул:

– Может быть. Я тебе позвоню.

Но почему же она не пригласила и его присоединиться к ним? Единственно возможным ответом на этот вопрос могло быть то, что планировалось два визита. В этом не было ничего обнадеживающего. Несомненно одно: он ей больше не нужен. Какая жестокость! И как она ошибается. Он совершенно необходим ей, причем сейчас, как никогда раньше. Почему же она этого не понимает? Не может же она так просто повернуться и уйти и все начать сначала с другим мужчиной. Только сейчас Брайан заметил, как у него дрожат руки.

Домой он отправился пешком, в полном одиночестве. Ему хотелось все обдумать, решить, как быть дальше, а в переполненном автобусе или в такси это было совершенно невозможно. Не прошел он и сотни метров, как тяжелая свинцовая туча, мрачно нависшая над городом, прорвалась сильнейшим ливнем. Брайан продолжал двигаться сквозь сплошную пелену дождя, отсутствующим взглядом меряя мостовую. Он казался себе совершенно одиноким в толпе пешеходов. Нет, ливень совершенно не беспокоил его, более того, Брайан с радостью подставлял лицо под его очистительные потоки. Ему припомнился другой дождливый день и его балкон с панорамой Нью-Йорка. Будут ли еще в его жизни такие дождливые дни? Но и спустя почти час, когда он подошел наконец к своему дому, Брайан чувствовал себя таким же удрученным, как и после разговора с Челси. И самое главное, он так и не смог придумать, как же ему быть дальше.

22

Из переносного усилителя, пристроенного на краю маленькой сцены школы имени Вашингтона в Бронксе, неслась громкая музыка. Брайан зааплодировал, восхищенный танцевальным мастерством троих из его учеников. Он взглянул на часы и понял, что сегодня репетиция опять затянулась дольше обычного. Но никто из студентов, казалось, не обращал на время никакого внимания. Совсем наоборот. По мере приближения премьеры «Тетушки Чарли» волнение учеников и их родителей росло пропорционально желанию все увеличивать продолжительность репетиций. Вот и сегодня все занятые в спектакле актеры поработали на славу. Молодой симпатичный чернокожий парень по имени Келвин Мерфи, исполняющий роль лорда Фэнкуорта и переодевающийся в платье престарелой тетушки, оказался по-настоящему талантлив. Помимо своего таланта, он славился еще неумеренной болтовней о том, как в скором будущем он сможет запросто переплюнуть своего однофамильца, Эдди Мерфи. Брайан твердо верил, что в один прекрасный день это таки произойдет.

Да и все ребята в его группе были не без способностей. Но главным в работе актера Брайан считал вдохновение. И не важно, сколько раз они ошибались, не важно, сколько времени ему пришлось потерять на репетициях из-за их озорства. Он не уставал повторять им, в чем состоит их призвание, с удовольствием поощрял и развивал их таланты. У двоих из группы поначалу возникли трудности с запоминанием текста, но желание выступать на сцене и участвовать во всеобщей праздничной атмосфере спектакля побудило подростков зубрить пьесу до тех пор, пока их реплики не отскакивали от зубов. Старание подростков не ускользнуло и от внимания их родителей, и Брайан время от времени находил в своем почтовом ящике открытки и записочки с выражениями родительской благодарности. В это утро Брайан нуждался в своих питомцах не меньше, чем они – в нем. В этой школе, вдали от интриг Бродвея, Брайан чувствовал себя много спокойнее и увереннее.

– Мистер Кэллоуэй, – начал Келвин, почесав подбородок. Многие из учеников уже потянулись из зала к выходу. – Мне, конечно, нравится наша пьеса. Но, согласитесь, только идиоты могут приходить на такие спектакли и хохотать до упаду, когда все это так далеко от реальной жизни. Я считаю, что она просто глупая.

Брайан сидел на краю сцены и задумчиво глядел на юношу.

– Вот почему то, чем мы занимаемся, и называется фарс, – улыбнулся он. – А чем, собственно, реальная жизнь отличается от фарса?

Келвин пожал плечами.

– Может, и так. Мы смеемся над чьим-либо дурацким поступком или удачной шуткой. Но мы же не идиотничаем с утра до вечера, иначе свихнуться можно.

Брайан обвел взглядом пустые ряды кресел.

– Да, такое возможно. – Он внимательно поглядел в карие глаза Келвина. – Знаешь, иногда нужно чуть-чуть поидиотничать, чтобы не свихнуться окончательно. Понимаешь?

Юноша кивнул и присел рядом с Брайаном.

– Понимаю. Скажем, в детстве для меня существовало два места, где можно было забыть все обидное и жестокое: Кони-Айленд и зоопарк. Там совсем не как в настоящей жизни.

Брайан обнял его за плечи.

– Раз ты смеешься – значит, не плачешь. Верно?

– Верно, – согласился Келвин. – Но не могу же я ждать, когда меня пригласят на Бродвей, или на телевидение, или в кино, как вас, мистер Кэллоуэй. Я не хочу всю жизнь участвовать в фарсе, я хочу быть серьезным актером. И я буду им, вы же знаете.

– Да, приятель, ты обязательно будешь отличным актером, – согласился Брайан и крепко пожал ему руку. – Но только тогда, когда начнешь по-настоящему работать над собой, учиться, как в школе. Помни, опыт – вот источник актерского вдохновения. Как ты сможешь играть то, о чем не имеешь ни малейшего представления? Так что наблюдай жизнь и учись.

Келвин помрачнел.

– Но ведь тогда это будет сплошное притворство. Сплошное кривляние. Я и сейчас могу изобразить все, что захочу…

Брайан глубоко вздохнул. Он заговорил, обращаясь скорее к пустому залу, а не к Келвину:

– Да, в большинстве случаев театр действительно – притворство. Иллюзия. Но иногда в нее вторгается реальность, вползает, как голодная змея, и неслышно подкрадывается к своей жертве. Вот тогда уже трудно судить, где здесь вымысел, а где правда…

Келвин озадаченно уставился на Брайана.

– Что-то не пойму…

Брайан рассмеялся и вскинул голову.

– Ничего, так, бред сумасшедшего. Нам, художникам, – он весело похлопал Келвина по плечу, – дозволяется повалять дурака время от времени. Легкое безумие помогает остаться в здравом уме.

Келвин спрыгнул со сцены.

– Ну, мне пора домой. Мама сказала, что не даст мне свое платье, так что мы с ней собираемся заглянуть в какой-нибудь дешевый магазин и поискать что-нибудь подходящее для спектакля.

– Думаю, твоя мама права, – с улыбкой сказал Брайан. – Пока, приятель.

Келвин направился к выходу и уже у двери обернулся.

– Мама говорит, что мы должны выложиться, потому что она собирается прийти на спектакль, – стараясь перекрыть музыку, крикнул он Брайану. – Хочу, чтобы она мной гордилась!

– Обязательно будет, Келвин! – крикнул Брайан ему в ответ. Ком подступил к его горлу. Он смотрел на юношу, покидавшего театр, на его пружинистую энергичную походку, вспоминал его веселый, жизнерадостный голос. «Господи, до чего же они наивны и до чего честолюбивы, – с горечью подумал он. – Они жаждут удачи и успеха, мечтают о том, чтобы стать звездами первой величины, обладателями огромных богатств, вкушающими от плодов славы. Как мало еще знают эти ребята, сколько сил им потребуется, чтобы ухватить свой единственный шанс в жестокой конкуренции». А как же он-то оказался на Бродвее? В одно мгновение в его голове смешались сотни образов, лиц, воспоминаний. Но каждое из них неизменно принадлежало какому-нибудь из создателей звезд.

К этой категории создателей звезд обычно относили себя все, от кого хоть как-то зависела судьба актера: режиссеры, продюсеры, административные директора и театральные агенты. Чем вы готовы заплатить за свой шанс? Готовы ли продать душу ради славы? Какова цена? Но притягательность огней рампы оказывалась столь непреодолимой, что даже кровь порой была слишком малой платой за успех.

Ему припомнились последние слова Келвина. Да, его мать сможет гордиться своим сыном. Да и как ей им не гордиться? Она была матерью. И это было ее привилегией, каким бы ни был ее ребенок. Ведь это так естественно! Лицо Джулии Кэллоуэй, его матери, вдруг ясно предстало перед глазами Брайана. До чего же она была красива! Она была единственным человеком в мире, который действительно верил в него. Только эта женщина по-настоящему смогла поддержать его и помочь ему. И сегодня, ободрив этого славного чернокожего юношу, он сделал то, что на его месте сделала бы Джулия Кэллоуэй.

Именно мать всегда хлопала громче всех, когда Брайан участвовал в каком-либо из школьных спектаклей. И позже посещала все спектакли с участием сына, уже выпускника, и провожала его на все репетиции. И каждый раз, когда он, как сегодня Келвин, объявлял ей, что собирается стать самым богатым и самым знаменитым, она только кивала и соглашалась подождать.

Джулия Кэллоуэй всегда одергивала Фрэнка, отца Брайана, и пресекала его язвительные насмешки в адрес сына, вопреки отцовской воле увлекавшегося драматическим искусством.

Об отце Брайан не любил вспоминать. Это воспоминание жгло душу и сердце. Его отец, педант до мозга костей, принадлежал к той породе людей, что одинаково складывали свое белье и носки на протяжении пятидесяти лет, всегда свертывали ремни во время путешествий и раздражались при виде капель воды под водопроводным краном. И своей огромной компанией он руководил точно так же. А семью рассматривал не иначе как часть этого большого, хорошо отлаженного механизма. Даже его дети должны были стать образцом высокой продуктивности и высокого качества.

Брайан нажал на кнопку магнитофона, и музыка резко оборвалась. Он выдернул шнур из розетки и убрал его в специальное маленькое отделение на задней крышке магнитофона. Он никак не мог избавиться от мыслей об отце.

Почему бы тебе не стать инженером вместо того, чтобы кривляться, как шут? Ты только зря теряешь время. Ты мог бы приносить пользу на фабрике. Черт возьми, Брайан, ты бы мог стать вице-президентом в моей компании, если бы разумно подходил к жизни. Не гробь себя, как все эти безмозглые сосунки. Будь же, наконец, мужчиной!

Он плотно запер дверь зрительного зала, вышел на улицу и заспешил к метро. Часы показывали далеко за полдень, а это значило, что давно пора было перекусить. Однако есть положительно не хотелось.

Послушай меня, сын. Если ты вообразил, что я стану тратиться на тебя, пока ты выпендриваешься на сцене вместе со всяким сбродом, ты глубоко заблуждаешься. Я хочу тебе только добра. Разве до сих пор ты этого не понял? Открой глаза и посмотри, кто ты. Я же хочу, чтобы ты стал богатым, прилично устроился в жизни, завел семью и выбросил наконец всю эту дурь из головы! Запомни мои слова, если ты и дальше будешь продолжать всю эту клоунаду, то когда-нибудь за ненадобностью тебя выбросят на помойку, как кусок дерьма. Тогда-то ты поймешь, что у тебя украли все, тебя разжевали и выплюнули. И это обязательно случится. Потом не говори, что я тебя не предупреждал. В один прекрасный день ты вдруг обнаружишь, что и твой дом уже не твой. Так что выбирай. Будешь упорствовать – мне с тобой не по пути. Понял?

Этими слова Фрэнк Кэллоуэй напутствовал своего восемнадцатилетнего сына, уезжавшего в Нью-Йорк учиться актерскому искусству. В другой, и последний, раз он увидел отца два года спустя на похоронах матери. Тогда они не обмолвились ни словом. Брайан знал, что отец косвенно был виноват в смерти матери. Он был так занят своими деньгами, что даже не заметил, как мать начала угасать. Конечно, поставь ей этот ужасный диагноз на пару лет раньше, можно было вовремя сдать анализы, пройти специальный курс лечения – и сейчас, возможно, она бы была еще жива. Но нет, Фрэнк Кэллоуэй был слишком занят собой, чтобы обратить внимание на болезнь жены. Джулия Кэллоуэй скончалась от рака груди.

Но даже на смертном одре Джулии удавалось заботиться о про́клятом отцом сыне. Незадолго до своей смерти, втайне от мужа, она на все свои средства приобрела для Брайана просторную квартиру на десятом этаже одного из манхэттенских небоскребов. Отлучаясь якобы по «хозяйственным надобностям», она часто наезжала к Брайану в Нью-Йорк. Ей доставляло огромное удовольствие обставлять его квартиру роскошной мебелью, но самым сказочным подарком оказался счет в банке, который она открыла на имя сына, чтобы ему никогда не пришлось голодать. И до сих пор, много лет спустя после ее смерти, Брайан вносил лишь плату за коммунальные услуги да исправно выплачивал налоги. К счастью, он всегда достаточно зарабатывал, а потому деньги на счету оставались почти не тронутыми. Окажись Брайан даже по уши в долгах, он ни за что бы не решился продать квартиру матери, стоившую по нынешним временам в десять раз дороже того, что заплатила Джулия. Даже брат Джеф не знал, что мамочка Джулия сделала для его младшего братца. И Брайан твердо решил, что все здесь должно остаться так, как было при жизни Джулии Кэллоуэй.

Если бы только отец мог увидеть его на сцене! Эта мысль не раз приходила Брайану в голову. Наверно, тогда бы он наконец понял, что его сын – серьезный человек. Однако пока талант Брайана Кэллоуэя признавали только подростки-энтузиасты из школы имени Вашингтона да театральная труппа, собранная Дино Кастисом. Но уж после премьеры все в Нью-Йорке узнают, как ошибался Фрэнк Кэллоуэй.

23

Ни единым словом или движением, ни единым выходом или уходом прогон не отличался от восьми недель репетиций. Однако в преддверии премьеры, до которой оставалось два дня, нервы каждого, кто находился сейчас на сцене – в костюмах и гриме, среди смонтированных декораций, – были напряжены до предела. Волнение было естественным, но совершенно напрасным. Спектакль был отработан до совершенства. Джун Рорк и сама считала его своим величайшим достижением. Все прошедшие недели она мучилась, сомневалась, сможет ли собрать разрозненные сцены в единое целое. Но мозаика получилась безупречной. С самого начала представления, когда открылся занавес, и до последней сцены, когда Эван Чэмберс поцеловал Кэсси Фрэнкс и они, взявшись за руки, убежали за кулисы, Джун не сделала ни единого замечания, ни единой поправки. С ее точки зрения, работа была завершена и полностью готова к показу.

Наконец в зале вспыхнул свет, и она повернулась к сидящим рядом Артуру Трумэну и Дино Кастису, пытаясь угадать по выражению их лиц, каков же окончательный приговор.

– Ну как?

– Чудесно, Джун. Просто великолепно! – с сияющей улыбкой произнес Артур. – Спектакль захватил меня от начала до конца. – Он повернулся к Дино. – Поздравляю, Дино, успех в наших руках.

Дино как-то неуверенно кивнул и махнул рукой:

– Я не очень-то разбираюсь в этих вещах. По мне, так, если бы эта вещь шла по телевизору, я бы переключился на другой канал еще в начале.

Джун почувствовала, как ее сердце защемило от острой тревоги.

– Почему?

Джун чувствовала себя как мать, которая видит своего малыша, стоящего на неокрепших ножках посреди улицы на пути у стремительно летящего на него потока автомашин.

– Мм… мне кажется, немного затянуто. – Он пожал плечами. – Но это мое личное мнение. Наверняка многие сойдут с ума от всей этой дряни: поцелуи, бесконечные выяснения, кто кого любит… Очень похоже на «Дни нашей жизни». Не люблю я такие штучки. Я бы предпочел драки, автомобильные погони, ну… или что-нибудь в этом роде.

Артур подбадривающе похлопал Джун по руке. В его взгляде читалось искреннее участие: не принимай, мол, близко к сердцу – он же варвар.

– Не волнуйся, дорогая. Я думаю, что театралы будут в восторге.

– Надеюсь. – Джун с надеждой посмотрела в серые глаза Артура. И все же она беспокоилась. Чем же Дино так недоволен? Да, он неотесанный кретин, но ведь в случае успеха спектакля он получит кучу денег!

Она снова повернулась к Дино.

– Знаешь, просто начинают сдавать нервы…

– Именно! – расхохотался Дино. – Я это предвидел. Минут через двадцать из ресторана пришлют провизию. Так что все смогут расслабиться.

Артур приятно удивился:

– Из ресторана? Что это значит?

Дино по-приятельски похлопал драматурга по плечу.

– Это значит, что все мы сможем неплохо провести время. Вечеринка в честь последнего дня репетиций. Приглашаю всех!

Джун шутливо нахмурилась.

– Боюсь, как бы не переусердствовать. Не хватало только, чтобы кто-то вышел из строя перед премьерой. С вашего позволения, джентльмены, пойду проинструктирую ребят, как себя вести.

Джун поднялась и направилась за кулисы.

Она слышала, как Дино продолжал критиковать постановку. Сердце Джун опять сжалось. Ей захотелось услышать еще чье-нибудь мнение. Где же Коди? Он-то скажет ей всю правду. Она не могла полагаться на собственную объективность. Но Коди можно довериться. Что уж тут говорить, если она доверила ему свою жизнь.

В последнее время Джун было все труднее сосредоточиться на пьесе, ведь в ее жизни появился мужчина. И что это был за мужчина! Ни о чем другом, кроме как о Коди, она не могла думать. Они старались, насколько возможно, держать свои отношения в тайне, что было непростой задачей. Ей хотелось смотреть на него, ловить его взгляд, без конца говорить, что любит его, но до сих пор она не отважилась сказать ему это вслух. Настоящей пыткой было находиться рядом с ним на людях и не иметь возможности до него дотронуться. Новые чувства и переживания, так внезапно захватившие Джун, вдохнули в нее новую жизнь, заставили по-новому оценить пьесу, увидеть в ней новые нюансы и перспективы. В труппе все заметили, как она изменилась, – и всем это нравилось.

Джун нырнула за кулисы, где все актеры с нетерпением ждали ее появления, застыв в немом ожидании. Она молча оглядела бледные, напряженные лица. Главное сейчас, подумала Джун, не дать им расслабиться.

– Мистер Кастис сказал, что игра была очень вялая. Будь это телеспектакль, он бы переключился на другой канал. – Актеры приуныли. – Но я думаю, что он просто полный кретин, – добавила Джун и, выдержав паузу, весело улыбнулась. – И страшно горжусь всеми вами.

Волна облегчения смыла напряжение, и вся труппа разразилась бурной овацией. Брайан казался особенно польщенным, ведь этих слов он ждал как награды.

Джун дождалась, когда всеобщее оживление немного улеглось, и продолжала:

– Но смотрите не расслабляйтесь. В пятницу вечером на вас будут смотреть тысячи глаз. Играйте так же, как сегодня, и я обещаю, что никто не останется равнодушным. – Она еще раз обвела всех взглядом: – А сейчас можно отдохнуть. Смывайте грим. Сворачивайте декорации. А завтра постарайтесь хорошенько расслабиться перед премьерой. Кстати, через полчасика мистер Кастис приглашает всех на вечеринку.

Гром аплодисментов и ликующие возгласы заглушили ее последние слова.

Вечеринка оказалась совершенно непохожей на те сборища, которые обычно устраивал Дино Кастис. Среди присутствующих чувствовалась непривычная сдержанность, гости прогуливались, тихо болтая о том о сем, и наслаждались великолепным угощением. До шампанского никто не дотронулся, не желая искушать судьбу и праздновать успех заранее. Однако развлечься коктейлями и пивом было в порядке вещей. Пусть шампанское подождет до премьеры. Оно будет более уместно, когда опустится занавес.

– Ты сыграла сегодня просто классно! – Брайан, прогуливавшийся со стаканом пива, столкнулся с Челси на пороге артистической уборной.

– Спасибо, – весело отозвалась она и заспешила к бару. На ходу она быстро подобрала волосы и заколола их сзади. – Виски с содовой, пожалуйста, – обратилась Челси к бармену в униформе.

Брайан нагнал ее у стойки бара.

– Так хочется пить?

Она удивленно посмотрела на Брайана.

– О чем это ты?

– Просто ты так рванула к бару, что чуть не сбила меня с ног.

Челси недовольно нахмурилась.

– В чем дело, Брайан? Думаешь, если ты попался мне на пути, то я сразу должна бежать к тебе и вешаться на шею? Да кто ты такой?

Лицо Брайана помрачнело.

– Извини, я только подумал…

– Не будь ребенком, Кэллоуэй. Здесь тебе не школа. Мы сюда пришли не дурака валять. И не вздумай опять мне читать свои лекции. Надоело! Понятно?

Она незаметно поискала глазами Коди и, увидев его рядом с Джун, быстро схватила свой стакан с виски.

– А теперь мне надо идти.

Она повернулась, чтобы уйти, но Брайан был настроен решительно.

– Знаешь, однажды одна молодая особа сказала мне, что ни за что не согласится стать примой или по крайней мере не позволит, чтобы успех вскружил ей голову.

Челси резко повернулась, щеки ее пылали от ярости.

– Теперь я понимаю, почему ты до сих пор сидишь по уши в дерьме, Кэллоуэй. Ты просто не умеешь вовремя уйти. – Она издевательски подняла свой стакан, будто только что произнесла в его честь тост, затем, круто развернувшись, направилась к Коди и Джун.

Брайан отвернулся и сделал большой глоток. Да, вот оно и случилось. Лилиан была права. Избежать этого невозможно. Оправдались его самые худшие ожидания. А он искренне верил, что Челси не такая, как другие.

Ему захотелось поскорее уйти, и он уже направился к выходу, когда увидел, что на сцену в сопровождении медицинской сестры въезжает Лилиан в инвалидном кресле. Брайан воспрял духом.

– Лилиан! – радостно воскликнул он.

Она помахала ему рукой.

– Брайан!

Ее лицо все еще было скрыто бинтами, а нога покоилась в гипсе, схваченном по бокам металлическими обручами.

Многие из присутствующих уже узнали Лилиан и спешили ей навстречу. Брайан первым подошел к ней и ласково взял за руку.

– Рад снова тебя видеть, – сказал он.

Глаза Лилиан засияли из-под бинтов.

– А я тебя. Я так обрадовалась, когда Карл позвонил мне сегодня утром и пригласил сюда, к вам. А то мне уже начало казаться, что обо мне все забыли.

– Что ты, этого никогда не случится, – подмигнул ей Брайан и похлопал по плечу. – Жаль, что тебя не было сегодня на генеральной репетиции, – грустно вздохнул он.

– Да, жаль. Но я собираюсь на премьеру. Ничего не хочу смотреть до премьеры.

Лилиан потянула его за руку:

– Наклонись поближе.

Брайан послушно наклонился.

– Ну скажи же мне – как твоя «маленькая проблема»? Я имею в виду Челси? – шепотом спросила она.

– Увы, она выросла в очень «большую проблему», – с грустной улыбкой ответил Брайан. – Ты говорила, что такое случается со всеми, но с ней творится просто что-то неладное.

Глаза Лилиан помрачнели.

– Ну надо же!

Брайан пожал плечами и отхлебнул еще пива.

– Да-да…. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку поверх бинтов. – Спасибо за участие. Хочешь чего-нибудь выпить?

– Стаканчик минеральной воды с удовольствием. – Она улыбнулась и кивнула в знак благодарности.

Ей стало ужасно жаль Брайана. Она долго смотрела ему вслед, пока он шел к бару, заказывал напитки. Какой же он все-таки внимательный и добрый. И если Челси до сих пор не поняла этого, то она просто глупа. Лилиан огляделась в поисках Челси. Ах, вот и она. Беседует о чем-то с Карлом Мэджинисом. Дурочка. В осанке и движениях девушки появились первые признаки звездного высокомерия. Лилиан Палмер вспомнила себя много лет назад. А вот и Коди Флинн. Стоит неподалеку от Челси, рядом с Джун Рорк. Глядя на Коди, Лилиан улыбнулась, вспоминая холодное вино и жаркую сауну. Она попыталась поймать его взгляд, но Коди не заметил ее, чрезвычайно увлеченный разговором с Артуром Трумэном.

Коди изо всех сил старался делать вид, что внимательно слушает пространные рассуждения Артура по поводу пьесы, но мысли его витали уже далеко. Джун была рядом, и он понимал, что ее присутствие не оставляет ему ни малейшего шанса приударить за другими женщинами. После прогона ему удалось успокоить Джун и развеять ее сомнения, пожурив, однако, за излишнюю самокритичность. Неподалеку он заметил хорошенькую Челси Дюран, которая не упускала случая с ним пококетничать. Да, до сих пор она оставалась его партнершей по сцене, примой, так и не став очередным экземпляром в его коллекции кино– и театральных див. Эту профессиональную оплошность Коди намеревался исправить в самое ближайшее время.

Джун повернулась к Коди и деловым, несколько жестким тоном сказала:

– Мистер Флинн, могу я поговорить с вами?

Господи, о чем опять? Коди вдруг стало неловко, как будто его застали за непристойным занятием. Он посмотрел на Артура.

– Извините, Артур, я на минуту…

Артур кивнул.

– Идите, идите, молодой человек. – И двинулся к Аманде, где на него тут же обрушился новый поток комплиментов и восхищения.

– Ну, что случилось? – простодушно спросил Коди, едва они очутились наедине в артистической. – Ты, наверно, собираешься отругать меня за ту реплику, с которой я влез во втором действии? Прости. Больше не повторится.

Джун тщательно заперла дверь. Похоже, ее мысли были очень далеки от репетиционных проблем. Она с улыбкой повернулась к Коди и обняла его за шею.

– Я больше не могла ждать ни секунды!

Она встала на цыпочки и поцеловала его в губы. Коди рассмеялся.

– Так, значит, это была просто шутка? Как нехорошо, мэм!

Джун подтолкнула его и почти силой усадила на один из стульев, стоявших у гримировочного столика.

– Вы вычислили меня, агент Флинн. Но слишком поздно, чтобы спастись! – Джун, дурачась, заговорила с немецким акцентом: – Ти ест мой пленник. И сейчас ти будешь виполнят мой приказ. У меня ест… один способ…

Коди рассмеялся.

– Ты дуришь. Джун нахмурилась, немного обидевшись.

– Но мне все равно нравится, – быстро добавил он, сдаваясь.

Так и быть, Челси Дюран он займется в другой раз. А Джун бывает очень забавной, в особенности когда дуется на него. Сейчас он и сам не прочь немного подурачиться.

– Так какие будут приказания, моя госпожа?

Таблетка валиума лишь усилила ее сексуальную энергию, вызвав поистине необузданный аппетит. Без сочетания транквилизаторов и алкоголя она бы никогда не решилась на подобную дерзость в театре, подвергая себя риску разоблачения. Наконец-то тяжкий груз подавляемых желаний и неуверенности бесследно исчез, и Джун преобразилась на глазах. Теперь она – соблазнительница, искусительница, хищница, жаждущая насыщения. А ее жертва и не подозревает о том, какое испытание страстью ее ждет.

Она подошла вплотную к Коди, и ее рука решительно скользнула по его бедрам туда, где под тканью брюк находилась цель ее поисков.

– Приготовься к самой изощренной эротической пытке, дружок. Ты рискуешь погибнуть.

Столь пафосное вступление только рассмешило его.

– Пожалуйста, пощади.

– Ни в коем случае. – Джун торопливо расстегнула «молнию» на его брюках, и ее рука жадно скользнула внутрь. К своему разочарованию, она обнаружила там вялый орган, который никак не соответствовал степени ее возбуждения. – Так дело не пойдет.

Коди беспомощно посмотрел на нее. В следующее мгновение Джун решительно стянула с него брюки. Жалобно звякнул упавший на пол ремень. В считанные секунды она добилась своего.

Джун проворно скинула джинсы и отшвырнула их в дальний угол комнаты, туда же полетела и майка. Одним молниеносным прыжком Джун повисла на Коди, скрестив ноги у него за спиной. Легкое, хрупкое тело Джун оказалось столь невесомым, что Коди только улыбнулся и приник к нему.

Он заглянул ей в глаза и нежно поцеловал ее в лоб.

– Что теперь? – спросил он.

– А теперь мы будем танцевать, – ответила Джун.

Джун и Коди занимались любовью, стоя посреди комнаты и лежа на холодном, покрытом линолеумом полу, привалившись к туалетному столику и прислонившись к двери, лежа на груде костюмов и даже сидя на маленьком шатком стульчике. Порой ему казалось, что если она и не убьет его, то по крайней мере сделает калекой. Даже когда он достиг оргазма, сдерживаемого в течение почти двух часов, Джун не оставила его в покое. Она продолжала осыпать его поцелуями, ласкать губами и языком до тех пор, пока не возбудила его снова, требуя удовлетворять ее еще и еще. Она превратилась в бездонную яму желания, и это начинало тревожить Коди.

Он еще не встречал в жизни женщину, которую не мог бы удовлетворить. Но Джун все было мало.

Наконец глаза ее закатились, тело свела судорога сильнейшего наслаждения, из горла исторгся полувопль-полустон, и Джун безжизненно рухнула ему на грудь. Коди взглянул на часы. Три часа непрерывной любви. Верилось с трудом. Даже для него такое время можно было считать рекордным. В ушах у него звенело, страшно хотелось пить. На их влажных телах блестели крупные капли пота. Коди надеялся от всей души, что на сегодня все кончено. Он сидел и размышлял, как долго ему еще придется собираться с силами, чтобы встать. Да и Джун, вероятно, нужна была помощь.

– Э-эй, куколка! Джун, дорогая! Радость моя! – Он тронул ее за плечо. – Кажется, ты сегодня вошла в Книгу рекордов Гиннесса. Так что можешь расслабиться.

Но, к его удивлению, Джун не подавала признаков жизни.

– Черт побери! – Тут Коди по-настоящему испугался. Кончиками пальцев он нащупал сонную артерию у нее на шее. Слава Богу, пульс прослушивался. Коди вздохнул с облегчением. Ну и напугала же она его. Не хватало еще, чтобы Джун хватил удар и она скончалась прямо у него на руках. Ему стало не по себе. Не слишком ли большая плата за то, чтобы немного подправить карьеру?

Коди приподнял безжизненное тело Джун со своей груди и посмотрел на ее безмятежное лицо с полуоткрытыми губами. Ее грудная клетка чуть заметно вздымалась. Значит, она дышит. Хорошо. Неужели это обморок? Он взял ее за плечи и немного встряхнул, тщетно пытаясь привести в чувство.

– Черт возьми, – размышлял вслух Коди. Во всем случившемся было что-то нелепое, даже жутковатое. – Она впала в забытье. Кто бы мог подумать?

24

Как и ожидалось, в день премьеры зрительный зал был переполнен. Каждый, кто пользовался хоть каким-то влиянием в театральных кругах Нью-Йорка, заранее запасся билетом, желая увидеть, чем порадуют вернувшиеся знаменитости. Атмосфера в зале накалялась, то тут, то там раздавалось нервное покашливание и громкие смешки. Многие театралы возлагали на будущую премьеру большие надежды, не меньше было и сомневающихся. А тем временем перед стойкой билетного контроля нервно расхаживал взад и вперед Дино Кастис, посасывая незажженную сигару. Сегодня он выглядел необычайно озабоченным.

Коди Флинн оказался прав: любопытство, вызванное трагедией с Лилиан Палмер, вдвойне увеличило интерес к постановке. В театре «Юниверсал» яблоку негде было упасть, теперь задача состояла в том, чтобы удержать интерес публики. Уже застыли в ожидании многочисленные театральные критики, вооружившись отточенными перьями, готовые похвалить или осмеять долгожданную премьеру «Точного удара».

В тот вечер Джун облачилась в приносящее удачу черное бархатное платье, украсив его ниткой жемчуга. Она решила занять место в задних рядах, чтобы зорко следить за реакцией публики во время спектакля. Рядом с ней устроился и Артур Трумэн, подробно изучавший программку – не дай Бог в его фамилии допущена ошибка. В первом ряду показалось инвалидное кресло Лилиан Палмер: она сгорала от нетерпения не меньше актеров за кулисами. Публика гудела, многие зрители все еще стояли в проходах. Они вежливо двинулись к своим местам лишь тогда, когда свет в зале дважды вспыхнул – две минуты до начала представления.

За кулисами актеры и рабочая группа напряженно отсчитывали секунды: любой психолог обнаружил бы здесь все виды повышенной нервозности, стрессового состояния и страха. Чтобы как-то справиться с волнением, каждый был занят исполнением собственного «предзанавесного» ритуала. Кто-то чуть слышно напевал. Некоторые молились. Брайан достал из кармана и поцеловал небольшую фотографию матери. Челси сидела на диване в центре сцены, уставившись на бахрому занавеса, в ожидании, когда погаснет свет в зале и вспыхнут софиты. Она знала, что, едва занавес с шорохом поползет в стороны, возврата уже не будет. Оставалось каких-нибудь полторы минуты.

Аманда стояла наготове у бара, дрожащей рукой держа крышку от хрустального графина.

– Челси, ни пуха ни пера! – громко прошептала она.

Челси взглянула через плечо на улыбающееся лицо Аманды и кивнула ей. Вот оно. Наступает ее звездный час. Каждая реплика, каждое движение, каждая мысль должны быть сегодня безупречны. Неожиданно она поняла, почему Джун Рорк так безжалостно и неумолимо муштровала их изо дня в день. Самая трудная реплика – первая. Ну а уж после нее сработает репетиционный инстинкт, и память механически воспроизведет все то, на что Джун их натаскивала два месяца.

Карл Мэджинис, пробегая мимо Челси, прошептал:

– Шестьдесят секунд!

Челси кивнула. Ее руки отчаянно дрожали. Ей вдруг захотелось в туалет, но она вспомнила, что уже бегала туда всего пять минут назад. Кровь громко стучала у нее в висках, а от волнения перехватило дыхание.

– Эй, красавица, – услышала она справа от себя. Она подняла голову и увидела Коди, приготовившегося к выходу. – Все будет замечательно, поверь мне.

Она постаралась улыбнуться и громко прошептала:

– Почему я должна тебе верить?

– Я тебя когда-нибудь обманывал?

– Нет. Ну и что из этого?

Даже в тусклом свете рабочих огней сцены она заметила, как взволнованно блестят его пронзительно-зеленые глаза.

– А то. Если все пройдет гладко, то, может, поужинаем вместе? – с улыбкой прошептал Коди.

Челси ликовала. Ужин наедине с Коди Флинном? Да она всю жизнь мечтала о таком приглашении!

– Идет. – Но вдруг нахмурилась. – А вдруг провал?

Коди стрелой выскочил на сцену и упал на колени рядом с Челси.

– Все будет прекрасно, крошка. – Он быстро поцеловал ее в губы. – Ни пуха ни пера!

Челси почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце при прикосновении его губ. Она нагнулась и поцеловала его горячо и нежно.

– Если все будет хорошо, могу я рассчитывать на вознаграждение?

Коди кивнул, и тут на сцене вспыхнули софиты, а узкая полоска света под занавесом начала медленно тускнеть и наконец погасла. Он подскочил и бросился за кулисы. Челси чувствовала, как горят у нее щеки. Звук открывающегося занавеса легким эхом отозвался в притихшем зале. Но руки Челси уже не дрожали. Теперь все мысли ее сосредоточились на игре. Отныне ее имя – Кэсси Фрэнкс. И весь Нью-Йорк будет у ее ног.

Итак, спектакль начался.

Занавес медленно открылся, яркий свет прожекторов ударил в полную силу. Действие первое. Сцена первая. Декорации представляют гостиную в роскошном поместье семейства Фрэнкс. Художники потрудились на славу: дорогостоящий облицовочный материал полностью создавал иллюзию добротной мебели, выполненной из тяжелого дерева. Сцена была оборудована сложной компьютеризированной системой технических приспособлений, обеспечивающих смену интерьеров в зависимости от развития действия. Все смонтировано и работает четко, без единого сбоя. Посреди сцены на бархатном диванчике в стиле королевы Анны сидит Кэсси Фрэнкс и рассеянно разглядывает свои руки.

Челси почувствовала, как огонь прожекторов жжет ей кожу. Она покосилась на зал: там, за краем сцены, простиралось покрывало темноты. Но она знала, что оттуда, из этой темноты, на нее смотрят сотни глаз. Ощущение было восхитительное.

Мелодично звякнув хрустальной крышкой, Аманда закрыла графин, повернулась и жестким, назидательным тоном произнесла:

– Кэсси, ты ведешь себя словно ребенок. Мы все чувствуем, как нам не хватает твоего отца, но мне кажется, что ты впадаешь в крайность.

Кэсси посмотрела на мать, полуобернувшись к зрительному залу. Усиленный акустической системой, ее голос прозвучал уверенно и сильно:

– В крайность? Мама, да ведь он же умер! – Она порывисто поднялась с дивана. – И ты это называешь крайностью?

Джун обвела взглядом притихший зал: все зрители с благоговейным вниманием следили за каждым словом, которым обменивались Кэсси и ее мать. Когда на сцене появился Эван Чэмберс, публика заметно оживилась. Очевидно, у Коди Флинна были горячие поклонники и в Нью-Йорке. Вероятно, туристы, подумала Джун. И вновь стала следить за его игрой. Играл он превосходно. Как, впрочем, и все остальные. Каждое слово, реплика были безукоризненными. Пожалуй, они играли даже лучше, чем на генеральной репетиции два дня назад. Правда, публика, к удивлению Джун, порой принималась хохотать там, где, по ее мнению, не было ничего смешного, и оставалась серьезной там, где можно было посмеяться. Но сцены Кэсси с матерью получились особенно трогательными. Кое-кто из зрителей достал даже носовые платочки, чтобы смахнуть слезы. Это было именно то, чего добивалась Джун.

Единственное, что беспокоило ее на протяжении всего спектакля, – так это любовные сцены между Челси и Коди. На ее взгляд, оба немного переигрывали и были чересчур убедительными. Страсть, разыгрываемая актерами на сцене, не казалась ей столь очевидной на репетициях. Джун старалась убедить себя, что в ней говорит больное, измученное воображение. Она допускала, что на премьере актеры всегда выкладываются сильнее, чем обычно. Но тут было явно нечто иное. Она видела это по их глазам даже через темное пространство зрительного зала. Между ними чувствовалась какая-то особая связь, желание прикасаться друг к другу, взаимная тяга. Разумом Джун понимала, что все это – глупая ревность, но все же избавиться от нее не могла.

В конце первого действия, как обычно, она проскользнула за кулисы, где немедленно включилась в работу: давала советы, делала замечания, делилась впечатлениями о реакции зрительного зала. Своей энергией она заряжала актеров для второго действия.

Когда занавес закрылся во второй раз, Джун подумала, что второе действие можно было бы провести чуточку быстрее. Они закончили его на пять минут позже, чем обычно. Однако это объяснялось новыми паузами, в течение которых публика смеялась или аплодировала. Некоторые реплики Артура Трумэна, отличавшиеся особой лаконичностью и остротой, вызывали бурную реакцию зала. Хотя по правилам этикета в драматическом театре не принято аплодировать во время спектакля, взаимосвязь между зрителями и актерами была очевидной и магнетической. Джун чувствовала это и в отдельных эпизодах поздравляла себя с удачей.

В перерыве между вторым и третьим действиями Артур Трумэн снова наклонился к ней, как тогда, на генеральной репетиции, и с улыбкой прошептал:

– Джун, говорю тебе, это просто прекрасно! Не видел ничего лучше.

– Спасибо, Артур, – смущенно кивнула она, неохотно принимая его комплимент. – Но это и ваша работа. Верно?

Он с минуту удивленно глядел на нее, а потом энергично закивал:

– Да! Конечно, конечно.

Многочисленные доброжелатели окружили Джун, осыпая ее восторженными комплиментами. Это придало ей бодрости. Ведь все свои силы она положила на то, чтобы шоу стало полным триумфом. И чем скорее этот факт будет признан, тем скорее все, кто был занят в спектакле, смогут вздохнуть с облегчением.

И вот наконец в заключительной сцене Эван показывает Кэсси письмо ее отца, написанное перед смертью и полностью оправдывающее Эвана. Финальный поцелуй, и оба убегают за кулисы, взявшись за руки. И в следующее же мгновение зал взорвался бурной овацией. Успех был полным. Актеров не отпускали целых десять минут. Когда под громогласные крики «браво» Челси Дюран вышла на поклон, то весь театральный Нью-Йорк понял, что родилась новая звезда. К удивлению многочисленных скептиков, она играла действительно прекрасно. И, как заметила по выражению ее лица Лилиан Палмер, знала об этом.

Лилиан, сидевшая в своем инвалидном кресле у самой сцены, тоже хлопала, глядя на сияющую от счастья молоденькую белокурую актрису, кланявшуюся восторженной публике. Лилиан незачем было скрывать от себя, что она завидует. Это она должна была стоять сейчас на этой сцене. И аплодисменты должны были принадлежать ей, а не этой девочке. Усилием воли Лилиан взяла себя в руки, но мучительная тоска от того, что ее шанс возвратиться на сцену все дальше и дальше отодвигается, терзала ей сердце.

Наконец занавес закрылся, и все, кто был на сцене, со слезами бросились обнимать друг друга, упиваясь счастливыми минутами триумфа. Спектакль имел грандиозный успех, и каждый знал это. Эйфорическая радость и бурный восторг были поистине всеобщими. Никто не сомневался в том, что напишут завтрашние газеты. Чудо свершилось. Актерам удалось по-настоящему затронуть сердца зрителей, заставить их глубоко переживать и сочувствовать. Челси смеялась сквозь слезы: ведь в этот вечер осуществилась мечта всей ее жизни.

– Челси, – услышала она за спиной знакомый голос и почувствовала, как руки Коди нежно обняли ее за талию. Он прижался губами к ее уху и прошептал: – Ну, что я тебе говорил?

Она порывисто обняла его, охваченная общим ликованием. Казалось, оживлению, царившему за кулисами, не будет конца.

– Спасибо тебе, – поцеловала она его. – Ты тоже был на высоте.

Коди снова наклонился к ее уху.

– Не торопись хвалить, впереди еще целая ночь.

Она с недоверием заглянула ему в глаза. И снова почувствовала, как волна возбуждения пробежала по ее телу.

– Правда?

Коди вгляделся в оживленную толпу актеров, собравшуюся за кулисами. Джун нигде не было видно. Должно быть, ее захватили репортеры и сейчас она их обрабатывает. А это наверняка надолго. Ну и отлично. Он сможет преспокойно удалиться с очередной примой самого шумного шоу сезона. Он снова взглянул на Челси.

– Я заказал номер в «Хилтоне». Что ты на это скажешь?

Челси не знала, что ответить. Да, она много раз представляла себе, каким могло бы быть ее первое свидание с голливудским Казановой. И вот сейчас ей предстояло сделать свой выбор. Часто в мечтах ей виделся романтический ужин, медленный танец, катание на лошадях под звездным небом в Сентрал-парке, а затем… Но сейчас она по-настоящему растерялась.

И наконец нерешительно спросила:

– Может, сходим куда-нибудь? Перекусим, выпьем шампанского, потанцуем? Ты же, кажется, приглашал ужинать?

Коди весело расхохотался:

– Моя дорогая, именно для этого и существует гостиничный сервис.

Он видел, что Челси явно растерянна. Ему и раньше приходилось видеть это беспомощное выражение на лицах своих любовниц. Но оно мгновенно исчезало, стоило ему проявить побольше настойчивости.

Коди прошептал:

– Могу поспорить, тебе будет небезынтересно узнать, что случилось с нашими героями потом, после занавеса.

Желание с новой силой охватило Челси, когда она вспомнила их недавнюю сцену в финале – они сливаются в восхитительном долгом поцелуе в медленно гаснущем свете прожекторов.

– Ну так чего же ты ждешь? – Челси не могла отвести глаз от гипнотизирующего взгляда Коди.

– У парадного уже куча народу. Давай побыстрее приводи себя в порядок, и я буду ждать тебя у служебного входа. Думаю, нам удастся проскочить мимо репортеров. А там мы легко поймаем такси.

Челси кивнула и исчезла за дверью артистической уборной.

Коди тоже поспешил поскорее избавиться от грима. Обычно на это не уходило слишком много времени. Он никогда не пользовался белилами, потому что не считал нужным скрывать свой великолепный калифорнийский загар. Несколькими легкими движениями он быстро очистил веки, стер следы румян и губной помады.

Мысли о предстоящем свидании рождали в нем странное чувство вины перед Джун. Естественно, ему бы не хотелось, чтобы она застала их вместе, но в то же время он пытался убедить себя, что его опасения просто нелепы. Он не имел никаких обязательств перед Джун. Они не женаты, и у нее не было на него исключительных прав. Он же был убежденным холостяком и, следовательно, волен встречаться с кем ему хочется. Но все же Коди не мог понять, почему это странное, ноющее чувство вновь кольнуло его, как и тогда, в первую ночь с Джун. Коди тряхнул головой, стараясь отогнать неприятные мысли. Впереди был приятный вечер с симпатичной особой. Да и традиции следует соблюдать.

Коди пристально вгляделся в собственное отражение в зеркале. «Эй, приятель, традиция есть традиция». Он подмигнул себе, быстро встал и запустил мокрым полотенцем в зеркало. Аккуратно пригладив волосы, он подумал: «Ну а теперь мой выход».

Уже несколько долгих минут Коди топтался у служебного входа, нетерпеливо поджидая запаздывавшую Челси. Не хватало только, чтобы появилась Джун и застала его на месте преступления. Наконец дверь артистической открылась, и на пороге он увидел… Ронни с сумкой через плечо. Коди несколько приуныл. Она подплыла к нему и, смерив насмешливым взглядом, сказала:

– Эй, милый, ты как будто на свидание собрался.

У Коди не было ни малейшего желания заводить с ней беседу.

– Прости, дорогая, свидание не с тобой.

– А жаль. – Ронни помолчала, обдумывая, вероятно, очередную колкость. – Ах да! Я слышала, это тебя нужно благодарить за то, что ты прочистил мозги нашей режиссерше. Знаешь, у тебя неплохо получилось. Она стала посговорчивее. Я знала, что у тебя получится. – Она подмигнула. – Ну и как она тебе? В постели она тоже «ставит» каждый жест, каждое слово, каждый стон?

Коди с досадой поглядел на нее и улыбнулся:

– Ронни, сколько же в тебе благородства. Просто удивительно.

Она самодовольно чмокнула его в щеку.

– Спасибо, что заметил.

В этот момент дверь артистической открылась, и на этот раз из нее вышла Челси, без грима, совершенно преобразившаяся, и с улыбкой направилась к Коди. От ее внимания не ускользнул след свежей губной помады у него на щеке.

– Что, не мог подождать?

Ронни расхохоталась и принялась старательно стирать помаду со щеки Коди.

– Что же это я наделала! – Она ядовито покосилась на Челси. – Коди прямо-таки нарасхват.

Челси смерила ее ледяным взглядом.

– Когда он освободится, я тебе сообщу.

– Вот и прекрасно, – промурлыкала Ронни. – Думаю, потом мы сможем обменяться впечатлениями.

Коди почувствовал, как панический страх закрадывается к нему в душу. Он инстинктивно сознавал, что это шипение – только начало, эти двое непременно выпустят когти.

– Пойдем, Челси. Мы опаздываем на ужин. Ты не забыла?

Ронни рассмеялась.

– О-ох, не шути с огнем, Коди, не шути, – таинственно погрозила она пальцем. – У нашей старой ведьмы есть большой хрустальный шар, в нем она видит все.

Коди решил не отвечать на этот выпад и, схватив Челси за руку, потащил ее к выходу. Едва дверь за ними захлопнулась, Ронни злорадно расхохоталась: легкомыслие Коди и уязвимые места противника открыли ей широкий простор для деятельности, таивший в себе новые тактические возможности. Внезапно откуда-то вынырнула Джун Рорк, встревоженная, очевидно, отсутствием своего ветреного любовника.

– Ронни, ты не видела Коди? – с едва скрываемым нетерпением спросила Джун.

Сказать или нет? Нет. Еще не время. Она посоветуется с Александрой и выберет наилучший момент для того, чтобы пустить в ход информацию, которой она завладела. Александра была права. Ее соперница проявила нелепейшую слабость. Сейчас нужно лишь выждать и уверенной рукой забить шар в лунку.

– О, он только что ушел, – с кроткой улыбкой ответила Ронни. – Вы с ним разминулись.

Джун беспомощно пробормотала:

– Ушел? Но он… даже не…

Ронни быстро соображала.

– Да, я еще спросила его, останется ли он отпраздновать со всеми, выпить шампанского, но Коди отказался. Он был каким-то подавленным, уставшим. Да это и понятно. Он сказал, что хочет немного пройтись, побыть один, выпустить энергию после премьеры. – Ронни задумчиво потерла подбородок и продолжала: – Знаете, я теперь припоминаю. Еще когда мы работали в Калифорнии, он часто так поступал: уходил один сразу же после премьеры. Такая уж у него привычка. Не думаю, что за него нужно волноваться. Рано или поздно он вернется.

Джун в полном недоумении уставилась на Ронни. Это сообщение оказалось для нее полной неожиданностью. Ее представление о Коди не вязалось с образом отшельника-одиночки. Она-то думала, что по такому случаю он захочет веселиться до рассвета. И она с удовольствием составила бы ему компанию. Нет, здесь что-то не то. У нее не было никакого желания оставаться в одиночестве в такой день. Но, с другой стороны, какой смысл Ронни лгать? Джун улыбнулась, рассеянно поглядывая на служебную дверь.

– Ничего страшного, спасибо, что сообщила.

Тут Ронни не удержалась:

– А что случилось? У вас с ним были какие-то планы на вечер?

Глухим от обиды голосом Джун нехотя ответила:

– Да нет, ничего. Никаких планов… Я только хотела поздравить его с удачной премьерой. Вот и все.

Ронни хотела было уточнить: «Какую премьеру вы имеете в виду?» – но вовремя прикусила язык. Она только кивнула и с улыбкой посмотрела на Джун.

– Еще бы, он так классно сыграл сегодня.

Джун не могла понять, почему ей вдруг стало как-то не по себе рядом с Ронни де Марко. Или, вернее, почему Ронни действовала на нее так удручающе. А может, она что-то недоговаривает? Но Джун решила не задавать больше вопросов и оставить все как есть. Решила поверить ей. Однако боль, сдавившая сердце, не отпускала. Ведь именно в эту ночь ей так хотелось быть с ним вдвоем.

А Коди Флинн тем временем давал уже другое представление. Лежа на огромной кровати в шикарном номере на тридцать седьмом этаже, Челси чувствовала на себе тяжесть его крепкого тела и наслаждалась каждой минутой их чудесной близости. Бутылка шампанского «Дом Периньон», охлажденная в серебряном ведерке со льдом, была уже выпита. Исполнение в одну ночь всего того, о чем она мечтала – всех честолюбивых планов и самых заветных фантазий, – приводило Челси в совершенный восторг. Она не знала, то ли ей смеяться, то ли плакать, то ли кричать. И, не в силах выбрать что-либо одно, она делала все одновременно. Даже если бы мир обратился в пепел, она вряд ли бы это заметила, пребывая в опьянении сегодняшней ночи. Успех, как наркотик, полностью завладел ее сознанием. Итак, сегодня она стала звездой. И наградой, призом за свой успех ей был этот мужчина, кумир стольких женщин. Пробил ее час. Обратной дороги нет.

Целая ночь любви была уже позади, но Челси еще долго не могла сомкнуть глаз. Слишком опустошительным, слишком изматывающим оказался для нее этот день. Наконец заветная дверь отворилась перед ней, и это счастье сводило Челси с ума. То был не сон. Все, о чем она мечтала, свершилось. Она – звезда Бродвея. Ее новый любовник – знаменитый голливудский актер. Все складывалось просто как в сказке. Снова и снова она с восторгом твердила себе, что Коди – самый лучший, самый восхитительный мужчина.

Когда учащенное биение ее сердца стало постепенно успокаиваться, небо на востоке уже светлело, возвещая о наступлении нового дня. С блаженством смежив отяжелевшие веки, она осознала, что сегодня подобно рассветному солнцу на Бродвее взошла новая звезда – Челси Дюран.

25

Восторженные отзывы нью-йоркской прессы сделали свое дело: в зрительном зале не было ни единого свободного места ни на субботнем утреннем спектакле, ни на вечернем восьмичасовом. «Точный удар» оказался в центре столь пристального внимания, что казалось, пройдут недели, а может быть, и месяцы, пока на Тайм-сквер можно будет купить дешевый билетик хотя бы на утреннее представление. Естественно, теплый прием у публики радовал всех без исключения членов труппы, но в особенности Джун Рорк.

Подавляющее большинство отзывов было необычайно доброжелательным к Джун. Критики не скупились на похвалы, лицемерно открещиваясь от своих прошлых нелестных рецензий, в один голос заявляя, что провал «Сорванной маски» не более чем случайный и ничтожный эпизод в яркой карьере Джун Рорк. Итак, всемогущий механизм прессы вновь вознес Джун на вершины славы. При разборе спектакля львиная доля в рецензиях отводилась новому сенсационному открытию – Челси Дюран. Критики отмечали, что особенно неподражаема Челси в дуэте со своим партнером, исполнителем главной мужской роли Коди Флинном. Уже после первого представления речь зашла о его возможном награждении ежегодной премией «Тони». Один критик набрался смелости и заявил, что Челси Дюран может стать новой Лилиан Палмер. У Челси, сидевшей с этой газетой за небольшим круглым столиком в роскошном номере Флинна в отеле «Хилтон», голова пошла кругом. Одновременно великая Лилиан Палмер, пытаясь побороть подступившую дурноту, в отчаянии рвала на клочки тот же выпуск «Нью-Йорк таймс».

На следующий день, в перерыве между представлениями, этот же номер газеты оказался и в руках Аманды Кларк. В ожидании Артура Трумэна она снова и снова перечитывала свое имя, сопровождавшееся самыми лестными эпитетами. Чтение доставляло ей не меньшее удовольствие, чем предстоящее романтическое свидание с Артуром, пригласившим ее отобедать перед спектаклем в один из самых дорогих нью-йоркских ресторанов. Поразительно, но уже после третьего представления вся труппа вошла в спокойный, уравновешенный ритм, воспринимая работу в шоу скорее как стабильный, привычный заработок, чем как увлекательное приключение с непредсказуемым концом. Это было одновременно и хорошо и плохо. Плохо, ибо исчезла премьерная магия триумфа и славы. Хорошо, ибо продолжающаяся эйфория могла бы просто свести всех с ума. Пришло время, когда каждый актер должен был последовательно, изо дня в день, вносить свою небольшую лепту в единое и неделимое целое. Пришло время повседневной рутины, по два спектакля в день, и так до тех пор, пока восторженные толпы наконец не схлынут.

– Посмотри-ка, – окликнула Аманда проходившую мимо Ронни де Марко и сунула ей в руки заветный номер «Нью-Йорк таймс». – Видела уже?

– Ну и что же там пишут? – Ронни остановилась и с любопытством заглянула в газету. Страница пестрела пометками, сделанными желтым маркером Аманды. Все они касались только ее.

– Смотри, вот здесь. – Глаза Аманды заблестели. – «В образе Дианы Фрэнкс непревзойденная Аманда Кларк сумела блестяще изобличить порочную натуру матери главной героини». – Ее пальцы заскользили вниз по строчкам, выискивая следующую цитату. – Теперь вот здесь. «Аманда Кларк, прославленная актриса прошлых лет, великолепно вписалась в блестящий ансамбль актеров в последней пьесе Артура Трумэна «Точный удар». Посмотрите – не пожалеете».

– Замечательно. – И Ронни шутливо похлопала по плечу пожилую даму. – Неплохо, а? – Она огляделась по сторонам. – Не встречался ли вам, мэм, мистер Кэллоуэй?

Аманда оторвалась от газеты, с трудом переключаясь на новую тему.

– Ах да, Брайан. Он переодевается.

Ронни быстро кивнула и направилась в артистическую. Помещение старого театра давно требовало ремонта. В нем не было отдельных уборных для звезд, а только две общие узкие комнаты, оборудованные огромными, во всю стену, зеркалами и тускло освещенными гримерными столиками. Там же хранились костюмы, оставляя актерам совсем немного места, чтобы быстро управиться с переодеванием перед выходом на сцену. В результате труппе пришлось разработать негласный график, согласно которому только несколько актеров могли одновременно пользоваться артистической уборной. Ронни дважды постучала и заглянула в комнату с надписью: «Для мужчин».

– Есть здесь кто-нибудь? – Она втайне надеялась застать Брайана неодетым.

Брайан сидел у зеркала, сражаясь с накладными усиками, которые ему полагалось носить в качестве детектива Мэтью Кровелла. Он как раз взбалтывал бутылочку с клеем, когда увидел отражение Ронни в зеркале.

– Привет. Я здесь.

Ронни вошла, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Прекрасно. Ты-то мне и нужен.

– По какому случаю? – Брайан снова занялся усиками.

– Просто поболтать. – Ронни точно знала, что будет говорить и делать. Ее тактика до малейших деталей была разработана Александрой. – Мы оба так заняты, что не успели поближе познакомиться. – Ронни присела рядом и улыбнулась. – И к тому же… ну, ты и Челси вечно были вместе. Мне казалось, что, если я подойду к тебе, она сойдет с ума, решив, что я пытаюсь тебя соблазнить.

Брайан взглянул на притворно-простодушную физиономию Ронни, отраженную в зеркале. Ни дать ни взять Мэри Тиммонс. Само спокойствие и безмятежность.

– Ну, теперь этой проблемы не существует, – ответил ей Брайан.

Ронни уловила его удрученный тон и постаралась вложить в свои слова побольше сочувствия.

– Да, понимаю. Кажется, она поменяла тебя на Коди?

– Что-о-о?! – Брайан поставил клей на столик, взял полотенце и с раздражением начал вытирать верхнюю губу. – Что ты мелешь? Никто никого не менял. И кто это тебе сказал, что она встречается с Коди? – Брайан сердито отшвырнул полотенце. – По-моему, Коди сейчас не до нее. У него, кажется, роман с Джун.

Ронни на мгновение замолчала, тщательно подбирая интонацию.

– Вот-вот. Все так думали. – Она озабоченно наморщила лоб. – К твоему сведению, это не помешало красавчику Коди сбежать с твоей Челси сразу же после премьеры.

– Тебе померещилось, – неуверенно произнес Брайан.

– Говорю тебе, я видела их собственными глазами. Все мужики такие – сегодня с одной, завтра с другой. В конце концов, это так похоже на Коди Флинна. – Она пристально посмотрела на Брайана. – Послушай, что ты собираешься делать? Знаешь, твои глаза просто сводят меня с ума.

Брайан отвернулся, пропустив мимо ушей замечание Ронни. Пора было положить конец ее грязным намекам.

– Тебе-то что? И вообще при чем тут я? Если Челси нравится Коди Флинн, так это ее дело. Она не ребенок. Не могу же я за нее решать, с кем ей дружить.

Горечь в словах Брайана только подогревала Ронни. Вдохновившись чужим страданием, она продолжала свой натиск:

– Так-то уж ты и ни при чем? Мне казалось, что ты был по-настоящему влюблен в нее. Понимаю, что значит, когда тебя выбрасывают на помойку за ненадобностью. И все ради этого голливудского прохвоста. Поверь, я испытала это на себе. Мне тоже было нелегко.

Брайан снова молча посмотрел в глядевшие на него с сочувствием голубые глаза Ронни. Да, похоже, что Челси, несмотря на все его предостережения, не избежала участи любой новоиспеченной звезды. Как же она могла так сразу предать все то, что было между ними, и ради кого? Ради какого-то стареющего голливудского пижона?

– Знаю, это больно, Брайан. На твоем месте я бы напилась. – Ронни скрестила на груди руки и с притворным участием взглянула на Брайана. – Но подумай, как легко этот Флинн бросил нашу горячо любимую режиссершу после всего того, что она для него сделала? Как ты думаешь, каково будет Джун, когда она узнает, что ее возлюбленный развлекается со своей партнершей за ее спиной?

Горячая волна ударила в лицо Брайану. Мысль о том, что Челси может находиться в объятиях другого мужчины, доводила его до исступления.

– Ты уверена, что Джун ничего про них не знает? – как можно спокойнее спросил он.

– Абсолютно. – Ронни скромно опустила глаза и принялась поигрывать золотым браслетом. – Но если она узнает, возможно, они оба пожалеют о своей неверности. Правда?

Что-то в теплом участии Ронни насторожило Брайана.

– Чего ты добиваешься? Мечтаешь посмотреть, как разразится гроза и прольется кровь?

Ронни медленно облизнула губы, она умышленно медлила с ответом, выигрывая время и подбирая нужные слова. Наконец она заговорила, постаравшись вложить в свой голос все искушение, на которое только была способна.

– В этом нет ничего сверхъестественного. Разве это не очевидно, Брайан? Я пришла сюда, чтобы увидеть тебя. Ты мне нравишься, и я хочу узнать тебя ближе. Как можно ближе. – Блеск в глазах Ронни не оставлял никакого сомнения относительно ее дальнейших намерений. – Раньше мне приходилось терпеть твою подружку. Но теперь ей не до тебя, так почему бы мне не попробовать занять ее место? Ты, наверно, думаешь, что я иду напролом, но я не вижу смысла играть в прятки.

Он изумленно посмотрел на Ронни, понимая, что ее нельзя принимать всерьез.

Она догадывалась, что Брайан Кэллоуэй – идеальная добыча, которую надо загнать в капкан, не теряя ни минуты.

– У тебя появился шанс отплатить своей подружке. Новые отношения всегда лучше начинать на основе взаимопонимания. Ты согласен?

Брайан почувствовал, как горят его щеки. Стараясь унять дрожь в руках, он зажал их между колен, надеясь, что Ронни не заметила его смущения. Мысли, одна безумнее другой, с молниеносной быстротой сменяли друг друга. Принять предложение этой хищницы было равносильно самоубийству, как эмоциональному, так и физическому. Но горькая обида подогревалась воображением. Брайан явственно представлял свою Челси в голодных объятиях Коди Флинна, и это сводило его с ума. Он уже видел дикие зеленые глаза Коди с расширенными от вожделения зрачками, полуоткрытый от наслаждения рот Челси. В этот момент Брайану хотелось только одного – сделать ей как можно больнее.

Он тяжело вздохнул и решительно посмотрел на Ронни.

– Отлично, Ронни. Спасибо за прямоту. Возможно, мы сможем… поговорить об этом в ближайшее время. – Внутренний голос приказывал ему остановиться, но обида одержала верх. – Может, поужинаем сегодня вечером, после спектакля?

– Чудесно. – На крупных, ярко накрашенных губах Ронни расцвела улыбка. Этот парень оказался гораздо сговорчивее, чем она ожидала.

– Буду ждать тебя у служебного входа, когда переоденешься.

Ронни искоса посмотрела на Брайана.

– И она обязательно увидит нас вместе, если это именно то, чего ты добиваешься.

– Мне все равно, увидит она нас или нет, – солгал он.

После очередного блестяще сыгранного спектакля Челси Дюран действительно увидела Брайана Кэллоуэя, выходившего из театра под руку с Ронни де Марко. Господи, до чего же он смешон! Раз он способен ухаживать за такой женщиной, как Ронни де Марко, то она, Челси, не ошиблась, поменяв любовника. Чем больше она думала о Брайане, тем больше убеждала себя в том, что Кэллоуэй – полный ноль, бездарный актеришка, которому волей случая выпала честь играть в одной из шумных постановок Бродвея. В то время как Коди Флинн – признанная знаменитость. Как и она сама. Ведь везде, куда бы она ни пришла, ее останавливали, просили автограф, пожимали руку, пытались заговорить. А это действовало как наркотик.

К несчастью, свои отношения с Коди ей приходилось держать в глубокой тайне. Он уверил ее, что запудрил Джун мозги своими ухаживаниями, но оба догадывались о возможных последствиях, если Джун все-таки застукает их вместе. Странным образом запретный характер их отношений лишь прибавлял остроты, делая их похожими на опасные приключения. При каждой, даже случайной, встрече с Коди Челси чувствовала, как неудержимо хочет его. Где бы они ни находились, вокруг них возникало напряжение, которое взрывалось и находило выход, когда они оставались наедине. Это напряжение ощущалось и на сцене, публика чувствовала его и реагировала ежедневными аншлагами.

Проводив взглядом Брайана и Ронни, Челси увидела Коди, выходившего из артистической. Она едва сдержалась, чтобы не кинуться ему на шею. Ей так хотелось быть с ним этой ночью, что все мускулы ее тела непроизвольно напряглись в предвкушении бурных ласк, которые, может быть, он подарит ей в самое ближайшее время.

– Привет.

Коди улыбнулся, увидев Челси.

– Привет. Ты снова отлично сыграла сегодня вечером, крошка.

– Но вечер еще только начался. – Она старалась говорить как можно тише, но глаза ее кричали.

Коди оглянулся.

– Знаю. Но видишь ли, я обещал Джун поужинать с ней… – Он помолчал немного, заметив разочарование в глазах Челси. – Понимаешь, это неизбежно. Давай встретимся позже. Идет? – Он порылся у себя в кармане. – Вот. Это запасной ключ от моей квартиры. Так что увидимся позже.

Челси взяла ключ.

– Ну ладно. До свидания, мистер Флинн.

Коди знал, что он поджег свечу с обоих концов, но разве в его жизни когда-нибудь было иначе? Однако два часа спустя, когда он лежал рядом с Джун в ее двуспальной кровати и смотрел в ее полные любви глаза, он снова испытал в душе то странное, ни на что не похожее чувство, как и в ночь их первого свидания. Оказалось, не все так просто. По правде сказать, ему было приятно и легко заниматься с ней любовью. И когда он виновато извинился, несвязно бормоча, что ему нездоровится и он хочет вернуться домой, то опять почувствовал себя гадко. Что это? Может быть, все дело в глазах Джун, ее разочарованных глазах, как у брошенного щенка, не понимающего, почему Коди не может остаться с ней на всю ночь? Но будут еще другие ночи. Признаться, мысль о том, чтобы остаться и держать ее в объятиях до утра, была ему приятна. Но остаток ночи, увы, был уже зарезервирован новой любовницей.

После первого премьерного показа Челси Дюран так стремилась остаться с ним наедине, что было бальзамом для его мужского самолюбия. За многие годы он привык, что все его партнерши по фильмам и театральным спектаклям именно так себя и ведут, быстренько прыгают к нему в постель, старательно делая вид, что всю свою жизнь ждали этого дня. Приятно, но слишком уж пресно. Да и эта новая белокурая красотка была всего-навсего очередной охотницей до удовольствий. И он ничего не имел против. Что ж, когда становишься звездой, то хочется испробовать все, что дает тебе это «небольшое преимущество».

Но вот Джун Рорк оставалась для Коди полной загадкой. Не она его добивалась, а он ее. Она-то его вовсе не добивалась, даже пыталась выставить за дверь. Странно, но победа над этой женщиной действительно что-то для него значила. Была ли это и в самом деле победа? Если нет, то что? Он не мог больше думать об этом. Дома его ждала прехорошенькая блондинка, и наступило самое время уделить и ей немного внимания.

Едва за спиной Коди захлопнулась дверь, Джун натянула на себя простыню, чувствуя, как валиум теплыми волнами проникает в каждую клеточку ее уставшего тела. Когда Коди был рядом, таблетки ей были ни к чему. Она безуспешно пыталась понять его странное, нелогичное поведение. Иногда он вел себя так, будто не мог жить без нее; а иногда даже не хотел находиться с ней рядом. И этому не было никакого объяснения.

Больше всего в данном случае Джун пугала собственная уязвимость, неконтролируемая зависимость от своих чувств. Такого Джун допустить не могла. Она привыкла себя контролировать всегда и во всем. Да, на деревянных подмостках, в ослепляющих лучах прожекторов свободолюбивый и непокорный Коди Флинн был ее послушным учеником. Но вне театра, с его огнями, гримом, костюмами, декорациями, она не была уверена в своей власти над ним. Каждый раз, когда она окуналась в глаза Коди, то находила в них столько тепла и нежности, сколько не получала за всю свою жизнь. И тогда она верила, что многое для него значит. А за это стоило бороться.

До сих пор она не решалась признаться самой себе в самом главном. Как же могло случиться, что она самым нелепым, абсурдным образом влюбилась в этого волевого, упрямого мужчину, этого смазливого повесу? И если с ним что-нибудь случится, для нее это будет самой ужасной катастрофой, несравнимой с провалом глупой бродвейской постановки.

26

Радиоприемник на ночном столике внезапно взорвался громкими руладами популярной песенки. Брайан привстал и повернул выключатель. Сонными глазами посмотрел на часы. Почти десять минут десятого. Понедельник, выходной день, начало уик-энда. Для актера, чья трудовая неделя продолжается со среды до воскресенья, понедельник и вторник составляют уик-энд. Неожиданно сонное дыхание рядом привлекло его внимание.

Брайан глубоко вздохнул. Он откинулся на подушки и с тоской уставился в потолок. Раскаяние грызло его душу. Что он наделал? Как мог так глупо поступить? Рядом с ним лежала Ронни де Марко. Она еще спала, смятая простыня чуть прикрывала ее тело, обнажая полные груди. Она свернулась калачиком и уютно уткнулась носом в подушку.

Этого не должно было случиться. Что за наваждение! Как он вообще мог допустить такое? Брайану отчаянно хотелось уколоть Челси, но ей было абсолютно безразлично. Вчера он понял это по ее глазам, когда она проводила взглядом его и Ронни. Ему даже показалось, что она довольна. Обида вновь горячей волной захлестнула его. Эта обида и толкала его на идиотские поступки, так что он уже не понимал, где причина, а где – следствие. Но чего он добился своим нелепым мальчишеским поведением? Ничего.

Естественно, Ронни с готовностью взялась его утешить, предоставив ему возможность выплеснуть весь гнев и отчаяние, бьющие внутри его ключом. Но что же это он наделал! Безумства прошедшей ночи вновь всплыли в его памяти. То, что случилось, было так на него не похоже! Прошедшая ночь скорее напоминала военное сражение. Ронни жаждала конфликта, завоевания, господства, как, впрочем, и он. Она желала насилия, неистово боролась с ним, будила в нем самые темные чувства и желания, о существовании которых Брайан даже не подозревал.

Образы прошедшей ночи не складывались в его голове в сколько-нибудь связное воспоминание. Все было чистейшим безумием, бредом. В его памяти всплывало отвратительное, неестественное сплетение рук, ног, неприятная белизна ее тела, давящего, удушающего; губы и зубы, целующие, сосущие и кусающие; острые ногти, царапающие его спину и ягодицы; душераздирающие крики и стоны. Эротический шторм бушевал до тех пор, пока он, опустошенный и обессиленный, не уснул прямо на ней. Последнее, что он помнил, был ее язвительный смех, эхом отдававшийся в его сознании. От этих мыслей можно было сойти с ума. Такой близости он не хотел.

– Ты куда, любовь моя?

Брайан посмотрел на нее через плечо. Он постарался как можно осторожнее вылезти из постели, когда она открыла глаза и заметила, что он пытается сбежать.

– Хочу принять душ.

Она потянулась к нему всем телом. Простыня сползла, полностью обнажив ее грудь.

– Душ подождет, иди ко мне, – ласково позвала она его.

Брайан смотрел на зазывную улыбку Ронни. Еще раз?! Нет, он уже занимался с ней этим, и не самым лучшим образом.

– Неужели ты не устала?

– Я никогда не устаю. – Глаза ее ласково манили.

Брайан натянуто рассмеялся.

– Так можно целые сутки проваляться в постели.

– Ну и что? У нас есть два дня. – Она откинула простыню еще больше.

Брайан присел на краешек кровати и осторожно, но сильно взял Ронни за руку.

– Послушай, Ронни. Мне нужно с тобой поговорить. О прошедшей ночи…

– Ты был великолепен. – Ронни по-прежнему не спускала с него своих голубых глаз.

– Спасибо. – Он откашлялся. – Это было нечто невообразимое. Но должен сказать, что я не в восторге.

Ронни нахмурилась.

– Тебе не понравилось?

– Нет, что ты! Я не это имел в виду. Я вел себя как последний эгоист. Думал только о себе, совершенно не принимая тебя в расчет. Мне бы не хотелось, чтобы ты решила, будто я тебя использую.

Ронни немного успокоилась.

– Используешь меня, чтобы насолить Челси? Ты это имеешь в виду? – Она вопросительно посмотрела на него и, не получив ответа, продолжала: – Нет проблем. Я не вижу в этом ничего плохого. Каждый использует кого-нибудь. Ты разве не знаешь? Мне было очень хорошо прошедшей ночью, я думала, что и тебе тоже. Мы могли бы провести еще много таких ночей, если захочешь. И не стоит усложнять.

– Извини. – Брайан опустил голову. – Мне всегда было очень трудно говорить «нет».

Рука Ронни скользнула по его обнаженному бедру.

– Надо сказать, тебя не так легко выбить из седла.

Он явно пытался вырваться из ее западни. Но она этого не допустит. Он нужен ей, чтобы разоблачить Челси и Коди. От этого зависит ее будущее. Она придвинулась к нему вплотную. В его глазах застыла какая-то детская застенчивость, нет, даже больше – страх. И это лишь подхлестнуло ее.

– Челси много потеряла. Как бы то ни было, она никогда не сможет удовлетворить тебя так, как я. И ты это прекрасно знаешь.

Она прижалась губами к его шее и нежно пощекотала ее языком.

Брайан попытался увернуться.

– Ронни, пожалуйста, не надо. Будет только хуже, – раздраженно сказал он. – Для нас обоих.

Но она уже целовала его грудь, живот, ее правая рука быстро скользнула между его ног.

– Хуже не будет. Ну, давай же… тебе понравится.

Он резко встал и отошел от постели.

– Нет, Ронни. Не могу. Больше не могу.

Она села на кровати и соблазнительно повела плечами.

– Ты же мог прошлой ночью.

Брайан отступил еще на шаг.

– Знаю. И я тебе уже сказал, что жалею об этом. Это была ошибка.

– Нет, не ошибка, – неожиданно резко возразила она. – Ты отлично знал, что делаешь, Брайан Кэллоуэй. – Она медленно сползла с кровати и двинулась к нему. – Ты хотел меня и получил то, что хотел. Никто тебя не принуждал. Никто не связывал и не насиловал тебя. – Она шагнула еще ближе, оттеснив Брайана к двери спальни. На его лице застыла безмолвная маска нерешительности и страха. И это привело Ронни в восторг. – Ты ласкал меня, ты пробовал, ты брал все, что хотел. – Ее правая рука завладела его органом, нежно возбуждая его плоть кончиками пальцев. – Прошлой ночью он на славу поработал. Тогда тебе нравилось любить меня. Разве не помнишь?

– Не делай этого, не надо, – прошептал он.

Она слегка прикоснулась твердыми от возбуждения сосками к его груди, наслаждаясь прохладой его тела.

– Я делаю то, что мне нравится, мистер Кэллоуэй. И все это – к твоим услугам. – Руки Ронни хорошо знали свое дело. Тело Брайана помимо его воли начало постепенно отвечать на ее ласки. – Любимый, я буду с тобой предельно откровенна. Возможно, ты еще не можешь забыть эту свою белобрысую дуру. Но мне плевать. Можешь трахаться с ней сколько угодно. Меня это не касается. Но у нее есть кое-что, чего нет у меня, и я намерена это отнять.

– Коди? – не понял Брайан.

Ронни злорадно рассмеялась.

– Нет, малыш. Она может иметь его, или тебя, или кого бы то ни было еще. – В ее глазах вспыхнули зловещие огоньки. – Мне нужна Кэсси. Это моя роль.

Брайан застыл в изумлении. Только сейчас ему стали окончательно понятны намерения Ронни. Он замер, словно оглушенный промчавшимся мимо на всех парах локомотивом.

– Так, значит, ты решила использовать меня, чтобы избавиться от нее? Я насплетничаю Джун, Джун взбесится и уберет Коди и Челси. Так?

Ронни нежно поцеловала его грудь, забавляясь, провела кончиком языка по шее.

– «Использовать» – такое противное слово. – Она быстро поцеловала его, прикусив зубами его нижнюю губу. – Я только сказала, что мы оба помогаем друг другу. Разве не понятно? Мы нужны друг другу. Я нужна тебе, а ты мне. И кто знает? Если ты правильно разыграешь, то, может, станешь следующим Эваном Чэмберсом. Что касается меня, то я не против. Мне нравится больше вкус твоих губ, чем Флинна. И все остальное – тоже.

Брайан почувствовал себя совершенно беспомощным. Он не знал, что делать. Он так хотел быть нужным. Да, он все еще стремился побольнее отомстить Челси, так, чтобы она наконец образумилась и вернулась к нему. Но неужели ради этого она должна поплатиться своей карьерой? Тогда чего же стоит ее возвращение? По правде говоря, он не знал. Возможно, Ронни и права. Она не такая, как Челси. Ронни дика, агрессивна и решительна. Шлюха – ее амплуа не только на сцене, но и в жизни. Она не старается казаться лучше, чем есть на самом деле. В этот момент он больше уважал прямоту и честность Ронни, чем двуличность Челси. Не исключено, что Ронни подходит ему больше, чем Челси. Прошлая ночь была тому доказательством. Но стоит ли повторять ее снова?

Его разум обратился в поток беспорядочных мыслей, весь мир куда-то отодвинулся, ушел в тень. Он молча наблюдал, как голова Ронни опускается все ниже и ниже, чувствовал, как ее теплые, возбуждающие поцелуи сладостно покрывают живот, бедра. Все происходящее он воспринимал как во сне. Неясные образы роились перед глазами, полностью вырывая его из реальности. Брайан закрыл глаза – плотная розовая пелена, как долгожданное спасение, окончательно поглотила его.

Машина Брайана мчалась по шоссе в направлении Сарасота – Спрингс. Из радиоприемника доносилась баллада под названием «Любовь приносит страдания» в исполнении рок-группы «Назарет». Брайан тяжело вздохнул. Несмотря на усталость, мыслями он постоянно возвращался к Челси. Она не давала ему покоя.

В это утро ему все-таки пришлось уступить настойчивому натиску Ронни, и они провели в постели несколько изнуряющих часов, и все те изощренные пытки, которым Ронни подвергала его предыдущей ночью, повторились снова. Она настойчиво внушала ему, что хочет его и нуждается в нем, и это сломило сопротивление Брайана, превратив его в страстное желание. Он больше не мог с собой справиться. Когда Ронни оставила его в покое после ленча, он долго стоял под горячим душем, пытаясь отмыться от невидимой грязи. Сейчас он презирал себя еще сильнее, чем утром. Однако находиться одному в пустой квартире было не менее тяжело. Он то изнывал от болезненного волнения, то впадал в панику. Ему во что бы то ни стало нужно было вырваться из Нью-Йорка – уехать, уплыть, улететь. Без всякого плана в голове, он сел в машину, заплатил дорожную пошлину и устремился на север, что есть сил выжимая акселератор. Он не мог объяснить, почему решил побывать в родительском доме. Только чувствовал, что сейчас это ему необходимо.

Когда его машина въехала в высокие железные ворота усадьбы Кэллоуэев, Брайан понял, что совершил еще одну ошибку. Однако великолепный ландшафт, величественное озеро у подножия гор и величавый особняк в стиле Тюдор, построенный отцом в шестидесятые годы, возымели на Брайана магическое, успокаивающее действие. Но не было той единственной женщины, которую он мечтал встретить сейчас у порога родительского дома. Только сейчас, подъехав к дому и заглушив мотор машины, он осознал, что появился здесь впервые после смерти матери. Если бы только она была жива, она бы помогла ему разобраться во всем. Но не было больше на этом свете Джулии Кэллоуэй. Рука Брайана задрожала, когда он открыл дверцу машины и вышел на свежий теплый весенний воздух…

– Брайан?

Брайан чуть не выронил фарфоровую фигурку лебедя, которую рассматривал в гостиной. Это была любимая комната матери. Она любила сидеть у высокого стрельчатого окна, любуясь озером и покачиваясь в деревянном кресле-качалке ручной работы. Услышав знакомый голос, Брайан почувствовал, как у него по спине поползли мурашки.

– Привет, папа, – дрогнувшим голосом ответил Брайан. Он осторожно поставил хрупкую вещицу на место – на антикварный стол эпохи Людовика XIV, и обернулся.

На пороге стоял Фрэнк Кэллоуэй в рабочей коричневой робе, какие носят лесорубы или дровосеки, и в свободных брюках защитного цвета. Брайан заметил, что когда-то пепельные волосы отца теперь стали совсем белыми.

Отец, казалось, удивился неожиданному визиту сына и не решался подойти, чувствуя некоторую неловкость.

– Я и не знал, что ты приедешь. Почему не позвонил?

Опять неловкость. Брайан растерянно пробормотал:

– Я и сам не знал. Я… случайно… оказался поблизости.

– А-а, – кивнул отец неуверенно, окончательно растерявшись. – Я как раз собирался покопаться в моторе… знаешь, лодка что-то барахлит. Может, поможешь?

Брайан почувствовал облегчение. Отец вел себя так, как будто между ними ничего не произошло. Так бывало всегда. Никаких извинений и намеков. Пока все не повторялось снова.

– Конечно.

Брайан сидел на корме моторной лодки и подавал инструменты, точно так же, как тогда, когда ему было двенадцать лет, наблюдая, как отец тщательно, деталь за деталью, перебирает заглохший двигатель. Больше часа двое мужчин вежливо переговаривались о погоде, о том, как клюет рыба на озере, как управляется по хозяйству прислуга. Здесь Брайан допустил еще одну ошибку. На его вопрос, как идут дела в компании, отец ответил:

– Прекрасно, сынок. Прекрасно. – Фрэнк Кэллоуэй с волнением пытался запустить упрямый мотор, но снова ничего не вышло. Он вытер рукавом взмокшее от пота лицо. – Нам всегда нужна лишняя пара рук. Имей это в виду, если захочешь вернуться домой.

Брайан угрюмо сидел и не сводил глаз с двух уток, сновавших по поверхности воды в поисках еды.

– Я учту.

Фрэнк Кэллоуэй покосился на сына и улыбнулся.

– Ну вот и хорошо. Я думал, что ты опять на меня набросишься, как только я напомню тебе об этом.

– Я же пока не возвращаюсь. А за то, что до сих пор зовешь меня, спасибо. Похоже, ты обо мне еще иногда вспоминаешь. – Брайан старался говорить как можно спокойнее.

Отец принялся возиться с гаечным ключом.

– Черт побери, Брайан! Ты прекрасно знаешь, что ты мне не безразличен. Мысль о том, что ты убиваешь свою жизнь в этом мерзком, похожем на выгребную яму городе, приводит меня в отчаяние.

Брайан не ответил. Сейчас ему совсем не хотелось спорить с отцом.

Но Фрэнк Кэллоуэй не собирался отступать.

– Ну что там такого, чего ты не мог бы иметь здесь? Скажи. Чем плох хороший дом, свежий воздух, безопасные улицы, постоянная работа, стабильное будущее?

Брайан глубоко вздохнул, пытаясь справиться с волнением.

– Отец, почему ты возишься с этой лодкой?

Фрэнк Кэллоуэй нахмурился, не совсем понимая, к чему клонит сын.

– Потому, что ее надо починить.

– Нет, я хотел спросить, почему именно ты с ней возишься? Денег у тебя предостаточно, чтобы купить новую. С какой стати ты печешься на солнце, сбиваешь в мозоли руки, делаешь грязную работу, когда в этом нет необходимости?

Фрэнк поднял голову от мотора и посмотрел на Брайана.

– Потому что это моя лодка. И мне нравится с ней возиться.

Брайан кивнул.

– Правильно. А для меня Нью-Йорк – моя лодка.

– Не умничай, сынок. – Он схватил гаечный ключ и принялся снова копаться в моторе. – Это не одно и то же, сам знаешь.

– Я делаю то, что мне нравится. – Брайана удивляло то, что отец до сих пор не разразился бранью, как обычно, и не послал его к черту. Возможно, с годами старик стал мягче.

– Ну и чего ты добился этим чертовым актерством?

Брайана покоробил снисходительный тон отца.

– Я играю на Бродвее, а мои ребята прекрасно себя чувствуют.

– Твои ребята? – Фрэнк снова склонился над мотором. – У меня есть внуки, о которых я ничего не знаю?

– Да нет же, это мои ученики в школе. Они мне как дети.

Отец усмехнулся.

– Что ж, очень на тебя похоже. Ты скорее усыновишь целую шайку лоботрясов, чем найдешь хорошую женщину, осядешь и обзаведешься собственными ребятишками.

Брайан стиснул зубы.

– Я заведу семью, когда буду к этому готов, черт подери! Это тебя не касается.

Фрэнк прекратил возиться в моторе и посмотрел сыну в глаза.

– Сколько тебе лет, сынок?

– Тридцать два.

– Тридцать два, – повторил отец. – Время идет. Если ты вовремя не спохватишься, то не успеешь завести настоящую семью. У тебя уже есть на примете хорошая женщина?

Лицо Челси всплыло в памяти Брайана. Он зажмурился.

– Нет пока.

– Ну, может, тогда ты помнишь Дженнифер Стонтен, дочку Абнера Стонтена?

Брайан вспомнил, как Абнер и Фрэнк тщетно пытались сосватать его и Дженнифер еще со времен их ранней юности, когда они учились в школе.

– Да, помню.

– Дженнифер недавно вернулась домой. Отлично закончила колледж. Она звонила пару раз, спрашивала о тебе.

– Неужели? – Брайана, казалось, нисколько не заинтересовала новость. – Очень мило с ее стороны.

Фрэнк с громким стуком швырнул гаечный ключ на дно лодки.

– Сынок, пошли ты все это к черту, а? Почему бы тебе не стать таким же умницей, как твой брат Джеф? Черт возьми, мальчик мой, он исполняет обязанности исполнительного вице-президента, зарабатывает кругленькую шестизначную сумму, к тому же имеет солидные акции! Представляешь? Мне всегда казалось, что ты способнее его. Ты быстро сможешь освоить все эти чертовы операции и нормально устроить свою жизнь. Что тебя держит в Нью-Йорке?

Брайан не мог прямо ответить на этот вопрос. Спектакль? Пьеса не принесла ему ничего, кроме стресса и пустой суеты. Женщина? Нет, конечно, нет. Школа? Возможно. Чем больше он думал на эту тему, тем яснее понимал, что Нью-Йорк принес ему одни только страдания. Значит, отец был прав? Нет, ни в коем случае. Его подсознание отказывалось признавать то, что казалось почти очевидным.

Голос Фрэнка Кэллоуэя стал мягче.

– Брайан, почему бы тебе наконец не попытаться начать нормальную жизнь? Брось ты все, возвращайся сюда хотя бы на время и посмотри, что у тебя получится. Думаю, ты сам себе удивишься.

Брайан посмотрел на отца. Его карие глаза, казалось, осуждали и молили, отталкивали и притягивали одновременно. Интересно, думал Брайан, сможет ли он когда-нибудь войти в мир отца. Он всмотрелся в спокойную гладь озера и снова ощутил острую тоску по матери. Она бы сумела пролить свет на его запутанную жизнь.

– Ты бы хотел, чтобы я вернулся и начал все сначала, как если бы между нами ничего не случилось? – нерешительно спросил Брайан.

Фрэнк Кэллоуэй расхохотался:

– Не обманывай себя. Ведь на самом деле ты относишься ко мне не лучше, чем я к тебе. Я только не хочу, чтобы мой сын вот так, впустую, растрачивал свою жизнь.

Брайан вздохнул, не зная, как понимать отцовские слова. Хотел ли отец ему добра или просто стыдился того, что его сын – неудачник? Как бы то ни было, отец держал для него дверь открытой, пускай и на своих условиях. Сердце Брайана сжалось от отчаяния. Несколько секунд он молча смотрел на отца и внезапно почувствовал, как устал. Он не хотел уезжать из Нью-Йорка – оставалось еще много неоконченных дел, но не хотел он и возвращаться. Этот город стал для него городом разочарований. Дом же мог стать новым началом. Возможно, не такая уж плохая мысль – вернуться домой. Или это капитуляция?

– Я подумаю о твоем предложении и дам тебе знать.

Фрэнк Кэллоуэй удовлетворенно усмехнулся. Он с радостью примет вызов.

27

– Нет, ты видел, что они здесь пишут! – отшвырнув «Нью-Йорк таймс», Дино Кастис в негодовании откинулся на спинку кожаного кресла и принялся нервно выстукивать пальцами по подлокотникам. – «Бродвейское шоу «Точный удар» продолжает идти с неизменным триумфом!»

Тед Грейвс, личный бухгалтер Кастиса, покачал головой и с сочувствием поглядел на шефа.

– Тебе следует быть осторожнее, Дино. Если этот спектакль окажется долгоиграющим и принесет большие кассовые сборы, боюсь, тебе придется иметь дело с налоговой инспекцией. Я тебя предупреждал: ты не можешь допустить ни цента прибыли.

– Ты думаешь, я не знаю? – вскипел Дино. – Ничего не понимаю. Я сделал все, чтобы спектакль не продержался и двух недель. В качестве режиссера я нанял истеричку с подмоченной репутацией, заполучил всеми забытого драматурга, который не написал ничегошеньки за последние десять лет, старикан приволок свою подружку, ископаемое, высушенную мумию.

– Да и театр – хуже некуда, – вставил Грейвс.

– Именно. Плюс ко всему этот неудачник, голливудский клоун Флинн в главной роли, которого я окружил толпой никчемных дилетантов. – Дино со злостью воздел руки. – Я даже подыскал настоящую звезду – просто для виду, – а потом быстренько пустил ее в тираж. – Он громко расхохотался. При этом его круглый живот затрясся. – Мой старый приятель Ларамор постарался. – Он взглянул на Грейвса. – Ты ведь помнишь этого грязного ублюдка Моргана Ларамора? – Грейвс кивнул. Дино самодовольно улыбнулся. – Да, он неплохо справился с заданием. Очень неплохо. – Дино в ярости ткнул дрожащим толстым пальцем в газетную страницу. – Ты только посмотри на эту идиотскую писанину! Сам не понимаю, что происходит! Я же с самого начала работал на провал. Только на провал!

Грейвс нетерпеливо заерзал в кресле.

– Дино, мы теряем время! Если ты не прикроешь шоу в ближайшее время, то можешь поцеловать в задницу свои укрытые от налогов миллионы – налоговая инспекция точно залезет к тебе в карман. Запомни – нет прибыли, нет и денег, чтобы платить с нее налог. Так что, сдается мне, нам светит тюрьма. – Он ткнул пальцем в Дино, глаза которого расширились от безумного страха. – Я уже заготовил все документы, якобы подтверждающие убыток в четыре миллиона долларов, так что аудиторам не к чему будет придраться. Но в случае, если этот треп в прессе не прекратится, ты выроешь себе могилу.

– Черт побери! – Дино в ярости грохнул кулаком по массивной мраморной столешнице и мрачно спросил: – Сколько мы уже потеряли реальными деньгами?

Дотошный бухгалтер раскрыл на коленях темно-коричневую папку и несколько секунд тщательно изучал бумаги.

– Зарплата рабочим и служащим, строительный и профсоюзный взносы – полмиллиона, не меньше. Мы договаривались, что статья расходов и выплат не должна превысить шестьсот тысяч, помнишь?

– Помню. – Дино нервно провел пятерней по своим реденьким черным волосам и мрачно уставился на компаньона. С минуту он сидел молча, стараясь немного успокоиться и сосредоточиться. Он не имеет права поддаваться панике. Казалось, еще чуть-чуть, и все пойдет прахом. Но этого не должно случиться. Он сделал глубокий вдох и шумно выдохнул: в голове немного прояснилось, и Дино с улыбкой взглянул на Грейвса. – Да не волнуйся ты так, приятель. Это еще не конец. Да-да. Хорошее начало не всегда гарантирует прочный успех. В труппу попали неплохие актеры. А значит, если их не станет, то можно считать, что дело в шляпе. – Он широко улыбнулся. – Старина, есть неплохой запасной план.

– Может, поделишься? – Грейвс нетерпеливо поправил на носу круглые очки в золоченой оправе.

Дино навалился на стол и с самодовольной ухмылкой посмотрел на бухгалтера.

– Я собираюсь пустить в ход запрещенный прием, малыш. Я запустил настоящую бомбу замедленного действия. Так что, если все сработает, можно быть уверенным, что в ближайшее время у нас в труппе не останется ни одного человека. И мне совершенно наплевать, что скажут эти писаки. – Он яростно смахнул газету со стола. Разлетевшиеся страницы легко соскользнули на ковер. – И на зрителей, которые валом валят, тоже наплевать. Когда бомба взорвется, никакого шоу не будет.

Тед Грейвс напряженно сглотнул:

– Ты что, решил взорвать шоу?

Дино Кастис откинулся на спинку кресла и расхохотался. Хохотал он от всей души, беззвучно, с закрытыми глазами, сложив руки на колышущихся складках толстого живота. Смех прекратился так же внезапно, как и начался, в его темных глазах вспыхнули колючие, злые огоньки.

– Ты насмотрелся слишком много старых фильмов, дружище. У меня есть кое-что поинтереснее. Наберись терпения. Знаешь, чтобы жаркое удалось, оно должно потомиться. Вот увидишь, еще немного, и это чертово шоу разлетится, как карточный домик, в считанные дни.

28

– Как тебе? Нравится? – спросил Артур Трумэн у Аманды. Они склонились над роскошной стеклянной витриной с ювелирными украшениями от Картье, любуясь парой изумительных сережек с изумрудами и бриллиантами.

Аманда села в одно из кожаных кресел, с любопытством оценивая выбор Артура.

– Они прелестны, но, мне кажется, немного дороговаты для меня.

Артур просиял:

– По-моему, ты заслуживаешь их. Позволь мне сделать тебе подарок.

Тут же перед ними как из-под земли возник продавец в униформе.

– Мистер Трумэн, какая приятная встреча! Могу я чем-нибудь вам помочь?

Артур обернулся и с удивлением поглядел на широко улыбающегося незнакомого парня.

– Да-да, уважаемый, возможно. Если вы понадобитесь, я вас позову.

Молодой человек мгновенно понял, что знаменитый Артур Трумэн зашел только «поглазеть», и, вежливо кивнув, быстро исчез.

Щедрость Артура привела Аманду в неописуемый восторг, но она не осмеливалась спросить, во сколько это обойдется. В шикарных, изысканных ювелирных магазинах, предлагающих изделия ручной работы, как известно, не принято просто так, из любопытства, спрашивать о цене – такие вопросы задают те, у кого нет денег. Вообще-то она была рада возможности посидеть и отдохнуть. В особенности после такой продолжительной прогулки. Они с Артуром шли вдоль Пятой авеню от самого музея Метрополитен, и прогулка по восточной части Сентрал-парка была приятной – небо очистилось от облаков, и ярко засияло долгожданное солнце. Аманда с непривычки немного утомилась и хотела бы передохнуть. Но успех спектакля придавал ей сил.

– Артур, ты читал вчерашний выпуск «Нью-Йорк таймс»?

Артур присел на стоящее рядом кресло и взял ее за руку.

– Читал. Но твоя игра заслуживает более ярких эпитетов.

Аманда, запрокинув голову, залилась звонким смехом:

– О, ты мне льстишь, дорогой?

– Конечно, нет! – Он поспешно поднялся. – Давай лучше пойдем отсюда, а то они не отстанут от нас, и нам придется что-нибудь купить. – Он посмотрел на витрину. – Ну что, не смог я сегодня соблазнить тебя сережками, а?

Аманда смущенно улыбнулась – с какой стати Артуру так тратиться на нее.

– В следующий раз.

– Ладно, тогда позволь твою руку, и я угощу тебя лучшим хот-догом и апельсиновым соком, какие только можно найти на Пятой авеню.

Аманда снова весело рассмеялась и взяла его под руку. У первого же продавца хот-догов Артур остановился и полез за бумажником.

Откусив от своего бутерброда, Аманда с улыбкой посмотрела на Артура.

– Говорят, что, если увидеть, из чего готовятся хот-доги, их уже никогда не захочется есть.

– То же самое можно сказать об икре, – сострил он в ответ.

Аманда поразмыслила с минуту и согласилась:

– Верно.

– Мистер Трумэн, мисс Кларк, не могли бы вы дать автограф? – Около них остановилась молодая пара в потертых джинсах и футболках, вероятно, большие любители театра.

Аманда и Артур с робостью написали по паре строк на бумажных салфетках. Аманда вся светилась. Ведь прошло столько времени с тех пор, когда восхищенные зрители узнавали ее на улице и останавливались попросить автограф. Артуру Трумэну было не менее приятно.

Они продолжали путь по Пятой авеню по направлению к Рокфеллер-центру, Аманда прошептала:

– Я хочу еще раз поблагодарить тебя, Артур. Ты вернул мне часть жизни, которая, как я думала, потеряна навсегда. Я знаю, что это только твоя заслуга, и я никогда этого не забуду.

Он сжал ее руку.

– Я долго ждал этого часа. Но, к сожалению, до сих пор не мог найти подходящего способа вновь напомнить зрителю о нас с тобой.

Аманда легко шлепнула его по руке.

– Ах ты, старый скромник! «Точный удар» – это твоя лучшая вещь, самая лучшая.

Он помолчал с минуту, продолжая шагать по тротуару, ловко маневрируя в уличном потоке, старательно обходя строительные леса, отделяющие пешеходов от ремонтируемых зданий. Его взгляд упал на яркий плакат, гласивший, что еще одна японская компания приобрела очередной небоскреб и в настоящее время ведет реконструкцию. Интересно, с грустью подумал Артур, скоро ли они купят и тот дом, в котором живет он?

– Пьеса действительно так уж хороша? – спросил Артур сдержанным тоном.

Она изумилась его вопросу:

– Ты же сам читал отзывы. Говорю тебе – это лучшее из всего того, что ты написал.

Артур задумчиво поглядел на синее, без единого облачка, небо.

– Знаешь, Аманда, годы уходят, и шансов на успех становится все меньше и меньше, пока наконец промежутки между ними не растягиваются на целые годы.

– Да, вот поэтому-то я очень тебе благодарна. Признаться, я уже не надеялась на удачу.

– Я тоже. – Он помолчал с минуту, остановившись у пешеходной дорожки и ожидая, когда зажжется зеленый свет. – Ведь нам на смену пришло новое поколение актеров, писателей, режиссеров, технических специалистов, компьютерных чародеев, и, чтобы добиться успеха, нужно уметь расталкивать своих конкурентов локтями.

– Да, – согласилась Аманда. – Но мы добились успеха. Разве это не здорово?

Он согласно кивнул.

– Да. Но, Аманда, пришло время тебе кое-что узнать. Я должен раскрыть тебе один очень важный секрет. – Выражение его лица стало неожиданно серьезным. – О нем знает только еще один человек на этом свете.

Аманда изумленно посмотрела в серые глаза Артура, заинтригованная его внезапно изменившимся настроением. Ему явно хотелось снять с души какой-то груз.

– О чем ты, Артур?

– С тех пор как пошла пьеса, для нас начались самые счастливые дни за многие годы. Словно вернулось то время, когда мы были на вершине славы.

– О да, правда. – Она не спускала с него внимательных глаз.

– Ты прекрасно знаешь, что моя последняя пьеса была поставлена в 1981 году, может быть, помнишь – про полицейского и женщину, которая содержала магазин дамских платьев.

– «Утренний дождь»?

Артур кивнул.

– Да, точно. – Наконец загорелся зеленый свет, и они медленно двинулись дальше. – А знаешь ли ты, что после нее с 1981 по 1985 год я написал еще три очень неплохие вещи?

– Правда? – Аманда искренне удивилась. – Я ничего не видела, кроме «Утреннего дождя».

– Правильно. Ни одной не видела. – Он горько вздохнул. – А ведь они были не хуже всех предыдущих, такие же трогательные и тонкие, способные тронуть за живое любого зрителя.

– Так что же случилось с этими пьесами?

– Ничего. Никто не захотел их ставить.

Аманда застыла на месте как вкопанная.

– Что?! Никто не захотел ставить Артура Трумэна? Артур, ты убиваешь меня! У тебя же могли с руками оторвать любой текст за одно только имя.

– Я тоже так думал. – Он снова взял ее за руку и повел дальше. – Но даже великий Артур Трумэн вынужден отдавать свои пьесы на прочтение всем этим агентам, продюсерам, режиссерам. И все они в один голос заявляли мне, что даже если на мое имя и придет весь Нью-Йорк, то сразу же после премьеры критики разнесут меня в пух и прах, и они не вернут ни одного вложенного доллара.

– О Господи! И что же ты сделал?

Он грустно улыбнулся.

– А что мне оставалось? Я умолял и просил, забыв о самолюбии, но вскоре покорно сдался и вернулся домой, в одиночестве переживать обиду.

– А что же делала твой агент? – разозлилась Аманда.

– Ты имеешь в виду Сару? – Он нервно рассмеялся. – Как последний глупец, я уволил ее, обвинив во всех своих бедах. Она пыталась втолковать мне, что продюсерам нужны более рискованные сюжеты, где много действия и интриг. Мои же работы уподоблялись картинам Нормана Рокуэлла. Слишком много американской сентиментальщины. Они не были напичканы супружескими изменами и голыми девицами.

– Боже! – в раздражении воскликнула Аманда. – Какая ужасная потеря для театра!

– Увы, дорогая, театру нет до меня никакого дела. Всем заправляет шоу-бизнес. Сейчас только тем все и заняты, чтобы выколотить побольше денег. Сара рассказывала мне, как она намучилась, продавая мой «Утренний дождь». В конце концов она поставила мне ультиматум: либо я пишу что-нибудь скандальное, либо прекращаю писать вообще.

– И что ты выбрал?

Он усмехнулся:

– Как и следовало ожидать, я с негодованием хлопнул дверью и вернулся к себе на Парк-авеню, откуда не высовывал носа пять или шесть лет.

– Пока не написал «Точный удар».

Он задумчиво посмотрел на свою пожилую подругу.

– Да, пока не написал «Точный удар». Аманда, дорогая, ты ведь помнишь, что я тебе говорил: это наш удар судьбе, наш последний шанс вырваться из забвения?

– Да. – Она снова улыбалась. – И ты был прав. Ты всем им показал, что еще способен на удар.

– Но, увы, только в определенной мере, – он весело подмигнул Аманде.

Она посмотрела на него с осуждением.

– Что?

– А то, что я до сих пор пишу пьесы, когда я в настроении, и пишу так, как считаю нужным. Но «Точный удар» – это совсем другое. «Точный удар» – это прежде всего удар по всем этим молодым хищникам, которые завладели театром. Они напоминают японцев, которые скупают наш прекрасный город. На этот раз мне не было дела до искусства или вообще до театра. На этот раз меня интересовал только бизнес. Ирония заключается в том, что эта пьеса дышит истинным чувством, но в то же время полностью соответствует требованиям тех, кто правит бал.

Аманда начала кое-что понимать.

– Так, значит, тебе неловко за то, что тебе пришлось написать нечно более коммерческое?

– О, если бы дело было только в этом. – Он погладил руку Аманды. – Еще год назад, доведенный до отчаяния, что вот уже десять лет меня не ставят, я решил покончить с драматургией. Ни одна из моих идей не вызывала ни у кого ни малейшего интереса. Однако мне по-прежнему принадлежало нечто очень ценное. Мое имя.

– Твое имя? – В ее глазах застыло недоумение. Она видела, как трудно ему говорить. Слишком уж знакомо было ей то чувство боли, которое порождено забвением.

– Да, мое имя, – продолжал Артур. – Все, что мне было нужно, так это поставить хорошую пьесу и оплатить долги. – Он глубоко вздохнул, усталыми глазами поглядел вдаль, а затем снова обратился к Аманде: – Так вот. Около года назад один молодой человек обратился ко мне с деловым предложением. Это был начинающий актер, один из тысяч никому не известных молодых людей, намеревающихся что-то совершить, стремящихся что-то доказать и покорить мир. Знаешь, он произвел на меня большое впечатление. Его глаза излучали страсть, задор, огонь и целеустремленность, совсем как у молодого Артура Трумэна в шестидесятые-семидесятые. Но, кроме работы на сцене, он еще и писал пьесы.

Аманда остолбенела.

– Так, значит, «Точный удар» принадлежит не тебе?

Он покачал головой.

– Да нет же, именно мне. Это моя законная собственность. Купленная и проданная. Плюс все права и привилегии, включая соглашение о нераспространении.

– О Господи! – в ужасе выдохнула Аманда.

– Таково было его условие. Он продал мне свою пьесу в обмен на мое имя. Все, чего он хотел, – это чтобы пьесу поставили. Видишь, какая неправдоподобная история. И тут я вспомнил про Сару. Я с ней созвонился. Она любезно согласилась возобновить сотрудничество. Я показал ей текст, разумеется, с моим именем на титульном листе. Ну а конец тебе известен. Меньше чем через две недели пьеса пошла.

Аманда с трудом верила тому, что услышала.

– Почему ты решил мне во всем признаться?

Артур обнял ее за плечи.

– Я хотел, чтобы ты знала – на этот раз мы их перехитрили. Слава, успех, автографы, рецензии – все это наше потому, что мы обошли этих прощелыг-бизнесменов с помощью их же собственных уловок. Знаешь, мне ужасно хотелось, чтобы ты разделила со мной эту победу, моя дорогая.

Но она лишь с тоской поглядела на него долгим, пристальным взглядом.

– Все это просто немыслимо, Артур. И все-таки мне кажется, что ты прав. Мы заслужили большего, чем то, что шоу-бизнес отпустил на нашу долю.

– Это точно. – Трумэн приосанился и гордо заявил: – Кроме того, я опять знаменит. Так что еще парочка таких вот хитов – и нам с тобой хватит на всю оставшуюся жизнь. А свои художественные вкусы можно приберечь для себя.

– О, как все это пошло! – Аманда закрыла глаза и отчаянно замотала головой. – Это делает мир таким дешевым и продажным, во всем теряется смысл.

Какое-то время Артур молча шел рядом, но потом не выдержал:

– Аманда, а в чем или в ком ты видишь смысл? В драматурге, который написал сценарий, в технике-осветителе, который верно направляет свет, в актере, который сносно заучил реплику? Нет, только не в них. Ты помнишь тех молодых мужчину и женщину, которые несколько минут назад с восхищением назвали Аманду Кларк великой? Вот для них-то мы с тобой и существуем. И если выучиться гнусным законам бизнеса означает вновь вернуться на сцену, к нашей публике – нашей публике, – то я готов уступить. Аманда, вспомни, что ты же звезда! Порадуйся же со мной тому, что мы сумели нанести удар коварной судьбе. Короткая память неблагодарной публики ожесточила наши сердца, и только наша ловкость позволила нам выжить. Все это выглядит, в некотором роде, как сцена из спектакля. – Его глаза потеплели. – Это все, что я хотел тебе сообщить.

В порыве благодарности Аманда припала к его губам и подарила ему самый долгий, самый горячий поцелуй. Если бы не этот побитый жизнью, усталый человек, ей бы ни за что не выбраться из болота одиночества и забвения. Она проклинала тот отрезок жизни. Пусть в душе она немного и осуждала Артура, но не могла не восхищаться его мужеством. В отличие от нее он по крайней мере что-то сделал, чтобы вернуть былую славу и признание. Господи, как же она была ему благодарна за то, что он возвратил жизнь великой Аманде Кларк!

Аманда снова поглядела в мудрые глаза Артура.

– Спасибо тебе еще раз, милый Артур. Спасибо за этот глоток жизни. Можешь не волноваться, я буду свято хранить тайну.

Артур весело подмигнул ей.

– Я в этом и не сомневался. Наслаждайся славой, любовь моя. Наслаждайся, сколько сможешь.

29

– Итак, мисс Дюран, каковы ваши ощущения после сногсшибательного успеха? – Дэн Слейтер, телеведущий ток-шоу на Двенадцатом канале, ослепительно улыбнулся своей гостье, сидящей рядом с ним в студии.

Челси была в восторге. Она предпочитала особо не задумываться о причинах происшедшего, а лишь наслаждаться волшебством момента. Звонки раздавались один за другим почти круглосуточно. С прошлой субботы сегодняшнее интервью было уже третьим. А Майрон Коэн, ее агент, пообещал ей даже участие в одном популярном шоу Эн-би-си на следующей неделе. Ее выходные дни не стали исключением – та же суета, волнение и разговоры. Но физическое утомление давало о себе знать – в последнее время участились утренние приступы тошноты и головокружения. Все труднее становилось сохранить работоспособность и силы, Челси стала быстрее и чаще уставать.

– Я еще не свыклась со своей новой ролью, но хотела бы поблагодарить всех за проявленные ко мне теплоту и участие. – Этой фразой она неминуемо отвечала на один и тот же избитый вопрос, которым обычно начинались такого рода интервью.

Слейтер доверительно наклонился к ней и профессионально четким голосом поинтересовался:

– Знаете, поговаривают, что своим успехом спектакль обязан главным образом актерскому ансамблю, в частности, сыгранному дуэту между вами и Коди Флинном?

Челси на секунду задумалась, подыскивая нужные слова.

– Действительно, Коди – отличный актер. Но, Дэн, мне хотелось бы открыть вам один секрет: по справедливости лавры принадлежат одной лишь Джун Рорк, именно она создала то, что вы называете ансамблем. Только она знает секрет успеха.

Челси одарила сияющей улыбкой многомиллионную зрительскую аудиторию, все еще не веря, что это не сказка и не сон.

Коди с облегчением вздохнул и выключил телевизор. Слава Богу, интервью прошло гладко. Челси оказалась смышленой девочкой. Это-то Коди в ней и нравилось. Если уж Джун узнает о его шашнях с Челси, то по крайней мере не из теленовостей.

– Зачем ты выключил? – удивленно спросила Джун, пристроившись у него под боком и поцеловав Коди в плечо. – Она только начала нас с тобой хвалить.

Коди растянулся на широкой кровати и натянул на себя покрывало.

– Знаешь, мне немного обидно. Все носятся с этой Челси Дюран. Конечно, она в этом и не виновата. Но такое впечатление, что, кроме нее, никого больше не существует.

Джун подобралась к нему и нежно укусила за мочку уха.

– Не знаю, как для других, но для меня существуете только вы, мистер Флинн.

Коди со смехом увернулся от Джун, которая попыталась пощекотать его за ухом.

– Да-да, дорогая. Но все-таки это нечестно. Хорошая рецензия может определить биографию.

– Так что же, по-твоему, нечестно? – Джун легла на Коди сверху. – Чему ты удивляешься? Челси – новое имя, вот газетчики и сходят с ума. Они же как рыбы в зоопарке: им все равно – лакомство или окурок, главное – заглотить. Так и здесь. Им нужна сенсация. И больше ничего, суть их не интересует. Спектакль идет с успехом, зритель валит валом. Что тебе еще нужно? Валит валом, а?

Коди вздохнул:

– Если честно, то мне тоже хочется хоть немного внимания. Джун, попробуй исправить эту маленькую несправедливость. Несколько режиссерских приемов – и все остальные актеры перестанут служить только задним планом.

Он выжидательно поглядел на нее. Джун нежно убрала темную прядь волос у него со лба.

– Думаю, я смогу что-нибудь придумать для бедного Эвана Чэмберса. Ты доволен?

– Спасибо, милая. Думаю, и Аманда, и Брайан, и все остальные будут совсем не против. Да дело не только во мне, – привирал Коди, – ты ведь знаешь, мы все заслуживаем признания.

Глаза Джун заискрились в лукавой улыбке, ее рука уже проворно скользнула между его ног.

– Думаю, что пора тебя немного побаловать, мой милый.

Коди до сих пор не понимал, почему его так влечет к этой странной женщине. Даже лежа в постели с Челси, он беспрестанно возвращался мыслями к Джун. Она словно обладала неведомой притягательной силой. А ведь Коди просто-напросто намеревался сделать Джун объектом своего стратегического плана, теперь же все таинственнейшим образом осложнилось. Он не знал, как быть дальше. А потому самое лучшее – положиться на судьбу и ни о чем не думать.

– Боюсь, я не просто увлечен тобой, Джун. Я влюбился, как мальчишка. – Коди и не заметил, что повторяет одну из реплик Эвана Чэмберса.

– Может, то не любовь, а наваждение? – последовал ответ Кэсси. Джун улыбнулась.

– Не знаю. Но как бы то ни было, я чувствую себя узником. – Он приник к ее губам, проникая языком все глубже и глубже.

Волна возбуждения пробежала по ее телу. Джун готова была отдать ему всю себя, полностью, без сожаления, слиться с ним в едином страстном порыве.

Спинка кровати громыхала о стену в ритм движениям их бедер, но Джун не замечала ничего: она лишь ощущала, как внутри ее зреет, наливается огнем, кипит ураган желания, готовый опустошить ее, оросив напряженное тело благодатным дождем наслаждения. Через секунду Джун замерла: каждая клеточка ее существа застыла в судороге оргазма.

Полностью отдавшись восхитительному ощущению, Джун почувствовала, как что-то взорвалось внутри ее, и горячая пульсация лишь усилила остроту последних секунд близости. Она отчаянно вскрикнула. Их тела переплелись, приникли друг к другу, застыли в едином экстатическом порыве. Через минуту оба, опустошенные и уставшие, без сил распростерлись на мокрых от испарины простынях.

Джун подняла голову и посмотрела на Коди. Она лежала на его груди, ощущая щекой капельки пота, покрывавшие его грудь. Коди не двигался. Он не заметил ее пристального взгляда и продолжал лежать с закрытыми глазами, тяжело дыша. «Сегодня это должно произойти, сегодня я наконец должна это сказать», – подумала Джун. Никогда раньше с ней не случалось ничего подобного. «Боже, как глупо, как нелепо!» Она долго репетировала заветные слова перед зеркалом. Но больше ждать она не могла. Джун понимала, что никто ее не принуждает, да и Коди, похоже, все равно. Но она знала наверняка, что не будет ей покоя, пока она не скажет ему этих слов. Сейчас – самый подходящий момент. Она должна сказать ему сейчас.

– Коди, – позвала Джун. Он повернул голову и нежно погладил Джун по спине. Ей страстно захотелось видеть его глаза, но в ту же секунду она испугалась и решила, что лучше не стоит. – Коди… я… – Джун смущенно замолчала.

Коди повернулся и встревоженно посмотрел ей в глаза.

– Что случилось, милая?

Это подбодрило Джун. «Сейчас или никогда!» – подумала она и улыбнулась:

– Коди, я люблю тебя.

Ну вот, наконец-то. Она не испугалась и сказала. Она была просто уверена, что Коди поцелует ее и ответит просто: «Я тоже тебя люблю, Джун». Но он ничего не сказал, а лишь долго молча смотрел на нее. Его руки сжали ее лицо и притянули его к себе. Джун ощутила на своих губах вкус его поцелуя, и ее сердце вновь учащенно забилось.

– Ты серьезно? – Он смутился так, будто никто и никогда не говорил ему этих слов.

– Да, я люблю тебя, – прошептала Джун.

Он порывисто прижал ее к себе и замер. Мысли вихрем неслись у него в голове. Боже, и как она это сказала! Сколько раз ему доводилось слышать эти слова от разных женщин, но так их не произносил никто. Эти слова задели в нем какую-то тайную струну. Он ощутил боль и не знал, что делать. То ему хотелось прижимать к себе Джун и заниматься с ней любовью до конца своих дней, то сжать голову руками и понять, как такое вообще могло случиться. Поначалу перед ним стояла одна-единственная цель: поправить свою карьеру и, следовательно, материальное положение. И Джун Рорк должна была стать средством для достижения этой цели. Ну почему бы ей просто не затащить его к себе в постель, как это проделывали до нее все его женщины? Почему бы ей не влюбиться в его безупречное мускулистое тело, в его взгляд? Зачем ей понадобилось любить его? Нет, он здесь ни при чем. Вероятно, ее постигнет разочарование, но виновата в этом только она. Она не должна была в него влюбляться. Это было глупо. Неправильно. Опасно.

– Джун, я хочу тебя кое с кем познакомить, – почему-то вырвалось у него. – Для меня это очень важно.

– С кем же? – с неподдельным интересом спросила она.

– Это отличный парень по имени Крис. Ему девять лет, и он живет в Калифорнии. Представляешь, он во сто раз симпатичнее меня, хотя и унаследовал кое-что от своего неотразимого папочки. Я собираюсь послать ему билет на самолет, чтобы он смог приехать в Нью-Йорк и посмотреть нашу постановку. И, конечно, познакомиться с тобой. – Как ни старался Коди, но голос его прозвучал необычайно грустно.

Слезы потекли по щекам Джун.

– Мне ужасно хочется познакомиться с твоим сыном, Коди. Ты с ним часто видишься?

– Он мой самый лучший друг, – голос Коди дрогнул от волнения. – Мой самый большой поклонник. Но, Джун, мне нужна твоя помощь… у меня совсем нет денег.

– Теперь они у тебя есть. – Джун поцеловала его в щеку.

Коди отвернулся: ему не хотелось, чтобы она увидела, как ему на глаза навернулись слезы.

– Мне ужасно неудобно просить у тебя деньги.

– А ты и не просишь. Это уже не мои деньги, а наши.

Он повернул голову и пристально посмотрел ей в глаза. Наверно, она почувствовала, как он потрясен. Да и понимает ли она, что для него сейчас делает? Она сама отрезает себе все пути назад. Не скрывая слез, Коди нежно поцеловал ее, уже совсем не заботясь о том, что у этого поцелуя соленый привкус.

30

С очаровательной улыбкой Аманда Кларк вернула ручку настойчивому юноше, подошедшему к их столику за автографом. Они с Челси остановили свой выбор на тихом уличном кафе под названием «Бар энд гриль» в тихой части Манхэттена.

– Аманда, вам не надоедают поклонники? – начала Челси. – Они же, наверно, проходу не дают?

– Когда-то они доставляли мне беспокойство, но не теперь. – Аманда с улыбкой проводила глазами счастливого обладателя автографа. – Тогда я еще не понимала, насколько это важно в жизни актера. – Она изящно взяла чашку и сделала глоток чаю.

Челси с наслаждением вдыхала теплый послеполуденный воздух. Спектакли проходили с неизменным успехом, сопровождаемые самыми лестными рецензиями в прессе. Билеты разлетались на месяц-два вперед. Вот и сегодня, во вторую пятницу после премьеры, все места в зале будут заняты. – Знаете, Аманда, никогда бы не думала, что буду обедать с такой знаменитостью, как вы, раздавать автографы, а вечером выходить на бродвейскую сцену и исполнять главную роль в самом популярном шоу сезона. Как в сказке.

– Ты права, это восхитительно! – весело кивнула Аманда. – Поверь, милочка, в мире нет ничего прекраснее, чем слава.

– О да! – кивнула Челси и отпила из бокала с шардонне. – В особенности для бедной девушки из далекой, Богом забытой Оклахомы. – Она поставила бокал на стол и искрящимися от счастья глазами посмотрела на Аманду. – Иногда мне кажется, что я наконец отыскала заветную дверцу, ведущую в сказочное царство. Будто бы я блуждала во мраке целую вечность и наконец нашла то, что так долго искала. Я открыла ее и вошла. Там, за этой дверью, я очутилась в прекрасной светлой комнате, в окружении прекрасных людей. Неужели я и вправду наконец-то обрела дом?

Аманда нахмурилась.

– Ты права, Челси. Твоя жизнь круто изменилась. – Она подлила себе чаю из маленького фарфорового чайника и принялась задумчиво размешивать сахар. – Именно об этом я и хотела с тобой поговорить.

Челси не ответила, заинтригованная серьезным тоном пожилой актрисы.

Аманда заглянула в пытливые глаза Челси. Перед ней сидела девушка, похожая на нее тридцать-сорок лет тому назад, такая же нетерпеливая, дерзкая, полная честолюбивых замыслов, она ворвалась в мир театра, как в волшебный парк, где веселью нет конца. Увы, в свое время никто не поддержал Аманду мудрым советом, который сегодня она собиралась дать этой юной женщине до того, как веселью придет конец.

– Челси, дорогая, – озабоченно начала Аманда. – Сегодня счастье повернулась к тебе лицом. Так что блистай, наслаждайся каждой минутой этого упоительного дара, раздавай автографы, не пропускай ни одного интервью, наслаждайся славой. – Она положила ложечку на блюдце. – Потому что когда-нибудь наступит час, когда огни померкнут, а аплодисменты стихнут. Мне бы не хотелось, чтобы этот момент застал тебя врасплох.

– Не понимаю. – От ее слов Челси стало не по себе.

– Я говорю о реальности. Волшебство ведь не вечно. – Аманда тяжело вздохнула, задумчиво глядя на снующую мимо толпу пешеходов. – О, если бы можно было его удержать! Но, к сожалению, слава – штука преходящая. Не успеешь оглянуться, как ее уже не будет.

– Ну что вы, Аманда, – недовольно перебила ее Челси. Воспитание не позволяло ей сердиться на старших, когда им взбредет в голову давать глупые советы. – Зачем так мрачно? По-моему, если добился успеха, то навсегда. Я знаю много тому примеров.

– О нет, уж я-то знаю. И знаю слишком хорошо. Когда к тебе впервые приходит успех, ты витаешь в небесах от счастья. Я помню золотые годы, когда восторженная толпа поклонников как заклинание повторяла мое имя. Но, увы, мне известно также и забвение, когда телефон молчит и никому нет до меня никакого дела. Это ужасно. Но еще более ужасно, если ты к этому не подготовлен. – Аманда нахмурилась при виде недоверчивых глаз юной актрисы. – Не веришь, думаешь, как сейчас будет всегда?

– Вряд ли моя карьера рухнет в один день, – раздраженно отозвалась Челси. – Я понимаю, последние несколько лет вам было нелегко. Но взгляните на себя. Вы по-прежнему знамениты, и от поклонников нет отбоя.

Аманда улыбнулась.

– Может, и так, моя дорогая. Наслаждайся жизнью, сейчас твой час. Но не думай, что я просто старая зануда. К сожалению, меня никто не предупредил, не предостерег. И помни о тех, через кого ты переступаешь, карабкаясь наверх. Ибо, как гласит старинная поговорка, ты столкнешься с ними на пути вниз.

Челси внезапно вспомнила Брайана. Она тряхнула головой, чтобы отогнать неприятные мысли.

– Думаю, Аманда, вы преувеличиваете. Ведь спектакль идет всего неделю! Успех огромный. Я не вижу никаких причин для беспокойства. Все это глупости.

– Не забывай о том, что я тебе сейчас сказала, Челси, – искренне произнесла Аманда. – Слава – как «русские горки»: дух захватывает, когда твой вагончик взлетает вверх. Но за каждым взлетом следует падение. И не успеешь ты опомниться – пора выходить из поезда. А когда это случается, то понимаешь, что все совершилось помимо твоей воли.

Челси поправила волосы и удивленно ответила:

– Но эта трагедия была чистейшей случайностью. Не понимаю, какое отношение это имеет ко мне или к вам.

В голосе Аманды зазвучали жесткие нотки:

– А такое, что может произойти все, что угодно, когда ты этого совсем не ждешь. И в мгновение ока все исчезнет.

Аманда начинала действовать Челси на нервы. Какое право имела эта старуха отчитывать ее, как маленькую девочку? Ее, новую звезду Бродвея, Челси Дюран? Ее успех не чья-нибудь заслуга, а ее собственная. А потому никто не посмеет отнять его у нее. Челси полюбила славу и богатство. И ничего другого ей не было нужно. И зачем отравлять ей эти блаженные мгновения: веселись, мол, дорогуша, но помни о самом худшем. Сперва Брайан, теперь Аманда. Может, просто людям доставляет какое-то особенное удовольствие портить чужую радость?

– Послушайте, Аманда. Я, конечно, ценю вашу заботу. Но мне кажется, что ваши опасения беспочвенны. Мне хочется жить сегодняшним днем. Никогда еще я не была так счастлива. Но одно я знаю наверняка – обратного пути для меня нет. Естественно, у каждого в жизни могут быть срывы, неудачи, разочарования, но они меня не страшат. И пусть я знаменита всего лишь неделю, я буду упрямо пробиваться вперед, работать, не жалея сил, чтобы подняться еще выше. И не собираюсь без конца пугливо оглядываться.

– Отлично, моя дорогая, – спокойно ответила Аманда. – Я восхищаюсь твоей силой. Уверена, она тебе еще понадобится.

Аманда видела, что только зря потеряла время. Но она ни в чем не винила эту девочку. Если бы кто-нибудь завел и с ней подобный разговор сорок лет назад, разве она не повела бы себя так же? Однако она искренне восхищалась силой характера юной Челси и не сомневалась – он пригодится ей намного раньше, чем она думает.

Но ни одна из них не предполагала, что это произойдет так быстро.

31

– Пожалуй, ты была права. Зря мы связались с этой Челси Дюран. У нее мало опыта, и она еще слишком молода для Кэсси Фрэнкс. Другое дело – ты. Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь в том, что именно ты самая подходящая кандидатура. Ты умеешь чувствовать. И это главное.

Ронни де Марко не верила своим ушам. Она только что вылезла из-под душа и, забыв о полотенце, удивленно уставилась на Дино. Темные глаза Кастиса похотливо скользнули по ее стройному телу, покрытому капельками воды. «Неужели это очередная ловушка? Неужели этот толстый развратник опять решил мною воспользоваться?» – терялась в догадках Ронни.

Душевая кабинка на яхте Дино едва могла вместить их обоих. Ронни сумела все же наклониться вперед, чтобы впустить Дино сзади, и сейчас чувствовала себя страшно разбитой. Но слова, только что сказанные им, стоили того. Ронни посмотрела на пыхтящего Дино:

– Ты всерьез?

Дино тяжело оперся о холодную кафельную стену.

– Не бойся, я не стал бы шутить по такому важному вопросу. Хоть газетчики и поют дифирамбы этой Челси Дюран, не думаю, что она – сердце нашей постановки. – Он принялся по-хозяйски мять груди Ронни, с привычным бесстыдством разглядывая ее тело. Через несколько минут, когда на тонкой коже Ронни выступили багровые пятна от его грубых ласк, он снисходительно улыбнулся и оставил ее в покое.

– Ты же знаешь, я прежде всего пекусь о благе нашего общего дела. А сейчас сделать спектакль более совершенным можешь только ты. Надеюсь, тебе по душе интервью и популярность, моя кошечка?

От восторга Ронни подпрыгнула и повисла на шее у Кастиса.

– О, дорогой! Если бы ты знал, как я давно об этом мечтала! – Александра никогда не ошибалась. Ни разу ее не подвела.

Уже позже, когда они растирались пушистыми полотенцами, Дино шутливо ущипнул Ронни за ляжку и между прочим заметил:

– Но есть одна маленькая проблема.

– Какая? – насторожилась Ронни.

– Джун Рорк, – ответил он. – Не могу же я так просто взять и заставить ее отдать тебе эту роль. Я поклялся ей, что ни во что не буду вмешиваться. И если нарушу обещание, она наверняка меня прикончит. Ну, например, сядет за руль какого-нибудь взятого напрокат автомобиля, даст газу и… случайно меня переедет, – рассмеялся своей шутке Дино.

Но Ронни было не до смеха.

– Но ведь, черт возьми, ты же продюсер. Босс. Почему ты не можешь поступить так, как считаешь нужным? – Она с надеждой заглянула ему в глаза. – Позвони ей и скажи, как, по-твоему, необходимо улучшить постановку.

Дино задумчиво посмотрел на нее.

– Думаю, есть способ получше. – Ронни вся превратилась в слух. – Я много лет в бизнесе и знаю, что толкнуть на что-то своих партнеров удается чаще, если внушишь им, что это их собственное решение. Понимаешь, о чем я? – Ронни кивнула. – Таким образом, если Джун сама поймет, что эта Челси не стоит и гроша ломаного и постарается от нее поскорее избавиться, то сыграет нам на руку.

– Нет проблем. – Внезапно Ронни представила бородатую физиономию Моргана Ларамора. Она уже видела, как он несется в автомобиле прямо наперерез Челси и…

Дино обернул вокруг талии большое синее полотенце и продолжал:

– Так вот что я придумал. Джун уверена, что о ее любовных похождениях не известно ни одной живой душе. Но нам-то все хорошо известно. Верно?

– Ты о Коди? – нетерпеливо спросила Ронни.

– Именно. Так вот, могла бы ты свести нашу красотку Челси и моего приятеля Коди… ну, скажем… поближе, а потом обратить внимание Джун на то, чем занимается ее хахаль у нее за спиной? Понимаешь, к чему я веду?

– Нет ничего проще, – просияла Ронни. – Эта белобрысая потаскушка и так уже спит с Коди.

Дино ухмыльнулся.

– Да? А я и не знал. Тем лучше. Тебе останется лишь просчитать интрижку на несколько ходов вперед. И все. Согласна?

– Согласна.

Ронни не мешкая принялась высчитывать и прикидывать. Все как нельзя гладко складывалось, и это только усиливало нетерпение. Когда же, когда?

Дино чмокнул ее в щеку и, словно читая ее тревожные мысли, сказал:

– К твоему сведению, завтра после вечернего показа я собираюсь устроить большую вечеринку. Тем более что в воскресенье утреннего спектакля не будет, и все могут отоспаться. Ну, что думаешь, самое время, а?

Ронни ликовала.

– Тут-то мы и посмотрим, что скажет Джун, когда увидит, чем занимается на досуге эта девица. – Она нежно поцеловала его в щеку. – Ты здорово придумал, Дино.

Он самодовольно усмехнулся и взглянул на Ронни.

– Просто я люблю делать все так, как мне хочется.

– И у тебя это неплохо получается, – проворковала она.

Когда Дино отправился одеваться, Ронни захлопнула за ним дверь, задумчиво прошлась по ванной комнате и остановилась у огромного зеркала.

– Разве я не обещала тебе, что все будет в порядке, моя любимая Вероника? – Ронни словно наяву услышала голос Александры, увидела ее горящий страстью взгляд. – Разве когда-нибудь я давала тебя в обиду? Скажи.

– О да, ты всегда права. – Ронни пристально посмотрела в глаза подруги.

– Нет ничего проще, моя милая. Очень скоро все, чего ты хочешь, станет твоим. Слышишь, твоим! А теперь нельзя терять ни минуты. Значит, так. Как только ты явишься на вечеринку, сделаешь то, что я тебе сейчас скажу…