ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Ее храбрые слова – такие благородные, как она уверила себя с горечью, – снова и снова вспоминались ей, словно в насмешку над ее отчаянием, когда она осталась одна.

Хок отвез ее домой в сгущающейся темноте, не говоря больше ни слова, его лицо было темнее, чем грозовая туча, а руки так сильно сжимали руль, что побелели костяшки пальцев.

Когда они вошли в дом, он сказал отрывисто и холодно:

– Я думаю, ты предпочтешь поужинать здесь, а не в городе?

– Да… пожалуйста. – Она попыталась принять отрешенный вид, но не сумела. – Может быть, можно попросить, чтобы поднос принесли в мою комнату?

– Я скажу Кончите, чтобы она об этом позаботилась.

И пока Джоанна шаг за шагом поднималась по красивой винтовой лестнице, его глаза сверлили ее затылок.

Если ей и требовалось доказательство того, что у Хока каменное сердце, она получила его тем же вечером. Джоанна не надеялась, что Хок придет в восторг, услышав, что она его любит, поскольку не оправдались его планы завлечь ее в постель, но неужели ему не под силу доброе слово, понимающий взгляд или хотя бы сочувственное молчание?

Ведь в конце концов страдает она, а не Хок. Это ее сердце разбито, ее чувства растоптаны… И она погрузилась в свое горе. Горячие слезы текли и текли по ее щекам.

Она все еще не могла успокоиться, когда час спустя в дверь постучала Кончита – узнать, что мисс желает на ужин.

– Мне все равно, Кончита. – Сама мысль о еде внушала отвращение. – Передайте повару, что мне можно то же, что и мистеру Маллену.

– Но мистер Маллен сегодня ужинает у Сандерсонов… – бодро ответила Кончита, но тут же запнулась и бросила на Джоанну тревожный взгляд, явно испугавшись допущенного промаха.

– Ах да, я и забыла, – небрежно ответила Джоанна, словно лгать для нее было так же естественно, как дышать. Наверное, это прозвучало убедительно, поскольку Кончита снова расслабилась и спустя несколько минут весело упорхнула прочь.

Сандерсоны… Джоанна помнила Сандерсонов: мистер и миссис Сандерсон, богатые до неприличия и исполненные сознания собственной значимости, и их дочь Виктория – элегантная, красивая, откровенно без ума от Хока. Они приходили к Хоку в Сочельник, и злобные взгляды Виктории ясно показали Джоанне, как эта восхитительная блондинка относится к ее присутствию в доме Хока.

Итак, он поспешил утешиться с чувственной Викторией? Джоанна поймала себя на том, что скрипит зубами. Ну нет, она не позволит себе страдать из-за этого, ей все равно, все равно!

До того, как в семь часов Кончита принесла поднос с ужином, Джоанна успела позвонить в аэропорт и заказать билет на ночной рейс во Францию – к счастью, кто-то отменил заказ и как раз оставалось свободное место. Джоанна вполне отдавала себе отчет, что это трусливый выход из положения. Но увидеться завтра с Хоком, возвращаться с ним вместе во Францию, как он задумал, – просто немыслимо!

Джоанна дождалась в холле такси и тихо выскользнула из дома. Хоку она оставила записку, где благодарила за гостеприимство и извещала, что в сложившихся обстоятельствах сочла за лучшее уехать немедленно. Рубиновый кулон и браслет она оставила на тумбочке.

В самолете Джоанна почти не спала и, когда они приземлились в Париже холодным дождливым утром, от пережитого волнения и смены часовых поясов чувствовала себя совсем больной. Добравшись до дома, она упала на кровать, не раздеваясь, но вместо того, чтобы погрузиться в глубокий продолжительный сон, через два часа уже проснулась.

Она приняла душ, оделась и вышла из дома, когда еще не было восьми. Владевшее ею нервное напряжение заставило ее пройти почти все расстояние до издательства пешком. Впервые за все время Париж показался ей унылым и тусклым, парижане – угрюмыми. Сама атмосфера была безжизненной, воздух тяжелый и неподвижный.

Тупое оцепенение, не покидавшее ее со времени их разговора с Хоком в автомобиле, слетело в одно мгновенье, когда, придя в издательство, Джоанна обнаружила в своем кабинете Пьера, который обшаривал ее шкаф с документами, запертый ею перед отъездом. В одно мгновение апатию как рукой сняло.

– Что вы тут делаете?

Оба они сразу поняли, что сейчас не время для обмена любезностями. При ее появлении Пьер быстро оглянулся и уронил папку, которую держал в руках. Документы веером разлетелись по полу.

– Джоанна, мы не ждали вас сегодня…

– Это не повод, чтобы шарить в моем кабинете! – Джоанна была в ярости.

– Я могу все объяснить. – Пьер улыбнулся еще шире. – Произошла ошибка.

– Вот именно, Пьер, и я думаю, что эту ошибку совершили вы, – отрезала Джоанна. – Вы не имеете права находиться в здании издательства, вы это знаете, я видела контракт, который вы подписали с Хоком, там об этом сказано весьма недвусмысленно. Кстати, что это за папка.

Она наклонилась и подобрала несколько листков, поэтому не видела, как Пьер кивком велел своей бывшей секретарше закрыть дверь, чтобы никто не смог услышать, что происходит в кабинете.

Джоанна мгновенно узнала бумаги, она изучала документы, касающиеся издательства «Нетта Продакшн», всю предпраздничную неделю, и это дело беспокоило все больше, когда Хок так неожиданно увез ее в Штаты. Однако она успела заподозрить что-то очень нехорошее, хотя реальные факты были погребены глубоко под ворохом бюрократической писанины и, чтобы докопаться до правды, требовались терпение и осторожность.

Она подняла голову и, взглянув в лицо Пьеру внезапно поняла, что перед ней – ответ на все вопросы.

– Как прикажете все это понимать? – Джоанна медленно выпрямилась и в этот момент разглядела выражение его глаз – она словно почувствовала прикосновение чего-то холодного и скользкого.

– Вы тупая высокомерная англичанка! – прошипел он и добавил несколько ругательств которые прозвучали тем более угрожающе, поскольку были произнесены тихо. – Всюду суете нос, лезете куда не просят, вынюхиваете, выведываете.

– Лично вы виноваты в том, что фирма обанкротилась, так? – медленно выговорила Джоанна, интуитивно завершив головоломку последним фрагментом. – Не исполнительный директор, а вы затеяли обман, и вы позволили невиновному человеку покончить с собой, когда на него пало подозрение.

– Он был никчемным идиотом. – В голосе Пьера не слышалось ни капли жалости. – А теперь отдайте бумаги, Джоанна, и ради собственного блага забудьте об этом разговоре. Неразумно с вашей стороны вставать мне поперек дороги.

– Вы угрожаете? – Ей все еще не верилось в реальность происходящего. Диалог подобного рода был более уместен в старом детективном фильме, а не в стенах крупного издательства в девять тридцать утра, в начале рабочего дня.

– Ну разумеется, и мне это обычно хорошо удается. – Пьер мотнул головой в сторону Антуанетты, и та покинула комнату с быстротой, подсказавшей Джоанне, что француженка напугана не меньше, чем она сама. – Вам достаточно будет только промолчать, и это несчастное дело умрет естественной смертью, – мягко продолжал Пьер. Он пересек комнату, остановился перед Джоанной и посмотрел в ее бледное лицо темными мерцающими глазами. – Это совсем нетрудно. – Он протянул руку и приподнял ей подбородок.

– Не пугайте меня, Пьер. – Его прикосновение внезапно развеяло страх и вернуло ее позвоночнику стальную твердость. – Я не боюсь ни вас, ни кого-либо другого. И не смейте притрагиваться ко мне.

– Вот как? – Он задумчиво оглядел ее сердитое лицо. – Возможно, я и недооценил нашу маленькую англичаночку. Тогда как вы отнесетесь к более… приятному решению проблемы? Например, к небольшому подарку на сумму, скажем…

Он назвал цифру, заставившую Джоанну изумленно раскрыть глаза. Но дар речи быстро вернулся к ней.

– Вы в самом деле считаете, что все продается? – сказала она с презрением. – Может быть, мне придется удивить вас, но меня вы купить не сможете. Эти документы сегодня же будут отправлены куда следует вместе с отчетом о нашем разговоре, и я думаю, что большую часть нового года вы увидите уже из-за решетки.

– Ну, на это не надейтесь! – Он резко наклонился и железной хваткой стиснул ее руки. – Не заставляйте меня делать вам больно.

– Убери от нее свои грязные лапы!

Пьер едва успел повернуть голову, как его поразил сильный удар, от которого он перелетел через комнату и приземлился у противоположной стены.

– Вставай! – На лицо Хока было страшно смотреть. – Я преподам тебе урок, который ты никогда не забудешь.

– Нет, Хок, нет. – Джоанна обхватила его за плечи и практически повисла на его спине, а Хок в это время пытался поднять Пьера с пола за пиджак. – Оставь его, пожалуйста, он этого не стоит.

– Я убью эту крысу.

Когда через несколько секунд прибыла полиция, которую вызвала находившаяся в состоянии истерики Антуанетта, Пьер дал себя увести. Он забыл о своих угрозах и, несмотря на то, что Хок приказал двум дюжим охранникам стеречь его до прихода полиции, сам поспешил покинуть кабинет, увлекая за собой своих конвоиров.

– Ты здорово его напугал. – Джоанна почувствовала, что ей срочно необходимо сесть, поскольку пол комнаты вдруг закачался и начал опускаться вниз.

– Я бы не то еще с ним сделал, если бы ты не вцепилась в меня. – Он сказал это очень мягко, странно глубоким голосом, что заставило Джоанну поднять голову и попытаться сфокусироваться на его лице. В следующую секунду сильные руки подняли ее в воздух, и она оказалась прижатой к его груди.

– Хок, что ты делаешь?

– То, что следовало сделать давным-давно. – Он вышел с Джоанной на руках из кабинета, миновал всхлипывающую Антуанетту и остальных служащих, застывших с разинутыми ртами, не проронил ни слова, пока они не оказались в лифте и не понеслись вниз.

– Хок, я вполне могу держаться на ногах…

– Молчи! – он сильнее прижал ее к себе, словно боялся потерять. Его сердце билось с такой силой, что Джоанна ощущала эти удары всем своим телом. В приемной они, не останавливаясь, миновали удивленных полицейских, державших поникшего Пьера.

– Но, месье Маллен, нам потребуется ваше заявление…

– К черту полицию.

Хок вышел из здания, донес Джоанну до автомобиля и так осторожно усадил на переднее сиденье, словно она была сделана из драгоценного мейсенского фарфора. Через несколько секунд он уже сидел с ней рядом.

– Хок…

– Подожди еще минутку, Джоанна.

Она бессильно подчинилась. Он стремительно доехал до какого-то пустынного переулка, граничившего с небольшим сквером, и, резко заскрежетав тормозами, остановил машину. Потом выключил мотор и, повернувшись к Джоанне, схватил ее в объятия и, не обращая внимания на ее сопротивление, припал к ее губам поцелуем, который едва не вытянул из нее душу.

– Нет, нет, Хок… – Едва она вернулась на землю из страны света и красок, в которую oн унес ее, как тут же заставила себя высвободиться из его рук.

– Да, да, Джоанна. – В голосе Хока не было насмешки, напротив – звучала какая-то болезненная искренность. Он обхватил ее лицо ладонями и устремил на нее гипнотический взгляд пронзительных синих глаз. – Пожалуйста, дорогая, не отталкивай меня.

Дорогая? Она уставилась на него в изумлении. Наверное, ей послышалось…

– Но… я не могу. Я объясняла тебе…

– Джоанна, я люблю тебя. Я полюбил тебя в тот миг, когда впервые увидел, и умру с любовью к тебе, – проговорил он хрипло. – Я не стою тебя, я не смею надеяться, что ты простишь меня за то, что я все портил с самого начала, но верь мне, когда я говорю, что люблю тебя.

– Нет… ты не можешь, – бормотала она, запинаясь, в ушах у нее зашумело, а голова снова начала кружиться.

– Да, я могу, – Кончиком пальца он поймал скатившуюся с ее ресницы слезу, и только тогда Джоанна поняла, что плачет. Он провел ладонями по ее щекам с такой нежностью, что у Джоанны перехватило дыхание. – Я очень упрямый, моя любимая, самонадеянный и глупый, но, когда я вчера вечером вернулся домой, чтобы убедить тебя стать моей женой, и увидел, что тебя нет, то вылетел во Францию следующим же рейсом.

– Ты ужинал с Викторией Сандерсон, – произнесла она дрожащим голосом, отказываясь верить в реальность происходящего.

– Нет. Я отклонил приглашение еще несколько дней назад, зная, что это будет твоя последняя ночь в моем доме, но Кончиту забыл предупредить, и когда я ушел в тот вечер, она решила, что я отправился туда, – спокойно объяснил он. – А я несколько часов колесил по улицам и пытался осмыслить то, что ты мне сказала, и справиться с призраками прошлого. Я понял, что обманывал себя все эти недели и месяцы со дня нашей встречи. Я не хотел банального романа, я хотел гораздо большего, но не мог убедить себя, что это любовь. Она делает меня слишком уязвимым, беззащитным, слишком таким, как все…

– Если это правда, что заставило тебя передумать? – прошептала она, не смея верить.

– Ты. – Одно только слово, но он вложил в него свое сердце.

– Ах, Хок… – Она обвила руками его шею, их губы слились, и они закружились в горячем вихре страсти, мир за окнами автомобиля померк, явью стали только прикосновения и ощущения.

– Ты простишь меня, Джоанна? – пробормотал он. – Я не имею права просить…

– Да, да, я тебя прощаю.

– И ты выйдешь за меня замуж? Как можно скорее? – спросил он, покрывая жадными поцелуями ее лицо и шею. – Я хочу заботиться о тебе, милая, защищать тебя, лелеять… Когда я увидел, как эта горилла тебя схватила, мне захотелось оторвать ему руки, ноги…

– Кажется, он это понял, – улыбнулась сквозь слезы Джоанна и спросила: – Но ты уверен, Хок? – Потянувшись, она обхватила его смуглое лицо своими изящными руками. – В самом деле уверен?

– За всю мою жизнь я ни в чем не был так уверен, – произнес он отрывисто. – Ты – это все, о чем я мечтал, что искал всю жизнь. Вся эта чушь, которую я наболтал о любви, – к черту ее, Джоанна. Я боролся с собой, разрывался на части. Когда ты рассказала о своем детстве, о том, что тебе пришлось вынести, в меня словно вонзили нож. И все-таки я продолжал сопротивляться…

– Молчи. Прошлое не имеет значения, Хок, важно только будущее.

– Я обещаю тебе, что оно будет чудесным. Всей моей жизни не хватит, чтобы успеть рассказать тебе, как я тебя люблю. Я не любил само невесту, Джоанна, ты была права, и я сразу понял, едва ты высказала это вслух. Моя любовь к ней не была настоящей. Скорее это было отчаянное желание иметь рядом близкого человека, потребность в утешении после всего случившегося со мной – все, вместе взятое, но только не крепкая привязанность двух людей, предназначенных друг другу. Между нами не было ничего похожего на это. Теперь я знаю, что никогда прежде не любил никакую другую женщину, даю слово, – закончил он очень серьезно.

– А всем известно, что ты всегда говоришь правду, – поддразнила его Джоанна и улыбнулась смущенно и радостно.

– Всем, кроме себя самого, – добавил он рассудительно и снова прижал ее к себе так крепко, что Джоанна едва могла дышать. – Когда ты в автомобиле говорила о своих чувствах, твое прелестное личико было таким бледным и страдальческим, а плечи согнулись под бременем, которого не должно было быть, и я почувствовал к себе непреодолимое отвращение. После такого несчастного детства, после боли, которую ты, обделенная любовью, терпела день за днем, ты все же нашла в себе силы простить и идти дальше. Я показался себе… презренным ничтожеством. У тебя было гораздо больше оснований избегать любви, бояться повторения неудачного опыта, но ты это сделала – мужественно и храбро. Тогда как я…

– Жизнь преподала каждому из нас полезный урок, нам есть что передать нашим детям и внукам…

– Но прежде ты должна принадлежать только мне одному, – воскликнул он страстно. – Я ужасно ревнив, любимая, я еще не готов делить тебя с другими, я люблю тебя и намерен повторять это всю твою жизнь… и дальше. Ты – моя, так же, как я – твой, полностью и безраздельно. Ты никогда не разочаруешься во мне. А наши дети вырастут в свете этой любви, которую пи когда не омрачит ни малейшее облако.

– А что случилось с твоей теорией – помнишь? Той, что женщины годятся только для одной вещи? – с озорной улыбкой спросила Джоанна, проведя пальцем по его подбородку.

– Разве я когда-нибудь говорил подобное? – Сапфировые глаза пристально взглянули в ее розовое счастливое лицо. – Ну, в твоем-то случае это правда – тебя можно только любить, обожать и боготворить.

– Но это целых три вещи, – слабо запротестовала она, и темный чувственный блеск в его глазах заставил ее затрепетать от ожидания.

– Ну, тогда я готов довольствоваться одной только любовью, – тихо заключил он, и от прикосновения его рук по ее жилам побежали язычки пламени. – Все-таки любовь – самая замечательная вещь на свете.

Загрузка...