Или все, или...

ГЛАВА ПЯТАЯ

Смесь бренди и шампанского, длинный, сумбурный день, а также несколько бессонных ночей накануне – все вместе так подействовало на Джоанну, что стоило ей коснуться головой подушки, как она тут же крепко заснула. Когда маленький будильничек разбудил ее в семь утра, она вспомнила, что не доделала еще несколько дел, которые оставила на последний вечер перед отъездом из Англии. Поэтому два часа до приезда Хока она металась по квартире как сумасшедшая, что не оставило времени для сомнений и раздумий.

Она едва успела собраться, как раздался звонок в дверь.

Когда она открыла дверь, Хок стоял, прислонившись к стене, высокий, темноволосый, в длинном черном плаще нараспашку, под которым виднелись серый деловой костюм и бледно-голубая рубашка. Хладнокровный и самоуверенный.

– Значит, вы не передумали? – Он с улыбкой кивнул на ее чемоданы, стоявшие наготове у двери, и Джоанна выдавила ответную улыбку.

– Нет. А разве это возможно?

– Иногда случается.

– Но не со мной, – произнесла она сдержанно. – Если я на что-то решаюсь, то довожу дело до конца… Хотя, возможно, вам и трудно в это поверить.

– Нет, отчего же… – Он смотрел на нее так пристально, что ей сделалось не по себе. У нее появилось странное, не поддающееся логике ощущение, что он мучается неизвестностью по поводу чего-то, непонятного ей, и старается скрыть это.

Он взял самый легкий из трех ее чемоданов, сунул его под мышку и поднял другие два с легкостью, подтверждавшей догадку Джоанны о его недюжинной силе.

– Не хотите попрощаться с кем-нибудь напоследок? – спросил он, когда она, заперев дверь, вышла вслед за ним на площадку.

– Нет. Мне только осталось бросить ключ в почтовый ящик квартиры этажом ниже. Я попрощалась со всеми еще вчера.

В такси Хок беспечно болтал на разные темы и держался абсолютно свободно, тогда как Джоанне требовалась вся ее воля, чтобы вести себя естественно – близость его крупного мускулистого тела, его малейшее движение заставляли трепетать каждый нерв.

– Расслабьтесь, Джоанна. – Синие глаза твердо, пристально взглянули ей в лицо, а его ладонь, тяжелая и теплая, легла на ее руку. – Вы нервничаете, но для этого решительно нет причин, – мягко проговорил он.

«Есть, и очень даже веские причины!

– Вам это кажется. Я совершенно спокойна.

– Маленькая лгунья, – произнес он все так же мягко, обводя глазами ее лицо и останавливаясь на губах. – Вас пугает неизвестность, Джоанна? – пробормотал он. – Или вы боитесь меня и того, чем все обернется… если вы позволите этому случиться?

– Что?..

– Не говорите, что вы не понимаете, потому что я все равно не поверю. У вас все отражается в глазах, – произнес он глухо. – Вы думаете о том, что почувствуете, если я стану близок вам – по-настоящему близок. Вас влечет ко мне, Джоанна, не отрицайте. Вас влечет ко мне так же сильно, как меня к вам.

– Вы сошли с ума. – Она потрясенно взглянула на него потемневшими от страха глазами.

– Нет, я просто честен. Это самая естественная в мире вещь – влечение между мужчиной и женщиной, и тут нет ничего плохого.

– О чем вы? – Она не могла поверить в реальность происходящего разговора, но в то же время понимала, что ждала его с того самого мгновенья, как впервые увидела Хока.

– Я говорю о наслаждении, об удовольствии, которое мы можем дать друг другу, – сказал он мягко. – Я хочу вас, Джоанна, признаюсь в этом откровенно. Я давно, давно уже не чувствовал ничего подобного. Нам было бы хорошо вместе. Я разбудил бы в вас такое желание, какое не сумеет разбудить никакой другой мужчина.

– Хок!..

– Как его зовут, Джоанна? Того человека, который заставил вас затвориться в вашей стеклянной башне? – спросил он с неожиданной горячностью. – Что бы он для вас ни значил, что бы между вами ни было, со мной вам будет лучше. Я всегда буду с вами предельно честен, в наших отношениях не будет фальши или жестокости. Когда все кончится, кто бы из нас ни решил порвать, – все произойдет быстро, и разрыв будет окончательным.

– Но я не хочу таких отношений с вами!

С одной стороны, он предлагал ей вступить с ним в связь, с другой – предупреждал, что связь эту ждет неминуемый конец! От возмущения кровь ее вскипела, и это даже несколько смягчило боль обиды. Как он посмел!

– Нет, хотите, но только не можете себя заставить в этом признаться, – сказал он с оскорбительной уверенностью. Она смерила его ледяным взглядом, и, должно быть, кипевший в ней гнев отразился в нем, потому что он убрал свою руку, откинулся на сиденье и принялся сверлить ее прищуренными глазами.

– Моя работа во Франции имеет отношение к этому разговору спросила она настороженно. – Имейте в виду, мне нужна та самая расчудесная правда, о которой вы вечно твердите.

– Я предложил вам место директора в издательстве «Бержик и сын», поскольку считаю, что вы обладаете для этого требуемыми качествами, – ответил Хок холодно. – А наши личные отношения тут ни при чем.

– Однако неплохо иметь уютную теплую постель, которая всегда будет вас ждать во Франции? – спросила она ядовито.

А привязав ее к себе, он гарантирует и ее преданность корпорации «Маллен». Вот в чем, вероятно, суть. А она-то вчера была искренне благодарна ему за внимание, за то, как он поддерживал ее во время последних, самых трудных минут расставания, за щедрое прощальное угощение, за решение сопровождать ее во Францию, чтобы облегчить ее первые шаги. Облегчить! Гнев ее смешивался с чувством досады от сознания своей наивности. Он делал все это только затем, чтобы подчинить ее своей воле, имея в виду собственные удобства и благо империи «Маллен».

– Как я понимаю, вы отвечаете отказом на мое предложение ближе узнать друг друга? – спросил он сухо.

– Вы угадали на сто процентов, – произнесла она с глубоким презрением.

– Жаль. Терпение не входит в число моих добродетелей, но, похоже, придется прибегнуть к неприкосновенным запасам, – процедил он. – Я умею ждать, Джоанна, если нет иного выхода. И что-то мне подсказывает, что игра стоит свеч.

– Вы надеетесь услышать от меня «спасибо» за подобное наблюдение? – спросила она резко.

– Это было бы приятно…

Мрачноватая усмешка, с которой он произнес эти слова, стала для Джоанны последней каплей.

– Хок, какое бы у вас ни сложилось обо мне впечатление, меня не соблазняют пошлые романы, – сказала она звенящим от напряжения голосом. – Когда я отдам себя мужчине, это произойдет потому, что я полюблю его, его всего, а не только его тело, и не потому, что мне захочется изведать дешевых радостей от эротических упражнений, которые продлятся несколько недель… или месяцев…

– Постойте! – Он резко выпрямился и, подняв руку, прервал ее возмущенный монолог. – Что вы мне здесь пытаетесь доказать? Вы же не собираетесь заставить меня поверить, что у вас не было… – Он замолчал, и обжигающий жар обдал Джоанну с головы до ног, когда она поняла, что проболталась. – Я вам не верю.

– А я и не прошу вас ни во что верить, – проговорила она с достоинством. – Вы вольны толковать мои слова, как вам будет угодно, я не намерена ничего объяснять.

Не то чтобы Джоанна стыдилась себя такой, какая она есть, но она вовсе не собиралась делиться этим с человеком, который наверняка отнесется к услышанному с презрением. Правда, лицо Хока Маллена выражало скорее замешательство, чем презрение. Он несомненно сейчас жалеет о потерянном впустую времени. Эта мысль заставила ее сказать, правда не так независимо, как ей бы хотелось:

– Я думаю, что в данных обстоятельствах мне лучше поехать во Францию одной.

– О каких обстоятельствах вы говорите? – Он удивленно вскинул бровь, пряча за внешним хладнокровием бурю чувств, поднявшуюся в его душе от слов Джоанны.

Перелет в Париж, а затем поездка до издательства «Бержик и сын», которое располагалось в центре города, происходили в напряженном молчании, отчего нервы Джоанны к тому времени, когда они добрались до каменного здания невдалеке от Сены, были натянуты до предела.

Ей отнюдь не стало легче, когда в самолете смазливые стюардессы кокетливо строили глазки Хоку. Джоанну это сильно покоробило, несмотря на то, что она совсем недавно отвергла его предложение. Но ведь он абсолютно свободен, и первые красавицы мира вправе атаковать его, а она не имеет никаких оснований возражать, но… все же ей было неприятно.

Она невольно наблюдала из-под ресниц за его реакцией на осторожные, а иногда откровенные заигрывания двух шикарных девиц, но он, кажется, их вовсе не замечал. Джоанна сказала себе раздраженно, что это ничего не значит, женщины пачками бросаются каждый день ему на шею, и он может позволить себе быть разборчивым. Зачем же она все-таки ему понадобилась? Отчасти потому, что его к ней потянуло, – Джоанна готова была в это поверить. Но главное – ему очень удобно иметь во главе «Бержика и сына» преданную душу, которая станет блюсти его интересы, а также держать теплую постель наготове на тот случай, когда он соблаговолит посетить Францию. Убить двух зайцев разом – ловко!

– Вот «Бержик и сын». Мы приехали.

Они подъехали к длинному трехэтажному зданию на одном из бульваров, имевшему несомненно парижский облик. У Джоанны по спине пробежали мурашки – в этом безобидном на вид здании ей предстояло в течение следующих нескольких месяцев подтвердить свою состоятельность или провалиться с треском. А после всего случившегося добиться успеха стало для нее жизненно важным делом.

Ей следовало доказать, что она не такая уж наивная и бесхитростная, а напротив – умная деловая женщина, которая держит в своих руках и карьеру, и личную жизнь и твердо знает, чего хочет. Ведь Хок Маллен собирается наблюдать за ее первыми шагами и судить их, взвешивать, оценивать. А он – строгий судья.

– Джоанна? – Она резко повернулась и встретилась с его взглядом. В его голосе прозвучала особая нотка, которую ей уже доводилось слышать несколько раз, – теплая, ласкающая. – Я хочу, чтобы у вас все было хорошо. Я вам не враг.

– Я это знаю… – Она попыталась придать своему голосу уверенность.

– Не думаю, что знаете. Меня влечет к вам, и я не собираюсь делать вид, что это не так. Но это не означает, что я стану вести себя как обиженный ребенок, раз вы не захотели разделить со мной постель. Вы можете рассчитывать на мою стопроцентную поддержку в любом вашем начинании, которое пойдет на пользу «Бержику и сыну».

– Спасибо, – пробормотала Джоанна. Она не знала, что и думать. – Вы должны согласиться, что будет лучше, если наши отношения останутся чисто деловыми.

– Я должен? – Он впился в ее покрасневшее лицо пронзительным взглядом, и она опустила глаза. – Почему?

– Потому что все равно у нас ничего бы не вышло, мы совсем разные, – произнесла она твердо. – Хок, я собираюсь обосноваться во Франции, а вы… вы путешествуете по всему миру. Вам нужно лишь приятное развлечение на время ваших визитов сюда…

– Нет, вы ошибаетесь. Мне нужно большее, – тихо сказал он. – Вы вошли в мой мозг, в мои кости, в мою кровь. Джоанна, и никогда прежде не вел себя с женщиной так терпеливо.

Она смотрела на него во все глаза, понимая, что сейчас последует главное, и не ошиблась.

– Но я буду честен с вами, – сказал он со странной категоричностью. – Женщины всегда все усложняют разговорами о любви, хотя на самом деле имеют в виду страсть и желание. Я усвоил, что гуманнее установить правила игры с самого начала.

Он и впрямь считал свой холодный, рассудочный подход честным и нравственным! Джоанна помолчала, потом набрала в легкие побольше воздуха и произнесла:

– Вы не верите, значит, что двое могут полюбить друг друга и жить долго и счастливо?

– Я не верю в долгую и счастливую совместную жизнь, – спокойно сказал он. Его лицо было абсолютно серьезным. – Посмотрите статистику, цифры говорят сами за себя. Я способен поверить в одержимость страстью или чем-то другим, и я знаю, что желание – вещь вполне материальная, но решение двоих связать себя обязательством жить вместе до конца жизни – это глупость чистейшей воды, Джоанна. Мужчину и женщину могут соединять прочные искренние отношения, но изначальное чувственное возбуждение неизбежно проходит, а если они ограничили себя рамками брачного контракта, кто-то из них непременно начнет искать развлечений на стороне и этим причинит другому страдания. – Он уперся в нее твердым немигающим взглядом. – Самое лучшее – это когда отношения не омрачены никакими сумбурными эмоциями, – произнес он ровным тоном, – когда оба партнера держат глаза открытыми.

Джоанна оторопела от этой тирады. Сама она верила в существование чего-то более возвышенного, чем просто чувственное влечение или хладнокровная деловая договоренность между мужчиной и женщиной, которые живут вместе, если это способствует их карьере. Ее переживания, должно быть, отразились на лице, потому что Хок отвернулся и посмотрел вперед. Чеканный профиль его был холодным и суровым.

– Опасно позволять дурачить себя, Джоанна, – сказал он бесстрастно. – Когда мои родители погибли, мне пришлось разбирать их бумаги, в том числе и личные, – продолжил он. – Я нашел дневники матери… – Последовала пауза. – Они были наполнены отчаянием, сердечной болью, горечью. Видимо, отец на четвертом или пятом году их совместной жизни начал изменять ей, это разбило сердце матери, разрушило ее уважение к себе, превратило в женщину, которая самой себе не нравилась.

Джоанна не смела шелохнуться, не говоря уж о том, чтобы произнести хотя бы слово.

– Отец был по-своему привязан к матери, но это не мешало ему заводить любовниц. Дед знал, что происходит, и это окончательно отдалило его от сына, что еще больше осложнило отношения между родителями.

– Ваш дедушка не мог примириться с этим потому, что сам очень любил свою жену, – осторожно выговорила Джоанна. – Разве это не убеждает вас, что любовь – подлинное чувство?

– Они жили вместе всего два года, а потом она умерла, – спокойно возразил Хок. – Кто знает, что случилось бы, останься она жива.

– Вы в самом деле этому верите? – сдавленно спросила Джоанна.

В синих глазах что-то дрогнуло.

– Да. Простите мою болтливость, сам не знаю, с чего это меня потянуло на откровенность.

– Все в порядке…

– Нет, не все. Простите. – И он снова замкнулся в себе.

Следующие два часа пролетели стремительно. Как в калейдоскопе перед Джоанной быстро сменялись незнакомые лица, рабочие комнаты, звучали приветствия, любезности, и все это время Джоанна боковым зрением не переставала видеть высокую фигуру Хока. Повсюду их появление производило сдержанный фурор. Джоанна хмуро отмечала, что этим они были обязаны скорее Хоку. В обращенных же к ней словах трудно было не уловить неприкрытую лесть. Джоанна заключила, что все здесь хорошо осведомлены о плачевном положении дел в издательстве. Пьер блистал своим отсутствием. Его секретарша, Антуанетта, воздушное создание лет девятнадцати, с большими темными глазами и непроницаемым лицом, извинилась за него, не вдаваясь в подробности. Джоанна догадалась, что француженка сразу невзлюбила ее, и это ее огорчило. Ведь в будущем им предстояло работать в тесном сотрудничестве.

Она гораздо больше переживала бы из-за Антуанетты, атмосферы небрежности, характерной для издательства в целом, а также из-за растущего убеждения, что работа предстоит более тяжелая, чем она предполагала, если бы не была так занята рассказом Хока о своих родителях. Измены отца и страдания матери стали для него тяжелым открытием, это несомненно. Но Джоанна не могла избавиться от впечатления, что он о многом умолчал.

Хок стоял в дальнем углу комнаты и беседовал с Антуанеттой. Очаровательная француженка жадно ловила каждое его слово. Интуиция подсказывала Джоанне, что он уже успел раскаяться в своей откровенности и не испытывает к ней благодарности за то, что она его к ней побудила. Он – волк-одиночка…

Когда Хок предложил отвезти ее на квартиру, предоставленную издательством, у Джоанны от напряжения ныла каждая мышца. Она не могла позволить себе отвлечься, двигалась и разговаривала как заведенная, делала то, что требовалось от нее в данную секунду, – просто реагировала на внешние раздражители. Стоит только задуматься – и она оцепенеет, или расплачется, или закричит. Каждый из этих вариантов был малопривлекателен.

– Вы держались великолепно. – Американский акцент Хока на этот раз звучал сильнее обычного. Они как раз вышли из здания и направлялись к автомобилю, который уже ждал у тротуара. – Я горжусь вами.

– А как остальные? – Джоанна произнесла это с улыбкой, но он почувствовал скрытое напряжение, заставившее ее голос звучать преувеличенно бодро.

– Уверен, что тоже. – Он распахнул перед ней дверцу и внимательно следил, как она устраивается на заднем сиденье. – А если нет, то скоро будут. – Их глаза встретились, и они некоторое время смотрели друг на друга. Затем он выпрямился и аккуратно захлопнул дверцу.

Зачем он временами становится таким… милым? – отчаянно спрашивала себя Джоанна, пока он обходил машину и усаживался рядом с ней на сиденье, после чего, постучав в перегородку, велел шоферу трогаться. Мягкость и такт обычно не отличали Хока Маллена. Она наблюдала за его поведением на протяжении нескольких недель – и акула не могла быть более безжалостной. Поэтому проявленная им сейчас чуткость была особенно ценна.

Вечернее октябрьское небо быстро темнело, тревожно сгущались грозовые облака. Вскоре на ветровое стекло упали первые капли дождя.

– Я хотел предложить немного поездить по городу, посмотреть кое-какие достопримечательности и поужинать, но вы, может быть, предпочитаете ехать прямо на квартиру?

– Да, пожалуйста. – Несмотря на то, что салон был довольно просторным, от его близости у нее перехватывало дыхание.

– Ваша категоричность немного угнетает, – сухо заметил он, сапфировые глаза слабо поблескивали в темноте. – Неужели мое общество вам настолько тягостно?

– Я не это хотела сказать, – слабо запротестовала она.

– Разве? – улыбнулся он быстрой чувственной улыбкой, которой пользовался очень редко, но с сокрушительным эффектом. – Тогда, может быть, в вашем новом жилище для меня найдется чашка кофе?

– А как же он? – кивнула Джоанна на водителя.

– Третий тут явно лишний, если вы это имели в виду… но не волнуйтесь, я не собираюсь заставлять беднягу томиться, ожидая меня, – проговорил он беззаботно. – Из вашего дома я вернусь в свой отель на такси, идет?

Из ее дома! Она растерянно смотрела на него, мозг решительно отказывался работать. Он не примет возражений, Джоанна поняла это по его глазам, которые настороженно сощурились.

– Но у меня ничего нет. Я даже еще не видела свою новую квартиру.

– Это не проблема. – Он остановил взгляд на ее губах, и по ее коже забегали мурашки. – Я поручил швейцару обо всем позаботиться.

– Ах, вот как! – «Хок Маллен сказал, и всему человечеству остается только повиноваться…»

– Я знаю, что следовало дождаться приглашения, но у меня недоброе предчувствие, что ждать придется долго.

– Ну, если вы хотите… – произнесла она беспомощно. Возмущение, всколыхнувшееся было от нового свидетельства его высокомерия, чудесным образом угасло.

– Хочу… – усмехнулся он, и в синих глазах промелькнуло озорство. – Удовольствие от нескольких минут, проведенных в вашем обществе, стоит любых жертв.

– Ох, ради Бога… – В ее голосе прозвучал сарказм, но несмотря на то, что тревожный колокол звонил все громче, она не сумела сдержать ответную улыбку. Он опасен, очень опасен, тем более сейчас, когда пользуется своим обаянием для личных целей и когда его глаза неумолимо наблюдают за ее смущенным покрасневшим лицом. Следует сказать, что она устала, ведь день был трудным, что ей необходимо побыть одной… Но Джоанна ничего этого не сказала, хотя и понимала, что поступает глупо. Но ей так хотелось побыть с ним несколько лишних минут! И именно наедине, и знать, что он будет думать только о ней одной. Да, он не любит ее, но этим утром она ясно объяснила ему правила игры, и если после этого ее общество для него по-прежнему желанно, значит, что же тут плохого?

Это просто верх безумия – влюбиться в человека, подобного Хоку Маллену. Напряжение в машине все росло, и сердце Джоанны отбивало барабанную дробь. Но если он ничего не подозревает, значит, она в безопасности? Он считает, что ее просто тянет к нему на примитивном уровне, он сам это сказал, и теперь ей следует только придерживаться принципов, о которых она заявила этим утром.

Квартира была расположена на севере Парижа, на Монмартре, который показался Джоанне совсем особенным и непохожим на остальной город. Шумный центр представлял собой настоящий людской муравейник, но северо-западный район, где стоял дом современной постройки в окружении больших деревьев, был мирным и безмятежным, с обилием парков и сонных музеев.

– Я решил, что вы после напряженного рабочего дня предпочтете возвращаться в тихое место, – сказал Хок, когда шофер достал из багажника лимузина ее чемоданы и саквояж Хока. – Ла Вильет – один из самых идиллических кварталов Парижа.

– Здесь чудесно, – сумела улыбнуться Джоанна.

Хок отпустил шофера, поднял все вещи и повел ее через садик с фонтаном и вверх по широким ступеням к входной двери. Они вошли в элегантный вестибюль, где их уже ждал швейцар – низенький суетливый человечек встретил их широкой улыбкой.

– Месье Маллен, мадемуазель Кроуфорд, добро пожаловать. Все устроено по вашему желанию, месье. Я не сомневаюсь, что мадемуазель будет очень удобно, но если понадобится что-нибудь еще, что бы это ни было…

– Мерси. – Хок был вежлив, но тверд. – Я уверен, что мадемуазель позвонит вам, если возникнет надобность, Жерар. Нас не надо провожать, у меня есть ключ.

– Но багаж, месье…

– Не беспокойтесь. – Хок прервал сокрушенные сетования верным способом – сунув в ладонь швейцара свернутую купюру, после чего решительным шагом направился к лифту, а Джоанна – за ним по пятам.

– Вам тут как будто все хорошо знакомо? – спросила она. – Вы уже были здесь прежде?

– Ну разумеется. – Ярко-синие глаза взглянули на нее в упор. – Неужели вы думаете, что я снял бы для вас квартиру, предварительно не осмотрев ее?

– Вы? – Она даже раскрыла рот от удивления, но тут же поспешно закрыла его.

– Ну да, я. – Он лениво улыбнулся. – Всю черную работу я заставил проделать Антуанетту, но когда она остановилась на трех квартирах, я выбрал эту.

– Понятно… – Ей в самом деле было понятно. Он устраивал себе любовное гнездышко во Франции. Несомненно, это у него не единственное, они разбросаны по всему свету, и согревают их другие «хозяюшки». – Но почему?

– Потому, что она была самая подходящая.

Он прекрасно понял, что она хотела сказать, – Джоанна увидела это по насмешливому блеску его глаз. Оставалось только спросить напрямик, был ли у него тайный мотив, заставивший его позаботиться о ее новом доме! Но Джоанне не понравилась эта мысль.

– Жерар живет на первом этаже, его дверь выходит прямо в вестибюль, – как ни в чем не бывало продолжал Хок. – Мимо него не проскочишь. Мне это понравилось. – Лифт плавно остановился, Хок нагнулся за вещами и добавил: – В наше время осторожность не помешает.

Это точно, согласилась про себя Джоанна, глядя на его черноволосую голову. Но ее беспокойство было вызвано не столько возможностью вторжения незваных гостей, сколько человеком, который за последние несколько недель перевернул всю ее жизнь вверх дном.

– Бросьте хмуриться, идите и взгляните на свое новое жилище.

Из лифта они ступили прямо на мягкий ковер, в котором ноги утопали по щиколотку. Хок уверенно пересек небольшой квадратный холл, опустил чемоданы на пол у двери и вставил ключ в замок. Джоанна удивленно огляделась.

– А где же другие квартиры?

– Здесь на каждом этаже размещается по одной квартире, всего их пять, – небрежно ответил Хок. – Из этой, самой верхней, открывается прекрасный вид.

– Хок…

Но он уже шагнул в дверь, и ей ничего не оставалось, как только последовать за ним. Обстановка квартиры являла собой верх современной роскоши, и Джоанне стала понятна подоплека заискивающего поведения швейцара. Но в таком месте обычные люди, вроде нее, не живут. Где бы она ни работала, такого она позволить себе не может.

– Вам нравится? – Хок с самого начала внимательно наблюдал за ней, хотя потрясенная Джоанна этого не замечала.

– Нравится? – Первой комнатой, куда они вошли, была изящная гостиная в бледно-голубых и желтых тонах, чрезвычайно красивая, обставленная мебелью из темного дерева, с телевизором, баром, музыкальным центром. – Мне она не по карману, Хок, и вы это знаете, – натянуто произнесла она, медленно закипая гневом.

– Квартира предусматривается нашим трудовым соглашением, – ответил он бесстрастно. – Я полагал, что вы в курсе.

– Хок, это смешно…

– Подойдите, взгляните, какой отсюда открывается вид, – прервал он ее.

Глубоко вздохнув, она подошла вслед за ним к большому окну, выходившему на широкий балкон, за которым, как на ладони, раскинулся город.

– Не хотите выйти на балкон? – спросил он.

– Нет, не хочу, – отрезала Джоанна.

– Тогда я покажу вам остальные комнаты, – невозмутимо заметил Хок. Он не давал ей времени для раздумий и объяснений, он просто ставил ее перед фактом Но Джоанна не могла принять этот факт. Что скажут люди? К какому неизбежному выводу придут, если она позволит ему поселить ее в этой квартире?

Другие комнаты оказались не менее великолепны. Все здесь было необъятным, как жизнь, – вполне в духе Хока Маллена. Джоанна чувствовала, как от негодования кровь приливает к щекам.

– Неужели вы не понимаете, что я не смогу здесь жить, Хок! – Обойдя квартиру, они остановились у входной двери, и тогда она повернулась к нему лицом. – Это сделает мое положение в «Бержике и сыне» ложным с самого начала.

– Почему? – Огромная комната с высоким потолком прекрасно ему подходила, он не терялся в ней, а напротив – царил над окружающей обстановкой. Сунув руки в карманы, он сверлил ее разгоряченное лицо пронзительными синими глазами.

– Все решат, что я ваша любовница.

– Я предполагал, что это только помогло бы укрепить ваши позиции, – ответил он с возмутительной самоуверенностью. – Это дало бы вам своего рода преимущество, которое вовсе не помешает.

– Я не нуждаюсь ни в каких преимуществах из ваших рук. – Она гневно выпрямилась. – Благодарю, но я предпочитаю выиграть или проиграть, полагаясь только на свои силы.

– Не будьте ребенком.

Ее еще больше распаляло то, что его лицо и голос оставались абсолютно бесстрастными.

– Ребенком? – Ее собственный голос сделался пронзительным и резким, но Джоанне сейчас было все равно. – Я вовсе не такой ребенок, чтобы не понимать, для чего вы приобрели именно эту квартиру, Хок Маллен! И этот человечек внизу тоже знает, не так ли? Думаю, об этом знают уже все на свете!

– Может быть, вы все же поясните вашу мысль, – предложил он мягко.

– Вы решили, что я позволю купить себя! – Она бросила это обвинение, следя злыми глазами, как он пересекает комнату и останавливается перед ней, высокий и грозный. – Все это вы затеяли, полагая, что я соглашусь спать с вами. Я знаю, что это правда, Хок, что бы вы ни говорили!

– Не стану оскорблять вашу проницательность, притворяясь, что это не так, – сказал он спокойно, без малейшей тени смущения. Джоанна даже растерялась, но в следующий миг ее рука взмыла в воздух и с размаху опустилась на его загорелую щеку.

– Вы… Вы…

– Остановитесь! – Он поймал ее руку, а потом и другую, ибо она попыталась ударить его снова. – Подождите вы, хотя бы секунду. Я признаю, что когда осматривал эту квартиру, то надеялся, что мы сможем договориться. Но это была не единственная причина. Я хотел, чтоб вы жили в безопасности, под охраной, в экологически благополучном районе.

– Лжец!

– Я никогда не лгу, Джоанна, – сказал он мрачно. – Если бы вы согласились на мое предложение, квартира стала бы, конечно, глазурью на пироге, я признаю это, черт возьми! Но у меня и в мыслях не было покупать вас! Я уже знаю вас достаточно хорошо, чтобы понимать, что это невозможно.

– Да неужели! – яростно вскричала она. – Тогда ответьте – а если бы ваша новая директорша была стара, безобразна или замужем, вы взяли бы именно эту квартиру? Разве ваше трудовое соглашение предусматривает подобны квартиры для всех ваших служащих, на которых вам не нужно произвести впечатление?

Вместо ответа он стремительным рывком притянул ее к себе и впился ей в рот свирепым поцелуем. Она сопротивлялась – впоследствии Джоанна снова и снова напоминала себе об этом, – но едва их губы соприкоснулись, как стало уже слишком поздно. В ту же секунду она начала тонуть в бесчисленных ощущениях, не имевших разумного объяснения.

Джоанна невольно застонала, когда он принялся смаковать ее губы, возбуждая ее так искусно, что, когда поцелуй сделался жадным и требовательным, она задрожала от нетерпения. Его чувственные губы играли с розовыми раковинами ее ушек, затем припали к нежной коже шеи. Он был пылким, и хотя Джоанна знала, что он не испытывает того же, что и она, ее чувства подавляли все попытки рассудка вмешаться. По ее жилам струилась уже не кровь, а электрический ток, она каждой жилкой, каждым нервом ощущала, как напряжение невыносимо нарастает.

Стоило ему понять, что она отвечает на его поцелуи, как по его телу пробежал разрушительный огонь.

– Джоанна… Джоанна… – Дыхание его стало прерывистым, ладони заскользили по ее гладкой шелковистой коже, и эти прикосновения к ее теплому телу доставляли ему мучительное наслаждение.

Все случившееся в этот день сейчас, в его объятиях, полностью утратило смысл. Джоанна все помнила, но остатки благоразумия напрасно взывали к ней, они не могли противостоять потрясающим, небывалым ощущениям, которые она испытывала впервые.

Неужели так же все происходило между ее матерью и человеком, который подарил ей единственное дитя? – промелькнуло в голове Джоанны. Ей всегда казалось, что мать испытывала к ее отцу нечто особенное, хотя она не признавалась, конечно. Но, несмотря на все ее горькие разочарования, в ее глазах всегда появлялась тоска, когда она произносила его имя, которое никогда не смешивала с прочими именами. Может быть, так оно и было, может быть, такое переживаешь только раз в жизни?

Тело Джоанны совсем обмякло, колени дрожали так, что только руки Хока удерживали ее в вертикальном положении. Она слышала собственный голос, бормочущий его имя, когда он в экстазе принялся покрывать поцелуями ее шею… И тут – невероятно, непостижимо – только она подумала, что Хок вот сейчас увлечет ее на толстый мягкий ковер и ей придется очень постараться, чтобы найти в себе силы воспротивиться, как он внезапно разжал объятия и направился к двери. Его голос произнес – громко, звучно, рассеивая туман страсти, вес еще державшей ее в своих обольстительных путах, – что ей следует хорошенько выспаться, что она очень устала и, наконец, что они увидятся завтра утром.