Иллюзии

ПРОЛОГ

Шейх аль-Рахман подошел к столу Вилли, пронизывая ее полным ненависти взглядом.

– Вы поступаете неразумно, защищая мою жену, мисс Делайе. Она моя, и тут уже ничего не поделать.

Вилли обратила внимание, как он подчеркнул слово "моя".

– В вашей стране женщина может быть собственностью, сир, но позвольте напомнить вам, что София – гражданка Соединенных Штатов Америки, и я буду отстаивать все права моего клиента, гарантированные нашими законами. Она не хочет быть вашей женой, мистер аль-Рахман, а для меня желание клиента закон. Факты...

– Бросьте. – Властным движением руки он остановил Вилли на полуслове. – Я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать с вами Конституцию вашей страны или желания моей жены. Меня все это мало волнует. Я здесь для того, чтобы сказать вам, что София будет оставаться моей столько, сколько я пожелаю. И вы играете с огнем, вставая на моем пути. Если вы мудрая женщина, мисс Делайе, то не будете вынуждать меня демонстрировать свою силу.

Разъяренная его угрозой, она резко встала со своего места, обошла стол и остановилась прямо напротив шейха. Она вызывающе смотрела на человека, у которого должна была во что бы то ни стало выиграть судебный процесс.

– Спрячьте свои угрозы подальше. Вы никогда больше не притронетесь к Софии. Вы заплатите за все, что сделали с ней. Я вам это обещаю.

Тонкая улыбка, появившаяся на губах Шейха аль-Рахмана, говорила о том, что ее слова для него – пустой звук.

– Есть старинная арабская пословица, – сказал он мягко. – Друг моего друга – мой друг, а друг моего врага – мой враг. И сегодня вы нажили себе грозного врага, мисс Делайе. Последнее слово все равно будет за мной.

Он пошел к выходу и уже взялся за дверную ручку, но голос Вилли, такой же холодный, как и ее синие глаза, остановил его.

– У меня и раньше было много врагов, мистер аль-Рахман, и, как говорим мы, американцы, – новые враги появляются вместе с завоеваниями. Для меня это не имеет никакого значения. Главное – желание клиента. Увидимся на суде.

Шейх аль-Рахман обернулся, и Вилли прочитала нескрываемую ненависть в его черных глазах. Она поняла, что ей предстоит жестокая борьба, борьба, в которой не будет милости к побежденному.

Араб вежливо кивнул, как будто они собирались встретиться за чашкой чая, и вышел из комнаты.

Еще долго после ухода Шейха Вилли находилась под впечатлением их разговора. Она сидела в своем мягком кресле, закрыв глаза, сжимая пальцами пульсирующие виски. Гнев, тот свирепый, справедливый гнев, который охватывал ее, когда она защищала права своих клиентов, придал ей смелости в разговоре с мужем Софии.

Прошло уже десять лет с тех пор, как Вилли стала ведущим адвокатом среди тех, кто брался за дела о разводе. Она освободила сотни женщин от мужей, таких же свирепых, как и Шейх аль-Рахман. Всякий раз, берясь за очередное дело, она вспоминала свою несчастную мать, которая осталась лицом к лицу с жестоким миром. И это воспоминание придавало ей силы в ее работе.

Но в редкие минуты тишины в своем кабинете или в темной спальне, скучая в одиночестве, Вилли задавала себе вопрос, который часто в последнее время приходил ей на ум.

Почему же с каждым триумфом других женщин, тех, которых она защищала, она все острее ощущала тяжесть своего одиночества?

ГЛАВА 1

Из иллюминаторов самолетов, которые бороздили воздушное пространство над городом, Нью-Йорк был похож па огромный стол для карточной игры. Днем в огромных зданиях и небоскребах корпораций велась сложная игра, а ночью в ресторанах Сохо либо в шикарных особняках победители праздновали свои победы.

Для Вилли Делайе Нью-Йорк означал больше, чем игровое поле. Здесь начала она свою карьеру. В этом городе она собиралась забыть о своем прошлом и полностью отдаться работе.

Она сняла комфортабельную квартирку в кирпичном доме на Гринвич-Виллидж, в двух кварталах от Вашингтон-парка. Бывший жилец квартиры был выселен за неуплату. Хозяйка сдавала ее за триста долларов в Месяц, и Вилли согласилась после того, как посмотрела еще несколько квартир, которые были гораздо меньше этой, но стоили в два, а то и в три раза дороже. В этой квартире что-то напоминало Вилли обстановку, которую они создали с Сюзанной, поэтому она решила ничего здесь не менять.

У нее была небольшая уютная кухонька со старинным камином, который она топила почти каждый вечер. В комнате было два окна – одно из них выходило на очаровательную, зеленую улицу, а из другого открывался чудесный вид на сад, настоящий маленький оазис, изобилующий зеленью и цветами, которые были редкостью в городе, где господствовали бетон и железо.

Недалеко, на Бликер-стрит, располагались итальянские ресторанчики, наполнявшие всю округу душистыми ароматами. Вилли с удовольствием завтракала там пряными колбасками с Хрустящим поджаренным хлебом. На стенах домов висели стенды с газетами, из которых Вилли черпала информацию о жизни большого города.

По выходным она бродила по Вашингтон-парку, наблюдая за пожилыми людьми, играющими в шашки на скамейках, наслаждалась серенадами уличных музыкантов. Она любила заходить в шикарные антикварные магазины и любоваться старинными дорогими вещами.

Раз в неделю звонила маме, рассказывала о новых местах, которые посетила, о том, как усердно работала. И Джинни всегда становилось тоскливо там, за три тысячи миль, которые разделяли их. Каждый раз она намекала, что будет рада, если Вилли приедет навестить ее. Но Вилли всегда отклоняла это предложение, ссылаясь на хлопоты новой жизни, которую она старалась построить. Вилли знала, что она не сможет жить рядом с мамой своей собственной жизнью, и Джинни со временем начинала догадываться об этом сама. Ей было очень больно от того, что Вилли никогда уже не будет ребенком, которого так волновали мамины заботы.

Городом Вилли теперь был Нью-Йорк – лабиринт, полный сокровищ и потайных ходов, которые только и ждали, чтобы она увидела их и обратила на них свое внимание. В городе пульсировала мощная энергия, которая постепенно начала передаваться и Вилли. У девушки было постоянное чувство, что ей не хватает времени. Она вся отдалась работе, и у нее появился реальный шанс забыть обо всем и не чувствовать себя одинокой.

Это была не та жизнь, о которой Вилли мечтала с Мэттом. Но теперь она знала, как предательски хрупки могут быть грезы и надежды. Намного спокойнее было отогнать от себя все иллюзии и полагаться только на свои талант, твердость и знания.

Трудовой день Вилли начинался с поспешного завтрака. Выбежав на улицу, она ловила такси. Поймать такси в этот ранний час было сложно, но путешествие на автобусе или в метро обещало много приключений и неудобств. Поэтому она голосовала до победного конца.

По дороге на работу Вилли наблюдала, как город постепенно менял свое лицо. Позади оставались спокойные кварталы Гринвич-Виллидж, она проезжала мимо старинных зданий Челси, а впереди ее ждали деловые кварталы Нью-Йорка.

Фирма "Гарриган и Пил" была такой же консервативной, как и фирма Хоуджа. Такой же мужской клуб, но без традиций и истории, без хороших манер и воспитания, благодаря которым фирме Хоуджа была присуща атмосфера доброжелательности, джентльменства, особой клановости. Там ее окружали старинная антикварная мебель, украшенная золотистой медью, а в офисе Гарригана и Пила она чувствовала себя замурованной в стекло и бетон. В Бостоне партнеры представлялись причудливыми динозаврами, но они были тактичны и хорошо воспитаны. Здесь же она чувствовала себя окруженной акулами, голодными, хищными и амбициозными. Каждый был занят лишь собой, своими мелкими интересами. Все происходило именно так, как предсказывал ей Бад. Каждый шел своей дорогой и старался только для себя. Между служащими фирмы отсутствовало взаимоуважение, они были рады нанести удар сзади сопернику, дабы возвыситься таким образом.

В Бостоне ее приняли как равную, в Нью-Йорке же – как неквалифицированную, ничего не умеющую секретаршу, привлекательную, исполнительную "машинку", которая никогда не должна уставать. Она целыми днями сидела в своем небольшом кабинете, занималась писаниной и подклеиванием различных документов, не имея никаких контактов с клиентами.

Вилли считала, что способность к компромиссу и согласию являются лучшими чертами адвоката. Поэтому она пыталась вынести что-то полезное даже из этой работы. Она постепенно узнавала, как закон работает на деле. Из протоколов различных дел она черпала для себя информацию, которая не попадала в лучшие университетские учебники и пособия. Она наблюдала за тем, как Гарриган строил защиту, не имея, ничего, кроме своего пытливого ума и набора хитростей. И все же большинство процессов кончались его победой. Она видела, как судьи меняли свои взгляды, как понятия "правда" и "ложь" ни во что не ставились адвокатами, преследовавшими лишь свои корыстные интересы.

Чем больше она узнавала, тем скорее ей хотелось приступить к настоящей адвокатской практике. Сколько же еще ждать этого счастливого дня, когда ее признают настоящим адвокатом?

Однажды холодным мартовским утром ей попалась в "Нью-Йорк таймс" заметка-интервью с женщинами-адвокатами, которые описывали как раз то, что Вилли испытывала на себе, – атмосферу символического, формального участия, нескрываемо пренебрежительного и эксплуататорского отношения. Интервью было коротким, но правдивым и поучительным. Оно очень расстроило Вилли и заставило ее задуматься. Молодые женщины писали, что нельзя умалчивать о несправедливости. Они говорили, что наверняка найдутся еще многие женщины, которые поддержат их требования равноправия.

Вот тут терпение Вилли лопнуло. Она резко встала со своего места и прошла в кабинет начальника отдела. Джек Корн, мужчина средних лет, удивленно поднял на нее глаза. Она начала без всякого вступления:

– Когда я нанималась сюда, Френсис обещал мне продвижение и серьезную работу. Где все это, Джек?

Корн, похоже, не удивился выходке Вилли.

– Остыньте дорогая, и ответьте мне, что вы подразумеваете под серьезной работой?

Вилли пересилила свой гнев.

– Я не хочу, чтобы меня отодвинули на второй план, в то время как на первом фигурируют одни мужчины.

– А что, если я скажу, только, конечно, между нами, что все так и должно быть?

– Нет, достаточно, Джек. Вам не удастся больше следовать этому правилу. Я хотела бы изменить ваше отношение ко мне, и, если мне это не под силу одной, я найду, куда обратиться за помощью. Вы можете сообщить об этом Гарригану.

Корн притих, и не только потому, что был удивлен прямотой девушки. Как ответственный работник фирмы, он испугался, что может потерять этого молодого, талантливого юриста, которого сам Гарриган принял в штат.

– Хорошо, Вилли, вы будете проводить консультации с клиентами. Вы довольны?

– Никаких консультаций. Мне нужен собственный постоянный солидный клиент, – резко ответила она.

– Что скажете о Джедсоне Маддене? – быстро переспросил он.

– Я согласна.

– Тогда забирайте его дело и работайте.

Корн снова зарылся в своих бумагах, давая понять, что разговор окончен.

Джедсон Мадден был толстым, самодовольным, преуспевающим сыном бакалейщика. Он скопил свое состояние в течение двух десятилетий, благодаря практичному уму и усердной работе. С первого взгляда он напомнил Вилли Клайтона Хенди, одного из самых богатых и, пожалуй самого неприятного человека в Белл. Фурше. Хоть никто не мог обвинить Клайтона в нарушении закона, все соглашались с тем, что человек он непорядочный.

О Маддене была напечатана статья в либеральной газете, где его представили не в очень лестном свете, и он обратился за помощью в фирму "Гарриган и Пил".

Во время первой беседы Мадден показал Вилли номер "Де виллидж крайе" со статьей Ника Росситера, которая была напечатана на первой странице. Росситер был спортивным обозревателем, который писал в основном о боксе и футболе и часто печатался в рубрике "Разное". Кроме того, он был известен как бесшабашный любитель выпивки.

В своей статье Росситер писал, что Джедсон Мадден бездушный торговец, который крутит в газетном мире, как финансовые воротилы на Уолл-стрит. – "Пользуясь случаем, пишу об этом в "Крайе", беспокоясь о том, чтобы и его не проглотил Мадден".

– Я подвергался подобного рода нападкам и раньше, – объяснял клиент Вилли. – Но сейчас все это зашло слишком далеко. И мне хотелось бы использовать именно "Крайе", чтобы остальным было неповадно. Раньше я не обращал внимания на людей, подобных Росситеру, но сейчас я боюсь, что такого рода обвинения могут негативно повлиять на мою репутацию. Я хочу выразить протест, я просто уверен, что это необходимо.

Вилли кивала, слушая объяснения Маддена, и пыталась понять, что он от нее хочет.

– Джек сказал мне, что вы хорошо понимаете психологию этих либеральных баламутов. Как вы думаете, мисс Делайе, должен ли я публично предупредить людей из "Крайе", чтобы они перестали меня кусать?

Вилли считала довольно тяжкой для себя работой заниматься публичным выяснением отношений, но не могла же она снова бежать к Джеку и просить у него нового клиента.

– Я принципиально против запугивания, – сказала она. – Но я могу дать вам хороший практический совет. Выступление Росситера не причинило вам какого-либо существенного вреда. Это всего лишь его работа. Чтобы заработать деньги, ему надо писать статьи. Если вы оставите его в покое, то вся эта история вскоре забудется, и газетчики будут искать скандальные темы для своих заметок в другом месте.

– Я же совсем по-другому смотрю на это дело. Мы не должны так просто спускать им их болтовню. Может быть, мы сумеем преподать им полезный урок и показать, что моя работа гораздо важнее их болтовни?

– Нет, – прервала его Вилли. – Конечно же, с одной стороны, вы совершенно правы. Но мне кажется, что вам не стоит терять свое драгоценное время на эту ерунду. Газетчики – профессиональные скандалисты. Это же их призвание. Вы потратите время и немалые деньги, а они используют вас, чтобы поднять свою популярность. Подождем, пока улягутся страсти и осядет вся эта муть, а затем напишем письмо этому корреспонденту и пожелаем ему и его коллегам всяческих успехов в работе. Затем позвоним редактору и попросим поднять жалованье его людям за "отличную работу".

Вилли улыбнулась.

Мадден, довольный, потер руки.

– Ну что ж, мне нравится ход ваших мыслей. Разрешите пригласить вас на ленч.

Через несколько недель после этого случая имя Джедсона вновь появилось в прессе. О нем писал уже провинциальный корреспондент Вильям Рендольф Херет, который считался некоронованным королем прессы старого типа. Обычно он использовал свою газету для различного рода сплетен. Он напечатал заметку, в которой оценил бизнес Маддена как чистой воды спекуляцию, и кроме того упомянул о Вилли как о советчице и сообщнице Маддена.

Такого рода заметка давала повод для размышления шефу Вилли Гарригану, и она решила изменить свою тактику. Те действия, которые она собиралась предпринять, были ей отвратительны, но она понимала, что это единственный шанс оградить себя от последующих нападок газетчиков.

Эта мысль пришла ей в голову в понедельник утром, когда она подводила итоги своей месячной работы. Вилли заключила, что очень мало времени было уделено практике, и решила использовать дело ее клиента для публикации, которая должна "подлечить" "больную" сплетнями прессу. Она как раз обдумывала этот вариант, когда секретарша принесла подписанный самим Гарриганом пригласительный билет на вечеринку, посвященную очередной годовщине их фирмы.

– Для полного счастья мне не хватало только этого, – произнесла Вилли.

Она выбросила пригласительный билет в корзину для мусора, расправила плечи и зашагала к кабинету "Его превосходительства".

– Мне надо поговорить с вами, – сказала она.

– Успокойтесь, Вилли. Я вижу огонь в ваших глазах. Неужели причиной вашего негодования вновь являюсь я? Мы с вами одни в этой комнате, и здесь не судебный процесс.

Вилли сдержала смех, который часто распирал ее, когда она слышала теоретизирование Гарригана. Она пересилила себя, улыбнулась и сказала:

– Вы правы, босс. Но мне интересно, вы играете мною или торгуете?

Гарриган улыбнулся ей в ответ. Вилли насторожилась. Больше всего на свете она не доверяла его хорошему юмору.

– Да нет, Вилли, все намного проще, чем вы думаете. Я просто хочу показать вам, как в нашей фирме ценят ваш талант и умение. Так что будьте добры, найдите время, чтобы посетить наш вечер.

– Ну что ж, я постараюсь, – ответила Вилли и вышла из кабинета Гарригана.

Не успела она как следует подумать о том, что у Гарригана на уме, как секретарша сообщила ей, что звонит мистер Ник Росситер – тот самый Ник Росситер, который написал массу неприятных слов в адрес ее клиента.

Она подняла трубку.

– Вы знаете, с кем говорите? – спросил мягкий глубокий голос.

– Еще бы. Вы тот самый человек, который сделал моего клиента притчей во языцех?

Смех Росситера был громким и искренним.

– Я очень польщен тем, что так высоко оценили мой скромный талант, но особенно меня поразило поведение Маддена после выхода статьи. Я понял, что ему самому до такого не додуматься. Ну что ж, вы победили. И как снисходительный победитель вы просто обязаны дать мне интервью.

– У меня совершенно нет времени, – принципиально ответила Вилли.

– Тогда я просто поселюсь под вашей дверью, – заявил ей Ник. – Я буду по крохам собирать ваше время.

Десять минут, когда вы закурите, пять, когда будете причесываться...

Вилли начала злиться на себя за пустую болтовню с этим человеком.

– Я не курю, мистер Росситер, и предпочитаю расчесывать свои волосы без свидетелей. Но мне стало интересно. О чем это вы собираетесь говорить со мной?

– На любую тему, которую вы сами выберете. Мое перо только и ждет ваших приказаний.

Вилли перелистала свой календарь. Если она воспользуется предложением Росситера, то сможет остановить всякого рода сплетни о ней в прессе и открыто выступить в печати. Ну что ж, это как нельзя кстати, подумала она и ответила:

– Хорошо. С человеком, который признал свою вину... я согласна поговорить. Только это может быть или завтра, или же через пару недель, не раньше.

– Я очень признателен вам за то, что вы смилостивились над побежденным. Много хлопот я вам не причиню.

Вилли подумала про себя: "Мы побеседуем, а что касается хлопот, я сама о них позабочусь".

Нику не хотелось откладывать их встречу в долгий ящик.

– Тогда завтра? Как насчет ленча в "Лайонс хед", он находится на...

– Я знаю, где это, – перебила Вилли. – Завтра, в. двенадцать тридцать увидимся там.

Разумеется, он должен был выбрать "Лайонс хед", подумала она. Это место в Виллидж было известно и любимо писателями и журналистами.

Вилли сидела в одном из роскошных кожаных кресел в кабинете Гарригана и приглядывалась к мужчине, который мог стать ее следующим клиентом. Харви Сильверстен был примерно такого же возраста, как и ее шеф Гарриган, но на этом их сходство и заканчивалось. В отличие от Гарригана, облаченного в темный шерстяной пиджак, клиент был одет в кричащий итальянский костюм, что выразительно говорило о его вкусах и стиле. Он не понравился Вилли с первого взгляда. Но, как часто любил повторять Гарриган, "если бы мы работали только с клиентами, которые нам нравятся, то давно уже очутились бы на улице".

Вилли слушала Гарригана, который объяснял суть дела. Клиент оказался директором корпорации, занимающейся производством и продажей вин, как на внутреннем рынке, так и в Европе.

– Я помогаю Харви в покупке итальянского виноградника, – говорил Гарриган. – Переговоры закончатся через пару дней, и я сказал ему, что вы лучше, чем кто-либо, справитесь с оформлением итоговых документов и организуете подписание всех необходимых бумаг.

Вилли взглянула на Харви, который, по всей видимости, был не в восторге от ее кандидатуры.

Вероятно, Френсис поймал рыбку, которую можно изжарить, думала она, и теперь он пытается внушить этому малому благосклонность к ней.

Достаточно уверенный в себе, Харви спросил:

– С какими клиентами вам приходилось работать? – Он говорил таким тоном, как будто просил продавщицу показать ему какую-то безделушку.

Вилли бросила взгляд на Гарригана. Может ли она говорить о своей квалификации?

– С разными, мистер Сильверстен, – ответила она с чувством ущемленного самолюбия. – И с такими солидными, как вы, тоже.

Сильверстен многозначительно кивнул и обратился к Гарригану:

– Ведь разговор идет о сделке в пятьдесят миллионов долларов. Да, я согласен, что она прекрасная девушка, но...

– Не беспокойтесь, – сердечно произнес Гарриган. – Что касается закона, то паша Вилли думает как мужчина, а в некоторых случаях даже лучше. В темном судебном деле – в совершенно безнадежном процессе она борется против всех и выигрывает, – засмеялся Гарриган.

Вилли еле подавила свой гнев. А Гарриган расхваливал ее, чтобы поколебать предубеждение Харви. Гордость требовала от нее встать и покинуть комнату, но она знала, что это не выход из положения. Закон все еще был бастионом мужского шовинизма, и единственный путь к признанию – делать все лучше мужчин.

– ... и вы завтра вечером летите в Рим, – очнувшись от размышлений, услышала она голос Гарригана.

Эти слова отрезвили Вилли. Она никогда не была в Италии. Между прочим, она не была нигде за пределами Соединенных Штатов. Френсис подмигивал ей, словно хотел сказать: добро пожаловать, Вилли, в наш мужской клуб. И когда она снова взглянула на своего клиента, то не сомневалась, что все, чего ей удастся достичь, она достигнет своим трудом.

Вилли основательно подготовилась к разговору с Ником Росситером. Он был похож на одного из парней типа Питера Пена, о которых постоянно предупреждали наивных девочек. Он не лез в карман за словом и был прост в обращении. Часто фотографируясь с соблазнительными женщинами, он имел в городе репутацию "своего парня". Затем начали появляться его статьи, из которых стало ясно, что он работает на определенных людей.

Оснащенная всеми своими предубеждениями, Вилли быстро доехала до "Лайонс хед". В двенадцать тридцать она уже была там. Спустилась в прохладный подвальчик. Приятно лилась музыка Джона Леннона. У стойки из красного дерева мужчины горячо обсуждали последнюю скандальную историю, касающуюся одного из членов городского совета. И среди них был Ник Росситер. На вид ему было около сорока. Среднего роста, с волнистыми русыми волосами и щетиной, которую он не брил, наверно, для того, чтобы показать окружающим, что он провел пару недель вдалеке от цивилизации. Он был одет в китайские брюки и вязаный серый пуловер, через плечо был переброшен плащ английского покроя.

– Даю голову на отсечение и еще десятку баксов впридачу, что не пройдет недели, как Д.А. предъявит свои обвинения, – сказал он, хлопая ладонью по стойке.

Случайно обернувшись к двери, он заметил Вилли.

– Мои приветствия, адвокат. – Он пригласил Вилли за столик.

Когда они усаживались, его вдруг осенило, и он, одарив Вилли лучезарной улыбкой, сказал:

– Мисс Делайе – наконец мы познакомились.

Она же в ответ обдала журналиста холодным взглядом, заранее готовясь не обращать внимания на все его комплименты.

– И о чем же вы хотели побеседовать со мной?

– Ну, во-первых, мне хотелось пообщаться с такой прелестной девушкой, как вы. И кроме того, вы же адвокат, да еще такой решительный, не так ли? Просто ужасно, мисс Делайе, беря интервью, я никогда заранее не знаю, о чем буду спрашивать. Что касается вас, то мы будем говорить о законе и о месте в нем женщины. Но совсем не обязательно, что мы будем придерживаться только этой темы. Я получаю больше информации, когда просто беседую с людьми. Они всегда дают мне что-то, что я могу использовать.

– Но я умею следить за своими словами, мистер Росситер.

– О, я не сомневаюсь в этом, – сказал Ник с намеком.– Эй, Микки, – позвал он проходящего мимо официанта. – Принеси мне виски. – Он повернулся к Вилли. – Белого вина?

– Нет, – сказала Вилли, подумав, что белое вино – это как раз то, что она заказала бы. – Я хотела бы... "Миллера".

Ник многозначительно улыбнулся.

– "Миллера" для леди.

– Итак, – сказал он, как бы между прочим, – что поделывает наш общий знакомый мистер Мадден? Из достоверных источников мне известно, что свой глаз сейчас он положил на журнал "Метро"...

– Мистер Росситер, – прервала его Вилли, – неужели вам не о чем больше поговорить со мной, кроме дел моего клиента? И если это все, что вы хотели узнать от меня, нам придется расстаться сейчас же.

– К черту, подождите минутку. – Он положил свою руку на ее ладонь, потом достал белый платок и помахал им.

– Не обижайтесь, адвокат, но, если я буду задавать только необходимые вопросы, я никогда не напишу приличной статьи. А у юриста разве не возникает такого желания прочесть то, что написано между строк запутанного дела?

Вилли остыла. Несмотря на ее предубеждения, ей начинала нравиться его дерзкая, самоуверенная манера говорить.

– Мне совсем не хочется писать о мистере Маддене снова, и, конечно же, я понимаю, что клиент – это для вас святыня. Но только между нами, что вы на самом деле думаете о нашем мистере Маддене?

Вилли колебалась, можно ли быть откровенной с этим журналистом.

– Это для записи?

– Ваш вопрос уже интересен сам по себе, – улыбнулся Ник.

– Я спрашиваю, могу ли я быть откровенной с вами?

Улыбка Ника сменилась искренним смехом.

– Мне никогда никто не доверяет.

– Я понимаю, – кивнула Вилли с наигранной серьезностью.

– Но вы должны мне доверять.

– Ну что ж, в таком случае, я скажу вам, что мистер Мадден – бизнесмен. Он ничем не лучше, а тем более не хуже других, и его, так же, как и каждого, волнует лишь собственное благосостояние.

– А встречались ли на вашем пути, я имею, конечно, в виду ваш трудовой путь, хорошие парни? Ну, может быть, какой-нибудь "белый рыцарь" – бизнесмен? – прощупывал ее Ник.

– Я бы сказала, "серые рыцари" попадались. Или, если выразиться правильнее, – серые с теми или другими светлыми отблесками.

– Так, – бодро согласился Ник. – А сейчас расскажите немного о себе. Почему вы выбрали именно фирму Гарригана, ведь до вас там не работала ни одна женщина?

Вилли была готова к этому вопросу.

– Работа в фирме Гарригана не намного отличается от работы в других юридических фирмах, – начала она. – Мужчины вынуждают нас бороться за "каждый дюйм", и если вы преодолеваете его, то они пытаются внушить вам, что это подарок, который они преподнесли вам по доброте душевной.

Вилли поведала Нику о дискриминации женщин и о том чувстве превосходства, с каким мужчины в юридических фирмах относятся к женщинам. С этим она сталкивалась с момента поступления в университет. Без упоминания имени Мэтта, она рассказала о помощи, которую ей оказал "истинный либерал с нетрадиционными взглядами".

– Эти слова наводят на мысль о "белом рыцаре", – заметил Ник, когда Вилли замолчала, переводя дыхание.

Она покачала головой и прямо посмотрела в карие глаза Ника.

– Я же сказала вам, что "белого рыцаря" у меня не было.

Ник отступил.

– Вы могли бы найти его здесь, мисс Делайе. Что, если мы с вами пошли бы куда-нибудь сегодня вечером?

Она засмеялась над его смелостью.

– Нет, сегодня вечером я улетаю в Италию, – начала она, как всегда ссылаясь на свои дела. Но затем ей в голову пришла шальная мысль – а почему бы и нет? Он интересный, привлекательный и легкий в общении – но у нее же действительно нет времени в ближайшие недели.

– Давайте договоримся так. Я позвоню вам, как только найду свободное время.

Вилли преодолела четыре лестничных пролета, поднимаясь в свою квартиру, "на чердак", – так она называла ее, будучи в хорошем настроении. День был длинным и хлопотным, и она утомленно прислонилась к двери, доставая из почтового ящика различные бумаги. И вдруг среди счетов и рекламных объявлений она заметила большой коричневый конверт. Вилли вошла в комнату, сбросила туфли и налила себе белого вина.

Она просмотрела полученные счета, а затем вскрыла конверт и достала его содержимое. Им оказалась газетная фотография – Вилли рядом с Джедсоном Мадденом. Маддену был пририсован костюм эпохи испанских конкистадоров, а в углу фотографии была подпись: "Похоже, вы очень нравитесь этому гранду. Джедд".

Вилли рассмеялась. Это было так далеко от истины. Ее смех перешел в громкий хохот, и так она постепенно разрядилась после трудового дня. Ах, Джедд, ты, видно, считаешь, что у меня недостаточно юмора. Она прикрепила этот снимок к стене, и легла отдохнуть на свой мексиканский диванчик. Она смотрела на звезды, которые постепенно появлялись на темно-синем небе, и думала о том, что еще нужно сделать до поездки в Италию. Собрать чемодан, просмотреть кое-какие документы. Все это намного важнее того, что думает Джедд Она удивилась, что забытые чувства и воспоминания начали всплывать вновь.

Почему она не встретила больше никого, кто бы так действовал на нее, как Джедд, почему она все еще помнит его обаяние, почему она начинает забывать те казавшиеся когда-то страшными обиды, и почему даже теперь, когда она запретила себе любить, она все еще не могла его забыть?

ГЛАВА 2

О того момента, как она ступила на землю Италии, Вилли стала воспринимать ее как новое поле своей деятельности. Первым приятным симптомом было то впечатление, какое она произвела на итальянских мужчин. Она привыкла к тому, что мужчины постоянно восхищались ею. Но здесь было что-то другое. Это было похоже на конкурс красоты, в котором обращали внимание на правильные черты ее лица, на форму губ, на линии бровей и на ясные аквамариновые глаза.

– Вы, красотка, проходите, – сказал ей таможенник, бросив на ее сумку небрежный взгляд.

Джек, дорогой, поторопитесь, – нетерпеливо просил Харви. Его сумка была раскрыта и подвергнута тщательнейшему осмотру. – Меня ждет машина.

Лимузин мчался на огромной скорости по улицам Рима, а Харви перечислял Вилли достопримечательности этого великолепного города, указывая пальцем за стекло. Он знал, наверное, больше, чем было написано в любом справочнике. Тем ни менее ей удалось задать ему пару вопросов, касающихся дела, ради которого она сюда приехала. В конце разговора он снова напомнил ей, что речь идет о пятидесяти миллионах долларов, которые связаны для него с виноградниками Италии.

– Но дело даже не в этих деньгах, – сказал Харви. – Когда я взялся за руководство этой корпорацией, она была полностью развалена и не стоила даже грамма птичьего помета. Я выложился целиком и превратил эту развалюху в большое функционирующее предприятие. Мои кувшины уже заполнены вином, но мне хочется, чтобы это было не просто вино, а вино с мировым именем. Именно поэтому для меня так важна эта сделка. Обратите внимание на мои слова, адвокат, американцы должны пить такое же хорошее вино, как и эти "макаронники". И с вашей помощью я надеюсь претворить эти слова в жизнь.

Вопреки внушениям Гарригана, Сильверстен был все же невысокого мнения о Вилли. Если бы он создавал спортивную команду, он взял бы ее в запасные, подумала Вилли. Именно поэтому он напомнил ей о том, что путешествует только первым классом, что у него нет костюма, который бы стоил дешевле тысячи баксов, и что он стрижется у личного парикмахера президента Соединенных Штатов.

Красноречие его прервалось, как только они остановились напротив гостиницы "Хасслер".

– Мне нужны душ и массаж немедленно, – заявил Харви. – А после этого, что вы скажете насчет обеда? – Но его тон показывал, что у него есть дела поважнее, чем обед с женщиной-адвокатом.

Вилли вежливо отклонила предложение.

– Это очень важная сделка. Я хочу еще раз просмотреть все бумаги, связанные с ней.

Бой, который принес ей утром завтрак, кокетничал с ней слишком откровенно. Он взял с подноса розу и преподнес ее с таким видом, как будто был герцогом Борджиа или Медичи.

Для Вилли было настоящим праздником съесть теплую горбушку ароматного хлеба, обильно смазанную взбитыми сливками, со свежей клубникой, запивая крепким кофе с молоком. Да, я еще никогда так вкусно не завтракала, подумала Вилли.

Сегодня ее ждал трудный день. Хотя все уже было сделано без нее, ей предстояло закрепить сделку, согласно которой корпорация Харви будет вывозить из герцогства Целестин первосортный виноград.

Вызывать в грезах изящный образ, вселять уверенность в того, кто впал в хандру, расцветить вялую действительность весельем – все это под силу животворящему прекрасному вину. Подписав этот контракт, Сильверстен завладеет тем, что не сможет никогда создать сам, продуктом, который природа создавала веками в этой прекрасной солнечной стране.

В полдень кавалькада из трех лимузинов двигалась по направлению герцогства Целестин. Сделку решили совершить не в офисе, а непосредственно на месте.

Деревня, в которую въехали машины, утопала в золоте весеннего солнечного света, который радовал сердце и глаза. Вокруг была великолепная природа. С гор сбегали звонкие ручьи, плодородные долины были покрыты нежной зеленью. Из магнитофона в машине, где ехала Вилли, звучали неаполитанские песни в исполнении Паваротти. Все замолкли, восхищенные красотой вокруг. Замолчал и Харви Сильверстен, покоренный особым шармом этого момента, достаточно необычного.

Карло Мартинелли, двадцать седьмому герцогу Целестин, было шестьдесят лет. Он пережил двух своих жен и похоронил единственного сына. В последние два десятилетия его дела шли на убыль. С каждым годом все меньше и меньше производилось вина "Брюнелло". Он все еще колебался относительно продажи своих владений, которые столетия принадлежали его предкам. Внешне Мартинелли был настоящим аристократом. Его вьющиеся волосы, борода и усы были предметом ежедневных забот его служанки. На нем был темный костюм, сшитый в сороковые годы. Но главное было то, что он остался джентльменом, а это невозможно купить ни за какие деньги.

– Добро пожаловать, – произнес Мартинелли мрачно. Он вежливо поклонился, не сгибаясь в талии. Кортеж из Рима он приветствовал в огромной прихожей своего родового замка. Он встретил их, как похоронную процессию, которая прибыла сюда, чтобы воздать последние почести его герцогству. Сам же он со служанкой Анжеликой и воспоминаниями о былых днях переселялся в белый коттедж недалеко от Порто-Эрколи.

Хозяин дома обменялся рукопожатием с Харви и прищурился так, как будто хотел разглядеть нутро человека, который вскоре станет владельцем его дворца, герцогства и любимых виноградников.

Но когда старый герцог увидел Вилли, его брови приподнялись в приятном изумлении, истинное радушие сквозило в его манерах. Он взял ее за руку, как будто это был драгоценный хрупкий цветок, и слегка прикоснулся к ней губами. Затем повернулся к остальным и пригласил всех следовать за ним в библиотеку.

Библиотека давала краткое представление о внутреннем мире Мартинелли. Из сорока двух комнат дворца, только эта имела жилой вид. Шелковая обивка на стульях была потертой, но чистой, и восточный ковер, расстеленный на полу, был вычищен. На книжных полках были собраны известные произведения и исторические трактаты в богатых кожаных переплетах. Карло Мартинелли удалось полностью сохранить обстановку лишь этой комнаты. Остальные фамильные сокровища были распроданы с римских аукционов.

Именно эту комнату он выбрал, чтобы совершить сделку, последнюю сделку в своем неудачном бизнесе. Да, он вынужден был продавать то, чем его род владел в течение четырехсот лет. Оставаясь истинным джентльменом, Мартинелли не завел сразу же разговор о деньгах, а пригласил гостей отобедать. На столе стояло несколько бутылок вина из его личных запасов. На закуску были поданы тонко нарезанные ломтики салями из Пармы, зеленые оливки с Сицилии, маринованные грибы и салат из помидоров и зеленого молодого лучка.

Харви уже выпил первый стакан вина.

– Высший класс, – довольно восклицал он, облизывая губы. – Искристое, бодрящее и не слишком крепкое. Превосходно, просто превосходно.

Мартинелли вежливо улыбнулся и наклонился к Вилли.

– Как вы находите это вино, синьорита... синьорита Дотторе, – он назвал ее именем, которым итальянцы называли прелестных незнакомок.

– Оно чудесно, – ответила Вилли и вдруг почувствовала жалость к этому человеку, вынужденному продавать то, что так долго и упорно хранил. Вилли могла представить, "что творится в душе этого старого гордого человека. Она удивилась, что Харли действительно верит в то, что гордость и традиции можно купить или продать, как мебель или другую вещь.

– Может быть, вам хочется посмотреть замок и земли? – вежливо предложил ей герцог так, как будто она приехала погостить к нему.

– Спасибо, я очень благодарна вам, ваше превосходительство, – ответила Вилли.

– Зовите меня просто Карло, – ответил герцог. Он взял Вилли под руку и повел показывать ей виноградники, все остальные последовали за ними. Вилли вдыхала сладкий аромат, трогала нежные листья, а пожилой герцог рассказывал, что во время сбора винограда устраивался праздник и детям, родившимся в этот период, дарили серебряные кубки, как символ плодородия Целестин.

– Даже война не смогла уничтожить виноградники Целестин, – сказал он гордо. – Бомбой убило мою жену Лауру и сына Педро, а виноградники все живут. В течение двух лет урожай был скудным, но земля очень плодородная, и после окончания войны винограда стало еще больше и он стал слаще, синьорита. Похоже, сам Господь благословил нас...

Старик умолк и охватил взором свои виноградники, навевавшие ему драгоценные воспоминания, не подвластные ни времени, ни людям.

Они вернулись в дом и поднялись по мраморной лестнице в огромный зал для танцев, имевший довольно жалкий вид. На небольшом возвышении пустовало место для рояля и золотой арфы, фрески на стенах потрескались и померкли.

– В старые времена, – вспоминал герцог, и его голос переходил в шепот, – этот зал был великолепен. Когда я был мальчиком, я вставал у двери и считал, сколько свечей зажигалось в праздники... в день святой Епифании...

Лишенный семьи и обремененный долгами старик очень нуждался в том, чтобы передать кому-нибудь хоть малую часть своих воспоминаний, которые он так бережно хранил.

– Наверно, довольно тяжко для вас продавать этот дом, – мягко сказала Вилли, надеясь, что герцог не знает о планах Сильверстена превратить этот гордый дворец в завод, оснастить его электронным оборудованием и начать выкачивать деньги.

Карло закрыл глаза, но затем быстро взял себя в руки.

– Мы, Мартинелли, имеем большую историю. Но вещам присуще обыкновение меняться. И тут уж ничего не поделаешь.

Да, Вилли была согласна с тем, что все меняется, но ей не хотелось верить в то, что невежды, подобные Харви, осуществляют эти перемены.

Герцог снова взял Вилли под руку, и они прошествовали по большой галерее. Внимание Вилли привлекли фамильные портреты. Она указала на один из них – красивого молодого мужчины со светлыми волосами и карими глазами. Затем взглянула на герцога.

– Просто прекрасный портрет. Вы изменились не намного.

На лице герцога отразилась боль, он покачал головой.

– Это не я, – сказал он, – этой мой брат-близнец Бруно.

– Он умер? – спросила мягко Вилли.

– Увы, да. Он был душевнобольным... и мы не смогли ничего сделать. Мы приглашали лучших докторов, специалистов из Рима. Он умер в больнице в Сьенне.

Вилли напрягла слух, чтобы не пропустить ни слова из речи старика, который перешел на шепот, не желая, чтобы его слышали остальные.

Когда они вернулись в библиотеку, юристы из Рима обменялись мнениями и уже готовы были сказать, что пришло время делового разговора и подписания бумаг.

– Извините меня, – обратилась Вилли к Харви. – Можно поговорить с вами наедине?

Они вышли из библиотеки, и Вилли сказала:

– Я думаю, нам надо повременить с договором.

– Что это означает – повременить? – нетерпеливо произнес Харви. – Все необходимое я уже подготовил. Знаете ли вы...

– Выслушайте меня, – прервала она. – Я только, что узнала, что у Карло брат сошел с ума и умер в клинике. Но мы не знаем, какая доля виноградников принадлежала ему, когда он был в здравом уме. Это запутанное дело, Харви. Если кто-нибудь из детей брата герцога в будущем предъявит свои права на эти земли, вы будете судиться десятилетиями.

Лицо Харви выражало полное недоумение. Это было выше его понимания. Он уже представлял виноградники Целестин своей собственностью. После недолгого размышления он восхищенно посмотрел на Вилли и с трудом выдавил:

– Если вы ошибаетесь, то я уверен, Гарриган спустит с вас три шкуры, но если все так, как вам представляется, то вы намного лучше, чем он о вас отзывался.

Когда они вернулись в зал, Вилли немного приободрилась. Хотя Харви был ее клиентом, все ее симпатии были на стороне старого герцога, которому сейчас должны были сообщить о том, что этот богатый американец и его деньги "уплывут" от него, потому что он рассказал красивой молодой женщине то, что не должен был рассказывать.

Не обращая ни на кого внимания, Вилли взяла Карло под руку.

– Синьор Мартинелли... Карло, – мягко сказала она. – Я приношу вам извинения, но мой клиент не может купить виноградники Целестин. В этом деле есть неясности... юридического характера...

Когда Вилли поделилась с Мартинелли своими сомнениями, его карие глаза выразили полное понимание. В них не было и доли осуждения.

– Вы правы, синьорита, – сказал он, пожимая ее руку. – Я понимаю, что вы должны делать свою работу хорошо, и я доволен тем, что мне удалось прогуляться с такой прелестной женщиной.

Глаза всех присутствующих были обращены к Вилли.

Затем тишина была взорвана библейским протестом, сопровождавшимся чрезмерной драматической жестикуляцией. Адвокат из Рима заявил, что это неслыханно, останавливаться после всей проведенной работы и подготовки к договору. Банкиры согласились с ним. Только старый герцог молчал и улыбался. Он был несказанно доволен тем, что виноградники еще хотя бы сезон останутся его собственностью.

Вилли с ужасом подумала о возвращении в Рим, об обвинениях со стороны всех этих занятых людей, зря потерявших столько времени.

– Послушайте, – сказал Харви, когда они сели в лимузин. – Это не секрет, что я думаю о вас. Я потратил бы уйму денег и сил, и если бы не вы, то все могло оказаться напрасным. Я раньше никогда не имел дела с женщинами-юристами. И только теперь понял, как мудро я поступил, взяв вас с собой. – Он положил свою руку ей на колено. – Если бы вы были мужчиной, этот старый хрыч скорее всего не проговорился бы. Вы просто непревзойденны.

Она пропустила мимо ушей реплики и убрала его руку со своего колена.

– Мартинелли не похож на человека, который скрывает что-то. Он истинный джентльмен, и нам есть чему у него поучиться.

Харви молчал, оценивая ее высказывание.

– Не в обиду вам будет сказано, – продолжил он затем, – но мне нужно обязательно узнать мнение вашего шефа. Хотя это уже не имеет никакого значения. Я считаю эту сделку умершей и собираюсь подыскать новые виноградники. А пока я разберусь, что к чему, предлагаю вам съездить со мной в Венецию. Вилли на минуту онемела.

Неужели он купит ей билет на свои деньги? И как ей отклонить предложение Харви, не обидев его?

Он, как бы читая ее мысли, добавил:

– Не беспокойтесь, адвокат. Там нас встретит моя жена. Я обещал ей второй медовый месяц после завершения этой сделки.

Если Харви говорит правду, то можно не беспокоиться за себя, решила Вилли. Но как он объяснит своей жене, которая ждет романтического отпуска, присутствие молодой женщины?

ГЛАВА 3

С террасы на крыше ресторана отеля "Дэниели" Вилли любовалась закатом весеннего солнца, солнечными зайчиками и яркими бликами на воде Великого канала, вдоль которого скользили лодки и гондолы, точно такие же, как на картинках и открытках. Сейчас она сидела напротив Харви и Мэрион Сильверстен, стараясь применить понятие "второй медовый месяц" к тому, что она наблюдала. Харви привлекал к себе внимание людей, сидевших за соседними столиками, громкими разговорами о том, что он потратил кучу денег на это гиблое дело. Ему нравилось, что люди обращают на него внимание. Мэрион сидела неподвижно на своем стуле, как посторонний наблюдатель, озадаченно хмурясь, словно недовольство мужа было обращено на нее.

Мэрион была высокой стройной женщиной, привлекательность которой дополнялась гладко зачесанными назад и собранными в пучок прекрасными платиновыми волосами. На ней был великолепно сшитый костюм из бургундского шелка, а спокойная и мягкая манера говорить свидетельствовала о ее благовоспитанности. В своем величии, почти королевском, она могла быть прекрасна. Но сейчас ее лицо морщилось, и она напоминала Вилли бедную женщину из Белл Фурша, состарившуюся раньше времени от ежедневных забот и тревог.

Чета Сильверстенов не казалась Вилли счастливой.

Вилли узнала, что Мэрион была единственным ребенком основателя корпорации "Марко Интерпрайзиз" Натана Роузена, Харви же был его подчиненным. Вилли хорошо понимала, что Харви женился на Мэрион из-за наследства, но она не могла понять, как такая утонченная и воспитанная женщина могла остановить свой выбор на человеке с манерами конюха.

Харви прервал свое красноречие, когда официант принес жареных цыплят для него и Мэрион и креветок, политых маслом с чесноком, для Вилли.

– Вы должны остерегаться жирной пищи, адвокат, – предупредил Харви. – Вы еще молоды и не чувствуете, как холестерин разрушает ваши сосуды.

– Ну и пусть, – с озорством ответила Вилли, обмакивая очередной кусок в масло. – Надо успеть получить максимум удовольствия, пока сосуды в порядке.

Мэрион улыбнулась, взяла в руки нож и вилку и начала резать цыпленка, в котором, должно быть, не было и капли жира.

– Мне очень неловко, леди, – начал Харви, – но завтра я должен уехать в Тоскану. Мой человек в Риме сообщил мне, что во Флоренции есть виноградник, который можно купить. Я обязательно должен туда съездить и посмотреть, что к чему.

– Разве мы не собирались провести некоторое время вместе? – запротестовала Мэрион.– Ты же обещал мне, что мы погуляем по городу, и...

– Да, да, – поспешно согласился Харви. – Сегодня вечером, после того, как я сделаю пару звонков, мы пойдем туда, куда ты пожелаешь.

– Кстати о звонках, – заинтересовалась Вилли. – Что посоветовал вам Гарриган насчет Целестин? Согласился ли он с вашим отказом от покупки тамошних виноградников?

– Да, он полностью согласен, – ответил Харви. – Гарриган уже ведет переговоры с итальянцами. Вот почему мне хотелось задержать вас здесь, пока я не подыщу другие варианты.

– Почему ты так настаиваешь на Италии? – спросила Мэрион. – Я знаю, что ты озабочен расширением ассортимента и стоимостью вин. Но если хочешь приобрести виноградники, то почему не обратиться к Джеку Стерлингу из Калифорнии? Вина его имеют блестящую репутацию, и у вас не будет таких осложнений и проблем, какие возникли сейчас.

Вилли подумала, что Мэрион дала дельный совет, но Харви отмахнулся от нее и начал злиться:

– Ты не понимаешь, Мэрион. Бизнес изменился, и им уже нельзя заниматься так, как когда-то занимался им твой отец. Ясно? Я проделал чертовски большую работу, чтобы поднять уровень корпорации до мирового, поэтому предоставь мне решать, как и что лучше.

Мэрион сморщилась так, словно кто-то сильно сдавил ей руку, и Вилли почувствовала себя неловко. Минуту спустя Харви искусственно улыбнулся и сказал:

– Забудем о бизнесе, леди. Я думаю, что завтра вас ждет прекрасный день. Выпей немного этого чудесного напитка, который стоит перед тобой, Мэрион, и у тебя поднимется настроение...

Как объяснил им Харви, они должны прожигать деньги, которые он им оставит на расходы. Мэрион, казалось, ушла в себя, и Вилли стало не по себе. Ей было жаль женщину, которая прилетела в Венецию, чтобы провести время со своим мужем, а вместо этого ей придется общаться с его адвокатом.

У Вилли возникло чувство, что перед миссис Сильверстен необходимо извиниться. И если Харви не собирается просить прощения у Мэрион, то Вилли придется сделать это вместо него.

К ним подошел официант, чтобы принять заказ на десерт.

– Немного фруктов... будьте добры, и чтобы они были свежими. – Ты одобряешь, дорогая? – обернулся Харви к Мэрион.

Она автоматически кивнула, и Вилли подумала, сколько же раз ей приходилось так автоматически кивать, чтобы не развалить свой брак с Харви? Хотя внешне все было спокойно, Вилли почувствовала, что не так-то хорошо в этой семье.

Когда с десертом было покончено, Харви попросил счет и начал барабанить пальцами с отполированными ногтями по столу, всем своим видом показывая, что у него нет возможности долго ждать.

Вилли ненароком взглянула на Мэрион и увидела в ее глазах что-то до боли знакомое – беспомощность и безысходность, боль и нужду – все то, что она часто видела в глазах мамы. Сейчас Вилли находилась здесь, чтобы помочь Харви совершить сделку, но у нее мелькнула мысль, что придет время, когда и его жена обратится к ней за помощью.

Вилли брела по улице, выходившей к площади Святого Марка. Она шла навстречу музыке, которую приносил слабый весенний ветерок. Эта ночь как будто была создана специально для любви, и Вилли наблюдала за парочками, которые гуляли, трогательно взявшись за руки. Здесь были и местные жители, и американцы, и европейцы – все, кого объединяло одно чувство, – любовь.

Большая площадь собрала множество туристов. Некоторые осматривали сверкающие витрины пассажа, с трех сторон которого расположились магазины, заполненные драгоценностями, керамикой и изделиями из кожи. Другие столпились перед Базиликой Святого Марка, фотографируя величественную церковь, отделанную внутри мрамором и золотом и сохраняющую такое сокровище, как "Последний суд" Тициана. По обе стороны площади играли оркестры для тех, кто останавливался попробовать ароматный "эспрессо" или "капучино" со сливками.

Вилли невольно заметила, что проходящие мимо мужчины заглядываются на нее. Она улыбнулась тому, что все еще является предметом восхищения, и пошла дальше, поймав свое отражение в одной из витрин. Сильная, стройная, в полосатых слаксах и гармонирующем с ними пуловере, с огромными голубовато-зелеными глазами, подобными драгоценным камням на ее прекрасном лице, обрамленном пышными каштановыми волосами. Отражение убеждало, что восхищенные взгляды не случайны. Но если так, то почему она одна, думала Вилли.

Она сидела за маленьким столиком напротив ресторана "Квадри". Этот ресторан был одной из достопримечательностей прекрасного города. Потягивая лимонад, она украдкой наблюдала за парами вокруг себя, страсть и нежность их возрастали по мере того, как опускалась ночь. Влюбленные танцевали при свете звезд, под сладкую мелодию скрипки. Они тайно обменивались взглядами, полными страсти, которая в ближайшем времени, скорее всего, будет удовлетворена. Окруженная атмосферой интимности, чувственности и любви, Вилли ощущала, как постепенно рушились те преграды, которые она возвела для себя. Время, проведенное с Мэттом, представлялось грезой. Миг же, соединивший ее с Джеддом, всегда жил где-то в глубине ее души. Он был ее частью, которую она научилась игнорировать. С обеими мужчинами она потерпела неудачу. Это утвердило ее в мысли, что одиночество – единственное состояние, которому она могла доверять. Но по ночам, подобной этой, ей было все еще тяжело вспоминать о том, что сделало ее лишь наблюдательницей любовных сцен.

Часы на башне пятнадцатого века, украшенной золотым венецианским львом, начали отбивать время. Вилли посмотрела наверх и увидела двух бронзовых мавров, опускавших свои молоты. При этом раздавались удары старинного гонга, которые повторились одиннадцать раз.

Она заплатила по счету и уже решила отправиться в гостиницу, как вдруг заметила Мэрион Сильверстен, которая так же одиноко сидела за угловым столиком.

– Привет еще раз, – сказала Вилли и посмотрела по сторонам. – А где Харви?

Мэрион, казалось, смутил этот вопрос.

– Сидит на телефоне, – сказала она. – Какая хорошая ночь. Венеция всегда была одним из моих любимых городов. Не хотите ли посидеть вместе со мной?

Вилли села.

– Миссис Сильверстен... Мэрион, извините, что неудача с покупкой этих виноградников испортила вам отпуск. Но как только мы совершим новую сделку, я уйду с вашего пути.

– Но вы не стоите на моем пути, – сказала Мэрион. – Наоборот, добро пожаловать в мою компанию. – Ее улыбка была доброжелательной, но тоскливой.

– Я также рада вашей компании, – ответила Вилли. – Я никогда не была в Венеции... Это было бы так чудесно, если бы мы вместе прогулялись.

– Мы с Харви провели свой медовый месяц в Италии, – сказала Мэрион. – Мой отец преподнес нам свадебный подарок в виде такого путешествия. Мы были так молоды и невинны... Мы столько мечтали...

Вилли трудно было поверить в невинность Харви. Что же касается Мэрион, то она могла представить молодую невесту, полную надежд, и не готовую к разочарованиям. Она вспомнила мечты, которые увлекали ее мать, да и ее тоже. Но мечты так и остались мечтами и не смогли ничего дать, кроме мимолетного счастья.

– Мечты – это прекрасно, – сказала Вилли. – И дело не в том, сбудутся они или нет, а в том, верите ли вы в их осуществление.

Мэрион долго и внимательно смотрела на Вилли.

– Вы еще слишком молоды, чтобы рассуждать так. Если бы у меня была дочь... я хотела бы, чтобы она верила, что нет ничего невозможного на этом свете. Но случается так, что вера однажды умирает, и вы чувствуете, что бессильны что-либо сделать.

Мэрион говорила о себе, но как же это было похоже на то, что пережила Вилли!

– Любили ли вы когда-нибудь? – резко спросила Мэрион.

– Да, – это слово тоже было произнесено резко, более резко, чем Вилли хотелось бы.

Но Мэрион лишь снисходительно улыбнулась, как будто ясно представила все то, что кроется за этим словом.

– Значит, вам известны все те чувства, которые испытываешь к любимому человеку?

Она посмотрела на любовную парочку, которая, взявшись за руки, прошла по площади.

– Это так важно для женщины иметь кого-то, – продолжала Мэрион. – И когда мы терпим неудачу, в нас что-то обрывается и утрачивается навсегда.

Вилли кивнула, ей были знакомы слова более старшей женщины. Она никому бы не смогла рассказать, почему она так боялась доверять мужчинам. Но Мэрион, казалось, понимала все, что творится в душе Молодой девушки.

– Вы правы, – сказала Вилли, – но где же альтернатива? Неужели всегда придется быть одной?

– Я много раз задавала себе этот вопрос. Но в мои годы уже трудно дать на него ответ. Я не знаю, что значит быть одной. Я была дочерью Натана Роузена, а затем женой Харви Сильверстена. И я не знала другой жизни. Я осталась с разбитой мечтой, и у меня нет ничего другого...

Вилли подумала о своей матери, для которой жизнь без мужчины ничего не значила. И она посмотрела на Мэрион, которая выглядела несчастливой, несмотря на то, что жила с мужчиной.

– Но вы несчастливы, как вы можете говорить, что не чувствуете себя одинокой...

– Я знаю, что вы собираетесь сказать, – прервала ее Мэрион, положив свою изящную ладонь на руку Вилли. – И по-своему будете правы. Но замужество включает в себя множество других вещей. Взять, например, наше предприятие. Если я возьму на себя смелость покинуть Харви, это может навредить нашему делу. Я могу нанести вред предприятию, в которое мой отец вложил всю свою душу и всю свою жизнь.

– Я не понимаю, – сказала Вилли. – Почему, покинув Харви, вы нанесете вред вашему предприятию? Неужели он внес в него какой-то существенный вклад? – И как только Вилли начала задавать эти вопросы, она поняла, что начинает переходить границы профессиональной этики. Харви был ее клиентом, и она не имела права действовать не в его интересах. Но она не могла остановиться. Ей просто необходимо было разобраться в беде другой женщины.

Мэрион покачала головой.

– Не все так просто, – вздохнула она. – Мой отец предложил мне и Харви стать его партнерами по бизнесу, и мы согласились. Но, по мере того, как предприятие разрасталось, Харви все настойчивее твердил, что у большого корабля бывает один капитан. Он сказал, что должен контролировать мои и отцовские акции... И сейчас он является полным хозяином предприятия...

– Как это – он контролирует ваши акции? – не понимала Вилли. – Вы наверняка сможете отстоять свои права, если, конечно, захотите.

– Я не знаю, Вилли. Пока мне не хочется думать об этом. Это повлечет за собой ссору с Харви... и мне страшно подумать, что за этим может последовать... – Она покачала головой и опустила глаза.

Вилли тоже молчала. Она решила, что и так нарушила границы профессиональной этики, и поэтому не стала ничего советовать Мэрион.

Мэрион подняла голову.

– Спасибо за разговор. Очень помогает, когда с кем-нибудь поговоришь... Теперь подумаем о завтрашнем дне. Не желаете ли вы осмотреть достопримечательности города?

Когда они вошли в роскошный вестибюль "Дэниели", Вилли вновь была поражена красотой и великолепием этой старинной гостиницы. И хотя она огородила себя от любви и страсти и только что пожелала спокойной ночи женщине, которую также предала любовь, она почувствовала легкое волнение, вспоминая влюбленные парочки на площади.

Она поднялась в старинном лифте на второй этаж, где находился ее номер, вошла и дернула за шнур выключателя. Бело-золотое бра включилось над ее венецианской кроватью и наполнило комнату светом. Все еще возбужденная, чтобы заснуть, она сбросила на мраморный пол ванной свою одежду и встала под обжигающий тело душ. Она намыливала себя жасминовым мылом, и тело ее постепенно наполнялось томным желанием. Вилли тронула свою грудь и начала гладить ее, пока соски не стали упругими и твердыми. Она оперлась о холодную стену ванной, сняла душ с подвески и направила пульсирующую струю себе между ног. Постепенно расслабляя мышцы, она почувствовала, как ее клитор начал трепетать и пульсировать под настойчивым напором воды. В нетерпении она бросила душ и начала быстро возбуждать себя рукой, пока не ощутила быстрый, содрогающий все ее тело оргазм, от которого у нее подкосились колени, и она, обессиленная, легла в ванну.

Обнаженная, она встала перед обрамленным позолотой зеркалом, увидела богиню со светло-каштановыми волосами, с золотистой кожей, покрытой бисером капелек воды. Ее тело было как будто создано для любви. И хотя напряженность спала, ее голубые глаза все еще смотрели с нескрываемым желанием.

Было почти два часа, когда она легла в постель. Она долго и беспокойно ворочалась, не в силах заснуть. Затем, следуя пришедшей в голову мысли, она вскочила с постели, подняла трубку телефона и назвала оператору номер Гарригана, надеясь, что он уже дома. Да, после девяти вечера он должен быть дома.

– Вилли, дорогая, – в это время суток голос Гарригана звучал еще бодро. – Я слышал, что вы оправдали мои надежды.

– А что слышно от итальянских юристов? – спросила Вилли.

– Я не понимаю, дорогая. Я уже сказал Харви, что мы не можем заниматься только его проблемами, и он успокоил меня, заверив, что с куплей виноградников уже покончено. Разве вы не в курсе дел?

Вилли поняла, что ее клиент хитрил, но она ничего не сказала про это Гарригану.

– Я уже занимаюсь другим делом мистера Сильверстена... и мечтаю вернуться в Нью-Йорк.

Она поняла, что направила свои силы не туда, куда следовало бы. Она вспомнила зал суда, где с такой несправедливостью отнеслись к ее матери. Вот из-за чего она стала юристом, и об этом ей нельзя забывать ни в коем случае.

ГЛАВА 4

Вилли проснулась рано и, расположившись перед высокой аркой окна, глядя на канал, позавтракала кофе с булочкой. Она медленно ела и наблюдала, как под лучами весеннего ласкового солнца просыпался город. Гондолы толпились, ожидая своих первых пассажиров, которых потребуется доставлять в магазины и учреждения.

Какое прекрасное время для медового месяца! Вилли подумала о Мэрион Сильверстен, которая прилетела в Венецию, ухватившись за тонкую ниточку слабой надежды стать счастливой в браке. Предприняла ли она что-нибудь еще, кроме того, что выразила мягкий протест, когда Харви нарушил свое обещание подарить ей второй медовый месяц?

Вилли представила их сегодняшний день с Мэрион. Ее возмутило, что Харви провел их обеих. Действительно ли он поехал в Тоскану, чтобы посмотреть новые виноградники? Насколько она знала мужчин, она могла представить, что Харви, возможно, отправился на рандеву с другой женщиной. Вилли допила свой кофе и пошла навестить Мэрион.

Не успела она позвонить в дверь, как Мэрион тотчас же открыла, как будто сидела и ждала прихода Вилли. Она была хороша в красивом шелковом халате, но глаза у нее были красными и распухшими.

Вилли хотела спросить у Мэрион, почему она плакала, но побоялась смутить женщину.

– Ну, с чего же мы начнем сегодня? – спросила весело Вилли, чтобы как-нибудь отвлечь Мэрион от грустных мыслей. – Может, сначала пойдем в Мурано?

– Как пожелаете, – Мэрион одарила ее теплой улыбкой.

Их лодочное путешествие в Мурано длилось недолго. Гид, мужчина в шикарном красном берете, оказавшись в обществе двух женщин: одной, просто симпатичной, и другой, потрясающе красивой, перемежал свой рассказ откровенными комплиментами. Он говорил громко, почти кричал, чтобы рев мотора не заглушал его голос.

Когда они подплыли к месту назначения, солнце уже высоко поднялось и согревало своим ласковым светом небольшой остров и его обитателей, которые с надеждой смотрели на туристов в ожидании большой прибыли.

Гид Франко повел Вилли и Мэрион по маленьким магазинчикам, в которых были выставлены изделия из стекла различной формы и размеров, от огромных ваз до маленьких рюмочек, раздутые херувимы и истощенные святые. Мэрион с видом знатока отвергла большинство этих предметов, считая их откровенной безвкусицей. Вилли никогда не занималась покупками, и поэтому безапелляционность Мэрион внушила ей доверие.

Посмотрев на свои часы и тяжело вздохнув, Франко вывел женщин из магазина и повел по улице, на которой находилась фабрика стеклянных изделий.

– Здесь работают настоящие мастера, – гордо объявил он, проводя их через маленькое, похожее на амбар помещение, где уже собралось множество туристов, чтобы осмотреть неповторимые художественные творения.

Их встретил стройный молодой человек с римским профилем и иссиня-черными волосами. Он поклонился и усмехнулся, и его уверенная усмешка напомнила Вилли другого человека.

В то время, как туристы осматривали шедевры из стекла, Вилли смотрела совершенно в другую сторону. Высокий лоб и тонкий прямой нос. Шелковая сорочка с короткими рукавами не закрывала его мускулистые руки, которыми он выразительно жестикулировал. Внезапно мастер повернулся и посмотрел на Вилли с улыбкой, которая заставила ее опустить глаза. Виновато это место, думала Вилли, вся атмосфера любви, из-за чего она так пристально смотрела на молодого незнакомца, который напоминал ей Джедда Фонтана.

Молодой человек взял немного расплавленного стекла и положил его на деревянную палитру. Парой металлических щипцов он быстро растянул его, словно жвачку. Потом двумя палочками начал придавать форму, затем взял еще две палочки. Тело было готово, за ним последовала голова и грива. Еще несколько движений, и появился хвост, затем длинный закрученный рог – и кусок стекла превратился в единорога.

Она захлопала в ладоши.

– Примите, синьорита, – сказал мужчина, низко кланяясь. Он прикоснулся к ее руке и держал ее, сколько позволили приличия. Стекло все еще было теплым, таким же теплым, как и его пальцы. Это сумасшествие, подумала Вилли, если она пробудет здесь еще некоторое время, то начнет приставать ко всем подряд.

После завершения демонстрации Франко предложил "прекрасным леди" купить что-нибудь из большого ассортимента стеклянных изделий, выставленных в лавке завода. Вилли отказалась, а Мэрион остановилась перед коллекцией бутылок. Она живо заинтересовалась ими, рассматривая их простые и вместе с тем изящные формы.

– Я поражена, – сказала она как будто про себя.

– Они красивые и совсем недорогие, – согласился с ней Франко, надеясь на комиссионные, если его клиенты что-нибудь приобретут.

– Я куплю по одной разных цветов, – сказала Мэрион к великой радости гида, который почувствовал поживу и разразился нескончаемым потоком комплиментов.

– Да, они прелестны, – сказала Вилли, – и мне кажется, вы не должны торговаться. Доставьте удовольствие нашему гиду.

– Я так и сделаю, – кивнула Мэрион и заговорщически улыбнулась. – Не такие уж это большие деньги, из-за которых следовало бы торговаться. Я думаю о другом, – говорила Мэрион, все больше оживляясь. – Эти бутылки можно использовать под розлив итальянских вин. Мы могли бы закупить эти бутылки по лимитированной цене здесь, в Венеции, и выплачивать потом проценты от реализации.

– Отличная идея, – согласилась Вилли, чувствуя, как Мэрион постепенно охватывает энтузиазм.

– Думаю, что Харви тоже поддержит меня, – добавила Мэрион.

Но, как только она вспомнила о Харви, улыбка сошла с ее лица. Она сразу же замолчала, мысли ее были далеко отсюда. Когда они уходили с фабрики, она сказала:

– Знаете, если бы у меня была дочь, она могла бы сейчас быть вашей ровесницей.

Вилли пожалела, что у Мэрион нет ребенка. Он в какой-то степени вознаградил бы ее за потерянные годы неудачного замужества.

– Я не заменю вам дочь, – ответила Вилли, – но я хотела бы стать вашим другом. – На глазах женщины выступили слезы. Она сжала руку Вилли в знак благодарности.

Мэрион тихо сидела всю обратную дорогу, но когда они пристали к набережной, она взяла себя в руки и снова улыбнулась назло всем своим проблемам. Обещая угостить Вилли самым лучшим тортом в Венеции, она повела девушку по узкому тротуару к мосту Риальто. Там продавались деликатесы и хорошие вина. По дороге Вилли рассказала Мэрион о своем трудном детстве.

– Но теперь уже все позади, – подвела она итог. – Однако мы не можем забыть об этом – ни я, ни мама.

Я понимаю, – сказала Мэрион, смотря прямо в голубые глаза Вилли. – Мы все несем бремя нашей жизни, тех уроков, которые когда-то получили. У меня было прекрасное детство. Мои родители горячо любили друг друга, и я никогда не сомневалась в их любви ко мне. И считала само собой разумеющимся, что и у меня в семье будет тоже любовь и согласие. Эта моя уверенность – страшная ошибка, но я почему-то убеждена, что в один прекрасный день я проснусь, и все будет по-другому. Мы с вашей мамой чего-то ждем от жизни. А вы, Вилли, отличаетесь от нас. Вы всему учились на собственном опыте, а это самый главный урок в жизни.

– Да, – тихо произнесла Вилли. – Это верно. Странно, думала Вилли, эта женщина, которая родилась и выросла в роскоши, понимает все, что творится в ее душе.

После ленча они бродили по узким улочкам за площадью Святого Марка. Проходя мимо ювелирного магазина, Вилли внезапно решила купить Джинни подарок.

– Моя мама очень неравнодушна к украшениям, – сказала она, указывая на ряд коралловых бус, которые красовались на черном бархате. – Вы не поможете мне выбрать что-нибудь?

– Твоя мама счастливая женщина, – Прошептала Мэрион, когда продавец подал им на подносе цепочку, чтобы они лучше ее рассмотрели.

– Вот эту, – сказала Мэрион решительно и назвала цену, которая привела продавца в негодование. Но когда Мэрион улыбнулась и объяснила продавцу по-итальянски, что молодая синьорита не может себе позволить платить большие деньги, продавец развел руками, и покупка была сделана.

– Спасибо, – сказала Вилли, как только они вышли из магазина. Как уверенно чувствует себя Мэрион, когда рядом нет Харви, подумала она.

– Главное, что вы довольны. Не скрою, что время, проведенное с вами, для меня как глоток свежего воздуха, – сказала Мэрион, когда они прогуливались возле дворца Дожей.

День хорошо прошел и для Вилли. С каждой минутой она все больше привязывалась к Мэрион Сильверстен.

Они поднялись по Лестнице Гигантов к бело-розовому Королевскому Дворцу, пришли в восторг от статуй Марса и Нептуна, творений скульптора Сансовино и полюбовались городом с того самого места, где короновались Дожи Республики.

Внутри их поразили огромные комнаты, отделанные золотом, с превосходными фресками Тинторетто и Веронезе, изображающими исторические моменты и библейские сцены.

Они закончили свое путешествие на печальной ноте, посетив Мост Вздохов, построенный в стиле барокко и соединяющий Королевский Дворец с тюрьмой Пиомби. Здесь в мрачных темницах прикованные цепями заключенные видели сквозь решетки на окнах последний для них кусочек воли.

Вилли с Мэрион остановились, чтобы полюбоваться лучами заходящего солнца.

– Нам уже пора домой, – произнесла Вилли. – Харви, наверное, уже вернулся их Тосканы.

Мэрион не двигалась. Затем она быстро повернулась к Вилли, и выражение ее лица напомнило выражение заключенного, который боролся против несправедливости.

– Меня не волнует, вернулся он или нет, – заявила она. – Не имеет значения, когда он вернется – сегодня вечером или завтра утром, или еще через день. Я его больше видеть не хочу. Я так решила. Время ожидания чуда уже кончилось.

Ее голос сорвался от приглушенных рыданий. Вилли обняла Мэрион точно так же, как она часто обнимала Джинни. Мэрион достала носовой платок, вытерла слезы и немного успокоилась.

– Я почти не спала прошлой ночью, – сказала она.

Я думала, что в интересах дела я поступаю правильно. Я боялась остаться одна. Но сегодня я чувствую, что этого не будет. Если я решусь на развод, вы... вы поможете мне, Вилли?

Вилли оказалась в непростой ситуации. Ей хотелось сказать "да", но она чувствовала себя парализованной правилами профессиональной этики.

– Мэрион, я очень хочу помочь вам... и я помогу вам, чем смогу. Но я не должна действовать против Харви сейчас. Ведь он является моим клиентом. Я могу порекомендовать вам других адвокатов... Я уверена, что они хорошие люди...

– Нет, ни в коем случае, – бросила Мэрион, собравшись с силами. – Я не хочу другого адвоката... Простите, что поставила вас в неудобное положение, – сказала она с чувством собственного достоинства и, повернувшись, направилась к гостинице.

Вилли увидела, что ее пакеты остались на мосту. Она подняла их и догнала Мэрион.

– Вы забыли ваши бутылочки, – мягко сказала она. Мэрион покачала головой.

– Я их не забыла, – сказала она, – я решила, что они мне больше не понадобятся.

В первый день после возвращения в офис к Вилли отнеслись как к герою-победителю. Был какой-то новый оттенок в приветствии секретарши и других коллег. Как будто все узнали, что она любимица Гарригана. Вилли восприняла это как недолговечную, но приятную правду.

Она занималась разбором бумаг на своем столе, когда в селекторе прозвучал голос секретарши.

– Вас вызывают из Гарвардского университета, мисс Делайе. Я удумаю, дело касается финансового вопроса. Будете ли вы говорить сами или предоставите это мне?

– Поговорю сама, – ответила Вилли без малейшего колебания. Если ее юридическая школа ищет содействия, то она будет рада помочь ей.

Звонивший представился как Джонатан Клоридж, выпускник пятьдесят седьмого года, и, как только он начал разговор о фонде стипендий, у нее возникла идея.

– Мистер Клоридж, – перебила она его. – Мне хотелось бы узнать конкретный размер стипендии, который был мне выплачен во время моего обучения. Если вы сообщите мне эти данные, то обещаю вам, что получите чек на эту сумму в конце недели.

– Я посмотрю в записях, мисс Делайе, и позвоню вам в течение часа.

Но не прошло и получаса, как он позвонил снова.

– У меня плохая новость для вас, мисс Делайе. Фонд стипендий, из которого вы получали деньги, аннулирован. Но я думаю, что это никак не отразится на вашем решении сделать взнос.

– Конечно, нет, – ответила Вилли. – Я, конечно, сделаю взнос. Но не могли бы вы сказать, почему упразднили старый фонд? Если дело в недостаточном финансировании, то это можно уладить.

Клоридж колебался, но затем ответил.

– Говоря по правде, стипендия из того фонда выплачивалась только вам. И после того, как вы закончили обучение, он перестал существовать.

Как странно, думала Вилли. Кто-то могущественный, видно, решил помочь молодой девушке-юристке.

– Мистер Клоридж, – сказала Вилли. – А не могли бы вы мне назвать источник фонда, из которого я получала стипендию? Я постаралась бы убедить владельца, кто бы это ни был, не закрывать фонд.

– Стипендия выплачивалась вам с условием, что имя спонсора будет держаться в тайне, но я думаю, что ничего не будет страшного, если я вам открою этот секрет. Вы получали деньги из "Благотворительного фонда Джедда Фонтана".

Вилли чуть не задохнулась, услышав, что сказал Клоридж. В шоке она повесила трубку, пробормотав "спасибо". Еще долгое время она сидела и смотрела невидящим взглядом на ворох бумаг, разбросанных по столу.

Все то время, когда она гордилась, что свободна от помощи Нила, она пользовалась деньгами Джедда, точнее Сэма, который финансировал ее обучение в университете. Каким прекраснодушным, должно быть, чувствует себя Джедд, каким возвышенным, оказывая благотворительность Вилли. Она имела о Фонтана определенное мнение, и поступок Джедда казался ей невыносимым.

Как посмел он, думала она, набирая номер телефона фирмы Фонтана в Монтане, выступать в роли ее покровителя. Нет сомнения, что он унаследовал привычки своего отца, который, похоже, верит, что люди живут и умирают для его удобств.

Секретарь ответила, что Джедда нет в городе. Тогда Вилли попросила номер телефона в том месте, где он сейчас находится. Ей очень хотелось высказать ему все, что она думает о его благотворительности.

– Он в Нью-Йорке, в отеле "Плаза", – сказала секретарь. Вилли удовлетворенно улыбнулась. Она позвонила в отель и оставила сообщение для Джедда, указав адрес и время встречи.

Вилли заметила свое отражение в зеркале вестибюля, когда поспешно выходила из здания фирмы "Гарриган и Пил". Ее щеки покрылись румянцем, а аквамариновые глаза блестели. Она выглядела, как женщина, которая любит. Вилли очень хотела разжечь в себе злость, вспоминая образ Джедда и причину, по которой она, собиралась встретиться с ним, но безуспешно – она его любила.

Кафе "Палм кот", где они должны были встретиться, как будто специально предназначалось для свидания влюбленных. В интерьере, где преобладали пастельные тона, среди зелени можно было выпить коктейль в атмосфере спокойствия, под звуки негромкой романтической музыки. Но меньше всего Вилли думала об этой встрече как о любовном свидании.

Джедд ждал ее за угловым столиком. Он чувствовал себя свободно и уверенно, как будто это было привычным для него местом встреч.

Подходя, Вилли заметила, что женщина, сидевшая за соседним столиком, флиртовала с ним, стараясь привлечь его внимание. Но, как только он увидел Вилли, его взгляд уже не отрывался от нее.

– Ты не представляешь, как я обрадовался, получив твое сообщение, – заговорил он, подходя к ней и как будто собираясь ее поцеловать. Вилли отстранилась.

– Это не простой звонок, – сказала она холодно, стремясь снять с его лица самоуверенную улыбку.

– О, адвокат! – воскликнул он. Улыбка все еще продолжала играть в уголках его губ. – Я в чем-нибудь провинился? Ты всегда относишься ко мне предвзято, хотя у меня есть свое мнение на этот счет.

– У тебя нет своего мнения, – сказала она и села на стул, который он ей предложил. – Как ты мог вмешиваться в мою жизнь, не имея на это никаких прав?

– О чем ты говоришь? – удивленно спросил он. – Неужели все дело в снимке, который я тебе прислал? Так это же была всего лишь шутка.

– То, что ты сделал, совсем не было шуткой, Джедд Фонтана... Ты слишком высокого о себя мнения. Прямо герцог Медичи... Если бы я знала, что получаю стипендию от тебя, то я лучше мыла бы полы, но ни за что не приняла бы ее.

Лицо Джедда выражало понимание и досаду.

– Я ведь не совершил преступления, – сказал он проникновенно. – Я только хотел помочь тебе, Вилли... Ведь ты говорила, что тебе противно брать деньги у отчима.

– Тогда почему ты не спросил меня, хотела ли я твоей помощи? – раздраженно воскликнула она. – Я скажу тебе, почему. Потому что ты знал, что я не приму ее. Тебе всегда хотелось показать, что ты на голову выше. Вы, Фонтана, делаете все, что вам вздумается.

– Это неправда, – возразил Джедд. – Я знал, что ты очень гордая, Вилли, и не хотел, чтобы ты чувствовала себя чем-то обязанной мне. Я...

– Я скажу тебе, что я чувствую сейчас, Джедд. Только так я смогу положить конец этому. Чем дальше, тем больше я беспокоюсь. Твои деньги не лучше, чем деньги Нила. И скоро ты получишь все свои деньги обратно, все до пенни, с процентами.

Она поднялась, чтобы уйти, и добавила резко:

– В следующий раз, когда ты решишь кого-нибудь так облагодетельствовать, обратись в Армию спасения. Может быть, она поможет тебе провести эту акцию.

ГЛАВА 5

Администрация "Марко Интерпрайзиз" занимала часть последнего этажа нового сверкающего небоскреба, окна которого выходили на Пятую авеню. Он сильно отличался от того скромного здания на Юнион-сквер, где Натан Роузен когда-то открывал свой бизнес. Оформлением офиса занимался самый модный итальянский декоратор, ему помогал молодой архитектор современного направления. Работая в тесном контакте с бухгалтерами Харви, они старались придать офису вид, отражающий характер преуспевающего предприятия.

Чтобы отпраздновать приобретение виноградников Барзани, Харви нанял целую команду шеф-поваров из лучших отелей города.

Вернувшись из Италии, Вилли выполнила данное Нику обещание и пригласила его на этот вечер. Она была даже рада этому. Без него вечер носил бы другой характер – более деловой, пришлось бы выслушивать хвастовство Харви, что подвернувшаяся сделка с виноградниками Барзани оказалась даже выгоднее, чем покупка Целестин. Теперь же ей предстояло провести вечер с человеком, который одобрительно оглядывал ее фигуру в платье с глубоким вырезом, напоминая ей, что она красивая женщина, а не робот, которым казалась себе на протяжении стольких месяцев.

– Вам скоро может наскучить, – предупредила она Ника, когда они, протиснувшись через толпу в баре, вышли на смотровую площадку, откуда открывалась чудесная панорама переливающегося огнями города. – После того, как я выражу уважение Харви, я должна буду проторчать здесь еще достаточно долго, чтобы, выражаясь словами Френсиса, "удовлетворить чувство собственного достоинства клиента". Гарриган уверен, что это необходимо в интересах дела.

– А в чем уверены вы? – спросил Ник.

– Я уверена... – Вилли сделала паузу, ее голубые глаза стали серьезными. – Я уверена, что зря трачу время, изучая опыт, который мне не нужен.

Вдруг она заметила в дальнем углу помещения Харви, который о чем-то спорил с группой директоров компании.

– Простите, – сказала она Нику. – Чем скорее я покажусь, тем раньше мы сможем уйти отсюда.

Он с удовольствием пожал ее руку.

– Занимайтесь своими делами. Я чую носом силу и деньги и вижу, что смогу извлечь из этого выгоду.

Вилли подошла, улыбнувшись, к Харви, и тот с готовностью представил ее группе директоров.

– Эта молодая леди спасла наши деньги и избавила нас от головной боли. И я постараюсь проследить за тем, чтобы она получила большую часть из того, что мы платим Гарригану и Пилу.

Пока Вилли принимала от директоров комплименты и поздравления, которые последовали за короткой речью Харви, появилась Мэрион. Вилли отметила про себя, что она выглядит очень симпатично в зеленом шелковом платье. Вилли помахала ей рукой, желая привлечь внимание, но Мэрион не заметила ее. Она была далеко, двигаясь среди гостей с любезной улыбкой на лице.

После того, как они вернулись из Италии, Вилли пару раз звонила ей, чтобы узнать, как та поживает и не нужна ли ее помощь. Их беседа была дружелюбной и приятной, но чувствовалась некоторая дистанция. Вилли подумала, что это от того, что Мэрион пришлось вернуться в ту жизнь, которая в течение стольких лет была для нее несчастливой.

Когда комплименты иссякли, Вилли под благовидным предлогом отошла от компании директоров и попыталась найти Мэрион. Но та, казалось, бесследно исчезла. Вилли задержалась в баре, чтобы выпить немного белого вина. Она вглядывалась в толпу, надеясь увидеть Мэрион, и в пол-уха ловила обрывки разговоров вокруг. До нее донеслось имя ее клиента.

– У Харви появилась новая забота, связанная с Италией, – сказал один из посетителей бара. – Если он в последующие пять лет окажется прав насчет продажи вина, то дело "Марко" будет в шляпе...

– В этом нет сомнения, – ответил его собеседник. – Но что вы думаете о том, как он становится на ноги? Он выводит "Марко" на большую дорогу. Это может служить только ширмой, так, как зная Харви, можно предположить, что у него еще что-то припрятано в рукаве. Что вы думаете насчет его планов торговли с Фиделем? Или с Саудовской Аравией?

– Харви непредсказуем. Но раз он берется за выгодный бизнес с. Нидерландскими Антильскими островами, можно быть уверенным, что он что-то замышляет.

Эти слова заставили Вилли призадуматься. Она вспомнила жалобный вопрос Мэрион "Почему Италия?" Действительно, почему? Получать законную прибыль с виноградников в Италии – довольно рискованное предприятие. Почему же Харви Сильверстен распространяет бизнес "Марко Интерпрайзиз" по всему земному шару? Делается ли это только с целью скрыть доходы? Или у него на уме другое?

Вилли нахмурилась, когда вспомнила, как Мэрион произнесла слова "развод" и "Марко Интерпрайзиз" почти одинаково, со вздохом. Подозревала ли она, что контроль Харви за ее акциями и компанией ее отца может быть "скользким"? Вдруг Вилли почувствовала, что не может больше думать об этом. Ей захотелось забыть о Харви и обо всем, что с ним связано.

Она нашла Ника и сообщила ему, что готова уйти. Но прежде чем покинуть прием, она зашла в женскую комнату немного освежиться. Там-то она и столкнулась с Мэрион, которая сидела за красивым столиком перед зеркалом и отсутствующим взглядом смотрела в него. Вилли положила руку ей на плечо.

– С вами все в порядке? – спокойно спросила она.

Лицо Мэрион чуть оживилось, она дотронулась до руки Вилли своими ледяными пальцами.

– Вилли, – сказала она, – я так часто думаю о нашем разговоре.

– Что вас тревожит? О чем вы думаете?

Из глаз Мэрион выкатились две слезинки и побежали по щекам.

– Обо всем, – прошептала она. – Я больше не могу так жить. Я хочу оставить Харви... Скажите мне фамилии тех, к кому я могу обратиться.

На все вопросы, которые одолевали Вилли, она получила один ответ. Она обняла Мэрион за плечи.

– Подождите пару дней. Я постараюсь найти вам подходящую кандидатуру. Кого-нибудь, кто позаботится о вас не просто как о клиенте. Все будет хорошо, Мэрион. Я обещаю.

Когда Вилли вернулась к Нику, тот рассыпался в любезностях, беседуя с Харви.

– Я слышал много удивительного о вас, – говорил он. – Вы производите впечатление уверенного и удовлетворенного собой человека...

– Это только начало, – самодовольно улыбнулся Харви. – Составьте мне устав дочернего предприятия. Это откроет большие возможности, адвокат, – посмотрел он на Вилли, – и хорошую возможность для вас...

– Я уже получила одну, – сказала Вилли. – И вы именно тот человек, который предоставляет мне ее. Доброй, ночи, мистер Сильверстен.

Не дожидаясь ответа, Вилли взяла Ника под руку и буквально потащила его к поджидавшему лифту. Когда двери закрылись, она раздраженно сказала:

– Мне не верится, что я сделала это...

– Несомненно, сделали, – восхищенно произнес Ник. – Не знаю, почему, но у меня впечатление, как будто вы сожгли за собой мосты.

– Может быть, они того заслуживали, – решительно сказала Вилли.

– Может, и вы заслуживаете друга этой ночью?

Ник жил в небольшом, ухоженном домике, всего в нескольких шагах от Сентрал-Парк. Вилли обратила внимание, что под дверным звонком написано две фамилии Росситер и Макдоуэл. Был ли это сосед Ника, или, что более вероятно, – бывшая возлюбленная – Вилли не поняла.

Квартира Ника произвела на нее такое же впечатление, как и он сам, – все здесь было пропорционально, упорядоченно и продуманно. Квартира несла печать индивидуальности хозяина более, чем ее собственная. Перед мраморным камином лежал довольно потертый ковер, на котором уютно расположилось кресло. Из деревянного горшочка свисало вьющееся растение. На полке старого китайского шкафчика была выстроена коллекция оловянных солдатиков.

– Здесь чудесно, – сказала Вилли, усаживаясь на низкую удобную софу.

– Довольно скромный дом, – пожал плечами Ник, но Вилли заметила, как он гордится им. – Что вам предложить? – спросил он, открывая антикварный шкафчик, приспособленный под бар.

– Немного брэнди, пожалуйста.

Ник плеснул в бокал брэнди, подал его Вилли и открыл себе банку пива. Он поставил на проигрыватель пластинку и сел на софу рядом с Вилли, как бы между прочим положив ей на плечо руку.

– Вы не боитесь, что все это выплывет наружу и повредит вашей репутации? – с иронией спросила она.

– Нет, – сказал он. – Я писатель, а не политик. Некоторая эксцентричность мне простительна.

Она кивнула, но мыслями была далеко отсюда: Согревая в ладонях бокал с брэнди, она вспомнила спокойные вечера, которые проводила с Мэттом. Хотя это было не так уж и давно, ей казалось, что прошла целая вечность. Ее жизнь так сильно изменилась и вот теперь меняется снова. Сейчас выбор делала она, ню разве это не сумасшествие ставить на карту всю свою карьеру, уступая зову сердца?

– О чем вы думаете? – спросил Ник. – Мне кажется, я сижу рядом с прекрасной женщиной, которая в действительности отсутствует?

– Извините, – сказала Вилли. Ей очень хотелось рассказать ему о конфликте, который созревал месяцами, о том, что ей необходимо помочь Мэрион Сильверстен и о том, как случилось, Что все это соединилось сегодня вместе. Но она не могла. Вместо этого она вдруг сказала, будто отвечая своим мыслям, а не ему:

– Так или иначе, а мужчины всегда бросаются первыми.

Ник удивленно поднял брови, потом сочувственно улыбнулся.

– Вам причинили боль, – сказал он, подвигаясь к ней ближе.

– Это я не о себе..., – задумчиво сказала она. – Но, похоже, это случается со всеми женщинами, которые...

– Эй, – перебил ее Ник, нежно встряхнув за плечи. – Женщины не имеют монополии на получение обид. Может быть, они слишком многого ждут? По женским стандартам большинство из нас не так чертовски хороши. Возможно, будет гораздо проще не воспринимать все это так серьезно?

Лицо Ника было совсем близко от ее лица. Она даже ощущала прикосновение его бороды к своей шее, и было естественным позволить ему поцеловать себя. Она чувствовала себя расслабленной. В воздухе витала возможность, и Вилли была уверена, что Ник не упустит ее.

Вилли взяла свой стакан и встала на ноги так быстро, будто собиралась уйти. Вместо этого она прошлась по комнате, слушая музыку и разглядывая мебель и безделушки. Пластинка скоро кончилась. Вилли остановилась перед книжным шкафом, просматривая надписи на переплетах: Чарлз Диккенс, Натаниэль Уест, Марк Твен, потом шел длинный ряд детективов. Имя автора было Шон Макдоуэл. Она вспомнила фамилию на звонке. Так кто же это, сосед? Вилли достала одну из книг и повернулась к Нику.

– Вы живете с этим парнем?

– Вы очень наблюдательны, – заметил он. – Макдоуэл работает здесь по выходным и поздно ночью.

Вилли оглянулась вокруг, пытаясь обнаружить следы обитания другого человека.

– Как он выглядит? – спросила она. Ник рассмеялся.

– Он перед вами. Ник Росситер и Шон Макдоуэл – одно и то же лицо. Просто так мне удобней.

– По крайней мере, это на вас похоже, – она тоже рассмеялась. – Я начинаю думать, что вы – Джекил и Хайд...

Моя бывшая жена так и называла меня, – сказал он, все еще улыбаясь, в то время как глаза его стали серьезными, – но вам нечего бояться, прекрасная леди. До тех пор, пока вы, следуя моему совету, не будете воспринимать меня или другого молодого человека слишком серьезно.

Прежде чем она успела что-то ответить, он быстро пересек комнату и обнял ее за талию. Он поцеловал ее в губы и осторожно провел рукой по спине, взяв за плечи, стал нежно массировать их, приближаясь к шее.

Еще долгое время она была внутренне закрыта. Ее как будто не было здесь, но ее тело откликнулось на прикосновение мужчины.

Сегодня ночью мне не хочется быть одной, думала Вилли, в то время как ее руки обвивали его шею, а губы разомкнулись, словно призывая его к еще более глубокому поцелую. Ее тело все сильнее прижималось к нему.

Он ловким движением поднял ее на руки и понес в темную спальню.

– Будем включать свет или нет? – прошептал он ей на ухо.

– Не надо, – сказала она, выбирая бархатную анонимность темноты для занятия любовью с мужчиной, которого едва знала. Вилли скинула туфли, потом сняла чулки и, расстегнув свое полосатое платье, опустилась в сильные объятия Ника. У него легкий характер, думала она, мне ничто не грозит...

– Красавица, – шептал он, лаская ее груди, талию, бедра. – Даже в темноте ты прекрасна.

– Разве? – спросила она, желая снова слышать это.

– Ты великолепна, – сказал он, укладывая ее на кровать. – Но тебе необходимо расслабиться, адвокат...

Он поднял ее правую ногу и стал массировать ее, начиная с мизинца. Костяшками пальцев внезапно нажал на какую-то точку, и она почувствовала, будто по ноге пробежал электрический ток. От неожиданности она вскрикнула.

– Ой! Что ты делаешь?

– Это таинственные манипуляции, о которых я узнал на Востоке. Верь мне. Я умею их использовать.

Вилли снова откинулась на подушки и разрешила ему совершать над ее ногами восточное волшебство. Потом он перешел на руки, предплечья и плечи, чередуя растирания с маленькими "электрическими" разрядами.

Из гостиной доносилась приятная музыка, и скоро ее тело почувствовало одновременно раскованность и трепет, как если бы она плавала в облаках, и каждый нерв ее был возбужден.

– Как хорошо, – вздохнула она.

– Я же говорил, – отозвался он.

Когда он накрыл ее грудь руками, она удовлетворенно выдохнула воздух, чувствуя, как снизу поднимается теплая волна. Он дотронулся до ее сосков, и они набухли и затрепетали под его ловкими пальцами.

Сейчас Вилли была полна желания. Она пошла ему навстречу, раздвигая ноги и открывая ему путь к себе. Он нежно улыбнулся.

– Не спешите, адвокат. Это восточный метод. Своим отвердевшим пенисом он раздвинул нижние губы и дотронулся кончиком до ее возбужденного клитора. Она слегка отодвинулась от него, лишая себя его тепла, потом приблизилась снова, ее желание становилось более сильным и интенсивным с каждым его прикосновением. Ее напряжение росло до тех пор, пока тело с безумным желанием не потребовало конца. Она никогда не чувствовала подобного.

Наконец Ник вошел в нее, издав глубокий горловой стон. Обхватив ее ягодицы, он ритмично двигался внутри нее до тех пор, пока ее спина не выгнулась дугой, а ноги одеревенели.

Несколько сильных и энергичных движений, и они кончили почти одновременно, их голоса слились в одном крике острого наслаждения.

– Это было замечательно, – сказала Вилли позже. Мне трудно описать словами, как было хорошо.

– Видишь, что могут сделать несколько несложных приемов, – сказал Ник, обнимая ее. Несколько минут спустя они спали.

Часов через пять Вилли проснулась и прошлась по квартире, думая о том, была ли когда-нибудь у Мэрион с Харви ночь, подобная этой. Было ли что-то, ради чего она так долго держалась за него и сохраняла их брак.

Вилли трогала вещи Ника, желая побольше узнать о нем. Ее все еще мучил вопрос: хорошо ли это – заниматься любовью с человеком, которого едва знаешь.

Она достала из шкафа одну из книг Макдоуэла, раскрыла ее наугад и прочла: "Я прижал его спиной к стене и приставил свой пистолет к его подбородку". Что представляет из себя человек, который пишет такие слова и может быть таким чувственным в любви.

Размышляя о Нике, Вилли снова вернулась в спальню и устроилась, прижавшись к его теплому телу, прикрыв глаза в ожидании сна. Она думала о Мэрион, несчастной и плачущей. Она увидела себя, старавшуюся утешить и ободрить ее, и когда она коснулась щеки Мэрион, то вдруг узнала лицо матери.

Она проснулась от солнечного света, который заливал комнату сквозь огромное, от пола до потолка, окно. Увидев Ника рядом с собой, она пришла в ужас. Секс с замечательным незнакомцем был хорош в темноте. Но при дневном свете все стало выглядеть иначе. Факт оставался фактом – она совсем его не знала.

Часы на ночном столике показывали шесть. Не желая будить Ника, она тихо выскользнула из кровати, собрала свою одежду и на цыпочках пошла в ванную. Вилли быстро умылась и причесалась. Чувствовала она себя жутко, а времени оставалось мало. Дома она быстренько примет душ, переоденется и помчится в офис, чтобы успеть к звонку Харви. Она с ужасом представила себе лицо Френсиса, но тут же прогнала его образ. Она надела нижнее белье и платье, которые еще раз напомнили ей, что она провела ночь в чужой кровати. Вилли подавила искушение настрочить записку Нику. Это займет время. Тогда она вернулась в спальню и осторожно тронула Ника за плечо. Он открыл глаза и спросонья улыбнулся, но, увидев, что она уже одета, поспешно сел.

– Извини, что разбудила тебя, но мне нужно пораньше попасть в офис.

– Ну вот, видишь, – уныло сказал он. – Опять покидает первой женщина.

– Будем считать, что это очко в вашу пользу, – сказала она и перешла на серьезный тон. – Ник... большое спасибо за то, что пошел со мной на вечер...

– Это тебе спасибо, что пришла на мой вечер...

– Эй, стань хоть на минутку серьезным.

– Почему? Разве шутки...

– Я хочу, чтобы ты знал, что твое присутствие там многое изменило для меня.

Морщинки вокруг его глаз разгладились, когда лицо стало серьезным.

– Означает ли это, что мы можем быть друзьями?

– Мне бы хотелось... Он снова улыбнулся.

– Ты совершила исключительно не дружественный поступок, украдкой выскользнув из моей постели в это раннее утро.

Вилли рассмеялась. Неловкость, которую она с утра ощущала, исчезла.

– Точно, – сказала она. – Но в тех обстоятельствах, я думаю... мистер Макдоуэл-Росситер... у нас была прекрасная дружба.

Она наклонилась и быстро поцеловала его.

ГЛАВА 6

Вилли не могла представить себе, что этот факт так выбьет ее из колеи, поселит сумятицу и сомнение. Она была уверена, что уход из "Гарриган и Пил" назрел, но сказать о своем решении "Его Высочеству" оказалось для Вилли тяжелым испытанием. Хотя Гарриган часто приводил ее в бешенство, она уважала его способности и даже чувствовала к нему своеобразную любовь соперника. Он был полон лести, хитрости, но его заслуга заключалась в том, что он никогда не претендовал на что-то большее, чем был на самом деле.

Вскоре после звонка секретарши Гарригана, известившей о его прибытии, Вилли отправилась к нему в кабинет.

– Мне необходимо поговорить с вами, – объявила она ему.

– Конечно, Вилли, дорогая, садитесь.

Вилли села. Она чувствовала, что ее нервы на пределе.

– Френсис... – начала было она, но он перебил ее.

– Нет, дайте сначала сказать мне. Я с удовольствием хочу сообщить вам о трехтысячной премии, которую вы получите от "Марко Интерпрайзиз" в знак их признательности. И, хотя мое самолюбие немного ранено, я тем не менее надеюсь, что вы достойно замените меня как адвокат Харви Сильверстена. Между прочим, я сейчас имел с ним довольно странный разговор. Он сказал мне, что вы совсем не прыгали от радости, когда он вам сообщил о дальнейшей работе...

– Именно об этом я и хотела поговорить с вами, – вставила Вилли. – Я не желала бы больше иметь никаких дел с Харви Сильверстеном.

– Но, если вы собираетесь остаться в этой фирме, вы не должны отказываться, – по-прежнему любезным тоном сказал Френсис.

– Хорошо. На этом поставим точку, Френсис. Вы многому научили меня. Я хочу уйти отсюда, чтобы применить свои знания...

– Пожалуйста... – недоуменно проговорил он. На его лице появилось выражение нескрываемого удивления. – Но о чем вы говорите, Вилли! – спохватился он, понизив голос так, как будто говорил о чем-то сугубо конфиденциальном. – Дорогая моя, это непростительная глупость – уходить от меня. Я не хотел так рано сообщать вам, но в самый короткий срок вы станете моим партнером. Знаете ли вы, что это значит? Даже сто пятьдесят тысяч в год не отражают всю полноту престижа и влиятельности этого офиса.

– У меня было достаточно времени оценить все это, – сказала Вилли, и ее подбородок упрямо выдвинулся вперед. – Тем не менее я решила подать в отставку. Я хочу практиковать то право, которое что-то значит для меня.

Уже произнеся эти слова, она поняла, что делает правильный выбор.

Гарриган некоторое время молчал, оценивая ответ своей молодой коллеги. Его молчание было тяжело для Вилли.

– Вы, конечно, понимаете, что это создаст ряд проблем в отношениях с Сильверстеном, хотя у меня нет ни малейшего сомнения, что, несмотря на ваш уход, мы будем вести его дела. Учитывая свое ирландское происхождение, я даже готов допустить, что отчасти виноват в том, что жизнь у вас здесь была не из легких. Вы знаете, я мог бы...

– О, я знаю, Френсис. Но не стоит применять против меня всю вашу силу и умение. Я надеюсь, вы не станете делать этого, тем более, что я хочу испробовать шанс применить все, чему вы меня научили, совсем в другой области, отличной от той, где вы практикуете. Я хотела, чтобы вы это знали. И учтите, никакие ваши угрозы, и даже ваше самое грозное оружие – лукавый ирландский шарм – не заставят меня изменить решение.

Гарриган некоторое время молчал, потом вдруг его лицо озарила широкая улыбка.

– Ах, какой толк в больших переживаниях! Их и так достаточно в нашем жестоком мире. Печально, что я теряю вас, но я желаю вам всего хорошего, дорогая. – Он сделал паузу. – Можно мне спросить? Можно ли ту область закона, которую вы хотите практиковать, поставить в противовес всем моим усилиям?

– Нет, – ответила она. – Возможно, вы и правы, Френсис, но, по правде говоря, я чувствую, что нашла свое дело. Я пока ничего большего сказать вам не могу... по причине конфиденциальности. Спасибо, – сказала она, протягивая ему руку. – Спасибо за все, что вы для меня сделали. Будем считать, что я перед вами в долгу.

Гарриган сильнее обычного сжал ей руку, словно напоминая на прощание, что он больше и сильнее ее.

– Я рад, что вы сказали это, – улыбнулся он. – Ваши слова свидетельствуют о том, что вы все-таки чему-то научились.

Покинув офис, Вилли думала о том, как отреагирует Гарриган, когда узнает, что ее первым клиентом станет Мэрион Сильверстен, интересы которой она будет защищать от ее мужа – одного из крупных клиентов Гарригана.

В квартире Мэрион Сильверстен на Парк-авеню Вилли смогла проследить историю ее замужества с Харви. Квартира была огромная и пышно обставленная, дом окружен садом. Присущий Мэрион хороший вкус чувствовался и здесь: современная мебель, картины модных художников – как будто это были ее личные вещи, избежавшие властного контроля Харви.

Чем дальше Вилли разговаривала с Мэрион, тем больше та напоминала ей ее мать. Да, она была богата и хорошо образована, но, подобно Джинни, она полностью посвятила себя мужчине. Мэрион была достаточно интеллигентной, чтобы принимать активное участие в деятельности компании Натана Роузена, однако только потому, что Харви не хотел этого, она отошла в сторону. Сейчас, подобно Джинни, Мэрион балансировала на грани эмоционального срыва, потому что ее брак потерпел неудачу.

Сидя в гостиной Мэрион за чашкой чая, Вилли старалась сконцентрировать диалог на документах, разложенных на кофейном столике: налоговых обязательствах, банковских счетах и ежегодных отчетах "Марко Интерпрайзиз". Но Мэрион постоянно возвращалась к разговору о своем замужестве, устремляясь в прошлое и не поддаваясь на мягкие попытки Вилли двигаться вперед.

– Вначале у нас все было по-другому, – говорила Мэрион. – Харви и я были очень близки. Он проявлял внимание и всегда спрашивал моего совета...

Вилли терпеливо слушала ее, понимая, что ей необходимо выговориться.

– Мне трудно сказать, когда все начало меняться, – продолжала она. – После смерти папы, казалось, Харви стал больше нуждаться во мне. Потом он стал президентом "Марко". Он так всегда беспокоился по поводу того, что о нем думают люди. Он просил меня выбирать ему костюмы, галстуки, точно так же, как я подбирала ему книги для чтения. А потом... – голос ее упал, – он перестал просить меня об этом.

– Это не ваша вина. – Вилли взяла Мэрион за руку.

В глазах женщины застыли боль и сомнение.

– Я не уверена в этом. Мои родители были так счастливы, так близки. Я всегда старалась быть такой женой, какой была моя мать. Но, может быть, Харви нуждался еще в чем-то...

– Он мог бы сказать об этом, – резко заметила Вилли, стараясь пробудить в Мэрион обиду и злость, что придало бы ей силы для борьбы. – Он взял все, что ему предложили. Без вас он никто, он останется голодным, оборванцем с гнилыми зубами! – Ее слова звучали жестко и резко. Она вспомнила его блестевшие коронки, вероятно, купленные на деньги Мэрион.

– Может, вы и правы, Вилли, – сказала Мэрион, досадуя на свои переживания. – Наверное, я была глупой, сделав свой выбор...

– Нет! Просто вы ошиблись, и сейчас мы постараемся исправить это...

– Но буду ли я после этого жить счастливо? Думаю, что нет.

Вилли почувствовала в ней тот же упрямый пессимизм, который был свойственен ее матери. Почему Мэрион не хочет видеть, что жизнь еще впереди, и она сможет ее устроить по своему желанию. Почему она всегда связывает свою жизнь с мужчиной?

– Несмотря на ваши слова, я думаю, вы сумеете остаться в выигрыше. Я знаю, как вам плохо сейчас. Это естественно. Ваше замужество закончилось. Да, вы пытались сохранить его на всю жизнь, но сейчас у вас появилась возможность заняться еще чем-нибудь. Вы образованны, привлекательны и богаты. У вас есть все, что необходимо человеку.

Мэрион снова попыталась улыбнуться.

– О, Вилли, когда вы так говорите, я начинаю верить...

– Верьте в себя, – горячо сказала Вилли. – А я постараюсь добиться развода на таких условиях, как вы заслуживаете. У вас будет шанс для хорошего начала. Только, Мэрион, пожалуйста, больше уверенности в себе!

Вилли вложила в свою просьбу ту же страсть, с которой она просила об этом свою мать. Но, в отличие от Джинни, Мэрион сохранила каплю надежды.

– Я постараюсь. Я обещаю постараться, – сказала она, пытаясь преодолеть свои сомнения. – А сейчас скажите, что вам еще необходимо узнать?

В течение следующих трех часов обе женщины корпели над документами, которые адвокат Харви, Стивен Джессан, руководитель отделения, занимавшегося брачными делами в фирме "Гарриган и Пил", представил на запрос Вилли. Кроме этого, они изучали документы, которые накопились у Мэрион за время ее замужества. Картина, которая складывалась, оказалась неполной, и Вилли знала, что отсутствующая часть важнее, чем та, которая была у них в руках.

Вилли была уверена, что Харви женился по расчету, и поэтому в его намерения входило освободиться от Мэрион и при этом отхватить как можно больше от "Марко Интерпрайзиз".

Уверенность в этом поддерживалась и другим материалом. Натан Роузен оставил своей дочери пятьдесят один процент акций компании, остальное зятю. Мэрион поступила очень легкомысленно и опрометчиво, передав Харви, который обманывал и продолжает обманывать ее, право распоряжаться наследством.

Просматривая последний годовой отчет компании, Вилли мысленно поблагодарила контору "Гарригана и Пила" за опыт, который она приобрела там. Только с его помощью она могла теперь свободно ориентироваться в разветвленной и запутанной сети бизнеса корпорации.

Пользуясь только фактическим материалом и некоторой помощью Мэрион, Вилли могла опираться только на свой собственный опыт.

Она просмотрела подшивку "Нью-Йорк таймс" в поисках рекламы, касающейся скрытой информации, и вскоре нашла то, на что рассчитывала, – страховую контору, находившуюся на Пятой авеню.

После короткой беседы с Гарольдом и Джеком Джиннерами, которые основали контору, Вилли согласилась на сделку. За триста долларов в месяц ее имя будет красоваться на дверной дощечке под именами братьев Джиннеров, она получит стол у окна и телефон, а также иногда помощь секретаря конторы.

Самым лучшим из всего было то, что Вилли вышла на Ларри Кьюсака, бывшего сотрудника полиции, получавшего пенсию по нетрудоспособности из-за пулевого ранения в ногу и занимавшегося расследованием жалоб и претензий. Он был спокойным, уравновешенным сорокалетним мужчиной. Он обладал огромной информацией, добытой за годы работы в полиции, и был неукротимым тружеником. Кьюсак был прекрасно информирован о бюрократии городов и штатов и знал множество людей, которые за деньги продавали ему информацию.

У него была неприметная внешность, незапоминающееся лицо, что помогало ему быть блестящим наблюдателем. Его безошибочный взгляд легко определял, где ложь, а где правда. Все это делало его незаменимым для юриста, ведущего расследование.

Из их первой беседы Вилли узнала, что он живет в районе Бруклинского парка, состоит в разводе и имеет двоих детей.

– Развод был идеей моей жены, адвокат, – добавил он. – И мне трудно обвинять ее в этом. Быть женой полицейского нелегко. Но я все еще забочусь о Салли и люблю своих детей. Развод, может быть, и отвратительная вещь, но, когда два хороших человека не могут жить вместе, это единственный выход из положения, чтобы сохранить мир.

Кьюсак выглядел искренним и правдивым, но, по ее мнению, несколько цинично относился к любви и браку.

– Как вы можете любить кого-то, от кого вы сами ушли? – спросила она. – Разве можно крутить любовь, подобно водопроводному крану?

– Никто не уходил, мисс Делайе. – Кьюсак вздохнул так, словно его давно мучил этот вопрос. – Каждый поступает так, как считает нужным. Я живу в двух кварталах от Салли и детишек. Мы видимся каждое воскресенье и все еще обращаемся друг к другу, когда нам скучно или одиноко. Конечно, жаль, что мы уже не настоящая семья, но, как я уже сказал, каждый поступает, как может.

Хотя слова Кьюсака не дали Вилли ответа на вопросы, которые мучили ее всю жизнь, тем не менее они были честными, как и сам Кьюсак.

Она выписала и протянула ему чек на небольшую сумму в качестве гонорара.

– Это немного, – сказала она извиняющимся тоном. – Но я надеюсь скоро иметь побольше клиентов, тогда и у вас будет больше работы.

– Я тоже надеюсь, – улыбнулся Кьюсак. – Вы для меня настоящая находка, мисс Делайе, я могу сказать это каждому. А сейчас давайте поговорим о нашей первой работе. Чем я могу помочь?

– Мой клиент, леди, возбуждает дело о разводе, который, я думаю, будет упреждающим ударом, потому что у меня есть все основания предполагать, что ее муж давно собирается бросить ее. Ставка – корпорация и целая куча денег. Я подозреваю, что со стороны ее мужа имеет место злоупотребление доверием и мошенничество. – Вилли показала копию прошлогоднего годового отчета "Марко Интерпрайзиз". – Это ряд привилегированных сделок, которые могли легко укрываться от налогов. У меня есть подозрения, что Харви Сельверстен утаивал эти сделки от своей жены. Если это так, тогда мне необходимо подтвердить эти факты и знать вырученную сумму. Без этих доказательств единственное, что я смогу сказать, это то, что ее муж – нехороший человек. И все. Вы согласны?

– Вполне, – сказала Кьюсак. – Если здесь имели место нарушения, я обязательно найду их.

Вилли рассталась с ним со спокойным чувством. Если он так сказал, он действительно сделает все, что может. Во всяком случае, у нее сложилось такое впечатление.

Вилли твердо решила выиграть процесс. Это значило для нее несколько больше, чем просто успешно завершить свое первое самостоятельное дело, и Мэрион была для нее более близким человеком, чем обычный клиент. Все, чего хотела Вилли, о чем она мечтала, – это повернуть дело так, чтобы судья увидел несправедливость теми же глазами, какими она видела ее еще много лет назад.

И, кроме того, она хотела заработать достаточно денег, чтобы вернуть свой долг Джедду Фонтана.

ГЛАВА 7

Этот день принес удачу и огорчения одновременно. Ларри Кьюсак напал на след мелких измен Харви и обнаружил одну серьезную. В квартире с видом на Чарлз-ривер в Бостоне уютно жила некая леди. Оказалось, что квартира принадлежит "Марко Интерпрайзиз", а счета этой женщины проходят в отчетности корпорации. Кьюсак раздобыл также ее телефон.

– Отлично, – сказала Вилли. – Это станет причиной развода. А что вы узнали о мошенничестве Харви? Я хочу представить его не только как неверного супруга, но и как жулика.

– Терпение, адвокат. Этот человек, может быть, и жулик, но не дурак.

– Найдите улики, Ларри. Поезжайте, если необходимо, на Бермуды, но добудьте то, что мне нужно.

– Расслабьтесь, адвокат, – спокойно сказал Кьюсак. – Даже самые умные делают иногда ошибки. А находить их – это как раз то, что я умею делать лучше всего.

Вилли верила, что Кьюсак выполнит свое обещание.

Когда она сообщила Мэрион, что развод обеспечен, та казалась больше пораженной и озадаченной, чем обрадованной.

– Женщина? – повторила она, когда Вилли сообщила ей причину развода. – У моего Харви есть женщина?

– Извините, – сказала Вилли. – Я знаю, как тяжело слышать подобное. Но все уже в прошлом. Мы собираемся выиграть процесс, Мэрион. И он заплатит за все...

Вилли говорила долго, стараясь поднять настроение Мэрион, заставить поверить в собственное будущее, но все равно, когда они прощались, Мэрион едва сдерживала слезы.

Вспоминая, как Харви запросто положил руку ей на колено, Вилли трудно было поверить в то, что его жена ни о чем не подозревала. Вот точно так же Джинни не хотела верить в дурные качества Нила даже после того, как он сделал ее своим партнером в грязных извращенных сексуальных играх.

"Я никогда не допущу, чтобы такое случилось со мной, – думала Вилли. – Если я никогда не встречу доброго и скромного мужчину, лучше пусть их не будет у меня вовсе".

Пора было одеваться, ей предстояло свидание с Ником, но Вилли с трудом старалась поднять себе настроение. В общении с Росситером она принимала спокойный и легкий тон. Это не значило, что она относилась к нему как-то легкомысленно и несерьезно. Просто он сам принадлежал к категории мужчин, которые охотно одолжат сотню долларов, помогут найти приятелю работу, но терпеть не могут эмоциональной суматохи и всячески ограждают себя от нее, не желая никого впутывать в свою личную жизнь.

Все это как нельзя лучше подходило Вилли. Она чувствовала себя свободной и получала удовольствие от такой легкой, ни к чему не обязывающей связи.

Принимая душ после напряженного дня, Вилли старалась сбросить с себя усталость и плохое настроение, которое испортилось у нее после разговора с Мэрион. Она не могла жить жизнью Мэрион, но чувствовала себя врачом, который мог бы избавить пациента от симптомов болезни, хотя тот и настаивал на их сохранении.

После душа она растирала себя толстым белым полотенцем до тех пор, пока кожу не стало пощипывать. Потом она мазала лицо кремом – любимое мамино занятие, и наносила макияж. Вилли заметила, что, вопреки своей воинствующей независимости, когда в ее жизни появился мужчина, она начала проводить больше времени перед зеркалом.

Закончив с косметикой, она одела шелковый комбинезон синего цвета, который казался почти электрик на фоне ее загорелой кожи и медных волос. Вилли вполне удовлетворил ее внешний вид, и она решила, что выглядит вполне подходяще для вечера, посвященного годовщине газеты "Виллидж крайе". Она сбежала вниз, чтобы поймать такси. Конечно, выходить с Ником гораздо приятнее, но это уже внесло бы в их отношения некую обязательность и точность – каждый раз он должен был бы заезжать за ней в определенное время.

Вечеринка была в "Миранде", одном из новых ночных клубов, появившихся в Сохо. Когда такси свернуло на Грин-стрит, Вилли заметила группу ребятишек, толпившихся у клуба в надежде увидеть какую-нибудь знаменитость.

Вилли показала швейцару свой пригласительный билет, и один из подростков крикнул ей:

– Эй, вы кто? Вы занимаете высокий пост?

– Я стараюсь, – с улыбкой ответила она. Освещения в клубе почти не было, зато оглушающе гремела музыка. Вернувшись из Италии, Вилли старалась более спокойно относиться к уровню децибелл, следуя велениям времени. Одежда присутствующих вызывала у нее улыбку. Недавно оперившиеся юнцы щеголяли в узких джинсах, кроссовках и кожаных шнурках вместо галстуков.

Внутри клуб напоминал лабиринт, и Вилли пришлось дважды спросить, прежде чем ей удалось обнаружить, где расположилась "Крайе". Этот зал был похож на освещенную розовым светом музейную комнату с фотографиями и произведениями поп-искусства, выставленными под стеклом.

Ник о чем-то увлеченно беседовал с молодой девицей в гофрированном платье, явно проявляя к ней интерес, но, как только он увидел Вилли, сразу пошел ей навстречу.

– Я не оторвала вас от чего-нибудь важного? – с иронией спросила она, удовлетворенно отметив про себя, что не испытывает в отношении его никакого чувства собственника.

– О, это довольно оригинальный цыпленок. Мы, литераторы, имеем свои слабости. Потанцуем?

Музыка играла супермодная. Ник танцевал с той же легкостью, с какой занимался любовью. Вилли заметила, что девушка в гофрированном платье с завистью смотрит на них, и что несколько женщин, стоящих в стороне, также с интересом поглядывают на Ника и с пренебрежением – на нее.

– Вы пользуетесь здесь успехом, – заметила Вилли. – Если бы взгляды могли убивать, я уже лежала бы на полу.

Явно ободренный комплиментом, Ник сделал несколько сногсшибательных движений и закончил танец под всплеск аплодисментов.

– Это входит в мои планы – показать вам, как я популярен, – сказал он, подводя ее к накрытому столу.

– Что ж, впечатляет, – заметила Вилли, беря со стола крекеры с сыром.

– Кто это великолепное творение, Ник? Представь нас, или я вычеркну тебя из своего списка, – голос принадлежал стройной молодой женщине с прекрасным лицом.

– Привет, Бетти. Дай же мне отдохнуть, – засмеялся Ник. – Найди себе другое развлечение. Вилли со мной.

– Ни в коем случае. – Женщина весело хлопнула Ника по плечу и улыбнулась Вилли. – Вот плата за внимание. Я никогда не лезу в чужой огород, даже если этот огород принадлежит такому пройдохе, как Ник. Я – Бетти Локвуд, а ваше лицо мне знакомо. Вы не из кино?

– Меня зовут Вилли Делайе. Я не из кино, я – адвокат.

– Адвокат, – с интересом повторила Бетти. – Да, теперь вспомнила, я видела ваше фото в газете, на первой полосе. Мои астрологи были правы – сегодня удачный день. Ник, будь другом, испарись па некоторое время. Дай мне минутку поговорить с адвокатом, пожалуйста. Спасибо, – сказала она, когда он встал, чтобы уйти. – Ник прекрасный парень. Как друг. Понимаете, о чем я говорю?

– Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду, – улыбнулась Вилли. – Чем могу быть полезной вам?

Лицо Бетти стало серьезным.

– Я понимаю, что неприлично беспокоить врачей и адвокатов на вечеринках, но у меня возникла проблема. И я собрала всю свою смелость, чтобы поделиться с вами.

Вилли терпеливо ждала продолжения.

– Как вы думаете, сколько мне лет? – спросила Бетти.

– Трудно сказать, – осторожно, но вместе с тем правдиво ответила Вилли. – Но вы в прекрасной форме, сколько бы лет вам ни было.

– Я танцовщица с двадцатидвухлетним стажем. Мне сорок три, и ноги все еще хорошо носят меня, но каждое утро я уже чувствую такую тяжесть в теле, как будто пробежала шестьдесят верст.

Вилли прониклась к ней симпатией и ждала, что она скажет дальше. Бетти глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух.

– Догадываюсь, что вы уловили мое "веселое" настроение, как сказал Ник. Дело вот в чем... в течение пятнадцати лет я жила с Марго Хоукинс...

Вилли вспомнила, что женщина, которую назвала Бетти, ведущий хореограф Бродвея, поставившая не менее дюжины хитов и выигравшая четыре награды Тони.

– ... месяц назад она попросила меня уйти.

– Сожалею, – сказала Вилли. – Это, должно быть, очень грубо с ее стороны.

– И это не все, – печально продолжала Бетти. – Дело вот в чем. Я считаю, что со мной должны были обойтись лучшим образом. Я была для Марго как жена. Так как она была постоянно занята, обо всем заботилась я – о квартире, ее корреспонденции счетах... Я даже помогала ей в постановках, выполняя самую черную работу. Это несправедливо – после всего, что я сделала для нее, меня просто выбрасывают на улицу.

– Как это произошло? – мягко спросила Вилли. – Вы поссорились?

На глазах у Бетти появились слезы.

– Я бы хотела, чтобы это было так. Нет. Эта история стара, как мир. Марго встретила кого-то помоложе. И знаете, что самое странное? – Теперь слезы катились по ее щекам. – Она выглядела так, как будто была моей дочерью.

Вилли чувствовала боль в ее сердце, как в своем собственном. Но в этом деле не фигурировал мужчина – как причина измены и несбывшихся надежд.

– Чем я могу помочь? – спросила Вилли.

– Я не знаю... Я читала о том, как в Сан-Франциско вступали в брак молодые парни, которых называют "голубыми". Это похоже на нас с Марго. Она же сказала, что мы были просто партнершами. Теперь она находит себе новую девушку, сущего ребенка, а я, после стольких лет совместной жизни, в пике своего возраста, оказываюсь выброшенной за порог.

Вилли задумалась. Суд никогда не определял права сексуальных меньшинств, пары жили вместе без оформления брака. Может быть, уже настало время изменить это, подумала она.

– Так действительно нечестно, – сказала она. – Приходите завтра ко мне в офис. Принесите с собой отчет о налогах и все погашенные счета, и мы посмотрим, что можно будет сделать.

Вилли дала Бетти свою визитную карточку и оторвала Ника от его поклонниц.

– Спасибо за приглашение, – сказала она, когда они покинули клуб. – Было хорошо... К тому же, у меня появился новый клиент.

– Ты имеешь в виду Бетти? – озадаченно спросил Ник. – Любопытно, что ей понадобилось от адвоката?

– С вас достаточно моего "спасибо", мистер Росситер. Разговор касался только нас с Бетти. Не так ли?

– Хорошо, хорошо. Я не хочу, чтобы ты считала меня назойливым. Но если у тебя будет что-нибудь для прессы, я хочу знать об этом первым. Обещаешь?

– Обещаю.

– Сейчас, когда взаимопонимание между нами полностью восстановлено, могу ли я завлечь тебя к себе?

– Мне нравится твое предложение, – сказала Вилли, – но в восемь утра у меня назначено...

– Тогда ты могла бы пригласить меня к себе... – Это прозвучало скорее шутливой обидой, нежели просьбой. Подумав немного и желая лишний раз подчеркнуть несерьезность их отношений, Вилли сказала:

– Хорошо.

– Здесь симпатично, – сказал он, осматривая квартиру Вилли. – Плата постоянная? – задал он типичный для нью-йоркца вопрос.

– Да, пока постоянная.

– Квартира не похожа на тебя, – подметил он.

– У вас наметанный репортерский глаз, мистер Росситер. Мои здесь только книги и растения. Остальное уже было, когда я вселилась.

– Стиль поглощенной работой деловой женщины? У которой нет времени для домашнего уюта? Или он тебя просто не интересует?

– Хорошие вопросы, – сказала Вилли, – но ответы на них относятся к области личного. Помни, что ты отрицаешь эмоциональную суету. Поэтому не надо копаться, а то неизвестно, на что можно наткнуться.

Ник ничего не сказал, и Вилли подумала, что, может быть, ненароком задела его за живое.

– Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? – спросила Вилли, желая смягчить свои предыдущие слова.

– Но у меня нет с собой пива...

– Я думаю, немного бренди тебе не повредит.

Она подала Нику бокал и подошла к факсу. Там ее ждали два сообщения и оба от Джинни: "Пожалуйста, родная, позвони мне, необходимо поговорить с тобой".

Вилли сразу же набрала номер в Палм-Спрингс. У Джинни был странный глухой голос. Вилли не могла понять, что это – алкоголь или наркотики, которыми Джинни последнее время злоупотребляла.

– Где ты была, детка? – спросила она. – Мне необходимо поговорить с тобой. Я так боялась, что ты не позвонишь мне... Я не знаю, что мне делать.

– В чем дело, мама? – терпеливо и спокойно спросила Вилли.

– Я не знаю, милая, как сказать тебе...

– Почему бы тебе на несколько недель не приехать в Нью-Йорк? – предложила Вилли. – Ты можешь сделать приобретения для магазина. Я куплю билеты куда-нибудь... Держу пари, тебе понравятся цыгане...

– Я не могу сделать этого, – жалобно сказала Джинни. – Кто позаботится о магазине?

– Как процветает твой бизнес? – спросила Вилли в надежде вызвать у Джинни интерес.

– Это уже кладбище, – с горечью ответила Джинни. – Теперь, когда я не состою в браке с Нилом, все его друзья и люди его круга обходят магазин стороной и всячески унижают меня.

– Ладно. Если у тебя плохо идут дела, почему ты не можешь закрыть магазин недели на две?

Ответа не последовало. Она поняла, что мама хотела, чтобы она сама приехала в Палм-Спрингс.

– Послушай, мама, – сказала она. – Я сейчас работаю над очень важным делом. Оно много значит для меня. Как только я его закончу, обязательно прилечу к тебе, чтобы мы вместе смогли провести Рождество. Только я и ты... как в добрые, старые времена. Мы вместе подумаем, что предпринять. Я обещаю... Потерпи немного. Пожалуйста.

– Ты хорошая девочка, Вилли, – сказала Джинни. – Ты всегда была так добра ко мне...

Когда Вилли положила трубку, Ник стоял сзади. Он не задал ей никаких вопросов, ничего не сказал по поводу услышанного разговора. Он просто обнял ее и стал целовать.

Это все, что ей надо было от него.

ГЛАВА 8

В течение последующих недель Вилли постоянно думала о деле Сильверстен. Она позволяла себе отвлекаться только на случайные обеды с Ником и длинные пространные беседы по телефону с Джинни.

Когда она готовила юридические документы, освобождающие ее клиента от аморального брака, она почти каждый день беседовала с Мэрион, стараясь укрепить в ней надежду и мысль о том, что развод явится началом ее новой жизни и концом всех несчастий.

Все происходит так, как уже однажды происходило, думала Вилли, вспоминая, какой слабой, растерянной и напуганной была мать, когда ее брак разбился. Вилли знала, что многие адвокаты сочли бы непрофессиональным заботиться о клиенте больше, чем о деле. Но для нее это было неразделимо. Она несколько раз встретилась с адвокатом Харви, пытаясь урегулировать вопросы. Но между представлениями Вилли о сути дела и тем, что предлагал адвокат Харви, оказалась бездна различий. Для Вилли самым значительным моментом было восстановление права Мэрион на управление ее долей в "Марко Интерпрайзиз", для адвоката Харви это вообще не подлежало обсуждению.

Битва Сильверстен против Сильверстен началась в морозный осенний день. Джессан, адвокат Харви, встретился с Вилли на ступеньках Верховного суда в нижнем Манхэттене. Он остановился и самодовольно улыбнулся.

– Будьте благоразумны, адвокат, – сказал он. – Избавьте вашего клиента от ряда неприятностей. Вы ведь знаете, как это безобразно, когда публика начинает копаться в грязном женском белье. Подойдите к делу серьезнее. Согласитесь на компромисс.

– Это вам следует подойти к делу серьезнее, Стив, – в свою очередь не без ехидства заметила Вилли. – Я не согласна ни с одним из ваших предложений, и вы знаете об этом. Единственный, у кого грязное белье в этом деле, – это ваш клиент. Возможно, он просто не сказал вам, насколько оно у него грязное...

Выражение лица Джессана показало ей, что она попала в точку. Джессан, возможно, и знал о жульничествах Харви, но вряд ли тот сказал ему, как он использовал акции Мэрион в целях своего обогащения.

А Вилли знала наверняка. Благодаря усилиям Кьюсака, в ее папке собралось достаточно документального материала, чтобы утереть нос Джессану.

В зале заседаний она обратилась к суду со вступительной речью – краткой и предельно ясной.

Она сказала, что Харви Сильверстен – человек, который женился ради денег. Он эксплуатировал свою жену, был по отношению к ней жестоким и невнимательным. Он не только изменял ей, но и использовал в своих целях фонд компании, основанный его тестем, выделяя из него средства на содержание своего любовного гнездышка и на дорогие подарки своей любовнице. Вилли просила развод на основании прелюбодеяния и намеренной жестокости. Она требовала передачи квартиры на Парк-авеню и половины совместно нажитого имущества ее клиенту, а также выплаты Мэрион ежегодной помощи в размере ста пятидесяти тысяч долларов. Кроме того, к Мэрион должна вернуться ее законная половина акций "Марко".

Вилли наблюдала за лицом судьи, когда слово взял Джессан. Адвокат назвал Мэрион невротичкой и капризной женой, которая вынудила своего мужа уйти к другой женщине. Когда он упомянул о психической болезни Мэрион, Вилли повернулась к ней и тихо спросила:

– Почему вы не рассказали мне об этом?

– Я... Это было так давно, – растерянно пробормотала Мэрион. – О, Вилли, я была так несчастна... я прибегла к помощи психиатра, я попросила и Харви пойти к нему, но он не согласился. Я не могла себе представить, что он вспомнит об этом сейчас...

– Ладно, – сказала Вилли, ободряюще кивнув ей. – Это не удивительно быть несчастной, будучи замужем за таким человеком, как Харви. Джессану больше ничего не оставалось сказать... Он хочет пробудить в судье мужскую солидарность... Но я разделаюсь с ним. Я обещаю.

Улыбка Джессана померкла, когда Вилли попросила вызвать Ларри Кьюсака. Рядом со страстностью Вилли спокойствие Кьюсака впечатляло. Его ответы были четкими и подтверждались фактами. Его профессиональные показания вызвали должный эффект в зале суда. Харви выглядел очень жалко, отвечая на вопросы. Его претензии к Мэрион больше походили на нытье.

Заседание должно было возобновиться на следующий день. Джессан подошел к Вилли.

– Половину совместно нажитого имущества и сто тысяч ежегодной выплаты, – кратко сказал он. – Вы согласны?

– А что об управлении акциями миссис Сильверстен? – спросила она. – Согласен ли ваш клиент признать ее законное право на них?

– Это не подлежит обсуждению, – твердо произнес адвокат. – Мой клиент считает, что он будет приумножать состояние корпорации, и не собирается делиться акциями с женщиной, которая ничего не смыслит в бизнесе. Эти люди, возможно, и получат развод, но будут оставаться вместе во всем, что касается бизнеса.

– Вы ясновидящий, – улыбнулась Вилли.

– А пока я займусь тем, что передам ваши предложения моему клиенту.

– Вот так, – сказала Вилли Мэрион. – Я уверена, что смогу вытянуть у него больше алиментов, но боюсь, что Харви и не подумает насчет акций, если мы не нажмем на него посильнее.

Мэрион обняла Вилли.

– Тогда сделайте это. Для меня не столь важны деньги. У меня их достаточно на жизнь, независимо от того, чем закончится это дело. Я хочу вернуть себе компанию своего отца. Я хочу выиграть, Вилли, и думаю, что вы хотите того же.

Да, Вилли действительно этого хотела. И она приготовила Харви хороший "сюрприз". Заходя в здание суда, она имела при себе подготовленный с помощью Кьюсака второй иск, который заключался в том, что Харви нарушил оказанное ему доверие и поэтому обязан вернуть акции и выплатить десять миллионов долларов компенсации за возмещение убытков.

Вилли с удовольствием наблюдала, как Харви повернулся к своему адвокату и в бешенстве что-то говорил ему, энергично жестикулируя руками. Защелкали камеры, а репортеры кинулись к ним с вопросами.

Джессан поспешил скрыться со своим клиентом в здании суда, отвечая представителям прессы одной фразой – "Никаких комментарий". В течение часа он несколько раз вызывал Вилли в коридор.

– Каковы ваши требования? – спрашивал он. – Что надо сделать, чтобы сегодня же аннулировать оба иска! Прямо сейчас!

– Вчера вы имели возможность уяснить, что мы просим у суда, – сказала Вилли. – Сегодня требования увеличились на пять миллионов долларов. Но я могу еще больше насолить вашему клиенту. Завтра... мне продолжать?

– Нет, – сдался Стивен Джессан. Он долго и внимательно смотрел на Вилли. – С виду вы просто красивая женщина, но мыслите вы, как натуральная акула. Гарриган в вашем лице потерял настоящий клад.

– Нет, – возразила Вилли. – Я стараюсь обойти акулу, чтобы она не проглотила моего клиента. Могу ли я подготовить все необходимые документы?

Когда Вилли принялась составлять счет по окончании дела Сильверстен против Сильверстен, она обнаружила, что они с Мэрион никогда не говорили о гонораре. Хотя процент от выигранной суммы был велик, Вилли чувствовала, что не сможет попросить всю сумму. Поэтому она просто умножила часы, которые потратила на это дело, на сто пятьдесят долларов и получила сумму, какую имела за свою работу у Гарригана и Пила. Она еще прибавила к этой сумме дополнительные затраты на расследование, проведенное Кьюсаком. В итоге вышло сто тысяч долларов.

Решение вопроса в пользу Мэрион и намек на должностное преступление Харви породили массу сплетен и предположений в прессе, освещающей вопросы бизнеса.

– Не обращайте на это внимания, – советовала Вилли Мэрион. – Просто не разговаривайте с репортерами, не давайте им ничего нового, и скоро им не о чем будет писать.

Но когда Вилли сама на следующий день раскрыла газету и посмотрела колонку Ника, она вскипела от возмущения. Рядом с его улыбающейся фотографией красовался заголовок: "Может ли сердцебиение женщины повелевать ритмом улиц?" Она быстро пробежала статью глазами. В ней сообщалось о падении курса акций "Марко" и делались предположения о грядущих неудачах корпорации. Но больше всего ее разозлило то, как он писал о ней, подчеркивая, что она женщина, которая поставила себе целью заниматься бракоразводными процессами в пользу женщин. Статья заканчивалась фразой "Не являемся ли все мы свидетелями новой эволюции Женщины?"

Вилли в ярости смяла газету и швырнула ее в корзину. Кипя от негодования, она набрала номер телефона Росситера.

– Как ты можешь писать о том, что тревожит меня? Как ты смеешь превращать мои личные переживания в дешевый сенсационный юмор? Я считала тебя своим другом, Ник. Но то, что ты сделал, действительно низко...

– У меня на этот счет другое мнение, – сказал он, когда Вилли закончила. – Я же не указывал тебе, как делать твою работу. И я не понимаю, почему наша дружба дает тебе право вмешиваться в мою. Дело, которое ты провела, неожиданное, поэтому я и написал о нем. Я имею честь тебе сообщить, что если ты сегодня вечером будешь ждать меня к обеду, мне кажется, я смогу простить тебя...

– Ты сможешь простить меня?! Ну, тогда... забудьте об обеде и обо всем другом, мистер Росситер.

Вилли швырнула трубку. Она думала о том, что мужчине нельзя верить, даже если тебя с ним связывает постель.

ГЛАВА 9

За сутки Вилли стала звездой. Дело Сильверстен против Сильверстена включало в себя все слагаемые сенсации – деньги, силу и скандал. Как только в газетах появились первые заметки о ней, телефон Вилли не переставая звонил. Спрос на ее услуги, который возник у подруг Мэрион, стал расти со скоростью эпидемии. Ей звонили женщины, которые читали о ней или смотрели шестичасовые новости.

Одни из них были богаты, другие – нет. Но все они были несчастны в замужестве. Распространилась молва, что Вилли Делайе не похожа на других адвокатов, что она работает не так, как бывало прежде, когда адвокаты судящихся сторон за ленчем урегулировали вопросы к обоюдному удовольствию. Вилли же боролась, она мстила. Случилось так, что женщины, которые боялись бороться, увидели в ней защитника и лидера.

Сначала она старалась повидаться с ними со всеми. Она хотела дать им надежду. Их рассказы питали ее непримиримость и пополняли знания о социальном и эмоциональном крушении как следствии неудачной любви, измен, предательств и разочарований.

Она стремилась всем помочь, но скоро стала захлебываться и тонуть в набегающих одна за другой волнах несчастий и горя.

Стало ясно, что ей необходима собственная фирма и штат коллег. Ей нужно помещение для офиса и обстановка. Но у нее не было на это денег. Она снова и снова пересчитывала на калькуляторе содержимое своего кошелька. Получалась ничтожная цифра, и только это было причиной того, что она не могла говорить "да" всем обратившимся к ней женщинам и останавливала свой выбор лишь на тех, которые, подобно Мэрион, могли позволить себе определенные затраты.

Приближалось Рождество. Вилли работала с удвоенной энергией, чтобы успеть закончить к праздникам начатые дела. Она обещала провести праздничные дни с матерью, и это обещание необходимо было выполнить.

Когда позвонила Мэрион и пригласила ее на ленч, Вилли вежливо отказалась.

– Мне приятно увидеть вас снова, но, к сожалению, я очень занята. Давайте перенесем нашу встречу на начало Нового года?

– Я хотела поговорить с вами относительно вашего счета, – сказала Мэрион. – Но мне не хотелось бы делать это по телефону.

Вилли согласилась встретиться с ней, потому что ее встревожило упоминание о счете. Какие могли быть с ним проблемы? Она старалась быть справедливой, составляя его. Что же нужно Мэрион?

Ленч в "Ла Коут Баскью" был очарователен благодаря уюту и спокойствию, царившим вокруг. Беседы за столиками текли размеренно и тихо, и даже стук приборов не нарушал покоя.

Вилли назвала администратору имя Мэрион и заметила, как просветлело его лицо, когда он узнал ее. Он любезно проводил ее к столику, из-за которого навстречу ей поднялась женщина. Вилли смотрела и не верила своим глазам. Эта женщина была поразительно не похожа на то печальное и несчастное создание, которое она встретила всего несколько месяцев назад.

– Мэрион! Вы выглядите потрясающе!

– Вы так считаете? – рассмеялась Мэрион, радуясь произведенному эффекту. – Так может выглядеть женщина, которая чувствует себя хорошо. Этому также способствует помощь Элизабет Ардэн.

Вилли было очень приятно видеть эту новую Мэрион, с красивыми светлыми волосами, прекрасной фигурой и по-королевски уверенной манерой держаться. Она мечтала увидеть такой Джинни после ее развода с Нилом, но этого не случилось. По крайней мере, пока...

– Для начала лосось и шампанское, – сказала Мэрион. – Что вы скажете насчет бутылочки "Кристалла"?

– Я согласна. Вам есть что отпраздновать, – ответила Вилли.

– Я уже давно забыла, что такое праздник, – сказала Мэрион. – Хочу надеяться, что с вами этого не случится... Ужасно, когда осознаешь, что жизнь потрачена бесполезно...

– Каким будет ваш следующий шаг? – спросила Вилли. – Может быть, путешествие?

– Я ждала от вас этого вопроса, – загадочно улыбнулась Мэрион. – Я собираюсь заняться делами "Марко Интерпрайзиз". Как шахматист шахматами.

Вилли снова отметила про себя, насколько изменилась Мэрион. Она была похожа на бабочку, возникшую из кокона, – разноцветную и загадочную.

– Вы собираетесь прогнать Харви?

– Никогда в жизни, – засмеялась Мэрион. – Харви слишком ценен, чтобы позволить ему уйти... во всяком случае, пока я не вникну в суть дел компании. А потом посмотрим...

– Отлично! – воскликнула Вилли. – Вы не представляете, что для меня значит видеть вас счастливой... строящей свою новую жизнь.

– Я так долго была несчастной, что это превратилось в привычку, – сказала Мэрион. – Мне было страшно бросить его, потому что я не видела другой жизни. Но теперь я чувствую себя гораздо моложе. Я уверена, что смогу сделать карьеру, и, – она улыбнулась, – даже чувствую себя способной снова полюбить. Но без вас, Вилли, я бы ничего не смогла.

Эти слова согрели душу Вилли. Она потягивала вино и думала, что успех в том и заключается, чтобы ей удавалось изменить женщин, помогая им, когда они бессильны сами помочь себе.

– Теперь о вашем счете, – неожиданно сказала Мэрион.

Вилли почувствовала себя так, словно ее спустили с небес на землю.

– Но, Мэрион... – пробормотала она, заливаясь краской, – Я только...

Мэрион покачала головой.

– Разрешите мне закончить, – сказала она, доставая из своей сумочки чек. – Я не позволю себе заплатить вам меньше этой суммы, и я не хочу слышать никаких возражений.

Вилли посмотрела на чек – пятьсот тысяч долларов. Полмиллиона! Она смотрела на цифры и не верила своим глазам. Это все – офис, штат и шанс открыть двери всем, кто нуждался в ее помощи, – и богатым, и бедным.

– Похоже, Бог услышал мои молитвы, – сказала Вилли. – У меня нет слов, чтобы отблагодарить вас.

– Вы заслужили это... и даже большего. Счастливого вам Рождества, Вилли, сказала Мэрион, протягивая ей красную кожаную коробочку. В ней лежали изумительные овальные золотые часики, украшенные алмазами.

– О! Вы не должны были делать этого, – запротестовала Вилли. – Они чудесны, но я не имею Права принять от вас такой подарок. Пожалуйста, возьмите их обратно, право...

– Уже поздно брать их обратно, – сказала Мэрион, поворачивая часы. На обратной стороне была выгравирована надпись: "Вилли, ставшей мне дочерью, которой у меня никогда не было. Любящая М.С."

У Вилли на глазах навернулись слезы.

– Спасибо, – сказала она. – Я навсегда сохраню их, но, право, вы не должны были...

– Конечно, я должна была, – решительно перебила ее Мэрион. – А сейчас я хочу пожелать вам всего хорошего. Помните, вы можете вызвать меня всегда, когда вам будет нужен друг. Я прошу вас, Вилли... ч.

Праздничное настроение Мэрион было заразительно. Эта история заканчивалась хорошо. А теперь начиналась другая, после всех неприятностей, связанных с браком и несбывшимися надеждами. Но улыбающееся лицо Мэрион было для Вилли как бы и упреком, когда она вспоминала голос Джинни в телефонной трубке, полный тоски и отчаяния. Вспомнив безысходность, звучавшую в ее голосе во время их последнего разговора по телефону, Вилли решила невзирая ни на какие дела немедленно лететь в Палм-Спрингс.

Вилли положила деньги Мэрион на новый, пока еще очень скудный, счет своей фирмы. Теперь ее собственная фирма стала платежеспособной и начинала свой взлет.

Она попросила ручку и бланк у служащего банка, который, как никогда прежде, стал услужлив и внимателен, села за его стол и выписала свой собственный чек на сорок девять тысяч долларов на имя Джедда Фонтана, добавив краткое примечание: "Расплатилась сполна". И, пока она с радостью выводила эти слова, в ее голове возник вопрос – неужели так просто могут закончиться их отношения?

С Бетти Локвуд Вилли встретилась в кафе на Лексингтон-авеню. В своем репетиционном костюме и спортивном жакете, с длинным шерстяным шарфом, повязанным поверх него, Бетти была похожа на бездомную.

Вилли сообщила ей, что полностью изучила ее вопрос и не нашла никаких прецедентов в судебной практике, которые могли бы поддержать ее дело.

– Мы должны быть первыми, – сказала она. – Пришло время, когда суд должен признать альтернативный стиль жизни. Но это еще не значит, что он сразу признает его. Мы должны убедить суд в существовании экономической ответственности в случае распада такого союза, какой был у вас с Марго. Но я хочу предупредить вас, Бетти, что борьба будет тяжелой...

– Не знаю, смогу ли я позволить это себе, – сказала Бетти, нервно покусывая губы.

– Я смогу, – сказала Вилли. – Если вы имеете желание бороться, я использую ваш случай как аргумент. Кто-то когда-то должен начинать. И, если мы выиграем, о нас напишут в книгах по юриспруденции.

Расставшись с Бетти, Вилли думала о том, что несчастные, такие, как эта женщина, с которой она только что беседовала, абсолютно бесправны. И несправедливо обращаться с ними, как с ненужной перчаткой, которую всегда можно выкинуть.

Впервые в жизни Вилли имела ясное представление о том, кем она является. Она была женщиной, призванной защищать тех, кого искалечила, ранила и обидела любовь. Скептически относясь к любви, она, тем ни менее, убедилась в ее необыкновенной способности причинять боль. Вилли была похожа на профессионального солдата, так много знавшего об ужасах войны и так мало – о радостях мирной жизни.

ГЛАВА 10

– Простите, пожалуйста, – извинился мужчина, задевший локоть Вилли, забирая свой кожаный чемодан с багажной карусели. – Я, когда спешу, всегда бываю неуклюжим.

– Ничего страшного, – улыбнулась Вилли. Она приметила его еще во время полета из Лос-Анджелеса в Палм-Спрингс. Это был достаточно симпатичный шатен с пышной шевелюрой, одетый в темный костюм, что свидетельствовало о том, что он, как и Вилли, начинал свое путешествие в более холодном климате.

Он задержался около нее, дожидаясь, пока ее багаж не приблизился к ним.

– Позвольте мне, – сказал он, подхватывая ее сумку. Она поблагодарила его. – Могу ли я проводить вас до лифта? На улице меня ждет машина.

Вилли заколебалась, но потом решила, что нет ничего плохого в том, что она примет его предложение.

– Меня зовут Грэг Тэмпл, – он с улыбкой протянул ей руку.

– Вилли Делайе.

Их встретил шофер в униформе, и, усевшись в лимузин, они помчались в город. Во время поездки Вилли рассказала Тэмплу, что она – адвокат из Нью-Йорка, собирается пробыть в Палм-Спрингс все рождественские праздники.

– Значит, мы принадлежим к одному и тому же кругу, адвокат, – засмеялся он. – Я практикую в Чикаго... Здесь я по делу, но также надеюсь немного поразвлечься.

Тэмпл стал перечислять юристов, которых Вилли могла знать, но она только качала головой.

– Минутку, – перебила она его. – Возможно, вы знакомы с главой фирмы, где я раньше работала, – Гарриганом. Его все знают.

– Френсиса Алоисиса? – засмеялся он. – Я не только знаю его, но однажды даже наши пути пересеклись, и очень жестко.

– И кто победил?

– Это была ничья. Мой клиент не удовлетворился бы меньшим.

Они вспомнили несколько историй, связанных с Гарриганом, и, когда лимузин подъехал к дому Джинни, Тэмпл спросил, могут ли они пообедать как-нибудь вечером. В Нью-Йорке Она бы, возможно, и согласилась, но здесь, как она объяснила ему, все ее время посвящено матери.

– Я останавливаюсь в "Ройсе", – сказал он, протягивая ей свою визитную карточку. – Просто на случай, если вы измените свое решение.

В следующий момент Вилли поспешила в объятия своей матери. Встреча была сентиментальной, со слезами. Вилли увидела, сколько же потеряла Джинни и как бесцельна стала ее жизнь. Ее по-детски хрупкая красота померкла с возрастом и от разочарований, а ее янтарные глаза, которые некогда искрились огнем и надеждой, сейчас были померкшими и тусклыми.

Дом, который Джинни сняла после развода, имел запущенный вид. Он был довольно большой, с плавательным бассейном, удобно и хорошо обставленный хозяевами, которые перебрались в Европу. Сейчас на мебели лежала пыль, полы и ковры чистила домработница, мексиканка, которая жила тут же, в коттедже для гостей, выглядевшим, впрочем, как и все вокруг, заброшенным и необитаемым. В кухне было чисто и прибрано, но холодильник и шкафы оказались почти пусты, на полках лежали лишь самые необходимые продукты.

Здесь ничто не напоминало о приближении праздника, тем более такого, как Рождество. Все комнаты, в которых обитала Джинни, имели такой вид, будто хозяйка не жила здесь, а временно задержалась, обдумывая, что ей делать, – двигаться вперед или возвращаться назад.

Вилли твердо решила изменить здесь все. Она быстро приготовила салат и консервированный суп и накрыла столик в гостиной. Потом растопила камин и достала для матери мексиканский плед. О чем бы они ни начинали говорить, все каким-то образом сводилось к бедам и несчастьям Джинни.

Наконец уставшая с дороги Вилли ушла в спальню и улеглась в кровать, обдумывая завтрашний день. Она была уверена, что сможет подобрать к Джинни ключик и освободить ее от безразличия и апатии, вселить надежду и энергию.

Засыпая, она представляла Джинни такой же холеной, полной планов на будущее, какой она видела в последний раз Мэрион.

Из-за шестичасового различия во времени Вилли проснулась рано. Она приготовила себе кофе, и его аромат словно наполнил дом жизнью. Взболтав несколько яиц и поджарив яичницу, она разрезала ее на треугольники и выложила на тарелки из прессованного стекла. В саду она нарвала букетик полевых цветов и поставила их в маленькую серебряную вазочку. Собрав все на поднос, она понесла его в темную спальню Джинни.

– Доброе утро, соня, – весело сказала Вилли, целуя мать в лоб и отодвигая штору. – Время завтракать.

Джинни растерянно зажмурилась от света, потом улыбнулась, увидев Вилли.

– Доброе утро, детка. Какой чудесный завтрак.

– Яичница как раз такая, как ты любишь. И ароматный крепкий кофе.

Джинни принялась за еду.

– Ты когда идешь в магазин? – спросила Вилли. Может быть, если я пойду с тобой и немного помогу, у тебя будет удачный день? Потом мы вместе пообедаем и сделаем кое-какие покупки...

– Дорогая моя, это так мило с твоей стороны. – Лицо Джинни просияло. – Но давай не будем сегодня связываться с "Серебряным экраном". Моя продавщица, Мэг, позаботится о нем. А я хочу насладиться обществом моей маленькой девочки.

Когда Вилли остановила машину на Палм Каньон Драйв, на улицах только разворачивалась праздничная торговля, из музыкальных магазинов доносились рождественские песенки. Все это на какой-то миг разбудило в Вилли ностальгию по тем далеким временам, когда еще жизнь казалась ей безоблачной и мир прекрасным. Теперь она должна сделать счастливой Джинни.

– Пойдем, мама, – сказала она, беря ее под руку. – Окунемся в великое Рождество.

В течение нескольких часов они, словно дети, бродили по Драйв, останавливаясь то у одной празднично убранной витрины, то у другой. Они купили маленькую рождественскую елку и веночки, украшенные красными лентами, немного блестящих елочных игрушек, свечи в форме Санта-Клауса, конфеты и пластинки с веселыми рождественскими песнями.

Погода была чудесной, и, когда они проголодались, Вилли остановила свой выбор на маленьком открытом кафе. Помня совет Мэрион делать жизнь праздничной, она заказала бутылку шампанского. Маме нужно это, подумала она, даже больше, чем мне. Только она подняла бокал, чтобы выпить в честь мамы, как сзади ее кто-то толкнул, и вино пролилось.

– Ради Бога, простите, – произнес низкий голос. – Позвольте, я помогу вам...

Оглянувшись, Вилли узнала Грэга Тэмпла, своего спутника из аэропорта.

– Вот мы и встретились, – улыбнулся он.

– Я догадываюсь, что вы опять спешите, правда? – улыбнулась в ответ Вилли.

– Правда. Но сейчас, когда я встретил вас, мои планы... Грэг стоял у стола и не торопился уходить. Вилли ничего не оставалось делать, как представить его матери.

– Она не может быть вашей мамой, – сказал он. – Она, скорее, похожа на вашу прелестную сестру.

Заметив, как просияла Джинни от этих слов, а ее лицо приняло выражение, какое у нее всегда появлялось в клубе, когда с ней заигрывал симпатичный мужчина, Вилли пригласила Грэга сесть.

– Я бы с удовольствием, – сказал он, – но у меня важная встреча с клиентом. Но сегодня вечером я собираюсь на рождественскую вечеринку. Вот если бы вы согласились пойти со мной... Я уверен, мне бы там каждый завидовал.

Джинни была похожа на ребенка, которому предложили редкое развлечение, поэтому Вилли не колебалась долго.

– Нам нравится ваше предложение, – сказала она и оставила Грэгу адрес.

Трудно было сказать, чем это вызвано – присутствием ли Грэга и его приглашением на вечеринку или второй бутылкой шампанского, которую он, уходя, заказал для них, – но ленч обернулся настоящим праздником.

Когда они рука об руку покинули кафе, чувствуя себя частицей царящего вокруг праздника, Вилли отметила про себя, что походка Джинни стала более пружинистой, а лицо – жизнерадостным.

В дорогом ювелирном магазине Вилли понравились золотые серьги с топазом. Она приблизила зеленые камешки к ушам Джинни.

– Они как раз под твои глаза, – нежно сказала она. – Давай я куплю тебе эти серьги в подарок заранее, и ты сможешь надеть их сегодня на вечеринку. С Рождеством тебя, мама! – Она поцеловала ее прямо в магазине, и на какое-то мгновение они почувствовали себя, как много лет назад, крепко любящими друг друга.

– Теперь моя очередь, – сказала Джинни, смеясь и увлекая Вилли по улице в другой магазин. Там она попросила продавщицу показать белый замшевый комбинезон, красовавшийся на витрине.

– Это для моей дочери, – пояснила она. – Она адвокат... Приехала из Нью-Йорка навестить меня...

В ее словах, согревших Вилли, чувствовалась нескрываемая гордость.

– Мы совсем забыли о "Серебряном экране", – сказала Вилли, когда они вышли из магазина. – Давай поговорим сейчас. Вдруг я подкину тебе идеи для нового бизнеса. Помни, мы должны быть хорошей, спаянной командой.

– Я помню, дорогая. Ты всегда так много помогала мне...

Когда они перешагнули порог "Серебряного экрана", Вилли пришла в ужас – неужели мечта Джинни так и осталась мечтой? Магазин, так же, как и дом Джинни, выглядел заброшенным. Товар потерял свою свежесть и новизну, а витрины, которые раньше казались оригинальными и привлекательными, сейчас выглядели померкшими и тусклыми. Продавщица, читавшая журнал, казалось, удивилась появлению Джинни, как будто ее присутствие в магазине было редким и неожиданным. Вилли больно укололо то, что необычайная фантазия Джинни угасла. Развод с Нилом словно разбил ее мечту, которую она лелеяла так много лет. Оглядывая унылую обстановку магазина, Вилли соображала, удастся ли восстановить здесь былое великолепие или предприятие погибло окончательно. А если так, то сможет ли она помочь Джинни обрести другую мечту.

Под пристальным взглядом продавщицы Вилли задумчиво бродила по магазину. Джинни тихо сидела на атласном стуле, будто в ожидании приговора, который вынесет Вилли, констатировав, что она так и осталась неудачницей, несмотря на все свои старания.

Вилли, наконец села рядом с ней и обняла ее за плечи.

– Может, нам лучше обратиться к помощи консультанта? – спросила она. – Он посоветует, как делу двигаться дальше. Я встречалась с одним из них, когда работала у Гарригана. У него потрясающая репутация. Позволь мне завтра позвонить ему. Пусть это будет рождественским подарком... Держу пари, он поможет нам...

Джинни покачала головой.

– Какой смысл в том, чтобы зря выбрасывать деньги, дорогая? Это было моей прихотью... игрой... а сейчас все кончилось.

– Это не закончится, если ты не захочешь, – возразила Вилли. – Возможно, "Серебряный экран" и начинался как прихоть, но, если мы как следует подумаем, я уверена, мы сможем вдохнуть в него новую жизнь... для твоего же удовольствия.

Но лицо Джинни оставалось безучастным.

– Не трать напрасно свое время и деньги, детка. Дело не стоит того.

– Мама, почему ты так говоришь? – в отчаянии воскликнула Вилли. – Почему ты не хочешь даже попытаться?

Джинни была похожа на провинившегося ребенка.

– Извини, дорогая. Я понимаю... Я так долго была в унынии...

Вилли вспомнила слова Мэрион о том, что ее несчастье превратилось со временем в привычку. Она остро почувствовала свою вину перед Джинни за то, что уделяла ей так мало внимания в последнее время.

– Это ты извини меня, мама, – сказала она. – Я так редко говорила с тобой. Если тебе не нравится заниматься "Серебряным экраном", мы подумаем, как быть с ним в дальнейшем.

Они вышли из полумрака магазина на солнечный свет. Вилли вспомнила, что впереди их ожидала хорошая возможность повеселиться, поэтому она решила сделать все возможное, чтобы у Джинни исчезло печальное выражение лица, и оно снова стало таким, каким уже было сегодня один раз. В супермаркете она накупила фруктов, овощей и мяса, чтобы заполнить пустой холодильник Джинни.

Когда они вернулись домой, Вилли пыталась поддержать праздничную атмосферу, которая внезапно исчезла. Мать оказалась в гораздо худшем положении, чем Вилли предполагала, но, если она сейчас вмешается и поддержит ее, они смогли бы жить как раньше.

Она поставила на проигрыватель новую пластинку, потом повесила рождественские веночки и, по совету Джинни, соединила их гирляндами.

– Как чудесно, – весело сказала она, любуясь на свою работу. – Давай пригласим в конце недели несколько человек? Можно позвать соседей... и Лауру. Как хорошо будет снова увидеть ее.

– Лаура больше не работает в клубе, – ровным голосом сказала Джинни. – Я слышала, что она вышла замуж и уехала в Сакраменто. Хорошо, что я вспомнила об этом... У меня больше не осталось друзей...

– У тебя есть я, – сказала Вилли, взяв руки Джинни в свои и всем сердцем желая освободить ее от депрессий. – И я буду с тобой столько времени, сколько будет необходимо.

Джинни посмотрела на свою дочь полным отчаяния взглядом и заплакала.

– Это невозможно, родная, – рыдала она. – Я все время старалась и старалась, но ничего хорошего из этого не вышло.

Вилли обнимала мать, как она это делала много лет назад, утешая ее, пытаясь вселить надежду на счастливое будущее...

– Все у тебя получится, мама, – говорила она. – Все получится, если ты сама дашь себе шанс. Ты молода, и у тебя еще так много всего впереди. Кто знает, может быть, ты даже встретишь еще хорошего доброго мужчину...

Эти слова вызвали новую волну рыданий.

– О! Моя деточка! Именно об этом я и пыталась тебе сказать. Я никому больше не нужна, никому...

– Это неправда. Я не верю этому, – успокаивала ее Вилли, гладя по голове. – Я знаю, какая ты необыкновенная женщина. Любой достойный тебя мужчина поймет это.

Джинни покачала головой.

– Мне приятно это слышать, детка, но дело обстоит совсем по-другому.

С минуту она молчала, потом, изредка всхлипывая и сбиваясь, стала рассказывать о своих отчаянных поисках любви, о светлой полосе своей жизни и моментах одиночества, о мужчинах, которые входили в ее жизнь, а потом уходили, обманывая и предавая ее, растрачивая ее доверие и надежды.

Вилли спокойно слушала, пытаясь глубоко понять жизнь своей матери.

– Мама, послушай меня, – сказала она, когда Джинни закончила. – Возможно, мужчины так обходились с тобой потому, что ты сама принижала себя и свои достоинства. Ведь те мужчины, которые тебе встречались, ногтя твоего не стоят. Разве ты этого не видишь? Поедем со мной в Нью-Йорк. Продай свой магазин... Мы снова будем вместе, как в старые добрые времена. Соглашайся, мама. Я все для тебя сделаю, чтобы тебе было хорошо...

Джинни внимательно посмотрела на дочь.

– Как ты себе представляешь нашу жизнь, если я даже решусь на это, моя радость?

– Мы снимем большую квартиру, – быстро ответила Вилли. – Я буду заботиться о тебе. Ты познакомишься с новыми людьми. Иногда мы будем устраивать небольшой отпуск, путешествовать... Разве это не чудесно?

На какое-то время лицо Джинни просветлело, и, казалось, она готова согласиться. Потом вдруг выражение ее лица изменилось, словно резко захлопнули чуть приоткрывшуюся дверь. Она замотала головой.

– Нет, Вилли, – сказала она тоном, не терпящим возражений. – Ты всегда заботилась обо мне так, будто ты была моей матерью, а не наоборот. Настало время прекратить это и жить своей собственной жизнью.

– Но мне необходимо заботиться о тебе, мама, – возразила Вилли. – Я хочу, чтобы у тебя было все в порядке.

– Я могу позаботиться о себе сама, родная. Это время уже давно пришло.

Вилли задумалась. Она не совсем ясно понимала, что имеет в виду Джинни, но тем не менее сказала:

– Это хорошо, что у тебя есть идеи насчет того, как обустроить свою жизнь. Но если у тебя что-то не получится, помни – я всегда буду рядом с тобой.

Джинни кивнула, и, хотя она ничего не сказала, Вилли увидела в ее глазах, еще мокрых от слез, огромную любовь.

Хотя Джинни объявила о своем стремлении самой решать собственные проблемы, Вилли не стала чувствовать себя менее ответственной за нее. Приближался вечер, а вместе с ним и встреча с Тэмплом. Вилли приготовила для мамы ванну, а потом сидела на кровати и, как в прежние времена, наблюдала за маминым ритуалом приготовления. Джинни меняла один наряд за другим, спрашивая ее совета, пока Вилли не остановила свой выбор на платье изумрудно-зеленого цвета с бисером. Оно очень подходило к светлой коже и цвету волос Джинни.

Потом Вилли сама приняла душ и оделась так, будто специально хотела подчеркнуть эффектность Джинни на своем фоне. Она надела длинное белое платье простого фасона и пошла сказать маме, что уже готова. Она застала Джинни со странным выражением на лице. Мать держала в руках ее новые часы и рассматривала надпись на них.

– Это рождественский подарок от клиента, – пояснила Вилли. – Очень необычного клиента. Джинни кивнула.

– Похоже, у тебя в Нью-Йорке есть все, в чем ты нуждаешься, – сказала она. – Даже есть леди, которая хочет быть твоей матерью.

– О, мама! – воскликнула Вилли. – Тебя никто мне не заменит. В Нью-Йорке у меня работа, и только работа. Ты – самая хорошая мама, о какой можно только мечтать. Мы с тобой – одно целое. Так было, и так будет всегда.

Она нежно обняла свою мать и взмолилась про себя – дай, Бог, ей счастья, которое так долго избегало ее!

ГЛАВА 11

Шофер Тэмпла вежливо придерживал дверь лимузина, пока Вилли и Джинни садились в него. Грэг осыпал их комплиментами и, словно читая мысли Вилли, был особенно внимателен к ее маме.

– Вы часто бываете в Палм-Спрингс, Грэг? – спросила Джинни и взяла из автомобильного бара бокал охлажденного вина.

– В зависимости от обстоятельств, – ответил Грэг. – Но я всегда приезжаю сюда на Рождественские праздники. Мой клиент каждый год устраивает празднование Рождества для своих коллег по бизнесу – с большим оркестром и реками шампанского. Но этот год, по всей видимости, будет особенным, потому что я встретил двух самых красивых в этом городе женщин.

Вилли смотрела в окно, едва прислушиваясь к беседе. Но когда она увидела, что автомобиль свернул в сторону от основной дороги, она спросила:

– Куда мы едем, Грэг?

– На рождественскую вечеринку... к Сэму Фонтана. – Он в недоумении посмотрел на нее.

Вилли побледнела.

– Я не думаю, что смогу пойти туда, Грэг.

– Не понимаю, – сказал он. – Почему вы не можете?

– Не говори так, милая, – вмешалась Джинни. Ее лицо выражало полное непонимание. – Мы уже собрались... и Грэг... он не хочет идти один...

Вилли ничего не сказала. Она решила не портить Джинни вечер, а свои проблемы с Фонтана она решит сама.

Лимузин подкатил к большим железным воротам, которые сразу же открылись, как только Грэг назвал свою фамилию. Огромный особняк ярко вырисовывался на фоне темно-синего неба благодаря свету, который лился изо всех его окон. На газоне стояла огромная рождественская елка. Ярко сверкая, она словно приглашала гостей на праздник. Все тот же стиль, подумала Вилли, вспоминая, какое впечатление произвело на нее великолепие образа жизни Фонтана, когда она впервые столкнулась с ними. Тогда она еще не знала, что их богатство и сила приобретены незаконным путем, и все секреты бизнеса передаются из поколения в поколение.

Гости все прибывали, и особняк заполнялся людьми. Сновали официанты с серебряными подносами, уставленными бокалами шампанского, играл оркестр. Мужчины и женщины: знаменитости, политики, бизнесмены – все танцевали под разноцветными гирляндами и воздушными шарами, закрывавшими весь потолок. В каждой комнате, примыкающей к этому залу, были накрыты большие столы, стояли стулья – все было готово к праздничному ужину.

Вилли внимательно рассматривала это море людей в шикарных вечерних туалетах. Возможно, она искала Сэма Фонтана и его сына, надеясь увидеть их прежде, чем закончится вечер.

Джинни тоже смотрела на толпу разодетых гостей широко открытыми глазами. Наконец она попала на легендарную вечеринку к Фонтана, где никогда не бывала, будучи замужем за Нилом. Она была возбуждена и, когда Грэг танцевал с ней, вся трепетала, как подросток.

Странно, подумала Вилли, какой взрослой и даже старой она себя чувствует по сравнению с юношески непосредственной Джинни. Как часто ей хотелось поделиться с ней своей броней, умением защищать свои слабые и уязвимые места.

Когда танец закончился, Грэг вернулся без Джинни.

– А где мама? – спросила Вилли.

– Какой-то молодой человек увел ее у меня из-под носа, – улыбнулся он. – И я не могу винить его. Она так красива и так хорошо танцует, что в этом нет ничего удивительного. – После некоторого колебания он спросил: – Скажите, а почему вы не хотели идти сюда?

– Нет, – ответила Вилли. – Это слишком сложное и сугубо личное дело, чтобы рассказывать об этом сейчас. А вы? Не скажете ли, что вы делаете для Сэма Фонтана?

Грэг рассмеялся.

– Это также сложно и конфиденциально. Лучше просто сказать, что я слежу за его делами на Среднем Западе.

Вилли кивнула. Она и не ждала от него больше, чем он сказал. После десятилетий произвола Сэма в бизнесе многие его "вольности" в этой сфере стали предметом интереса различных ведомств. Например, налоговая инспекция проверила его корпорации в Бостоне, проводились федеральные расследования деятельности банка в Майами, с помощью которого, как было сказано в анонимном заявлении, Фонтана отмывал деньги. Но пока Сэм оставался тем, кем был, шикарный прием свидетельствовал о его процветании.

– Если вы чувствуете себя здесь не совсем уютно, – сказал Грэг, наклоняясь к ней, – то через часик мы можем пойти еще куда-нибудь... Сэм не будет возражать против моего ухода.

– Я пока не знаю, Грэг. Давайте посмотрим, как будут развиваться события дальше, – осторожно сказала Вилли, не желая портить Джинни вечер.

– Неужели это неуловимая Вилли Делайе? – Бархатный голос был до боли знакомый. Она обернулась и увидела перед собой Джедда Фонтана. Такого же точно, каким она его не раз мысленно представляла. Загорелый и красивый, с гладко зачесанными назад волосами, в темно-красном галстуке и такого же цвета поясе под свободным шелковым смокингом он больше походил на принца с картины Веласкеса, чем на наследника великой империи Сэма.

– Привет, Джедд. – сказала Вилли, стараясь казаться невозмутимой.

– Грэг... Как приятно вас снова видеть. Рад, что вы смогли прийти. Вы давно знакомы с Вилли? – спросил Джедд в тон ей.

Грэг выглядел так, будто ему задали вопрос, на который он не мог найти ответа.

– Вилли... мисс Делайе... Я познакомился с ней вчера, – наконец произнес он. – Они с мамой были так добры, что согласились прийти сюда со мной. – Он словно школьник нервно теребил свой галстук. – Если вы меня простите, я вас покину. Мне надо выразить почтение Сэму.

Он ушел, бросив на Вилли странный взгляд.

– Посмотри, что ты делаешь с людьми, Джедд, – сказала Вилли. – Взрослый мужчина, а так тебя испугался.

Джедд лениво улыбнулся.

– Но ведь ты не боишься меня, не так ли? Можешь ли ты доказать, что у тебя с Тэмплом самые чистые отношения? – Он явно подначивал ее, но глаза его смотрели испытывающе.

Вилли бросила на него испепеляющий взгляд. Тем не менее она приняла его приглашение на танец и минуту спустя на танцевальной площадке она забылась в объятиях Джедда. Они танцевали молча. Вилли подумала, что довольно просто находить доводы против Джедда на расстоянии в тысячи миль от него. Но в его объятиях ей так трудно было справиться с участившимся сердцебиением.

– Я знал, что рано или поздно ты вернешься, – шепнул он ей на ухо. – И сейчас, когда ты здесь, я не позволю тебе так легко ускользнуть.

Ей хотелось возразить ему, сказать что-нибудь язвительное по поводу его самоуверенности, но так тяжело было бороться с тем, что она чувствовала, – когда они были вместе, ей казалось, что они неразделимые части одного целого.

Они танцевали один танец за другим, и Вилли двигалась легко и непринужденно, она была словно перышко в его руках.

– Ты не хочешь поужинать? – наконец спросил Джедд. – Я слышал, что фаршированный перепел замечательная штука.

– Сначала я хочу повидать маму, – Сказала Вилли.– Я должна быть уверена, что ей хорошо.

– Ладно. Мне всегда нравилась твоя мама. В ней немного меньше гонора, чем в тебе. – Он улыбнулся.

Они нашли Джинни на другом краю площадки рядом с Грэгом, раскрасневшуюся и довольную.

– Мы с Грэгом хотим успеть на шоу Сесилии. Ты не хочешь составить нам компанию? Или предпочитаешь оставаться здесь? – спросила она, бросая многозначительный взгляд в сторону Джедда.

– Вилли останется, – сказал он. – Желаю вам хорошо провести время, – добавил он и улыбнулся Грэгу так, будто давал ему разрешение уйти.

Он увлек Вилли за собой прежде, чем она успела сказать ему, что он не имеет права решать за нее. Неожиданно прямо перед ними появился его отец.

– Папа, ты помнишь Вилли Делайе? Сэм кивнул.

– Я никогда не забываю красивых женщин, – сказал он. – Добро пожаловать в мой дом, мисс Делайе. Я вижу, вы добились, чего хотели. Я слышал о вас много интересного.

Вилли смотрела на человека, который однажды дал ей понять, что она недостаточно хороша для его сына. Его вьющиеся волосы поседели еще больше, он пополнел, но оставался прежним Сэмом Фонтана. В нем чувствовалась прежняя властность, но в глазах она уловила новое выражение – доброты по отношению к ней и даже некоторого подобострастия.

– Я тоже слышала о вас много интересного, – сказала она.

– А вы не изменились, – улыбнулся Сэм. – Это хорошее качество... для юриста. – Он обратился к сыну. – Мне надо поговорить с тобой, Джедд. Возникли проблемы с торговым центром в Майами.

Джедд заколебался.

– Не сейчас, папа, – наконец, решительно сказал он.– Мы с Вилли как раз собирались поужинать.

Вилли невольно затаила дыхание в ожидании реакции Сэма на угрозу его авторитету. Но выражение его лица не изменилось. Он улыбнулся и сказал: – Поговорим позже... Мы не можем заставлять ждать такую прекрасную леди.

Джедд усадил Вилли за крайний столик и подозвал официанта. Он сделал самый изысканный заказ, и через мгновение стол был накрыт, как будто официанты только и ждали его приказа.

– Когда это случилось? – спросила Вилли. – Я имею в виду твои отношения с отцом.

– Какие отношения? – он сделал вид, что не понимает ее.

– Насколько я помню, раньше он заказывал музыку, а ты под нее плясал.

– Только в твоем воображении. Я люблю своего отца, Вилли. И мы всегда были неразлучны, как и ты со своей матерью.

– Но ты работаешь на своего отца...

– Сейчас мы работаем вместе. – Он замолчал, потом неожиданно спросил: – Можешь ли ты привести мне хоть одну реальную причину, из-за чего мы не вместе?

Увидев Сэма, Вилли вспомнила все реальные причины.

– Мы принадлежим к двум разным мирам, Джедд... И сейчас даже больше, чем тогда, когда мы были юными. Вы – Фонтана – играете по своим собственным правилам...

– Довольно, Вилли, – отрезал он, пристально глядя на нее. – Больше ни слова. Когда два человека хотят быть вместе, они находят путь, чтобы сделать это. Они строят мосты через все, что их разъединяет, или стараются не замечать этого. Я думаю, что причина в тебе. Почему ты всегда убегаешь?

Вопрос Джедда ударил Вилли по самому больному месту. Это мучило ее так давно, что она и не помнила, когда это началось. Она замотала головой, будто хотела остановить его.

– Скажи мне, чувствуешь ли ты ко мне то же самое, что я к тебе? – не унимался он. – Ответь, разве ты не помнишь, как хорошо нам было вместе. Скажи, что не хочешь меня, и я никогда больше не побеспокою тебя.

Вилли не могла вымолвить ни слова от переполняющих ее чувств. Как будто только вчера она была в его объятиях. И хотя это длилось совсем недолго, страшно было представить, что она может никогда его не увидеть.

– Хорошо, – улыбнулся Джедд. – Давай куда-нибудь смоемся.

Он встал и протянул ей руку.

– Пошли.

– Куда?

– Куда-нибудь в хорошее место. Подальше от этого искусственного блеска. Куда-нибудь, где светло и прекрасно, где мы будем только вдвоем. Скажи "да". Я не буду просить тебя снова...

Вилли поднялась со стула и взяла его за руку, не в силах противиться своему безумному желанию быть с ним вместе. Он был словно наркотик, который дразнил и мучил, обещая нечто более возбуждающее, чем простые земные удовольствия. Может быть, она и не искала бы его, но сейчас, когда он был рядом, она была не в силах отвернуться от него.

Джедд извинился и пошел звонить, а когда вернулся, у него в руках была длинная шуба из собольего меха.

– Сегодня она тебе пригодится, – сказал он, накидывая шубу ей на плечи. – Не упусти случая воспользоваться шубой моей сестры.

Машина уже ждала их, и Джедд усадил ее, сел рядом. Она прижалась к его плечу, и машина устремилась в ночь и ехала без остановок, пока не остановилась перед аэропортом.

Куда мы собираемся? – спросила Вилли, когда они поднимались в маленький самолет, на корпусе которого черными буквами было написано "Фонтана". Джедд засмеялся и покачал головой.

– Вилли, неужели ты никогда не устаешь от желания все знать? Я тебе уже все сказал, что было необходимо.

Они приземлились в аэропорту Фресно. Их встретил "джип", и они ехали на нем более часа. Ливший за окном дождь перешел в снег, а ровная до сих пор дорога теперь устремилась вверх, в горы. В непроглядной тьме можно было различить лишь волшебные очертания вершин Сьерра-Невады.

"Джип" остановился перед массивным домом из бревен и камня. В окнах уютно горел свет, а из трубы поднимался белый дым. Входная дверь была не заперта, и, войдя, они очутились в большой и очень уютной комнате с высоким потолком. Пылал камин, на маленьком столике стоял поднос с сэндвичами и бутылка шампанского.

– Я попала в волшебный замок, – воскликнула Вилли. – Но кто живет в нем?

Джедд подошел сзади и обнял ее за талию.

– Раньше здесь жил род Фонтана. Но сегодня живем здесь мы. Только мы...

Он целовал ей шею, его дыхание ласкало ее, расплавляя лед, который защищал Вилли от любви, но не от страдания.

Когда они грелись у камина, протянув руки навстречу огню, она вспомнила слова Джедда, говорившего, что сегодня ночью весь мир и каждодневная суета отойдут на задний план и они останутся вдвоем – только он и она. За окнами мягко напевал ветер, залепляя снегом стекла.

Когда Джедд протянул к ней руки, она без колебаний пошла им навстречу, ощутив согревающую теплоту его тела. Она почувствовала его язык, и ее рот легко уступил, чувствуя его сладость, когда он встретился с ее языком.

Потом Джедд стал целовать ее всю – глаза, плечи, шею, – его руки скользили по ее одежде, пробираясь к телу. Ее руки двигались за его руками, помогая им найти молнию, расстегнуть ее, позволяя платью упасть на пол. Внутренний огонь сжигал ее, дыхание участилось, когда она скинула с его плеч куртку и расстегнула пуговицы на рубашке.

Они опустились на белый мех, покрывавший пол, путаясь в его длинном ворсе. Ее плоть охотно прильнула к его плоти. Движения Джедда были такими уверенными, естественными и приятными, как ни у кого прежде. Когда он гладил изгибы ее тела, он был похож на скульптора, который словно ваял ее, пробуждая неизведанные желания. Сознание уступало место чувствам, все больше охватывающим их.

В отблесках огня Вилли была похожа на золотую богиню, волосы рассыпались по плечам, а полуприкрытые глаза придавали ее лицу мечтательное и одухотворенное выражение. Джедд ласкал ее обнаженную грудь, и ее соски поднимались навстречу его пальцам.

Он застонал, когда она взяла его пенис и ввела в себя. Он начал двигаться, сначала медленно, затем усерднее, проталкивая его вглубь, словно в поисках золотой сердцевины. Где-то в глубине ее возникло ощущение чего-то горячего и расплавленного. Она закрыла глаза, когда почувствовала, что волна, на которой она лежала, подняла ее высоко вверх. Она обвила Джедда руками и ногами, все сильнее прижимая его к себе, словно хотела вдавить его в себя. Откуда-то издалека она услышала свой стон, потом крик, по телу разлилась теплота, и она затрепетала.

Вилли открыла глаза и посмотрела на Джедда. Он лежал рядом, положив руку ей на талию. Его обнаженное красивое мускулистое тело с бронзовым загаром было похоже на изваяние. Камин погас, и она прильнула к Джедду, чтобы согреться. Он улыбнулся и обнял ее.

– Ты замерзла, – сказал он нежно и вместе с тем утвердительно. Он подхватил ее на руки и понес в спальню. Уложив на большую кровать, он укрыл ее стеганым одеялом, потом вернулся в гостиную и принес оттуда шампанское и два бокала.

– Ты избалуешь меня, – сказала она, улыбаясь и беря бокал с искрящимся вином.

– Я хочу этого... я всегда хотел этого, Вилли. Ты видишь, сколько ты теряешь. – Его пальцы нежно дотронулись до ее щеки, и ей снова захотелось обнять его. Она откинула одеяло и он лег рядом с ней.

– Прямо сейчас? – засмеялся он. – Я даже не выпил свое шампанское.

– Выпьешь позже, – сказала она и, взяв у него из рук бокал, поставила его на столик рядом с кроватью. Она стала целовать его губы, потом грудь, посасывая и покусывая соски, пока они не превратились в маленькие твердые горошинки. Ее язык проследовал вниз вдоль всего его тела. Дойдя до фаллоса, она взяла его в рот, чувствуя солоноватый вкус своего собственного тела. Она дразнила его языком, лизала и сосала до тех пор, пока не почувствовала, что он окреп окончательно. Потом она приподнялась и села на живот Джедда, устраивая свой трепещущий клитор напротив его пениса. Когда он проскользнул в нее, она начала энергично двигаться. У нее выступил пот, когда она напряглась, чтобы кончить. Джедд крепко сжимал пальцами ее ягодицы, помогая ей двигаться, пока она, обессиленная, не упала ему на грудь, испустив глубокий стон удовлетворения.

Утро началось с солнечного света и любви, но уже без спешки, лениво и спокойно, как будто вся жизнь была в их распоряжении для того, чтобы трогать, изучать и открывать друг друга.

Потом Джедд принес Вилли в кровать завтрак. Когда она принялась за аппетитную яичницу, запивая ее крепким кофе, он сказал:

– Правда, что ты представляла все по-другому? Ты думала, что Джедд Фонтана – богатый и избалованный ребенок, который не может даже вскипятить воду... Признайся, ведь это так?

– Ты прав, – засмеялась она. – Это как раз то, о чем я думала.

После завтрака они обследовали большой платяной шкаф и нашли там много зимней одежды. Они натянули теплые шерстяные носки, свитера и лыжные брюки и, словно дети, выскочили во двор, забрасывая друг друга снежками, бегая вокруг дома и громко хохоча, пока Вилли без сил не опустилась в сугроб.

– Я все еще не знаю, где мы. Ты скажешь или так и оставишь это в тайне?

– Я забросаю тебя снежками, – сказал он, взяв за руку, и вытащил ее из сугроба.

Они пошли по горной тропинке и вскоре увидели надпись "Добро пожаловать в Юсемайт Нэйшнл Парк".

Они примолкли, любуясь сказочной красотой первозданной природы.

Гранитное лицо Эль Кэпитана, высеченное на высоте почти четырех тысяч футов над заснеженной долиной, ясно вырисовывалось на фоне белых пушистых облаков и голубого неба. Древний таинственный лес производил более грандиозное впечатление, чем небоскребы города.

Воздух был холодный и кристально чистый. Мир выглядел сверкающим и новым, будто он был только что сотворен. Вилли вспомнила тот день, когда они с мамой стояли на вершине горы вместе с Веббом и Лаурой и смотрели вниз на долину, где начиналась их новая жизнь. Так много начал уже было с тех пор. У Вилли создавалось впечатление, что она растет и взрослеет, но продолжает двигаться по кругу...

Время, которое она провела с Джеддом, было похоже на мечту. Это заставило Вилли отказаться от борьбы, которую она вела с ним с первого дня их знакомства. На душе было мирно и покойно. Никто другой не затронул ее сердца так, как он, и, возможно, никого другого уже и не будет.

– Я всегда мечтал быть здесь с тобой, – сказал он. – И сейчас, когда ты, наконец, здесь, я уже не могу представить это место без тебя.

Вилли прижалась к нему и ничего не сказала. Она только подумала о том, как ей сейчас легко и хорошо и как было бы прекрасно остаться здесь вдвоем с ним. Но завтра наступало Рождество, и надо было возвращаться к маме... И ко всей реальной действительности...

Промерзшие до костей, они вернулись обратно в дом.

– Ты разожги камин, – сказала Вилли, – а я в это время приготовлю чай.

– У меня есть идея получше, – сказал Джедд, увлекая ее в ванную.

Вилли увидела огромный бассейн, расположенный напротив незамерзающего окна, за которым падал снег. Казалось, стоит протянуть руку – и дотронешься до него.

Джедд повернул кран, бассейн начал наполняться. Одежда была скинута на пол, и они прыгнули в теплую воду. Наплескавшись вдоволь, Джедд взял мочалку и стал мыть Вилли. Она почувствовала себя маленьким ребенком, которого купал любящий отец.

После купания Джедд закутал Вилли в махровое белое полотенце и перенес на кровать. Она подумала, что сейчас они займутся Любовью, но он просто гладил ее по волосам.

– Давай поженимся, Вилли.

Эти слова прозвучали неожиданно. Пока их отзвук еще слышался, Вилли представила себе, как она каждый день будет засыпать и просыпаться в объятиях Джедда. Но тут же она вспомнила другую сторону его жизни, тесно переплетенную с его отцом.

– Я не могу, – сказала она почти шепотом. Джедд застыл, словно отказывался верить своим ушам.

– Почему, Вилли? Ведь мы рождены друг для друга...

– Джедд. Я не хочу обманывать ни себя, ни тебя. Никого я еще не любила так сильно, как тебя. И, возможно, уже не полюблю, но я не могу принять всего того, что стоит за тобой. Мы не сможем жить все время, как сейчас. Я уже видела, что происходит с людьми, если их взгляды на некоторые важные вещи не совпадают. Я видела, как мои родители стали врагами, когда отец пытался разрушить жизнь матери.

Перед ее глазами встала картина, как Перри избивал мать. Она повернулась к Джедду, пытаясь избавиться от неприятного воспоминания.

– Я не хочу, чтобы это случилось со мной... с нами...

– Я не твой отец, Вилли, – сдерживая себя, спокойно сказал Джедд. – Я никогда не хотел, чтобы ты была похожа на кого-либо другого. Мне нужна только ты. Такая, какая есть... Послушай, Вилли. Я не стану просить тебя, но рано или поздно мы встретимся и останемся вместе. Потому что я знаю, что мы принадлежим друг другу. Я молю Бога, чтобы ты когда-нибудь поняла это.

Встреча закончилась так, словно они растратили весь свой пыл. Вилли поняла, что, отказавшись выйти замуж за Джедда, она уже не согласится на этот шаг никогда.

Уже светало, когда она вернулась домой. Ее обрадовало, что Джинни еще спала, и ей не пришлось объяснять того, что Вилли сама не могла четко сформулировать.

В качестве рождественского подарка Вилли предложила маме поехать на курорт с минеральными источниками. Вилли надеялась, что отдых пойдет матери на пользу, она опять начнет следить за собой. Там, куда они ехали, всегда отдыхало немного народу, и обслуживание было первоклассным.

Они разместились в одном номере. Завтрак им приносили около семи часов утра – кофе, апельсиновый сок и тосты. Прогулявшись, они принимали ванны в шикарном бассейне. Потом им подавали бульон, и после пятнадцатиминутного отдыха они занимались аэробикой и йогой. На этом утро заканчивалось. Полдень был посвящен шведскому и японскому массажу, травяным компрессам, массажу лица и педикюру.

Обед накрывали на террасе, и в десять часов большинство отдыхающих ложились спать.

Хотя Вилли приехала сюда ради Джинни, она с удивлением обнаружила, что этот отдых и на нее влияет благоприятно. Она поняла, как многого себя лишала, работая без предела.

Дни пролетали быстро. Мать и дочь чувствовали себя словно девочки в спортивном лагере. В последний вечер Джинни спросила:

– Ты не собираешься повидать Джедда перед своим отъездом? Он так давно тебя любит. Мне кажется, ты должна дать ему еще один шанс.

Вилли посмотрела в глаза матери.

– Можно сказать, что и я его люблю очень давно. Но я не могу представить себе нашу совместную жизнь. Мы будем все время ссориться по разным поводам... Важным...

– Как мы с твоим отцом? – спросила Джинни. – Наверное, наша вина в том, что у тебя не было нормального детства в семье. Но сейчас у тебя есть шанс все изменить. Я не хочу обижать тебя, но, когда дело касается мужчин, ты становишься больше похожа на судью, чем на адвоката. У всех есть недостатки, но если ты не хочешь остаться одна, то должна попытать счастья.

– Как ты можешь так говорить после всех неприятностей, которые ты пережила из-за мужчин?

– Я уже говорила тебе, что человек не может знать заранее, что ждет его впереди. Ты сводишь меня с ума своими словами. Но, как бы там ни было, я справлюсь со своими проблемами и не собираюсь остаток жизни провести в одиночестве.

Засыпая, Вилли думала над словами матери. Казалось, существует ключ, которым можно отпереть заключенные в ней чувства и выпустить их на свободу. Как странно, думала Вилли, что, несмотря на все страдания, причиненные Джинни мужчинами, она так легко рассуждает о них. Вилли же приходится держаться подальше от человека, о котором она думает постоянно.

Отпуск закончился.

– Возвращайся в Нью-Йорк, дорогая. Тебе не стоит здесь оставаться из-за меня. Со мной все в порядке. Наступило время мне самой позаботиться о себе.

Джинни выглядела гораздо лучше и увереннее, отметила про себя Вилли. Но, несмотря на срочную работу в Нью-Йорке, она все-таки не решалась оставить мать одну. За эти дни они вновь почувствовали прежнюю близость, и расставание было тяжелым.

ГЛАВА 12

Выигрывать дела для Вилли стало привычным. Она была уверена в справедливости своего дела и шла на любой риск ради него. Враги ее клиентов становились ее врагами, а друзья – ее сторонниками. Дело Бетти Локвуд принесло ей достаточное количество как врагов, так и друзей. Сожительство лесбиянок стало хорошей темой для бульварных газет. Как адвокат Бетти, Вилли была осуждена ортодоксальными религиозными деятелями. Она стала получать письма с угрозами. Ее называли пособницей извращенного образа жизни и проклинали. Эти нападки ставили ее в затруднительное положение не меньше, чем приглашения принять участие в конференции, посвященной проблемам сексменьшинств, и письма, в которых ее благодарили за защиту сексуальной свободы. Но, несмотря на это, для Вилли главным оставалось выиграть процесс. Она настаивала на том, чтобы Бетти компенсировали время, энергию и талант, растраченные в те годы, которые она прожила в качестве любовницы. Сумма компенсации, затребованная Вилли, составила семьдесят пять тысяч долларов. Выплачиваться она должна была по триста долларов в неделю в течение пяти лет.

Хотя она представила дело в очень выгодном свете, мастерски используя документы и свидетелей, суд вынес решение не то, на котором настаивала Вилли. Он постановил, что Бетти действительно обслуживала Марго в сексуальном и житейском плане, но за это ей положено лишь двадцать тысяч долларов.

– Мне очень жаль, – сказала Вилли, обращаясь к Бетти. – Мне хотелось, чтобы вы получили больше.

– Вы сделали все, что могли, – ответила Бетти. – Вы выступили великолепно... Но мне сейчас, так же, как и Марго, надо исчезнуть. Огласка процесса сделала меня известной. Я уже подыскала себе работу... Издательство предложило мне сорок тысяч долларов за выпуск книги. Лучшего я и представить себе не могла... И всем этим я обязана вам.

Вилли была рада, что у Бетти появилась надежда на будущее. Она знала, что сделала для нее все, что было в ее силах. Она написала статью в газету, благодаря которой у нее появилось много новых клиентов. Вилли стала еще более известной.

Регина Шеферд как сумасшедшая влетела в офис Вилли. Вся она, от кончиков волос до пяток, кипела возмущением.

– Я оплатила все счета, – начала она, стуча пальцем по столу Вилли. – Я платила за жилье, за еду, даже за обучение Джека в институте. Я выполняла двойную работу, заботилась обо всем, включая Джека. И что я получила в ответ? – Регина сделала драматическую паузу. – А получила я вот что: "Большое спасибо, Регина, но, пока ты работала, постепенно превращаясь в рабыню, я встретил кое-кого, кто умеет шутить и веселиться". И когда я все это получила? – Она снова сделала эффектную паузу. – Я получила это как раз тогда, когда практика Джека стала приносить немного денег.

Вилли внимательно слушала Регину. Ее глаза, как сказал бы Гарриган, выражали "возмущение, переходящее в негодование". Ей уже и раньше приходилось слышать подобные истории – о женах, которые приносили в жертву себя, свою карьеру ради того, чтобы муж получил образование, и которых мужья бросали после того, как образование было получено.

Эти истории приводили Вилли в ярость, так как действующий закон позволял мужу, выучившемуся на деньги жены, и немалые, уйти от нее, не выплатив ей компенсации. Вилли рассматривала это как моральный ущерб, нанесенный женщинам, отдавшимся своим чувствам и добросовестно помогавшим своим недостойным мужьям, которые в итоге обманывали и оставляли их. Но многие из покинутых жен молчали.

Регина Шеферд была несколько другой женщиной. Она не желала молчать и тихо переживать свое горе. И, независимо от прошлых решений суда, Вилли инстинктивно чувствовала, что ей с Региной вместе необходимо бороться и победить, чтобы создать прецедент в юридической практике.

Она просмотрела финансовые документы, которые Регина положила ей на стол.

– У вас совсем немного совместно нажитого супружеского имущества, – сказала она. – Мне думается, вы что-то упустили...

– Вы правильно думаете, – ответила Регина. От негодования ее черные глаза блестели. – Сюда надо добавить деньги, вложенные в офисное оборудование Джека и его новый "мерседес". Мы всегда мечтали о покупке дома, но до сих пор снимали квартиру... Я уверена, все это было частью его вероломного плана!

Вилли понимающе кивнула. Джек Шеферд предусмотрел все. Действительно, не было никакой собственности, которую можно было бы делить, лишь небольшой счет в банке. Благодаря медицинскому образованию, Джек очень скоро будет иметь все необходимое, между тем как Регине, которой пришлось бросить медицинский факультет и зарабатывать деньги в качестве лаборанта, придется начинать все сначала.

Вилли не в состоянии была вернуть ей потерянные годы, но она могла бороться за справедливость, которая требовала, чтобы у Регины осталось нечто большее, чем горький привкус разочарования.

– Сперва я должна поговорить с адвокатом Джека, – сказала она.– Я догадываюсь, что он предложит алименты, исходя из сегодняшнего заработка Джека. Я также догадываюсь, что он сделает каменное лицо в ответ на мое контрпредложение.

Регина подалась вперед.

– А что мы собираемся предложить? Вилли улыбнулась.

– Мы собираемся согласиться на алименты, а также потребовать денежное возмещение суммы, потраченной на медицинское образование Джека Шеферда.

Регина разочарованно покачала головой.

– Но я ведь только что сказала вам, что у Джека нет наличных.

– Пусть возьмет кредит, – жестко сказала Вилли. – Банки любят давать врачам кредиты. Он должен вам за свое образование, и я заставлю его выплатить этот долг, даже если мне придется перевернуть всю систему судопроизводства.

Вилли заметила, как Регина воспряла духом.

– Если вы беретесь за это дело, – медленно проговорила она, – то вам наверное следует знать, чем занимается Джек, – аборты. Он сказал, что это очень выгодный бизнес...

Вилли задумалась.

– Я не знаю. Но если из этого можно будет извлечь для вас выгоду, поверьте мне, я сделаю это.

Когда Регина покинула офис, Вилли чувствовала себя как чистокровный скакун на старте, вся – ожидание и стремление выиграть гонку. Это дело сулило нечто новое, что могло бы и в дальнейшем помогать женщинам, попавшим в ситуацию Регины Шеферд. Она должна доказать суду право женщин на доллары и центы, миссия ее состоит в том, чтобы изменить представление суда о женщине как о вечной должнице.

Она определила эту работу как научное исследование. Потом позвонила Ларри Кьюсаку и попросила его разузнать о финансовом состоянии Джека Шеферда, и не только об этом.

– Меня интересует все, – сказала она. – Его доходы, подружки, вплоть до того, каким лосьоном он пользуется, если это поможет нам в урегулировании нашего дела.

Кьюсак вздохнул.

– Какой кошмар, Вилли. Вы ведь знаете, с каким уважением я к вам отношусь, и прекрасно понимаете, что никто не может работать и при этом остаться совершенно чистым. У каждого можно найти, за что зацепиться, если им занимается адвокат, поставивший себе такую цель.

– Я все делаю в рамках закона, Ларри. Но женщина, которая обратилась ко мне, состоит в браке не с таким порядочным человеком, как вы. – Вспомнив, что бывшая жена Кьюсака находится в больнице, где ей удалили матку, она спросила: – Как Салли?

Кьюсак снова вздохнул.

– Она в тяжелом состоянии, Вилли. Мне так плохо от того, что я не могу утешить ее. Она не хочет говорить о новом замужестве, потому что у нее никого нет, и она не сможет больше иметь детей... Она говорит, что ее жизнь кончена. Это просто ад...

Вилли содрогнулась.

– Не позволяйте ей поверить в это, Ларри. Придумайте что-нибудь, но ни в коем случае не допускайте, чтобы она думала так.

Закончив разговор, Вилли принялась набирать номер телефона Роберта, торговца цветами, чтобы заказать дюжину роз для Салли.

Импульсивно она заказала и другую дюжину для Джинни с карточкой: "Просто потому, что я люблю тебя. Обнимаю и целую, Вилли."

Она по-прежнему регулярно звонила своей матери. Джинни стала реже жаловаться и казалась спокойной. Она сообщила о продаже "Серебряного экрана". Сначала Вилли огорчилась, но потом решила, что, возможно, это шаг к началу новой жизни для Джинни. Мама редко говорила о своей личной жизни, зато много рассказывала о добровольной работе в католическом приюте, где она обучала женщин кройке и шитью. Вилли чаще, чем когда-либо, говорила маме, как она ею гордится. Джинни спокойно принимала комплимент и уверяла Вилли, что уже нет причин волноваться за нее.

В офисе Вилли прожужжал селектор.

– Вас хочет видеть Ник Росситер, – сообщила ее секретарь. – Его нет в вашем расписании... Он говорит, что он ваш друг.

Вилли скорчила гримасу. Друг, подумала она, в некотором смысле. После их ссоры он ушел из ее жизни. Она не искала с ним встреч, уверенная в своей правоте.

– Пусть войдет, – сухо сказала она.

– Как давно мы не виделись, – приветствовал ее Ник, широко раскрытыми глазами разглядывая комнату. – Ты делаешь успехи: офис, штат... производит впечатление. После того, как мы потеряли связь, много изменилось.

– А ты что, ожидал увидеть меня прежней, ждущей твоего звонка?

Ник вымученно улыбнулся.

– Нет, Вилли. Ты никогда не остановишься на достигнутом.

Он не нашел что еще добавить, его остроумие иссякло, и он уселся на стул в небрежной позе.

– Это визит к профессионалу, девочка. Мне нужен развод.

Вилли внимательно разглядывала мужчину, который говорил ей когда-то, что не хочет обременять себя эмоциональным багажом.

– Развод? Когда же ты успел жениться?

– Пару месяцев назад... в Вегасе, – пробормотал он. – Я находился там, чтобы впитать определенную атмосферу для последней книги Шона Макдоуэла. А она обернулась коротким рассказом. Может быть, от большого количества выпитого, а может – от одиночества. Шарон танцевала у Кесара. Она была красивой и забавной, и дело закончилось в четыре утра свадьбой. А сейчас я нахожусь в состоянии похмелья, из которого никак не выйду.

Вилли надоело его слушать.

– Извини, Ник, – сказала она, – но ты обратился не по адресу. Я не навожу порядка в похмельных делах.

– То есть? – спросил он, и в его голове зазвучали недовольные нотки. – Ты даже не хочешь меня выслушать?!

– Послушай, Ник, – возможно, ты женился на несчастной женщине и теперь решил прижать ее? Найди другого адвоката, который поддержит тебя.

Ник продолжал сидеть.

– Может быть, все дело в тебе? Ты выдумала себе белого рыцаря, которого никогда не найдешь? Бегать вокруг женщин, попавших в беду, и спасать их... Господи! Я уже говорил тебе однажды и, надеюсь, ты поняла меня, что женщины не имеют монополии на причиненную боль.

Вилли смягчилась. Конечно, Росситер имел недостатки, но он не сделал ей ничего плохого.

– Хорошо, Ник, – сказала она. – Я выслушаю твою историю, но я ничего не обещаю.

– Давай лучше называть это ошибкой. Я думал, что женюсь на единомышленнице; Шарон же считала, что Шон Макдоуэл – денежный мешок, который никогда не иссякнет. Она почти полностью обчистила меня, Вилли. И сейчас она говорит, что не даст мне развода, пока я не отпишу в ее пользу авторский гонорар за мою следующую книгу. Значит ли это, что я плохой парень, если я считаю, что это несправедливо? А, адвокат?

Вилли не считала Ника плохим парнем, особенно в сравнении с теми, с кем ей приходилось сталкиваться в процессе работы. Но ей трудно было воспринимать его или кого бы то ни было как жертву женских козней. Она чувствовала, что он относится к категории мужчин, которые способны обидеть женщину, но ради справедливости следовало бы отметить, что она не была уверена, не относится ли к той же категории и миссис Росситер.

Однако Вилли взяла за правило никогда не выступать против женщин, и несмотря на то, что Ник был ее другом и просил ее о помощи, она не хотела изменять себе.

– Помнишь наш последний разговор? – спросила Вилли. – Ты тогда сказал, что не должен учить меня, как мне работать. Так вот. Я не могу браться за твой развод, Ник, просто не могу. Но я передам это дело одному из Моих коллег и лично буду следить за его ходом, чтобы быть уверенной, что все в порядке. Это то, что я могу тебе предложить.

Ник немного подумал и согласился.

– Значит ли это, что мы снова друзья? – спросил он, улыбаясь. – Даже если ты осуждаешь меня?

– При таком условии – да.

– Значит ли это, что ты рада тому, что я снова стал доступен? – игривым тоном спросил он.

Этот вопрос заставил Вилли подумать о Джедде. Она знала, что Ник больше никогда не будет се любовником.

– Это значит, что я рада тому, что мы просто друзья, – ответила она и, взяв карандаш, раскрыла блокнот. – А сейчас ответь на несколько вопросов адвокату...

– Еще недостаточно – иметь все, – с горечью заявила Фейс Спаулдинг. – Кто бы ни создал этот распространенный миф, в любом случае страдает женщина.

Вилли слушала. С годами она становилась идеальным слушателем. У этого клиента была история, с которой Вилли сталкивалась впервые.

Рассказ Фейс Спаулдинг мог бы иметь успех в прессе. Высокая и стройная, с коротко остриженными черными волосами, рассудительная, она имела престижную и высокооплачиваемую должность вице-президента рекламного агентства. У нее была шестилетняя дочь и муж, который поддерживал все ее начинания и стремления.

– Джей был моей опорой, пока я не получила свое последнее повышение, – рассказывала Фейс. – Он даже шутил по поводу того, как важно иметь жену, которая может поддерживать его в форме. Когда мы покупали "БМВ", Джей сообщил продавцу, что это благодаря моим деньгам мы пересели из "хонды" в эту дорогую машину...

– Что потом? – нетерпеливо спросила Вилли, зная, что в Эдеме семьи Спаулдинг должно быть отравленное яблоко – иначе зачем понадобилось Фейс приходить сюда? Вилли хотелось поскорее добраться до сути.

– Потом у Джея вошло в привычку причитать, что он не сделал карьеры и отстал от жизни, причем, по моей вине. Я очень занята, и мне приходится много ездить. Джей преподает в колледже... и у него больше свободного времени. Поэтому мы условились, что он будет дома заниматься нашей дочерью, Дженнифер. В результате, ему пришлось отказаться от повышения, которое ему предлагали на работе, потому что тогда у него совсем не оставалось бы времени.

Он сказал, что продвижение может подождать, что наша дочь и наш брак важнее, чем что-либо другое, мисс Делайе. Мы жили в большой квартире, и у нас был дом на берегу моря в Саутгемптоне. Джей с дочерью проводил там все лето, тогда как я наведывалась к ним только на выходные. Но наша "хорошая жизнь", как он называл ее, становилась все хуже и хуже. Он стал оскорблять меня, и когда я попыталась выяснить причину, он твердил, что это лишь плод моего воображения. Мы перестали заниматься любовью, и он стал обвинять меня, что я слишком много времени уделяю работе. Джей не хотел пойти мне навстречу. Он только обвинял меня в том, что его жизнь не сложилась. Я была в шоке от его слов, которые он говорил мне с отчаянием и злостью. Как будто я была его врагом и он только и ждал момента, чтобы сказать, что я уничтожила его как мужчину, и как он ненавидит меня.

– И что же, ваш муж хочет развода?

– Он хочет, чтобы я умерла, – с горечью ответила Фейс. – Развода хочу я. Я не могу больше мириться с его ненавистью и обвинениями.

– Сожалею, – сказала Вилли. Мысленно она поддерживала ее. – Если Джей не станет оспаривать развод, нам надо будет подготовить финансовое соглашение.

– Это не так легко, – сказала Фейс.

– Развод никогда не бывает легким, – ответила Вилли, – но я приложу все усилия, чтобы облегчить его...

– Вы не сможете, – выдавила Фейс, перебивая ее. – Видите ли, отказываясь от Джея, я вынуждена также отказаться от Дженнифер.

– Ни в коем случае! – воскликнула Вилли. – Если даже Джей угрожает вам этим, я убеждена...

– Вы не понимаете, – прервала ее Фейс. Ее лицо выражало отчаяние и страдание. – Джей здесь ни при чем. – Снова наступила долгая пауза. – Все дело во мне, – наконец произнесла Фейс почти шепотом. – Я ничего не знала. Я была занята только собой и своей работой. Джей готовил Дженни ленч и возил ее в школу... Я никогда не думала о том, что они вдвоем стали семьей, а я... я превратилась в кого-то, кто приносит в дом большую зарплату.

Слезы безостановочно текли по ее щекам. Вилли встала, подошла к Фейс и сердечно обняла ее за плечи.

– Дженни просто умрет, если ей придется оставить своего отца, – хриплым голосом проговорила Фейс. Ее прекрасная косметика из-за слез размазалась по лицу. – Он единственный, с кем она привыкла жить и в ком нуждается. Я не могу лишить ее этого и в то же время не могу больше оставаться дома и только называться матерью. Мое сердце разрывается, но я не вижу никакого выхода.

Борись, хотела сказать ей Вилли, но против кого? Подобно многим женщинам, приходившим сюда, Фейс соблазнилась выбором, который казался таким реальным и о котором сейчас так много говорят. На деле все оказалось иллюзией, растаявшей, как дым. Вилли помнила себя и Джинни, долгие годы бывших неразлучными и живших без всякой поддержки, одними иллюзиями. Она знала цену несбывшимся мечтам. Для любой женщины эта цена была слишком высокой, чтобы она могла заплатить ее безболезненно.

– Может быть, вам лучше оставить работу и попробовать больше времени проводить со своей дочерью, найти способ чаще бывать вместе...

Но Фейс ничего не ответила. Казалось, она уже вынесла себе приговор за преступление, которое, на ее взгляд, было самым тяжким, какое способна совершить женщина.

На прощание она попросила Вилли встретиться с адвокатом Джея и урегулировать все вопросы, связанные с разделом собственности и выплатами на ребенка.

Когда Фейс ушла, Вилли крепко сжала пальцами пульсирующие виски и стала массировать их, чтобы снять головную боль. Ее ждали и другие клиенты, и она должна была быть в форме, чтобы выслушать их. Иногда она чувствовала, что боль, с которой приходят ее клиенты, проникает в ее сердце, и единственное, что она могла делать, чтобы несчастья не поглотили ее, – это работать.

Какая разница, думала она, богата женщина или бедна, молода или стара, разве они все не похожи друг на друга? Все они мечтают, надеются и строят иллюзии – а потом расплачиваются и расплачиваются...

ГЛАВА 13

"СУД ГОВОРИТ – ПЛАТИ, ДОКТОР ОТВЕЧАЕТ – НЕТ".

Заголовок говорил обо всем. Благодаря убедительным аргументам Вилли, суд постановил, что Джек Шеферд должен выплатить своей отвергнутой жене половину суммы, затраченной на медицинскую лицензию, в размере пятидесяти тысяч долларов.

Сразу после решения суда адвокат Шеферда провел на ступеньках здания суда импровизированную пресс-конференцию, делая выпады в адрес Регины, характеризуя ее, как "классический пример женщины легкого поведения". Он заверил репортеров, что Джек не будет подписываться под "приговором своей жизни".

– Вы можете не сомневаться, что мы подадим апелляцию, – говорил он. – И мы покажем суду, какая горькая несправедливость была совершена сегодня. Я обращаюсь ко всем мужчинам, утверждая, что должны существовать границы женского произвола.

Его речь напечатали все газеты и повторили вечерние телевизионные новости. Вилли была крайне возмущена, но работа научила ее владеть своими чувствами. Хотя это ей и не всегда удавалось. Как, например, на последнем заседании суда, когда судья несколько раз сделал ей замечание за нарушение правил поведения в суде и даже один раз – за неуважение к суду. После этого она еще пять часов тряслась в ожидании приговора.

Но выговор и штраф, который она заплатила за "неуважение к суду", не охладили ее возмущение. В глубине души она оставалась той маленькой девочкой, которая кричала на суде в маленьком городке много лет назад. Но сейчас она знала, как использовать свое справедливое возмущение в пользу клиента. И она на опыте убедилась, что зачастую яростная атака бывает эффективней хладнокровного манипулирования словами.

Если Джек Шеферд надеется завоевать перед апелляцией общественное мнение – в основном, мужского населения, – Вилли сделает то же самое.

Она вызвала своего секретаря и велела ей не отказывать всем желающим получить интервью у адвоката Делайе – как представителям прессы, так и телевидения. Потом она позвонила Нику Росситеру.

– Собираешься ли ты написать о деле Шеферд? – спросила она.

– А как бы тебе хотелось? – спросил он в свою очередь выразительно. – Не сделаешь ли ты снова из меня отбивную?

– Нет, – рассмеялась она; – Я уже получила урок, Ник. Мужчины остаются мужчинами. Моя просьба для пользы дела.

– Валяй.

– Если ты планируешь дать колонку об этом деле, потерпи до вечера.

– Звучит интригующе. Собираешься угостить меня ликером и соблазнить на написание панегирика благородной Регине? Об этом просьба?

– Ничего подобного, Ник, – возмутилась Вилли. – Я не хочу, чтобы ты шел на компромисс с журналистской этикой. И не прошу писать что-либо хорошее о моем клиенте. Но я надеюсь, что ты напишешь правду...

– Правда – это твой взгляд на вещи? Вилли молчала.

– Хорошо, – сказала она наконец. – Возможно, я заслуживаю этого. Все, о чем я прошу, чтобы ты выслушал меня. Сегодня вечером я выступаю в Новой школе. А потом угощу тебя обедом.

– Ага! Я знал это! Пытаешься подкупить меня? Все, что я могу сделать для тебя, – это прийти и послушать твое выступление. И, если я решу что-нибудь написать, я напишу это так, как мне видится. И достаточно правдиво.

– Достаточно правдиво, – повторила Вилли.

Аудитория Новой школы социальных исследований была переполнена желающими послушать лекцию на тему "Развод в Америке и перспективы женщин". Аудитория главным образом состояла из женщин. Среди них затерялись три-четыре десятка мужчин.

Когда Вилли шла к трибуне, со всех сторон неслись одобрительные возгласы. Она была одета в строгий темно-синий костюм, который эффектно подчеркивал ее естественную красоту.

– Возможно, некоторые из вас слышали о моем последнем деле, – начала она. – А может быть, вы и не обратили внимания на историю Регины Шеферд, думая, что она не имеет ничего общего с вами. Если это так, то вы можете совершить ту же ошибку, что и Регина, которая тоже думала, что разводы грозят кому угодно, только не ей и ее мужу.

– Хотите вы того или нет, но развод теоретически возможен в каждой семье. И больнее всего он задевает женщину. Приведу некоторые цифры: за год, следующий после развода, жизненный уровень большинства женщин падает в среднем на семьдесят три процента, тогда как у мужчин он возрастает на сорок два процента.

По аудитории прокатилась волна возгласов.

– Настало время, когда женщина должна поднять голову и с открытыми глазами встретить жестокую действительность. Вместе с браком, который меняет ваш образ жизни, должны изменяться и женщины. Некоторые из вас, возможно, думают, что нелогично думать о разводе, пока он не появился у вашего порога, а в семье царит мир и спокойствие. Но я говорю вам, что нелогично, проснувшись однажды утром, обнаружить, что ты брошена, истощена эмоционально, физически и материально. Я говорю вам, что вы можете и обязаны защитить себя сами – точно так же, как вы можете предотвратить инфаркт, зная факторы риска и соответствующе действуя.

– Женщина должна быть готовой к тому, чтобы не состоять в браке, который может быть расторгнут по прихоти ее мужа. Ей необходимо сохранить независимость и равенство мужем в эмоциональном, социальном и финансовом отношении. Потому что, когда настанет время развода, женщина должна иметь ресурсы для того, чтобы остаться нормальным человеком.

Вилли говорила около часа о "новой беде" Америки – о женщинах среднего класса, жизненный уровень которых резко снижается после того, как их брак распадается. В аудитории стояла полная тишина. Присутствующие завороженно слушали ее, и, когда она закончила, в зале поднялся лес рук – у всех были вопросы. Вилли выбрала молодую женщину в джинсах и клетчатой рубашке.

– Мисс Делайе, вы говорите, что мы должны сохранить финансовую независимость, но как я могу это сделать, если наша семья нуждается в обеих зарплатах – моей и моего мужа, чтобы кое-как свести концы с концами.

– Одна из возможностей – открыть собственную кредитную карточку, – быстро ответила Вилли. – Но не на имя мужа, а на себя. Имея кредитную карточку и используя ее, чтобы оплатить некоторые счета, вы можете сами регулировать свои финансовые отношения. В случае более солидных приобретений, например, дома или квартиры, позаботьтесь о том, чтобы ваше имя фигурировало в документах.

– Что делать в случае, если в связи с рождением ребенка женщина вынуждена уйти с работы? – прозвучал следующий вопрос.

Ответ у Вилли был уже готов.

– Не теряйте работу полностью, сохраняйте контакты, чтобы вернуться туда, когда вы будете к этому готовы. В том случае, если вы только начинаете свою карьеру, остановите свой выбор на фирме, либерально относящейся к материнству, – и, будьте уверены, вы не станете финансово зависимы от своего мужа. Вы должны настоять на сохранении своих кредитных карточек и текущих контрольных чеков независимо от того, работаете вы или нет.

В разговор вступила женщина средних лет.

– Я слышала об одном вашем деле, когда вы смогли отвоевать много денег в пользу богатой женщины. Но что, если мы не богаты, и у нас нет богатого мужа? Что мы будем иметь в результате развода?

– Надеюсь, вы все знаете о доходах вашей семьи и ее финансовом состоянии. Я имею в виду размер вашей страховки, накопления в банке, рыночную стоимость вашего дома и во что вложен ваш каждый совместно нажитый пенни. Найдите адвоката, который сможет добиться для вас максимально возможного. Печальная истина состоит в том, что лишь менее двадцати процентов экс-мужей исправно платят алименты. Поэтому всегда лучше получить недвижимость, или наличные, или инвестиции. Это намного выгоднее, чем обещание платить в будущем. Если ваш развод предусматривает алименты, убедитесь, что они защищены страховым полисом. Тогда вы хоть как-то будете гарантированы от финансовых проблем, грозящих каждой разведенной женщине.

Раздался голос с задних рядов аудитории:

– Разве не правда, что адвокаты, подобные вам, призывают людей к борьбе для того, чтобы делать больше денег?

Почему вы не говорите людям, что они могут сохранить деньги, если будут настроены дружелюбно по отношению друг к другу, вместо того, чтобы тратить их на развод, тем самым обогащая вас?

Вилли был неприятен этот вопрос, но она знала, что доля истины в нем есть.

– Я не могу отвечать за всех юристов, – сказала она. – Возможно, что некоторые адвокаты и усиливают баталии между супругами, чтобы получить гонорар побольше. Но ведь не секрет, что некоторые люди настроены по отношению друг к другу отнюдь не дружелюбно и стараются обмануть один другого, когда дело доходит до развода. Что касается меня, то я имею дело только с теми женщинами, которые как раз и были настроены, как вы говорите, Дружелюбно по отношению к своим мужьям, но в один прекрасный день обнаружили, что их сбережения иссякли, а копилки опустели прежде, чем они успели заметить это. Помните, что мужчина, который разводится, может сильно отличаться от мужчины, который женится. Я вам настоятельно советую – обратитесь к адвокату прежде чем произнесете вслух слово "развод", если вы его задумали.

Вилли посмотрела на часы и предупредила, что может ответить еще только на один вопрос.

– Как нам найти хорошего адвоката, занимающегося разводами?

Вилли улыбнулась.

– Я не даю рекомендаций. Лучше всего, найти кого-нибудь, кто уже обращался к адвокату и остался доволен его работой. Тогда и вы можете использовать свой шанс.

Когда Вилли покидала зал, около дюжины женщин обступили ее, задавая различные вопросы. И, хотя она видела, что Ник ждет ее в конце аудитории, она не могла пройти мимо людей, которые просили о помощи. Она достала из сумки пачку визитных карточек и стала раздавать их всем желающим. Вдруг она увидела бедно одетую женщину, которая держала за руку ребенка лет восьми-девяти. Именно столько ей было, когда она впервые услышала слово "развод", которое определило всю ее дальнейшую жизнь.

– Позвоните мне, – сказала она, обращаясь ко всем женщинам, но глядя прямо в глаза женщине с ребенком. – Скажите моему секретарю, что вы были здесь сегодня вечером, и она назначит вам время приема. Если вам нужен развод, я...

– Я уже получила развод, – вырвалось у женщины с ребенком. – Как вы говорили, так со мной и случилось. Я работаю на двух работах и не могу свести концы с концами. Я не могла позволить себе такого адвоката, как вы...

Вилли отвела женщину в сторонку и написала на своей визитке домашний номер телефона.

– Позвоните мне завтра, – сказала она. – И не беспокойтесь о гонораре. Мы что-нибудь придумаем, обещаю вам.

Когда она уходила, в ее голове начинал зреть новый план. В городе, должно быть, много таких женщин, несчастных и страдающих только потому, что они не смогли нанять хорошего адвоката. Она решила, что следует подумать над созданием специального отдела в ее процветавшей фирме, который бесплатно и квалифицированно оказывал бы помощь любой женщине, ставшей жертвой несчастного брака и неспособной заплатить адвокату, или доведенной до нищеты несправедливым разводом.

– Насчет времени, – сказал Ник, когда Вилли, наконец, добралась до него. – Тебе никто не говорил, что мужчины не любят ждать?

– Нет, – улыбнулась она. – Будь любезен, поучи меня.

– Может быть, и стоит... Но после того, как получу обещанные обед и выпивку.

Они отправились в маленький итальянский ресторанчик на Бликер-стрит.

– Ты произвела на меня впечатление, – сказал Ник, набивая рот спагетти. – Ты говорила стоящие вещи о том, чтобы женщина появлялась у вас перед разводом. Но есть что-то важнее этого, важнее того, что ты говорила тем женщинам о браке и разводе. Я всегда представляю молодого человека, который сводит с вами счеты, и, думаю, вы не смогли бы его одолеть. Я прав?

– Не сейчас, Ник, – сказала она, улыбаясь. – Я предполагаю убедить тебя, что Регина Шеферд заслужила то; что ей присудил суд, и даже больше. Запомнил?

Он покачал головой.

– Если ты хочешь говорить, то будь любезна и слушать иногда. Может быть, я настрочу словечко или два по поводу вашего дела. Но я просто удивляюсь! Если бы ты знала, как заблуждалась сегодня вечером. Есть только одна вещь, позволяющая женщине понять, в чем ее удача, – ты же преподносишь брак слишком примитивно, словно это некая лига, где ежедневно только и делают, что пропускают кварту джина. Может быть, ты так и представляешь его, а вернее всего, когда два человека начинают совместную жизнь, они просто верят друг другу.

– Эти слова совсем не похожи на речь сурового парня, – сказала Вилли. – Может быть, ты все еще веришь в любовь и в сказку, и в Санта-Клауса, и в добрую Фею...

– Да, – торжественно произнес Ник. – И знаешь почему? Если ты не оставишь места в своей жизни для них, адвокат... то они никогда и не появятся.

ГЛАВА 14

Вишневые деревья покрылись почками и вот-вот готовы были расцвести. Вилли отделяло всего несколько часов от события, которое могло стать самым большим ее триумфом. Завтра утром она будет выступать на заседании Верховного суда по делу Шеферд против Шеферда.

В то время, как лимузин мчал ее по вечернему Вашингтону, Вилли мысленно перенеслась в прошлое. Это был город Мэтта Хардинга, и она думала о том, какой была бы ее жизнь, выйди она за него замуж.

Будучи трезвомыслящей и практичной, она никогда не думала в контексте "если бы". Но сейчас она разволновалась, позволив себе именно такие мысли. Возможно, брак с Мэттом был бы трудным, хотя он положил бы конец ее одиночеству. Настоящий дом, ребенок – в ее фантазиях это была дочка, которая выросла бы сильной и независимой личностью, бесстрашной и верящей в любовь.

Ей очень хотелось бы знать, о чем сейчас думает Мэтт и что он почувствует завтра, когда она будет стоять перед ним. Испытает ли он боль сожаления? Ей хотелось бы этого – ведь не одна она должна быть хранительницей их прошлого.

Лимузин остановился перед гостиницей. Она сняла большой номер с видом на Пенсильвания-авеню и Белый дом.

Она разложила на кровати массу юридических документов по делу Шефердов, которое, как она однажды пошутила, стало решающим для ее карьеры.

Джек Шеферд строил свою апелляцию на том, что его бывшая жена не имела никаких прав отнимать у него будущее. Судья согласился с этим, утверждая, что Регина действительно не имела права требовать безоговорочную компенсацию только лишь за добросовестное выполнение своих супружеских обязанностей. Поэтому, потребовав от Джека часть денег за медицинскую лицензию, суд тем самым закрепил "детскую зависимость женщины, с которой наше общество и правосудие стремятся покончить".

Ответ Вилли был резким и не заставил себя долго ждать. Она заявила, что это дискриминация. Сейчас ей надо было убедить Мэтта и его коллег в том, что вклад Регины в будущее своего мужа был не благотворительностью, а как бы предоставлением кредита, который теперь должен быть выплачен.

Готовясь к трудной и напряженной борьбе, она репетировала про себя свою речь до тех пор, пока слова не улеглись в ее голове в нужном порядке. Все, что ей сейчас было необходимо, – это хороший ужин и крепкий сон.

Ностальгия занесла Вилли в Сорвино, одно из любимых мест Мэтта. В маленьком ресторанчике было мало народу, здесь все было теперь по-другому, она не увидела ни одного знакомого лица. Вилли заказала бокал "Орвьетто", немного спагетти под светлым густым соусом. Поскольку она не любила есть в ресторане в одиночестве, то всегда приносила с собой что-нибудь почитать.

Она перелистывала страницы "Вашингтон пост", надеясь найти что-нибудь про Мэтта. Еще долгое время после их последнего разговора она с опасением разворачивала газеты, боясь увидеть там некролог, посвященный Мэтту. И каждый раз с облегчением убеждалась, что этот момент еще не наступил. Она корила себя за пустое благородство, в результате которого разбились ее надежды иметь крепкую семью и любимого человека.

Однажды в журнале "Пипл" Вилли увидела фотографию Мэтта. Он стоял рядом с элегантной женщиной, которая, как писали, была председателем страховой компании или чего-то в этом роде. Всматриваясь в фотографию, Вилли испытала странное чувство ревности и злости, хотя ничего не было сказано о личных взаимоотношениях Мэтта и женщины.

Старый приятель Мэтта Джон Мартин Гиббс несколько лет назад умер, и тогда взгляды Мэтта немного изменились. Иногда в его словах эхом отзывался консерватизм Гиббса, что казалось Вилли странным, как будто он совсем отошел от присущего ему либерализма, который так импонировал ей.

"Жизнь меняется, детка, – однажды сказал он. – Все растет и переплетается, и зачастую даже лучшие в мире умы превращаются в замусоренное и застоявшееся болото". Несомненно, думала Вилли, то, что Мэтт проповедовал, он применил на практике. Это касалось его размышлений о любви, которые она хорошо помнила.

– Синьорина? – обратился к ней официант, и Вилли оторвала взгляд от газеты. – Джентльмен хочет угостить вас. Что принести вам, коньяк или что-нибудь другое?

Через несколько столиков от нее мужчина лет тридцати пяти поймал ее взгляд и улыбнулся, но у Вилли не было сейчас настроения начинать с незнакомцем беседу. Она улыбнулась и покачала головой, вежливо отказываясь от его предложения.

Подходя к гостинице, Вилли заметила стоящий у входа черный лимузин. По эмблеме на дверце она определила, что это автомобиль Верховного суда. Когда она подошла к портье, чтобы узнать, нет ли для нее сообщений, к ней поспешил шофер в униформе.

– Мисс Делайе? – спросил он.

– Да?

Он подал ей белый тонкий конверт. Она торопливо распечатала его. Внутри оказалась записка, написанная крупным уверенным почерком и содержащая всего несколько слов: "Я знаю, что здравый смысл покинул меня, но я должен увидеть тебя. Мэтт". Это было похоже на открывшийся ящик Пандорры, откуда вырвались глубоко затаенные, но не забытые чувства. Вилли готовила себя к встрече с Мэттом на суде. Но не наедине. Ведь это просто сумасшествие – встретиться судье и адвокату накануне заседания по апелляции. Настоящая золотая жила для прессы.

Вилли долго стояла в нерешительности, призывая свой здравый смысл, взвешивая все "за" и "против". Наконец, решительно отбросив все сомнения, она села в машину.

Сейчас, может быть, ее жизнь переменится, думала она, сидя в лимузине, мчавшемся в Джорджтаун. Возможно, его любовь изменилась, получив уроки лучше того, который он преподал ей в один из холодных осенних вечеров.

Возвращаться сюда было подобно паломничеству. Это похоже на переигрывание кусочка ее жизни заново. Как только машина свернула на стоянку, она увидела Мэтта, стоявшего у входа, как всегда стройного, его силуэт четко вырисовывался в освещенном дверном проеме.

– Вилли, – произнес он нежно, почти благоговейно. – Какое счастье вновь увидеть тебя.

– Ты прекрасно выглядишь, – сказала Вилли. – Но это безумие...

Он улыбнулся, словно ребенок, которого уличили в проступке.

В камине ярко горел огонь, на столе стоял графин и два бокала. Мэтт молча наполнил их брэнди и подал один из них Вилли. В джинсах и вязаном пуловере он выглядел молодым и сильным, таким, каким она и помнила его.

– Ничто не изменилось, – тихо произнесла она.

– Кроме тебя, – сказал Мэтт, глядя ей прямо в глаза. – Ты всегда была красивой, но сейчас... Ты стала именно такой, какой я тебя и представлял – сильной, гордой и совершенной. Я горжусь тобой, Вилли. Ты шла навстречу своей мечте, и вот она сбылась.

Да, думала Вилли, отпивая глоток брэнди, одна моя мечта осуществилась – но только одна. Будто прочитав ее мысли, Мэтт сказал:

– Ты сердишься на меня. Я почувствовал это сразу, как увидел тебя. Не стоит... Я в долгу перед тобой...

– Черт возьми, Мэтт. Я любила тебя, – страстно сказала она. – Мы снова здесь и можем быть всегда вместе. Почему бы тебе просто не сказать правду? Неужели ты веришь в то, что поступил правильно, когда лишил меня возможности стать счастливой?

Мэтт не успел ответить, его лицо вдруг исказилось от боли. Он закрыл глаза. Вилли испугалась. Она вскочила и взяла его за руку.

– Что случилось, Мэтт? Может быть, позвать доктора? Сердце?

Боль утихла, и, хотя Мэтт был бледен, он попытался улыбнуться.

– Ничего, детка – все прошло. Он сделал глоток брэнди.

– Я очень сожалею, Вилли. Любой мужчина на моем месте поступил бы так же. Поверь мне – то, что мы расстались, было наилучшим выходом.

Вилли не поверила в его слова, но она все-таки боялась рисковать, приводя ему свои аргументы.

– Почему ты сегодня пригласил меня? – спросила она.

– Возможно, ты хотела меня опередить? – На его лице снова появилась та же усмешка. – Я не был уверен в том, что после завтрашнего суда ты захочешь повидаться со мной.

Вилли попалась на приманку.

– Означает ли это, что ты собираешься голосовать против меня?

– Судьи не могут планировать свои решения, пока не услышат доводы, Вилли, – осадил ее Мэтт. – Но, независимо от того, как я проголосую, не думай, что я настроен против тебя. Я следил за каждым шагом твоей карьеры. Ты стала именно таким адвокатом, каким я всегда мечтал видеть тебя.

Вилли ждала "но", которое должно было последовать за его словами, однако Мэтт продолжал.

– Я искренне восхищаюсь твоей целенаправленностью и упорством. Мне нравятся твои страсть и пыл. Они становятся все сильнее, по мере того, как уменьшаются мои собственные. Ты уже поняла, я надеюсь, что закон, вообще твоя работа, может стать опасным и всепожирающим любовником.

– Ты вызвал меня сегодня вечером только лишь затем, чтобы прочесть эту лекцию? – спросила Вилли.

Мэтт рассмеялся.

– Ты похожа сейчас на маленькую девочку, которой наступили на ногу. Если бы я был лет на двадцать помоложе, я бы посадил тебя за это к себе на колени, но я боюсь, что счастье обладать тобой убьет меня. Помнишь, когда ты работала клерком у Джона Мартина Гиббса, ты говорила о деле, которое, по-твоему, непременно требовалось заслушать?

– Помню, – сказала Вилли, еще не понимая, к чему он клонит.

– Помнишь, как я предупреждал тебя об опасности попасть под влияние собственных эмоций, когда ты строишь защиту?

– Я помню, – нетерпеливо сказала она. – Но к чему...

– Выслушай меня, – настойчиво сказал Мэтт. – Сейчас ты достигла того, о чем мечтает каждый юрист. Ты выбрала одно из направлений, которое связано с твоими личными переживаниями, и ты добиваешься успеха, но...

– Но это не только мое дело, – запротестовала Вилли.– Этот вопрос сейчас очень важен и актуален, и от того, как взялся за него адвокат, во многом зависит дальнейшая судьба клиента...

Мэтт покачал головой.

– Ты знаешь, что мне трудно спорить с тобой по этому вопросу. Он слишком животрепещущий для тебя. И мне кажется, что ты уже научилась от меня всему, чему я тебя мог научить. Я больше не собираюсь контролировать тебя и поучать. Ты уже сформировалась и стала цельной натурой. Я хочу лишь одного – чтобы ты безоговорочно следовала букве закона.

– А я так и делаю, – вызывающе ответила она. – А что касается уроков, которые ты преподал мне... Господи! Я по-прежнему верю тебе. Неужели ты думаешь, что я изменила бы своим взглядам, если бы ты женился на мне, если бы ты не принес в жертву свою любовь?

Мэтт снова побледнел. Он изо всех сил старался держать себя в руках.

– Я все еще люблю тебя, Вилли, – тихо произнес он. – И никогда не переставал любить. Я тоже кое-чему научился. Я сделал то, что считал правильным, но иногда мне кажется, права была ты. Прости меня за все, Вилли. Уверяю тебя, я сполна заплатил за это.

Вилли смотрела в его серые глаза, которые когда-то светились обещанием любви, и пыталась проникнуть в его душу. Боль Мэтта не заглушила ее собственную и не повернула вспять все годы, которые она оплакивала.

Может быть, ей удастся изменить его решение? Эта мысль пришла к ней с ошеломляющей ясностью. Столько пустых надежд! Всю жизнь она боролась и утверждала то, во что верила. Однако, когда дело коснулось ее личного счастья, она позволила мужчине, которого любила, отказаться от нее без борьбы. И все, что осталось у нее после такой легкой сдачи, – это полная опустошенность. Для нее этот урок был более тяжелым, чем для Мэтта.

– Спасибо, – сказала она тихо. – Я постараюсь запомнить все, чему ты меня научил.

Она замолчала. Сказать было больше нечего, а уходить не хотелось. Но они оба поняли, что разговор их закончен.

– Я думаю, тебе пора идти.

Вилли кивнула. Она медленно шла к дверям, растягивая последние мгновения свидания и словно неся траур по минувшему. Мэтт обнял Вилли и крепко прижал ее к себе. Положив голову ему на грудь, она услышала, что его сердце бьется так же сильно, как и ее.

Как только силуэт Вилли растаял в темноте весеннего вечера, Мэтью Хардинг тяжело прислонился к притолоке. Потом он заставил себя выпрямиться и дойти до инвалидного кресла, скрытого за листьями фикуса.

Сбросив маску, которую он огромным усилием воли удерживал на лице, пока здесь была Вилли, он тяжело опустился в кресло и за считанные секунды превратился в уставшего старика, которому оставалось только мечтать о красивой женщине, глаза которой всегда делали его вновь молодым.

Поднимаясь по мраморной лестнице здания Верховного суда в Вашингтоне, финальной ступени в американской судебной системе, Вилли испытывала чувство благоговения. В течение двух веков суд интерпретировал Конституцию и решал дела, защищая права всех граждан Америки, бедных и богатых, воздавая по заслугам заключенным и президентам. То, что Вилли оказалась здесь, свидетельствовало о важности ее дела.

Вилли очень волновалась, проходя мимо охраны в зал заседаний, который был открыт для публики и прессы. Она поискала глазами среди судей и заседателей Мэтта, суеверно полагая, что если она сможет убедить его, то убедит и остальных. Наконец ей дали слово.

– Следует отметить, – начала она, – что Америка "переживает сейчас настоящую революцию в отношении разводов. Мы можем сетовать на распад семьи и ущемление прав женщин. Но давайте посмотрим правде в глаза – поскольку продолжительность брака уменьшается, надо навести порядок в законах о разводе. Нам необходимо при рассмотрении дел о разводе ставить во главу угла финансовый вклад обоих партнеров, чьи талант и энергия способствовали улучшению благосостояния семьи.

Джек Шеферд согласился на финансовую поддержку своей жены. Теперь, получив за ее счет образование, он не хочет возмещать ей затраты, утверждая, что его жена, жертвуя своей собственной карьерой, выполняла лишь свою женскую обязанность. Мнение суда, согласно которому законная борьба Регины Шеферд характеризуется как "детская зависимость", не что иное, как дискриминация в чистом виде.

Я прошу суд – защитный механизм наших фундаментальных прав человека – защитить инвестиции Регины Шеферд, как и все подобные инвестиции супругов, независимо от их полов. Суд не может вернуть моему клиенту годы, потраченные на работу во имя будущего ее мужа. Но суд может поддержать справедливые претензии Регины Шеферд. Мы не претендуем на то, чтобы наказать доктора Шеферда за его измену или отказ от брака. Мы просим только того, чтобы он поступил справедливо с женщиной, благодаря которой стала возможной его карьера.

В современном мире в вопросе о взаимных обязательствах супругов может быть достигнут консенсус. Я прошу суд отойти от дискриминационных стереотипов и вынести свое решение, учитывая жестокие социально-экономические факторы действительности.

Девять пожилых судей с бесстрастными лицами слушали пылкую речь Вилли. Даже выражение лица Мэтта ни о чем не говорило ей.

Прошли долгие две недели, прежде чем Верховный суд вынес свое решение. Пятью голосами против четырех суд вынес решение в пользу Регины Шеферд. Решающий голос принадлежал судье Мэтью Хардингу.

Сердце Вилли наполнилось радостью и благодарностью. Она сказала тихое "спасибо" не только судье, но Мэтту, который эволюцией своих собственных взглядов показал ей, что настало то время, которого она ожидала.