Глава 11

Фрэнсис затаила дыхание. Он дернулся, как от удара, и удивленно посмотрел на нее:

– Это невозможно!

Она знала, что должна противопоставить его ярости свою. А лучше всего – язвительную и едкую непокорность.

– Неужели? И почему же?

Глаза Найджела горели, но силы, казалось, оставили его.

– Я не могу поверить… Фрэнсис, ради всего святого! Париж погружен в хаос интриг. Многие даже боятся нового террора!

– Я в одиночку пересекла всю Индию. Обогнула на корабле мыс Доброй Надежды. Я видела тигров и муссоны. Я привыкла к одиночеству. И совершенно равнодушна к опасности. Я хочу использовать этот шанс обрести независимость. Разве я не способна одурачить десяток французских аристократов?

Он с силой ударил ладонью по оконной раме.

– Вы хоть имеете представление, о чем говорите? У Франции теперь новая аристократия. Лучший пример тому – герцог Отранский. Революция сделала этого человека герцогом, хотя в его жилах нет ни капли благородной крови. Некоторые утверждают, что у него вообще нет крови, и поэтому он так любит пускать ее другим людям. Теперь он возглавляет тайную полицию. Думаете, вам удастся обмануть его?

Фрэнсис показалось, что ее язык прилип к нёбу.

– Вы знакомы с ним?

– Я видел его: резкость, угловатость, приподнятые, как у нахохлившегося ястреба, плечи. Водянистые глаза на худом, бескровном, лишенном всякого выражения лице. Их взгляд отражает полное отсутствие души у этого человека. Мне известно, что происходит в его ведомстве на площади Вольтера.

– У всех есть душа.

– Интересно, что бы вы сказали во времена Великого террора, когда сточные канавы были красными от крови его жертв, когда он вернулся к практике расстрелов, потому что гильотина, на его взгляд, работала слишком медленно. В Лионе по его приказу по улицам протащили монахиню, а затем убили ножом для разделки мяса. Это была двоюродная сестра моей матери. Его имя служит синонимом страха – Жозеф Фуше.

Фрэнсис встала и взглянула ему прямо в лицо. Догадывается ли он, что она лжет? Что от страха у нее душа ушла в пятки? Что одна мысль о тайной полиции приводит ее в ужас? Тем не менее она предложила выход, который может изменить ее судьбу. Или она лжет самой себе? Неужели же просто боится назвать истинную причину своего намерения поехать в Париж?

Фрэнсис заставила свой голос звучать ровно.

– Мне предложили работу. За нее очень хорошо заплатят. Я согласилась, и вы не испугаете меня.

– Ради всего святого! – Желваки заиграли на его скулах. Фрэнсис понимала, что силы его на исходе. – Предложили работу? Кто?

– Лорд Трент. Минувшей ночью сюда приходила Бетти. Ей пришлось выслушать резкости, которых она боялась.

– Бетти? Ну конечно, мне следовало бы догадаться – заговор шлюх! Может, она тоже поедет, и тогда я стану обладателем гарема?

Фрэнсис отвернулась. Сквозь пелену слез она уставилась на лошадь, грива которой серебристым облаком развевалась на ветру.

– Возможно, вам следовало подумать об этом, когда вы потребовали свой выигрыш у лорда Доннингтона. С того самого момента вы по своему усмотрению распоряжаетесь моей жизнью. В своем безграничном высокомерии вы даже найдете мне герцога.

– Меня все время подталкивали к мысли, – язвительно ответил он, – что такова ваша воля.

– Я думала, что у меня нет другого выхода. Вы лишили меня свободы и возможности распоряжаться собой. А теперь вы отвергнете единственный для меня шанс вернуть себе независимость?

Она чувствовала спиной сверлящий взгляд его черных глаз. В его голосе все еще клокотала ярость.

– Итак, какой же план разработали Бетти и лорд Трент? Вне всякого сомнения, Лэнсу тоже известно о нем. Вам позволено открыть его мне?

Фрэнсис присела на кровать, стиснув руки и не смея поднять на него глаза.

– Лорд Трент считает, что ваша миссия будет успешнее, если вы дерзко и открыто появитесь в Париже, обеспечив тем самым себе возможность свободно передвигаться. Если все вы приедете туда с товаром – шелками и пряностями, – то везде будете приняты с радостью. Прибывшие вместе с вами торговцы из Индии подтвердят, что вы действительно там были. Никому не придет в голову сомневаться, и перед вами откроются все двери.

К ее глубочайшему удивлению, Найджел рассмеялся. Фрэнсис подняла голову. Казалось, его переполняет неподдельное веселье, а боль и ярость исчезли без следа.

– Подтвердят? Вы говорите по-французски?

– Не очень бегло. Лорд Трент считает, что мне не нужно выдавать себя за француженку.

В напряженном молчании она ожидала его ответа. И вновь выбор оставался за ним! Без его согласия она не могла поехать, не могла воспользоваться этой возможностью изменить свою судьбу, была не в силах отсрочить ту неотвратимую минуту, когда Найджел найдет ей герцога и навсегда исчезнет из ее жизни.

Он провел ладонями по лицу, будто хотел стереть с него все чувства.

– Разумеется. Даже если нас раскроют, Фуше не проявит к вам интереса. Вне всякого сомнения, парижане найдут ошибки в вашем произношении очаровательными.

Она не могла этого вынести. Найджел был склонен согласиться, но он не хочет ее! Она будет обузой, помехой на его пути. Но прошлой ночью было невозможно отвергнуть отчаянные мольбы Бетти.

– Он отправится в Париж, – говорила Бетти, – и погубит свою жизнь. Вы должны поехать. Вы должны быть с ним. Он по крайней мере не станет жертвовать жизнью, зная, что должен заботиться о вас. Я говорила с лордом Трентом. Он согласился с моим планом… и вам предложат достойную компенсацию, моя дорогая. Вы станете порядочной женщиной.

Внезапно Фрэнсис ощутила ненависть ко всем этим интригам. Это дело Найджела, а не ее. Если он желает умереть в Париже, то разве имеет она право настаивать, чтобы он сохранил себе жизнь? Дважды после их первой встречи в библиотеке она пыталась помочь ему сочувствием. Но он отвергал всякую близость.

– Если хотите, можете сообщить лорду Тренту, что у вас есть лучший план, – она заставила себя сказать это.

Но было уже поздно. Он смотрел на нее взглядом утопающего.

– Нет. Используйте свой шанс, Фрэнсис. Кто я такой, чтобы стоять у вас на пути? Это превосходная маскировка. Лэнс, Уиндхем и я будем отличными торговцами.

– Вы все можете сойти за французов?

– Конечно. Чем бессовестнее ложь, тем легче в нее поверят. Так что едем в Париж, Фрэнсис. Только у меня одно условие.

Горечь возвращалась. Похоже, это бессмысленная победа. Она отвела взгляд.

– Какое же?

– Ради вашей же безопасности вы по-прежнему будете играть роль моей любовницы.

– Значит, ничего не меняется?

Он уже был у двери. Фрэнсис слышала, как он открыл ее.

– Это чисто деловое предложение. Мы будем коллегами. Хотя вы, разумеется, можете стать любовницей Уиндхема, если захотите.


– Весна всегда у меня была самым любимым временем года в Париже.

Темноволосая женщина улыбнулась. Ее французский был беглым и безукоризненным. Вся аристократия Англии и Европы говорила по-французски – на языке дипломатов и куртизанок, а также крестьян, которые сновали там внизу, под окнами. Это был очень приличный, но не самый фешенебельный район Парижа.

В ответ ей прозвучало насмешливое:

– Он заглотил наживку. Я получил сообщение от наших соглядатаев на побережье. Лорд Риво прибудет завтра.

На ее лице появилось торжествующее выражение.

– Ага! Он из породы людей, которые не усваивают уроков.

– Он везет с собой индийскую шлюху. Женщина небрежно пожала плечами.

– Скоро о ней можно будет забыть. Пустяковая помеха – гвоздь в сапоге. Риво приезжает в Париж! Вот что самое главное. – Она похлопала себя веером по подбородку. – А тем временем они сняли себе дом неподалеку от Пале-Рояля. Какая наглость!

– Там же поселился Ланселот Спенсер.

– Итак, двор ожидает прибытия своего маленького короля, славящегося хитростью. Риво думает, что он очень умен. Но на этот раз он проиграет. Если проявит упрямство, то умрет, как Доннингтон. – Женщина вышла на середину комнаты, где на маленьком столике стояло несколько фарфоровых фигурок: пастухи и пастушки в голубых и розовых костюмах, украшенных позолотой. Она лениво взяла одну из пастушек и принялась ее рассматривать. – А это будет позором, Пьер. В конце концов, маркиз очень красивый мужчина.

– Такой же красивый, как тот, что ждет за дверью, мадам? – усмехнулся он.

Женщина умышленно разжала пальцы. Фарфоровые осколки рассыпались по полу.

– Эти белокурые парни довольно красивы, но я предпочитаю брюнетов, Пьер. Брюнеты гораздо занятнее.

Переступив через розовые и золотистые черепки, она пересекла комнату и открыла дверь. Сидевший в прихожей человек поднял голову. Под шапкой светлых волос белело блестевшее от испарины лицо.

– А, маленький англичанин! – Она перешла на английский. – Вы подарите мне поцелуй, мой дорогой?

Несмотря на явную неловкость, он ответил ей тоже по-английски:

– Зачем?

В прихожей было темно. Его волосы отливали золотом во мраке, как дикие желтые ирисы – эти цветы в Англии называют «желтый флаг» – на фоне бурого мха. Он не пошевелился, когда женщина наклонилась и поцеловала его в губы.

– Вам не по себе оттого, что придется предать своих друзей, дорогой? Но полагаю, что нам не хватает немного огня.

Светловолосый мужчина ничего не ответил, продолжая пристально смотреть на нее. Его красные влажные губы резко выделялись на белом лице. Пьер бесстрастно наблюдал за происходящим.

Она наклонилась ниже и зашептала ему на ухо:

– Дом, который показался таким подходящим для вашего маленького торгового предприятия, – тот самый, рядом с дворцом Пале-Рояль, – совершенно не устраивает меня.

Слова, вылетавшие из его чуть припухших губ, звучали неразборчиво.

– Какая досада. Мне стоило больших трудов снять его. Ее угольно-черные брови слегка приподнялись.

– Вашей миссии придется переехать в другой дом. Я тут вспомнила об одном местечке. Оно и вам может показаться превосходным.

– Я в этом не сомневаюсь. Как мне вас теперь называть, дорогая? Или вы сейчас в Париже под новым именем?

– Не паясничайте, – сказала она. – Меня называют Прекрасной Дамой. Что еще?

Он рассмеялся.

– Итак, прекрасная и не знающая жалости дама, какая роль во всем этом отводится мне?

Женщина взяла его за подбородок и заставила посмотреть себе в глаза. Она опять перешла на свой безукоризненный французский.

– Вы, мужчины, считаете себя очень смелыми. Посмотрим.


Фрэнсис и Найджел без лишнего шума покинули Лондон, переправились через Ла-Манш в лодке контрабандиста, а затем быстро пересекли Францию. В течение всего путешествия он держался вежливо, но отстраненно. И всегда, даже на дне лодки, они спали врозь.

Их экзотическая кавалькада – аккуратный обоз из крытых телег – внезапно возникла из окутанного туманом леса, как будто джинн из арабских сказок воплотил в жизнь мечту бедного рыбака о богатстве. Фрэнсис с замиранием сердца смотрела на роскошные индийские ковры. Найджел совершил набег на склады Ост-Индской компании, позаимствовав там шелка, пряности и другие богатства Востока. Впервые она ясно осознала, какая власть и деньги находятся в распоряжении маркиза. Это немного смущало ее.

Фрэнсис остановила своего гнедого жеребца среди мокрых от тумана деревьев и стала смотреть, как Найджел объезжает повозки, отдавая короткие распоряжения. Его волосы и плащ потемнели от влаги. Он сидел верхом на лошади, которую Фрэнсис впервые увидела в Фарнхерсте. Покрытая золотыми и серебряными пятнами шкура животного отливала металлическим блеском и как будто растворялась в тумане. Фрэнсис почувствовала, как у нее защемило сердце, переполненное желанием и странной неизбывной тоской.

Когда они въезжали в Париж, за их кавалькадой следовала орущая и гогочущая толпа уличных мальчишек. Найджел отвечал им смехом и шутками. Фрэнсис опять ощутила беспокойство: ее знаний французского языка, полученных в школе, явно не хватало. Найджел, Лэнс и Уиндхем владели им, как родным.

– А почему не Лэнс? – внезапно спросила она. Найджел посмотрел на нее и удивленно вскинул бровь.

– Почему вы никогда не предполагали, что я могу стать его любовницей? – пояснила свой вопрос Фрэнсис.

– Ланселот Спенсер? – Он рассмеялся. – Лэнс в этом смысле оригинал. Он бережет свою чистоту для женитьбы.

– А вы находите это смешным?

– Нет, я нахожу это очаровательным. Его невеста, вне всякого сомнения, согласится со мной.

– Лэнс помолвлен? – Фрэнсис самой было непонятно, почему она так удивилась.

– Уже несколько лет. Мисс Марш живет в графстве Суррей. К сожалению, целая череда смертей престарелых родственников, умиравших один за другим в самое неподходящее время, воспрепятствовала свадьбе. Но этим летом он непременно женится.

– Он любит эту мисс Марш?

– Достаточно, чтобы оставаться девственником ради нее. Спросите его, если хотите. Мы уже почти приехали.

Фрэнсис отвела взгляд. Над ее головой вздымались вверх высокие здания: необычное сочетание белых оштукатуренных стен, железных решеток и крутых темных крыш. По булыжнику улиц грохотали подковами кони и колеса повозок. Пахло мочой и лошадиным потом с примесью запаха мокрого камня и мха. Это был Париж – культурная столица Европы, а теперь трамплин, с помощью которого Наполеон рассчитывал снова покорить континент, если никто его не остановит.

Фрэнсис почувствовала запах дыма, а затем увидела руины. Недалеко от Пале-Рояля, там, где должен был находиться снятый для них дом, дымились одни головешки. Рядом собралась небольшая толпа. Когда Найджел и Фрэнсис приблизились, люди принялись рассматривать ее индийские шаровары и шелковую чадру. В облике Найджела не было ничего благородного. Камзол не слишком ловко сидел на его плечах, волосы немного длинноваты. Это оказалось весьма существенным. Он выглядел не английским лордом, а богатым французским купцом после долгого и утомительного путешествия.

Найджел спрыгнул с лошади и вступил в беседу с толпой, чисто по-галльски размахивая руками и пожимая плечами. Через несколько минут он вернулся к Фрэнсис, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться вслух.

– Это случилось ранним утром. Во всем виноват повар. Он был уволен. Нанявший его дворецкий тоже уволен. Работавших с ними горничных тоже уволили. Уволили слуг и конюхов. Джентльмен, который снял дом, исчез. Никто их не видел.

Разумеется, он говорил по-французски. Найджел представился собеседникам как месье Антуан. С этого момента изо дня в день они должны были играть каждый свою роль.

Толпа зашумела, и послышались громкие крики:

– Вот он! Вот он!

Фрэнсис повернула коня и увидела скачущего к ним Лэнса.

– Бог мой! Месье Антуан! Воистину, дьявольские времена… Фрэнсис пыталась перевести слова Лэнса, который стал что-то быстро говорить Найджелу по-французски.

– Проклятый повар! Этот негодяй поджег кухню. После возвращения Наполеона в Париж здесь почти невозможно снять дом. Мы потратили уйму денег, чтобы найти этот. – Лэнс потер шею, избегая смотреть в глаза Найджелу. – Но мне удалось найти другое место… Пока мы не приедем туда, я не могу рассказать тебе об остальном. Это место не… Очень надеюсь, ты не будешь возражать.

– Возражать? – переспросил Найджел. – После долгих месяцев на этом чертовом корабле я готов поселиться в свинарнике, лишь бы там была крыша над головой. Ведите нас, сэр.

Лэнс окинул взглядом любопытную толпу и повернул коня. Найджел последовал за ним. Фрэнсис и вереница повозок не отставали. Он был согласен с тем, что им не следует скрываться. Их появление было обставлено с максимальной смелостью. Страх острыми иглами вонзался в сердце Фрэнсис. Выпрямив спину, она ехала по улице вслед за Найджелом. За ними тянулся хвост любопытствующих горожан.

Когда обоз проезжал по мосту через Сену, Найджел на превосходном французском принялся высказывать свое возмущение Лэнсу, жалуясь на вероломство владельца дома. Неужели хозяин думает, что он, месье Антуан, будет платить за восстановление сгоревшего дома? Глупости! Хозяин сам отвечает за своего проклятого повара. Почему никто не догадался потушить огонь? Почему разбежались все слуги? Это заговор против честного гражданина. Домовладелец может теперь попрощаться со своими денежками.

Наконец толпа потеряла к ним интерес. Последние любопытные отстали.

Фрэнсис вслед за Лэнсом и Найджелом въехала на тихую, залитую ярким весенним солнцем улочку позади небольшого сада. Опавшие лепестки цветущих деревьев покрывали булыжники мостовой. Дома показались Фрэнсис заброшенными и обветшалыми. Большинство из них выглядели нежилыми.

Ее жеребец вдруг резко затормозил. Шедший впереди красавец конь с отливающим золотом и серебром крупом застыл как вкопанный.

Найджел повернулся к Лэнсу.

– Это шутка? – свистящим шепотом произнес он.

Не дожидаясь ответа Лэнса, он пришпорил коня и галопом понесся вдоль улицы. Его жеребец затормозил и остановился перед двойными воротами, за которыми виднелся небольшой дворик.

Найджел повернулся к подъехавшим Лэнсу и Фрэнсис. Лицо его было абсолютно спокойным, но в голосе клокотала ярость.

– Ради всего святого, Лэнс! Ты намеренно сделал это – ради спасения моей бессмертной души? – с издевкой спросил он. – Или это всего лишь минутный каприз?

– Мне очень жаль, – с застывшим лицом ответил Лэнс. – Абсолютно невозможно было ничего найти.

Он потупился. Лицо его было бледным.

– Париж забит до отказа. Это все, что я смог найти за такое короткое время. По той же причине мы снимали этот дом и в прошлый раз.

Найджел взглянул на закрытые ставнями окна и облупившуюся штукатурку.

– Да, конечно. Местные жители считают, что он населен призраками.

– Мы можем переехать отсюда, как только найдем что-нибудь другое.

– Переехать? – Найджел взглянул на Лэнса и рассмеялся. – Зачем, черт побери, нам переезжать? Не могу себе представить ничего более подходящего. В жизни по возможности надо стремиться к гармонии. Это наша единственная защита против хаоса. Будем надеяться, что на этот раз у нас будет приличный повар, а не проклятый поджигатель.

– Что вы такого сделали? – обратилась Фрэнсис к Лэнсу, как будто имела право спрашивать. Хладнокровие Лэнса обескураживало. Только легкое подрагивание ноздрей выдавало его волнение. Он словно одеревенел.

– Мы находимся на улице Арбр. Очаровательный выбор, не находите? Это тот самый дом, где мы с Лэнсом и Катрин жили в 1813 году до ее ареста.

Фрэнсис с тяжелым сердцем смотрела, как Найджел проезжал через широкие двойные ворота, чувствуя, что страх тяжелым грузом ложится ей на сердце.

Дом был старинной постройки – остаток того Парижа, который исчез задолго до революции, еще до того, как корсиканский выскочка решил вторгнуться в Россию. В этих самых комнатах поселилась со своим любовником-англичанином приехавшая из Москвы княгиня.

Благородный лорд Риво обрек на смерть свою последнюю любовницу ради спасения собственной шкуры.

Фрэнсис сделала глубокий вдох, тщетно пытаясь обрести мужество и хладнокровие.

Три дня. Ножом.

Ее конь беспокойно перебирал ногами и грыз мундштук. Фрэнсис ослабила поводья и въехала во двор вслед за Найджелом и Лэнсом.

Местные жители считают, что он населен призраками.


Найджел следил за разгрузкой багажа. Большая комната на первом этаже как нельзя лучше подходила для того, чтобы там расположить сокровища Индии, предназначенные для будущих покупателей. Все было сделано быстро и ловко. Как бы то ни было, Найджел и Лэнс почти год жили здесь, с февраля, после отступления наполеоновской армии из Москвы, и до октября, когда пришло известие о том, что Найджел стал маркизом, и арестовали Катрин. Фрэнсис тихим голосом давала указания слугам, как удачнее разместить пряности. Лорд Трент рассчитывал, что девушка не только будет служить приманкой для клиентов, но и станет вести дела, чтобы освободить мужчин для более важных занятий. У нее появилась работа. Это обстоятельство почему-то успокаивало ее. Или должно было бы успокоить, если бы раньше ей приходилось заниматься чем-то подобным.

– Пойдемте, – шепнул ей на ухо Найджел примерно через час. – Достаточно. Мужчины все смогут закончить сами. Я приказал затопить камин в комнате наверху и приготовить чай. Лэнс собирается рассказать мне все, о чем умалчивал до сих пор, и я хочу, чтобы вы присутствовали при этом. Ради вашей же безопасности вам нужно знать, что происходит, но вы должны отстраниться от этого.

Фрэнсис подняла на него глаза. Отстраниться! Если бы она не чувствовала себя глубоко вовлеченной во все, что происходит с этим человеком, ее бы здесь просто не было! Но Найджел отвел взгляд и заговорил со слугой. Момент был упущен.

Воздух в комнате был затхлым, она пропахла сыростью давно не используемого помещения. Камин дымил, трещал и горел неровно, будто отказываясь давать тепло и свет. Фрэнсис потрогала заварочный чайник. Чай уже остыл.

– Боже милосердный! – Найджел подошел к окну и широко распахнул ставни. – Эти французские слуги!

В комнату вошел Лэнс и опустился в кресло. Он выглядел изможденным, почти больным.

– Найджел…

– Послушай, Лэнс, лучше выложить все сразу, – посоветовал Найджел, поворачиваясь к нему от окна. Падавший из-за его спины тусклый свет скрывал выражение его лица, а голос звучал мягко. – Где Доминик Уиндхем?

Лэнс откинул голову на спинку кресла.

– Я мог сказать тебе это только наедине. Уиндхема не видели с самого вечера перед пожаром. Горничная сказала, что он изрядно выпил и заснул. Все слуги клянутся, что он не выходил из дома.

Найджел отвел взгляд. Он смотрел на Париж, и пламя камина высветило его четкий профиль.

– Пожар начался очень рано. Если он был мертвецки пьян, то мог и не проснуться. В таком случае майор, похоже, погиб в огне.

Голубые глаза Лэнса казались бездонными, как небо.

– На пепелище не обнаружено никаких следов тела, но точно мы будем знать, если он так и не появится.

– А где был ты?

– В районе Монмартра. Всю ночь я провел в одной таверне. Могу предоставить свидетелей, если хочешь.

Фрэнсис заметила гнев Найджела и поняла, что это не притворство.

– Ради всего святого, Лэнс! Если бы я считал тебя предателем, то подумал бы, что ты подкупил свидетелей. Но все дело в том, что я так не думаю.

– Но ты обнаружил, что кто-то тайно работал против нас еще с тех времен, когда мы были в России. Это мог быть я.

Найджел пересек комнату и принялся ворошить кочергой угли в камине.

– Ужасно, не правда ли? Если Уиндхем не появится, то этот крайне странный поджог бросит тень подозрения на него.

– Я не хочу в это верить. – Лэнс вытащил свою табакерку и принялся разглядывать ее крышку.

– Тогда остается лишь надеяться, что скоро он ввалится сюда и с сонной улыбкой объявит, что провел ночь в борделе. Но понимаешь, перед тем, как он отправился в Лондон, я рассказал ему о своем открытии. Я сообщил об этом и тебе, и, разумеется, лорду Тренту. – Найджел отбросил кочергу, взял в руки заварочный чайник и выплеснул остывшую жидкость на угли. – Сначала нужно почистить эти проклятые дымоходы, а потом ожидать приличного огня.

Лэнс закашлялся от внезапно повалившего из камина дыма.

– Когда я сообщил Уиндхему новость, что ты сам приезжаешь в Париж, он, похоже, обрадовался.

Найджел поставил на место чайник.

– Ты хочешь сказать, что он не был похож на человека, впавшего в панику и пытающегося скрыть следы своего преступления в огне? Если бы Уиндхем был предателем, его трудно было бы раскрыть. Мы профессионалы, привыкшие скрывать свои истинные намерения. Хотя, Бог мой, это выглядит так неестественно.

– Но насколько хорошо мы знаем друг друга? – Лэнс опустил глаза, будто бы рассматривал свои тщательно отполированные ногти.

– Мне казалось, я знаю Уиндхема, – с оттенком насмешки произнес Найджел.

Лэнс посмотрел ему в глаза.

– Мне казалось, что я знаю тебя. Думал, для тебя будет невыносимо находиться в этом доме. Я с ужасом ждал твоей реакции. Однако после первого приступа раздражения ты ведешь себя так, словно это нисколько не беспокоит тебя. И это несмотря на то, что Катрин лежала на этой кушетке и смотрела в это самое окно. Вас связывало… – Он взглянул на Фрэнсис и умолк. Лицо его было белым как мел.

– Что связывало? – вкрадчивым голосом спросил Найджел. – Что тебе известно, Лэнс? Умоляю, не нужно щадить меня. Фрэнсис знает о Катрин, и если у нее нет желания слушать твой рассказ, то она может выйти из комнаты. Наступившее молчание нарушил стук в дверь.

– Войдите, – поднял голову Найджел. В комнату вошел слуга и поклонился.

– Месье Антуан? Вас просят спуститься в конюшню. Конюхи поссорились из-за лошадей.

Найджел поклонился Фрэнсис и Лэнсу, на лице его застыло насмешливое выражение.

– Как я уже говорил, мы живем на грани хаоса. Нельзя допускать ссор между слугами. Надеюсь, вы меня извините.


Лэнс закрыл лицо руками.

– Боже мой! Боже мой! Почему вы не можете как-нибудь повлиять на Риво? – Его длинные пальцы ухватили пряди белокурых волос. – Вы же его любовница, черт возьми! Неужто не в ваших силах вырвать его из этого ужасного… Проклятие! Возможно… после Фарнхерста… вы ненавидите его, и вам все равно?

Фрэнсис старалась держать себя в руках.

– Ужасного… чего, мистер Спенсер?

Лэнс вскочил с кресла и принялся рыться в сумке, которую принес с собой.

– Я привез это из Англии. Не знаю, зачем я это сделал. Мне следовало сжечь их.

Он протянул стопку бумаг Фрэнсис. Она взяла один листок. На грубой гравюре были изображены несколько человек, мужчин и женщин. В первое мгновение она ничего не поняла, но постепенно до нее дошел смысл рисунка. Она взглянула на следующий листок. «Развлечения маркиза, или Они все делают это». На этот раз среди мужских и женских фигур был осел.

Она подняла глаза на Лэнса.

– Но это же неправда.

– Неправда? А откуда вы знаете? Вам известно, куда он уходит, когда его нет с вами?

Фрэнсис села и принялась рассматривать следующий листок. «Лорд N и мисс N, или Искушение девственницы». На нее с издевкой смотрели сплетенные в любовных объятиях фигурки – грубая пародия на изображения в священных храмах Индии.

– Конечно, нет. Найджел говорил, что ходит к Бетти или в какой-то боксерский клуб.

Лэнс принялся собирать листки. Он с яростью скомкал их и сунул в камин.

– Я не говорю, что тут все правда – эта мисс Ривер, например, – хотя об этой истории говорил весь Лондон. Но ведь действительно существуют тайные клубы, в которых практикуются подобные мерзости. Считается, что Риво состоит членом большинства из них. Его уже почти не принимают в обществе.

– Из-за всей этой нелепицы? – недоверчиво спросила она.

– Нелепицы? Ради всего святого! Большинство людей испытывают отвращение к подобной испорченности. Или вы хотите сказать, что не верите всему этому? Думаете, он стал бы объектом такой ужасной клеветы, если бы вел жизнь святого?

Фрэнсис смотрела на скомканные Лэнсом листки.

– Итак, он ищет отдохновения с куртизанками или другими мужчинами. Это совершенно естественно. Это одно из проявлений Камы – радости плотской любви.

Лэнс посмотрел на нее так, будто у нее внезапно выросли две головы.

– Любви? Но ведь любовь – самое чистое из человеческих чувств! Как вы могли назвать этим словом подобные мерзости? Любовь – это то, что Риво испытывал к Катрин. Если бы вы видели их вместе… – Он упал на одно колено и склонил голову перед камином, как перед алтарем. – Когда Катрин умерла, в нем что-то сломалось. Все его друзья видели это. Он пытался забыть ее, погружаясь в пучину беспутства и порока. Но это погубит его.

Он высек искру и поджег бумаги. Повалил дым, и Лэнс закашлялся.

В комнате стояло зловоние. Фрэнсис подошла к окну и распахнула его. Почему же он пощадил ее в Фарнхерсте – даже полубезумный от яда? Но теперь перед ней сидел Лэнс, который знал Найджела гораздо лучше – и гораздо дольше, – и страдания его были искренними.

– Простите, – кашляя, произнес Лэнс. – Мне не следовало вам ничего говорить.

– Не важно. Вам, наверное, тоже тяжело это видеть. – Она сложила руки на коленях. – Вы жили в этом доме вместе с ними.

Лэнс провел пальцами по своим губам и отвел взгляд.

– Катрин была прекрасна, подобно яркому пламени. Я вспоминаю сцену, когда Найджел стоял в дверях, а она, смеясь, дразнила его. Она вытащила шпильки из волос и распустила их вот здесь, у окна. Они доходили ей до талии, горя огнем в лучах солнца. Риво пошел к ней, как мотылек на огонь. Он опустился перед ней на колени, взял в руки ее волосы и зарылся в них лицом. Он боготворил ее.

Фрэнсис живо представила, как Найджел, подобно средневековому рыцарю, склоняется к ногам дамы. Его темная голова отчетливо выделяется на фоне ее мягких рыжих локонов.

– Зачем вы мне все это рассказываете?

– Чтобы вы поняли, что с ним происходит. Этот проклятый дом будет для него пыткой. Тем не менее ему придется жить здесь, пока мне не удастся найти другое место. Если он признается в этом или позволит нам помочь, возможно, ему будет не так тяжело.

– Вот почему вы сняли этот дом – чтобы заставить его задуматься?

Дым по-прежнему стелился по комнате.

– Нет, нет! Честное слово, ничего другого просто не было. Но теперь он здесь…

– Вы считаете, нам следует устроить заговор, имеющий своей целью утешение? Но каким образом?

– Утешение? Не знаю. Вы его любовница. Утешение – ваша профессия, не правда ли? Где вы будете спать? Только, ради Бога, не занимайте комнату Катрин. Я не хочу показаться жестоким, мисс Вудард, но, думаю, вы должны понимать.

Фрэнсис пристально всматривалась в тонкие черты его лица под водопадом белокурых волос. Лэнс выглядел слишком хрупким для шпиона.

– Я понимаю одно: он без всякой радости встретит наше вмешательство, мистер Спенсер.

В голубых глазах Лэнса внезапно сверкнул огонь.

– А какое это имеет значение, черт побери? Он не сможет полюбить другую женщину так, как он любил Катрин. Когда пришло сообщение, что ее арестовали, он, казалось, обезумел. Он мог безрассудно пожертвовать своей жизнью. Я бы не… Я не мог позволить ему сделать это! Поэтому он терзает меня за то, что я заставил его жить без нее. Но я хочу, чтобы он жил. И мне все равно.

Дверь открылась. Образовавшийся сквозняк унес дым.

– Боже мой, – тихо произнес вошедший Найджел; в руках он держал поднос. – Атмосфера здесь явно сгущается. Ты ведь говорил о Катрин, правда, Лэнс? Мне бы хотелось, чтобы ты прекратил это. Неужели на самом деле ты считаешь, что боги позволили бы княгине Катрин завести дом, семью, детей? Возможно, это и есть твое представление о райском блаженстве, но не ее.

Лэнс вскочил на ноги.

– Никому из нас больше не доведется встретить такую, как она, и ты это прекрасно знаешь. Почему ты не можешь взглянуть правде в глаза и по крайней мере с уважением относиться к ее памяти?

Найджел опустил поднос.

– Она умерла. А ты помолвлен с мисс Марш. Меня бы больше устроило, если бы мы не тратили свое время в этом доме на сентиментальные глупости. Хочешь чаю?

– Будь ты проклят, Риво! – крикнул Лэнс и выбежал из комнаты.

– Боже, помоги мне, – вздохнул Найджел, наливая чай в две чашки. – Когда-нибудь у меня кончится терпение.

Он повернулся и предложил дымящийся напиток Фрэнсис.

Она испытывала желание ударить его.

– Я в этом не сомневаюсь. И все из-за того, что верные друзья заботятся о вас.

– Заботятся обо мне! – Он поставил чашку на стол. – Если это забота, то я предпочел бы равнодушие.

– Лэнс тоже любил Катрин, не правда ли? И вы не можете ему этого простить?

Найджел отвернулся и стал мерить шагами комнату. Голос его звучал ровно и спокойно, словно бы он терпеливо объяснял маленькому ребенку что-то очень простое.

– Обычная жизнь не подходила для Катрин. Она была слишком страстной натурой для этого. Естественно, Лэнс влюбился в нее – подобно всякому встречавшемуся на ее пути мужчине. Но это не дает ему права…

Фрэнсис подошла к нему и потянула за рукав, заставив повернуться к ней лицом.

– Лэнс любит вас! Зачем же отвергать его любовь? Губы его исказились гримасой гнева.

– Любви я предпочел бы веру.

Она не могла понять, что он имеет в виду.

– И у вас нет ни капли сострадания к нему? Ради всего святого, ведь вы издеваетесь над ним при каждом удобном случае. Разве дружба для вас – пустой звук?

Гнев вдруг исчез с его лица, и на нем осталась лишь непроницаемая маска мужественной красоты. Он был бесстрастен, как Бог.

– На самом деле дружба очень много значит для меня, просто я считаю некоторые вещи сугубо личными – вот и все. Если речь не идет о невинных жертвах, то какое ему дело, черт возьми, что я делаю или что я чувствую? Я не осуждаю моральные принципы Лэнса и не даю оценку его совести. Мне нужно всего-навсего, чтобы он проявлял такую же учтивость по отношению ко мне.

Его самообладание потрясло Фрэнсис до глубины души. Она знала, что Лэнс прав. Найджел губит себя. Она задала следующий вопрос, понимая, что это должно быть произнесено вслух:

– Но невинные жертвы все же есть. Как насчет Катрин?

Его губы исказились в гримасе, красота стала какой-то устрашающей, как маска Кали, богини смерти, требующей человеческих жертв.

– А зачем, по-вашему, я приехал в Париж? Только я знаю достаточно для того, чтобы выследить предателя – виновника гибели Катрин. Лорд Доннингтон был прав. Только мне были известны ее планы на тот день. Только я мог выдать ее палачам. Каким еще образом ее могли схватить?

Он посмотрел на свою руку. Свет из окна окружал красноватым сиянием его длинные пальцы, подчеркивая их красоту и силу, отражался от перстня с грифоном.

– Должен ли я признать, что эти самые пальцы держали нож? Господь свидетель, в свое время они достаточно попрактиковались в убийстве. Не пытайтесь вмешиваться в это, Фрэнсис. Вы не представляете себе, что…

Он вздрогнул и отвернулся.

– Ради всего святого, оставьте меня в покое!

Из трубы с глухим стуком вывалилось птичье гнездо, разбросав по полу грязь и пепел. За ним последовала птица. По комнате в панике металась испуганная галка. От нее летели перья и пыль.

Найджел разразился хохотом, как будто прорвалась долго сопротивлявшаяся плотина. Горечь, звучавшая в собственном голосе, казалось, забавляла его. Неужели все, к чему бы он ни прикоснулся, погружается в хаос? Или он просто позволил жалости и снисхождению к себе взять верх? Он увернулся от трепещущих крыльев птицы и едва не сбил с ног Фрэнсис. Девушка в испуге застыла на месте, прижав ладони к лицу. Боже мой! Она знала, что это значит – покинуть кого-то, обрекая на мучительную смерть.

Птица ударилась в потолок, поднимая пыль, и Найджел прижал девушку к себе.

– Простите меня, Фрэнсис.

Она дрожала в его объятиях. Найджел крепко обнял ее и не отпускал, пока она не успокоилась. Обтягивающий ее бедра и талию шелк жег его пальцы. Боже, как ему хотелось сорвать с нее одежды, обнять ее, раствориться в ней, в мире без печальных воспоминаний и боли!

Галка вылетела в окно и взмыла в высокое парижское небо. Фрэнсис подняла на него глаза, смахнула влагу со своих длинных ресниц и улыбнулась.

Страсть жгла его ладони и подбиралась к сердцу, как поднесенный к пороху запал. Найджел обхватил ладонями лицо Фрэнсис и поцеловал ее. Он вложил в этот поцелуй все, что чувствовал в этот момент: раскаяние, желание, смущение. Ее губы, влажные, мягкие, восхитительно манящие, дрожали под его губами. Фитиль все ближе подбирался к пороху. Призвав на помощь все свое самообладание, Найджел отстранился.

Фрэнсис опустилась в кресло.

– Как вы можете так лицемерить? Вы говорили… Вы говорили, что мы будем только сотрудниками. Зачем все это было нужно?

Он ощущал себя обнаженным, нелепо уязвимым, но все же нашел в себе силы сказать ей правду.

– Не знаю. Возможно, во всем виноваты безумие и жестокость этого мира.

Фрэнсис взглянула на него широко раскрытыми глазами.

– Нет, – сказала она. – Так не пойдет. Я не нужна вам в качестве любовницы. Очень хорошо. Тогда обращайтесь со мной, как с товарищем. Расскажите мне о майоре Уиндхеме. Вы верите, что он предатель?

Найджел сделал глубокий вдох, пытаясь унять бешено колотившееся сердце и обуздать желание.

– Все указывает на это, правда? Бумаги Доннингтона вскрыли связь между Москвой и Парижем. Тот, кто предал Катрин, был и в России. Если остальные исключаются, остается только Уиндхем. Нашим предателем не может быть Лэнс, поскольку, как вы правильно догадались, он был влюблен в Катрин. Не могу представить себе, что он виновник ее ареста. Ради ее спасения он предал бы свою страну и пожертвовал бы собственной бессмертной душой.

В ее глазах застыл немой вопрос: «А вы, Найджел? Вы ведь тоже были влюблены в нее?» Что еще ей оставалось думать? Она направилась к двери.

– В таком случае, милорд, в вас исключительно мало благородства.

Найджелу отчаянно хотелось вернуть ее, открыть ей всю правду. Но он молча стоял, выпрямившись, как часовой на посту. Фрэнсис оставила его одного посреди беспорядка. Катрин сидела на этой кушетке и смотрела в это самое окно. Стиснув кулаки, Найджел долго не отрывал взгляд от кушетки. Катрин, русская княгиня, оставившая в душе Найджела Арундэма неизгладимый след. Он любил ее однажды долгим, ленивым парижским утром, когда солнце золотило ее гладкую кожу и полыхало огнем в ее темно-рыжих волосах. И теперь он ненавидел себя за те ласки.

Загрузка...