Именем Анны. Возврата не будет

Глава 32

Оставив Егора с Айей разбираться с полицией, Лент усадил Розу и Савилу в машину Ильи и порулил в город, надеясь, что уж до Ростова-то как-нибудь доедет и без навигатора, по знакам.

До главной дороги под колёсами шуршала и разлеталась комьями сухая земля, а как выехали на асфальт, сразу чинно разъехались с автомобилями, украшенными мигалками, ничем, впрочем, их не заинтересовав. Любой тёмный знает, как отвести глаза, а когда их трое, тёмных, то люди от них сами отворачиваются.

В машине говорили мало. Лент сосредоточился на дороге. Савила – на связи: она стучала по экрану телефона, вытягивала руку в разные стороны и даже высовывалась из окна – сигнала не было. Роза тихо сидела сзади, погрузившись в свои мысли. Лент иногда ловил в зеркале её задумчивое лицо и прикрытые глаза.

Ехали в «Московский Тракт», под защиту триста первого номера. Лент рассудил так, что в безопасности, пусть и условной, думаться им будет лучше.

На въезде в город Савила поймала наконец сигнал и созвонилась с товарками, заведя свою шарманку про дисциплинарные слушания. Ох, уж эти Ленту новые веяния.

Ключи от номера он не сдавал, не интересуясь местными правилами, поэтому приготовился проскочить лобби отеля транзитом, однако глаз зацепился за знакомое лицо неподалёку от стойки. Первой реакцией была защитная, не из новых ли знакомых эта полноватая дама с виноватым взглядом? Но сзади хмыкнула Савила: «А вот и Тамара Александровна, собственной персоной», и Лент сразу расслабился. Свои.

Это действительно была Анастасия Саровская, изменившаяся не в лучшую сторону. В ширину. Лент привык к тому, что ведьмы за собой следили, возможно, оттого и не узнал.

– Здравствуй, Анастасия, – буркнул он на ходу, – пошли наверх, поговорим там.

Он помнил все вопросы, которые собирался задать этой зелёной, но все они касались тайн деторождения. А недавно полученная информация внесла коррективы в интересовавший его предмет. Конечно, Лент по-прежнему был не прочь уточнить у Анастасии, зачем Татьяна моталась в Москву к своему экстрасенсу, то есть к ней, но к дисциплинарным разборкам Савилы иметь отношение он не хотел. Тем более к таким, по вопросам «жизни и смерти». Ведь именно за этим Саровская просилась на приём к Савиле, если он правильно помнил.

Ладно, иногда можно и просто послушать.

Мини бар в номере оказался пополненным. Роза тут же разобралась с его содержимым и устроилась в кресле у выхода на балкон с бутылкой газированной воды. Савила взяла себе пива и залезла поверх покрывала на кровать, устроившись по самому центру, так, чтобы видеть всех оттуда, из спальни. А Лент открыл жестянку колы и полуприсел на рабочий стол. Только Саровская осталась стоять между ними, как нашкодивший сорванец.

– Лаврентий Петрович, нам бы с глазу на глаз поговорить.

– Со мной?!

Вот теперь Лент удивился. Савила тоже вскинула бровь.

– Савила может остаться, – пролепетала Саровская и скосила глаза на незнакомую ведьму в кресле.

– Это Роза, – сказал Лент. – Она тоже останется. Говори.

– Хорошо. Говорить должна, говорить буду, милости прошу, никогда не забуду…

По мере её скороговорки у Лента отвисала челюсть. Давненько он не слышал клановой повинной. А как только первое удивление прошло, его охватил гнев, захлестнувший горячей волной. Из руки на автомате выскочил зелёный хлыст и щёлкнул хвостом.

– Опять человека свела, ведьма?!

Хорошо, что над номером висела охранная петля, иначе этот рык услышал бы весь Ростов.

Ведьма тяжело упала на колени, продолжая бормотать, а Лент продолжал яриться: – Не на того напала! Один раз простил. Второй раз – гореть будешь!

– На костре? – послышался негромкий ироничный вопрос со стороны кресла.

– Почему на костре? – удивление сделало его синим, хлыст тут-же пропал, и Лент обернулся к Розе.

Охладив таким простым вопросом ведьмацкую ярость, та глядела на него с полу-улыбкой: – Может, сначала зададим Тамаре Александровне несколько вопросов?

Бормотание тут же прекратилось, видимо, кающаяся ведьма удивилась такому раскладу не меньше остальных. Эта незнакомка, что же, самому мастеру указ?

Напряжение момента тоже куда-то подевалось, видимо вместе с хлыстом, и дальнейшие действия больше напоминали возню. Сначала Саровская кряхтя поднималась с пола, потом Лент подвигал к ней стул и предлагал на выбор напитки. В итоге, через несколько минут, она держала в руках такую же бутылку колы, как у него, и рассказывала свою историю.

Вопрос, с которым она просилась к Савиле, а через ту, как оказалось, к Ленту, действительно касался жизни и смерти. Жизни ребёнка и смерти его отца. Правда давно, много-много лет тому назад.

– Дай угадаю, лет двадцать пять тому назад? – переспросил Лент.

– Двадцать четыре.

Лент кивнул. Догадался он сразу, в его жизни часто так случалось, что ухватившись за непонятную ниточку, он распутывал целый клубок, иногда больше похожий на снежный ком или лавину, которая сходила на него сама и в одночасье, но Розе и Савиле следовало объяснить. Он прочистил горло и произнёс как можно более отчётливо:

– Анна лесничему не родная. Здесь неподалёку, в селе Великом практикует травница по имени Зинаида. Держит частное бюро опеки, если можно так сказать. Раздаёт нежеланных ребятишек достойным родителям. Я правильно понял, Анастасия, что Анна попала в Ростов через тебя?

Саровская кивнула, но подхватывать рассказ не торопилась. Что ж, в таких ситуациях можно и подтолкнуть.

– От неё отказалась мать?

– Нет, Лаврентий Петрович. Перед матерью я виновата.

Она замолчала, но на это раз Лент предпочёл дать её время собраться с мыслями в тишине.

– Сильно виновата... – выдохнула она, решившись. – Пришёл ко мне однажды человек. Жена, говорит, рожает. Сделай, мол, ведьма, так, чтобы жена – как новая, а ребенок – мертворождённый. Не просто так пришёл, по серьёзным каналам, с рекомендациями. Мне сразу сказали, не сделаешь – пристрелит.

На этих словах она театрально округлила глаза и замолчала, будто ожидая реакции публики. Лент только плечами пожал:

– А то у ведьмы нет на бандитов управы?!

– Есть, Лаврентий Петрович, – согласилась та охотно и даже злорадно, но тут же и сникла. – Но если такого заморочить, то он от меня выйдет и к акушерке пойдёт. Ни к одной, так к другой. Рано или поздно найдёт, – она запнулась, подбирая слово, – взаимопонимание.

– Понял.

– Ребёнка я заговорила, чтобы не кричал, не дышал, и чтобы сердце почти не билось. Записали мёртвым. Матери память стёрла подчистую, будто она и беременной не была. Так было заказано. Да вот только я и от себя кое-что добавила. Всю её привязанность к мужу начисто отрезала. Знаю, что она от него ушла, как только выписалась. А ребёнка я к Зинаиде отвезла.

Сказанное хорошо вписывалось в ту картинку, которую сложил для себя Лент. Вот так и появился в руках у Зинаиды непростой ребёнок под спецзаказ. Оставалось уточнить мелочи: – В Питере было?

– Нет, в Москве.

– А Зинаиду откуда знаешь?

– Посоветовали. Сказали: не простой человек. Уж больно хотелось девочку в хорошие руки пристроить. Такая светленькая, сильная, в маму. Простить себе не могу, что память той стёрла… Искала её потом. Не нашла. Говорили, уехала заграницу. Оказалось, у неё гражданство было не российское. А бандита того я свела, Лаврентий Петрович. Милости прошу, никогда не забуду…

– Перестань. Столько лет не винилась, а тут решила. Почему?

– Так Татьяна приехала, рассказала, кто к ней в гости-то пожаловал и какие вопросы задаёт. Чем она расскажет, так лучше я сама к вам с повинной головой.

– И то правда, – Лент усмехнулся бесхитростному подходу матёрой ведьмы. Она говорила как есть – не по совести, а из страха. Тоже неплохо, значит, его репутация в клане всё ещё на высоте. – Ладно, мать ребёнка ты упустила. Отца со свету сжила. А имена-то их помнишь?

В теории светлую мать можно было попытаться разыскать. Стоило ли это делать, Лент пока не решил. Поиск мог оказаться неоправданно энергозатратным.

– Как не помнить, разве такое забудешь? Кличка – Снег. Борис Снежинский. Жена – Снежинская Мина.

Мина. Горло, как старинный камин, перекрыло доступ кислороду в лёгкие тяжёлой заслонкой. Не бывает таких совпадений. Не с Лаврентием Скорзом. Окружающий мир поплыл, под ногами зазеленела трава Гайд-Парка. На плечо легла голова Мины. Он почувствовал запах её волос. Американская танцовщица, рождённая чёрной в день смерти его жены. Женщина, которой он готов был простить всё. Она рассказывала ему тогда о своей жизни. О том, как попробовала на себе прелести российского олигархического брака. О том, как бесславно тот закончился: отчуждением дарёного замка. И ни слова о ребёнке. Конечно, ведь она о нём забыла! О ней. О светлой девочке, которую назвали Анной и вырастили в семье лешего в российской глубинке. Где её нашёл Лент. Если это не бумеранг, то что тогда?

Он не заметил когда оказался заключённым в объятия Савилы. «Тише-тише». Она гладила его по голове. Наверное, он плакал. Где-то внутри. От несправедливости, доставшейся на долю Мины, от счастья, доставшегося ему, а под голубой ледяной оболочкой бушевало зелёное пламя. Опомнился он от щекотки – рыжие волосы ведьмы лезли в нос и в глаза.

– Она чёрная? – спросил он у Савилы, отстраняясь. Та покачала головой: – Не знаю, Лент. Тёмные не заводят детей от простых людей. Я всё чаще думаю, что чёрные ближе к светлым, чем к нам.

Он оправил рубашку и прошёлся пальцами по пуговицам:

– Она чёрная, и знает об этом.

Он сказал это потому, что вспомнил, как вот здесь, в этой комнате после того, как он, бравируя, похвастал недавно упокоенным чёрным, она спросила его с самой настоящей болью в голосе: «Почему ты так не любишь чёрных?»

Не удивительно, что она сбежала. Ничего, Лент её найдёт и всё ей объяснит. Что ему наплевать на её клановый цвет. Что он уже был однажды женат на чёрной. И что собирается жениться вторично.