Глава 18

30 мая 21:52

#тоска #отпускныебудни

Народ, я серьезно.

Работа засасывает, как Мордор.

Заберите меня кто-нибудь из Москвы.


Пашино возвращение в больницу не было триумфальным. Медсестры косились на него с недоверием, коллеги натянуто улыбались. Лукьянова высказалась за всех:

— Исаев, что тебе не отдыхается? Пришел хвастаться отпуском?

— Конечно, — Паша достал форму, чтобы переодеться. — Какое может быть удовольствие от жизни, если не испортить настроение ближнему?

— Давай, издевайся, — Лукьянова потерла шею, убирая очередную заполненную историю. — У тебя, дружочек, зависимость. Тебе бы загорать, а круги под глазами только чернее стали.

— Это меня Поспелов на тех выходных напоил. Насильно.

— Рассказывай мне тут, — она скептически хмыкнула. — Лечиться надо.

Исаев и правда чувствовал себя довольно скверно. И не потому, что гостил у Жени. Как-то все вдруг стало тошно и безрадостно. Что-то навязчивое крутилось в голове, но тут же ускользало. Хотелось сбежать куда подальше от собственных мыслей, сменить обстановку, только чтобы все прекратилось. И он поспорил бы с кем угодно на свою коллекцию предметов, извлеченных из прямой кишки, что дело в Карташовой. Пора уже было ее выловить, зажать в угол и все выяснить раз и навсегда. Либо она с ним, либо она сама по себе. И никаких намеков, обид, недоговорок и прочих женских ритуалов. Оставалось только разобраться с ее сестрой.

В скорой с Алиной ехала Ника, Паше пришлось сажать тетю Надю к себе и везти следом. Надежда Сергеевна что-то рассказывала, и под ее мерный бубнеж Исаев задумался: как могла младшая Карташова забеременеть от Марка?

Нет, теорией он владел и, чего уж скрывать, сам, бывало, практиковался. Но даже он со своей склонностью выпить и расслабиться никогда не забывал про предохранение. А уж Веселовский должен быть помешан на том, чтобы все шло по плану. Чем человек богаче, тем серьезнее он относится к последствиям своих поступков. Особенно, если этот человек зарабатывает на инвестициях и привык соображать на несколько ходов вперед.

Паша сам был свидетелем знакомства Алины и Марка. Она тут же включила свое обаяние, он лениво предложил подвезти. Даже если включить воображение и представить, что все случилось в первый же день, а оно примерно так и было, судя по срокам, то глупо было бы допускать малейшую вероятность, что Веселовский вдруг решил поэкспериментировать с ощущениями. И потом еще так хладнокровно подвозил домой старшую Карташову? Приударил за обеими? Либо он последний мерзавец, либо что-то тут нечисто.

Свои подозрения Исаев решил держать при себе. Ника и без того перенервничала, и он удивлялся ее способности брать себя в руки. Она явно была неприятно поражена, встретив его в компании Лены, хотя и старалась не подавать виду. И после всего этого не врезать Алине, узнав про ее шашни с Веселовским? Паша мысленно ей аплодировал. Да, Ника побледнела. Да, почти не разговаривала ни с ним, ни с сестрой, ни с подругой, но при этом именно она действовала разумнее остальных. Собрала младшей вещи в больницу, уладила формальности с неотложкой. Он бы и рад был объяснить ей, что с Леной встретился по-дружески, но момент все время был неподходящий. Как-то ни к селу, ни к городу. Тут у девушки труба в любой момент лопнет, а он со своими объяснениями… Сначала операция — потом разговор.

В хирургии выдалось затишье, поэтому Паша смог сразу отправить Алину на стол. Переоделся, подготовился, вызвал с пятого этажа дежурного гинеколога. Пришла, на его беду, Наташа Табакова. Не то, чтобы он был шовинистом, да и она, в отличие от многих его знакомых, была не язва и не болтушка. Но от ее правильности сводило скулы. Высокая, всегда выпрямленная, с короткой мальчишеской стрижкой и без косметики, она любила все делать идеально. Перфекционистка в халате. Увидела непорядок, словила сестру, заставила все исправить. Умом он понимал, что это для врача прекрасное качество, но от него требовалось соответствовать, и он заранее внутренне напрягался.

Даже присутствие Фейгина не сильно скрасило действительность. Окна операционной выходили на запад, и всю вторую половину дня солнце неистово ее калило. Теперь здесь царило пекло, от которого моментально пересыхало во рту. Наташа вошла почти армейской походкой, коротко кивнула.

— Внематочная, пять недель, — сообщил ей Паша. — Плодное яйцо в правой трубе, в перешейке.

— Почему не к нам?

— Сначала ставили аппендицит. Будем удалять?

— Рожавшая?

— Нет, первая беременность.

— Молодая?

— Двадцать.

— Тогда пытаемся сохранить трубу.

Паша вздохнул. Собственно, от Табаковой другого и не ждал.

— Давай тогда лучше сама, — он уступил ей место.

Наташа работала медленнее, чем он, зато ювелирно. Было непривычно, он любил войти в темп, и ему то и дело хотелось ее поторопить, подогнать. Казалось, она нарочно какие-то простые мелочи делает по-черепашьи. И говорить особо было не о чем: другое отделение, мало общих тем.

Выручил Фейгин.

— Слушай, Паш, а чего ты все на отпуск жалуешься? — поинтересовался он, копошась в телефоне.

— А похоже, что я хорошо отдыхаю?

— Поехали после смены ко мне на дачу, — предложил Илья. — Жена с детьми у тещи будет, сосед одолжил мне мотоцикл.

— И тебе разрешили лихачить? — Паша с сомнением глянул на товарища поверх экрана.

— Как тебе сказать, — довольно ухмыльнулся тот. — Я в своем уме им такое докладывать. Ну, так что? Там раритетный «харлей», мечта поэта. Какой-то бешеной лошадности.

— Ну не знаю… Я не любитель.

— Дело твое, — Илья вздохнул. — Ничего ты не понимаешь в удовольствиях. Вот и тухни в своей Москве.

— Я подумаю, — сдался Паша.

— Другой разговор! Мангал поставим, мне тут десятилетний коньяк пациент притащил…

— Фига себе! За какие такие заслуги?

— А что, все хирургам надо? — хмыкнул Фейгин. — Не дождетесь. Хирурги — зло. Там вообще история была… Тебе Женя не рассказывал?

— Про буйного мужика, который в реанимации отвязался от койки?

— Не, это отдельная тема. У Поспелова новый экспонат в коллекции из прямой кишки. Воздух.

— В смысле?

— В общем, один мужик, да еще и непростой какой-то, говорят, шишка, засунул себе в зад насос.

— Что?! — Табакова не удержалась, хихикнула.

— Ага, — довольный собой, продолжал повествование Илья. — Качал воздух, ловил кайф… Ну и кишка вся в лоскуты. Не знаю уж, что там за это досталось Жене, но мне притащили роскошный коньяк. Я его даже дома пока не показывал, отберут.

Паша расхохотался. Обычно сдержанная Табакова от смеха пустила слезу.

— Люди, пощадите, — взмолилась она. — Мне чуть-чуть осталось.

Исаев давненько не ассистировал, но тут был даже рад оказаться на вторых ролях. И история с трубой не его, и взялся бы сам — удалил бы. А у Наташи получилось сохранить. Алине теперь можно было беременеть в свое удовольствие, другое дело, как она этим шансом воспользуется в следующий раз. И снова Паша удивился вселенской несправедливости: честной и старательной Нике пришлось перенести две полостных операции, рискуя украсить себя калоприемником, а взбалмошная Алинка отделалась без последствий. Вот в чем логика?

— Наташ, а генетическую экспертизу эмбриона еще можно будет провести? На отцовство?

— Твой, что ли? — нахмурилась Табакова.

— Да нет. Девушка просто пытается повесить ответственность на одного солидного мужика… Как-то там все туманно. Что-то я сомневаюсь, что он бы не предохранялся. Тем более, между ними ничего серьезного не было.

— Ну, ты же в курсе, что ни один метод контрацепции не дает полной гарантии?

— Это понятно, но шансы мизерные…

— Не скажи. Знаешь, сколько ко мне приезжает таких? И со спиралью, и на таблетках, и с презервативами… Не угадаешь, где подстелить соломки.

— Ясно.

— Думаешь, девочка врет? — Табакова на мгновение оторвала взгляд иглодержателя на мониторе.

— Почем я знаю…

— Стой… Вот здесь браншами перехвати… Ага, сейчас я затяну… Смысл ей врать? Двадцать первый век, ДНК… Скорее, сама себе помогла.

— Проколола резинку?

— Мужики… — качнула головой Табакова. — Это слишком заметно.

— Тогда как?

— Подумай сам. Ей всего-навсего был нужен биоматериал. У меня уже были такие. Мужчины стараются защититься до и забывают об осторожности после. Выбрасывают — и все.

— Фу, — поморщился Паша. — Даже для меня фу.

— Ну, если бы все ждали, пока парень раскачается на потомство, человечески род бы вымер, — Табакова потянула шею. — Стол у вас неудобный… Понять не могу, почему. А скобы есть?

— Я обычно нитками шью.

— Не, я люблю скобы. Так лучше проветривается и шрамы тоньше.

— Танюш, гляньте нам скобы, — попросил Паша сестру.

В любом другом случае он сделал бы так, как привык, но после мастер-класса Табаковой хотелось повести себя по-джентльменски. Нет, Ника его в конец испортила.

Он вышел, стянул со взмокшего затылка колпак, достал телефон, чтобы скорее порадовать тетю Надю. Ей сообщил, что с аппендицитом все вышло удачно, потом позвонил Веронике уже с достоверной информацией.

— Подожди, я отойду в сторонку, — попросила она.

В трубке зашуршало, и вскоре раздался ее голос, но уже приглушенный.

— А отцовство можно как-то установить? — она явно прикрывала микрофон рукой.

— Теоретически да, но смысл теперь?

Глупо было надеяться, что Ника ничего не заподозрит… Но он до последнего хотел уберечь ее от разочарования.

— Я… Мне придется поговорить с Марком, так или иначе. Я не могу сделать вид, что ничего не было. Просто… Я хорошо знаю Алинку, она любит приукрасить. И мне не хочется бросаться ложными обвинениями.

— Дождись меня, пожалуйста. Я спущусь через десять минут.

Он сбросил звонок и решил для начала заглянуть в реанимацию. Надеялся, что после наркоза Алина разоткровенничается так же, как и ее старшая сестра. В боксе интенсивной терапии было прохладнее и легче дышать. Собрав волю в кулак, Паша прошел мимо запотевшей бутылки минералки на сестринском посту, пообещав себе купить две таких. Облизнул шершавым языком пересохшие губы и направился к пациентке.

Алина уже приходила в себя. Бледная, она выглядела слабой, но умиротворенной.

— Как там все? — спросила она. — А то медсестра мне ничего не сказала.

— В целом, неплохо, — уклончиво ответил он. — Мне жаль, что так вышло с ребенком.

— А трубу ты смог сохранить?

— Ее сохранили, но не я. Доктор Наталья Евгеньевна из гинекологии. Она, наверное, еще заглянет к тебе.

— Ну и слава Богу, — Алина с облегчением прикрыла глаза.

Паша стиснул зубы, чтобы никак не прокомментировать полнейшее равнодушие девушки относительно потери ребенка. Даже его сестра, когда у нее были какие-то неприятности во время беременности, звонила ему посреди ночи и ревела в трубку. А тут как будто и не было ничего. Он не считал себя ханжой, но ощущение появилось мерзкое, словно глотнул жидкого мыла.

— Ты уверена, что отец — Марк? — он присел на стул для посетителей и наклонился к Алине. — Ника нервничает.

— Она всегда нервничает. Но это правда. Я больше ни с кем… В общем, правда, — ее взгляд был еще плохо сфокусирован, но говорила она четко.

— И ты никак не помогла этому случиться?

За годы врачебной практики он понял, что люди охотнее откровенничают с чужими, чем с близкими. Сработало и на сей раз. Алина отвернулась к окну, глаза подернулись пленкой влаги.

— Ты, наверное, решишь, что я стерва, — тихо проговорила она и всхлипнула. — Но это было спонтанно… Недавно в интернете был скандал с одной… Она была горничной и стащила использованную резинку одной знаменитости. То есть формально они даже не спали. А суд решил дело в ее пользу, и она теперь получает огромные алименты. Понимаешь?

— Угу, — Паша усмирил рвущиеся наружу едкие выражения, чтобы не спугнуть Алину.

— У нас все произошло так… Ну, знаешь… Сходили в кино, в роскошный клуб… И да, он честно предупредил, что серьезные отношения в его планы не входят. Я и не собиралась… Он же красавчик, ты ведь понимаешь? Таким не отказывают… И потом он оделся, ушел, и я увидела в корзине… Это был шанс! Согласись, Паш, это несправедливо, правда?

— Что именно?

— Ну, одним все, другим — ничего. У него тачка, пентхаус, часы стоимостью, как наша дача. А у нас? Мама вкалывает всю жизнь, Ника пашет, а толку? И институт этот дерьмовый, сессия… Задолбало все! Я должна была попробовать! Могло и не сработать, видишь, вышла накладка… Но если бы получилось, все бы стало по-другому! Отстроила бы маме новый дом на даче, купили бы машину приличную вместо папиной древней японки… Бизнес бы тоже какой-нибудь завела, что я, хуже Баськи? А он бы и не заметил, для него это даже не деньги… И ребенок — ему тоже в плюс… Ну вот, не вышло… Значит, не судьба…

— А ты Марку говорила?

— Не успела. Теперь и не буду. Не хочу зря портить репутацию.

Серьезно, Алина? Репутация? После всего этого ты считаешь, что у тебя она есть? Не сказать, чтобы Паша хоть немного сочувствовал Веселовскому. Но даже Марк, чтоб ему пусто было, не заслужил! Наверное, кощунственно думать так о гибели ребенка, но какая у него могла быть жизнь с такими родителями? Жаль, что этой беды не хватило Алинке, чтобы усвоить урок. Сам он решил мухлевать с диагнозом, Наташа из кожи вон лезла, чтобы сохранить трубу… И что дальше? Где гарантии, что эта девчонка, выпороть бы ее хорошенько, не пойдет ловить следующего богача? Может, и стоило бы рассказать все тете Наде? Хотя… Бедной женщине — нервы и позор, а от Алины все отскочит, как от стенки горох. И он все-таки врач, а не воспитатель.

— Отдыхай, — только и смог выдавить вслух, борясь с омерзением.

Встал и ушел. Иногда ему было досадно, что он не вправе решать, кому оказывать помощь, кому нет. После некоторых операций он мог гордиться собой и понимал, что выбрал профессию не зря. А сейчас внутри ворочалось поганое ощущение, что он стал соучастником чужой подлости.

В автомате осталась только апельсиновая газировка. Теплая, липкая и железистая на вкус. Поморщился, прополоскал рот и пристроил недопитую банку в помойку. Главное, что все дела позади, и можно, наконец, поговорить с Никой. А Паша был настроен все выяснить окончательно.

Теперь он знал, что сказать. Знал, в чем его преимущество перед Марком. Если тот серьезных отношений не планировал, то Исаев, наконец, решился. Все это время он думал, что не собирается затевать возню ради Ники. Она — вся такая правильная, домашняя, а это либо ЗАГС, либо геморрой размером с кедровую шишку. И сам не заметил, как уже давным-давно по уши в увяз в Карташовой. И для себя пути назад не видел. В конце концов, другой такой ему не найти. Мягкой, соблазнительной до дрожи, уютной и честной. Разве только декабристам нужны верные жены? А врачам? Да, он взрослый мужик, но, черт возьми, хорошо бы вот так прийти домой после тяжелого дежурства, а там — чисто, тепло, вкусно пахнет. И ее нежные прохладные пальчики взъерошат ему волосы, будут гладить по голове, а от уткнется носом в ее ключицу, и пусть мурлычет колыбельную, как Никите. В конце концов, если Паша на ней женится, будет иметь полное право.

А иначе для чего все это? Что прекрасного в его холостяцкой свободе? За что держаться? Он ведь не Веселовский, который разъезжает на «ягуаре», цепляя новых и новых девиц. Можно подумать, Исаев — какой-нибудь мультимиллионер, чтобы беречь цветок своей брачной невинности. И Ника ему всю душу вытянула. То этические дилеммы, то еще какие-то волнения, то желание такое сильное, что почти физически больно. И постоянно крутится в его мозгу. Прочно обосновалась и ничем ее оттуда не выбить. Так, может, перестать бороться? Пусть будет рядом, под боком. Его собственная и больше ничья. От этой мысли Паше сразу полегчало. И чего было разводить Санта-Барбару? Сейчас пойдет, обрадует ее, месяц-другой на цветы и прочие реверансы, и можно в ЗАГС. Тетя Надя все равно в нем души не чает.

И с видом фокусника, который прячет в рукаве голубей, Исаев спустился в приемник. Отыскал в толпе посетителей Надежду Сергеевну и даже Макариху, но не Карташову.

— Ну, как она? — сразу напала на него тетя Надя.

Пришлось заново рассказывать в подробностях про выдуманную операцию. Потом все же не выдержал, извинился, отозвал Лену в сторону.

— Где Ника? — спросил он, понизив голос. — Я же просил ее дождаться меня.

— Не утерпела, — пожала плечами Макариха. — Рванула к Марку.

— Зачем?! Я как раз поговорил с Алиной… В смысле… — он замялся.

— Не парься, я в курсе насчет беременности. Ника пыталась ему дозвониться, и когда он снял трубку, сказал, что может встретиться только сейчас. Поэтому она и поехала. Бедолага…

— Она ведь не собирается скандалить? Ее ведь могут уволить за такие обвинения, а он толком не виноват…

— Она мне не докладывала, Паш. Но я бы не сказала, что она злится. Скорее, раздавлена… Представить не могу, что она сейчас чувствует. Алинка — сволочь, конечно. Убила бы.

— А вы с Марком уже заключили контракт?

— Завтра должны были. Но теперь я сомневаюсь… Я же говорю, она странная была все эти дни. Как бы ее окончательно не накрыло.

— Слушай, Лен, — он сделал паузу, собираясь с духом и сам не веря в то, что намеревается сказать. — А Ника ничего тебе не говорила про меня? Ну, про отношение ко мне, может, или что-то в этом духе…

Макариха пристально взглянула на него, сощурилась, а потом цокнула и вздохнула.

— Теперь понятно, — севшим голосом произнесла она.

— Что тебе понятно?

— Операция, Алина, племянник… Ты влюбился в нее, да? — она вроде говорила правильные вещи, но Паша никак не мог взять в толк, почему все это звучит так сочувственно.

— Не так, чтобы… Но в целом… Скорее да, чем нет, — романтические сопли не были его коньком. — А что такого?

— Да ничего, наверное… — Лена усмехнулась. — Кармическая справедливость.

— Ты о чем?

— Не хочется тебя расстраивать… Надо же, никогда б не подумала, что скажу это. Еще месяц назад я бы обрадовалась любой возможности наступить на твою больную мозоль. Так вот, у нас с Никой есть договор: парень, который нравится подруге — табу.

— И?

— Она просила меня насчет Марка. Не насчет тебя.

— То есть…

— Ей он нравится. Со всем этим бизнес-планом она сходит с ума не столько из-за кондитерской, сколько из-за него. Боится влипать в историю, соглашаться на его контроль… Но все равно идет на эти глупости. И я не могу ее отговорить. Потому что влюбленный человек слеп и глух. Прости, Паш.

Он чувствовал, что его лицо перекашивает, как при инсульте, и едва мог сохранять видимость равнодушия.

— Ты же знаешь Нику, — Паша сунул руки в карманы. — После того, что было между Марком и Алиной, она не станет…

— Не станет. И сама понимает, что он — самовлюбленный кобель.

— Отлично, — Паша кивнул. — Я подожду. Сколько, по-твоему, надо, чтобы она его забыла?

— Эх, Исаев… — Лена смотрела на него с жалостью. — Ну как мне объяснить, что тебе ничего не светит?

— Почему? Мы прекрасно общались после операции, пока не притащилась Катька и все не испортила.

— Десять лет, Паш. Десять лет ты измывался над ней.

— Но она… — он прочистил горло. — Она сказала, что все простила.

— Она могла. Но у нее не Паркинсон, чтобы это забыть.

— Альцгеймер.

— Неважно. Она просто не сможет. Ты прикалывался, развлекался. Для тебя это были шутки. А я видела, Исаев, что с ней творилось. Как она рыдала, как ненавидела себя и пыталась морить голодом. Помнишь ту дискотеку? Когда она хотела признаться мальчику в любви? Ты ведь и тогда все испортил. А это был даже не твой класс. Надеюсь, ты тогда хорошо повеселился, — Лена сунула ему под нос ладони. — Пока я вот этими самыми руками вытаскивала у нее из-за щеки сердечные таблетки дяди Вити. Целую горсть! Она хотела умереть по твоей милости! И после этого ты рассчитываешь, что она возьмет тебя под ручку, и вы растворитесь в закате?

Исаев молчал. Около него будто разорвалась граната, и теперь он, контуженный, просто стоял с открытыми глазами, не ориентируясь в пространстве и времени. Ника его ненавидит.

— Я потому и сказала про кармическую справедливость, — неумолимо продолжала Лена. — Я помню, как она похудела, с огромным трудом научилась себя любить. Мы выбирали платье на институтский выпускной. Такое красивое, лавандовое… Она покрутилась в нем перед зеркалом, а потом сказала: «Вот бы Исаев увидел меня такой! Влюбился до потери памяти, а я бы над ним посмеялась!»

— П… правда?

— Чистейшая. Поэтому уж извини, Исаев, но твои неразделенные чувства — мелочь по сравнению с тем, что пережила Ника. Потерпишь. Мне правда жаль, и я рада, что ты изменился и помогаешь ей… Но есть вещи, которые не забываются.

— Да, я… Я понял. Хорошо. Извини, мне надо идти… Там… Ну, дела, знаешь, история болезни… — он резко развернулся, чуть не срываясь на бег, и на негнущихся ногах зашагал в лифту.

Он не слышал ни гомона голосов, ни оклика Надежды Сергеевны, ни сирен неотложки. Только звон, с которым рассыпалась вдребезги картинка его будущего.

Шел, не разбирая дороги, натыкался на людей… Всюду люди, люди… Дернул ручку бельевой — открыто. Спрятался в темной каморке, прислонился спиной к холодному скользкому кафелю. Потом вдруг вытащил из кармана телефон.

— Илья, это я, — пробормотал он в трубку, когда после гудков раздался голос Фейгина. — Твое предложение насчет дачи еще в силе?

Загрузка...