Ей сильно жало в подмышках. Как крапивка, только в подмышках. Неужели новый лифчик такой неудобный? Она втянула носом воздух — пахло дико приятно. И спине было тепло. Она открыла глаза и вдруг вспомнила, где находится.
Веселовский тащил ее к дивану, и это давил не лифчик, а его руки. Ника тут же встала и одернула блузку.
— Ты потеряла сознание, — сообщил шеф. — Не волнуйся, Люба сейчас позвонит в скорую.
Ника повернулась и увидела в дверях кабинета секретаршу с телефоном. Хрупкий момент уединения закончился.
— Нет-нет, я уже пришла в норму, — попыталась возразить Ника, но Веселовский усадил ее на диван.
— Будет лучше, если тебя осмотрит врач, — твердо сказал он. — Ты выглядишь просто ужасно.
Ника ощупала лоб: он был холодный и мокрый, челка прилипла к коже. Странно, потому что чувствовала она себя превосходно.
— У меня были обмороки во время беременности, — услужливо сообщила Люба. — После них сразу становилось легче.
— Может, ты просто беременна? — Веселовский подозрительно взглянул на живот несчастной сотрудницы.
— Нет, что вы! — она мотнула головой.
— Точно? — опять влезла секретарша. — Потому что я тут на днях видела передачу, в которой женщины узнавали о ребенке, когда рожали…
— Да нет же! — воскликнула Ника и покосилась на шефа. — Неоткуда взяться ребенку. Я в порядке, просто перенервничала.
— Так мне диктовать адрес или нет? — Люба растерянно повертела телефоном.
— Нет, — быстро отозвалась Ника.
— Ладно, Люба, можешь идти. Когда у меня следующая встреча?
— Через семнадцать минут.
— Хорошо. Вызови Веронике такси и попроси кого-нибудь проводить ее до машины. Карташова, чтобы завтра тебя здесь не было.
— Что? Я же ничего такого не хотела… — пролепетала она. — Я случайно…
— Господи, не в этом смысле! Прекрати смотреть на меня такими глазами! Не собираюсь я тебя увольнять. Неужели меня все здесь считают таким чудовищем?
— Нет, что вы! — слишком быстро откликнулась Люба.
— Я просто хочу, чтобы ты взяла выходной, — пояснил он. — Отдохни и успокойся.
— Но ведь дегустация в пятницу еще в силе? — напряглась Ника.
— Сделаешь, когда сможешь. Я не буду тебя торопить. Только не думай, что я буду давать тебе поблажки всякий раз, когда ты свалишься в обморок!
— Разумеется, — Ника вскочила. — Больше не повторится. Обещаю, вы не пожалеете.
— Да-да, только не спеши. Ты дойдешь до приемной?
— Конечно, шеф. Я вас не подведу, — и Ника, пятясь, вышла из кабинета, едва не отсалютовав ему напоследок.
Живот еще ныл, но что важнее, шанс все же был. Цифры в порядке! Да, сейчас кондитерская кажется ему тухлой идеей, но ведь он еще не попробовал их меню! Насколько она его изучила, он шокоголик. Значит, бить надо по больному: брауни, тройной шоколадный торт, ее фирменный черный чизкейк с соусом из белого шоколада… И коллеги. Оксане лучше угодить миниатюрными пончиками в глазури, Таня до дрожи любит безе, Алла Михайловна — киевский торт, значит, надо смастерить что-то в классическим масляным кремом… В голове уже выстраивался список покупок. Если начать печь в четверг после работы, к утру пятницы они с Леной могут уложиться. Надо только заехать в фирменный магазин за красным красителем, шоколадными каплями и силиконовыми формами. И закрытые коробки, определенно нужны закрытые пластиковые коробки. Надо набрать Лене, и тогда…
— Ника, такси на месте. Ты ведь не собираешься снова отрубиться? — вывела ее из размышлений Люба.
— Да так, задумалась, — Ника махнула рукой. — Все отлично.
— Мой тебе совет: выпей гранатовый сок. Вид у тебя, как будто анемия. И в гречке, говорят, железа много. Гематоген лучше не покупай, тебе же не нужны лишние калории.
— Конечно.
Добрая! Только женщины умеют мастерски подкалывать друг друга, маскируя гадости под заботу. Ника понимала, что идеальной спортивной фигуры ей не видать, виноваты мамины «песочные часы». Но если все калькуляторы веса уверенно показывают норму, то и нечего устраивать голодовки. Ника себя в этом убеждала, хотя после Любиной шпильки не удержалась и крутанулась перед зеркалом в лифте. Да нет, все хорошо. Бока не торчат уродливыми кусками, живот в профиль вполне себе плоский. Не стоит нервничать, Люба так со всеми.
Домой Ника долетела с комфортом на такси бизнес-класса, оплаченном фирмой. Живот отпустило, и больше ничего не напоминало о недавнем обмороке. Лена еще не вернулась. Суровые будни хорошего пиарщика: никогда не знаешь, в какой момент закончится твой рабочий день. Зато и отгулами начальство Лену баловало щедро. Ника бы так не смогла. Любительница цифр и записок на холодильнике, она бы сошла с ума, если бы не смогла засыпать и просыпаться в одно и то же время.
Пожалуй, единственным, что роднило Нику с подругой, было общее детство. Они выросли в одном дворе, учились в одном классе, и хотя институты выбрали разные, квартиру решили снимать вместе. И веселее, и экономнее. Конечно, можно было остаться в семейных гнездышках, но Ленин старший брат привел домой жену и завел троих карапузов, Никина мама повторно вышла замуж, а с младшей сестрой и отчимом, пусть и на редкость добродушным человеком, Нике было слишком тесно в двушке.
Как-то мама обмолвилась, что знакомая знакомых из соседнего района отдала Богу душу, а родня ее давно пустила корни в Канаде. Квартиру они решили сдавать, Ника с Леной подсуетились и уже через неделю гордо втаскивали в новое обиталище коробки с вещами и фикус. Так началась их самостоятельная жизнь: аккурат после выпуска из института.
Первый год мама Ники исправно наведывалась к девушкам, проверяла холодильник и, вероятно, искала следы беспорядочных половых связей и запрещенных веществ. Раз за разом ничего не находя, расслабилась и отпустила старшенькую на вольный выпас. Однако каждый вечер ровно в десять после любимого сериала по второму каналу звонила и обстоятельно вызнавала события прошедшего дня. Такая уж она была. Переживательная, как говаривал дядя Витя, Никин отчим.
Рассказывать маме про обморок Ника не собиралась. Ни к чему была лишняя паника. Тем более, Надежда Сергеевна недавно освоила интернет, и теперь по каждой болячке консультировалась с поисковиками. Там находились самые разнообразные ответы: от рекомендации нанести на виски тертый чеснок до рассказов о людях, которые обнаружили у себя те же симптомы, и через два месяца скончались от запущенной формы рака. Все заканчивалось одинаково: Надежда Сергеевна ложилась в постель с холодным полотенцем на лбу и космическим давлением, а тот, кого угораздило рассказать матери о болезни, шел сдавать литры анализов и собирать доказательства, что присматривать гравировку для могильной плиты пока рано.
Нику немного подташнивало. Она приготовила себе крепкого чая, повесила офисную одежду в шкаф и устроилась на диване с большим перекидным блокнотом. Конечно, как человек современный, она давно установила кучу разных приложений: список покупок, семейный бюджет, счетчик калорий, книгу рецептов и тому подобные фетиши ценителей системности, но записывать от руки до сих пор нравилось ей больше всего. Она испытывала наслаждение, выводя ровным почерком слова по пунктам, расчерчивая аккуратные таблички и выделяя строки неоновыми маркерами.
Страсть к канцелярщине сохранилась у нее со школьных времен, когда яркий пенал, автоматический карандаш или ручка с запахом котировались среди одноклассниц как показатели крутизны. Когда времена тотального дефицита прошли, Ника открыла для себя новый мир цветного скотча, наклеек-закладок, чудесных блокнотов всех форм и размеров, папок-органайзеров и веселых ежедневников. Готовясь к экзаменам, она писала крошечные шпаргалки на тонированной бумаге, — каждому разделу свой цвет, — ламинировала их и мастерски прятала. И, что самое обидное, в результате ими не пользовалась, потому что успевала все запомнить за время подготовки. Но спроси ее кто, не проще ли было просто выучить, она бы удивленно округлила глаза. В чем тогда прелесть студенчества, если не можешь наделать себе шпаргалок? И не беда, что попытки сжульничать только подтверждали ее статус главного ботана.
Зато после института Нику с руками и ногами оторвали в крупную инвестиционную компанию, и уж там она смогла развернуться на полную. Ее рабочее место сияло разноцветными стикерами, как новогодняя елка. Ее презентации можно было смотреть просто ради эстетического наслаждения, потому что оттенки графиков она подбирала с умом, как и размер шрифта или толщину стрелок.
Да, новатором Ника не была. Но только она смогла облечь идею Лены в такой мясистый план. Добрый союз пиарщика и трудоголика был обречен на успех. Оставалось только ублажить Веселовского. Его гастрономические вкусы, разумеется. Пока что.
И Ника достала папку, которую завела на кондитерских курсах. Полная подшивка рецептов с пометками, фотографиями и комментариями педагогов. То, что должно было стать фундаментом кофейни «По-черному». И уже приготовилась было выписать ингредиенты к классическому венскому торту «Захер», как телефон разразился песенкой Мериды. Младшая сестра Алинка была хоть и не рыжая, но такая же боевая и неуправляемая, как шотландская диснеевская принцесса.
— Привет, можешь говорить? — первым делом выпалила она в трубку.
Ника довольно улыбнулась. Это не просто вопрос, это результат долгой просветительской работы. Алина не сразу усвоила, что и у других людей могут быть важные дела.
— Конечно, я дома, — ответила Ника и осеклась.
Не надо было, ой, не надо…
— Почему это? — тут же полюбопытствовала Алинка.
— Чувствовала себя неважно, шеф настоял, чтобы я вернулась домой.
— Ясно, — к счастью, объяснение Алину удовлетворило. — Я что звоню: мы вечеринку намечаем с однокурсниками, с меня сладкое. Можешь мне сделать всяких вкусностей?
— Когда?
— В пятницу.
— Алин, никак. У меня завал по работе.
— Ты же сама сказала, что тебя отправили домой?
— Ну не отдыхать же! Во-первых, я действительно неважно себя чувствую, во-вторых, у меня большое задание, которое нужно сдать в пятницу. Не могу, извини.
— Ну Баааасик… — умильно затянула младшенькая.
— Нет, Алин, — твердо ответила Ника.
И не только из-за дурацкой клички. Просто она — не мама, из которой Алине позволено плести любые финтифлюшки. Да и по телефону отказывать проще, потому что не видно этих невинных лазурных глаз. Между прочим, у Ники были точно такие же, а толку? Может, дело в близорукости?
— Ну позязя… — засюсюкала Алина.
Двадцать лет девке, а все туда же!
— Если хочешь, я пришлю тебе видео рецепт. Маффины. Самое простое, что можно себе представить. У мамы ведь есть формочки?
— Ну, не знаю… А где они могут быть?
— Верхний шкаф, справа от вытяжки.
Из телефона раздался грохот.
— Нет, тут сковородки какие-то… Горшочки, какая-то железная хрень… — приглушенно бормотала Алина, видимо, прижала трубку плечом.
Ника вздохнула.
— Такой прямоугольный железный противень с ямками в форме кексов, — терпеливо произнесла она.
— А вот, вижу. Но тут же их только… Три, четыре… Двенадцать всего. А нас будет больше.
— Значит, порций испечешь больше. Алин, на видео все есть. Сейчас скину. Погоди-ка, а ты почему не на парах?
— Да, раньше закончили… Забей. Ладно, мне пора, шли свои рецепты, если тебе наплевать на сестренку, — и Алина отключилась.
Мамина радость! Нет, Ника ее любила, но всякий раз после подобного разговора радовалась, что уже пять лет живет отдельно.
Впрочем, отправкой инструкции к маффинам дело не ограничилось. Уже через полчаса Нике перезвонила мама. И не потому, что Алина была ябедой, просто физически не умела держать язык за зубами.
— Что случилось? — замогильным голосом выдохнула в трубку Надежда Сергеевна. — Тебе плохо? Я приеду.
— Все нормально, мам.
— Ты хочешь, чтобы я спросила у твоего начальства?
— Переволновалась. Показывала Веселовскому бизнес-план, заболел живот и я…
— Ну же, что произошло?! — напирала Надежда Сергеевна.
— Упала в обморок, — сдалась Ника. — Буквально на секундочку.
— Я знала, что этим все закончится… — мама сделала трагичную паузу. — И кто отец? Твой начальник? Или он отказывается от ответственности? Хотя нет, можешь не отвечать. Мы с Витей поможем тебе во всем. Ты уже встала на учет?
Непредсказуем и стремителен полет материнской фантазии. Ника устало закатила глаза.
— Я. Не. Беременна, — отчеканила она.
— Точно?
— Да.
— Ты ведь знаешь, я не стану сплетничать…
— Мам, я серьезно.
— Слава Богу! Разумеется, я хочу внуков, в твоем возрасте у меня уже была ты, но ведь каждому ребенку нужна полноценная семья… Я могу понять, если ты созрела для материнства, и тогда тебе тем более не стоит пренебрегать вниманием достойных молодых людей. Взять хотя бы сына тети Кати: юрист, своя квартира. Да, в Щербинке, но все же…
— Мааам! — умоляюще протянула Ника. — Я разберусь сама.
— Конечно, конечно. А что с обмороком? Это уже случалось? А головные боли? Ты знаешь, что Верин муж, Аркадий, однажды потерял сознание в метро. Они не обратили внимания, а потом…
— Дай угадаю: он умер.
— Нет, потом у него начала неметь рука. Они сделали рентген, но ничего не нашли. Тогда один невролог отправил его МРТ, и оказалось, что у Аркадия онкология! Ты представляешь? Сорок шесть лет!
— Так он все-таки умер?
— Да, через два года.
Феноменальная память Надежды Сергеевны бережно хранила абсолютно все трагические истории, услышанные за долгую жизнь. И Ника не сомневалась, что на любой случай у мамы нашелся бы пример летального исхода. Обморок? Рак. Ходил зимой без шапки? Менингит. Смеялся за обедом? Подавился и умер. Бдительность, конечно, хороша, но видеть во всем предвестники беды… Нику это не устраивало.
— Мам, я здорова, слышишь? Ничего особенного.
— Вот и муж Веры так говорил!
— Все, мне пора. Целую, — Ника сбросила звонок.
Надо же, какие глупости! И как назло, живот откликнулся на мамины увещевания и снова заныл. Паранойя, честное слово.
Ника зажмурилась, прогоняя образ несчастного Вериного мужа, и с удвоенным усердием принялась выписывать ингредиенты. Но терпения Надежды Сергеевны хватило ненадолго. Ее улыбающееся изображение высветилось на телефоне минут через десять.
— Да, мамуль, — рассеянно ответила Ника по громкой связи.
— Слушай, что тут пишут, — Ника Сергеевна прочистила горло. — Сейчас, тут где-то… Подожди… Пролисталось вниз… А, вот. Женщина пишет: «у моей подруги живот болел сбоку целый год. А потом она потеряла сознание, ее привезли в больницу, и оказалось, что аппендицит уже лопнул, началось заражение»… Ты слышишь меня?
— Ага.
Новая жемчужина в мамином сборнике медицинского фольклора.
— И что ты думаешь? Помнишь, на Рождество мы делали утку с яблоками? Ты тогда тоже жаловалась на боль в животе. И на Витином дне рождения…
— Живот у меня болел от утки и той селедки под шубой. Он у всех тогда болел.
— А сегодня у тебя где болело? Справа? Слева? Или под ребрами? Может быть и язва, между прочим.
— Все, мам. Мне надо работать.
Дальше все шло неплохо. Нике удалось составить меню для дегустации, просчитать стоимость ингредиентов и даже кое-что заказать с доставкой, чтобы не терять времени на лишнюю беготню.
Около восьми заявилась Лена и с порога кинулась в комнату соседки. Ника дословно изложила все, что сказал Веселовский.
— Дело в шляпе! — Лена восторженно хлопнула себя по коленям. — Если после всех курсов мы не накормим какого-то мужика, то я вообще в этой жизни ничего не смыслю.
— Вот, я тут кое-что набросала… — Ника протянула подруге исписанный блокнот.
Лена зашуршала рельефными от чернильной вязи листами.
— Боже… И это все надо сделать? Ты, по-моему, на писанину потратила больше времени, чем нужно на выпечку.
— Все равно нельзя начать заранее, — Ника дернула плечом. — Все должно быть свежим. Если работать в четыре руки, должно получиться. Я сделала два списка: минимум и максимум. Первое нужно кровь из носу, второе — как пойдет. Но если ты хочешь что-то поменять…
— Не, пусть все будет на твоей совести. Вымоталась, как ишак, — Лена потерла переносицу. — Давай отметим, а завтра уже начнем подготовку. До пятницы уйма времени, понедельник же только. Мне как раз на работе подарили вискарь. С колой сойдет.
Десятилетний шотландский виски со сладкой шипучкой — Ника с Леной были неважнецкими ценителями алкогольной культуры. Главное, чтобы вкусно и дало по мозгам. Поэтому ночью Нику настигло заслуженное возмездие: желудок взбунтовался. Мутило, подташнивало, ныло то слабее, то сильнее, словно кто-то ударил кулаком. Она встала в четыре, слонялась по квартире, умывалась холодной водой и глотала пачками уголь. Потом просто свернулась эмбрионом на диване, и отключиться смогла, только когда через щель между занавесками пробился и вытянулся по полу длинной полоской солнечный свет. Но и этот хрупкий поверхностный сон длился недолго: бравая полька мамы заиграла на телефоне.
— Ты не спишь? — услышала Ника коронный вопрос.
Нет, я не сплю, да, я не сплю, — что ни ответь, исход один.
— Доброе утро, мамуль, — пробормотала она, потеревшись лицом о подушку.
— Как твой живот?
— Крутит немного…
— Рвало?
— Мааам! Я разберусь.
— Конечно-конечно, — торопливо успокоила дочь Надежда Сергеевна. — Я заскочу через полчасика, сделаю тебе бульон с гренками, заварю ромашку.
Она не любила спорить: просто соглашалась, а потом делала по-своему. И Ника знала, что сопротивляться бесполезно. У мамы была масса способов обидеться, изобразить жертву или заставить почувствовать себя самым неблагодарным ребенком на свете.
— Буду ждать, — Ника смиренно прикрыла глаза.
— У тебя ведь там убрано? Никаких сюрпризов? — зачем-то уточнила мама.
— Как в казарме, мамуль.
Ника так до конца и не поняла, что именно мама ожидала застать в квартире. Вроде за двадцать семь лет не одного прокола, а Надежда Сергеевна все подозревала ее в какой-то тайной жизни, наполненной грехом и пороком.
Сон уже не шел, пришлось вставать и одеваться. Ника нацепила очки, потому что в выходной день неохота было возиться с линзами. Прибирать и правда было нечего: лишь пара стаканов и пустая бутылка из-под колы. Вискаря даже половину не выпили… Вот ведь гады: фирменная коробка, десять лет, а по желудку вон как ударил. Небось, очередная подделка. Ника покачала головой и отнесла улику на кухню, где Лена уже пила кофе при полном параде.
— С добрым утром! — неожиданно бодро для типичной совы поздоровалась она.
— Привет. А тебе не было плохо после вчерашнего? — Ника включила чайник.
— Нормально, — пожала плечами Лена. — Не так уж много мы и выпили. Это у тебя вечно все не слава Богу.
И бросив, как обычно, на столе кружку и блюдце, она поспешила на работу. Ника едва успела всучить ей список покупок. Потом умылась и, держась за ноющий живот, приготовила себе тосты, надеясь хотя бы теплым завтраком унять страдальца. Ей удалось благополучно проглотить кусочек без явного сопротивления. Продолжить эксперимент помешал звонок в дверь, и даже не приблизившись к глазку, Ника крутанула замок.
— Привет, — Надежда Сергеевна ворвалась внутрь вместе с букетом подъездных запахов: сигаретный дым, жареная рыба и кошки с пятого этажа. — А я не одна.
Она отступила, пропуская высокого мужчину.
— Ты ведь помнишь Павлика? Вы же в одной школе учились.
Ника поправила очки и уставилась на незваного гостя. В ее квартире нагло стояло олицетворение всех школьных кошмаров: автор мерзкой клички «Жиробаська».