Ишма. Всадница Смерти. Хроники Эпохи Взлета [СИ]

Глава III

Кто же?

Кто еще, кроме тебя?

Кто же?

Кто еще, если не ты?

(Nautilus Pompilius)

– Сидеть за одним столом вместе с дамами, чья красота, ум и внутренний мир являются настоящим украшением Альянса и таким явным выражением двух ярчайших женских пространственно-временных континуумов…

– А нельзя ли по-человечески? – вежливо попросил Назар.

– Охотно, – отвесил легкий поклон стер Полонски, и, профессионально поставленным голосом, с нескрываемым удовольствием – оседлал, видимо, любимого конька – продолжил.

– Иными словами, каждый континуум, это, с Вашего позволения, архетип, так сказать, информационное поле, включающее в себя общегуманоидное содержимое коллективного бессознательного. Поясню, – упреждающе поднял он указательный палец, – Вы же в курсе, что мысли материальны? Так вот, открою Вам небольшой секрет, о котором, конечно, осведомлен мой коллега – позвольте польстить себе таким образом, – Полонски многозначительно взглянул на Веселова.

Роман кивнул, с интересом слушая Полонски, как и все за столом, включая даже Ишму.

– Мысли суть просто более тонкая материя, но все же материя. И только кажется, что они приходят из ниоткуда и в никуда же уходят… На самом деле, смею вас заверить, ни одна мысль, вообще ни одна, никогда и никуда не девается. А хранится, висит, так сказать, в общем информационном поле. Которое, впрочем, определенным образом, структурировано.

– Структурировано в эти самые архетипы? – Кшетти подалась вперед, чуть было не опрокинула на себя бокал, хорошо, что Веселов успел среагировать молниеносно, обхватил ее тонкую кисть своей ладонью.

"Не смогу ее никуда отпустить".

"Не смогу никуда от него уйти".

– Именно, – кивнул Полонски Кшетти, – Архетипы, конечно, бывают не только личностные, но сейчас мы говорим именно о личностных.

В каждом из них есть мужская и женская ипостась, и заложена вся информация на определенную тему: миссии, цели, ценности, модели поведения. В структуре целостной личности мужская и женская половина гармонично дополняют друг друга, существуя в равностности, в единстве. Поэтому в практической работе с клиентами, в проработке архетипных моделей поведения – для того, чтобы человек мог понять, что не дает ему быть успешным, скажем, в любви, в семье или в сфере выбранной деятельности, очень важно проработать и женские, и мужские ипостаси континуумов. Ведь женские качества каждого архетипа чаще всего влияют на внутреннюю деятельность, а мужские – на внешнюю. Но это, конечно, слишком грубо сказано.

Поскольку, как я уже сказал, ни одна мысль не покидает общее информационное пространство, каждый, абсолютно каждый человек черпает из него то, что соответствует его архетипичной модели. Ведь за всю историю гуманоидной расы было сколько угодно ролевых моделей: именно поэтому кому-то ближе исторический персонаж Гая Петрония и Леонардо да Винчи, кому-то – Нерона и Геродота. Одним женщинам близок персонаж андерсеновской Русалочки, другим – мадам Помпадур, третьим – Этельфледы…

– Мерсийской! – вырвалось у Ишмы помимо ее воли.

– Точно, – кивнул Полонски, – Вам эта историческая личность должна быть близка.

Ишма не обратила внимания на эти слова. Сейчас она наслаждалась моментом, когда внимание Романа Веселова было целиком приковано к ней. Остальных соседей по столу – тоже, но не плевать ли на них с орбитальной станции?

– Этельфледа Мерсийская, Жанна Д"Арк, Яххотеп, Гвендолен, Жанна де Дампьер, леди Баторий…

– Браво! Я восхищен! Умная и очаровательная героиня нашего времени оказывается еще столь просветленной в плане древней истории, – стер Май Полонски действительно выглядел обескураженным. – И когда Вы все успеваете?

Ишма усмехнулась, отчего лицо ее приобрело совсем детское выражение – хитрое и очаровательное одновременно.

Знал бы ты, когда. И как. Чертовы сны.

– Вы перечислили пятерых великих воительниц, – застенчиво улыбнулась ей Кшетти.

– Шестерых, – мило процедила ей Ишма.

– Но вот шестая – Эржебет Баторий, мне кажется, не соответствует общей тематике.

– Ключевое слово – кажется, – Ишма приложила колоссальные усилия, чтобы улыбнуться в ответ "ощипанной курице". – Эржебет пришлось проявить немалые познания в воинском деле и стратегии обороны, чтобы не дать Церкви, Государству и вассалам разорвать на куски все, что оставил после себя ее супруг, Ференц Надаждь. Что же касается обвинений против нее, девяносто девять процентов из них были сфальсифицированы – слишком крупные суммы ей задолжали Габсбурги, да и Церковь не хотела понимать – зачем потомку рода Дракула столько земель… Я не говорю уже об обороне имений мужа во время войны с Турцией, ведь земли Надаждей находились прямо на пути турок в Вену. Между прочим, Ференц Надаждь был поставлен во главе командования во время нападения Турции на Венгрию, и, совершенно логично, на мой взгляд, что и Эржебет не осталась в стороне.

– Вы полагаете, обвинения против нее были сфальсифицированы?

– Полагаю… – Ишма загадочно отхлебнула из бокала. Почти также утонченно, как и эта аристократка, – Я знаю.

– Однако как характерно, что Вы, дарси Кроули, так хорошо осведомлены именно о данных исторических личностях, – стер Полонски опять взял инициативу в свои руки. – Теперь вернемся к тому, с чего начали: Вы с мисс Кшетти являете собой два очень ярких примера архетипов, а именно: Воительница и Принцесса. Хотя, позволю себе заметить, за два прошедших года, что я не имел чести видеть Вас, Вы, мисс Кшетти, делаете уверенные шаги из Принцессы – в Королеву.

Ишма скривилась про себя. Кто Королева? Эта ощипанная курица? Не смешите! Лучше-ка…

– А расскажите подробнее об этих наших наших ролевых моделях, – попросила она профессора.

– Охотно, – обаятельно улыбнулся Полонски и продолжил.

– Место правления архетипа Принцессы – эмоции, в том числе тонкие, скрытые внутри. Принцесса живет в мире, храня свое собственное пространство, пространство сокрытости и целомудренности. Принцесса скрывает мир своей души как залог безопасности, неприкосновенности собственной системы ценностей. Ролевые модели Принцессы склонны принимать посвящение некоему эгрегору заповедной чистоты и служить ему, не важно, произошло это наяву или в фантазиях. Тот, кто удостаивается ее доверия, допускается в совершенно особенный мир, полный тонких, эстетичных переживаний, где добро всегда торжествует над силами зла. Принцесса – воплощение милосердия, жертвенности и любви, она спасает эти свои способности любой ценой. Типичные персонажи Принцессы в искусстве – Наташа Ростова и Русалочка Андерсена, до того, как первая стала женой Пьера Безухова.

"А вторая превратилась в морскую пену", – мстительно подумала Ишма.

– Образ Принцессы – вдохновляющий, эротизм – подразумеваемый, находящийся как бы внутри своего потенциала. Оптимальный партнер для Принцессы – ее мужская ипостась: Рыцарь, который служит ее миссии, преклоняется перед святостью дара жизни.

– Реализовавшаяся Принцесса, или Королева, – к величайшему изумлению Кшетти, стер Май Полонски бросил короткий, но красноречивый взгляд на Веселова, – Новая гармоничная личность, логически проистекающая из предыдущего архетипа. Это уже мадам Безухова, если угодно, Мария Федоровна Романова, супруга венценосного Александра III, Мария-Тереза Габсбург и другие.

"Мария-Терезия родила мужу четырнадцать, нет, кажется, все-таки шестнадцать детей! – не к месту подумалось Кшетти, – Подумать только! Шестнадцать!"

Профессор тем временем продолжал:

– Что касается Воительницы, ее поле деятельности, или, выражаясь фигуральным языком, сражения – это защита справедливости, внешняя экспансия и победа. При этом Воительнице присуща агрессия, она – потенциально убивающая женщина.

"Потенциально", – усмехнулась про себя Ишма.

– Ведь если остальные женские архетипичные ролевые модели дают жизнь, то Воительница с легкостью ее отнимает. Функциональность женского архетипа Воительницы в том, чтобы сохранить и преумножить физическое и психическое здоровье, отсекая по пути все бесполезное и ненужное. В природе это называется естественный отбор.

Ишма слушала профессора, затаив дыхание.

Воительнице свойственно на корню пресекать бесперспективные проекты, она единственная из пяти архетипов, кто никогда не пойдет на изнуряющие отношения. Эмпирический мотив ее жестокости – любопытство, ровно как и развенчивание ставших ненужными идеалов.

– Кажется (и в первую очередь ей самой), что в Воительнице мало женского, но это далеко не так. Ее стремление к справедливости, к систематичности, упорядочиванию – есть ни что иное, как извечно женское дело: прополка и прореживание грядок.

В ответ на немой вопрос в черных глазах Ишмы, профессор пояснил:

– Да-да, не нужно так на меня смотреть. Издревле битву сравнивали с жатвой, со сбором урожая, и, среди ролевых моделей Воительницы не только женщины-воины, как те дамы, кого Вы перечислили и многие другие, и богини-охотницы, как, например, греческая Артемис, но и богини плодородия, дающие жизнь и охраняющие ее. Наиболее яркой представительницей является богиня Иштар. Ей свойственно как даяние, так и разрушение. Немного более поздний ее типаж, такой, как Кали-Разрушительница, является обратной стороной Парвати, воплощения самой женственности.

Ишма вздрогнула, когда Полонски заговорил об Иштар, и еле слышно облегченно вздохнула, когда он продолжил. Наверно, поэтому даже следующая тема профессора не могла выбить ее из колеи.

– Именно поэтому эротизм Воительницы – страсть, необузданность, может скрывать в себе даже потенциальную опасность, агрессию. Один из самых желанных мужских персонажей, – стер Полонски поднял свой бокал, салютуя Ишме, чем вызвал волну смеха за столом, и даже сама Ишма, вопреки обыкновению, оценила шутку и сдержанно улыбнулась.

– Вот значит, как, – улыбаясь Ишме искренней, открытой улыбкой, сказала Кшетти. – А я все думаю, почему Вам досталось так много внимания? Про Принцессу мистер Полонски рассказал довольно быстро, но я не в обиде. Расскажите про партнера для Воительницы, – обратилась она уже к самому Полонски.

– Поскольку женщина-Воительница смела и честна, открыта и отважна, ее покорение – как покорение самой стихии, то отважиться смирить гордую Воительницу, испытать ее яркую любовь стремится равный – Воин, Ординарец, или даже Король. Недаром любовные игры Воителей нередко сравнивают с поединком.

– А какая Воительница мать? – не унималась противная Кшетти.

– Никакая, – буркнула ей Ишма, – Разве что с целью вырастить Великого Воина.

– Браво, – зааплодировал Полонски, – Вы не перестаете меня удивлять не только красотой и героизмом, но и острым умом.

"Да старый хрен просто запал на нее, – с досадой подумал Назар. – Запал на мою девочку…"

Не сказать, чтобы Капитан III ранга, или майор дарс Белый, понимал все, о чем говорил стер Полонски. Он понимал скорее в общем, немного абстрагировано. Хотя, что тут понимать? Ишма – лучшая. Любой мужчина в лепешку расшибется, чтобы завоевать такую женщину. Гордая, сильная, отважная. Женщина. Настоящая. А как красива… Если бы он, Белый, умел писать стихи, он бы обязательно посвятил ей… что там принято посвящать женщинам? Оду, или целую поэму. И неудивительно, что профессор – тот, который "старый хрен" – на нее запал. Ишма – совершенство.

– Воительница неизменно требует к себе уважения, даже на ложе страсти…

– Давайте не будем про ложе страсти, профессор, – попросила Ишма, послав при этом стеру Полонски такой взгляд, что тот стушевался и даже немного покраснел. Хороша, чертовка!

– Лучше скажите, какие еще есть архетипы? Вы рассказали только о двоих.

– Всего их пять. Принцесса/Рыцарь, Королева/Король, Воительница/Воин, Ведьма/Маг, и, наконец, Шут/Трикстерша.

– А вы кто? – спросила Кшетти.

– Наверняка – Король, – склонила голову набок Ишма, одаривая профессора таким взглядом, что сама ледяная бездна показалась бы по сравнению с ним пылающим вулканом.

– Что Вы! Куда мне до Короля! – Полонски шутливо поднял руки, как бы признавая свое поражение, мол, виноват, занесло меня…

– Король – несомненно, мистер Веселов. Абсолютная реализованность в выбранной сфере деятельности, трезвое отношение к власти и славе.

– Нет, – не согласился с Полонски Веселов. – Я не согласен.

Поднял руку Кшетти, поцеловал кончики пальцев.

– Какой из меня Король, я – самый настоящий Рыцарь.

Кшетти потупила глаза и мило покраснела. Чтобы хоть немного скрыть неловкость, она улыбнулась Назару.

– Дарс Белый, несомненно, Воин.

– В этом не может быть никаких сомнений, – согласился с ней Полонски, – Ну а я, с Вашего позволения, Трикстер. Иначе говоря, Шут.

– Регулирование напряжения в системе при вынужденном поведении, – неожиданно завладел общим вниманием Роман.

– Вынужденном поведении? – уточнила Ишма.

Тот кивнул ей, заставив сердце забиться быстрее, и вызвав (почему-то) легкий выброс адреналина, что заставило девушку откинуться на резную спинку стула, и даже принять из рук Назара бокал с чем-то… Черт его знает, с чем, не почувствовала вкуса.

– Когда человек вступает во взаимодействие с обстоятельствами непреодолимой силы.

Стер Полонски только отсалютовал бокалом коллеге – мол, я восхищен!

Роман продолжал:

– Роль Шута отвечает за возможность сохранить способность действовать в некой опасной ситуации.

Кшетти напряглась. Обстоятельства непреодолимой силы, говорите. Ну-ну.

– Например, действия, превозмогающие само наличие боли, страха, отчаянья, гнева. Разряжение взрывоопасной ситуации, – продолжал Роман.

Ишма, весь вечер не сводившая глаз с Романа, по-новому взглянула на Мая Полонски.

– Трикстер, или Шут, собственным провоцирующим поведением, через присущий ему тонкий юмор на гране сарказма, через, не побоюсь этого слова, цинизм, задает правильное настроение другим, обуславливая оптимальную модель поведения остальных типов. Мышление Трикстера – синтез всего, что есть на данный момент, даже если это совмещение несовместимого.

– Значит, за нашим столом сегодня собрались все архетипы, за исключением одного – Ведьмы, или Мага. – Задумчиво подытожила Кшетти, надеясь отвлечь себя от мыслей об "обстоятельствах непреодолимой силы" в виде союза семейств Веровири и Волотье.

Миссис Скшаса Кшетти ошибалась.

Непреодолимой силы обстоятельства действительно были, но в настоящий момент они были гораздо ближе, чем даже обязательства перед семьей, да что там обязательства, ближе даже, чем сама семья. Опасность, к которой приближалась в настоящий момент мини-флотилия "Гордость Системы Фикс" была намного глобальнее ситуации за данным столом, она охватывала, не побоимся этого слова, масштабы скорее планетарного, нежели личностного, персонажного характера.

– А вот и ошибаетесь, милая Скшаса Кшетти, Вы же позволите, на правах бывшего наставника так Вас называть.

Кшетти кивнула.

– Ваша пара с мистером Веселовым (на слове "пара" профессор космической биоэтики, ровно как и миссис Волотье-Веровири, покраснел) действительно представляет собой симбиоз Принцессы и Рыцаря с Королем и Королевой, и мы, с дарси Кроули являемся типичными представителями Трикстера и Воительницы, но…

Дарси Кроули слушала Полонского очень невнимательно, особенно с тех пор, как тот назвал Веселова Королем, а ведь немного ранее он сказал, что Король – равный Воительнице, а еще, что "Воительница – один из самых желанных мужских персонажей". Ишма конечно, сочла бы это чушью, но служба в армии навевала на определенные выводы. Неужели, в самом деле – один из любимых? Ведь Веселов явно пошутил насчет того, что он Рыцарь. Ну, какой он Рыцарь?! Он – Король!

– Но, – ерзая на стуле, что идет совершенно вразрез с этикетом, предписывающим дамам из высшего света сохранять достоинство, независимо от времени и места нахождения, Кшетти постаралась сократить паузу, которую, с искусством признанного драматурга, или, правильнее будет сказать, завзятого Трикстера-циника, выдерживал стер Май Полонски.

– Вы сказали – но?

Профессор усмехнулся, с явным удовольствием наслаждаясь всеобщим вниманием, причем, на этот раз, вниманием даже дарса Белого, который отлично понял, что на сей раз разговор пойдет о нем, и тоже готовился вслушиваться в следующие слова Полонски.

– Именно, и как Вы уже догадались, речь сейчас пойдет о дарсе майоре, – снизошел, наконец, стер Полонски. – Дело в том, что дарс Белый соединяет в себе сразу два архетипа: как уже все поняли, Воина, и… Мага.

– Мага? – одновременно переспросили Ишма и Кшетти. Причем обе нахмурились этой одновременности.

– Именно. То, что у дарса Назара Белого от Воина, всем, я думаю, понятно. Тут они совершенно идентичны с дарси Кроули.

Идентичны, говоришь? Назар принялся слушать профессора еще внимательнее. Ишь ты, идентичны! Может, что дельное и скажешь…

– А вот что касается Мага… Эмоциональная отстраненность (вразрез эмоциональной вовлеченности Принцессы и Рыцаря), завидная системная интуиция, взаимодействие с миром посредством дистанции, которую он устанавливает сам. Но дистанция эта – игровая, и это понятно Магу, как никому. Потому что кому, как не ему открыты высшие законы мироздания.

Назар даже поперхнулся. Что он несет?! Какое еще мироздание?!

Делая вид, что не обращает на него внимания, а на самом деле наслаждаясь произведенным эффектом (в точку попал!) стер Полонски продолжал:

– Магу свойственно терпеть лишения, так сказать, страдания во имя высшей цели. Чаще всего – спасения другого. Сюда, как нельзя лучше подойдет сюжет сказки "Красавица и Чудовище".

Тут все, включая стера Полонски, почему-то выразительно посмотрели на Ишму. И, не смотря на низкую эмоциональность, поперхнулась на этот раз уже она.

"Черт знает что такое! – неслось в голове у девушки. – Это что я, по их мнению, Чудовище что ли?!"

А взгляд Назара, который он также направил на девушку, приобрел мечтательное выражение. И на губах майора заиграла глуповатая улыбка.

"Вот оно как! Ты – моя Красавица, а я – твое Чудовище… Вон, и профессор раз так говорит…"

Он отсалютовал стеру Полонски бокалом, и впервые искренне и дружелюбно ему улыбнулся, отчего Ишма скрипнула зубами.

"Нет, вот ведь хам, а?!"

– Или, если перейти к историческим личностям, то под архетип Мага как нельзя лучше подойдет образ юродивого Христа, пожертвовавшего собой ради спасения человечества.

– Типичный же пример союза Ведьмы, или Ведуньи, и Мага, – продолжал профессор, – Союз Февронии и Петра Муромских. Всем своим естеством полагаясь на высшую, не побоюсь этого слова, Божественную премудрость, эти, опять-таки, христианские подвижники обрели истинное понимание жизни, и были причислены к лику святых.

Назар продолжал довольно улыбаться. Скажете тоже, профессор. Премудрость… Тоже мне… Высшая цель. Смех один.

Высшая цель – в том, чтобы оберегать это маленькую хрупкую девочку. Защищать от всего мира. Пусть даже и гонит. Всю жизнь будет гнать – а он не уйдет. Пусть будет, какой угодно.

Отважным воином.

Безжалостной убийцей.

Всадницей Смерти.

Ночной ведьмой.

Жестокой разрушительницей, как богиня ее планеты… В отличие от остальных, зная, что Ишма родом с Зиккурата, Назар самым внимательным образом подошел к изучению особенностей ее родины. В том числе религиозной догматики.

Так что пусть будет, какой угодно. Любой.

Делает, что хочет. Лишь бы была жива. Счастлива. Здорова.

А обо всем остальном он позаботится.

Будь любой, девочка.

Живи. Дыши.

Убей меня, убей себя -

Ты не изменишь ничего…

У этой сказки нет конца -

Ты не изменишь ничего!

Накрась ресницы

губной помадой,

А губы лаком для волос…

Ты будешь мёртвая принцесса

А я твой верный пёс…

– Назар, чего ты хочешь от меня? – устало спросила Ишма, глядя в иллюминатор.

За казалось бы тонким и хрупким стеклом простиралась темная ледяная бездна с полосами метеоритных потоков, яркими вспышками далеких звезд, планетами: желтыми, голубыми, серыми, с кольцами и без…

Назар молчал.

– Шел бы с ними, в самом деле… А я по горло сыта и ужином, и компанией. Не ходи за мной, пожалуйста.

Ишма ушла, ни разу не обернувшись. Назар остался один. Почему-то захотелось курить. Хотя он давно бросил. Точнее, как – баловался по-мальчишески, но еще до поступления в Летное Училище зарекся. Пилотам обязательно исполинское здоровье. Слишком строгий отбор. А здесь и нельзя курить. Космос. Вон, переливается за стеклом. И почему он об этом вспомнил.

Шел бы с ними, да. Как будто им сейчас кто-то нужен.

И как будто ему кто-то нужен.

Кроме нее.

Им и вправду сейчас не было дела до целого мира. Если бы в каюте Кшетти завелась целая паразитическая цивилизация – нет, не заметили бы.

Как не замечали ни холодного атласа простыней, ни мягкого полумрака ночника, дающего приглушенный, но теплый и живой свет.

Тонкие, бледные пальцы с редкими золотистыми веснушками сплетаются с твердыми, настойчивыми, мужскими. Белая мраморная кожа горит от поцелуев.

Тихий смех. Звон хрустальных колокольчиков наполняет воздух. Смех сменяется нежным стоном. Безумно притягательным, влекущим, невыразимо манящим куда-то в глубину, где нет места разуму. Живую и очень теплую.

Тонкая, пульсирующая жилка на шее с запрокинутой золотой головкой. Трогательная и трепетная, как будто испуганная.

В этом освещении ее волосы похожи на темный каскад струящейся меди.

Под сильными, опытными мужскими руками тает нежное девичье тело. Мягкое, податливое, послушное. Ты только не уходи. Не останавливайся.

– Кшет…

– Рома…

– У тебя это впервые?

Пшеничные ресницы стыдливо прикрывают глаза, в то время как тело мягко и решительно подается ему навстречу. Распахивается. Раскрывается.

– Ты прекрасна.

– Правда?

Зачем тратить слова, когда можно действиями показать, как ты прекрасна. Восхитительно красивая. Невероятная.

– Ты не боишься?

– Тебя? Какой глупый… Нет.

Поцелуи. Легкие, как крылья бабочки.

– Я просыпаться боюсь.

– Ты не спишь, моя милая. Больше не спишь.

– Мой родной. Не дай только мне опять уснуть.

Сладкая, как мед. Как будто пришла из другого мира.

– Не дам.

Робкая улыбка, которая становится играющей. Смелой. Зовущей прильнуть к ней в долгом, очень долгом поцелуе.

– Никогда?

– Никогда.

Это хорошо. Это хорошо – все, что ты сейчас делаешь. Это – правильно. Так и надо.

Сплетаются руки. Тела. Судьбы.

Это не любовный поединок. Это доверие. Открытость. Распахнутость.

Нет больше двух судеб. Двух людей. Кто придумал так? Это же чудо. Это может существовать только в единстве. И сейчас… сейчас живет. Бьется. Дышит.

Что, если все, что до этого было, всего лишь сон? Страшный. Жестокий. Странный.

Зеленые или голубые глаза у любви?

У любви те глаза, из которых она смотрит.