Ишма. Всадница Смерти. Хроники Эпохи Взлета [СИ]

Глава VIII

Сколько лет прошло, всё о том же гудят провода,

Всё того же ждут самолёты…

(Сплин)

Сознание Ишмы привычно скользнуло в темноту. Темноту и пустоту. Девушка успела подумать: прогресс, не-е-е-т… кажется, опять, вместо того, чтобы забыться сном, ей придется жить в какой-то параллельной реальности. Как там говорил профессор Полонски: информация никуда не девается, да? Висит в воздухе? Знал бы он, насколько он прав. Может, сказать? Наверно, да. Обрадуется. Интересно, а Кшетти снятся такие сны? Из ее архетипа, архетипа Королевы или хотя бы Принцессы? Что-то Ишма в этом сомневалась. А раз так, то какая она на хрен Королева… Ишма так и думала. В следующую секунду Ишма уже не была собой, а была Евгенией Максимовной Рудневой, уроженкой Бердянска, Запорожской Области. Впрочем, Максимовной Женя себя пока не чувствовала.

Не смотря на то, что была лучшей студенткой курса.

…Грустные, заплаканные мамины глаза, преждевременно постаревшие, угасшие. Утратившие последнюю красоту с тех пор, как началась война.

– Куда же тебе на фронт, доченька? Ты же так хотела стать астрономом… Вон, и в обсерватории тебя как любят…

– Закрыта обсерватория, мама. А астрономия… Астрономия подождет, пока войну не выиграем. Зря я, что ли, на штурмана выучилась? На второй Белорусский фронт направляют…

– Сама ж говорила – нельзя девке в истребитель! Перегрузки там… деток потом не будет. Род прервется…

– Что род… Итак может не продлиться никогда. Война. Мама! Я после первого полета как будто первый раз родилась. Даже страшно становится – что вот могла жить-жить, и не летать ни разу.

Это был последний раз, когда Женя видела маму. Она писала ей с войны, не ожидая, правда, что письма когда-нибудь дойдут.

Она ни разу не пожалела, что бросила астрономию. Не может быть свободной науки на несвободной Родине. С мая 1942 года, Евгения Руднева воевала в качестве штурмана 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиаполка.

– Пана, у тебя какой вылет сегодня?

– С ума сошла, я считаю их что ли…

– Я тоже не считаю, но чувство такое, как будто он особенный, юбилейный.

– Ты это брось, звездочет, мы еще погуляем!

– Так я и говорю. Настроение праздничное!

Самолет затрясло. Так глупо попасть под обстрел! Как все-таки хорошо, что ремни держат. Счет идет даже не на секунды, на доли секунды. Раз, два, три, четыре, пять. Где-то внизу взрываются бомбы. Женя успела их сбросить.

Самолет с Женей и Паной как в замедленной съемке, по спирали, спускается вниз, оставляя за собой огненный след в ночном небе.

В голове у Жени мелькает вчерашняя мысль: "Как хорошо все-таки жить, – можно творить, думать, бороться, любить, читать. А что может быть лучше всего этого?"

А потом она как будто переносится сознанием к девочкам, которые продолжают вылетать, всю ночь продолжают. И так трогательно пишут на бомбах: "За Женю!". Простите меня, девочки. А умирать совсем не страшно. И ожогов не бойтесь. Это, оказывается, очень быстро.

Штурман 46-го гвардейского Таманского Краснознамённого ордена Суворова 3-й степени ночного бомбардировочного авиационного полка… Немецкие солдаты называли их короче: Ночные ведьмы.

…Сколько лет пройдёт, всё о том же гудеть проводам,

Всё того же ждать самолётам,

Девочка с глазами из самого синего льда

Тает под огнём пулемёта…

Вот оно как, значит… Вражеские солдаты придумали это прозвище.

… Скоро рассвет, выхода нет -

Ключ поверни и по ле те ли…

– Ишма, – тихо позвал девушку Назар. Первый импульс был: убить. Потом мелькнула мысль: свой. Свой. Это "свои" прозвали ее Ночной Ведьмой. А что она им сделала? Разве что не хотела становиться военной подстилкой… Ишма прекрасно знала, что стоит дать… предпочтение одному, для остальных это будет сигналом, как красная тряпка для быка. Можно было бы еще переживать по этому поводу, если бы эта сторона жизни ее интересовала. Но слава прогрессу, Ишме это было безразлично.

"Прервется род…"

Тьфу, черт, это все сегодняшний сон. Иногда род такой, что ему неплохо бы и прерваться.

– Ишма…

Назар положил холодную ладонь на лоб девушки. Так и есть. У нее жар. И Шая эта… Как же не вовремя! Ишма, не смотря на температуру, дрожала. Ее бил озноб. Во сне она то и дело дергалась, мотала головой, шептала: успею, еще одну, да, еще, нате вам, получайте. Ночные ведьмы… будете знать!

Как же не вовремя это все. Ей бы отдохнуть нормально. Белый сам усмехнулся собственной глупости. Отдохнуть, как же. В загоне.

Ишма открыла глаза, уставившись на него долгим пронзительным взглядом.

– Пора?

Назар кивнул. Побоялся, что его голос дрогнет.

Покидали камеру под молчаливым взглядом Романа, в котором читалось пожелание удачи, а еще горел безумный огонек надежды. А вдруг? Профессор уснул, и никто не стал его будить. Кшетти тоже впала в забытье. Наплакалась. Сегодня она узнала, что из нее выкачивают столько крови потому, что она беременна.

– Быс-с-стрее, мои хорошшшие, – нагини оглянулась на парочку и плотоядно облизнулась раздвоенным языком, – С-с-скоро отдохнете.

– А куда мы идем? – Ишма решила, что подозрительный и серьезный вид – самое то для ситуации.

– Почти ч-ш-што в рай, детка. Почти что в рай… С-с-скоро отдохнете как с-с-следует.

Отдохнем. Как же.

За пять минут блуждания по коридорам им никто не встретился. Больше медлить было нельзя. Зря Шая нетерпеливо устремилась вперед. Ишма с Назаром переглянулись. Пора!

– Подождите, – Ишма осела на пол, скривившись, как будто подвернула ногу.

Нагини оглянулась. Ну, что еще? Почему эти теплокровные такие медленные? Нетерпеливым рывком дернулась к осевшей девушке. Совсем они сдурели, что ли? Почему пленники такие вялые? Их что, не кормят… Но из них выкачивается столько крови, что вряд ли. Впрочем… Может, именно поэтому пленники такие слабые и медленные. Что-то было во всей этой ситуации не так. Нагини не успела, как следует осмыслить внезапное подозрение, как сильные мужские руки сомкнулись на ее шее. Чего-то подобного Шая и ожидала, она вовсе не была наивной. Скорее, рисковой. Опасность заводила ее, подогревала аппетит. Нагини вообще любила поиграть с едой. Молниеносное движение хвоста – и вот крепкое мужское тело надежно блокировано. Стоит ей потесней сжать кольца…

Внезапный укол в шею больше разозлил, чем удивил. Ничего нельзя доверить другим! Даже пленников как следует проверить не смогли! Если те умудрились пронести с собой в камеру иглы. Интересно, чем человечка ее, а?

Шая так и не узнала, что Ишма воткнула ей в шею шип ядовитой пурпурной розы с Альдебарана. Все это время маленькая и тонкая колючка была надежно спрятана за ухом девушки. А датчики ничего не показали, потому как самый что ни на есть натуральный экземпляр. К тому же совсем крохотный.

Надо конечно быть совсем сумасшедшей, чтобы таскать настолько опасную штуковину на себе, но Ишма понимала, что в чем в чем, а вот в психическом здоровье ее заподозрить сложно. И сейчас радовалась собственной паранойе, которая заставляла девушку вооружаться до зубов. Там, еще в прошлой жизни. В последнее время ей стало казаться, что все, что было до лаборатории Риконы, ей приснилось. Как и регулярные сны про отважных воительниц…

Человека яд убил бы мгновенно. Но неизвестно, какая регенерация у нагов. Ишма опасалась, что ничего не получится. Все, на что они надеялись, что нагини хотя бы ненадолго ослабнет. Но действительность превзошла все их ожидания. Тяжелый хвост Шаи тупым ударом обрушился на каменный пол, пальцы ее, впивавшиеся в руки Назара, разжались. Красивое лицо с высоким белым лбом обмякло, смягчилось, приобретая какое-то добродушно-глуповатое выражение. Длинные волнистые волосы, которые у нагов постоянно слегка шевелятся, из-за чего возникает ощущение, что вместо волос у них змеи, бессильно обвисли.

Ишма резким движением повернула голову Шаи в сторону, ломая позвонки. Назар только присвистнул. Он и сам не собирался оставлять нагини в живых, но все-таки Ишма не переставала его удивлять.

– Ты знаешь, куда идти?

– Главное сейчас – подальше отсюда. Нас могут неподалеку поджидать ее друзья.

– А эту гадюку куда?

– Давай может, в ту нишу, которую только прошли.

Точно. Гадина как раз поместится. Не хватало еще, чтобы о ее тело спотыкались их гостеприимные хозяева, пока Ишма с Назаром будут искать радио отсек.

Разоружив Шаю, обзаведшись бластером и парочкой метательных ножей, Ишма почувствовала себя не в пример лучше. Однако нагини молодец, видимо, тоже уважала оружие. Назару тоже достался бластер.

– На прошлой "процедуре" мне удалось подслушать один разговор, – сообщил он, – Если я не ошибаюсь, радиорубка там…

– А если ошибаешься, жить нам осталось меньше минуты, – мило улыбнулась Ишма.

– Может, и того меньше, – оптимистично согласился Назар.

Впрочем, и так, и так…

Ни Назар, ни Ишма не рассчитывали, что продержатся долго. Их хватятся, или Шаю найдут, или они столкнутся в коридоре с кем-то, кто успеет подать сигнал тревоги… не важно. Не рассчитывали они и на то, что сумеют спастись, скрыться. Успеть бы добраться до радиорубки и передать Альянсу координаты лаборатории. А там – гори оно все огнем. Они сделали все, что смогли. Впрочем, они не обсуждали это, просто знали, что даже если бы представился случай спастись сейчас, не стали бы. Нипочем не стали. Не оставили бы одних Кшетти, Мая и Романа. Даже зная, что завтра их может разлучить загон или другая выдумка сумасшедшей ученой.

На удивление, пункт радиосвязи удалось найти достаточно быстро. По дороге им встретились два нага и трое людей. Кажется, это были люди, да. Назар и Ишма стреляли на ходу, не прерывая шага. Так же быстро оттаскивали убитых в сторону и продолжали путь.

В радиорубке находилось двое людей. Связисты даже понять ничего не успели. Последнее, что они видели, это холодный взгляд черных глаз Ночной Ведьмы. Назар Белый в это время уже набирал приказ на панели.

– Черт подери…

– Запаролено?

– А как же…

– Сможешь взломать?

– За кого ты меня принимаешь, – Назар быстро подумал, и решил отложить обиду на потом. Если придется. Для него, пилота-навигатора, не существовало серьезных преград в программном обеспечении. Ишма тоже неплохо знала связное дело, и, заперев дверь, присоединилась к Назару.

Счет шел даже не на минуты, на секунды.

Наверняка сюда уже идут. Что ж. Их возьмут не раньше, чем она истратит заряды двух бластеров.

Разговор с компьютером лаборатории показался мучительно, бесконечно долгим…

– Есть! – довольный возглас Назара говорил о том, что защита сломана.

Ишма инстинктивным порывом обняла сослуживца сзади за плечи, прижалась щекой к щеке.

Назар замер на долю секунды, и продолжил набирать команду. Адресовал на всякий случай сразу в три штаба ВС Альянса. Надеюсь, хоть куда-нибудь, да дойдет.

– Назар, ты гений!

– А ты все еще сомневалась?

– Нет, серьезно, ты гений!

Всадник Смерти долгим взглядом посмотрел на Всадницу. Улыбнулся.

– Ломим, девочка!

– Все для победы!

Здесь можно отправить звуковое сообщение?

– Сестре?

– Нет, дарсу Райану.

– А еще говоришь, я – гений. Точно! Он, пожалуй, это дело не оставит.

– А ты его знаешь?

– Еще бы! Был приписан эскадре под его командованием. Отличный дядька.

– Что да – то да.

– Вот, смотри.

Ишма уставилась в камеру и принялась быстро диктовать послание контр-адмиралу. Люди должны знать, что это вовсе не Римма.

Звуки за дверью заставили ее поторопиться. Назар успел отправить сообщение в последнюю секунду. Дверь была вынесена взрывной волной. Воздух наполнился клубами дыма. Сукины дети, они же прекрасно видят в темноте, да и вообще, любых погодных условиях. Глаза Ишмы защипало. Они с Назаром принялись палить из бластеров наугад. Во все, что видели: темные, приближающиеся фигуры, оседающие на пол, мониторы компьютеров, панели, приборы… Вывести им из строя к чертовой матери всю электронику – это значит, тоже немного крови попить.

Ишма не знала, скольких нагов и "сотрудников лаборатории" ей удалось уложить, прежде чем сама осела на пол от удара чем-то тяжелым по голове. Прежде, чем картинка перед глазами погасла, девушка успела посетовать, что сейчас будет опять один из проклятых снов, который перенесет ее с одних военных действий на другие. Но на этот раз она ошиблась. Наконец-то наступило благословенное забытье.

Ишма пришла в себя от холода. Тело колотило в лихорадке и болело, как будто ее били. Ах да! Ее же били. Сырость, затхлость. Невозможность вдохнуть воздуха столько, сколько хочется. И больно. Очень больно дышать.

Состав камеры не поменялся. Кшетти, Роман, Назар. Профессор.

Кшетти и Веселов спят. Полонски, похоже, тоже. Временами начинает что-то быстро говорить, как будто боится не успеть, потом замолкает. Крепкий. Ишма думала, он, в его возрасте раньше не выдержит. А он держится.

Назар не спит. Лежит, смотрит на нее. Щека разорвана, под глазом кровоподтек. Стиснуты зубы. Наверно очень болит сломанная рука. Но не издает ни звука. Просто смотрит. На секунду-другую Ишме показалось, что не было этого всего. Не было. Потому что взгляд Назара не изменился. Даже смешно. Ну ладно в Училище, я еще понимаю – на учениях, испытаниях, да даже на войне (солдаты, офицеры – разного пола, конечно… любили друг друга со страшной силой, когда выдавалась возможность. Каждый раз – как в последний раз. Потому что каждый раз и был, по сути, последним… На тот момент) – это бы Ишма еще поняла. Но сейчас – сейчас-то что ему надо? Более безысходной ситуации представить себе сложно.

Тихий стон. Кшетти проснулась. С каких пор Ишма перестала называть ее про себя "ощипанной курицей"? Может, с таких, когда честно призналась себе, что одновременно с гневом начинает почти восхищаться этой странной, будто из другого мира, внешне такой беспомощной девицей. Которая променяла этот самый благополучный мир на несколько дней рядом с любимым. Хотя… Если бы она знала, что беременна, наверно, не решилась бы на это. Инстинкт не позволил бы. Наверно, это беременность делает женщину такой чудной… Впрочем Ишма сильно подозревала, что Кшетти и в здравом уме была с придурью.

И все-таки Ишма точно знала, она бы так не смогла. Хотя Кшетти все равно раздражала ее, бесила – по-черному. Но, как-то физически что ли. Без эмоционального отклика. На эмоции сил не осталось.

– Рома…

– Он спит, – Ишма с трудом узнала собственный голос. Хриплый. Слабый. Дорого им обошлось вчерашнее свидание.

Кшетти всхлипнула.

– Что еще? – устало спросила Ишма.

– Мне приснился ужасный сон…

– Не хочу тебя разочаровывать, но боюсь, это не сон, – не удержалась, чтобы не съязвить, Ишма.

– Нет, другой… Мне снилось, нет, это невозможно! Мне снилось, что Рома умер!

– Слушай, ты бы помолчала со своими снами, ладно?

– Нет, я не могу молчать. Это было так ужасно… Я даже сочинила стихи…

– Во сне?

– Ага…

– Надеюсь, ты не собираешься их читать?

– Почему же нет…

Назар со слабой улыбкой наблюдал за перепалкой девушек. Надо же. Они все умудряются ссориться. Но сейчас было в этом что-то такое… милое, что ли? Как будто они все еще на "Гордости Фикса"…

А Кшетти тем временем, подняв глаза, тоненьким срывающимся голоском, начала читать, не обращая внимания на то, что Ишма нечеловеческим усилием приложила пальцы к вискам и закатила глаза, всем своим видом выражая презрение:

– Ты смотришь на меня сейчас, Роман… Вдыхаю я твоих зеленых глаз туман…

К тебе ладони протяну и закричу: Я навсегда с тобою быть хочу!

На теле рук твоих печать и губ, я слышу твоего ЖИВОГО сердца стук…

Мне не подвластно все вернуть… Не можешь жить…

Как не сойти с ума? Я не могу тебя забыть…

Мой ангел, мой родник живой… Ты – путь мой освещал…

Прощаясь навсегда – быть может, ты с собою звал?

Мне до сих пор твой голос слышится в ночи…

И, голос этот… Точно, он зовет… Зовет меня… Кричит!

Что это все же – голос твой родной иль музыка дождя?

Что это – зелень трав – или твои глаза глядят?

Твои ли поцелую, или солнышка лучи?

Прошу, поближе подойди. Не уходи!

Не уходи! Дотронься до лица, возьми ладонь в свою!

Не отпускай меня, держи! Тебя молю!!

Нет, это…

Кшетти запнулась, закашлялась, замотала головой, как будто отгоняя непрошеное видение. И замолчала.

– А дальше? – спросил Назар.

– А дальше не помню,- вздохнула Кшетти, – Вообще непонятно, как это-то запомнила.

– Ничего, что у Ромы голубые глаза? – сочла своим долгом заметить Ишма.

– Ты не понимаешь! Там, во сне – они были зелеными, как листва на таких странных деревьях, никогда не видела такие в жизни… Мы бегали друг за другом, а они такие белые, в черных черточках…

– Березы, – подсказал Назар.

– С Земли, – добавила Ишма.

– Точно, березы, я вспомнила, я в справочнике видела! Так вот, мы бегали, бегали, потом устали и упали рядом в высокую траву. И лежали. Лежали… А потом я поворачиваю голову, а его нет. Совсем. В мире нет, я чувствую, я же все-все чувствую… А на его месте почему-то веревка. Воздух не такой, все не такое, краски померкли. А я так лежу, тяжесть в груди, не могу встать… И самое страшное: я понимаю, что НЕ МОГУ умереть. Мне не дадут. А его уже нету здесь. Вообще нету. А мне нельзя…

Рассказ Кшетти становился все более сбивчивым, непонятно было, говорит она о настоящем, или о том, что видела в своем странном сне, но согласно какому-то нелепому случаю, Ишма все лучше ее понимала.

– Раньше мне казалось, что когда влюблюсь, мне почему-то очень сильно захочется умереть. А вот, пока он был жив, не хотелось. А теперь как бы понимаю – не дадут. И надо жить в этом сером мире. Очень тяжелом. И дышать даже больно.

– Поздравляю… – Ишма отвернулась, чтобы никто не видел ее слез.

Веселов не спал. Но боялся пошевелиться, обнаружить, что не спит. Не хватало, чтобы Кшетти видела его таким. С глазами… на мокром месте. Завтра… нет, уже сегодня ее заберут. И он должен быть сильным, когда пойдет вместе с ней.