Искушение

Она с покаянием вернулась домой, заперлась в своей комнате и в состоянии полного отчаяния задушила своего сыночка. Хотела на себя руки наложить. Вовремя родители взломали дверь, обезумевшую дочь связали. Отпаивали травами. А когда немного пришла в себя – рыдала, не просыхая, проклиная судьбу.

На семейном совете постановили: лучшим исцелением для неё станет монастырь. Родители и привезли ко мне. Поначалу Горислава говорить ни с кем не могла. Оттаивала очень медленно, но, как видишь, память упрямо напоминает ей о содеянном. Помнишь, о мертвецах кричала?

– Да. Я так испугалась, когда она со звериными глазами, со сковородой в руках на меня набросилась.

– Страх ходит по следу за ней. Не припомню, чтобы она улыбнулась кому-то. Ни разу. Ни с кем не дружит. Обязанности исполняет, ничего не могу сказать, но душа её больна и поныне. Даже молитвы не помогли.

– Несчастная.

– Да, пожалеть её нужно, что и делаю. – Крёстная тяжело вздохнула, переживая за послушницу свою. - Давай спать, завтра рано вставать. Чего это тебе на ночь глядя приходят на ум такие вопросы? Спи. Ни о чём плохом не задумывайся. У тебя всё будет иначе.

– Надеюсь, что Господь пощадит меня.

На следующий день я попрощалась с крёстной и уехала в Петербург.

Развратник – первое разочарование

Василий после учёбы долгое время привыкал к новому месту. Постепенно он обзавёлся знакомыми, но друзей не нашёл.

Дело было на аттестации. Ларский-младший ожидал, когда его вызовут в аудиторию – держать экзамен перед старейшинами академии. В коридоре к нему подошёл незнакомый человек, они разговорились – так случайно Василий познакомился и подружился с юнкером Бориславом Вельским. Молодой человек прикипел к открытому, сердечному, порядочному и немного наивному Василию. Со временем Петербург выкристаллизовал в характере Ларского-младшего лучшие качества офицера, но немного охладил пыл – от наивности не осталось и следа. Юноша взрослел, мужал, но и не забывал о том, что прививали ему родители.

Друзья учились вместе, затем при распределении они оказались в одном полку. Родители Вельского – зажиточные мещане – сумели обзавестись в городе внушительными связями и нужными людьми, благодаря этому свободно посещали дома самых уважаемых лиц Петербурга. И сына пристроили как надо. Выгоду для себя они умели извлекать в любой ситуации.

Когда я приехала, Василёк всем сердцем желал развеять мою печаль и тоску. Он познакомил меня со своими сослуживцами, возил на приёмы. Поскольку Вельский к тому времени считался его другом, братец поговорил с Бориславом и поручил:

– Тебя от дежурств освободили, родители постарались, вот и возьми шефство над Ниночкой. Посети с ней скачки, галерею, театр, концерты – выбор велик, у сестрички интересы разносторонние.

– Какое предложение! Спасибо, друг. Обязательно сопровожу твою сестрицу. В такой компании одно удовольствие провести свободное время.

– Значит, я могу на тебя положиться?

– Конечно.

– Договорились. Если тебе что–то понадобится, обращайся – выручу. Так хочется её отвлечь от грустных мыслей.

– Можешь на меня рассчитывать, я развею тоску твоей сестрицы.

– Буду благодарен.

После этого разговора Вельский зачастил к Софье Гавриловне. Насторожил княгиню сам факт – приезжал он в те дни, когда Василий был занят на службе.

– Нина Андреевна, поедемте, погуляем, в галерею сходим. Ну что вы всё дома томитесь?

– Мне с тётушкой хорошо. Я не томлюсь, с чего вы взяли?

– Ниночка, Борислав прав, поехала бы, развеялась, - поддержала княгиня инициативу Вельского. Она проверяла его.

– Вы так считаете?

– А почему бы и нет?

– Ну хорошо, разве что ненадолго. Пойду переоденусь.

Вельский повеселел.

– Спасибо вам, княгиня Софья Гавриловна. Ей богу, не знаю, как ключик подобрать к княжне.

– Ниночка у нас особенная. Вы придержите поводья. Торопиться не следует в любом случае: ни в дружбе, ни… Правда, я не осведомлена о ваших намерениях. - Тётушка лукаво посмотрела в сторону собеседника. – Вот понадобится кому–то ваша помощь – стоит поспешить. – Княгиня деликатно увела разговор в иное русло. – Во всех других случаях терпение, мой юный друг.

– Благодарю, учту ваши советы и пожелания.

– Вот и я, можем ехать.

– Нинуся, к обеду жду, не задерживайся.

– Что вы, тётушка, раньше вернусь.

Мы побывали в галерее, я насладилась превосходными полотнами. На моё счастье известный меценат привёз из Италии подлинники великих живописцев, которые ему повезло приобрести на аукционе. По этому поводу он устроил благотворительную выставку. Средства обещался перевести лечебницам для бедных. Матушка часто устраивала ярмарки, аукционные торги, в которых принимали участие видные люди Петербурга и близлежащих городов. Всю выручку они жертвовали на богоугодные дела. Кроме этого, она и свои накопления отдавала в помощь нуждающимся. Её очень беспокоила судьба богаделен. В те далёкие времена я решила: когда вырасту, обязательно продолжу её миссию. На пожертвования не жалко никаких средств.

– Куда теперь? – спросил Вельский, когда мы вышли на улицу.

– Домой. Благодарю вас, Борислав. Унесу в своём сердце восхитительные впечатления.

– Как хорошо, что мы поехали, не правда ли?

– Да.

– Позволю себе пригласить вас к себе домой, покажу нашу галерею, отец много лет собирает полотна.

– Тётушка беспокоиться будет. Я обещала к обеду вернуться.

– Княжна, я не зову вас на званый обед, посмотрите картины, и сопровожу к Софье Гавриловне.

– Разве что ненадолго.

– Да нет же. Не более получаса.

– Если так, поехали, и к обеду поспею. Не хотелось бы волновать тётушку.

– Ваш брат просил опекать вас, развлекать, что бы вы не грустили.

– Василёк чудесный брат, такой заботливый. - Вельский смотрел на меня голодным глазами. Мне бы тогда знать, что у него на уме, разгадать намерения. Где уж? Доверчивость. Неопытность…

В разговоре не заметила, как добрались до дома Вельских. В гостиной, куда привёл меня Борислав, встретились с хозяйкой дома. Женщина, на первый взгляд, показалась мне приятной в общении, но что-то непонятное блуждало в её взгляде и ускользало мгновенно, разгадать не успела.

– Матушка, позвольте представить вам княжну Нину Андреевну Ларскую. Она сестра Василия. У них в семье случилась беда, погибли родители. Опекаю по Васиной просьбе.

– Похвально, сынок. Сочувствую вам, милочка. Вы так молоды. Горе не спрашивает, нагрянет и обезоруживает… – Она покачала головой, жестикулируя. - Беда, что говорить? Надеюсь, вы отобедаете с нами? - Её голос показался мне вкрадчивым и неестественным.

– Благодарю вас. Я не голодна. Мы договорились с Бориславом, что он покажет мне галерею и сопроводит домой.

– Прекрасно! Не буду мешать.

– Пойдёмте, здесь рядом, - пригласил Вельский.

Мы миновали узкий коридор и наткнулись на высокие двери. Борислав завёл меня в просторный зал, стены которого были увешаны полотнами мастеров. Среди них я увидела великих и своих любимых живописцев. Отвлеклась, рассматривая полотна.

И вдруг услышала краем уха: юнкер подошёл ко мне близко. Он как-то громко дышал, словно только что пробежал длинную дистанцию. Неожиданно обнял менял и поцеловал в затылок, шею и так страстно. Развернул к себе и впился в мои губы. Я остолбенела, в его объятиях чувствовала себя неуютно: прикосновения были неприятными, навязанными, что это, зачем? Попыталась вырваться, да не тут-то было, он с такой силой держал меня, как в тиски зажал, насильственно подчиняя себе. Ничего не оставалось – только сопротивляться. Возмущению моему не было конца. Его бесцеремонное поведение вызвало бурю негодования. Вельский и не думал останавливаться. Он сильнее и сильнее прижимал меня к себе и, о ужас, дотянулся до спины, ухитрился расстегнуть шнуровку, платье потеряло форму, став свободным. И как ловко, искусно юнкер проделывал это, имея немалый опыт, к моему большому удивлению! Шнуровка ослабла так, что платье съехало с плеч по рукам вниз. Ещё немного, и оголилась бы грудь. Вот тут пришёл конец даже моему ангельскому терпению. Изо всех сил оттолкнула Вельского от себя, на ходу подхватила платье, кое-как зашнуровывая, и побежала куда глаза глядят.

– Куда же вы?! – осталось за спиной.

Я летела стремглав по лестнице, мне было всё равно, что и кто обо мне подумает.

«Только бы поскорее вырваться отсюда и покинуть этот дом», – твердило моё сознание. Сбежав по лестнице галопом вниз, выхватила у слуги свою накидку, шляпку и выскочила на улицу. К моему счастью, извозчик не уехал, видимо, ему было уплачено за ожидание. Развратник всё продумал заранее и до мелочей. Господи, и это Васин друг? Братец не поверит, когда расскажу, кого он ко мне приставил в качестве сопровождающего. Вскочив в карету, я выкрикнула:

– На Маросейку, рядом с доходным домом, и быстрее.

– Слушаюсь, сударыня, - ответил извозчик, не поворачивая головы.

Сердце вырывалось из груди, меня трясло.

В этот день и на следующий я не могла прийти в себя.

– Отличный дружок у Васи, - повторяла я. – Ничего не скажешь. Только этого мне не хватало.

Самочувствие было отвратительным, мне не хотелось выходить из комнаты, ни с кем разговаривать, есть, пить – ничего. Он отравил мне настроение.

Княгиня Софья Гавриловна заметила моё состояние.

– Давай рассказывай, что произошло? - сказала она, войдя в комнату. Так продолжаться не может. Что приключилось в тот день, когда вы ездили с юнкером на выставку? Я же вижу, вернулась сама не своя.

– Не могу, стыдно, – всё, что смогла проронить.

– Матушке бы рассказала?

– Родимой – да.

– Не волнуйся, я ещё не выжила из ума и ты для меня родной человечек. Пойму, рассказывай. Вместе найдём правильное решение.

И я, сгорая от стыда, коротко изложила ей сцену в доме юнкера.

– Вот это дружок! – разозлилась тётушка. - Вася знает?

– Нет, я его еще не видела, не приезжал на этой неделе. Думаю, не отпустили в увольнение. Надеюсь, в воскресенье появится.

– У него такая служба. Значит, не отпустили. Какое счастье, что у тебя хватило смелости и сил вырваться из рук наглеца! Больше ни ногой в их дом, слышишь?!

– Что вы? Десятой дорогой объезжать буду.

– Пусть только объявится. Я ему надеру уши, бесстыдник этакий. Друг, называется. Откажу ему, не стану принимать. Слугам сейчас же дам расположение, что бы на порог не пускали. Ты глянь, что себе позволяет! А Вася, что же он не разглядел в нём развратника? Я это так не оставлю. К родителям его поеду, пусть знают, кого вырастили. - Софья Гавриловна разнервничалась, никак не могла успокоиться.

Я забилась в угол дивана, сидела молча, затаив дыхание. И без гнева тётушки мне несладко было.

– Если не объяснили сынку, как вести себя надобно в обществе с девушкой – я научу. Это что такое? Полнейшее безобразие, - возмущалась княгиня.

Пожалуйте на выход

Софья Гавриловна выполнила своё обещание, отчитала юнкера по всем правилам. Как раз случай представился, и ехать к родителям Борислава не пришлось. Хотя она в своих мыслях не отказалась от желания встретиться с его отцом и матерью, чтобы поставить их на место.

Васю отпустили в увольнение. Не зная всей истории, братец пригласил Вельского в дом. Тот как ни в чём не бывало явился. Какой пассаж! Вот тут Софья Гавриловна показала свой темперамент. Я была у себя в комнате, начала разговора не слышала. А когда вышла, княгиня на повышенных тонах отчитывала нарушителя спокойствия:

– Piа frаus Frаus рiа, – произнесла тётушка на латинском языке и повторила на русском: – Благочестивый обман; святая ложь. Так кто ж вам поверит? Вы что же, полагаете, если считаетесь другом Василия, дозволено допускать такое поведение по отношению к княжне? Вы на минуточку забылись, юноша. Это вам не дом терпимости, который вы изволите посещать. – Вельскому стало не по себе. Удар ниже пояса – так прозвучали слова княгини. Он–то был уверен, что о его похождениях никто не знает. - В нашем доме живут приличные люди – дворяне, к вашему сведению. Если вам в детстве родители не объяснили, какая разница между девушкой из аристократической семьи и дамочкой полусвета… то я вынуждена принять меры, что бы оградить свою племянницу от вас. Считаю, разговор окончен. Вашим воспитанием заниматься не собираюсь. Говорить больше не о чем. Таких, как вы… – Княгиня приложила немало усилий, что бы сдержать себя. - Позабочусь, чтобы в приличные дома вам доступ был запрещён. Молодой человек, я настоятельно прошу, нет, требую, чтобы вашей ноги в нашем доме не было, - разгорячилась Софья Гавриловна, категорично поставив на вид Вельскому, и указала на дверь.

Юнкер стоял молча, как в воду опущенный, его щёки пылали, он теребил за спиной руки, переваливаясь с одной ноги на другую. Вельский не знал, как вести себя в данной ситуации и слов не находил.

– Вы что, плохо слышите?! Дважды повторять не буду. На выход, вам здесь делать нечего. Проводите молодого человека, - скомандовала княгиня, глядя на служанку. Вельский с поникшей головой покинул дом.

Короткий разговор с Васей

– Теперь, мой милый племянничек, с тобой разберёмся. Попрошу ко мне в комнату, нежелательно, что бы Нина слышала наш разговор, – обратилась Софья Гавриловна к Васе.

– Вы во всём правы, дорогая т ётушка, любое ваше решение покорно принимаю. Никогда не прощу себе, что так ошибся. Мой недочёт, который подверг сестру унижению.

– Всё так, голубчик Васенька. Это достойно офицера – уметь признавать свою вину. Ты сам себе судья. Урок тебе на всю оставшуюся жизнь – не доверяй людям. Видишь, во что твоя наивность и доверчивость выливается. Взрослеть пора, мой милый. Это Петербург, здесь нравы иные.

– Вижу. Слово даю, больше не допущу ошибок. – Вася чувствовал себя подавленным, он близко к сердцу принял поступок Вельского. Предстоял очень неприятный разговор с Бориславом и разрыв отношений. Брат это знал.

– Вот и славно поговорили. Не сердись на меня. Поверь, я вас защищаю, к сожалению, больше некому, – тяжело вздохнула тётушка.

– Вы заменили нам родителей. Я признателен вам всей душой. Никогда не забуду доброты вашей.

– Успокойся и живи дальше. Служи, выполняй долг перед Отечеством, но и семью не забывай – будь бдителен. Помни, Нина – девочка домашняя, чистая, нежная. Ты её защитник и опора. Должна заметить, великая ответственность легла на твои плечи, Вася.

– Знаю. Постараюсь оправдать и справиться.

– Уж постарайся. Иначе – уволю, – засмеялась Софья Гавриловна, тем самым разрядив обстановку.

Передышка

Тяжело было у меня на душе. Я предполагала, что история с Вельским миром не закончится. Софья Гавриловна была настроена воинственно. Предстояла встреча с его родителями. Участвовать и тем более присутствовать при этом не было никакого желания. Под невинным предлогом отпросилась у тётушки недельки на две и поехала к крёстной. Но пришлось сократить время пребывания. Вася прислал мне короткое письмецо, в котором предупредил, что его должны отпустить на два дня. Мы повидались с Натальей Серафимовной, я немного отдохнула в тишине, в молитвах успокоилась и вскоре вернулась.

Холодный, гордый, величественный Петербург поглядывал на меня со стороны, иногда искоса, испытывая неловкость. В его сильных руках неожиданно оказалось беззащитное, излюбленное дитя княжеского рода – птенец, вывалившийся из опустевшего гнезда. Петербург смотрел на меня и терялся, не зная, как приголубить, чем утешить и как пробудить в моём сознании веру в жизнь. На том этапе пребывания город всё еще отстранённо наблюдал за тем, как я переношу удары судьбы. Понадобилось немало времени, что бы он признал во мне дочь свою, возлюбил и как заботливый отец опекал. И только тогда моя жизнь начала налаживаться.

Но с каждым новым витком событий Петербург заставил меня уверовать и убедиться в том, что жить я хочу у себя дома – в родовом имении.

Pеr аsреrа аd аstrа –

сквозь тернии к звёздам.

Латинская мудрость

Бабушка

В один из дней Софья Гавриловна за завтраком предложила мне:

– Ниночка, детка, я вот что подумала. Твой отец погиб при невыясненных обстоятельствах. Причина его смерти нам до сих пор неизвестна. После – матушку твою и сестрицу настигла злая кара. Так оставлять не годится. Стражи порядка ведут своё расследование, и нам нечего сидеть сложа руки, надобно прояснить картину. Недалеко от Павловска, буквально несколько вёрст, живёт провидица, она же и целительница. Навещала её, когда муж болел, понадеялась спасти от смерти благоверного. Хорошая женщина, и дело говорит. Как ты смотришь на то, если мы съездим к ней?

– Чем больше тайн откроется нам, тем умнее будем. Дорогая тётушка Софья Гавриловна, благодарю вас за участие и помощь.

– О чём ты говоришь, дитя моё? Андрей – мой единственный брат. Я его очень любила, дорожила советами. Он всегда был со мной, когда нуждалась в помощи. В ту страшную осень супруг слёг, я потеряла почву под ногами, в ужасе металась, желая найти выход. Кто подставил плечо? Брат. Его мнение для меня было равносильно закону! С матушкой твоей дружили тесно – нас называли закадычными подружками, доверяла ей секреты. Считаю своим долгом помочь тебе преодолеть горе. Сама хожу вся не своя. Помалкиваю, что бы не бередить твои раны.

– Вы мой добрый и верный друг, дорогая тётушка. Какое счастье, что у папеньки сестрица осталась! Что бы я делала без вас?

– Не преувеличивай. Кто поможет в трудную минуту, как не родные?

– Это так. Крёстная да вы, больше никого. Василёк – подневольный. Не могу удручать любимого братца, служба досталась ему нелёгкая. Приезжает домой, отдохнуть бы. А тут я со своими жалобами и стонами. Не дело это. И утруждать его не хочется.

– Так, разговоры прекращаются, нам некогда. Собирайся, поедем.

– Я скоро.

Мы прибыли к полудню. Провидица встретила нас доброжелательно.

– Я помню вас, княгиня, - сказала она, увидев тётушку.

– Благодарю вас, Виргиния. Дело у нас несколько необычное. Мой брат погиб странной смертью, вскоре – его супруга со старшей дочерью ушли от нас. Причины неизвестны. Не могли бы вы развеять наши сомнения и пролить свет?

– Как звать тебя, милая? – спросила провидица, посмотрев на меня.

– Нина.

– Княгиня говорила о твоём отце, не так ли?

– Да, вы правы.

– Магия – наука, но не мой удел. Очень редко прибегаю к ней, но на сей раз без подсказки не обойтись. - Взгляд Виргинии утонул в моих глазах. Усмешка пробежалась по лицу и, едва дотронувшись кончиков губ, провидица проговорила:

– Ну, что скажешь, Нина, готова подёргать судьбу за подол? Узнаем, у кого он длинен, а у кого короток. Фортуна – капризная дамочка. - Я нерешительно посмотрела на тётушку, она мне кивнула в знак одобрения.

– А что мне предстоит делать? - спросила я, всё ещё не представляя, чего добивается от меня новая знакомая.

– Ничего особенного.

– Попробовать можно.

– Терпение, - сказала провидица.

Я обратила внимание: её лицо стало собранным и сосредоточенным. Взгляд ушёл в пол. Она настраивалась.

Тишину нарушил изменившийся голос Виргинии:

– Кто меня слышит в раю, откликнитесь, придите на помощь. Силы добра, силы света, силы, несущие мир, покой, гармонию душе и истину во мраке, отзовитесь. – На противоположной стене появилось светлое, в форме эллипса пятно, оно разрослось в облако, затем мы увидели силуэт. Когда мутная пелена спала, очертания прояснились, обрели облик моей бабушки.

– Ой, это же… – я не успела договорить, меня опередили.

– Гляди, Нина, узнаёшь?

Я кивнула.

– Её лицо становится чётче, явственнее, а вот и она сама движется к нам, – подсказывала провидица.

Я вся сжалась от страха, сидела, как заворожённая.

– Прасковья Никитична, простите, что побеспокоила, - обратилась Виргиния к бабушке.

– Ничего, милая, видать, без меня не обойтись. Как здесь много света!

– Это луна в окно заглянула, приветствует вас. Внученька, Нина, хочет правду узнать. Расскажите ей, что приключилось в ту ночь, когда бандиты ворвались к вам. Может, что и посоветуете.

– Ох, страшная та ночь была, лучше не вспоминать. Ни сном, ни духом не ведали, что ожидает нас.

– Не подскажете, что хотели бандиты, или это воры нагрянули?

Задумалась бабушка.

– Нет, не воры, не воры. Мы предлагали им всё, только бы ушли. Не соглашались. Заладили в один голос – им много заплатили, чтобы пришли по наши души и стёрли с лица земли. Видели бы вы наших слуг, переполошились, в страхе бросились врассыпную, кто куда. Мы с мужем поинтересовались у бандитов, какова причина? В чём мы провинились перед ними? Ответили: «Наказание за то, что дочь ваша отказала поклоннику, который хотел на ней жениться. Сестра претендента наслала на гордячку заклятье, а вас приказала убить на месте и закопать рядом с домом – стереть с лица земли». Вот таков приговор был.

– На помощь позвать не могли?

– Нет, милая. Они нас загнали в погреб – в тот отсек, откуда нет выхода. Тем временем вырыли в нашем саду ямы, там и закопали.

– Живыми?!

– Так и есть, милая, живыми. У нас гостили родственники из Приволжья, и их зарыли. Садовник от шума продрал глаза, увидел, как бандиты зарывали людей, спрятался в подпол. - Бабушка тяжело вздохнула. – Страх застилает глаза, что можно требовать от чужого человека? Он спасался как мог. Садовник – не друг и не брат, а работник.

– Бесчеловечно, - вымолвила провидица. Хуже зверей.

– Так и есть. Зря они с нами так поступили, платить придётся, и не только им – детям и внукам.

– Вы верно сказали. Да разве ж убийцы об этом помышляют?

– Трусливый народ. На преступление идут смело, а за себя волнуются.

– Что верно – то верно.

– Ох, устала. Тяжко мне у вас. - Бабушка Прасковья не договорила, тем же облаком накрыло её. В нём и растворилась. Вокруг всё загудело, зашумело, засвистело. В окно ворвался порывистый ветер, подхватил облако и унёс. Долго ещё в комнате стоял гул и запах сырости. Я собралась в комочек, оторопь и душевная боль овладели моим сознанием, навязчивый вопрос колом вбили в голову: «Почему судьба так жестоко обошлась с моими близкими?»

Стенка, на которой мы увидели очертания бабушки, продолжала вибрировать и после её исчезновения. В комнате стоял затхлый воздух.

– Давайте выйдем отсюда. Тяжело дышать, – попросила я Виргинию.

– Пойдём, милая.

Вдруг в темноту ворвался голос бабушки, и её отражение замаячило на стене, колеблясь:

– Внученька, перстень, что был на отце твоём – заколдованный. Кому был подарен, того оберегал, кем украден – тот от перстня и падёт. Андрея Гавриловича отец предупреждал: «Сынок, что бы ни случилось, перстень с пальца не снимай, не расставайся с ним ни на минуту». Твой отец благословенный в предрассудки не верил и поплатился. В тот день утром из перстня выпал изумруд, Андрею Гавриловичу некогда было ехать к мастеру, торопился на службу, перстень снял и на столе оставил. К вечеру смерть настигла его. А в перстне том порошок заветный. Для отца твоего оберегом служил. А вор… – Прасковья Никитична многозначительно посмотрела на меня. - Придёт его смертный час, узнает, почём фунт лиха. Ты, внученька, постараешься, тебе выпала участь спасти честь семьи. – Я в недоумении застыла, словно оглушённая. Бабушка мне завет свой передала. И как его расшифровать?

Садовник подтвердил

Прошло немало времени после убийства, когда агент тайной канцелярии разыскал свидетеля, и тот признался. Но агенту пришлось немало потрудиться, что бы вытянуть из него правду.

– Никак Фёдор Лукин, - обратился Семён Платонович к садовнику.

– Вы ко мне, барин? - У садовника затряслись поджилки. Он по виду агента почуял, что его настигли.

– К вам. Как мне довелось узнать, вы служили в имении Прасковьи Никитичны и Тимофея Романовича Головановых.

Садовник растерянно стал пятиться назад. От одного взгляда агента его покоробило, он недовольно ответил:

– Служил. Когда это было?

– Это не меняет дела. Видели, как людей живыми закапывали? – с места в карьер пустился в атаку Семён Платонович.

– Ничего я не видел. Спал.

– Пожилой человек, а говорите неправду. Нехорошо.

– Повторяю, барин. Ничего не видел. Ночь была на дворе, спал я. Притомился за день и спал.

– А вот свидетели говорят, что в подполе спрятались, что бы вас не нашли убийцы. Ай, нехорошо–то как! Господа вас кормили, поили, одевали, жильё предоставили, жалованье положили – всем обеспечили, а вы их…

– Всё знаете. Да Бог с вами. Не мог, барин. Страху набрался, не ведал, что делаю. Уж пусть простят, грешен.

– Значит, видели, кто убил?

– В том-то и дело, что лиц не разглядел, ночь стояла, только голоса слышал. Пришельцы ночные кричали, как псы, спущенные с цепи.

– Подтвердить сможете, что они убили невиновных людей?

– Это пожалуйста. Но кто убивал, не видел, правду говорю.

– Вы один из слуг остались или ещё кто задержался в имении?

– Слуги тут же сбежали – это я видел. Может, кухарка у себя спала. Не знаю. Как всё стихло, сам подался куда подальше. Они–то слуг не искали, не трогали, нет, у них цель иная была, - прищурился Фёдор, брови надвинув на нос. – Господ вывели во двор и убили. Слышал: кричали нечеловеческими голосами, когда барыня упрашивала отпустить её и барина. А убийцы как заладили в один голос, что слово с них взяли и денег много дали, чтобы с господами разделались. Не сделают этого – детей их в живых не оставят.

– И на том спасибо. Прояснили картину. Распишитесь здесь.

– Простите, барин. Грамоте не обучен я.

– Знак любой поставьте под моими словами. – Лукин выполнил. - Давайте руку. - Семён Платонович достал чернила, которые всегда возил с собой, предварительно запаковав в металлическом контейнере. Обмакнул большой палец садовника в чернила и приложил к документу.

– Теперь всё, вы свободны, повесткой вызовут в суд. И не вздумайте увильнуть.

– Слово дал.

– То–то.

Незваный гость заброшенного имения

Не отпускали Наталью Серафимовну мысли, связанные с убийством, ей недостаточно было знать, что ведётся следствие, сама желала прояснить картину происшедшего.

– Девочка моя, у меня какое-то странное предчувствие. Давай съездим в имение твоей бабушки.

– Крёстная дорогая, с тех пор как случилась беда, ноги человеческой там не было. Наверняка всё пришло в запустение.

– Это меня не пугает. Ожидаю увидеть подсказку своим думам.

– Что вы предполагаете там найти?

– Не могу ответить определённо. Сама в неведении. А вот что-то изнутри толкает.

– Но мы уже многое знаем. Провидица Иеремия об отце рассказала, помните? И провидица Виргиния, к которой мы ездили с тётушкой, вызывала бабушку, она подтвердила, что перстень служил отцу оберегом.

– Мне трудно тебе объяснить, но что-то меня туда гонит.

– Если так, поедемте. Вам не боязно? - спросила я, а у самой от одних мыслей дрожь в коленках. Крёстная посмотрела на меня и ничего не ответила. Её одолели сомнения, искала ответы, думы тревожили и она отдалась им.

– Поехали, разговоры после.

На подъезде к имению меня охватило странное чувство. Беспокойство вселилось, о чём оно сигнализировало, не знала. Но чувствовала себя неуютно.

– Могильная тишина, – крёстная произнесла вслух свои мысли и, скрестив на груди руки, вся съёжилась.

– Умоляю вас, не пугайте. И без того всё дрожит внутри.

– Ну что ты, дорогая. Я с тобой, не надо бояться. Это имение бабушки и дедушки. Они были прекрасными людьми. Мне довелось с ними тесно общаться и дружить. Матушку твою воспитали. Тебя очень любили. Ничего не бойся. Здесь остался дух их семьи, они защитят тебя.

– Так-то оно так. С детства трусихой была. Начитаюсь сказок, потом мерещатся или снятся ужасы.

– Жизнь страшнее книг и снов. – О том, что у крёстной было своеобразное и неоднозначное отношение к жизни, знали все. Но вот сейчас, здесь услышать эти слова – равносильно приговору.

– И что вы предлагаете, не жить?

– Что с тобой?! Побойся Бога. Ты сегодня не с той ноги встала? Я имела в виду, что от реальности не убежишь. Надо научиться противостоять ей.

– Постараюсь.

Мы удивились, ворота стояли открытыми. По всей видимости, убийцы, покидая имение, не закрыли за собой. Спешили унести ноги подальше от места расправы над беззащитными людьми. Мы прошли вглубь и оказались в бывшем цветущем саду.

– Боже мой, во что превратилось имение! Кладбище!

– Крёстная, вот под этой вишней мне так спалось. Её аромат окутывал меня, пристраивалась на травке под деревом поудобнее, ладошки под щёчку подкладывала и засыпала. Больно на неё смотреть. Сухие, поломанные ветки с острыми концами, как металлические спицы. Вы только посмотрите, они готовы вонзить своё жало в любого. И это всё, что осталось. А вот здесь росли кусты чёрной смородины и крыжовника. Я всласть наедалась немытыми ягодами, пока никто не видел.

– Ты, оказывается, баловницей была, потихоньку озорничала. Ай, как нехорошо для девочки из благородного семейства, - засмеялась Наталья Серафимовна.

– Случалось иногда, признаюсь. Вы посмотрите, во что всё превратилось. Крёстная, а это моя любимая яблонька. Здравствуй, дорогая яблонька. Ты узнала меня?

Ветерок пробежался по голым ветвям, и они склонились в мою сторону.

– Вот и свиделись. Мне грустно, ты встречаешь меня обнажённая, с опущенными высохшими прутьями.

Яблонька не ответила, лишь дрожали озябшие случайные побеги, судорожно всхлипывая на ветру.

– А помнишь, как цвела? Чарующий аромат разлетался по всему саду и врывался в окна дома. Благоухание окутывало, и такая благодать разливалась в душе! Крёстная, это деревце каждый год плодоносило. Дедушка с садовником скрещивали её с другим сортом. Налитые, упругие, с глянцевой кожицей и румяными щёчками плоды, а вкусные какие, кисло-сладкие и сочные. Сколько удовольствия они дарили. Вы только посмотрите, дорогая, яблонька поглядывает на нас косо и жалуется на судьбу. Не грусти, моя любимая, придёт весна, приеду к тебе с Агашей, вскопаем землю, польём водицей, спою тебе песенку, ты снова зацветёшь и плодоносить начнёшь. Дождись меня. Крёстная, а вон по той тропинке я бежала навстречу матушке, когда они с отцом приезжали навестить нас или забрать меня домой. Летом я подолгу гостила у бабушки и дедушки. Вон там, в тени дубовой аллеи стояла моя детская колыбель. Бабушка выносила меня днём на свежий воздух, и я сладенько спала. Неужели всё это было в моей жизни? Вон там дедушка с садовником разбили роскошные клумбы с цветами, на их месте разрытые ямы. Куда всё подевалось?

Крёстная подошла ко мне, обняла.

– Не плачь, Ниночка, не надо. Мы не в силах изменить судьбу и повлиять на решение Всевышнего не в нашей власти. Сострадаю тебе. Знаю, что таких людей, как твои родители, бабушка и дедушка, наказывать не за что. Сама видишь – без вины виноватые. Не плачь, дорогая, нам ничего не остаётся, как смириться.

– Не хочу смириться! Вы вольны думать обо мне всё, что пожелаете. Никогда не смирюсь. Говорят: Господь Всемилостивый, Всемогущий. Почему же Он не защитил моих родных, сестру? Почему не сделал по совести и по уму? - Я расстроилась не на шутку. Внутренний протест во мне поднялся в рост и завопил во весь голос. Сад оказался последней каплей горя в жестоком деянии, которому подверглись мои родные. Сдержать рыдания не было сил.

– Ну вот, океан слёз. Запомни, слезами ты родных не вернёшь и справедливость не восстановишь. Наша задача – противостоять злу, проучить злоумышленников, заставить каяться оступившегося человека, принудить отработать свои грехи на земле. А самое главное – переосмыслить содеянное, встать на путь истины. Пойдём в дом, застудишься, холодно.

Входные двери на первом этаже имения были распахнуты настежь. Мы прошли вглубь. Мне стало не по себе, какое-то предчувствие саднило душу.

– Как здесь холодно, неуютно.

– Давай затопим, - предложила крёстная. - Видела у дома на завалинке дрова. Принесу со двора. - Не успела Наталья Серафимовна отлучиться, за печкою послышались непонятные звуки. Я прислушалась.

Вернулась игуменья.

– Сейчас затопим печь, и дом прогреется. – Крёстная опустила на пол возле печи дрова и повернулась ко мне.

– Что это?!

– Где?

– За печкою сидит… Кто там? – Мы переглянулись. В этот миг отчётливо прозвучал глухой щелчок, как хлыстом ударили по полу.

– О Боже, за печкой кто-то есть, – прошептала я крёстной. Она в ответ кивнула. Обстановка накалялась.

– Давайте уйдём от греха подальше. - Не успели перевести дыхание, как опять щелчок, более выразительный, и мы услышали чьё-то тяжёлое дыхание, вслед за ним мелодичное рычание. Я прижалась к крёстной.

– Не бойся, потихоньку отходим к выходу и покидаем имение.

– Кто нарушил моё уединение?! – зашумел гость. Показалась громадная львиная голова, к нашему удивлению, с человечьим лицом. В глазах животного отражалась голубизна небес в ясный день и не звериное любопытство.

– Вы что здесь делаете, а? - разозлился он.

Мы отпрянули назад.

Крёстная собралась с духом и ответила:

– Это имение бабушки и дедушки моей крестницы.

– Мне плохо, пойдёмте отсюда, - умоляла я крёстную.

Животное выскочило и преградило нам дорогу.

– А-а-а-а-а-а-а, – закричала я в испуге.

Вот когда мы разглядели чудовище. Огромный лев с большими чёрными перепончатыми крыльями по форме летучей мыши и таким же чёрным ороговевшим хвостом, который венчали острые когти, это его ядовитое жало, оттуда он пускает отравленную стрелу в жертву.

– Теперь я здесь живу, дом охраняю. - Животное ходило вокруг нас и недовольно рычало.

– Ты знаешь, кто это? - спросила крёстная.

– Нет. Хочу домой, - как маленькая, заныла я.

– Очень похоже на Мантикору – хищника, монстра. Ниночка, мы в ловушке, этот зверь охотится на людей, живыми нас отсюда не выпустит. Что я наделала? Мы пропали, - призналась в своей ошибке Наталья Серафимовна.

– Не тронь их, – ворвался голос Прасковьи Никитичны. – Внученька, не бойся, он дом стережёт. Пришлось затратить много сил, чтобы приструнить его буйный нрав, зато теперь сторож смирный. Вас не тронет.

Мантикора, поглядывая на нас, недовольно рычал, возвращаясь назад к печи, где и разлёгся.

– Лёвушка, – так величала его бабушка, – передай внучке магическую искру, ты понял меня, миленький? – Мантикора недовольно поднялся и направился к нам.

– А-а-а-а-а-а-а, - закричали мы дуэтом.

– Спокойно, девочки, ничего плохого он не сделает. Ниночка, раскрой ладони, он передаст тебе защиту.

– Выполняй, слышишь, бабушка говорит, - наставляла крёстная.

Мантикора потряс над моими ладонями головой, и из его правого уха посыпались золотистые искры. Я сразу почувствовала тепло, которое, покалывая, пробежалось по ладошкам, вдоль кистей рук. По мне прошла приятная волна – ощущения невероятные, словно неведомая сила поднимала меня над землёй, отчего тело стало лёгким, невесомым – я парила. Расправила плечики, на душе воцарилась божья благодать – спокойствие вернулось ко мне. Я впервые за долгое время заулыбалась.

– Ничего не бойся. Ты защищена. Как только женщина с малиновым клеймом приблизится к тебе, приподними навстречу ей открытую ладонь, этого будет вполне достаточно.

– Прасковья Никитична, благодарю вас. Вы – наше спасение, – проговорила крёстная, вкладывая в слова глубокий смыл, и чувства.

– Семью дочери не уберегла, мужа потеряла, сама сгинула. Вас в обиду не дам. Сторонитесь неблагонадёжных людей, от них одна морока и неприятностей гора. Возвращайтесь домой и живите, как надлежит, в своё удовольствие. Наталья, не оставляй внучку, ей предстоит лютое испытание, помочь не смогу, не допустят меня. Но Господь не оставит без помощи. Спасёт человек, в сердце которого любовь живёт, эту силу никто не сломит, не вытравит и не победит. Ниночка, держись за него – в нём твоё спасение.

– Не беспокойтесь, Прасковья Никитична, я позабочусь о Нине.

– Верую. - Мы услышали выдох, и воцарилась тишина.

Это так неожиданно

Я вернулась в Петербург хмурым ноябрьским утром. Погода совсем не радовала. Сильно продрогла в пути. Карета двигалась медленно. Накануне запуржило, замело, и весь город накрыло белым пушистым покрывалом. Меня встретили пустынные улицы, умело скрывавшие ночные секреты, и раскачивающиеся на ветру мигающие фонари. Они от скуки затянули свою скрипучую песнь, что наводило грусть и теребило душу. Семён Платонович сопровождал меня. Он потребовал, чтобы извозчик занёс поклажу в дом. На прощание пожелал мне обрести спокойствие духа. Агент протянул свою визитку – на случай, если понадобится помощь, или я надумаю сообщить что-то новое. На этом мы распрощались.

Я вбежала в дом, сбросила шубку, шляпку, муфточку, отдала служанке и направилась к камину. Очень хотелось согреться.

– Барышня, - окликнула меня Даша.

– Что?

– У Софьи Гавриловны гость. Пойдёмте в столовую, там тепло и обед подам вам. Вы с дороги голодны небось.

– Лучше чаю. Промёрзла.

– Как скажете.

– Пойдём в столовую.

– Сию минуту, отнесу в гардеробную ваши вещи и вернусь. Самовар как раз вскипел.

– Очень кстати.

– Ниночка, ты вернулась, моя девочка? - услышала я голос тётушки и оглянулась. Софья Гавриловна сияла, мне показалось, она помолодела в моё отсутствие. За ней в прихожую вышел высокий, подтянутый господин. Его внешность служила образцом элегантности. Я сразу догадалась, что этот человек занимает высокий пост и даже в часы досуга не забывает об этом. Княгиня рядом с ним чувствовала себя молоденькой девушкой. Он удивительным образом умел создавать настроение, не меняя выражения лица. Меня этот факт несколько обескуражил. Тогда, в нашу первую встречу, я не знала, что серьёзным он остаётся всегда. Пройдут годы, и он докажет мне – это всего лишь защитная маска в обществе посторонних людей. На самом деле душа у этого человека ангельская, и ему по плечу осчастливить каждого, кто встретится на его пути. Прохор Петрович, так звали знакомого тётушки, по натуре был жизнерадостным и добродушным. В первую нашу встречу я всего этого не знала. Что-то магнетическое притягивало в его лице. Но то, как он смотрел на меня, подсказало – этот мужчина способен на высокие чувства. Его глаза разговаривали со мной, досадно, что беззвучно. Боже мой! Как он смотрел на меня в день нашей первой встречи! Ему хотелось верить. Я увлеклась, вслушиваясь в свои мысли, а тем временем Софья Гавриловна меня окликнула:

– Душа моя, познакомься, мой лучший друг и преданный помощник нашей семьи, Прохор Петрович Федотов. Он же статский советник, одержимый идеями и горячий сторонник благотворительных аккордов, - продолжала перечислять заслуги своего друга Софья Гавриловна. - Что я вижу, ты заулыбалась, радостно мне. Между прочим, покойный муж очень почитал Прохора Петровича.

– Приятно познакомиться, – присела я в реверансе.

– И мне.

Тётушка не знала, чем вызвана моя улыбка. А вот её гость, кажется, догадался.

– Вам бы с моей матушкой познакомиться, она у меня была большой любительницей сбора пожертвований. – Я загорелась, услышав любимую тему. - Всем сердцем помогала неимущим. Вы не представляете, как она красиво и тонко умела убеждать промышленников и купцов. И ей верили, хорошую репутацию в обществе не так просто заполучить. А княгине Ларской все доверяли и относились с поклонением. Тётушка, помните, как говорили о моей матушке? – Вдохновлённая воспоминаниями, я понеслась рассказывать о родимой.

– Если княгиня Ларская взялась за дело – будет толк. Она-то никого не забудет и всем поможет, - процитировала Софья Гавриловна. – Конечно, я помню. Редкая была женщина.

– Кажется, припоминаю, как-то раз судьба нас свела с вашей матушкой, - нерешительно заговорил гость. - Давно это было.

– Возможно.

– А с вами – нет.

– Голубчик, Прохор Петрович, что же вы удивляетесь, Ниночка – юная дева, живёт в белокаменной. Там её отчий дом. В Петербурге ранее не была. После гибели родителей я покровительствую ей. Племянница живёт у меня, сиротинушка моя.

– Сочувствую вам. - Федотов подошёл ко мне, осторожничая, предельно вежливо и ненавязчиво поцеловал руку. Я на ходу перехватила собственную мысль: «Этому человеку не чужды простые человеческие чувства. Он умеет сопереживать».

– Пойдёмте в столовую. Даша поставила самовар. Выпьем чаю. Я после дороги никак не могу согреться.

– Идём, милая, что же ты раньше ничего не сказала, мы заболтались, – отозвалась тётушка. – Прохор Петрович, идёмте, составим Ниночке компанию.

– С превеликим удовольствием.

Вот и жених подоспел…

В один из дней Василька отпустили, и мы поехали с ним по делам.

Вернулась одна, братец отбыл в полк. В прихожей раздеваясь, всё думала о нашей беседе с Васей, когда до слуха моего донеслось из гостиной:

– Я увидел глаза растерянной и беззащитной девочки, обиженной судьбой. Мне так захотелось обнять бедняжечку, прижать к груди и обогреть любовью. Её трепет, искренность в каждом взгляде, движении – сразили меня. Давненько я не встречал таких открытых и чистых людей. Эта девочка не похожа ни на кого. Вынужден сознаться – я влюблён.

– Прохор Петрович, - застыла от удивления тётушка, - голубчик, о чём вы? Она дитя ещё, а вы солидный человек, у которого за плечами большая жизнь. Вам тридцать шесть, если не ошибаюсь? Она вам в дочери годится. Вы шутите?

– Отнюдь. Вы что же, не изучили меня за столько лет нашей дружбы? Я настроен серьёзно.

– Вы ей в отцы годитесь, двадцать лет – немалая разница в возрасте… – недоумевала Софья Гавриловна, всячески скрывая своё возмущение.

– И что? Кто в таких случаях думает о возрасте? Я здоров, полон сил, энергии.

– Поражаюсь вам. Как вы себе это представляете? Она ведь дитя, к тому же неопытная. Вам нужна женщина…

Прохор Петрович не дал Софье Гавриловне договорить.

– Простите, позвольте с вами не согласиться, мой друг. – Он отошёл к окну и задумался. – В одном вы правы. Мы относимся к разным поколениям. И всё же, говорю как есть, сознаюсь в неподдельном страстном порыве, а не в низменном удовольствии: целуя Ниночке руку, я испытал прилив новых сил – впервые в жизни, вы понимаете?

– А как же ваши знакомые? У вас ведь были пассии? - намекнула княгиня.

– А у кого их нет на день, на два или месяц? Больше не выдерживал. И что вы сравниваете? Сейчас всё другое. Я влюблён, как страстный юнец. Как же это прекрасно – любить! Что стоит наша жизнь без любви?

– Ба, да вы, оказывается, романтик! С вашими словами не поспоришь. Мир стоит на любви. Не могу сопротивляться более, подчиняюсь, с вами трудно не согласиться. И всё же Нина так юна. Ей нужно время окрепнуть, повзрослеть. Поймите, еще свежие раны. Её преследует желание отомстить убийце родных, меня это пугает. Я очень за неё волнуюсь. Сгоряча, не приведи Господь, чего доброго, наделает глупостей, потом попробуй доказать, что она отстаивала честь и достоинство семьи. Нет, ей нынче не до замужества.

– Софья Гавриловна, не переживайте вы так. Подожду.

Я замерла в прихожей, боясь пошевельнуться. А в голове проскочили слова Барона из сна, я всё не могла совместить сон с событиями наяву.

«Кот называл моего будущего мужа Прохором Петровичем, я помню. Трудно в это поверить, значит, этот человек будет моим мужем?! Не может быть. - Оцепенение сковало всё тело. - Куда бежать?» – Я на цыпочках прошла в конец прихожей, повернула и по коридору добралась в кухню. Мне нужно было где-то перевести дух.

– Барышня проголодались? Сию минуту подам вам ужин, – захлопотала Даша.

– Спасибо, ты права, я голодна, с самого утра ничего не ела. Рано ушли с братцем, вот только вернулась.

– Сейчас, сейчас. Всё еще горячее. Кухарка только сняла с печи кисло-сладкое жаркое с черносливом и фасолью. Будете?

– С удовольствием. И ломтик хлебушка, пожалуйста.

– Уже даю.

С этого дня Прохор Петрович стал опекать нас, зачастил к тётушке и всегда приезжал с маленькими, но очень милыми подарками. Софья Гавриловна корила его:

– Разбалуете вы нас, потом сами не рады будете.

– О чём вы говорите? Такая мелочь, знак внимания, и не более того.

А однажды с порога заявил:

– Милые дамы! Собирайтесь, едем слушать пианиста. Восторг гарантирую! Бывал на его концертах, получил истинное удовольствие.

– Музыка… это то, без чего жить не могу. Бегу переодеваться, - обрадовалась я. Софья Гавриловна посмотрела на меня скептически и сказала:

– Не знаю, что предпринять, не планировала сегодня выезжать.

– Тётушка, пожалуйста. Я без вас не поеду, – закапризничала я, как маленькая.

– Ну что с вами будешь делать, едем. Разве могу отказать тебе? Ждите меня, пошла собираться.

– Вот и правильно, - воодушевился Прохор Петрович. – Жду в карете, - и ушёл.

Незабываемый вечер

Мы вошли в зал и сразу же направились к своим местам. Невольно заметила: публика собралась отличная от той, которая приезжала в оперу. Туда ездили больше по привычке, как мой папенька говаривал: «Покрасоваться».

На этот раз всё было иначе. Концерт ещё не начался, но слушатели пребывали в едином настрое, люди с волнением ожидали встречи с музыкантом. Говорили только об этом. Ни у кого не появилось желания сплетничать либо обсуждать чьи-то туалеты. У меня мелькнула мысль: «В зале собрались меломаны – истинные ценители великой музыки». - Я не ошиблась.

И вот занавес открылся, на сцену вышли двое: пианист и молодая женщина, которая его сопровождала. Она держала его за руку, подвела к роялю, усадила, что-то шепнула на ухо, отошла и присела на стул недалеко от музыканта. Прохор Петрович нагнулся ко мне и тихонько предупредил:

– Нина Андреевна, пианист слеп, супруга его везде сопровождает.

Я поразилась тому, что услышала, повернулась к собеседнику, от удивления широко распахнув глаза, и не нашла, что ответить. Прохор Петрович приложил указательный палец к губам, делая знак, что сейчас разговаривать нежелательно. Лицо женщины притянуло меня. Тонкие черты подсказывали происхождение, очень нежная, кроткая и грациозная. Супруга музыканта по возрасту была не намного старше меня. Нужно было видеть: она дышала с пианистом в унисон. По её губам я прочитала – женщина дублировала движения пианиста и знала наперёд последующие. Супруга в любой момент была готова подсказать ему. Позднее, когда нас представят друг другу, я узнаю, что зовут её Евгения. Музыканта – Виктор Ламанский. Они два года женаты.

Пианист исполнял разноплановые и разножанровые произведения, среди которых я легко различила более характерные штрихи, свойственные этюдам или же пьесам. Из них выделялись танцевальные – как вальсы, мазурки, менуэты, полонезы, ноктюрны. Его длинные тонкие пальцы летали по клавиатуре, едва касаясь. Он творил. Это было волшебно. Божественные звуки окутывали и пленяли. Виктор напоил меня красотой музыкальных шедевров. Этот кудесник видел подушечками пальцев: кисти рук скользили по роялю и легонько касались клавиш. В том, как ловко, азартно и филигранно выпевали его пальцы неподражаемость и уникальность музыкальной фразы, было что-то сверхъестественное. Он создавал нюансировку волшебно, такого я не слышала никогда ранее. Его музыка дышала. Взлёты и угасания, наделённые яркими живыми образами, передавались слушателям, рисуя картины: пасторальные вперемежку с городскими. Переливы волн и шум летящего ветра, шелест листвы в лесу в полдень и аромат полевых трав – всё было осязаемо.

Его музыка разговаривала со слушателями вполне понятным языком – влюблённого в неё романтика. О. Это было неповторимое зрелище и незабываемое впечатление. Его душа пела и транслировала в зал истинное наслаждение – любовь в каждом жесте и звуке. Слепой пианист творил на глазах у слушателей.

В зале воцарилась тишина. Мне показалось, что люди боялись дышать, чтобы не помешать гению и чародею околдовывать их. Он долго играл на бис, в конце исполнил посвящение. Зал стоя аплодировал великому творцу. На сцену из лож посыпались цветы, отовсюду беспрестанно доносились выкрики: «Браво!» Это был триумф великого музыканта и победа сильного человека. Он сумел так зарядить зал своей любовью к музыке, что люди не желали расходиться и расставаться с ним. А неутомимый музыкант бисировал, щедро даря слушателям радость и удивительные эмоции. Благодаря им любители и меломаны невидимой нитью соприкасались с прекрасным и вечным.

Петербург в ту ночь не спал. Он упивался звуками, льющимися из зала на улицу. Они достигли Невы, пробежались по гребешкам волн, создавая игривое настроение. Град Петра I гордился своим потомством – гениальными мастерами, подарившими миру выдающихся музыкантов-исполнителей.

Мы возвращались домой. Я, преисполненная добрыми чувствами, то и дело благодарила Прохора Петровича за подаренное наслаждение.

– Признательна бесконечно. Вам удалось невозможное –пробудили во мне жизненные силы и великолепные чувства.

– Счастлив, что сумел. - Он повернулся в пол-оборота, нагнулся и поцеловал мне руку. Приподнял голову, и я увидела в его глазах столько света и тепла, столько ласки, что вся сжалась от смущения, не зная, как себя вести. Тётушка, приложив к губам руку, тихонько позёвывала, было видно, она утомилась на концерте.

Судьба

Я нашла историю знакомства Жени и Виктора очень увлекательной и эмоциональной. Впервые девушка увидела своего будущего мужа на концерте.

Дело было так. Её родители по приглашению антрепренёра музыканта собирались на благотворительный концерт. Приехал брат отца – Никодим и, не раздеваясь, начал поторапливать родителей.

– Данила, мы опоздаем. Концерт благотворительный, перед началом зрелища устроители проведут сбор средств для малоимущих семей.

– Я в курсе, – ответил отец Жени.

– Ах да, и на нужды детской лечебницы – таково было желание музыканта, – подчеркнул Никодим. – А почему я не вижу Женю?

– Она у себя.

– Вы что же, не берёте её с собой? Считаю, девочке стоит послушать этот концерт, музыкант отличный.

– Я как-то об этом не подумал, – сконфузился отец.

– Зря. Думать надо. Девочка растёт, формируются её взгляды, мировоззрение, интересы, вкусы. А ты… не подумал. Зови её, поедет с нами. - Так Женя впервые увидела Виктора. Он только вышел на сцену и буквально с первых минут притянул девушку к себе. Она еще не слышала его исполнения, не знала, какой он человек. Но флюиды его естества донеслись к ней, захватили в плен, и она, не осознавая, что случилось, попала под влияние его чар. Женя в изнеможении дожидалась, когда устроители завершат сбор средств и музыкант заиграет.

Супруга пианиста поделилась со мной историей их знакомства, настаивая в разговоре на одной детали – в их встрече было что-то, не поддающееся объяснению, словно судьба выжидала много лет, и только найдя удобный момент или счастливый случай, свела молодых.

– Всё оказалось намного загадочнее, чем я представляла, - рассказывала Женя. - После концерта я закрылась в своей комнате, полагая, что в одиночестве проще разобраться в себе и найти объяснение своим чувствам. Меня будоражил один и тот же вопрос: «Где я раньше видела этого человека?»

Сколько я ни искала зацепку, буквально насилуя мозг, чтобы подобраться к разгадке, как назло, не находила. Расстроенная и разочарованная легла в постель. Родители звали меня к ужину, отвечала невпопад, что не голодна. Служанка справлялась о моём самочувствии – находила отговорки. Вы понимаете, меня душили слёзы, очень хотелось плакать от отчаяния, тогда я еще не знала, что это первые предвестники любви. Всю ночь напролёт ворочалась, и только к утру сон сморил меня. А вот во сне подсказка и подоспела. Я увидела себя маленькой девочкой, примерно лет пяти в нашей старинной усадьбе за городом. В руках у меня сачок, который смастерил наш садовник, и я резво бегала за бабочками, задорно смеясь. На мне розовое платьице на кокетке, сшитое няней, она у нас была знатной рукодельницей. Локоны прикрывала шляпка с высокими полями и бантом под подбородком. – Женя так явственно всё описывала, что мне не составило труда представить картину наяву.

– И вот сон подобрался к самому главному. По соседству с нашим имением жила семья графа Вениамина Карловича Ламанского. Семья большая – четверо детей. Я слышала в разговорах взрослых, что самый младший их сын старше меня на два года. Мальчик часто болел, на прогулки в сад выходил редко и только в сопровождении дяди. Они вели серьёзные беседы – так дядя развивал племянника, заодно готовя его к самостоятельной жизни несмотря на то, что мальчик от рождения был слеп. Мать будущего пианиста всячески противилась желанию брата выковать у племянника железный характер. Соседский сын вёл замкнутый образ жизни, и друзей у него было. Как-то раз случилось непредвиденное. Я, бегая за бабочками, сильно замахнулась и не удержала сачок в руках. Он, сделав в воздухе несколько забавных кульбитов, перелетел через ограду и плавно приземлился у соседей. Самое удивительное, что я ничуточки не расстроилась, приподнялась на носочках и вместо сачка в отверстии ограждения увидела младшего сына графа. Он живо разговаривал со слугой в ожидании дяди. Я позвала:

– Простите, пожалуйста, вас не затруднит? - Мальчик обернулся на голос, и тогда впервые мне удалось разглядеть его красивое лицо. Строгие черты и сосредоточенный взгляд создавали взрослость в детском личике. Огромные глаза смотрели в одну точку, ничего не выражая. Но не было в этом взгляде холодности или отрешённости, напротив, в них застыл вопрос. Маленький ротик и ямочка на щёчке делали сына графа невероятно обаятельным. Познакомившись с ним ближе, нашла, что он тонкий, мягкий, застенчивый и неразговорчивый мальчик.

– Кто вы? – спросил он.

– Меня зовут Женя. А вас?

– Виктор, - представился он, как взрослый. - Что вы здесь делаете?

– Разве вы не видите? Ловлю бабочек. Мой сачок перелетел к вам и упал вон там, под вашей яблоней. Такая незадача. Вы бы не могли подать мне его?

Озадаченный Виктор растерялся. Но нам повезло, в сад вернулся Архип. Услышав мою просьбу, он ответил:

– Сию минуту, барышня. - Быстрым шагом слуга миновал тропинку и под яблоней обнаружил мой сачок.

– Возьмите, пожалуйста, – сказал Архип, протягивая мне беглеца.

– Благодарю вас. Скажите, пожалуйста, можно поиграть с вашим мальчиком? – поинтересовалась я. Слуга обернулся в сторону сына графа, тот кивнул в знак согласия.

– Барышня, сделайте одолжение, подойдите к калитке, я вам открою.

– Благодарю вас, - радостно ответила я и побежала.

Мы встречались часто, играли вместе, подружились – нам было очень хорошо вдвоём, пока в один хмурый день слуга не объявил мне с прискорбием:

– Ваш друг уехал в город. Его преподаватель отказался приезжать сюда. Дорога дальняя, он занятой человек.

– А что, другого репетитора нанять нельзя было? – обиделась я и немало расстроилась. Мой вопрос застал слугу врасплох.

– Что вы, барышня? Он – светило. Профессор.

Больше я Виктора не видела. На этом сон прервался – так Всевышний подсказал мне, где я раньше встречалась с пианистом.

Открыв глаза, я точно знала, что найду Виктора и напомню ему о нашей детской дружбе. Мне всё удалось. Виктор с радостью возобновил наши отношения, нашёл в моём лице верного друга и помощницу. Постепенно наша дружба перешла в новую стадию – отношения стали доверительными, перерастая в более тесные. В них появился очень заметный и ощутимый штрих – трепет влюблённости. Однажды майским днём на прогулке Виктор, запинаясь, смущаясь и конфузясь, предложил мне выйти за него замуж. Это был самый счастливый день в моей жизни. С тех пор мы неразлучны, - завершила свой рассказ Женя.

Кто следующий?

У Софьи Гавриловны гостил сын её давней приятельницы – Ильинский Валентин Денисович.

Невзрачный, близорукий, робкий и молчаливый. Лицо не выражало ничего, кроме смущения и растерянности. Невысокого росточка, щупленький, выглядел неуверенно. Терялся рядом со мной. Не знал, как себя вести, о чём говорить. Его присутствие отвратительно сказывалось на моём состоянии. Приходилось развлекать Валентина, сопровождать везде. Гость всё-таки, ничего другого мне не оставалось, обязана была соблюдать правила приличия.

– Ты присмотрись к нему. Очень надёжный и серьёзный молодой человек. С отличием окончил университет, нынче пишет большой труд, хочет посвятить себя науке. Семья благополучная, зажиточная. Очень благородные люди. Такой человек на всю жизнь. – Софья Гавриловна настраивала меня на замужество.

– Тётушка, вы сватаете меня?

– Помилуй. Насильно выдавать не буду, ты знаешь мои принципы. По-матерински советую. Он молод, а сколько уже успел. С таким мужем будешь как за каменой стеной. И не избалованный. В случайных связях не замечен, увеселительными развлечениями не увлекается. Намерения серьёзные – хочет жениться.

– Но мы ведь не знаем друг друга.

– Валентин пробудет у нас дней десять, больше не может. Присмотрись к нему.

– Мне всё это так не нравится. Если мешаю вам, вернусь в имение, но без любви замуж не пойду. - Наставления тётушки вывели меня из терпения.

– Ну что ты такое выдумываешь? О тебе пекусь. Для девушки очень важно успешно выйти замуж.

– Без любви не пойду, – заупрямилась я.

Меня раздражало присутствие в доме Валентина. Он по пятам следовал за мной, навязывал своё общение. Я изнывала, считала дни и минуты, когда гость уедет. Княгиня видела моё состояние, на эту тему разговор не заводила. Но напоследок сказала Валентину:

– Матушке передавай поклон от меня. Здоровья ей и долгих лет. А ты не забывай дорогу к нам.

– Теперь только летом отпустят, - ответил ухажёр, обиженно поглядывая на меня.

– Время летит быстро. Приезжай, ты здесь желанный гость.

– Спасибо, Софья Гавриловна, вам и Нине за радушный приём.

Последние слова подняли во мне волну негодования, от его лицемерия не выдержала и сбежала к себе. Но, поднимаясь по лестнице, услышала:

– Зачем беспокоить девушку? Вижу, она не расположена ко мне. – Я ошиблась, он оказался умнее, чем мне показалось поначалу.

«И слава Богу, что всё понял и уехал с миром», - успокоилась я.

Ярмарка

Ранним воскресным утром после службы в храме приехал Прохор Петрович. Я ещё толком не отошла от сильных впечатлений, полученных на концерте, а тут…

– Дорогие дамы, собирайтесь, сегодня вас ожидает чудо чудное, диво дивное, – заявил он с порога.

– Прохор Петрович, друг мой, что вы еще придумали? - неохотно ответила тётушка. Она плохо спала ночью, не отдохнула, и поэтому её настроение нельзя было назвать боевым.

– Я же говорю, мы едем на ярмарку. Карета подана.

– И чего я там не видела? Тысячу раз с мужем ездили. Нет, я останусь дома. А ты поезжай, душа моя, - обратилась ко мне Софья Гавриловна. - Получишь представление о петербургских ярмарках. - Не обижайтесь, любезный Прохор Петрович. Как-нибудь в другой раз, - извинялась она перед Федотовым.

– Не печальтесь, ма шер, ваше желание для меня свято. – Федотов подошёл и поцеловал княгине руку.

Я посмотрела на вялую тётушку, затем на Прохора Петровича. Его взгляд застыл в ожидании. После концерта прониклась к нему доверием и благодарными чувствами. Мы дышали в унисон, очень удивилась этому факту, но промолчала.

– Хорошо, поеду с вами, – согласилась я, глядя на него. Федотов обнадёженно заулыбался. Мне показалось, что большому выигрышу на скачках наш опекун не обрадовался бы так, как моему согласию. Его мгновенная реакция о многом говорила. – Несколько минут, и буду готова.

– Не торопитесь, время есть.

Раздолье душе русской

Разудалая, разноликая, разноголосая, шумная, говорливая ярмарка поглотила меня и закрутила в своём водовороте. Народное гуляние шло своим чередом, мы застали его в самом разгаре. Казалось, бесконечные ряды с обилием вкуснейших сладостей и угощением на любой вкус тянулись от начала площади и по всему периметру ярмарки, возбуждая у посетителей неистребимое желание непременно отведать вкусности у каждой лавки.

Фургончики с клоунами, иллюзионистами, цирковыми артистами пользовались неизменным успехом у зевак. Странствующие комедианты-скоморохи вносили в атмосферу ярмарки оживление, весёлость, ликование, развлечение, утеху и отраду. Удовольствие получали все от мала до велика. Какое раздолье для души. Чего здесь только не было! Глаза разбегались.

Бабушка рассказывала, что в период масленичной недели на ярмарку прибывали балаганчики, в которых шли представления, развлекая скучающих и зазевавшихся ярморочных посетителей. На подмостках можно было услышать не только шутки-прибаутки, народные песни, но и увидеть театральные постановки. Кочующие артисты на ярмарках выступали на временных подмостках. У балаганчиков имелись владельцы. По оформлению и убранству каждого из них посетитель судил о скупости либо щедрости его хозяина.

Но и это не всё. Для маленьких посетителей шли представления вертепа. Все истории вызывали интерес, улыбку, их простота и мораль были доходчивыми и развлекали детвору. Многие полюбили весёлого Петрушку. Нередко цирковые артисты привозили забавных медвежат. Они танцевали под музыку гармошки, крутились вокруг своей оси и при этом громко ревели. Порой выступления медведей заметно отличались, в них можно было уловить пародии на людей – миниатюрные сценки из жизни, от которых народ обхохатывался, держась за животы.

Я отвлеклась, рассматривая акварельные картины, которые демонстрировали приехавшие на ярмарку молодые художники.

– Нина Андреевна, взгляните, - позвал меня Прохор Петрович. Обернулась и увидела, как в центре площади по столбу карабкался молодой крепкий крестьянин.

– А что он там делает? - спросила у Прохора Петровича.

– Это старинная деревенская традиция, позволяющая парням привлечь внимание девиц-красавиц. Видите, на самом верху подвешены новые сапоги – награда смельчакам. Соревнующийся юноша двух зайцев убивает одновременно.

– И что, девицы-красавицы на это обращают внимание? – заинтересовано спросила у Федотова.

– Представьте, обращают. Юноша демонстрирует свою силу, волю, смелость, смекалку, сноровку. С таким можно хоть на край света, не подведёт.

– Какой своеобразный метод ухаживания.

– У деревенских отношения складываются, следуя народным традициям и воспитанию.

– Мы далеки от них, их жизнь полнокровнее и веселее, – подметила я и загрустила.

– Вы правы.

Шумная ярмарка – совершенно изолированный островок всеобщей радости, оторванный от той жизни Петербурга, которая напоминала кипящий котёл. Здесь и намёка не было на политические баталии, распри, ссоры, сплетни, недомолвки, закулисные игры. В суете и праздничности ярмарки забывалось о несчастных, больных, страждущих, которым так недоставало тепла, внимания и реальной помощи.

Мы оставляли за собой одни ряды за другими, останавливались у лавок, я примеряла роскошные расписные платки с бахромой. Любовалась красочными подносами и глиняной посудой, искусно расписанной народными умельцами. Любо-дорого держать в руках изящный пузатенький горшочек для запекания мяса или картофеля в печи, не выдержала и купила на память. Прохор Петрович был в ударе. Он себя почувствовал молодым, счастливым лишь оттого, что я поехала с ним, видел, как на глазах оживаю, как улучшается моё настроение, и это обстоятельство вдохновляло его.

Атмосфера ярмарки кого угодно могла зажечь, увлечь и увести за собой. Мастеровые приехали со всех концов губернии показать, на что способны золотые руки трудолюбивого человека. В одной лавке умелец подарил мне шкатулочку с удивительной инкрустацией и надписью: «Для тех, кто еще не любил, но в ком живёт мечта».

– Барышня, это вам на память.

Я открыла свой ридикюль, украшенный красивой вышивкой, и поспешно достала деньги. Когда-то этот атрибут женского туалета мне подарила матушка, и я с ним никогда не расставалась.

– Что вы, я куплю. Вот, возьмите, пожалуйста.

Он жестом показал мне, что деньги не возьмёт.

– Поверьте, я не стану богаче от одной проданной шкатулки, а приятное вам сделаю. Вот увидите, она принесёт вам счастье.

– Благодарю вас. – Я смотрела в глаза чужому человеку, и вдруг нагрянули детские вспоминания, во мне проснулась прежняя Нина Ларская. - Не сердитесь, я тоже хочу подарить вам кое-что на память, - сняла с груди цепочку, на которой висел очаровательный ключик. Естественно, предметы были выполнены из золота высшей пробы. Других украшений я не носила.

– Что вы, барышня, - отмахнулся мастер, – я не могу принять такой дорогой подарок.

– Берите, вам говорю. Когда я была маленькой, мне бабушка надела и наказала: «Девочка моя, когда на твоём пути встретится человек с чистым сердцем и щедрою душой, подари ему на удачу этот ключик». Вы тот человек, о котором говорила бабушка. С этого дня ключик будет открывать все двери в вашей жизни, денежки сами постучатся к вам и благословение Господне спустится с небес. Берите, носите и не снимайте. Отныне это ваш оберег. Никогда хворать не будете.

Умелец склонил голову передо мной, положив открытую ладонь на грудь.

– Дозвольте поцеловать вам руку, сударыня, вы тронули моё сердце, – попросил он. Слёзы застыли в глазах – так он расчувствовался. Я приблизилась к умельцу и обняла. Мы стояли вот так, обнявшись, два совершенно чужих человека. А внутренний голос мне подсказывал, что нет, он по духу мне ближе, чем некоторые представители знати. И неудивительно. В нашей семье не делали разницы между дворянами и крестьянами. Я играла и дружила с детьми наших работников как с равными.

– Сударыня, могу ли я узнать ваше имя? - спросил меня Иван.

– Княжна Нина Андреевна Ларская, будем знакомы.

– Мне очень приятно, поверьте. С этого дня буду молиться и благодарить Бога, что ниспослал вас во спасение души.

– Благодарю. Как звать вас, друг мой?

– Иван Доронин.

– Ваня, вот мы и познакомились. Скажите, вы грамоте обучены?

– Как же. Обучены мы.

– Вот вам бумага и карандаш, пишите, где живёте. Выпадет оказия – навещу вас. - Я вырвала из блокнота лист и протянула Ивану.

– Милости просим. – Умелец записал адрес. - Деревня наша недалеко от города. Из Петербурга доедете по железной дороге, а от станции городской к нам можно и на телеге добраться, – растолковывал мне мастер.

– Не заботьтесь об этом, разберёмся на месте.

– А это от меня детям на конфеты. - Прохор Петрович вложил в руку мастера купюру.

– Что вы, барин, не надо.

– Берите и считайте, что Бог послал. Сегодня – день чудес.

Иван отбил челом до земли.

– Век помнить буду доброту вашу. Благодарствуйте, барин.

– Мы ещё встретимся, Ванюша, - сказала я так, словно в полной уверенности и убеждённости пребывала, что мы действительно увидимся. Почему? Не знаю. Что-то знаковое зазвучало и забило в колокола, тогда я не представляла, каков результат будет от этой встречи. Да и день выдался особенный. И только спустя время, оказавшись в той деревне, никак не смогла ответить себе на вопрос: «Откуда тогда на ярмарке могла знать, что наша встреча с Иваном состоится?»

Много мистического и непонятного произойдёт в моей жизни, но этот случай врежется в память навсегда.

Мы с Прохором Петровичем перешли на другую сторону ярмарки. А там дурманящие ароматы защекотали в носу. Меня поминутно очаровывали и соблазняли пышные, воздушные, мягкие, румяные расстегаи с овощами, поджаристые пончики в сахарной пудре, пирожки с мясом и жареным лучком, аппетитные рулеты с печенью и морковью, медовые пряники, булочки с вишней, глазированные лимонной помадкой. Ах, как всё это манило. У меня заурчало в животе. Хозяюшка надломила кусочек пирожка, а оттуда выглянуло смачное мяско с сальцем в луковом соке, который соблазнительно, тоненькой струйкой стекал из начинки на пышное тесто. Я не удержалась и угостилась.

– Необыкновенно вкусно. Давно не ела с таким аппетитом. Спасибо, - протянула я денежку хозяюшке.

– На здоровье, милая. Возьмите и от меня. – Она завернула нам угощение с собой на посошок. - А что же вы скромничаете, барин? - улыбнулась хозяюшка Прохору Петровичу. - Угощайтесь, грех не попробовать.

– Благодарю вас, беру. Вы правы, грех не попробовать. От вашего изобилия и разнообразия глаза разбегаются. Ох, как вкусно, – надкусил он пирожок и с аппетитом съел до последней крошки. – Вы знатная мастерица!

Довольная хозяюшка провожала нас добрым взглядом.

– Пошли дальше. Теперь не мешало бы чайку испить. - Прохор Петрович указал мне направление, а там разрумяненная красавица с тугой длинной косой, переплетенной атласной лентой, хлопотала у самовара, гостей встречала и потчевала.

– Добро пожаловать к нам. Чаёк поспел. Выбирайте, какой именно пожелаете: с травами или же с ягодами? С медком, а может, с вареньицем?

– Мне, пожалуйста, с травами и с вареньем из черноплодной рябины, - попросила я и положила деньги рядом с самоваром.

– А мне со зверобоем и медком, будьте добры, - попросил Прохор Петрович.

– С большим удовольствием обслужу вас, барин. Какая у вас красавица жена.

– Благодарю, – ответил Федотов, принимая чай.

– Горячий и пахнет чудесно, спасибо. - Прохор Петрович раскраснелся от слов хозяюшки. Он не знал, как реагировать.

Я сделала вид, что не слышала, как она меня назвала.

– Барышня, берите баранки в придачу. Мой вам подарочек.

– Спасибо вам за угощение.

Мы испили ароматный чай и продолжили экскурсию по ярмарке. Не заметили, как вечер спустился на землю. Стало прохладно, но народ и не думал расходиться.

– Софья Гавриловна беспокоиться будет. Мы пропустили обеденную трапезу, и не уверена, что к ужину поспеем.

– Нина Андреевна, вы голодны?

– Ничуточки. Спасибо. Мы славно перекусили.

– Зачем же волноваться? Ваша тётушка осведомлена, куда мы уехали. Она знает, с кем вы. На мой взгляд, для волнений нет причин.

– Наверное, вы правы, но как-то непривычно. Вы знаете, я бы хотела покататься на карусели, как в детстве. Это возможно?

– Для вас всё возможно. Пойдёмте. На ярмарке можно найти абсолютно всё, что душа велит.

– Замечательно.

Наше путешествие продолжалось. Прошли между рядами, вышли к домику, который в народе назывался «Раёк», и в глубине площади я приметила карусели.

– Да вот же они, видите? – спросил Прохор Петрович.

– Вижу-вижу. – Я смотрела и не верила, что вновь оказалась в детстве. На круглой вращающейся платформе надежно прикреплённые сидения напоминали кресла-качалки. Восковые величественные лошадки, гордые лебеди, симпатяги уточки бегали по кругу и веселили народ. У всех животных на шее были повязаны красные банты. Лошади выглядели особенно нарядно, их фигуры взвивались вверх, застывая с поднятыми передними копытами, символизируя быструю езду. Животные мило улыбались посетителям. Навес над каруселью, расписанный цветочным орнаментом, был красиво увенчан бахромой. В центре купола возвышался и задорно кукарекал петух в ярком цветном наряде. Это зрелище являлось последним штрихом в карусельном ансамбле, поэтому так притягивало взгляды посетителей ярмарки. Я не выдержала, ринулась к карусели, вложила в руку владельца деньги, пробежалась по ступенькам и вскочила на платформу.

– Погодите, погодите, не крутите, дайте добежать, - попросила я и мигом подлетела к первому же сидению. Уселась на лошадку, и мы поехали. Прохор Петрович помахал мне рукой. Сторонние наблюдатели рассмеялись нам вдогонку, а я подумала:

«Какое счастье! – Сердце возрадовалось. - Я снова оказалась в детстве».

После этих эмоций чувствовала себя чудесно. Моё настроение взлетело до небес, наслаждалась, крепенько удерживая в руках счастливые мгновения.

– Идём дальше? Не устали? - спросил заботливый Прохор Петрович.

– Нет, что вы, разве здесь можно устать? Конечно, идём дальше. А ведь это благодаря вам я окунулась в праздник и великолепие ярмарки. Всей душой вам признательна.

– Нина Андреевна, дорогая, я всегда рад служить вам.

– Спасибо.

Мой взгляд притянул маленький, сухонький и очень подвижный старичок со смеющимися глазами. Он сидел на детском низеньком табурете и перебирал в своих мешочках зёрна, сушёные травы и пряности. Много загадочного и незнакомого было припрятано в его мешочках. Интерес возрастал, хотелось познать тот мир, который таился в сундучке. В глазах дедушки запрыгали чёртики, когда он увидел меня. Старичок указательным пальцем подозвал к себе и, привораживая, сказал:

– У меня для вас есть кое-что подходящее, - достал из своего сундучка маленький полотняный мешочек и протянул мне. – Вот в эту шкатулку, что держите в руках, положите мой подарочек, закройте крышкой и забудьте. Всему своё время.

– Дедушка, вы говорите загадками. Хоть намекните, что там?

Старичок призадумался и, махнув рукой, приоткрыл тайну:

– Узнаете в день вашей свадьбы, не раньше. Одно предостережение – держите при себе, чтобы постороннему случайному человеку не пришло в голову заглянуть в мешочек раньше вас.

– Спасибо, дедушка, я выполню.

– Ступайте с богом.

Меня отвлекли громкие звуки гармони. Меха раздвинулись, и задорная плясовая музыка ворвалась в гомон ярмарочной толпы. Я повернулась: в центре площади лихо выплясывал мужичок. Он так резво выбрасывал вперёд ноги, приседая, что казалось, они у него на пружинках. Народ веселился от души, забавляя посетителей.

Мне всё здесь нравилось и радовало безмерно. Ярмарка успокоила, внесла в мою душу равновесие и уверенность в том, что всё плохое осталось позади, и то, что суждено мне пройти, преодолею. А главное, она подарила надежду, что жизнь продолжается. Сомнения, изводившие меня так долго, исчезли. Я не задумывалась о причине таких перемен, но мой жизненный тонус стремительно вознёсся вверх, в душе разлилась нега и зазвучали чарующие звуки дивной музыки. Моя душа запела. «Вот так зарождается счастье», – промелькнула мысль в голове и спряталась, чтобы я не прогнала её.

Вывод сам собой напросился, когда спустя годы вспоминала эти дни. Ответ упал в мои руки, и я прозрела: любящий человек тихо, незаметно, не выпячивая своих чувств, дарил мне необыкновенные, незабываемые мгновения, шаг за шагом украшая мою жизнь. Тогда, в свои шестнадцать лет, этого не осознавала.

Маг

Незадолго до закрытия мы, уставшие, но довольные, переполненные впечатлениями, покидали распрекрасную ярмарку. И тут на пути нам встретился странноватый человек. Низкорослый, коренастый, довольно упитанный. Особенно привлекло внимание его лицо азиатского типа: маленькие, вытянутые, как щёлки, глаза утонули на фоне широких выпуклых скул, узкого лба, приплюснутого носа и растянутого почти до ушей рта. Он смотрел на меня и смеялся. Распознать смысл его мыслей не представлялось возможным. Немногим позже я поняла, что моё первое впечатление о нём оказалось ложным, в том числе видимость улыбки. Его глаза оставались сосредоточенными и серьёзными всегда. Он всматривался в бесконечный поток людей, словно искал кого-то, изучая лица прохожих. Зачем ему это понадобилось, тогда не знала. Спрашивать у незнакомого человека – не в моих правилах. Мы с Федотовым уже миновали странника, и я неожиданно для себя заметила, что за собой он волок небольшую повозку. Что было в ней, меня не интересовало, тогда моё сознание занимали другие мысли.

Позднее я узнаю, что действительно на ярмарку он приехал с одной лишь целью – найти нужного человека, а именно меня. Это явилось потрясением.

Мы упорно пробивались к воротам.

Как вдруг ближе к выходу меня кто-то окликнул.

– Сударыня! – Я удивлённо посмотрела на Прохора Петровича, он на меня.

– Сударыня, простите, я вас зову, - услышали мы вновь. Человек, который обратился ко мне, говорил с выраженным акцентом. Мы, не договариваясь с Федотовым, оглянулись. И что я увидела. Незнакомца как подменили. Куда исчезла его серьёзность и настороженность во взгляде, сосредоточенность – ничего не осталось. Его облик претерпел значительные изменения. Он открыто улыбался мне.

– Вы меня звали?

– Вас. - Незнакомец приблизился. - Если позволите, мне очень нужно поговорить с вами.

– Сейчас? - спросила я вместо того, чтобы поинтересоваться зачем.

– Как прикажете.

– Простите, о чём, собственно, нам разговаривать?

– Односложно и на ходу не отвечу. Разговор долгий и важный для вас.

– Приезжайте вот по этому адресу. – Прохор Петрович протянул незнакомцу свою визитку. Он каким-то внутренним чутьём понял, что нельзя упускать эту встречу.

– Благодарю вас, - оценил приезжий движение души моего спутника.

– Когда будет удобно? – спросил у меня Федотов.

– В воскресенье можно, но только не с утра, мы с тётушкой ходим в храм слушать литургию.

– В воскресенье после обеда вас устроит? - спросил Прохор Петрович.

– Вполне.

На этом мы простились и уехали домой.

Беспризорник

В дороге мы с Прохором Петровичем беседовали, делились впечатлениями. После целого дня, проведённого на ярмарке, их скопилось очень много. Подъезжая к угловому дому, на первом этаже которого находилась ювелирная лавка, Федотов неожиданно остановил карету.

– Здесь, пожалуйста.

Кучер замедлил ход.

– Непорядок. Останови так, чтобы я мог выйти, – повторил Федотов свою просьбу, возница выполнил. – Простите, Нина Андреевна, на минутку отлучусь. – Я не сразу поняла причину, инстинктивно проводила взглядом Прохора Петровича. Он вошёл в ювелирную лавку, осмотрелся по сторонам. Вдруг увидела: выражение лица Федотова резко изменилось, я присмотрелась – он за ухо поднимал мальчишку лет десяти-одиннадцати и тянул за собой.

– Больно, отпустите, дяденька, больше не буду. Ей богу, не буду, - кричал тот, когда Прохор Петрович выволок его на улицу.

– Да кто ж тебе поверит? - Он довёл мальчика до кареты.

– Садись и немедленно. Разговоры в сторону.

– В приют отвезёте, да? Не хочу. Меня там бьют нещадно.

– Поднимайся в карету, тебе говорят, – приказал Федотов.

Мальчишка, нехотя и вынужденно преодолел ступеньки, уселся, надув губы. Побурчал и умолк.

Я смотрела на него, думая: «Какой красивый мальчик. Черты точёные, тонкие – происхождение не спрятать». Удлинённое лицо, строгий греческий нос мне говорили о многом. Огромные, чёрные как смоль глаза, шикарная шевелюра в тон вороньего крыла – прекрасное дополнение к портрету. Рот на удивление небольшой, аккуратный, на подбородке симпатичная ямочка. Матушка говорила, что это признак постоянного в своём выборе человека и однолюба. Мальчишечка произвёл на меня впечатление. Перемазанный, неопрятно одетый, подросток заинтересовал меня.

«Как же так? – думала я. - Мальчик из хорошей семьи докатился до воровства?»

Подошва на ботинках оторвалась, походила на свешенный набок язык собаки и шлёпала по асфальту – щёлк-щёлк, а в пустом пространстве выглядывали пальцы. Всё это лишний раз убеждало меня – мальчику пришлось несладко. Наш плотник Степан говаривал в таких случаях:

«Ваши ботинки кушать просят». Мы – дети – смеялись от души, когда он демонстрировал нам оторванную подошву, движениями руки создавая пасть собаки.

– Как звать тебя?

– Артур.

– Какое красивое, звучное имя, и тебе очень подходит, - подметила я.

– Бабушка бурчала по этому поводу.

– Что так?

– Злилась на мать, что та начиталась французских романов и поэтому начудила с именем.

Я посмотрела на Федотова и заметила, он нервничает.

– Что-то не так? - спросила у него.

– Полагаю, не от хорошей жизни мальчик оказался в приюте для бездомных.

– Давайте спросим у Артура.

– А что спрашивать? Бабушка померла. Отец от меня отказался почти сразу после рождения, не дожидаясь, когда вырасту. Мать свихнулась. В лечебницу забрали. Вот и весь сказ.

– Домой вези, - дал распоряжение извозчику Прохор Петрович.

– Слушаюсь, барин.

– Дяденька, умоляю вас, делайте со мной всё, что хотите, только в приют не сдавайте, – заплакал мальчик. - На любую работу пойду, только не туда.

– Но ты же вор, как тебя в дом впустить?

– Клянусь, больше это не повторится. Руку даю на отсечение, коли слову моему не верите.

– Прохор Петрович, давайте на первый раз поверим Артуру.

Федотов посмотрел на меня, перевёл взгляд на мальчика. Я видела – в нём идёт борьба. Он не любил беспризорников, всю вину перекладывал на родителей. Не понимал, зачем такие люди привели на свет детей, если не имели представления, как их воспитывать?

Ему нелегко далось решение, но он его принял.

– Скажи спасибо княжне. Будешь жить у меня. Но если хотя бы раз ты позволишь себе провинность, немедленно окажешься в приюте. Моё решение обжалованию не подлежит.

Мальчик слушал предельно внимательно, собравшись в комочек, не проронив ни слова. Страх блуждал в его взгляде. Я наблюдала за сорванцом. Когда же Федотов договорил, в глазах Артура появились лучики надежды.

– Спасибо, тётенька.

– Нина Андреевна, вас отвезти домой? – спросил Прохор Петрович.

– Если позволите, хотелось бы побеседовать с Артуром. – Во мне проклюнулось, как новорожденный птенец, сильное желание – помочь мальчику. Пока я не знала, с чего начну.

– Пожалуйста. Буду рад.

– Тётенька, вы бы ехали домой. Моим воспитанием займётся дяденька.

– Артур, запомни, здесь нет тётенек и дяденек. Оставь этот жаргон для бездомных. Напротив тебя – княжна Нина Андреевна Ларская. Прошу любить, жаловать и относиться с уважением. Будь добр, обращайся к княжне, как надлежит дворянину, со всем почтением. И я не дяденька. Меня зовут Прохор Петрович Федотов. Усвой, сделай одолжение. Всё ясно?

– Да, – робко ответил мальчик. Он притих от повышенного тона нового наставника.

Первое, что сделал Федотов по возвращении домой, – позвал служанку и приказал отмыть беспризорника от грязи.

– Вы простите меня, отлучусь. Куплю вещи и обувь для парня, - сказал мне Федотов, когда служанка увела мальчика. - Будьте так любезны, дождитесь моего возвращения.

– Не беспокойтесь, я тем временем побеседую с Артуром.

Федотов уехал. Не успела присесть, как услышала истошные крики. Прошла по коридору до конца и угодила на кухню. Приоткрыла дверь – никого. Из соседнего помещения донеслось:

– Не надо, не хочу, печёт, смойте быстро. Что стоишь, лей…

«Ага, он здесь», - открыла дверь и увидела мальчика в корыте, над ним служанка колдовала с кувшином в руках и мочалом.

– Что ты расшумелся? Воды и мыла никогда не видел? - рассмеялась Катерина.

– Не хочу, уберите ваше мыло. Печёт и колет в глазах.

– Ничего с тобой не будет, человека из тебя сделаю. Заморыш. Разве можно так? Глянь, сколько грязи с тебя стекло. Вода чёрная. Сразу видно, что не мыли давно.

– Некому его купать. Бабушка умерла, мать болеет, – пояснила я служанке, успокаивая.

– Сирота, выходит. - Её интонация изменилась, тон тут же снизился, голос притих. Катерина сопереживала Артуру. Я услышала шаги в коридоре.

– Прохор Петрович приехал. – Не успела сказать, открылась дверь и вошёл Федотов.

– Нина Андреевна, я было расстроился, подумал, вы уехали.

– Как же, мы условились, что дождусь вас.

– Благодарю. Катерина, возьми, здесь вещи для него. Надень на мальчика, когда домоешь.

– Слушаюсь, барин. Сделайте одолжение, положите на стул. Руки мокрые.

– Вы посмотрите на него, сколько воды расплескал вокруг, - возмутился хозяин.

– Скажите ей, чтобы не мучила меня.

– Поклонись низко в ножки Катерине, что она тебя, чумазого, отмывает от грязи. Пойдёмте, Нина Андреевна, Катерина без нас справится.

– Вы знаете, я поеду домой. В другой раз побеседую с Артуром.

– Что вдруг? А я размечтался, понадеялся, что останетесь до ужина.

– Благодарю. Пора мне, тётушка обыскалась наверняка.

– Ваше желание превыше всего.

Пройдут годы, мальчик вырастет, осознает, что Прохор Петрович для него сделал, и на деле докажет Федотову свою преданность. Он искренне будет считать наставника спасителем. Артур впоследствии станет настоящим другом Прохору Петровичу и полюбит его, как отца родного, возможно, и сильнее. В детской памяти спряталась горькая обида, которая обжигала – родной отец отвернулся от мальчика в младенчестве. С годами обида саднила не меньше, нисколько не стёрлась в памяти, напротив, усилилась, то и дело напоминая о себе. От этого акции Прохора Петровича в глазах бывшего беспризорника возрастали с каждым днём. Артур часто вспоминал бабушку, мать, обстоятельства, в результате которых оказался выброшенным на улицу. Федотов по доброй воле подобрал его, ни словом, ни жестом никогда не напомнив, кем мальчик был. Опекун дал ему свою фамилию, создал все условия для полноценной жизни, стал поводырём и хранителем. И приёмыш сумел оценить отношение Федотова.

Вы должны это знать

Накануне запланированной встречи с незнакомцем Прохор Петрович заехал к тётушке, пригласил меня в гости и попросил отобедать с ним. В воскресенье после службы он ждал меня у храма. Прямо оттуда поехали в его имение. Мы устроились у камина в гостиной его большого дома. Гостеприимный хозяин показал мне семейный альбом, запоем рассказывая о своих родных, библиотеку, которой очень гордился. Провёл меня в оранжерею. Как я узнала, здесь любимое место хозяина дома. Он лично уделял внимание растениям и заботился о них. Когда мы вернулись в гостиную, стол уже был накрыт, слуги из кухни доносили горячие блюда к обеду. Мы трапезничали вдвоём, тем временем мирно беседуя.

Незнакомец не заставил себя ждать, приехал без опоздания.

Буквально за несколько минут до того, как зазвонил колокольчик у входных дверей, я почувствовала беспокойство и неприятные ощущения в груди – что-то щёлкнуло, сработал какой-то механизм, и с этой минуты время начало новый отсчёт. Плохое предчувствие подсказывало недоброе, мои чувства подтвердили мысли: «О чём незнакомец собирается говорить со мной?» Волнение нарастало.

Гость вошёл в гостиную в сопровождении Федотова и поклонился мне.

– Где вам будет удобно поговорить с госпожой? - спросил его хозяин.

– Значения не имеет – решение за госпожой.

– Мне всё равно, - ответила я. Прохор Петрович уловил моё волнение.

– Оставляю вас. Беседуйте здесь. Понадоблюсь, позовите. - Федотов посмотрел на меня, вселяя уверенность и спокойствие.

– Вы нам не мешаете. - В словах гостя заключалось моё спасение. Мне очень не хотелось оставаться наедине с чужаком.

«Явно человек не из нашего круга». – Федотов в изумлении посмотрел на него, присев на диван.

– Госпожа… – Гость не знал моего имени. Моя оплошность, мы в тот день не познакомились.

– Простите, не представилась. Княжна Нина Андреевна Ларская.

– Благодарю. Рад знакомству, мне очень приятно. - Он снова поклонился. - Моё имя несколько затруднительно произносится, озадачит вас.

– Почему же? Представьтесь, я запомню. Назовите ваше имя. На мой взгляд, неуважительно беседовать с человеком, не обращаясь к нему как положено – по имени и отчеству.

– Благодарю. У меня нет отчества.

– Не имеет значения. Назовите так, как хотите, чтобы я обращалась к вам.

– Чанг Ван Си, к вашим услугам. – Он опять склонил голову.

– Вот так-то лучше. Совсем другое дело. Постараюсь запомнить. Слушаю, вы хотели мне что-то сообщить? Не так ли?

– Ваша правда, сударыня. Выслушайте меня спокойно, с холодной головой. Всё, что сейчас услышите, примите к сведению, сделайте выводы и будьте предельно бдительны. Эмоции оставьте в стороне. Наши нервы – тросы. Представьте себе качели, они взлетают до небес, и мы ощущаем восторг в полёте, дух захватывает. Какие прекрасные чувства! – Чанг Ван Си резко замолчал. - Это происходит, когда тросы крепкие, стальные и хорошо натянутые. А если тросы слабые – качели еле-еле на одном месте неуклюже подпрыгивают, подтанцовывают, подёргиваясь, но не взлетают. Разве такие качели доставят нам радость? – спросил он, глядя на меня, и сам ответил: – Нет. Точно также наши нервы, их желательно закалять и укреплять, чтобы служили нам долго. Обращаю ваше внимание – нервы нужно держать в узде.

– Как?

– Минимум внимания плохим вестям, событиям, желательно закрыть им дорогу к сердцу. И полностью посвятить своё внимание тонкой ажурной эмоции, дарующей радость. Настежь распахнуть двери сердца вот таким новостям и событиям. Откликаться на всё, что поднимает ваше состояние над обыденностью, наполняя и заряжая клеточки эликсиром жизни.

– Вы об этом хотели поговорить со мной?

– Торопитесь, моя госпожа. Зачем?

– Скажите, кто вы?

– Я – маг.

– Кто? Не может быть.

– Как видите, может. Много лет прожил на севере, охота к перемене мест заставила отправиться на юг, о котором мечтаю с давних пор. По дороге заехал в Санкт-Петербург. Давненько здесь нахожусь, вас искал.

– Меня?!

– Да, очень долго искал вас. Не удивляйтесь. Не думаю, что задержусь здесь. Выполню, что обещал, и подамся на юг, тянет меня туда.

– Соглашусь с вами. Климат у нас суровый, не каждому подойдёт. Давайте перейдём к делу, – попросила мага, изнывая от ожидания.

– Вы готовы меня выслушать?

– Да, - не раздумывая, ответила я.

– Начнём. Сразу же хочу предупредить, вас ожидает череда испытаний. Они не будут похожими друг на друга. Вам понадобится много сил, душевных и физических, чтобы всё преодолеть. Вы правильно настроились на ярмарке, я прочитал ваши мысли.

– Вы читаете мысли на расстоянии?!

– Да. Не беспокойтесь, вы всё преодолеете. – Своим заявлением маг огорошил меня, как обухом по голове. Откуда ему знать, о чём я подумала на ярмарке? А он в ответ моим мыслям сказал:

– Ничему не удивляйтесь. - Чанг Ван Си опередил мой вопрос своим предупреждением.

– Понимаю ваше недоумение и удивление. Послушайте, расскажу вам одну историю. Всё, что вы услышите, произошло много лет тому назад в Тибете. И не в самом городе – в его провинции. Когда ваш покорный слуга был совсем маленьким, в семье случилось несчастье, так я остался один. Друзья отца отвезли меня в монастырь, на моё счастье тогда еще был жив старый монах. Он, по сути, заменил мне семью. Этот удивительный человек вырастил из меня сильного, крепкого, во всех отношениях здорового человека, закалённого, готового к любым жизненным неурядицам и испытаниям. Наделил очень большими возможностями. Сумел развить уникальные способности – видеть события на расстоянии и предугадывать грядущее. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, он завёл меня к себе и сказал:

– Я сделал всё, чтобы ты смог приносить людям пользу. Ступай в мир, живи своей жизнью и применяй знания во благо тем, кто в этом будет нуждаться. Добродетельным дай силу пережить горе и обрести радость бытия. Людям с червоточиной помоги встать на путь истины, - наставлял старый монах. - Никогда не предавайся отчаянию, оно съедает силы. – Так начался мой путь.

Разных людей мне пришлось повстречать. Не все хотели нести ответственность за содеянное. Мало встречал людей, которые были готовы очиститься от грязных мыслей, желаний, порочащих и калечащих чью-то жизнь, а некоторые, особо отличившиеся, исправлению не подлежали, превратившись в нечисть. По сей день я в пути и работы не убавилось. С тех пор многим помог найти свою дорогу в жизни. Были случаи, когда спасал людям жизнь. Но монашеский уклад наложил на моё сознание свой отпечаток – не могу быть до конца счастливым, меня влечёт назад в монастырь.

Чанг Ван Си задумался, гамма чувств пробежалась по его лицу. Он на мгновение забыл о нас.

– Отвлёкся я, простите. Да, вам предстоят большие испытания, но вы с корнями вашего рода унаследовали выносливость и выдержку, нет сомнения – обязательно справитесь. – Он мимолётно взглянул на меня. До этого момента гость тупо смотрел в одну и ту же точку в полу. – Принёс вам кое-что. - Я вздрогнула. Прохор Петрович занял позицию беркута.

– Там, на ярмарке, когда я увидел ваши глаза, – продолжал свою исповедь маг, - захотелось помочь вам. Возьмите. - Чанг Ван Си достал из кармана маленькую коробочку, которая была плотно заперта. – Вот ключик, он поможет увидеть, что внутри.

– Что это? – не выдержала я.

– Это ваш самый главный оберег. С ним вам ничего не страшно. Камень, который своими чарами подчёркивает красоту ваших глаз и разговаривает с сердцем на понятном только вам языке. Это камень счастья. Носите его всегда при себе, он защитит вас. Бирюза – имя камня, запомните.

– Мне тётушка о нём говорила. Бирюза.

– Он – чудотворец, способен примирять враждебно настроенных людей, а вы знаете, что это такое и как это важно? Сводить к нулю ссоры, восстанавливать мир в семье, отводить неоправданный гнев и злобные помыслы со стороны недоброжелательно настроенных людей. Будет служить вам весь век.

– Благодарю. Тётушка искала его для меня, но всё, что она видела, находилось у кого-то в коллекциях, а она хотела мне подарить не запятнанный, новый камень.

– Права ваша тётушка, тысячу раз права. Тот камень, который побывал в чьих-то руках, для вас не пригоден. Этот чист, как слеза младенца.

– Благодарю за заботу. Приятно ваше внимание.

– Вы ошибаетесь, моя госпожа. В данном случае я всего лишь посредник. - Маг опять сразил меня своим ответом.

– Простите, Чанг Ван Си, я долго молчал и всё же решусь задать вам вопрос. - Прохор Петрович весь разговор сидел в бездействии. Сейчас он приподнялся с дивана, в его движениях прослеживалось напряжение. – Вы действительно уверены, что камень чистый? Его никто не держал в руках, на нём нет налёта чужих страданий либо несчастий? – Теперь Федотов озадачил меня, проявив интерес, эрудицию и осведомлённость в данной области. Услышав его слова, я поразилась. Откуда Прохор Петрович владеет познаниями в магии?

Чанг Ван Си повернулся в сторону хозяина дома.

– Вы задали очень правильный вопрос, мой господин. Я не ошибся в вас, - ответил ему маг, подошёл ближе, открыл ключиком коробочку и сказал: – Посмотрите сами. Насладитесь, после расскажу – у этого камня своя история. - Федотов заглянул и не сумел оторвать глаз.

– Божественно красив! – с чувством выговорил Прохор Петрович. - Нина Андреевна, он так же прекрасен, как вы! – восторженно произнёс он.

Я сидела, как завороженная, на моих глазах одна тайна сменяла другую, только успевала пропускать через себя и удивляться.

– Вы правы, госпожа прекрасна, – ответил маг, погружаясь в свои мысли. Его взгляд вновь застрял между досками в полу. – Когда я был на севере, мало с кем соприкасался, жил обособленно, лечил людей. Однажды ко мне в чум пришла старушка и без предисловия сказала:

– Знаю, что ты маг.

– Откуда? - поинтересовался у неё.

– Не трудно догадаться. Люди о тебе многое рассказывают, но отзываются на твоё добро благодарными чувствами. Выслушай меня. Сегодня ночью пришла ко мне во сне матушка и наказала – заветный камень передать через тебя девушке с бирюзовыми глазами. Она предупредила, что найти девушку можно в Санкт-Петербурге, назвала дату и подсказала, что встреча состоится на ярмарке.

– Боже! – Меня оглушили, дыхание не могла перевести.

– Так и сказала: «Передай магу, что ему предстоит дальняя дорога и поиск будет нелёгким. Не найдёт на ярмарке, пусть едет в Павловск, девушка часто навещает те места».

– Трудно поверить, - выговорил Прохор Петрович.

– Я и сам не сразу отправился в путь, задействовал силы, чтобы прояснить кое-что непонятное и убедиться, что старушка ничего не напутала. Светлая магия – наука, она подтвердила мне, что наказ матери старушка передала правдиво. Только после этого я отправился на поиски.

Слова мага вызвали оторопь, я опешила от услышанного, не проронив ни звука. Прохор Петрович надолго задумался. Меня вернул к беседе голос мага:

– Удаляюсь с лёгким сердцем. То, что мне было предписано, выполнил. Желаю здравствовать и ловить на ходу радостные посылы провидения. - После этих слов маг развернулся и ушёл. Мы остались оглушённые, ошеломлённые, в полной растерянности и неведении, не понимая, как такое возможно? И как дальше жить.

Испуг – Вася в опасности

В последнее время мне плохо спалось. Накопились переживания, вызванные чередой событий. Днём я отвлекалась по разному поводу, однако ночами мозг начинал усердно работать, перемалывая пережитое. Мысли перенасыщали голову фактами, перескакивали с одной новости на другую, атакуя меня. Гнала их, но безуспешно. Утром поднималась сонная и уставшая, походила на курицу-хромоножку в нашем имении. Когда я была маленькой, помню, детвора так дразнила наседку, у которой одна ножка была короче другой. Она, ковыляя, носиком цепляла всё по пути. Так я, в полусонном состоянии, спотыкаясь о предметы, передвигалась по дому, что вызывало у слуг смешок. Слышала, как они посмеивались надо мной, но внимания не обращала. Точно в таком же состоянии я поднялась в тот злосчастный день. Подошла к окну, а там: «Скворцы прилетели, скоро весна навестит нас, а я в унынии пребываю. Нехорошо это. С весной наступают обновления в природе. Бог даст, и у меня наступит новая жизнь».

У входной двери зазвонил колокольчик, и я услышала чужой голос.

– К Софье Гавриловне, наверное, кто-то приехал.

Вдруг какое-то беспокойство поднялось в душе.

– Кто бы это мог быть с утра пораньше? - Не успела я найти ответ на вопрос, постучали в дверь. Я повернулась, в комнату вошла тётушка в растрёпанных чувствах.

– Что с вами, Софья Гавриловна, голубушка? – В её взгляде поселился испуг, губы дрожали, в глазах стояли слёзы, крупные, как две горошины.

– Да что случилось? - Я подбежала к ней. - Присядьте, пожалуйста. – Тётушка посмотрела на меня так, словно настал её смертный час. - Умоляю вас, говорите, не молчите, – взмолилась я.

– Там… Вася… его убьют… моя вина. – Софья Гавриловна зарыдала.

– Ничего не понимаю. Даша, - позвала я служанку. Она тотчас прибежала.

– Слушаю вас, барышня. Завтрак подавать?

– Даша, ты можешь мне сказать, что случилось? Кто приезжал?

– А, вот вы о чём. Так это… Приезжал господин, я его первый раз видела. Сказал Софье Гавриловне, что якобы Василий с его сынком на дуэли дерутся. Кричал, плакал, просил пощадить его сына. Умолял о помощи и уехал. Барыня чуть в обморок не упала, успели подхватить – я да Кузьма-плотник. Дала воды и помогла ей подняться к вам.

– Спасибо, ты свободна. - Служанка убежала. - Вася в опасности. – Тётушка качнула головой. – Вы знаете, где они дерутся?

– Да.

– Быстренько собираемся и едем. Вы слышите меня? Все разговоры потом. Нельзя терять ни минуты. Вы ведь любите Васеньку, говорите, что он как две капельки похож на папеньку. Соберитесь с силами, пожалуйста, вы можете! – Пройдут годы, вспоминая эти мгновения, удивлюсь, где нашла столько душевных сил и самообладания, чтобы не впасть в истерику, а собраться и отправиться спасать брата. Но нам не пришлось никуда ехать. Выйдя из дома, мы увидели подъезжающую карету, в ней сидел Вася, он был мрачнее чёрной тучи. По его состоянию я догадалась – брат совершил поступок, противоречащий его правилам. К этому его вынудили обстоятельства. Но тогда я еще не знала, какой незнакомой для меня стороной откроется офицер, княжич – Василий Ларский.

Я бросилась к нему.

– Василёк, как же так? Ты хочешь оставить меня круглой сиротой? Тебе мало того, что родители и Антонина погибли? - корила я брата. – У тебя нет права на риск. Ты должен, нет, обязан жить ради меня! – Вася вышел из кареты, я прижалась к нему, и мы вместе заплакали.

– Пойдёмте в дом, - позвала нас тётушка. - Не следует посторонним видеть вас заплаканными. Ваши чувства касаются семейных дел. Люди истолкуют неверно и будут осуждать.

Мы послушно поднялись в дом. Настроение у всех было траурное.

Дуэль

За чаем Вася поделился, как дело было. Мы ничего не знали, брат предусмотрительно скрыл от нас дату поединка.

– Ну вот, мы и это пережили, – подвела черту княгиня.

– Сами понимаете, после той выходки Вельского я не мог оставить его поступок безнаказанным. Между нами состоялся очень резкий и неприятный разговор на повышенных тонах. Вельский оказался хуже, чем я о нём думал. Он не считал себя виновным, обязанным принести извинения. Дерзил, говорил, что моя сестра останется старой девой, перед которой закроются все двери. Убеждал, что её никто замуж не возьмёт. Смеялся над Ниной, говоря, что у неё запоздалое развитие.

– Ах, наглец! – не выдержала княгиня.

– Представьте, набрался нахальства и утверждал, что Ниночка бесчувственная маменькина дочка. - Вася, рассказывая, не смотрел на меня. Он знал, что измышления Вельского заденут за живое, ибо они не соответствовали истине и их слушать противно. Но, как я поняла позднее, таким образом он хотел преподать мне суровый урок, чтобы я никогда и ни с кем без его сопровождения либо присутствия тётушки не выходила из дому. С другой стороны, ему было невыносимо горько и стыдно осознавать, что у него в друзья затесался глубоко непорядочный человек – прохвост и развратник.

– Василий, тебе и говорить с ним не следовало. Я его порядком отчитала. Видел, как у него щёки горели и дрожали? Лучше бы ты отправил донесение в штаб армии, чтобы там приняли меры. Разве так поступает офицер русской армии? Ему не место среди наших доблестных защитников, он порочит звание офицера.

– Софья Гавриловна, дорогая, в любом случае о его позорном поступке будет знать весь полк. Ему грозит отчисление.

– И правильно. Поделом.

– Он запятнал честь офицерского мундира. И этот факт стал очевидным всем, кто присутствовал на дуэли. В секунданты пришлось взять сослуживцев. Они всё видели. Сами понимаете, хранить в тайне не будут.

– Так ты не убил его?! – Тётушка в изумлении застыла с открытым ртом.

– Нет.

– Простил?!

– Как можно? Нет, конечно.

– Василий, ты, наконец, расскажешь нам всю правду? – У Софьи Гавриловны лопалось терпение.

– В тот самый момент, когда секунданты скомандовали: «Сходитесь», мы услышали душераздирающий крик. Пришлось опустить револьверы. К нам, утопая в сугробах, пробиралась мать Вельского. Её трудно было узнать. Волосы побелели, лицо покрылось серым налётом. Глаза передавали ужас.

– Маменька, зачем вы здесь? - сухо спросил Вельский.

До какой же степени нужно очерстветь, потерять лицо, зарыть в отстойнике душу, чтобы по отношению к матери проявлять чёрствость, холодность и полное безразличие к её страданиям?

Я слушала и не могла поверить.

– Он, конечно же, ввёл родителей в курс дела в надежде на то, что они в очередной раз его выручат. Мать металась в поисках выхода, ничего лучше не придумав, как приехать к месту дуэли. Бедная женщина с трудом добралась до меня, споткнулась и упала.

– Умоляю вас, не убивайте сына. Просите взамен всё, что хотите, но не убивайте. Оставьте его мне. Он – моё утешение. До рождения Борислава Господь не давал мне стать матерью, забирая у меня детей – ни один живым не появился на свет. Целых десять лет пытки и невыносимых страданий. Никогда вам не знать, что это такое. Я – мещанка, ездила в богадельни, ухаживала за больными и немощными. Знаете, я было отчаялась, девочку-сиротку, калеку взяла в дом. Ухаживаю за ней. Слуги, конечно, помогают. Но и мне достаётся. Марфуша не может связать слова, только мычит и совсем не ходит. Потом я сама долго болела, пока Господь не сжалился надо мной. Так я расплатилась за прегрешения отца. Вымолила, отработала прощение ему, и Всевышний простил. Воистину благословенным мартовским днём подарил мне сыночка.

Василий, вы молоды, вам трудно понять страдания матери. Чувствую сердцем, вы – истинный дворянин. Пощадите моего мальчика, оставьте мне в утешение, не лишайте последней и единственной радости! – Она так горько плакала, что я не выдержал, отдал секундантам револьвер и сказал:

– Дуэль окончена. Сударыня, я не в силах отказать страдающей матери. Знаю, как невыносимо тяжело терять родных. Я не буду наказывать вашего сына. Живите спокойно. Но и прощать его не намерен.

Помог просительнице подняться и покинул место дуэли. На душе было муторно, так гадко, тошно, тоскливо. – Мы видели, Вася близко к сердцу принял всю историю: поступок Вельского, разговор с бывшим другом, дуэль, откровения матери Борислава и развязку.

– За спиной прозвучало: «Храни вас Бог! Вы – милосердный человек. Хвала вашей матери, вырастила честного, добропорядочного, благородного сына. Мне не удалось. Сама виновата. Избаловала его своей любовью».

Я отдалялся, её слова становились плохо различимыми. Мне было всё равно. Рана на сердце кровоточила. Таких людей, как Вельский, без наказания отпускать нельзя, – твердило мне сознание.

– Васенька, ты у меня самый мужественный, самый добрый, самый великодушный и самый благородный брат. Ты самый лучший. Дороже у меня никого нет. Прошу тебя, никогда не рискуй собой! – Я прижалась к брату, он обнял меня.

– Сестрёнка, дорогая, ну что ты. Я ж с тобой. Нас никто не разлучит.

Тётушка тихо плакала, глотая слёзы, поглядывая на нас.

– Моё сердце болит и рыдает. Вы – золотые дети, точь-в-точь удались в своих благословенных родителей. Вы такие хорошие – истинные наследники князя Ларского.

Софья Гавриловна не зря предупреждала нас о том, что лучше держать свои чувства при себе, никому не показывая. Вечером того же дня в кулуарах разлетелась пренеприятнейшая новость – гудели, судачили по углам, мусоля поступок Вельского, и не забывали напомнить, что офицер Ларский в последний момент дуэли пощадил развратника.

– Вы слышали?

– О чём вы, душечка? А последняя сплетня? - Болтушка что-то скороговоркой нашептала собеседнице на ухо.

– Да?! Неспроста это, говорю вам, неспроста. Не удивлюсь, если узнаю, что между княжной и этим безбожником случился конфуз, – размахивая веером, противно хихикнула одна из заядлых сплетниц бала, делясь со своей закадычной подругой последними новостями.

– Вы правы, моя милая. Стала бы мать прохвоста на колени падать перед княжеским сынком, - вторила ей кумушка.

– Да-да. Не стала бы, уверяю вас. Так низко пасть…

Ваше желание выше моего понимания

Аспирант Валентин Ильинский не успокоился. Нарыв вскрылся и мы узнали, что, оказывается, в тихом омуте черти водятся. Тётушкин протеже приехал в Петербург, улучив удобный момент, когда Васю наконец отпустили на побывку. Возможно, княгиня в переписке с его маман проговорилась. Мы не спрашивали.

Валентин предпринял попытку на сей раз обойти меня и действовать через брата. Ильинский не соизволил заехать к княгине, остановился у родственников. Подкараулил брата у дома и без предисловия пустился в атаку:

– Приветствую, Василий Андреевич. Ждал встречи с вами.

– С кем имею честь? Разве мы знакомы?

– К сожалению, не пришлось свидеться.

– Что, собственно, случилось, почему ловите меня на улице у дома?

– Выслушайте меня внимательно и всё поймёте. Позвольте представиться. Валентин Денисович Ильинский – сын подруги Софьи Гавриловны.

– Очень приятно. Пройдёмте в дом.

– Прошу простить, хотелось бы побеседовать с вами с глазу на глаз, так сказать тет-а-тет. - Он подобострастно улыбнулся. У Васи пропало желание продолжать диалог.

– Вы меня озадачили.

– Василий Андреевич, я очень хорошо отношусь к вашей сестре и хочу на ней жениться.

– Об этом вам нужно поговорить с Ниной. - Вася направился ко входу в дом, но Ильинский задержал его, перебегая дорогу.

– Нуждаюсь в вашей помощи. Ниночка – юная, она не в силах оценить моих чувств. Требуется разъяснить ей. Повторюсь, я настроен серьёзно. Вы старший брат, она доверяет вам. Повлияйте на её решение. Я – человек надёжный, из хорошей семьи, учёный. Жалование мне положили неплохое для начала. После защиты диссертации мои акции возрастут. Получу должность, соответствующую учёному статусу. Чем я ей не пара? Намерения мои добрые и более чем серьёзные.

– Вы уже говорили об этом.

– Убедительно прошу, повлияйте на сестру, она жизни не видела, многого не понимает. Не желая того, совершит опрометчивый поступок. Побеседуйте с ней. Нина вас любит, слушается. Подскажите, как должно поступить. Вы ведь желаете ей добра?

– Простите. Вы что же, ставите под сомнение моё отношение к единственной сестре?! – Вася с трудом сдерживал себя. – Что-то я вас не совсем понимаю. Хотите жениться – ухаживайте за девушкой, расположите к себе, оказывайте ей знаки внимания, сделайте всё, чтобы ей с вами было интересно, а, главное – чтобы она поверила вам. Напомню вам старую истину – заставить любить невозможно. Не мне вас учить. Вы старше меня, обязаны знать, что у аристократов существует определённый порядок действий, которые никто не отменял. Это поступки, которые только вы можете совершить, изначально вдохновившись исключительно благими намерениями, - пристально посмотрел на собеседника Вася. - Никто другой за вас этого не сделает. А меня увольте. Честь имею. - Вася, не попрощавшись, развернулся и вошёл в дом.

«Жених, называется. Какой он жених? Маменькин сынок. Привык, что за него все вопросы решают», – не мог успокоиться брат.

Наваждение

В канун Рождества Софья Гавриловна не успевала распечатывать депеши. И чуть ли не в каждой находила приглашение то на бал, то в галерею, то на званый приём в загородной резиденции вельможи, а то и на маскарад.

– Голова идёт кругом. Каждый день куда-то ехать. Это немыслимо.

– Ма шер, зачем каждый день? Выбирайте, куда вам хочется. Приглашение не является принуждением. Можно и пропустить.

– Ты права, Ниночка. По настроению и определюсь.

– Правильно.

Тётушка посмотрела на меня лукаво, в уголках глаз пролегли лучики, губ коснулась лёгкая улыбка, и княгиня проронила игриво:

– Но на маскарад мы поедем, да? Как-никак Рождество близится.

– Если желание соизволит заявить о себе, - ответила я без энтузиазма.

– Вот и славно. С этим разобрались. Приободрись. Наряд твой давно готов. Ты им довольна?

– Очень. Спасибо вашей модистке.

– Людмила отменная мастерица. Я многим её советовала, да она не всем шьёт, только тем, к кому особо расположена.

– Её право.