Искусство обольщения

Глава 18

То было чудо! После всех переживаний, всех подозрений и страхов, что неотступно следовали за ней с тех самых пор, как Эмма открыла ей, кем на самом деле является Ричард, все вдруг само встало на место, словно некая добрая фея махнула волшебной палочкой, и все мечты Мэйсон разом осуществились. Все сразу. Работа, признание, поддержка и любовь мужчины, который знал ее и ценил. И необходимость оставаться в маске для всего мира казалась малой ценой за столь многие блага. Теперь ей больше не придется лгать Ричарду. Эта ноша упала с ее плеч. А что там думает о ней весь остальной мир, ей все равно, главное, с ним она может быть самой собой.

Прошло два дня с той ночи, когда Лувр стал свидетелем интимной близости Мэйсон и Ричарда. В ту ночь они вернулись в номер Ричарда и снова любили друг друга. Они даже ели, не вставая с постели и не одеваясь. Ричард, казалось, стал совсем другим: расслабленным, непринужденно веселым и остроумным, временами озорным, как мальчишка, временами горячим и страстным. По молчаливому соглашению они не говорили о том, что было между ними раньше, как не говорили о том, что происходит за стенами их номера. Каждый подсознательно старался сохранить в себе как можно дольше магию пережитого в Лувре. Словно, кроме них, на свете людей не было. Словно они и вправду были Адамом и Евой. Даже появление коридорного, доставлявшего им еду, или горничной, приходившей убирать номер, воспринималось как Досадное вторжение извне. Как попытка нарушить сакральное уединение.

Но на третью ночь Мэйсон разбудил и немало испугал крик Ричарда во сне. Он резко сел в кровати, тяжело и хрипло дыша и обливаясь потом. Мэйсон в тревоге перевернулась и спросила:

– Что с тобой?

– Ничего, – сказал Ричард. Тон у него был натянутый. – Просто плохой сон.

Мэйсон обняла его.

– Ты дрожишь.

– Через минуту все будет в порядке. Просто полежи со мной в обнимку.

Ричард так сжал Мэйсон в объятиях, что она едва не задохнулась.

– Что тебе снилось?

Он все еще дрожал в ее объятиях.

– Ничего особенного, – прошептал Ричард. – Просто кошмар. Со мной такое бывает время от времени. Возможно, так мое тело сообщает мне, что пора нам возвращаться к работе. – Он зажег настольную лампу, и комнату залил свет. – Позволь мне просто подержать тебя минутку, и все будет хорошо.

Мэйсон баюкала Ричарда, словно младенца, и слышала, как сильно колотится его сердце. Постепенно сердцебиение вернулось к нормальному ритму, и он уснул.

На следующее утро, когда Мэйсон проснулась, Ричард уже не спал. Он поприветствовал ее улыбкой.

– Мне надо ехать в Рим.

– В Рим? Что тебе понадобилось в Риме?

– Сеньор Альберто Лугини.

– Лугини? Критик?

– Он не просто критик, он наиболее заслуженный ученый-историк в Европе.

Мэйсон почувствовала укол ревности. Ричард словно щелкнул ее по носу, давая понять, что, кроме нее, у него существуют и другие интересы. Но у Мэйсон хватило ума мысленно осадить себя. Последние несколько дней Ричард слишком баловал ее и, похоже, испортил. Да и внешний мир казался чем-то далеким и туманным.

– Зачем тебе ехать прямо сегодня? Нам так хорошо. Побудь со мной еще немного.

Она прижалась к нему и поцеловала.

– Увы, я должен ехать сейчас. Скоро двадцать первое июня, а с поддержкой критики у нас дела обстоят неважно. Не так, как я рассчитывал. Моррель, Вульф и другие влиятельные французы отказываются нас признавать, сколько я ни пытался добиться своего. Поэтому мы должны надавить на них с флангов. И сделать это быстро.

Надавить с флангов? Что ты имеешь в виду? – Если человек с влиянием и престижем Лугини увидит твои картины и влюбится в них, все прочие критики присоединятся к нему. Его слово достаточно весомо.

– Но он еще более привержен традициям, чем Моррель другие.

– Верно. Но я надеюсь его просветить.

– И как ты собираешься это сделать?

Ричард усмехнулся:

– Скажем так, мне известны некоторые их тайны.

– Есть ли в Европе места, где кому-то хоть что-то удалось от тебя утаить?

Ричард чмокнул Мэйсон в нос.

– Таких мест чертовски мало, – сказал он и улыбнулся.

– Не знаю, что я буду без тебя делать, – проворчала Мэйсон.

– Ты можешь закончить несколько картин. И время пройдет незаметно, и тебе будет приятно.

– Бледная замена тебе.

– И еще один момент. Кто, кроме меня, знает, что ты Мэйсон?

– Только Лизетта.

– Ей можно доверять?

– Разумеется.

Ричард не выглядел убежденным.

– Ну ладно. Но давай все же постараемся, чтобы эта тайна осталась между нами тремя. Чем меньше людей об этом знают, тем лучше.

Ричард встал и накинул халат. Мэйсон забралась под одеяло и капризно надула губы.

Во второй половине того же дня они оба стояли на платформе Лионского вокзала и прощались. Поезд ждал сигнала к отправлению. Мэйсон вовсю старалась держаться молодцом, но на самом деле ей страшно хотелось зарыдать и упросить его остаться.

Раздался свисток.

– Мне пора, – сказал Ричард.

– Ты надолго уезжаешь?

– На неделю примерно. Но я останусь в Риме столько, сколько потребуется, чтобы склонить Лугини на нашу сторону. – Торопливо, словно боясь, что больше ее не увидит, Ричард сгреб Мэйсон в охапку и страстно поцеловал в губы.

– Господи, – пробормотала она, – еще один такой поцелуй, и я тебя никуда не отпущу.

– Не забудь, у тебя тоже есть работа. Ты должна закончить несколько картин до моего возвращения. Запрись и постарайся сконцентрироваться на работе. Постарайся вернуть себя в то состояние, которое было у тебя, когда ты создавала свой автопортрет. Не думай ни о чем другом.

– Я попытаюсь.

Ричард еще раз поцеловал Мэйсон и направился к поезду. Но внезапно он остановился, оглянулся и поспешил назад, чтобы поцеловать ее еще один, последний раз.

– Помни. Мы вместе. – И с этим он ушел.

Мэйсон смотрела вслед поезду, пока тот не скрылся из виду, затем направилась к себе в отель. Она никогда еще не чувствовала себя такой одинокой. Целая неделя без Ричарда. Как она это выдержит? Но Мэйсон помнила, что он сказал. Запрись. Закройся от мира. Работай. Ради него она так и поступит. Она уже представляла, как они встретятся вновь. Как она покажет ему картины. Удовольствие на его лице при виде ее работ. Как он обнимет ее, как отблагодарит за труды. И эти образы согревали ее.

Прошло несколько дней с тех пор, как Мэйсон ночевала у себя в номере в последний раз. Когда она вошла в фойе и подошла к регистрационной стойке, портье встретил ее словами:

– Мадемуазель Колдуэлл, мы уже начали за вас беспокоиться.

– Мне надо было вас предупредить. Я гостила у друзей.

– Вчера здесь была полиция. Они искали вас.

– Полиция? – Возвращение к действительности было болезненным, как падение с большой высоты.

– Они оставили вам сообщение. – Клерк заглянул под стойку. – Где же оно? – Наконец он вытащил конверт, на котором было выведено имя Эми Колдуэлл.

Мэйсон вскрыла конверт и достала из него листок с требованием явиться к инспектору Дювалю при первом удобном случае.

Мэйсон не на шутку испугалась. Но если она отложит этот визит, страх разрастется еще сильнее. Даже не проходя в номер, Мэйсон вызвала кеб и отправилась в Префектуру полиции, сказав себе, что чему быть, того не миновать.

Офис Дюваля располагался на втором этаже массивного здания на острове Сите, выходящего прямо на собор Парижской Богоматери. Дюваль вышел в приемную, поздоровался с Мэйсон, проводил ее в свой кабинет и усадил на стул. Дюваль встал над ней и пристально смотрел несколько долгих секунд. Мэйсон чувствовала, что обливается потом. Ей так и хотелось утереть лоб.

– Как вы, вероятно, помните, мадемуазель, – заговорил наконец Дюваль, – обстоятельства смерти вашей сестры меня сильно беспокоят. – Дюваль сделал многозначительную паузу.

– Да, я помню.

– С тех пор как мы встречались в последний раз, я успел продвинуться в расследовании этого дела. И выяснил еще несколько странностей.

Дюваль снова замолчал.

– Странностей? – Мэйсон сжала ладони.

– Я должен сообщить вам, что существует очень высокая вероятность того, что имело место преступление, связанное с этим инцидентом.

«Преступление. Господи, неужели он знает?»

– И что за преступление?

– Я бы предпочел об этом пока не говорить.

– И какие у вас есть улики, подтверждающие ваш вывод?

– И вновь вынужден сообщить, что не имею права разглашать такого рода информацию.

Дюваль впился взглядом в ее лицо и не отпускал ни на секунду.

«Не смей показывать ему свой страх!»

– Тогда зачем вы вызвали меня сюда, инспектор? – осторожно спросила Мэйсон.

– Чтобы официально известить вас о том, что Служба безопасности проводит полномасштабное расследование инцидента. И для того, чтобы попросить вас не покидать страну до завершения расследования. Вы готовы к сотрудничеству?

– Конечно. Если у вас появится какая-либо новая информация относительно обстоятельств смерти моей сестры, я бы хотела получить ее до того, как уеду домой.

Мэйсон поднялась, чтобы уходить.

– Еще один момент, мадемуазель.

Мэйсон замерла.

– Слушаю, инспектор.

– Последнее время вас часто видели в обществе британского джентльмена Ричарда Гаррета. Могу я узнать о характере ваших отношений?

Мэйсон изобразила наивное удивление.

– Мы друзья. А почему вы спрашиваете? Он большой почитатель работ моей сестры и помогает мне уладить ее дела.

– Он был другом и вашей сестры тоже?

– Нет, они никогда не встречались. Он узнал о ее работе только после смерти Мэйсон.

– Что вы знаете об этом человеке? О его прошлом?

– Я знаю, что у него хорошие связи и репутация в мире искусства.

– Понимаю. Спасибо, вы можете идти.

Мэйсон медленно вышла из кабинета и на ватных ногах спустилась вниз. Выходя из здания, она увидела, как двое полицейских тащили к входу женщину, которая визжала и отбивалась от них ногами. Мэйсон понятия не имела, какое преступление совершила эта дама, но видела, что преступница была прилично одета и была вне себя от страха.

Ужас сдавил Мэйсон горло. Она поспешила перейти на другую сторону Сены по мосту Менял – подальше от жуткого здания.

Странности в обстоятельствах смерти Мэйсон Колдуэлл.

Совершено преступление.

Полномасштабное расследование Службы безопасности.

«Что вы знаете о прошлом этого Ричарда Гаррета?»

Что именно знал сам Дюваль? Если бы ему было известно все, он наверняка бы арестовал ее прямо на месте. Значит, он пускает пробные шары, прощупывает ее и надеется, что она себя чем-нибудь да выдаст. Мэйсон прокручивала в памяти разговор с Дювалем. Не проговорилась ли она? Мэйсон так не думала, но Дюваль, как опытный профессионал, мог извлечь нечто важное для себя из ее ответов.

Первым побуждением Мэйсон было отправить в Рим телеграмму, предупредив Ричарда о том, что происходит. Но что, если Дюваль устроил за ней слежку? Он мог бы перехватить телеграмму. И если за ней действительно следят, как сможет она создавать новые картины? Работать в отеле она не может, как не может снять студию в Париже. Ричард подсказал бы ей решение.

Она чувствовала себя больной.

Еще сегодня утром она была так счастлива. А теперь… По правде говоря, ей не хотелось писать. Совсем. Она не хотела, чтобы Ричард уезжал в Рим. Как-то вдруг увековечивание ее художественного наследия показалось ей делом, не стоящим того риска, с которым оно было связано.

«Прекрати! Нельзя предаваться отчаянию!»

Мэйсон взглянула вниз с моста на Сену и попыталась успокоиться.

Именно этого и добивался от нее Дюваль. Он хотел, чтобы она раскисла и выдала себя. Ей надо было подумать. О чем говорил ей Ричард? «Сосредоточься. Сконцентрируйся. Забудь обо всем».

Но как этого добиться сейчас?

Овер.

Она вернется в Овер.

Пойдет к Лизетте и пригласит ее поехать вместе.

И там, в безмятежности деревенской природы, она забудет обо всем.

Холсты и краски все еще были там. Она с головой окунется в работу и забудет обо всем, как это всегда бывало с ней. Прочь из города, долой с глаз дювалевских ищеек.

«Не думай об этом. Не теряй головы.

Когда вернется Ричард, он подскажет, что делать.

Просто сохраняй спокойствие.

И не делай глупостей!»