Искусство обольщения

Глава 22

Мэйсон перебежала через улицу в «Лё-Гранд-Отель», но Ричарда там не застала. Не было его и в соседнем кафе, где он часто бывал в павильоне на выставке. И только пару часов спустя что-то подтолкнуло ее поискать его в своей старой квартире на Монмартре, которую Ричард превратил в мемориальный музей.

Мэйсон пришла сюда впервые с той памятной ночи, когда она прыгнула в Сену. Сад был таким же, как раньше, весь увитый плющом, но сам дом преобразился полностью. Он сиял необыкновенной чистотой. Лестница была покрыта свежим слоем лака, стены выкрашены в приятный терракотовый цвет. Войдя в свою квартирку на втором этаже, Мэйсон увидела, что все ее симпатичные украшения: занавески, подушечки и прочее во французском фольклорном стиле исчезли. Даже мебель теперь там была другая – та, что лучше отвечала концепции Ричарда. Благородная голодающая художница должна была, по его представлениям, спать на жесткой узкой койке, хранить вещи в одном– единственном комоде и пользоваться мутным от старости зеркалом с трещиной посредине.

Посреди этого музея-мемориала за колченогим столом, заваленным почтовой бумагой, сидел Ричард с пером в руке. На полу валялись скомканные исписанные листы. Рукава его рубашки были закатаны, а сам Ричард был с головой погружен в себя.

– Дюваль нас раскусил, – сообщила ему Мэйсон. Ричард поднял голову и окинул ее невидящим взглядом.

– Что?

Мэйсон поведала ему о встрече с инспектором, голос ее дрожал от волнения.

– Он знает, что на мосту была еще одна женщина. Он узнал, что это другая женщина прыгнула с моста и это ее тело было найдено и по ошибке принято за мое.

– Нам не о чем беспокоиться, – спокойно ответил Ричард.

– Как ты можешь так говорить? – воскликнула Мэйсон. – Дюваль сказал, что арест последует незамедлительно.

– Он не может арестовать тебя за то, чего не может доказать.

– А что, если он выяснит, кто была та, другая женщина?

– Он не может.

– Почему не может?

– Потому что я уже об этом позаботился. Я уничтожил все записи, свидетельствующие о ее существовании.

– Но… Мы даже не знаем ее имени. Ричард опустил перо в чернильницу.

– Я детектив. Это моя работа. Ту женщину звали Бланш Куверо. Родилась в Бордо, в 1860 году. Вдова, бездетная, никого из родственников в живых нет. Ее свидетельства о рождении и крещении у меня в номере, если тебе хочется на них взглянуть.

Мэйсон вспомнила, как ветер откинул капюшон, и она увидела лицо той женщины на мосту. И то, как бурлящий поток уносил ее в небытие… Теперь она знала ее имя. Бланш…

– Господи, – едва слышно прошептала Мэйсон. – Она же человек. Человек со своей жизнью, своей судьбой. А ты заставил ее исчезнуть, будто ее и не было никогда. Есть ли предел тому, что ты сделаешь, чтобы добиться желаемого?

– Я хочу лишь защитить тебя. Это плохо? Если бы я упустил возможность сделать то, что сделал с той утопленницей, угрозы Дюваля не были бы пустыми. Он бы давно тебя сцапал и посадил за решетку.

Мэйсон понимала, что Ричард говорит правду. Весь ее энтузиазм разом испарился. Она присела на койку, на которой никогда не спала. Даже если Ричард прав, этот поступок был верхом кощунства. Взять и убить несчастную во второй раз. Ради спасения жульнической славы, которая не приносила Мэйсон ничего, кроме горестей.

«Будь осторожна со своими желаниями…»

– Полагаю, ты читала о подделках, – говорил Ричард.

– Я ходила на них смотреть, – безучастно ответила Мэйсон.

– Я бы тоже не стал из-за них беспокоиться. Едва ли они так уж хороши.

– Они хороши. Я едва не упала, когда увидела их.

– Немало прекрасных подделок Рембрандта бродят по свету, но репутация Рембрандта от этого вряд ли пострадает. Ты ведь не расстроилась, правда?

– Когда я только их увидела, я подумала, что для меня это как конец света. Но потом, после встречи с Дювалем, после того, что я узнала от тебя о несчастной Бланш, которую… все это кажется пустяками.

– Сегодня просто не твой день. Завтра ты почувствуешь себя лучше. – Ричард снова стал что-то писать. – Позволь мне закончить, и тогда мы сможем еще немного поговорить.

Мэйсон молча сидела на узкой спартанской койке, погрузившись в свои невеселые мысли. Она больше не чувствовала в себе сил для борьбы, сил для жизни. Но постепенно скрип пера по бумаге стал действовать ей на нервы. Мэйсон встала и подняла с пола скомканный лист. Развернув его, она увидела жирно перечеркнутые крест-накрест строчки, выведенные твердым размашистым почерком. То было начало письма, датированного 6 мая 1885 года. Письмо начиналось со слов: «Дорогая Эми».

– Что это такое?

Ричард поднял голову и взглянул на нее.

– Я как раз собирался тебе рассказать. Мне пришла в голову блистательная идея. Одну минутку. – Он закончил строчку, положил перо и повернулся к Мэйсон. – Мне это пришло в голову, когда я увидел, как эмоционально реагируют люди на картины. Я сказал себе, что существует еще один способ оживить легенду. Мне пришло в голову, что мы могли бы раскрыть ее характер, заставить ее голос звучать посредством писем, что она писала своей сестре. Я уже договорился с издателем. Если мы смогли бы передать ему на следующей неделе штук тридцать таких писем, к моменту открытия павильона он успел бы издать солидный том. Конечно, работать приходится в спешке, но что поделаешь. Жаль только, что мне не пришло это в голову раньше. Мэйсон не могла поверить своим ушам:

– И ты собираешься стать автором «моих» писем?

– Дискутировать по этому поводу времени нет, так что я просто взялся за дело сам.

Мэйсон подошла к столу и взяла одно из законченных писем. Быстро пробежала его глазами. В патетических тонах эта придуманная Мэйсон описывала своей наперснице-сестре, как она голодала, какие лишения сносила, чтобы купить краски и закончить автопортрет. Как картина в итоге была осмеяна всеми, кому она предлагала ее купить. Она писала о том, что, несмотря ни на что, будет бороться, будет делать все, что потребуется, лишь бы жить, продолжать писать, лишь бы выразить то, что жжет ее мозг, лихорадит кровь. Она писала, что ради исполнения своей миссии готова выйти на панель.

Мэйсон медленно подняла на Ричарда взгляд:

– Ну вот, теперь ты превратил меня в шлюху. Ричард болезненно поморщился.

– Тот факт, что Мэйсон готова была продать себя ради дела, в которое верила, – решительно заявил Ричард, – не делает из нее шлюху. Этот факт лишь возвышает ее дух. Показывает, что она не постояла бы за ценой ради исполнения своей миссии.

Мэйсон покачала головой:

– Ты просто не можешь остановиться?

– Разве ты не понимаешь, какая во всем этом красота? С помощью этих писем мы заставим Мэйсон ожить, по-настоящему ожить в сознании людей – даже тех, кто никогда не видел и не увидит ее картин.

Мэйсон выронила листок.

– Это для меня слишком. Я больше не могу.

– Я думаю, эти письма жизненно необходимы для того, что мы пытаемся сделать.

– Это нужно прекратить. Все это.

– Это нельзя прекратить. Это слишком важно.

Мэйсон положила ладонь на лоб.

– Ричард, я не виню тебя. Не пытаюсь сделать тебя ответственным за все. Я в таком же ответе, как и ты. И даже больше. Это я хотела славы, бессмертия.

– И ты можешь его получить.

– Но я не хочу бессмертия. Я думала, что хочу. Но я это все ненавижу. Я ненавижу все, что с этим связано. Весь это процесс лишает меня моей индивидуальности. Я одно время боялась этого, пыталась ухватиться за то, что от меня осталось. Но только сейчас я осознала, что мне все равно. Все – все равно. Я не хочу держаться за ту Мэйсон, за Мэйсон, которой надо было рисовать те картины, чтобы выразить свое видение. Я переросла себя прежнюю и не хочу возвращаться. Все, что мне надо, – это ты. Я хочу остановить эту дурацкую болезнь, пока она не разрушила нас обоих. Мне все равно, что случится с картинами и сколько людей их увидят. Мне все равно, посадят меня в тюрьму или нет. Я просто хочу, чтобы все это кончилось.

Ричард встал.

– Это невозможно.

– Почему невозможно? Давай уедем отсюда. Уедем из страны и никогда больше сюда не вернемся. Мы могли бы столько всего сделать вместе, если бы ты дал нам шанс.

– Я сказал тебе, что не могу.

– Ты меня совсем не любишь?

– Ты знаешь, что я люблю тебя.

– Нет, Ричард. Ты не любишь меня. Ты любишь… вот это. – Мэйсон обвела рукой вокруг себя.

– Это просто смешно.

– Разве? Тогда почему ты ни разу не спросил меня ни о чем личном? Тебе абсолютно плевать на меня настоящую, наплевать, почему я писала эти картины. Все, что тебя волнует, лишь та Мэйсон Колдуэлл, которую создал ты. Той Мэйсон ты можешь управлять. Но ко мне это не имеет никакого отношения.

Лицо Ричарда приняло напряженное выражение. Сжав руку в кулак, он ударил им по столу.

– Я сказал тебе – это ключевой момент для того, чтобы…

– Но зачем, Ричард? Почему это так для тебя важно? Что спрятано в твоем прошлом такого, что заставляет тебя пускаться в такие крайности? Что преследует тебя в твоих кошмарах? Что, если именно это превратило тебя в вора – вора от искусства?

– Мое прошлое не имеет к этому никакого отношения.

– Имеет, и самое прямое. Разве ты не видишь, что вся эта кампания, которую ты затеял, – очередная кража?

– И кого же я обкрадываю?

– Меня, Ричард. Меня. Но мне и это теперь безразлично. Я о тебе волнуюсь. Ты пугаешь меня. Ты позволил этому, – Мэйсон обвела рукой вокруг себя, – заполонить твою жизнь – стать твоей жизнью, так, что у тебя больше совсем ничего не осталось. Ты создал монстра, который не имеет со мной даже приблизительного сходства. И твоя увлеченность, твоя преданность этому чудовищу разрушает тебя. Ричард, я люблю тебя. Я хочу тебе помочь. Ты можешь мне доверять. Скажи мне ради Бога, что тебя заставляет это делать?

Ричард смотрел на Мэйсон, и в глазах его была мука. Кулак его был сжат так крепко, что костяшки пальцев побелели.

– Я никогда не хотел ничего у тебя отнимать. Я хотел лишь дать. Я хотел подарить Мэйсон миру.

– Ты скажешь мне или нет?

– Мне нечего тебе сказать.

– Ладно. Тогда я сама выясню. – Мэйсон повернулась, чтобы уйти.

– Куда ты? – На этот раз голос Ричарда звучал раздраженно, даже зло.

Мэйсон повернулась к нему лицом:

– Ричард, ты одержим чем-то, чего сам не понимаешь, не желаешь понимать, не в силах держать под контролем. И я собираюсь найти способ освободить тебя от этой нечисти.

Ричард не дал ей уйти и схватил Мэйсон за плечи.

– Я спрашиваю: куда ты идешь?

– Туда, куда придется. Мэйсон высвободилась.

– Ты никуда не пойдешь. – Он перегородил ей путь к двери.

Мэйсон бросилась к столу, сгребла письма и швырнула их в окно. Когда Ричард бросился за ними, Мэйсон воспользовалась моментом и бегом слетела вниз по ступенькам и на улицу.

Мэйсон вышла из омнибуса в респектабельном районе Шайо. Прямо перед собой она увидела величественный особняк Галлери, который занимал целый квартал. Обычно в этом уголке Парижа всегда было очень тихо и мирно, но сегодня из здания доносились раскаты громового хохота и пьяное пение.

Персиваль, тот самый слуга, что возвестил о прибытии Эммы в гостиницу, где жила Мэйсон, открыл перед ней дверь.

– Мисс Колдуэлл, – поприветствовал он ее, перекрикивая шум, – как приятно видеть вас вновь. Мы вас не ждали.

– Извините, что пришла без приглашения, но мне действительно очень нужно повидаться с герцогиней.

– Ну что вы, вам здесь всегда рады. Ее светлость всего лишь устраивает маленькую вечеринку.

Мэйсон заглянула в зал. В нем было полно гостей. Люди из высшего общества мешались с личностями весьма сомнительного вида. Кто-то пил шампанское прямо из бутылки, передавая ее по кругу, как в лагере у костра. Внезапно раздался выстрел, за которым последовал взрыв смеха.

– О Боже! – вздрогнул Персиваль. – Весьма энергичные ребята, это точно. Надеюсь, никто не пострадал.

– И в чью честь вечеринка? – спросила Мэйсон.

– Как, вы не знаете? В честь полковника Коди, естественно. Если вы подождете минуточку, я разыщу ее светлость и сообщу ей о вашем приходе.

Персиваль удалился, и как раз в это момент группа мужчин у барной стойки затянула во все горло:

Буффало Билл, Буффало Билл

Ни разу мимо не пробил,

Уж если стрельнул, то убил,

И по счетам не он платил,

Этот Буффало Билл.

Все покатывались от хохота и хлопали друг друга по спине. И как раз в этот момент Эмма показалась в фойе с приветливой улыбкой на губах.

– Эми, какой приятный сюрприз! – Эмма выглядела еще милее, чем раньше, в своем наряде абрикосового цвета. Сама непринужденность посреди всей этой немыслимой вакханалии. – Мы как раз развлекаем кое-кого из ваших соотечественников. Почетный гость еще не появился, но я могу познакомить вас с его друзьями.

– Мне надо с вами поговорить, – настойчиво сказала Мэйсон.

– Моя дорогая, вы бледны как смерть. Давайте найдем местечко потише, и вы мне скажете, что я могу для вас сделать.

Они прошли в соседнюю комнату и сели на кушетку в относительно спокойном уголке.

– Боюсь, более тихого местечка нам сегодня не найти. Ну, так о чем вы хотели со мной поговорить?

– Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что вам известно о прошлом Ричарда.

– Господи! Вот уж действительно странная просьба.

– Мне надо знать.

– Боюсь, вы зря проделали весь этот путь. Видите ли, у нас с Ричардом есть договоренность. Мы никому не говорим о прошлом друг друга. Ничего.

Из комнаты снизу донесся звон разбитого стекла. Затем раздались крики:

– Драка! Драка!

Мэйсон постаралась не отвлекаться.

– Ричард в беде. В большой беде. Я хочу помочь ему выбраться из беды.

– Ричард в беде? В это трудно поверить. На днях он просто раздувался от гордости за свою победу над Сеньором Лугини.

– Он во власти заблуждения. Мне нужно понять, почему это с ним произошло.

– Заблуждение?

– Эмма, перед тем как стать агентом Пинкертона, он был вором…

Маска вежливого безразличия частично спала с лица Эммы.

– Он вам об этом рассказал?

– Значит, вы знали?

– Да, – осторожно кивнула Эмма. – Я знала.

– Что вы можете рассказать мне о той его жизни?

Несколько ядовито Эмма заметила:

– Если вы с ним на такой короткой ноге, почему сами не спросите у него?

– Я пыталась, но он ничего не говорит. Похоже, что есть что-то, на что он не хочет смотреть, но то, что имеет над ним власть. Я надеялась, что вы дадите мне подсказку.

– Боюсь, вы теряете время. С ним, и со мной тоже.

Кое-кто из гостей бандитской наружности ввалился в комнату и стал размахивать над головой оружием. Хорошо же развлекаются гости герцогини, подумала Мэйсон.

Она чуть повысила голос:

– Если вы скажете мне, я могу кое-что дать вам взамен.

– В самом деле? И что же это?

– Информацию, которая избавит вас от многих неприятных моментов.

– И что это за информация?

– Я видела картины, которые вы купили, и я с абсолютной определенностью могу сказать вам, что они – подделка.

Эмма прищурилась. Фиалковые глаза ее опасно блеснули.

– Как вы можете заявлять подобное с такой уверенностью?

Мэйсон пребывала в нерешительности. Не за этим она сюда пришла. Но раз уж так вышло, она готова была прыгнуть в пропасть. Другого выхода не было.

– Я могу заявить с абсолютной уверенностью, что эти картины не были написаны Мэйсон Колдуэлл, потому что Мэйсон Колдуэлл – это я.

Кровь отлила от лица Эммы.

– Это… бред. Вы ее сестра.

– У меня нет сестры.

Эмма была в шоке, и это чувствовалось. Мэйсон даже показалось, что она вот-вот упадет в обморок.

– Не может быть!

– Уверяю вас, я – Мэйсон. У Эммы глаза полезли на лоб:

– Мэйсон совершила самоубийство. Зачем вы так говорите?

– Не было никакого самоубийства. Ниже по течению нашли тело другой женщины. Все это просто большое недоразумение, которому, с сожалением вынуждена сознаться, я немало поспособствовала.

Эмма закрыла глаза. Ее пробила дрожь. Затем, ни слова не говоря, она вскочила, выхватила «кольт» из кобуры ближайшего мужчины и нажала на курок.