Испания для королей

РОЖДЕНИЕ МАРИИ И СМЕРТЬ КАРИЛЛО

В канун Рождества Изабелла решила ненадолго сложить с себя обязанности королевы и отдохнуть в кругу семьи. Они редко бывали вместе, а их встречи доставляли ей величайшее удовольствие.

На прошедшие годы она могла оглядываться не без гордости за себя и свое правление.

В королевстве установился прочный мир. Альфонсо Португальский скончался минувшим летом. Он готовился отречься от трона и удалиться в монастырь Варатохо, однако во время путешествия по Алагону подхватил какую-то болезнь, оказавшуюся для него роковой. Альфонсо причинил Изабелле так много неприятностей, что она вздохнула с облегчением, узнав о его кончине.

Суровые меры, предпринятые ею против нарушителей гражданского закона, самым благотворным образом сказались на численности преступников. Вдохновленная этим успехом, она намеревалась изгнать из страны и еретиков.

Своего друга Томаса Торквемаду она видела не часто: его целиком поглотила работа в святом трибунале. Ее духовником на время стал отец Талавера, в истовой религиозности почти не уступавший Торквемаде.

Она понимала необходимость не останавливаться на достигнутом: впереди было слишком много важных дел, ибо укреплением инквизиции и избавлением страны от еретиков ее долг перед Испанией не исчерпывался. Например, она не могла мириться с существованием королевства Гранады, столько лет осквернявшего политическую карту Пиренейского полуострова.

Однако на Рождество ей хотелось забыть обо всех этих проблемах и быть просто счастливой женой и матерью.

Отложив бумаги, она встала из-за стола и пошла в детскую.

Дети встретили ее реверансами, и ей стало немного грустно. Их мать была для них совсем чужой, почти незнакомой женщиной. Она подавила в себе желание обнять их, приласкать и сказать о том, как долго скучала по ним.

Это было бы необдуманным поступком. Ее детям надлежало помнить о том, что она не только родила их, но и стала королевой Кастилии.

– Ну, как дела у моих ненаглядных малышей? – спросила она.

За всех ответила одиннадцатилетняя Изабелла:

– Дела у них идут хорошо, Ваше Величество. И они надеются, что у Вашего Величества дела обстоят таким же образом.

Изабелла чуть заметно улыбнулась. Не слишком ли официальный тон в разговоре с матерью? Впрочем, нужно отдать должное, соответствует придворному этикету.

Ее взгляд остановился на сыне, трехлетнем Хуане. Мог ли он не стать ее любимцем? Фердинанд хотел мальчика – он считал, что наследнику трона подобает быть представителем сильного пола. И она была рада угодить мужу.

А вот и Хуана, прелестная девчушка с живыми карими глазами. Недавно ей исполнилось два годика.

– У меня все хорошо, дорогие мои, – сказала Изабелла. – И я счастлива, потому что у меня и вашего папы наконец-то появилось немного свободного времени, которое мы можем провести с нашей семьей.

– Ваше Величество, а где вы обычно проводите время? – деловито осведомилась маленькая Хуана.

Инфанта Изабелла бросила на нее укоризненный взгляд, но их мать быстро сказала:

– Ничего, ничего. Я отвечу на ее вопрос.

Она села в кресло и посадила младшую дочь к себе на колени.

– Так ты хочешь знать, дитя мое, чем обычно занимаются король и королева?

Хуана кивнула.

Инфанта Изабелла толкнула ее в бок.

– Нельзя кивать, когда разговариваешь с королевой. Нужно отвечать на вопросы, которые тебе задали.

Хуана беззаботно улыбнулась.

– А что же я должна была сказать?

– Ах, Ваше Величество, – совсем по-взрослому всплеснула руками инфанта, – с ней ничего не поделаешь, ей ведь всего только два годика.

– Это мне известно, – сказала Изабелла. – Я только хочу заметить, что в тесном семейном кругу вам не надо соблюдать этикет так же неукоснительно, как в остальных случаях. Но, разумеется, расслабляться вы можете, только когда рядом нет посторонних.

– Хорошо, Ваше Величество, – в один голос сказали маленькие Изабелла и Хуан.

Затем они услышали от матери рассказ об обязанностях короля и королевы: о том, как они переезжают с места на место, как время от времени созывают кортес и управляют страной, как собирают суды и наказывают нарушителей закона.

– Вот и Хуан, он тоже когда-нибудь будет королем. А вы, дочери мои, может быть, станете королевами.

– Королевами? – удивилась маленькая Изабелла. – Но, если корона достанется Хуану, как же мы сможем стать ими?

– Ну, конечно, не Кастилии и не Арагона. Но ведь вы выйдете замуж, и ваши мужья, вероятно, будут королями или принцами. Поэтому со временем вы станете править вместе с ними. Не забывайте об этой возможности и заранее готовьтесь к ней.

Изабелла вдруг замолчала. Ей вспомнилось ее собственное детство, проведенное в Аревало вместе с младшим братом Альфонсо. Вспомнились частые истерики ее матери и бесконечные разговоры на тему: ты можешь стать королем – и королевой – Кастилии.

«Нет, – подумала она, – на этот раз все будет по-другому. Мои дети получат короны без всяких сложностей. И я вовсе не в припадке истерики прошу их готовиться стать королями и королевами».

Она поинтересовалась успеваемостью своих детей. Ей хотелось посмотреть их учебники и послушать, как они читают вслух.

Юная Изабелла взяла книгу, но, прочитав несколько слов, закашлялась.

– Это у тебя часто бывает? – спросила королева.

– Часто, мама.

– Она все время кашляет, – сказал Хуан.

– Нет, мама, не все время, – поправила маленькая Изабелла. – Обычно – по вечерам. Но в таких случаях мне дают микстуру, и кашель проходит.

Изабелла нахмурилась. О здоровье дочери предстояло поговорить с гувернанткой.

Двое младших не вызывали у нее опасений. А вот у старшей дочери был болезненный, хрупкий вид.

– Ваше Величество, – сказала Хуана, – теперь моя очередь читать.

– Она не умеет, – сказала инфанта Изабелла.

– Да, только притворяется, что читает, – добавил Хуан.

– Я читаю, читаю! – закричала Хуана. – Ваше Величество, не верьте им!

– Дочь моя, не надо так волноваться. И обманывать тоже не надо. Если ты говоришь, что умеешь читать, а на самом деле не умеешь, то ты обманываешь людей, и они это знают.

– А обманщики после смерти попадают в ад, – поддержал маленький Хуан. – Или их сжигают здесь, на земле. Их у нас много, обманщиков и лгунов. Они не верят в Бога – в нашего Бога… поэтому их сжигают заживо.

– От кого ты это слышал? – спросила королева.

– Он любит слушать сплетни, – пожаловалась инфанта Изабелла.

– Их сжигают, но это не имеет значения, – продолжал Хуан. – Все равно их ожидает геенна огненная, так говорит мой духовный отец.

– Дети мои, – сказала Изабелла, – эти разговоры не для вас. Давайте лучше послушаем Хуану. Она уверяет меня в том, что умеет читать, и мне будет очень неприятно, если окажется, что она солгала.

Хуана покраснела, и Хуан с сочувственным видом положил ей руку на плечо.

– Ваше Величество, она знает несколько слов – помнит, как они выглядят на бумаге. Поэтому ей кажется, что она читает, когда раскрывает книгу и находит эти слова.

Хуана топнула ножкой.

– Ничего мне не кажется, я и в самом деле читаю! – Тише, дети мои, – велела Изабелла.

– Не забывай, ты стоишь перед королевой, – напомнила младшей сестре инфанта Изабелла.

– Я умею читать! Умею! – не унималась Хуана.

Она спрыгнула с материнских колен и стала бегать по комнате, надрывно крича:

– Я умею читать! Умею, умею, умею!.. Дети смотрели на нее с удивлением и испугом.

Затем Хуана расхохоталась, а через несколько мгновений навзрыд заплакала.

Изабелла в ужасе уставилась на свою младшую дочь.

Эту семейную сцену нарушил Фердинанд. Увидев супруга, Изабелла вздрогнула. Из выражения его лица можно было заключить, что случилась какая-то катастрофа.

Хуан бросился к отцу, но Фердинанд только рассеянно поцеловал его и тут же посмотрел на жену.

– Ну, дети, теперь вы можете пойти поиграть, – сказала Изабелла.

– Нет! – пронзительно закричала Хуана. – Нет, мы желаем побыть с папой!

– Ты слышала приказ Ее Величества? – нахмурилась инфанта Изабелла.

– Разумеется, слышала, – ответил вместо дочери Фердинанд. – И подчинится ему, как только поцелует меня.

Хуана с удовольствием поцеловала его подставленную щеку.

– Очаровательная малышка, – распрямившись и повернувшись к жене, улыбнулся Фердинанд. – Она чем-то похожа на мою мать.

Его слова обрадовали Изабеллу настолько, что она забыла спросить о новости, которую собирался сообщить ей супруг. На его мать, подумала она, – спокойную, рассудительную Хуану Энрикес. Не на мать Изабеллы, влачащую жалкое существование в замке Аревало.

– Вот так, моя маленькая свекровушка, – сказала она. – Теперь можешь идти в свою комнату.

– А кто такая свекровушка? – спросила Хуана.

– Свекровь – это мать мужа, – объяснила Изабелла. Хуана замерла и задумчиво повторила:

– Свекровь – мать мужа… мать мужа…

– Тебе пора идти, – поторопила ее Изабелла. Инфанта Изабелла взяла Хуану за руку и силой заставила ее сделать книксен. Наконец дети ушли.

– У тебя плохие новости, Фердинанд? – спросила Изабелла.

– Мавры взяли штурмом нашу крепость Захару.

– Да, это серьезно. Фердинанд кивнул.

– Мой дед приложил немало сил, чтобы очистить ее от неверных. И вот они снова завладели ею.

– Им это не сойдет с рук.

– Разумеется, дорогая. Будь у нас больше денег, я бы сию же минуту начал беспощадную войну против этих нечестивцев – и не остановился бы до тех пор, пока не изгнал всех мусульман из нашей страны.

– Или не обратил бы их в нашу веру, – поправила Изабелла.

– И тогда над каждым городом Испании развевался бы христианский флаг, – добавил Фердинанд.

У него блестели глаза, и Изабелла догадалась, что в эту минуту ее супруг думал о сокровищах, накопленных в мавританских дворцах.

– Когда-нибудь так все и будет, – сказала она.

Он внимательно посмотрел на нее. Затем вздохнул и положил руки ей на плечи.

– У тебя усталый вид, дорогая. Тебе нужно отдохнуть.

– Дело не в усталости, – улыбнулась она. – Ты ведь знаешь, через шесть месяцев у меня родится еще один ребенок. Хотя работа тоже отнимает силы.

– Береги себя, Изабелла. У нас уже есть трое детей, но все же потерять четвертого мне бы не хотелось.

– Не бойся за меня, все будет хорошо. Скажи лучше, чем может обернуться для нас потеря этой крепости.

– Полагаю, она обернется для нас началом святой войны против мавров.

– Подобные войны – не редкость для нашей страны. В течение последнего столетия их было несколько.

Фердинанд крепче сжал ее плечи.

– Та, которую начнем мы, навсегда положит им конец, дорогая. Помяни мое слово, наша война объединит Испанию.

Три месяца спустя Изабелла приехала в Медину. Она была на шестом месяце беременности, и поездка отняла у нее все силы. Ей вновь и вновь вспоминалось то время, когда после одного из таких путешествий у нее случился выкидыш.

Проезжая мимо городов и селений, видя женщин, работавших или гулявших с детьми, Изабелла в душе завидовала им. Своих детей она любила и жалела о том, что не может сама их воспитывать.

Впрочем, они росли под надежным присмотром, и ей не следовало замыкаться на мысли о них. Вот когда она выполнит свою великую миссию, тогда у нее появится возможность чаще бывать с ними.

К тому времени они уже повзрослеют, с грустью думала она. Может быть, вступят в брак. Но тут уж ничего не поделаешь, слишком велики задачи, все еще стоящие перед ней: избавить страну от еретиков и водрузить христианский флаг над каждым испанским городом – на это могли уйти годы и годы. Она не забывала о неоднократных попытках воплотить эти планы в жизнь, предпринимавшихся в прошлые века. Ей предстояло оправдать и завершить их.

«И все же мы добьемся успеха, ведь Господь на нашей стороне, – говорила она. – К тому же мне помогают такие люди, как Фердинанд и Томас Торквемада. Их поддержка упрощает дело».

К ней пришел духовник, отец Фернандо де Талавера, и Изабелла приветливо поздоровалась с ним.

Женщина набожная, она с особым почтением относилась к своим духовникам. Когда она стояла рядом с ними на коленях и молилась, в ней трудно было узнать властную и самолюбивую королеву.

Торквемада оказал влияние на всю ее жизнь. Талавера стал ее советчиком и другом.

Талавера не обладал суровостью Торквемады – собственно, во всем мире не было человека, крутым нравом превосходившего приора монастыря Санта-Круз, – однако в религиозном рвении не уступал ему. Как и Торквемада, он не заискивал перед Фердинандом и Изабеллой, а когда считал нужным, то и указывал им на их ошибки. И хотя его поведение не всегда нравилось Фердинанду, Изабелла старалась не вызывать недовольства у своего духовника.

Сейчас ей вспомнилось, как Талавера впервые пришел исповедовать ее. Тогда она встала на колени, а он, к ее удивлению, остался сидеть в кресле.

«Святой отец, – сказала она тогда, – обычно мои духовники преклоняют колена вместе со мной».

А Талавера ответил: «Сейчас вы предстали перед судом Господним. Я здесь исполняю Его волю. Поэтому мне, Его представителю, не пристало преклонять колена вместе в вами».

В первое мгновение Изабелла была готова рассердиться. Однако, подумав над словами Талаверы, она не могла не признать его правоту.

В тот день она впервые подумала о том, что в лице Талаверы ей достался такой же бескорыстный и неподкупный духовник, каким был Томас Торквемада.

Сейчас Изабелла призналась ему в том, что ее давно искушает желание жить просто, как все женщины, – заниматься домашним хозяйством, воспитывать детей; что иногда она задается вопросом о том, почему Господь обрек ее на вечную борьбу с врагами Испании.

Талавера покачал головой. Всевышнему было бы трудно обойтись без таких людей, как она, сказал он. Поэтому она грешит против Неба, жалуясь на свое высокое призвание.

– Знаю, святой отец, – вздохнула Изабелла. – Но что делать? На моем месте любая мать мечтала бы о более спокойной жизни, о возможности чаще бывать со своей семьей.

Она вместе с Талаверой стала молить Бога о том, чтобы Он дал ей силы выполнить ее долг перед Испанией и ниспослал достаточно смирения для великой жертвы, которую требовали от нее.

Они все еще молились, когда в комнату неожиданно вошел Фердинанд.

– Спешу сообщить тебе радостное известие, – сказал он. – Христианские войска взяли крепость Альхаму.

Изабелла поднялась на ноги и мысленно поблагодарила Бога за победу, которую Он послал им.

Фердинанд поджал губы. Ее набожность иногда его раздражала. Сам он уже давно решил, что не он должен служить религии, а религия – ему.

– Это место – их сокровищница, – сверкнув глазами, добавил он. – Вот почему они так упорно защищали ее. Когда маркиз де Кадис взял эту крепость, она вся была завалена трупами.

Помолчав, Изабелла сказала:

– Альхама находится всего в пяти или шести милях от Гранады.

– Все арабское королевство оглашают вопли и стенания, – злорадствовал Фердинанд. – Я сегодня же собираюсь в дорогу – на помощь нашему бравому маркизу де Кадису. Сейчас его осаждает вся мавританская армия.

– Он одержал великую победу, – сказала Изабелла.

Маркиза де Кадиса она знала и ценила за воинскую доблесть. Внебрачный сын графа Аркоса, он получил титул за многочисленные заслуги перед королевством и теперь слыл самым бесстрашным солдатом Кастилии.

– Альхама не должна вновь достаться маврам, – сказал Фердинанд. – Когда мы как следует закрепимся в ней, она станет плацдармом, с которого мы начнем нашу кампанию против арабов.

С этими словами он повернулся и быстрым шагом вышел из комнаты. Оставшись наедине с Талаверой, Изабелла сказала:

– Давайте поблагодарим Бога за эту удачу. Они преклонили колена перед распятием. Поднявшись на ноги, Изабелла повернулась к Талавере.

– Друг мой, как только предоставится возможность, я награжу вас за вашу службу.

– Ваше Величество, я не знаю лучшей награды для себя, чем служба вам и вашей династии.

– Но я не могу не отблагодарить вас за ваши заслуги передо мной, – сказала Изабелла. – Когда освободится место епископа Саламанки, я возведу вас в этот сан.

– Ваше Величество, я не приму его. Изабелла опешила.

– Вы ослушаетесь моего приказа, святой отец? Талавера вновь опустился на колени, взял ее руку и с благоговением поднес к своим губам.

– Ваше Величество, – торжественно произнес он, – я смогу принять от вас только одно епископство.

– Какое?

– Гранадское, – ответил Талавера. Изабелла облегченно улыбнулась.

– Что ж, оно будет вашим. Это я вам обещаю. Она не сомневалась в скорой победе над маврами.

В апреле Изабелла переехала из Медины в Кордову, где обосновался Фердинанд. Приближались роды, и она знала, что долгие поездки опасны для нее и ее ребенка.

И все же ей хотелось в это время быть рядом с Фердинандом.

В Кордове она Фердинанда не застала – осада с Альхамы была снята, и он вместе с представителями церкви выехал на встречу с маркизом де Кадисом. Теперь им предстояло превратить мечети в христианские храмы, поэтому они повезли с собой колокола, иконы и парчу для алтарей.

Кастилия ликовала, в Гранаде был объявлен траур.

«Как-то обойдутся с нами христиане?» – спрашивали себя мавры. Во время осады Альхамы они видели, как новые защитники крепости бросали со стен тела побежденных мусульман. Эти тела, обнаженные и обезображенные, лежали несколько недель на земле, и испанцы не позволяли мавританским воинам приблизиться к ним, чтобы похоронить их и не оставить на съедение хищникам и сворам голодных собак, рыскавшим вокруг Альхамы.

«Это ли погребение, достойное воинов, павших на поле битвы?» – вопрошали мавры.

Христиане отвечали: «Но ведь это же неверные! Не предавать же их земле с почестями, полагающимися защитникам правой веры?»

Взбешенные глумлением над прахом их единоверцев и соотечественников, мусульмане предприняли еще один яростный штурм крепости, но к этому времени к маркизу де Кадису прибыло подкрепление, и атака была отбита.

Эту удачу христиане восприняли как поворотный пункт в их многовековой борьбе против мусульман, населявших Пиренейский полуостров.

Изабелла послала в храм Санта-Мария де ла Энкарнасьон собственноручно вышитое алтарное покрывало и выразила сожаление по поводу своей неспособности совершить паломничество в Альхаму, чтобы там благодарить Бога за победу над неверными. Она не смела подвергать опасности жизнь своего ребенка.

В июне Изабелла легла в постель для рожениц. За ее здоровьем следила Беатрис де Бобадилла.

– Посторонним я не могу доверить заботу о вашем самочувствии, – говорила она.

Изабелла улыбалась, гладя на свою неутомимую подругу, и только с ней делилась своими самыми сокровенными мыслями.

– Мне не терпится вновь приступить к работе, – как-то раз призналась она. – Впереди еще так много невыполненных задач.

– Вы – женщина, а не солдат, – проворчала Беатрис.

– Увы, королевам иной раз приходится надевать кольчугу и рыцарские латы.

– Королям проще, – сказала Беатрис. – Они могут полностью посвятить себя правлению своим королевством. А королевы еще и детей рожают.

– Но мне помогает Фердинанд, – напомнила Изабелла. – Когда мне нездоровится, он всегда замещает меня.

– Скоро у вас будет уже четверо детей, – сказала Беатрис. – Не пора ли остановиться?

– Мне бы хотелось еще одного мальчика. Фердинанд тоже мечтает о втором наследнике.

– Мечтает о наследнике! – фыркнула Беатрис. – Порой женщины показывают себя более достойными правителями, чем мужчины.

– А подданные? Им приятней видеть на троне короля, а не королеву.

– Сомневаюсь, Ваше Величество. Если бы так, они бы уже давно ввели в вашем королевстве саллический закон.

– Как бы то ни было, следующим правителем Кастилии – а может быть, и всей Испании – будет мой сын Хуан.

– Не будем загадывать, его время наступит еще очень нескоро, – сказала Беатрис.

– Послушай, Беатрис… – после некоторого раздумья спокойно произнесла Изабелла. – Моя Хуана… ты в ней замечаешь что-нибудь необычное?

– Очаровательное здоровое дитя. Не знаю, что еще можно в ней заметить.

– Ты не кривишь душой? Беатрис немного смутилась.

– А что вас в ней настораживает, Ваше Величество?

– Чрезмерная возбудимость, Беатрис. Склонность к истерикам.

– А по-моему – просто впечатлительная девочка, страдающая от недостатка внимания к ней. Ведь ее брат и сестра намного старше нее, о них-то взрослые и заботятся в первую очередь. Но у нее бойкий характер, она не даст себя в обиду.

– Ты и вправду так считаешь?

Беатрис опустилась на колени перед своей госпожой.

– Ваше Величество, беременные вечно себе что-нибудь выдумывают. Извините за грубость, но, по-моему, вы тоже склонны фантазировать.

– Мне радостно слышать эти слова, моя дорогая подруга. Беатрис поцеловала ее руку.

– Всегда готова служить вам… и умереть за вас, Ваше Величество.

– Давай-ка лучше поговорим не о смерти, а о рождении. Мне кажется, скоро начнутся схватки. Пожалуйста, Беатрис, молись о том, чтобы был мальчик. Фердинанд будет рад ему… Ведь у нас уже есть две девочки, а мальчик только один. Это извечная проблема всех королевских династий. Наши дети – не просто дети, а наследники трона, поэтому они принадлежат не нам, а государству… Молись о мальчике, Беатрис.

– Хорошо, Ваше Величество, – торжественно произнесла Беатрис.

Через несколько дней у Изабеллы родилась девочка. Ее нарекли Марией.

В келье севильского женского монастыря молодая женщина стояла на коленях, но не молилась, а слушала колокольный звон, доносившийся из окна, и думала: если я здесь останусь, то сойду с ума.

Даже здесь забытье оказалось ей недоступно. Всякий раз, когда раздавались удары колоколов, она вспоминала мрачную процессию, двигавшуюся по улицам ее города, слышала голос проповедника в кафедральном соборе, видела осужденных в желтых балахонах, а среди них – человека, которого любила больше всех на свете. И почти чувствовала едкий запах дыма, поднимавшегося над полями Таблады.

«Это точно, – в тысячный раз повторяла она. – Если я здесь останусь, то сойду с ума».

Но куда она могла податься? Никуда. Дом, принадлежавший ее отцу, конфисковали сразу после его казни. Имущество перешло в руки инквизиторов: они отняли у него жизнь и состояние, а у его дочери – душевный покой.

Если бы у нее родился ребенок!.. Но как могла монашка, жившая в женском монастыре, стать матерью? Она потеряла ребенка. Лишилась отца. Утратила свободу.

«Как мне забыть обо всем этом?» – спрашивала она себя. Пожалуй, один способ все-таки был. Ее грубую монашескую одежду могли сменить изысканные наряды, дорогие украшения. Она могла спать на мягкой постели, в обнимку с любовником, а не на жесткой скамье, стоявшей в углу ее кельи.

Может быть, легкая, беззаботная жизнь помогла бы ей забыть горе.

«Нужно бежать отсюда, – решила она. – Если я здесь останусь, то сойду с ума».

Срок ее послушничества уже истекал. Скоро ей предстояло дать монашеский обет, а он положил бы конец всем ее надеждам. Первая красавица Севильи была бы обречена жить в одиночестве, в угрюмом женском монастыре.

Она провела рукой по своим стриженым волосам. Они снова отрастут, подумала она, снова обретут былую красоту. Нужно только не медлить, а то будет слишком поздно.

Когда стемнело, она вышла за монастырские ворота.

Собирать подаяния на нужды обители, подумалось монашкам. Они не догадывались об ее истинных намерениях.

Свернув на соседнюю улицу, она направилась к отцовскому дому.

Глупо, он уже не принадлежал ни ему, ни ей.

Когда она стояла возле своего бывшего дома, к ней подошел изысканно одетый прохожий. Ее капюшон свалился на плечи, открыв стриженые черные волосы. Ее лицо сейчас было таким же красивым, как в тот день, когда она сидела на балконе, обмахиваясь веером.

– Простите, вы чем-то расстроены? – вежливо спросил мужчина.

– Я убежала из монастыря, – сказала она. – Теперь у меня нет даже крыши над головой.

– Но почему вы убежали оттуда? Может быть, вам лучше вернуться к вашим сестрам?

– Нет, монастырская жизнь – не для меня.

Мужчина внимательно посмотрел на нее – на нежные глаза, чувственные губы. Помолчав, он сказал:

– Вы очень красивы.

– Я уже давно не слышала этих слов, – ответила она.

– Если хотите, можете остановиться у меня, – предложил он. – По крайней мере – до тех пор, пока не найдете какое-нибудь другое пристанище. Ну как, согласны?

Она поколебалась. У него были вежливые манеры, но его намерения не вызывали сомнений, и она знала, на какой путь он ей предлагает ступить. Куда приведет ее этот путь? Не лучше ли вернуться в монастырь?

Ее колебания были недолги.

Ведь на это она и рассчитывала, уходя из монастыря. А мужчина ей понравился. И он обещал ей покровительство.

– Согласна, – сказала она.

Она отвернулась от дома своего отца и улыбнулась мужчине.

Архиепископ Толедский Альфонсо Карилло закончил исследования в лаборатории, оборудованной в его резиденции в Алькала-де-Хенарес, и вернулся в свои покои.

Слугам он сказал:

– Я устал, пойду лягу в постель.

Слуги удивились. Они еще никогда не видели архиепископа таким тихим, смирившимся с судьбой. Казалось, его больше не интересовали ни государственные дела, ни научные эксперименты, прежде отнимавшие у него все свободное время.

Чуть погодя их господин попросил позвать священника.

– Мне плохо, – сказал он. – Чувствую, Господь скоро призовет меня к себе.

Слуги бросились выполнять его просьбу, а он, продолжая лежать в постели, предался воспоминаниям.

– Она великая королева, наша Изабелла, – пробормотал он. – Вся Кастилия охвачена огнем инквизиторских костров. Не сомневаюсь, ей удастся изгнать еретиков из ее королевства – не только еретиков, но и мавров. Она объявила им беспощадную войну.

Он закрыл глаза, а его губы все еще шевелились.

– А ведь если бы не я, она бы никогда не взошла на трон. Вот как несправедливо распорядилась судьба. Я лежу в этой постели, забытый всеми своими бывшими друзьями, а она без меня управляет страной. Ах, какую глупость я совершил!.. Не нужно было мне обижаться на Фердинанда и его отношение ко мне. Не нужно было так открыто негодовать из-за возвышения кардинала Мендозы, этого старого лиса. Теперь все только и ждут моей смерти, чтобы назначить его главой испанской католической церкви!

Из-под его ресниц потекли слезы.

– Да, глупо! Я привел ее на трон и думал, что смогу в любой момент свергнуть ее. Но я ошибался. Я не знал Изабеллы, не догадывался о силе ее характера. Но трудно ли тут было просчитаться? Когда еще под такой располагающей внешностью скрывалась такая недюжинная воля?

Он забылся сном, а когда проснулся, у его постели стояли священники. Они пришли, чтобы отслужить прощальную мессу.

Близился конец его бурной жизни.

Новость из Лохи застала Изабеллу в детской, куда она пришла навестить трехнедельную малютку Марию.

Потеря Альхамы напугала короля Гранады Абула Хасана, и во всем его королевстве был объявлен траур. Однако арабы недаром слыли воинственным народом. А кроме того, в прошлом они умели превращать поражения в победы.

Они выступили в поход и возле Лохи встретились с христианами.

Возможно, христианам вскружил голову успех, достигнутый в Альхаме. А может быть, они недооценили резервы и возможности своего врага.

В результате под Лохой они потерпели неслыханное поражение. Если бы к арабам вовремя подошло подкрепление из Гранады, то Абул Хасан вообще не оставил бы ни одного человека от армии Фердинанда.

Выслушав это известие, Изабелла ничем не выдала охватившей ее тревоги.

Она послала за кардиналом Мендозой и, когда он явился, пересказала ему полученную новость.

Он склонил голову, и они несколько секунд молчали.

Затем Изабелла сказала:

– Думаю, это событие мы должны воспринимать как предостережение, посланное нам свыше. До сих пор мы были слишком самоуверенны. Нам казалось, что своими победами мы обязаны нашим солдатам и их воинской доблести, а не Богу.

Мендоза бросил на королеву взгляд, который она истолковала как выражение полного согласия с ее словами. Однако на самом деле кардинал удивлялся ее способности видеть Божий промысел во всем, что с ней происходит.

Инквизиция свирепствовала во всей Кастилии. Во многих городах обстановка менялась чуть ли не после каждой ночи. Люди ходили по улицам, озираясь и стараясь не смотреть друг на друга. Никто не доверял соседу, все боялись доноса, по вечерам ожидали стука в дверь и зловещего оклика: «Именем инквизиции, откройте».

Тем не менее, когда он спрашивал у нее, что происходит с ее городами, она неизменно отвечала: «Их очищают от еретиков». Ей казалось, что, укрепляя в Испании инквизицию, она угождает Богу.

В конце концов она добьется всего, чего пожелает, размышлял Мендоза. Ее решительности и силе воли позавидовали бы многие мужчины. Но почему ей все так удается? Почему? Может быть, потому что она не задается вопросом об оправданности своих поступков. Она королева Изабелла Кастильская – следовательно, управляя страной, она исполняет волю Бога на земле.

– Мавры не раз доказывали нам свою силу, Ваше Величество, – сказал кардинал. – Я думаю, если бы Кастилией правила менее отважная и мудрая королева, задача, стоящая перед нами, была бы неосуществима.

Этот комплимент Изабелла приняла за чистую монету. Недаром Мендоза слыл самым галантным мужчиной при кастильском дворе. Конечно, ему не хватало честности и бескорыстности, присущих Талавере и Торквемаде, однако его общество было ей приятно, и она прощала ему и высокомерие, и образ жизни, который он вел. Все-таки он был мудрым человеком – словом, устраивал ее в качестве советника и доверенного лица.

Она сказала:

– В этой войне мы одержим победу. Но для вас, мой друг, у меня есть еще одно известие – из Алькала-де-Хенарес. Два дня назад умер Альфонсо Карилло. Несчастный Альфонсо, я искренне сожалею о его смерти. Он ни в чем не знал меры – ни в политике, ни в науке. Его поступки слишком часто наносили вред моим интересам, но все же это он помог мне взойти на трон, и я никогда не забуду его давних заслуг передо мной.

– Ваше Величество, не стоит переживать из-за его кончины. Он был вашим другом, когда видел в этом выгоду для себя.

– Вы правы, архиепископ.

Кардинал внимательно посмотрел на нее. Она улыбнулась – свойственной ей мягкой улыбкой.

– Кому же, как не вам, теперь стать архиепископом Толедским и главой испанской католической церкви? Кому другому можно доверить будущее нашей веры?

Мендоза молча встал на колени и поцеловал ее руку.

Он был честолюбивым человеком и преклонялся перед королевой, в эту ответственную минуту способной забыть о репутации своего доверенного лица и вспомнить о его исключительных деловых качествах.

Фердинанд ходил взад-вперед по просторным королевским апартаментам. До сих пор ему казалось, что победа над маврами уже не за горами, – в отличие от супруги он не умел хладнокровно принимать неудачи.

Впрочем, Изабелла, хотя и не выдавала своих чувств, была крайне насторожена новостями, которые только что сообщили им.

Они полагали, что Бельтранея, укрытая за стенами женского монастыря, уже никогда не причинит им беспокойств. Разве она не дала монашеский обет, запрещавший ей участвовать в мирской жизни?

Фердинанд воскликнул:

– Ну, кто может знать наперед, какую новую глупость задумает Людовик? Нет никаких сомнений, он метит в Наварру. Но Наварра принадлежит нам! Она моя!.. Она досталась мне от моего отца.

Изабелла обдумывала сложившуюся ситуацию. Дочь Карла Третьего Наваррского, первая супруга Фердинандова отца Хуана Арагонского, оставила Наварру своему сыну Карлосу, не без участия Фердинанда убитому и таким образом уступившему ему трон. Наварра тогда перешла к Бланш, старшей сестре Карлоса и отвергнутой жене Генриха Четвертого Кастильского. Несчастная Бланш скончалась вскоре после брата – не без содействия ее сестры Элеоноры, желавшей передать Наварру своему сыну Гастону де Фуа.

После смерти Хуана Арагонского, титулованного также королем Наварры, Элеонора обеими руками ухватилась за власть, но правление ее было недолгим. Она лишь на три недели пережила своего отца.

Убийство сестры Элеонора организовала для того, чтобы ее сын Гастон де Фуа мог унаследовать Наварру, однако тот сам был убит во время поездки в Лиссабон, за несколько лет до смерти Элеоноры – в результате чего право наследования перешло к его сыну Франциску Фобосу.

Гастон состоял в браке с принцессой Маделиной, сестрой Людовика Одиннадцатого Французского, поэтому Людовик, уже давно не спускавший глаз с Наварры, собирался не допустить ее присоединения к Арагону.

Фердинанд не мог не поделиться с Изабеллой своими опасениями.

– Кто знает, что у Людовика на уме? Сейчас он намекает на возможность свадьбы наваррского короля Франциска Фобоса и Бельтранеи!

– Эта свадьба не состоится! – воскликнула Изабелла. – Бельтранея постриглась в монахини, поэтому остаток своих дней она проведет в Коимбре, в монастыре святой Клары.

– Ты полагаешь, обет, который дала Бельтранея, остановит Людовика Французского, если он замыслил ее брак с Франциском?

– Возможно, ты прав, – подумав, сказала Изабелла. – Судя по всему, он желает установить в Наварре французское правление. Мало того, если Бельтранея станет женой его племянника Франциска Фобоса, он поддержит ее притязания на мою корону.

– Верно! – согласился Фердинанд. – Он знает о нашей войне с маврами и о поражении, которое мы потерпели под Лохой. Этот негодяй ждет удобного момента, чтобы напасть на нас.

– Мы остановим его, Фердинанд. Ничто на свете не должно помешать довести до победного конца нашу священную войну.

– Мы устраним все препятствия, которые встанут на нашем пути, – кивнул Фердинанд.