Исполнение желаний

Глава 7

Следующая неделя казалась бесконечной. Занятия прекратились, не было больше совместного чтения романов или поэзии. Инез молча шила и вышивала, и писала множество писем, затворившись в своей спальне, а Клэр проводила время на балконе, тяготясь видом моря и финиковых пальм. Инез преднамеренно старалась как можно реже оставаться с ней наедине.

Боль от их изменившихся взаимоотношений Клэр находила просто невыносимой.

По мере того как текли день за днем, шансы восстановить их прежнюю дружбу становились все более и более проблематичными. Может, все было бы иначе, если бы Николас вдруг не отказался от своей привычки проводить ежедневно один вечерний час в семейном кругу в Каза-Венуста. Он не появлялся целых четыре вечера сряду, пока сеньор Сарменто, несколько встревоженный этим, не послал ему записку в бунгало. На следующий день Николас приехал раньше обычного, до того, как сеньор покинул веранду, и вел себя так, словно куда-то торопился.

— Вы почему пренебрегаете нами, мой сын? — хотел знать старый сеньор. — Мы очень без вас скучали. Вряд ли стоит менять добрые привычки.

— Простите меня. Но так случилось, что все эти дни нам приходилось работать до позднего вечера.

— Это на вашей-то дороге? Но ведь солнце садится рано, а после наступления темноты кто же работает?

— У нас сейчас очень ответственный этап, сеньор.

— Даже если это и так, согласитесь, что все равно необходим отдых. Вы не очень хорошо выглядите, Николас, а эти мои девушки тоже перестают улыбаться, когда вы не появляетесь. Смотрите, как им приятно видеть вас! Сегодня у вас есть возможность загладить вину, оставшись у нас на обед, после чего мы послушаем музыку.

— Мне бы очень хотелось остаться, сеньор, но это невозможно. Граф ожидает меня к обеду в Кастело.

— Очень жаль, — проговорил с досадой сеньор Сарменто. — Тогда, может быть, завтра, мой друг?

— Завтра и послезавтра я буду помогать доктору Гомесу в клинике во время его осмотров. Наши рабочие должны пройти медицинское обследование, и в вечерние часы мы должны будем вместе заполнить их карты.

Старый сеньор остался удовлетворенным этим ответом, но обе женщины вовсе не поверили в эти объяснения. Николас намеревался как можно менее демонстративно прекратить свои регулярные визиты на виллу Сарменто.

Что касается Мануэля, то до них доходили обычные сплетни, которые иногда вспыхивали с новой силой. Жители других вилл рассказывали о том, что он время от времени приглашал их для игры в теннис или на обед. Они с сочувствием говорили о том, что Далена Монтейра, несмотря на ее благородное происхождение и очень милую внешность, не шла ни в какое сравнение с неотразимой блондинкой Франческой Альварес.

Клэр переносила все эти пересуды с удивительным присутствием духа. Она была только одной из многих, кто оказался жертвой очарования и целостности личности Мануэля. Разве можно было бороться с таким несчастьем? Поэтому, перенося его, следовало брать пример с нетерявшей достоинства Инез, которая не расставалась со своей иглой, просматривала журналы и строго следила за своей корреспонденцией.

Но вот настал день, когда Клэр узнала о причине такого усердного обмена письмами. Обе женщины обедали на этот раз вместе с сеньором.

Сеньор сделал два бутерброда для Клэр, один с красным джемом, а другой с белыми кусочками цыпленка. То же самое было сделано для Инез, которая молча и сосредоточенно смотрела в свою тарелку. Тон ее высказываний был неторопливым, но ей не хотелось встречаться глазами с Клэр, которая сидела за столом напротив нее.

— Мы обсуждали многие вещи сегодня утром, таита и я, и пришли к некоторым решениям. Вы помните, что мой брат помолвлен и собирается жениться?

Левая рука Клэр сжалась на коленях.

— Да, конечно, помню.

— Он просил отца определить дату свадьбы, причем как можно скорее. Поначалу мы намеревались лететь в Опорто для участия в церемонии, покинув остров на неделю. Мы, естественно, оставили бы вас здесь, предоставив заботам Энрике и Жозефа. Но по ряду причин мы изменили наши планы. Здоровье таиты значительно улучшилось, и до тех пор, пока он не слишком активен, ему не повредит жить в Португалии. Существует, кроме того, и другая проблема: на кого мой брат оставит дела на то время, пока он и его молодая жена отправятся праздновать… вы называете это медовый месяц. Поэтому мы решили закрыть Каза-Венуста и возвратиться в Опорто навсегда.

Это было потрясение, к которому Клэр совершенно была не подготовлена, и ее мозг отказывался переварить такое множество обстоятельств, которые неожиданно сваливались на ее голову.

— Значит, вам не хочется покидать остров? — спросила Инез ровным голосом.

— Нет… я не поеду в Португалию.

Звук собственного голоса придал Клэр смелости.

— Мне, конечно, хотелось бы посетить вашу страну, но я окажусь там совершенно чужой, к тому же мне необходимо зарабатывать на жизнь, вы знаете.

— Вы будете жить с нами.

— Вы и сеньор очень добры ко мне, но этого может не получиться.

— Вы имеете в виду, — говорила Инез совершенно бесстрастно, — что здесь, на Святой Катарине, у вас есть опекун, который не только говорит на вашем родном языке, но и понимает вас; в Опорто у вас не будет английского друга. Мы принимаем это во внимание и понимаем, что решение может быть принято только вами. Планируем отправиться в конце следующей недели, обычным рейсовым самолетом, а потому у вас есть несколько дней, чтобы все обдумать.

Ленч болезненно медленно подходил к концу. Инез сделала знак слуге, и сеньор, извинившись, поднялся к себе в комнату.

Инез не последовала за ним, как обычно. Она, несколько поколебавшись, остановилась в арке холла ровно настолько, сколько было необходимо для того, чтобы произнести следующую тираду:

— Я не хотела этого касаться в присутствии таиты. Вы и я — не враги, Клэр, и я никогда не буду сожалеть о том, что мы привезли вас на остров. Вы научили меня гораздо большему, чем вы думаете. Я не хотела, чтобы вы думали, что я ревную вас за вашу привязанность к… Николасу. Я бы ничего не хотела лучшего, как оставаться с вами друзьями навсегда, но… вы же не лишены здравого смысла. Существуют вещи… — она уже собиралась уходить, но затем добавила: — Не следует так печалиться. Жизнь постоянно меняется.

Оставшись в одиночестве, Клэр направилась в сад. Инез было двадцать семь, почти двадцать восемь; к этому времени она, вероятно, выработала такие устои в жизни, которые помогают ей преодолевать разочарования и боли сердца. У нее, кажется, существуют неограниченные резервы самоконтроля. Но ее разочарование казалось таким ненужным, такой ужасной потерей.

И вдруг острая мысль пронзила мозг Клэр. Как воспримет Николас известие об отъезде семейства Сарменто с острова? Не долго думая, Клэр направилась по каменистой дороге в сторону города.

Она предположила, что Николас должен был, несомненно, находиться в рабочем лагере в верхней части улицы.

Клэр уже почти дошла до склона, ведущего к набережной, когда откуда-то из-за города раздался глухой рокот, эхо от которого уходило раскатами в глубину моря. Строители начали взрывать скалистые стены узкого прохода на другой стороне центральной улицы. Ей, конечно, могли не разрешить приблизиться к месту расположения рабочего лагеря, чтобы переброситься несколькими словами с Николасом.

Но беспокойство заставило ее поторопиться и пренебречь опасностью.

Улочка, по которой она решила пройти, была перегорожена колючей проволокой от новой дороги, и прямо перед ней возник большой щит с объявлением: «Опасно. Ведутся взрывные работы». На португальском языке это предупреждение совсем не звучало комично. Тем не менее она подлезла под проволоку и осмотрелась.

Этот участок дороги был прямым и лишенным деревьев. Примерно в полумиле отсюда группа мужчин грузила в большой фургон, запряженный мулами, глыбы от скал, разрушенных недавним взрывом. Пыль все еще висела над ними густым облаком. Ближе, почти у края дороги, на свободном пространстве стоял полотняный шатер. Это, несомненно, была переносная контора Николаса, о которой она много раз слышала, но до сих пор ни разу не видела. Она лихорадочно устремилась к нему, страстно надеясь застать его на месте.

Клэр отдернула парусиновый вход.

Николас поднял голову от чертежей, покрывавших его стол, и вскочил на ноги:

— Клэр, моя дорогая девочка, о чем ты думаешь? Это совсем неподходящее место для тебя!

— Я знаю. Но мне нужно срочно переговорить с тобой.

— Разумеется. Так в чем же дело?

Николас выглядел изнуренным от жары и очень уставшим. Было совершенно ясно, что время для разговора было явно неподходящим.

— Николас, ты не мог бы приехать сегодня вечером в Казу? Я встречу тебя около твоего дома в пять тридцать, и мы прогуляемся вместе. И тогда мы сможем переговорить.

— Боюсь, что я буду занят.

— Господи! — в отчаянии она наклонилась вперед, держась руками за деревянную спинку стула. Все намеки на легкость сами собой улетучились, и ее поднятое к нему лицо было униженным и напряженным. — За последнее время ты почему-то всегда занят — никто не может приблизиться к тебе. Но если ты не можешь встретиться со мной сегодня вечером, то тогда ты должен выслушать меня сейчас, сколько бы времени это ни заняло. Николас, Сарменто покидают остров в конце следующей недели, закрывают Казу и увозят с собой всех слуг в Опорто.

Внутри у него что-то явно дрогнуло. Клэр не сомневалась в этом. Но буквально спустя мгновение он уже был в состоянии вернуться к столу, смахнуть пепел с чертежа и усесться, вытянув ноги, положив их, как обычно, друг на друга.

— Это довольно сильный удар по твоим интересам, — сказал он.

— По моим? Меня совсем не волнует, что со мной может случиться после того, как они уедут. Николас, ты такой милый… Я не имею права говорить об этом…

— Вот и не говори, — обрезал он ее. — Половина проблем, которые возникают в мире, создаются благодаря донкихотским вмешательствам людей в дела, которые их не касаются. Инез пригласила тебя поехать с ними?

Клэр кивнула в ответ.

— Но я не могу этого сделать. И она знает почему. Ее английский уже близок к совершенству, и она больше во мне не нуждается. Но это совсем другой вопрос. — Прерывающимся голосом она произнесла: — Инез уезжает, Николас. Вообще это для тебя что-нибудь значит?

Он поднял брови.

— Естественно, кое-что это значит для меня. Во-первых, сеньор Сарменто вполне в состоянии совершить путешествие, и я очень рад за него. А может быть, ты все-таки поедешь с ними как их гость, хотя бы на один месяц?

— Николас! Прекрати, пожалуйста!

Он пожал плечами.

— А чего, собственно, ты от меня хочешь? Я привез тебя сюда, чтобы помочь тебе пережить трудный период одиночества и трудностей. Все это было осуществлено, но ты должна была понять, что твое пребывание в Каза-Венуста может в один день прекратиться. Конечно, я все сделаю ради тебя, что в моих силах. Фактически, если ты сможешь остаться здесь еще на восемь или десять недель, мой контракт будет завершен, и я смогу сам увезти тебя в Англию. Это доставит тебе самую большую радость.

В отчаянии и от избытка чувств она взорвалась:

— Я же сказала тебе, что я ни на йоту не волнуюсь за себя. Разве тебя совсем не волнует тот факт, что Инез уходит из твоей жизни навсегда?

Николас улыбнулся.

— А не кажется ли тебе, что ты устраиваешь мелодраму, моя дорогая? Видишь ли, Клэр, — голос его звучал безразлично, — ты еще слишком молода и придаешь большое значение ординарной дружбе, это обычная ошибка юности. Считаешь, что невозможное можно преодолеть. Жизнь становится гораздо проще, если человек осознает свои собственные пределы и рассчитывает на гораздо меньшее, чем он заслуживает.

— Это пораженческая философия!

— Нет, мой милый дружочек, она основывается на логике — том важном качестве, которым многие женщины пренебрегают. Я не советую тебе подавлять свои интуицию и инстинкты, да ты и не можешь этого делать; к тому же ты гораздо милее с ними, чем была бы без них. Но я намного старше тебя и тоже кое-что пережил. Как это ни может показаться странным, моя маленькая радость, но я совершенно четко знаю, что делаю.

— Но я так хочу, чтобы ты был счастлив, Николас!

Он встал и подошел к ней:

— Ты уже провела здесь на пять минут больше, чем положено, Клэр. Я должен отослать тебя отсюда немедленно.

Все еще крепко держась за спинку стула, она посмотрела на него.

— Когда ты появишься в Казе?

— Как-нибудь на следующей неделе. Извести меня, должен ли я заказать тебе билет в Лондон на рейсовый самолет, это потребует времени. Глядя на это со стороны собственной выгоды, я бы предпочел, чтобы ты осталась на Святой Катарине. Поразмышляй над этим несколько ночей, и мы обговорим с тобой результаты. Я увижу тебя в субботу.

Она кивнула в ответ с полной безнадежностью и направилась к выходу из палатки.

В следующий момент все внутри ее сжалось при виде тени, движущейся снаружи вдоль палатки.

— Николас! — раздался резкий командный голос.

Испуганный взгляд Клэр встретился с серо-голубыми глазами Николаса.

— Это Мануэль, — выдохнула она. — Оставь меня здесь и выйди к нему наружу. Пройди с ним немного по дороге, а я тем временем исчезну.

Прошло какое-то мгновение для того, чтобы он совместил свое неодобрение этой увертки с одновременным желанием спасти ее от неприятной встречи, и это колебание ни к чему не привело. Мануэль вошел в палатку. Он взглянул на Клэр холодно и безжалостно, к тому же подчеркнуто критически, но тем не менее слегка ей поклонился.

Обращаясь к Николасу, произнес:

— Там нуждаются в твоей помощи, мой друг. Создалась катастрофическая ситуация с одним из фургонов, и никто не знает, как извлечь из него одну штуку.

— Клэр собиралась вот-вот уходить…

— Я провожу ее. Пожалуйста, иди и переговори с прорабом. У него нет никакого понятия, как исправить дело самому, и это еще больше может увеличить ущерб.

Николас грустно улыбнулся Клэр.

— Тебе едва ли удастся избежать того, что тебя сейчас отчитают, моя дорогая. Будь истинной британкой и переноси наказание с высоко поднятой головой.

Целую минуту после того как он ушел, ни один из них не произнес ни слова. Парусиновая палатка до предела была наполнена Мануэлем и его гневом.

— Вы, разумеется, думаете, — потребовал он, — что правила создаются для других, но не для вас! Все входы на дорогу заблокированы, на каждом столбе существует объявление, запрещающее проход сюда кому бы то ни было. Почему же, в таком случае, вы вдруг оказываетесь здесь?

— Мне было необходимо увидеться с Николасом. Не вините его в этом. Он и представления не имел, что я приду сюда.

— На этот счет у меня нет сомнений. Он никогда бы не подверг вас опасности. Что это за игра, в которую вы играете с Николасом?

— Никакой игры, уверяю вас, сеньор, — возразила она тотчас же. — Все было намного серьезнее. Я сожалею, что нарушила ваши бюрократические…

— В вашем ответе трудно заметить сожаление. А правила ради безопасности людей вовсе не бюрократия. К ним нельзя относиться с пренебрежением. Зачем вы приходили к Николасу?

С ледяным презрением добавил:

— Считается ли в вашей стране обычным делом, если женщина, которая вообразила себя влюбленной в мужчину, может преследовать его даже на работе? Я не поверю в это. Здесь в любом случае я не потерплю подобных поступков!

Этот последний натиск Клэр едва ли могла оставить без ответа. Слова стали вылетать из нее, как небольшие острые камни:

— Позвольте мне заверить вас, сеньор, что если бы я подумала, что существует хотя бы малейшая возможность встретить здесь вас в послеобеденное время, то я бы сюда не пришла никогда. Дело, с которым я пришла к Николасу, было частным и срочным.

— Это понятно, — произнес он саркастически, — я надеюсь, что все завершилось успешно?

— Нет, все было наоборот, — тотчас же возразила она. — Остров полностью изменил его, и он больше совсем не мой прежний Николас. Вы как-то сказали, что я являюсь причиной его несчастья…

Он резко поднял руку:

— Хватит! Не будем устраивать крика, чтобы не привлекать сюда рабочих. Достаточно уже того, что они видели, как вы входили сюда. Давайте пройдем к машине, и я отвезу вас домой.

— Благодарю вас, я предпочитаю ходить пешком.

Его рот сузился и перекосился.

— В данном вопросе, я думаю, вы все-таки подчинитесь мне.

— А вот в этом, сеньор, вы ошибаетесь, — резко ответила Клэр, сверкнув глазами. — Я все-таки пойду пешком. Пребывание с вами в одном автомобиле подействует на меня подавляюще — и если я соглашусь принять ваше покровительство, то буду просто презирать себя. Разрешите мне пройти!

Граф не двинулся с места. Сверкание его глаз, белые ровные зубы, которые просматривались между этими сузившимися ироническими губами, заставили ее сердце трепетать от страха и ненависти. Как она любила… и ненавидела его.

— Пойдемте, сеньорита, — сказал он с непоколебимым спокойствием. — Я отвезу вас в Казу.

Его пальцы сомкнулись вокруг ее локтя, чтобы вывести ее навстречу слепящему солнечному свету.

Длинный кремового цвета автомобиль стоял чуть поодаль. Левой рукой Мануэль открыл дверцу машины, а другой, которая все еще удерживала ее в своих твердых тисках, он почти силой усадил ее на сиденье.

Они подкатили к воротам Каза-Венуста. Мануэль немедленно встал, обошел машину на ее сторону, просунул тонкую ухоженную руку через открытое оконце и приподнял защелку безопасности. Дверца открылась, и мгновенье спустя Клэр была на дорожке.

— Мануэль!

К ним направлялась через лужайку Инез.

— Уже больше недели вы не приезжали к нам. Вы так заняты с вашими гостями, что совсем забыли о моем бедном таите.

— Как поживаете, Инез? — он улыбался, но реакция от бурлившего внутри его гнева явно не располагала к душевности. — Ваш отец наверняка сейчас отдыхает. Возможно, в выходные дни я заеду и принесу свои извинения.

Инез наконец подошла к дорожке. Она прикоснулась к его рукаву.

— Только «возможно», Мануэль? Наверно, это так трудно — отвлечься от этого очаровательного «соловья»? До нас доходят слухи, что Франческа снова поет.

— Немного. Горло стало лучше, но все еще не набрало достаточной силы.

— На следующей неделе мы организуем один из приемов для местных жителей. Это будет одна из неофициальных встреч, когда народ собирается вместе с детьми. Нам бы так хотелось, чтобы вы привезли Франческу на ленч или обед — все, что вас устроит, — просто вы и она. Я прошу об этом как об особом одолжении, Мануэль.

— Это я должен быть обязанным вам, Инез, и уверен, что Франческа будет просто очарована. А теперь, надеюсь, вы извините меня?

Он поклонился и легко коснулся губами ее руки. Клэр он также поклонился, но даже не взглянул на нее, исключив ее к тому же из зоны своей прощальной улыбки.

Инез еще постояла некоторое время, наблюдая, как автомобиль удалялся. А потом они пошли по дорожке к дому.

— Мануэль был каким-то странным, — сказала Инез задумчиво. — Я никогда не чувствовала с его стороны такого отчуждения. Другой бы, если бы подумал, что очень скоро мы уедем, даже бы настоял на том, чтобы повидаться с моим отцом, причем сегодня же.

Клэр была измучена всеми этими обманами, ей до смерти надоели дипломатические ухищрения, которые никуда, кроме тупика, ее не привели. Она чувствовала себя измотанной — как физически, так и духовно.

— Он не знает, что вы покидаете Святую Катарину, — заявила она бесхитростно.

Отношение к этому заявлению другой девушки было удивленным и вопросительным.

— Вы не сказали ему об этом? Тогда что же он вообразит о моем приглашении? Он же не поймет, что это будет прощальный прием для наших друзей.

— Он, несомненно, очень скоро узнает об этом.

— Но, Клэр, — черные крылья ее бровей озадаченно сомкнулись, — Мануэль только что привез вас из города, разве не так?

— С новой дороги, — поправила ее Клэр на срывающейся ноте.

— С новой дороги? Я понимаю, — сказала она, помедлив. — Вы встречались с Николасом. Ну и что, — ее плечи слегка расправились, как бы готовя себя к получению дополнительного груза, — что же наш великолепный друг Николас решил вам сказать?

— Он был занят, но я заставила его слушать себя. Я думаю, что новость потрясла его.

— Возможно, что это и так. Вы упомянули в разговоре, что мы хотели бы забрать вас с собой?

— Да, но я также сказала ему, что не могу принять вашей щедрости. В качестве альтернативы он предложил мне остаться на острове.

Было ясно, что у Инез не было никаких на этот счет комментариев. А потому Клэр повернулась, чтобы войти в холл.

— Я разгорячена и немного утомлена. Поднимусь и переоденусь.

Но даже в легком шелковом халате, стоя на примыкавшем к ее спальне балконе, Клэр никак не могла избавиться от лихорадочного брожения мыслей в голове. Простые размышления о предстоящей неделе заставляли ее содрогнуться. Вдали от острова она будет полуживым человеком. Конечно, Мануэль превратился во врага, и такого ожесточенного, но, жесток он был или ласков, она любила его.

Ей не хотелось думать ни о чем другом, что случится после субботы, после встречи с Николасом. Они будут вести беседы в своей преднамеренно неторопливой манере, и, может быть, Клэр даже доверится ему и расскажет о своей любви к Мануэлю. Господи, какое это будет благословенное облегчение!

Но все произошло по-другому, планировавшаяся на следующую субботу встреча Клэр и Николаса не состоялась. Задолго до этого произошло совершенно неожиданное событие.