Исполнение желаний

Глава 9

По всей вероятности, Клэр просто повезло, что у Инез не оказалось в гардеробе платья, которое бы соответствовало ее представлениям о том, какое именно одеяние должно украшать главную фигуру помолвки.

— Для простого вечера на нашей вилле вполне бы подошло платье из зеленого шелка, но не для роскошного приема в замке Кастело — я же знаю Мануэля! И конечно, следует отдать должное Николасу. Одним словом, необходимо новое платье.

— Какие проблемы? Мы сошьем его за три дня, — сказала Клэр. — Давайте посмотрим, какие ткани залежались в ваших сундуках.

После этого они направились в кладовку, где за многие годы скопилось такое количество всякого рода отрезов тканей, что разбегались глаза!

— Вот это могло бы подойти, — сказала Инез с сожалением в голосе, извлекая голубую ткань, — из этого могло получиться великолепное платье, но на него уйдет уйма времени. Какая жалость, что приходится все делать в такой спешке.

Но вот наконец она, взяв ножницы, разрезала нитки красивой упаковки.

— Вот это то, что надо! Парча цвета слоновой кости, которую мне прислал ко дню рождения мой брат. Я отложила ее до лучших времен, потому что раскрой парчи — очень трудное дело, но вместе с вами, я думаю, у нас хватит ума!

Фасон, на котором в конце концов остановились, был весьма амбициозным — средневековый стиль, с большим вырезом на груди, с серебряными филигранными пуговицами ручной работы.

Весь день Клэр уходил на бесконечные подгонки размеров, повторные прикидки перед раскроем и невероятное количество проглаживания ткани. А Инез работала до поздней ночи, обшивая петли, делая классическую форму воротника и рукавов.

В день приема по случаю помолвки Николас возвратился к себе в бунгало сразу же после полудня, чтобы отдохнуть. Клэр тоже направилась к себе в спальню. Платье наконец было готово и висело в платяном шкафу Инез в пластиковом футляре. Клэр считала, что настало время, чтобы приготовить к вечеру свой собственный наряд, белый костюм.

Нарядившись в костюм, она еще раз осмотрела свою прическу с довольно смело укороченными прядями с обеих сторон. Налет изысканности придавал ей явную уверенность в себе; ей доставил заметное облегчение тот факт, что она теперь не казалась до абсурда юной.

Когда Клэр спустилась в прихожую, где Инез в своем очень симпатичном парчовом платье слоновой кости стояла рядом с одетым в вечерний фрак Николасом, он с откровенным интересом осмотрел ее с головы до ног.

— Приветствую тебя, Зеленые Глаза! — сказал он. — Если бы не эта отделка, ты бы смотрелась совсем обычной. Очень разумно!

— Очень хорошо, правда? Это все благодаря изобретательности твоей будущей жены, — ответила ему Клэр, переводя разговор на наряд Инез.

— Вы обе будете проводить вместе лучшие времена, когда мы приобретем свой дом в Португалии, — заметил он.

Клэр взглянула на него, избегая светлого взгляда Инез, и взяла сигарету из его пачки, лежавшей на столе.

— Я надеюсь, что ты не рассчитываешь на то, что я собираюсь жить вместе с вами, — заявила она.

— Конечно, ты будешь с нами. Мы с Инез хотели бы этого.

— Я не верю в это, — сказала она бесстрастно.

Он нажал кнопку своей зажигалки и дал ей прикурить.

— Тебе же будет лучше, потому что от добра добра не ищут.

— Конечно, — сказала Инез. — Мы постараемся сделать тебя счастливой.

— Спасибо. — Клэр стряхнула пепел в пепельницу. — Но когда вы поженитесь, я уеду в Англию.

— Нет, не уедешь! — сказал Николас.

— Уеду, — ответила Клэр.

— Я все сделаю для того, чтобы ты оставалась с нами.

— Ничто не заставит меня изменить своего решения.

— Прекратите спорить. — Инез встала между ними. — Какие же вы оба упрямые! Впереди еще недели и недели, и мы все еще сто раз обсудим. Николас может быть скажешь Жозефу, чтобы он сходил за таитой? Мы обещали Мануэлю приехать заранее, чтобы приветствовать гостей.

Наконец они расселись в машине, Николас сел за руль. Перед ними показался порт — неправильной формы полукруг с сиявшими там и тут огоньками, на рейде на фоне черного моря стояли покрытые гирляндами лампочек судна, а вдали вспыхивали и гасли маяки, предупреждая проплывавшие мимо корабли.

Они были первыми с острова гостями Кастело. Жильберто и Родриго поздравили Николаса и склонились к длинным, тонким пальцам Инез, а Франческа протянула им руку и резким голосом провозгласила, что она желает им огромного счастья.

Прибывало все большее количество друзей, и Мануэлю приходилось часто спускаться по лестнице, чтобы встречать их, в то время как Николас и Инез оставались у входа в зал, принимая поздравления.

Салон быстро наполнялся хорошо одетыми женщинами и мужчинами в белых вечерних пиджаках.

Наконец всех пригласили к обеду, и слуги показывали гостям отведенные им места. Клэр сидела между Родриго и Николасом. Справа от Николаса сидела Инез, а затем во главе стола восседал Мануэль. Справа от него находилась Франческа, ее утонченная элегантность сочеталась с его уверенностью в себе и мужским шармом. Они так совершенно дополняли друг друга!

Обед казался бесконечным, а количество блюд просто было невозможно сосчитать. Наконец пришло время для главного тоста вечера. Бокалы были вновь наполнены. Мануэль, стоя, произносил слова поздравления на португальском языке:

— Мне доставляет большую честь и огромное удовольствие… мой дорогой друг Николас и наша прекрасная Инез Сарменто… Я знаю, что все их добрые друзья, собравшиеся здесь, присоединятся ко мне…

И так далее.

Раздались громкие крики «Viva!», бокалы сомкнуты и осушены до дна. Инез сияла, Николас, довольный и смущенный, встал и благодарил Мануэля… а для Клэр завершилась первая часть ее страданий.

Когда другие женщины поднялись на второй этаж, чтобы поправить или привести в порядок свои прически и макияж, она последовала за ними. Но вскоре громкая болтовня и резкие запахи духов вынудили ее спуститься в зал, а затем во двор. На террасе появились отдельные пары, начались танцы. Потом появились Николас с Инез; он смотрел на нее и улыбался без всяких причин, как это происходит с мужчиной при виде его любимой избранницы. Они спустились по ступенькам, постояли некоторое время на хорошо освещенной лужайке, а затем удалились в тень сада.

Голос над головой Клэр произнес:

— Временами это доставляет горькую радость — наблюдать неописуемое счастье других, не так ли?

Тон Мануэля сочетал сдержанность с издевкой, но в то же время содержал в себе нечто недосказанное.

Клэр повернулась к нему. Свет уличного фонаря несколько сгущал пламя ее волос и делал более темным цвет ее красных губ.

— В отдельных случаях это приносит радость без горечи, — возразила она.

— С этим нельзя спорить. Я просто попытался принести вам свои соболезнования. Что вы теперь будете делать, интересует меня, потеряв Николаса?

Насмешка была явно провокационной. Клэр пожала плечами и повернула в другую сторону лужайки.

— Спасибо за вашу заботу, но я уже слишком взрослая, чтобы иметь опекуна, не так ли?

— Возможно, но все-таки вы все еще девочка. Мне очень грустно, что вас вдруг лишили этого надежного якоря — всегда стоявшего на страже Николаса. Придется вам искать кого-нибудь еще, кто бы взял на себя заботу о вашем испуганном сердце, но нет такого человека, который будет любить вас так же безмолвно, как он.

Клэр сжала зубы, а ее ногти вонзились в ладони. И все-таки она сумела произнести:

— Конечно, это очень плохо, но я как-нибудь это переживу.

— Но разве вы не испугались немножко? — настаивал он мягко и монотонно. — Николас никогда больше не будет заботиться о вас. Он был надежен, что для вас было крайне важным. Вы никогда бы не поверили, что он окажется таким жестоким и выберет себе в жены совсем другую женщину и таким образом предоставит вас менее обузданным страстям совсем другого мужчины. Каким это окажется для вас крахом! Я очень сочувствую вам в вашей отчаянной ситуации.

Возмущение Клэр достигло предела. Она заговорила очень резко, выплескивая свои слова в темноту ночи:

— Я совершенно не нуждаюсь в ваших симпатиях, сеньор, а кроме того, не считаю, что заслуживаю вашего глумления. С той самой поры, как только я встретилась с Инез, я всегда надеялась, что Николас женится именно на ней!

— Интересно, — парировал он все с той же оскорбительной усмешкой. — И ради того, чтобы способствовать успеху этого маленького проекта, а именно, что Николас должен жениться на Инез, вы принимаете от него янтарный браслет и на виду у всех целуетесь с ним. Вы также разыскиваете его, чтобы при любой возможности остаться с ним наедине. Мне кажется, моя дорогая Клэр, что вы слишком неуклюже проводили свою кампанию, чтобы способствовать их сближению, не так ли?

— Браслет был мне преподнесен в подарок в мой день рождения! И Инез это поняла.

— А поцелуй? — на этот раз в голосе был намек на обострение разговора. — На него вас просто вынудили эти несносные островитяне? Не пытайтесь убедить меня, что она тоже это поняла и одобрила! По моему мнению, это сближение произошло вопреки, а не благодаря вашим усилиям!

— А по моему мнению, — бросила она ему, тон ее голоса был сдержанный, но взбешенный, — вы относитесь к числу ненавистников и хорошо знаете об этом. Мне кажется, что вы получаете извращенное наслаждение, нанося мне оскорбление. Думайте что хотите, но освободите меня от ваших нападок и сарказма. Я перенесла уже достаточно!

Он поклонился, его лицо было совершенно лишенным каких-либо эмоций.

— Вы совсем еще ничего не перенесли, мое дитя, ровным счетом ничего. У вас пока еще не было опыта в перенесении душевной боли. Я могу заверить вас, что если бы вы были влюблены в Николаса, то страдали бы от болезни гораздо более разрушающей, чем оскорбленная гордость!

Он склонился с террасы и позвал:

— Родриго!

За все время, пока молодой человек пересекал двор и поднимался по ступеням, Мануэль хранил гробовое молчание, стоя рядом.

— Родриго, — сказал Мануэль таким голосом, словно его мысли блуждали где-то совсем далеко, — Клэр хотела бы потанцевать. Когда вальс закончится, попроси Баптисту сыграть тарантеллу и сделай так, чтобы научить ее этому крестьянскому танцу. Ты по этой части мастер.

После этого он вернулся к своим обычным манерам и заметил:

— Народные танцы довольно утомительны. Но они позволяют тратить энергию без сожалений. До встречи, сеньорита.

В сверкающем светом салоне радостные выкрики становились все оживленнее. Инез пришлось пройти через весь набор испытаний, которые предписывались португальскими обычаями всем будущим невестам, и даже Николас оказался вовлеченным в праздничный круговорот вечера.

А потом центром внимания стала Франческа. Рядом стоял Мануэль и говорил с ней о чем-то, что интересовало всех, кто был в пределах слышимости их беседы. Он направился к пианисту, а Франческа улыбалась публике. Его руки поднялись вверх в театральном жесте, чтобы воцарилась тишина. Все замолчали, и вскоре до Клэр, сидевшей поблизости от высоких дверей, донеслись звуки ее томного голоса.

— Мне доставит большую радость спеть для вас сегодня вечером. Мануэль не одобряет этого, потому что роса утомляет мои связки, но сегодня я его не послушаюсь. Это совсем не обычный день, и я бы хотела приложить свои усилия, чтобы он остался для всех еще более памятным.

Она пела легко и очень чисто. Она научила себя трудному искусству выглядеть привлекательной при взятии самых высоких и трудных нот, а также улыбаться в нужные моменты. Произведение, которое она пела, подошло к концу, и после совершенно полного молчания аудитория взорвалась аплодисментами с истинно португальским темпераментом и с многочисленными выкриками одобрения.

Франческа улыбалась в ответ, словно это была ее самая любимая аудитория.

— Я рада, что вам это понравилось. Но я очень люблю наши португальские песни, те, которые мы все поем время от времени.

Это, конечно, вызвало новый взрыв веселых возгласов и шумных выражений в знак согласия. Она была поистине величественна, эта Франческа. Столько красоты во внешности и в голосе, да к тому же еще и великолепное остроумие! Ее можно было слушать бесконечно. Как они были счастливы заполучить на свой маленький остров Святой Катарины эту знаменитую певицу, которая пела в этом зале, наполняя воздух льющейся мелодией и добротой.

— Я спою еще раз — всего только раз, — сказала Франческа. — Для тех, кто влюблен. Я думаю, что это вполне соответствует происходящему. Песня называется «Цветок любви».

Это была волнующая маленькая песенка; возможно, что лирика ее была несколько банальной, но она была очень умно построена, чтобы достичь высокого пафоса.

Слушатели просили, чтобы она спела еще, но Мануэль, стоявший сзади, спиной к стене, отрицательно покачал головой. Франческа сделала отрепетированное движение плечами:

— Граф говорит нет, и мы должны подчиниться. Мне доставило огромную радость петь для вас, моего народа на этом острове. Скоро я покину Святую Катарину, но не для того, чтобы, как все вы полагаете, начать в Лиссабоне новый оперный сезон. Я покидаю сцену, моя карьера…

Она не смогла продолжить фразу. Ее слушатели стали кричать в знак протеста и возмущенно возносить руки к небу. Они громко требовали, чтобы им объяснили причину такого решения, теряясь в догадках. Клэр сидела, словно превратившись в камень. Ею овладела дрожь, а ее виски стали холодными и влажными.

Там, где раньше была Франческа, теперь стоял Мануэль. Он поднял руки, и все возгласы постепенно смолкли.

— Не печальтесь по поводу новости, которую вам сообщила Франческа, мои друзья. Португалия теряет поистине поющую птицу, но она приобретет женщину, которая добьется несомненного успеха в супружеской жизни. Теплая звездная ночь, волнистое море и пасторальная красота острова пришлись по душе Франческе, и она желает жить нормальной жизнью в доме, который она разделит с обожающим ее мужем. А разве найдется такой мужчина, который не обожает Франческу? — он сам рассмеялся при этом. — Сегодня я пока не могу сказать большего, но не удивляйтесь, если через неделю или две вы снова будете сюда приглашены на очередное празднование помолвки, и будьте уверены в одной вещи: Франческа возвратится на Святую Катарину — она снова будет петь для вас. Она обещала!

Почти ничего не видя перед собой, Клэр вышла из комнаты на террасу. Родриго проследовал вслед за ней, безукоризненно внимательный.

— Вам не очень хорошо, Клэр? Может быть, я принесу нюхательную соль?

— Со мной все в порядке, Родриго. Возвращайтесь, пожалуйста, в зал.

Он поколебался, вспомнив, несомненно, что ему было поручено сопровождать ее. Но она пошла от него прочь, и, поскольку португалец прежде всего джентльмен, он возвратился с нахмуренным видом обратно в салон.

Клэр тем временем бежала по лестнице вниз и вскоре оказалась в темноте, в дальней части площадки, где скульптуры сливались с естественным рельефом на фоне разросшихся магнолий и гардений. Она остановилась у каменной скамьи и опустилась на нее, бессознательно прижав пальцы к сердцу, ощущая быстрые и болезненные толчки.

«Франческа снова приедет на Святую Катарину — она обещала».

Это все-таки свершилось, а она оказалась к этому неподготовленной. Мануэль и Франческа!

Она не могла представить себе Мануэля как мужчину, который был идиллически и трепетно влюблен. Но ей было легче легкого с содроганием вообразить его играющим в мирскую игру — в любовь с Франческой, которая с радостью пожертвует своей блистательной карьерой ради того, чтобы стать его женой. За последние недели они, видимо, пришли к общему согласию. Мануэль был удовлетворен, что Франческа любит его; для него его собственные чувства к женщине были на втором плане. Как он произнес с юмором и изысканностью: «Есть ли такой мужчина, который бы не обожал Франческу?» С ней ему не составит труда заниматься любовью.

Ради Николаса и Инез он воздержался от объявления о своей собственной помолвке. Это было похоже на него: сделать так, чтобы ничто не принизило значимости их праздника. Этот вечер принадлежал им, так пусть они запомнят его как совершенно безоблачный и не разделенный с кем-то другим.

Но несколько дней спустя, видимо, сплетни и пересуды возобновятся на острове с новой силой. «Божественная Франческа!», «Наконец граф сделал свой выбор. Какой она будет обворожительной графиней!».

Автомобиль отъехал от скопления других машин у задней части Кастело и повернул к главному входу. Гости, видимо, начинали разъезжаться. Старый сеньор будет стараться уехать одним из первых, чтобы хорошо выспаться перед завтрашним полетом.

Она должна поскорее выбраться на свет и смеяться, поблагодарить Мануэля за изумительный вечер и надеяться, что горестное оцепенение не сломит ее до тех пор, пока она не останется одна в своей спальне.