Избранница

12

Живопись увековечила многие пиры. Пировали полководцы, короли и просто чревоугодники. Эпоха, о которой я пишу, запечатлена лишь в манускриптах и древних бесценных книгах, которые от руки переписывали просвещенные монахи. Но как разглядеть в плоских, невыразительных изображениях лиц живых людей, которые, так же как и мы, были наделены чувствами, желаниями, разумом и волей. Я никак не могла увидеть этот бал, но вот, наконец, видение посетило меня.

В сопровождении зеленоглазого и услужливого Вацлава Элиза вошла в большой, просторный зал, где обычно устраивались пиры. Как и все современные люди, перешагнувшие рубеж 20-ого века, она представляла себе подобные мероприятия по картинкам и по плоским изображениям людей в древних рукописях.

Но в действительности все было сосем не так. Во-первых, в помещении стоял довольно неприятный запах, исходящий от стоящих на столах закусок, к которому примешивался естественный запах человеческих тел, иногда сдобренных резким ароматом средневековых духов или привезенных с Востока благовоний. Сотни сальных свечей стоящие на специальных подстольях, неистово чадили, добавляя свою струю в общую смесь запахов. Сама зала не представляла собой изящное и изысканное творение архитектуры, как это было в более поздние века. Скорее все — начиная от деревянной мебели и заканчивая последним гвоздем, было довольно грубым, но прочным, как и сам средневековый замок. В архитектурном отношении зал не представлял собой особого интереса: те же каменные стены и полы; уходящие ввысь стрельчатые окна, украшенные цветными витражами. Полы были застелены резаным камышом, так как все объедки бросали прямо на пол, а на стенах висели бесценные гобелены, изображающие битвы крестоносцев с мусульманами. На гобеленах отчетливо прослеживалась геральдика рыцарских орденов, принимавших участие в этом грустном и трагическом мероприятии под названием крестовые походы.

По трем сторонам периметра зала стояли длинные дубовые столы, покрытые красноватой холщовой скатертью.

Но не подумайте, что все было так уж грубо, некрасиво и невесело! Люди были одеты в яркие костюмы красных, коричневых и голубовато-синих тонов, щедро украшенные тяжелыми драгоценностями, которые создавали необыкновенные переливы красок, сливаясь с томным светом, исходящим от сотен свечей. К тому же оживленные лица людей и непринужденная обстановка приятно расслабляли и создавали радостное ощущение праздника.

Пажи с быстротой ланей разносили закуски на больших оловянных блюдах и ставили огромные кувшины с питьем. Сделанные из тончайшего богемского стекла и переливающиеся всеми цветами радуги гигантские кубки для вина и корзины с фруктами, они, вероятно, поставили уже давно.

На балкончике, задрапированном синей тканью, стояли герольды с трубами, одетые в синие пурпуэны. Каждая труба была украшена флагом с изображением королевского герба.

Гости уже сидели за столами и, как показалось Элизе, маялись от голода, потому что король и королева явно запаздывали. Элиза заметила, что места для короля и королевы находятся в самом центре горизонтально расположенного стола, под шикарным малиновым балдахином. То там, то здесь шныряли мальчики-пажи, одетые в синие или белые пурпуэны с накладными плечами. Их изящные ноги обтягивали белые, иногда разного цвета шоссы. Абсолютно все мужчины носили нелепые с точки зрения Элизы кожаные остроконечные башмаки на низкой подошве.

«Как только они не падают?» — подумала Элиза.

Ей было интересно наблюдать за людьми на этом средневековом пиру, тем более, что их было совсем немного. Вероятно, Карл пригласил только самых близких людей. И потом за общим весельем и разговорами на Элизу вообще никто не обращал внимания.

— Позвольте, я отведу вас на ваше место, — предложил зеленоглазый Вацлав.

— Буду вам очень признательна, — вежливо ответила Элиза.

— Я посажу вас рядом с менестрелем, который прочтет нам сегодня чудные стихи о любви.

Вацлав вежливо отодвинул стул и посадил Элизу рядом с бледным высоким юношей, одетым в длинные серые одежды. В руках он держал свиток бумаги, на котором написал свое творение о любви.

Вдруг словно вихрь, в зал ворвался уже знакомый нам Иржи и громким, торжественным голосом объявил:

— Его Величество император Священной Римской империи Карл IV и Ее Величество королева Бланш.

И отойдя в сторону, Иржи присел на одно колено и склонил голову. Гости встали со своих мест и точно так же почтительно присели и почтительно склонили головы перед монархами. Находящиеся на балконе герольды затрубили какую-то приветственную оду, возможно, заимствованную еще у древних римлян, и в зал сначала вошли несколько епископов в роскошных золотых тиарах и золотых мантиях, а за ними торжественно вошли Карл и Бланш в сопровождении своей свиты, состоящей из рыцарей в легких, изящных доспехах и двух уже известных нам фрейлин Бланш: Марии и Ханы, одетых по-праздничному в светло-оранжевое сюрко и прозрачные белые чепцы.

— Слава королю и королеве! Слава королю и королеве! — слышалось со всех сторон.

Карл и Бланш с истинным достоинством монархов отдавали поклоны своим подданным, в то время как подданные бросали к их ногам белые и красные розы.

«А если они наступят на шип?» — прагматично подумала Элиза. — «Ведь обувь-то у них почти без подошвы. Ничего, потерпят. Наверное, они уже к этому привыкли», — продолжала ерничать Элиза. — «У них в отличие от нас, впереди целая вечность».

Впервые Элиза осознала, что это были не сказочные, а настоящие король и королева, благородно выступающие перед своими подданными в роскошных малиновых мантиях, отороченных горностаем, в отделанных золотом королевских сюрко и в коронах империи, украшенных драгоценными камнями, свет от которых отражался в отблесках пламени многочисленных свечей, создавая причудливую игру света и тени. Элиза как зачарованная смотрела на этот виртуозный спектакль, и ей захотелось плакать от умиления, потому что она, обожающая красоту и искусство, никогда еще не видела такого буйства красок.

Наконец король и королева торжественно заняли свои места под балдахином, и Карл хозяйским взглядом оглядел своих поданных. В зале воцарилось напряженное молчание.

«Что скажет король? В каком он настроении?» — читалось на лицах подданных.

— А где же вино? — с деланным недоумением спросил Карл, а Бланш одарила всех очаровательной улыбкой доброй королевы.

От Элизы не ускользнуло и то, что Бланш уже успела побывать у цирюльника, который наложил на ее довольно бледное лицо довольно сильный макияж, сделав его более ярким, волевым и одновременно чувственным.

— Вина! Вина! — кричали вслед за королем гости.

Тут же в залу под звуки труб вбежали синие пажи, неся на золотых подносах огромные запечатанные бутылки с древним вином. Как по команде, пажи остановились у столов в ожидании указаний. Иржи торжественно взял бутылку с самого красивого, украшенного бриллиантами подноса и поднес ее королю, сделав жуткий, вычурный реверанс, который явно не понравился Карлу.

— Открывай, Иржи! — скомандовал король. — Но первым выпьешь ты!

Услышав эти слова, Иржи побледнел, но зная суровый нрав короля, промолчал. Видимо, справедливый Карл недолюбливал своего главного распорядителя за лживость, склочность лицемерие и склонность к интригам.

— Пей! — грозно скомандовал король, хотя для пробы вина и пищи у средневековой знати всегда были специальные люди.

Дрожа как осиновый лист, Иржи откупорил бутылку и налил немного золотистого вина в хрустальный бокал. Потом он со страхом пригубил вино и…

— Ты пей, пей, не прикидывайся! — издевательски сказал Карл.

Иржи послушно выпил содержимое бокала и, выпучив глаза, уставился на короля.

— Ну что, умер? — спросил Карл, вызвав этой фразой бурю смеха и опозорив несчастного Иржи.

— Нет, Ваше Величество, — подобострастно ответил Иржи и галантно поклонился. — Позвольте отдать приказ разнести вино гостям, Ваше Величество.

— Валяй! — ответил Карл. — Думаю, что трупов не будет.

Иржи, не говоря ни слова, сделал повелительный жест своим подчиненным, и те быстро стали разливать золотистое вино гостям. Элизе тоже достался бокальчик, хотя подобную емкость вряд ли можно было назвать таким словом. Это была огромная хрустальная чаша, вся украшенная цветами и узорами. Пока Элиза рассматривала этот раритет, Карел IV встал, держа в правой руке свой огромный королевский кубок. Очевидно, король хотел произнести речь. Гости все затихли, в ожидании слова своего короля и покровителя, которого они считали наместником Бога на земле.

— Я пью за вечный город Прагу, за его красоту и процветание. Пусть мои подданные не знают нужды, а прекрасные дамы (и он обвел взглядом всех присутствующих женщин, почему-то остановив свой взгляд на Элизе) всегда вдохновляли нас на подвиги. Виват! — громко крикнул король.

— Виват! Виват! — вторили его подданные.

Элиза с ужасом увидела, что все, включая, так называемых прекрасных дам, одним глотком осушили гигантские бокалы с терпким золотым вином. Но Элиза схитрила. Она сделала лишь маленький глоточек, опасаясь последствий неизвестного для нее напитка. Но она призналась себе, что никогда в жизни не пробовала подобного вина. Это вино не пьянило, а разливалось по телу теплой волной, питая и оживляя каждую его клеточку. Терпко-горьковатый вкус этого вина нельзя было сопоставить ни с одним из известных Элизе благородных напитков.

— Почему вы не пьете, мадам? — вежливо осведомился бледнолицый менестрель.

— Видите ли, — начала опять врать Элиза, — я — поэтесса и сочинила для Его Величества некоторые вирши, которые, конечно, даже и нельзя сравнить с вашими… но мне бы хотелось иметь ясную голову и не ударить в грязь лицом.

— О да, мадам, я понимаю! — ответил менестрель, и его глаза, наконец-то, засветились живым блеском. — Я представлю вас Его Величеству.

— А вот это не надо! — испугалась Элиза.

— Смотрите! — подмигнул менестрель, — а король смотрит на вас.

Элиза повернула голову и поймала на себе взгляд лучистых черных глаз Карла, которые с неподдельным интересом разглядывали необычную гостью. Но игру взглядов нарушили звуки герольдов, которые возвестили о подаче блюд. Пажи торжественно, под музыку внесли подносы с зажаренной целиком дичью.

«Ничего себе блюдо!» — подумала Элиза. «Да они просто живодеры!»

А в это время пажи, идя в ногу и не сбиваясь с ритма, обносили гостей стаей зажаренных целиком лебедей. Птицы были как живые. Казалось, еще немного, и они взлетят.

Элиза заметила, что перед ней стояла странная тарелка, сделанная из сухого хлеба.

— А ее тоже есть? — спросила Элиза у менестреля.

— Вы с какой планеты? — подозрительно осведомился менестрель.

— С планеты Земля! — дерзко ответила Элиза и, схватив с подноса огромное яблоко, начала его жадно есть. В этот момент она опять перехватила на себе взгляд черных глаз монарха, которые на этот раз выражали неподдельное любопытство.

«Он меня засек», — решила Элиза. — «Недаром же о нем говорят, что он умный король. Но этот „умник“ может отдать любой приказ, и все эти его шавки сочтут за честь его выполнить, даже если меня приговорят к сожжению на костре. Но не на ту напал, Карл!» — мысленно сказала Элиза, в упор глядя на короля. «Вообще-то надо линять отсюда. Найти этого старого алхимика Яноша и попросить его отправить меня обратно в Прагу, а еще лучше — домой!»

Размышляя над своим побегом, Элиза заметила, что на столах не было никаких приборов, и так называемая аристократическая публика сальными руками с треском разрывала на части лебедей, с жадностью отрывая от них темные сочные куски мяса. Во время трапезы гости издавали такие звуки, от которых Великий Каролинг (Карл I, король франков), наверное, просто устал вертеться в гробу. Элиза собрала всю свою волю, чтобы не замечать всего этого чавканья, урчанья, рыганья и довольствовалась только вином и фруктами, которые отличались отменным вкусом и качеством.

Под дружное чавканье, шумное глотанье пищи и вытирания рук обо что придется, подавались все новые и новые блюда, каждое из которых вносилось под звуки труб. Элиза потеряла счет фазанам, рябчикам, куропаткам, курицам, гусям, свиным головам и еще многому, чему она просто не знала названия.

— Почему вы ничего не едите, мадам? — уже встревожено спросил менестрель.

— Берегу фигуру. Не понимаете? Я худею.

— Не понимаю, — честно признался менестрель и затих. Очевидно, он принял Элизу за бесноватую и, перестав задавать лишние вопросы, стал дощипывать своего фазана.

— Элизе очень хотелось попробовать аппетитную красную рыбу на оловянном блюде, но она не рискнула.

«Неизвестно, чего они туда положили, и переварит ли ее мой желудок. И вообще, — подумала Элиза, — сознают ли эти люди, что они давно уже мертвы… то есть, не мертвы… я неправильно подумала… просто век их давно прошел…»

И Элиза стала внимательно рассматривать этих людей, которые по линейному перечету жили 700 лет тому назад, а по пространственному — веселились сейчас на рождественском балу начала 21-ого века. Всматриваясь в лица и фигуры этих людей, Элиза поняла, что антропология не стояла на месте. И опять же по тому же линейному пересчету времени, за 600–700 лет внешность человека изменилась. Ее поразил невысокий рост всех людей из 14-ого века. Она даже боялась встать из-за стола, чтобы ее не приняли за великаншу. В целом, Элиза заметила, что фигуры этих людей, казалось, были лишены острых углов, а в движениях сквозила мягкость и отсутствовала суета.

Лица женщин были необычайно нежны, с очень тонкой почти прозрачной кожей, которой могла бы позавидовать любая современная модница. Некоторые готические красавицы уже употребляли косметику, привезенную с Востока. Но косметические средства были нанесены на лица довольно неумело и неестественно, делая лица женщин кукольными и немного аляповатыми. Поразительно было обилие красные, синих, коричневых и кремовых тканей, из которых были сшиты костюмы знати. Видимо, уже начало складываться влияние бургундского двора, славившегося своими роскошью, богатством и пирами.

Молодые девушки, а точнее, совсем девочки, были одеты в яркие узкие платья с висячими рукавами и, видимо, были отрезные по талии, потому что это очень выгодно подчеркивало их девичьи фигуры, не лишенные приятных округлостей. Дамы постарше предпочитали цветные сюрко с разрезами, из-под которых живописно виднелись окрашенные шафраном, тончайшие рубашки «котт».

«Как у Бланш», — подумала Элиза.

Знатные вельможи, а их было видно сразу, были одеты в длинные одежды синих или коричневых оттенков. Они подчеркивали свою высокую принадлежность, украшая себя драгоценными подвесками, цепями, крестами и огромными перстнями. Обязательной частью одежды городских грандов были невысокие шапки с головными повязками.

Разодетые вельможи чинно сидели за столом, следя за каждым движением и каждым словом короля, пытаясь предупредить его малейшее желание.

Элиза заметила, что добрая королева Бланш, которая по сравнению со всеми отличалась самым тончайшим вкусом, сидела с абсолютно отсутствующим взглядом, пребывая в какой-то сладкой меланхолии, очевидно вспоминая родную Францию.

Дамы весело чирикали о чем-то своем, женском; молодые юноши, многие из которых были облачены в модные для тех времен очень узкие короткие куртки с подбитыми рукавами, пытались обратить на себя внимание юных девушек, которые под их страстными взглядами, жеманно прикрывали глазки. В общем, и тут была любовь, о которой поются песни во все века! Однако, никто из молодых людей не решался подойти друг к другу. Видимо, это противоречило этикету.

«Может, мне встать и поболтать с кем-нибудь?» — подумала Элиза. — «А то так со скуки сдохнешь».

Но она тут же отвергла эту мысль, ибо последствия ее поступка могли быть непредсказуемыми.

Только неповторимый Карл IV, казалось, замечал всех гостей, заправляя этим необычным пиром. К тому же Элиза периодически ловила на себе взгляд его прекрасных черных глаз.

«Чего он так смотрит»? — подумала Элиза. — «Сейчас как отправит в подвал, и проведу я там весь 21-ый век!»

— Я прошу налить еще вина! — громко сказал Карл.

Тут же прибежали шустрые пажи и вновь наполнили кубки.

— Мы, кажется, забыли, зачем мы здесь, — продолжал Карл. — Я предлагаю выпить за прекрасных дам!

— За прекрасных дм! За прекрасных дам! — вторили раскрасневшиеся от вина гости.

В этот момент к менестрелю подбежал Иржи и быстро прошептал ему на ухо:

— Давай! Теперь твоя очередь.

Менестрель встал, взял дрожащей от волнения рукой свой драгоценный свиток и неуверенными шагами направился к балдахину, под которым восседала королевская чета. Приблизившись к монархам, он встал на одно колено перед Бланш и торжественно сказал:

— Эти вирши я посвящаю Вам, Ваше Величество и всем прекрасным дамам нашего королевства, равным которым нет в мире.

Бланш снисходительно кивнула головой менестрелю, давая ему понять, что он может начинать.

Раскрыв желтый фолиант, менестрель начал читать, вкладывая в каждую строчку всю свою душу:

И менестрель скромно поклонился.

— Браво, менестрель! — вопила возбужденная публика.

А молодые девушки стали осыпать менестреля лепестками цветов.

— Стойте! — раздался чей-то истошный голос.

Элиза повернула голову на крик и увидела, как к королевскому ложу, безумно выпучив свои зеленые глаза, несся Вацлав, держа в руках три розы.

— Ваше Величество, — задыхаясь от волнения, обратился Вацлав к королеве. — Я тоже сочинил для вас сонет. Не казните, выслушайте меня!

И белый, изящный паж бухнулся на колени перед королевой.

В глазах Бланш сверкнул какой-то странный огонек, и она ободряюще, без всякого высокомерия кивнула коленопреклоненному Вацлаву.

Нарушив все заведенные обычаи, Вацлав встал во весь рост и, прижимая к груди розы, начал читать свой сонет. При этом он не сводил восторженных глаз с королевы:

Закончив чтение сонета, Вацлав смело подошел к королеве и вручил ей три прекрасные розы: белую, розовую и пурпурную. Бланш, которая всей нежностью своего хрупкого сердца земной сильфиды, впитывала каждое слово влюбленного юноши, дрожащей рукой приняла букет, прижала его к лицу и… лишилась чувств.

Первым опомнился шустрый Иржи.

— На помощь королеве! На помощь королеве! — кричал он. — Лекаря! Где этот подлый старик!? Янош! Вечно его нет на месте!

Только один Карл проявлял спокойствие. Казалось, эта сцена с обмороком королевы была для него привычна и не производила никакого впечатления. Он сидел, спокойно попивая пиво из огромного кубка, в то время как все слуги бегали вокруг лишившейся чувств Бланш.

— Вацлав! — наконец сказал Карл. — Отнеси ее в покои и дай ей нюхательную соль. Этих француженок не переделаешь. А мы продолжим наше торжество. Не расходитесь, господа и продолжайте веселиться.

Вацлав, не долго думая, подхватил на руки Бланш и быстро вынес ее из бальной залы.

«Хорошо устроились», — подумала Элиза.

— А знаете, — заискивающе сказал Карлу хитрый Иржи, — у нас есть еще одна поэтесса, которая сочинила стихи специально для вас.

— «Вот негодяй!» — подумала Элиза. — «Ведь Тетка обещала выбить из его дурацкой башки всю память обо мне! Хотя за полторы тысячи лет можно и разучиться колдовать».

— Где же она? — спросил Карл.

— Вот, познакомьтесь, — сказал Иржи, указывая на Элизу.

Элиза робко встала.

— Я сразу тебя заметил, дитя мое, — сказал Карл, и его грубоватое загорелое лицо озарилось добротой и нежностью. — Ты не из наших краев, да?

— Да, — прошептала Элиза.

— Как тебя зовут?

— Элиза, Ваше Величество.

— Так давай, Элиза, покажи нам свои таланты.

Элиза неуклюже, стараясь скрыть свой высокий рост, встала из-за стола. Сознавая, что на нее смотрят сотни глаз незнакомых людей из другой эпохи, она инстинктивно, как бы ища защиты, закуталась в розовую воздушную шаль Тетки, чем придала себе неповторимый шарм, походя на юную девушку из Древней Греции. На ее побелевшем от страха лице можно было разглядеть только огромные синие глаза в обрамлении нежно-розовых облаков шали. Мозг Элизы уже устал переваривать такую быструю смену событий и постоянно искать выходы из щекотливых ситуаций, но у нее еще оставалось ее отличное чувство интуиции, которое никогда не подводило ее в тяжелые минуты.

Медленными шагами, Элиза приблизилась к Карлу IV, изящно села на одно колено, открыла рот и… из ее уст наперекор всякой логики, полились стихи:

И Элиза смело посмотрела в глаза всемогущего императора.

В течение нескольких секунд в зале царила немая пауза, а потом раздался такой шквал аплодисментов, которому позавидовали бы многие актеры и комедианты.

А Элиза с Карлом, забыв обо всем на свете, все смотрели и смотрели друг на друга, как будто бы каждый из них обнаружил в другом частицу себя.

Первым опомнился король.

— Вы — прекрасны, но уже не так далеки, — сказал Карл. — И Ваши строчки не тщетны, ибо я, как король, имею право вмешиваться в судьбу.

С этими словами Карл встал из-за стола и подошел к Элизе.

— Позвольте предложить Вам руку, мадам, и пригласить вас на первый танец.

Откуда только в Элизе взялась грациозность средневековой дамы? Возможно, это отпечаталось где-то в глубинках подсознания? Элиза с робким изяществом подала руку королю, и он повел ее на середину залы, предназначенной для танцев.

— Это приказ для всех! — скомандовал Карл, — а не только для нас с Элизой.

Элиза даже и не думала, как ей танцевать и какие делать движения. Завороженная силой и очарованием этого доброго мужчины, она просто шла за ним, а танцевальные движения приходили сами, без всякой подсказки.

Средневековые танцы не позволяли себе вольностей с дамами и фривольных прикосновений. Но в этой недоступности был свой шарм, будившей воображение и делающий женщину загадкой, которую хотелось постичь и разгадать.

Карл держал Элизу за руку, и она ощущала его нежные и сильные пальцы. Она вдруг почувствовала уверенность в себе. Ощущая легкость во всем теле, она, подобно несравненной Тальони, делала легкие повороты, изящные па, а ее душа трепетала от новых, доселе неизвестных ей ощущений.

Гости, казалось, не обращали на них никакого внимания. Каждый был поглощен своим делом. Молодежь водила хороводы и со смехом менялась парами; знатные вельможи вели серьезные беседы, а какая-то молодая парочка уже битых два часа не могла доиграть партию в шахматы. Музыканты сбивались с ритма и такта, бессовестно фальшивили, но никто этого не замечал, потому что каждый был поглощен собой.

А Карл с Элизой все кружились в танце, не сводя друг с друга глаз. И Элиза не чувствовала никакой робости, ибо это было настолько естественным и реальным, насколько естественны и реальны Солнце, Земля, море трава и… любовь.

— Вы не устали от шума? — осведомился Карл.

— О нет, нисколько, Ваше Величество, — ответила Элиза. — Я впервые в жизни так веселюсь!

— Жаль, а я хотел предложить вам партию в шахматы, — сказал Карл.

— Ну что ж, — несколько жеманно ответила Элиза. — Слово короля — закон. Я согласна сразиться с вами.

— Тогда, прошу пожаловать в мои покои, — сказал Карл. — Там нам никто не помешает.

И Элиза, подобно древнегреческой Эвридике, послушно последовала за королем в его покои. Сейчас Элиза напоминала школьницу, которую мудрый Учитель ведет к вершинам знаний. Держась своими хрупкими пальчиками за сильную, загорелую руку Карла, Элиза уже не боялась ни пространства, ни времени, ни гнусного Иржи с его подставами. И даже мудрые напутствия всесильной Либуше, как майский ветер, вылетели у нее из головы. Элиза шла за мужчиной, в котором чувствовались такие надежность и сила, что мысль ослушаться его казалась нелепой и абсурдной. К тому же Элиза ощущала какое-то немыслимое бесстрашие, вызванное то ли золотым древним вином, то ли самим Карлом, который пробудил дремавшие в ней чувства.

Выйдя из бокового выхода и покинув зал, Элиза с Карлом оказались в красивой галерее, своды которой были выложены бежево-розовым мрамором. К сводам галереи были прикреплены горящие факелы, поэтому света было достаточно, и Элиза увидела, что в самом конце галереи была большая дверь из красного дерева, на которой висел большой, увесистый замок. Она вела в покои великого короля. Через секунду они уже стояли у двери.

Подобно фокуснику, из связки предметов, висевших у него на поясе, Карл извлек металлический ключ, вставил его в массивный замок, быстро повернул его и открыл дверь.

— Добро пожаловать в мое скромное жилище, хитро улыбаясь, сказал Карл.

Элиза робко вошла в святая святых Императора Священной Римской империи.

Даже если бы это происходило 30 тысяч лет назад, не трудно было догадаться, что в этих апартаментах жил мужчина, а не женщина. Какие только виды средневекового оружия не висели на каменных стенах, покрытых груботкаными гобеленами! Любой современный коллекционер отдал бы немалые деньги, чтобы заполучить кривой турецкий кинжал, усыпанный бриллиантами и мелкими голубыми жемчужинами.

— Это наши военные трофеи, — пояснил Карл Элизе.

Вообще Элиза в жизни не видала такого количество драгоценностей на людях, не говоря уже об украшении их жилищ. Создавалось впечатление, что драгоценные камни просто росли как сорняки, а люди их равнодушно подбирали, а если не надо, то проходили мимо.

Вдруг Элиза вскрикнула от страха, увидев, что в углу комнаты стоит грозный рыцарь в железном шлеме и короткой кольчуге. В правой руке он держал секиру, а в левой — круглый щит.

— Не бойся. Это древние доспехи моего дедушки, который участвовал в крестовых походах.

— Да? И он… навещает вас?

— Иногда, — серьезно ответил Карл и снова галантно взяв Элизу за руку, усадил ее на лавку рядом с камином, а потом присел рядом с ней, до десятой доли миллиметра выдерживая положенную в те времена дистанцию между дамой и кавалером. Перед камином стоял маленький столик, на котором расположились подсвечник с красными горящими свечами, ваза с фруктами, почему-то 3 немыслимых размеров красных кубка и какое-то блюдо, видимо, со сладостями.

«У этого ловеласа, конечно, уже все наготове», — подумала Элиза, но не обиделась. Ей было тепло и приятно.

— Я могу показать тебе свои доспехи, — гордо сказал Карл.

— Извольте. Я с удовольствием посмотрю, — подмазала Элиза Карлу, ибо она знала, что любому мужчине всегда приятно продемонстрировать свое военное снаряжение.

Карл тут же как-то по-домашнему скинул с себя подбитую горностаем мантию и небрежно кинул ее на небольшую, под синим балдахином кровать. На нем осталась только белая, расшитая золотом рубашка до щиколоток, которая необыкновенно шла ему, подчеркивая его мужественные формы. Этот так называемый «шенс» был перетянут крест-накрест кожаными ремнями, которые Карл тоже снял и запустил куда-то в угол.

«Ну, конечно, слуги уберут», — подумала Элиза.

Однако корону, державу и скипетр Карл аккуратно положил на стол и тут же вызвал королевского казначея в сопровождении двух рыцарей, которые войдя в покои и пройдя мимо Элизы, как мимо пустого места, торжественно унесли эти главные регалии королевства.

Карл отодвинул одну из ширм, закрывающую нишу в стене, и перед лицом Элизы предстали штук 6 рыцарских доспехов, в которых она, в отличие от Карла, не понимала ничего.

«Ну, дай же мужчине поболтать!» — прошептал ей внутренний голос, очень похожий на нежный лепет розовой Тетки. Элиза сделала вид, что она вся внимание и битых два часа, не понимая ни одного слова, но послушно кивая головой как китайский болванчик, слушала рассказы Карла о битвах, о расширении королевства, о достоинствах легкоплавкой дамасской стали и о легких современных рыцарских доспехах.

По правде говоря, это было не так уж скучно, потому что современные доспехи действительно имели преимущества и отличались дивной красотой. Поверх кольчуги, обладавшей большой подвижностью и не сковывавшей движений, одевался кожаный ленднер (короткая военная одежда, закрывающая только бедра), часто сделанный из роскошных тканей и украшенный декоративными узорами. Иногда в ленднер вшивались цепи. Ленднер обычно имел железную нагрудную пластину, которая ничуть не нарушала общую эстетику доспехов. Вокруг бедер одевался панцирь, а колени прикрывали диски. Шлемы, по мнению Элизы, не отличались особым разнообразием и напоминали ей обыкновенные горшки с забралом. Но Элиза, конечно, смолчала. Она даже умудрилась задать Карлу несколько вопросов касательно доспехов и военного искусства, на которые король с удовольствием ответил.

Пока Карл распинался в своих рассказах о доблестях и битвах, Элиза попробовала сладкое блюдо и поняла, что это был прекрасно приготовленный марципан. Пока король с жаром рассказывал о своих военных подвигах, Элиза, кивая, своей изящной головкой, кусочек за кусочком, съела половину блюда и уже потянулась за сладким яблоком, как вдруг почувствовала горячее дыхание Карла у своей щеки. Она невольно отодвинулась и инстинктивно сжала колени, что не ускользнуло от зорких глаз Карла.

— А с вами приятно беседовать, дитя мое. С Бланш сложнее. Она не выносит разговоров о войне.

«Как будто бы это я беседовала с ним!» — подумала Элиза. — «Это на тебя, мой милый, напал словесный понос!»

— Ну, как теперь насчет партии в шахматы? — спросил Карл.

— Я не умею играть в шахматы, — честно призналась Элиза.

Вдруг лицо Карла изменилось и стало каким-то серьезно-озабоченным.

— Ты комедиантка, дитя мое? Отстала от своих актеров? Кого представляешь? Ты ходишь по проволоке или кувыркаешься? Тогда развесели меня, дитя мое! Покажи свое искусство.

Элизу так давно никто не называл так просто «дитя мое», что она расплакалась от нахлынувших на нее эмоций.

— Я не хожу по проволоке и не кувыркаюсь и не танцую, — всхлипывая, призналась Элиза. — И вообще, я не совсем из этих краев.

— Как это? — не понял Карл.

— Ну… в общем… я из другого времени. Из 21-ого века.

— Что!? — совсем сбился с толку король. — А! Понял! Опять эта старая сволочь Янош со своим волшебным зеркалом. Признавайся, он тебе его показывал? У нас как в кого вселится бес, значит, ходил к колдуну и смотрел сцены из будущего. Лучше выпей со мной вина, Элиза, и ты сразу забудешь о всех своих страхах.

И король наполнил два кубка красным старинным вином.

— А что это за зеркало? — поинтересовалась Элиза, не спеша потягивая красную сладковатую жидкость.

— Видишь ли, дитя мое, — начал Карл, осторожно пододвигаясь к Элизе и беря ее за руку, — я всегда поощряю науку, искусство и интересуюсь всем необычным. Старый Янош занимается алхимией. Он пытается найти философский камень и получить золото из ртути. Я в это не верю, но почему бы не попробовать? Он постоянно обещает, что вот-вот получит драгоценный металл, но пока что он изобрел зеркало, в котором, по его словам, можно видеть будущее. К нему приходит много любопытных, и старый прохвост, естественно, за деньги, демонстрирует им чудеса. А потом наш бедный Падре не может изгнать дьявола из своих прихожан. Бедняги! И чего только не выдумывает этот старый прохвост!

— Я не видела этого зеркала, — сказала Элиза.

— Можно, конечно, пойти посмотреть… — неуверенно начал Карл. — Но мы можем и без этого зеркала более приятно провести время, — сказал Карл, притягивая к себе Элизу.

Наверное, Данте в аду чувствовал себя более комфортно, чем Элиза в объятиях Карла IV, жившего 700 лет тому назад. Она попыталась высвободиться, но Карл не отпустил ее.

— Скажите, — спросила Элиза, глядя в черные блестящие глаза короля. — Вы — призрак?

— Что??? — взревел король.

— Не казните меня! Дайте объясниться! — взмолилась Элиза.

— Ну, говори, — спокойно сказал Карл, не выпуская Элизу из объятий.

— Я живу уже в 21-ом веке и приехала в Прагу, чтобы встретить Рождество, потому что давно об этом мечтала. Но вместо этого я попала в какую-то пространственную дыру и очутилась здесь, в Карлштейне…

— Ты пьяна, дитя мое, и не можешь расслабиться. — Давай-ка, сначала освободим ножки.

И Карл нежным движением сильных рук погладил Элизины ноги от бедер до колен, при этом не позволяя себе никаких вольностей.

— Так получше? — спросил Карел.

— Да, — ответила Элиза, начиная ощущать приятную раскованность во всем теле.

— А теперь…

Несколько грубовато Карл притянул Элизу к себе и нежно-нежно поцеловал ее в верхнюю губу.

— Тебе хорошо? — шепотом спросил ее Карл.

— Я не знаю, — тихо солгала Элиза.

— Ты лжешь! — сказал Карл и с нежной страстью вцепился в жаждущие поцелуя губы Элизы, которая уже не в силах была сопротивляться ласковой настойчивости Карла.

Карл нежно целовал ее лицо, лоб, синие глаза, длинную худую шею, хрупкие пальцы, пытаясь передать свою страсть каждой клеточке ее тела. Резким движением рук он сорвал с нее платье, тем самым превратив в лохмотья ценный наряд бабушки его супруги. Элиза, оставшись в одном белье, как ужаленная вскочила со скамейки и так шарахнулась от Карла, что не удержала равновесия и растянулась прямо на полу, который, к счастью, был покрыт синим мягким ковром. Карл сделал движение вперед, чтобы помочь ей подняться, но Элиза заорала: «Нет!!!» таким истошным голосом, что напугала самого Императора Священной Римской Империи.

Приняв решение сохранять дистанцию, Элиза по-турецки уселась на ковре, А Карл с восторгом и удивлением смотрел на ее французское кружевное белье, призванное возбуждать мужчин 21-ого века, но видимо, вызывало противоречивые чувства у мужчин, живших несколькими столетиями ранее.

— Как ты худа, дитя мое! — наконец, родил фразу Карл. — Тебя, наверное, морил голодом твой хозяин. Наши дамы тоже изящны, но они обладают приятными округлостями. Знаешь, что! Поступай ко мне на службу оруженосцем, — и глаза Карла засветились диким блеском. — У тебя получится. Ты высока, стройна, любишь оружие и разбираешься в нем. У меня есть мальчишка, но он очень хил и слаб, и его никак нельзя сравнить с тобой. Он будет тебе прислуживать.

«Как ты в бабском белье», — подумала Элиза.

Карл с жалостью посмотрел на полуголую худую Элизу и сказал:

— Знаешь что, дитя мое. Тебе, наверное, холодно. Давай, я отнесу тебя на кровать, и ты согреешься под теплыми одеялами.

Не дожидаясь ответа, он осторожно взял Элизу на руки и понес к углублению в стене, где стояла небольшая по ширине кровать под синим бархатным балдахином. Карл отогнул голубое немного грубоватое одеяло и осторожно, как драгоценную ношу, положил Элизу на мягкий матрац, а потом заботливо накрыл ее и поправил подушки.

— Можно, я прилягу рядом? — спросил разрешения Император Священной Римской Империи.

— Конечно, Ваше Величество, — ответила Элиза, которая, в общем, была не прочь поразвлечься с королем, хоть и боялась себе в этом признаться.

«Чего ему от меня нужно»? — лицемерно спрашивала она сама себя.

— Однако узкая у вас постель, Ваше Величество, — нагло заявила Элиза королю.

— Узкая? — удивился король. — А вот мы с Бланш ищем на ней друг друга.

Вдруг Элиза почувствовала во всем своем теле сладкую истому, перед ее глазами поплыл какой-то голубой туман, она закрыла глаза и погрузилась в глубокий сон.

Элиза проснулась от того, что почувствовала на своей щеке чье-то горячее дыхание. Она открыла глаза и увидела лежащего рядом с ней полуобнаженного Карла, который мечтательно и грустно смотрел на нее своими черными глазами. И опять Элиза почувствовала, как ей передаются живые флюиды его желания. Ей было даже немного обидно, что мужчина, лежа рядом с ней, растаял как сахар и даже не осмеливается прикоснуться к ней.

— А я все ждал, когда ты проснешься, — мягко сказал Карл. Даже боялся пошевелиться.

— А рубашку зачем снял?

— Здесь душно, — просто ответил Карл. — Ты сразу понравилась мне, — сказал король, нежно погладив Элизу по лицу. — Ты какая-то совсем другая. Как только я увидел тебя на пиру, я понял: «В этой девушке есть отражение моего „я“». Ты — родственная мне душа, хотя ты сильно отличаешься от наших дам. У тебя все другое: рост, цвет кожи, поступь, осанка, манера держать беседу… Но это не имеет значения. Твои глаза… Я узнал их и полюбил.

И Карл осторожно поцеловал Элизу в глаза.

— Такие глаза, — продолжал Карл, — были у моих древних предков — кельтов, которые жили здесь, на этой земле. Я смотрел на твои глаза и не мог оторваться от их синевы. Они подобны синему богемскому стеклу.

— А какая разница между Чехией и Богемией? — невпопад спросила Элиза.

— Как бык овцу кроет. Как от Московии до Киева! — расхохотался Карл и легонько шлепнул Элизу по рукам.

— Послушай, Карл, — сказала Элиза, тесно прижимаясь к его могучей груди. — Я должна тебе признаться.

— Говори, — просто сказал Карл. — Ты замужем? Это не проблема.

— Нет, дело не в этом. Я серьезно попала к вам из 21-ого века. Но это произошло совершенно случайно. Я этого не хотела.

— Это бывает, — рассмеялся Карл, лаская светло-русые волосы Элизы.

— Я не знаю, чем это объяснить. Но, возможно, это не та пространственно-временная дыра… и я…

— Ладно, успокойся. Я тебя внимательно слушаю, — сказал Карл.

— Я прилетела в Прагу встретить Рождество, и вдруг прямо на летном поле меня встречает княгиня Либуше, основательница вашего города. Все это очень странно. Она сочла меня избранницей Праги в эту Рождественскую ночь и попросила повернуть вспять стрелку часов на Староместской ратуше. Она сказала, что ее детище, ее любимый Пражский Град начал терять свои силы, но когда стрелка будет повернута вспять, время на какое-то мгновение остановится, Прага вберет в себя жизненные соки и будет процветать еще тысячи лет. Как понимаешь, я не могла ей отказать, — кротко сказала Элиза. — Ведь во мне течет кровь древних кельтов.

И мудрый Карл поверил ей. Какое-то мгновение он с восхищением смотрел на эту хрупкую наивную девушку с синими глазами, а потом встал, преклонил колено и сказал:

— Спасибо тебе, сестра. Ты спасла не только Прагу, но и мою империю.

Потом он подошел к постели и по-королевски, троекратно поцеловал Элизу. После, не спрашивая разрешения, он опять лег рядом с Элизой. Девушка слегка поежилась, но ей было приятно.

— Карл, — спросила Элиза, — а в каком времени живете вы?

— Времени? — удивился Карл. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Мы живем по календарю: зима сменяет лето; весна — осень. Так и живем. Но я люблю ходить к старому Яношу, который иногда специально для меня вызывает гостей из будущего, и я беседую с ними. Кстати, я примерно знаю, из какого ты мира. Янош часто вызывает именно ваш мир и показывает его мне. При этом он говорит: «Вот смотри и учись. Карл, как не надо жить! Вот оно — исчадие сатаны!»

— Правда? — удивилась Элиза. — А мы вроде не жалуемся.

— Не жалуетесь! — расхохотался Карл. — Ваша демократия — это худшая форма тирании. Жаль, что я не столь всемогущ и не могу повлиять на вашу жизнь.

— Наши предки хотели построить мир, где все были бы равны и не было бы денег, — мечтательно сказала Элиза.

— Без денег жить нельзя! — изрек Карл IV Люксембург. — Вы жили бы лучше, если бы по-настоящему любили деньги и не завидовали чужому успеху.

— Ты прав, Карл. Только мы живем в другое время.

— Времена действительно меняются, только люди остаются прежними во все века и во всех государствах. Вот ты, далекая посланница из будущего, сумела возбудить во мне небывалое чувство любви. И я не боюсь признаться в этом и не боюсь этого слова, потому что говорю правду.

И Карл снова стал нежно гладить и целовать лицо Элизы.

— Каждое прикосновение к твоей необычной коже вызывает во мне желание обладать тобой и не расставаться никогда, — страстно шептал Карл, и его поцелуи становились все более страстными и настойчивыми. Потом он настойчиво приник к губам Элизы, без труда разжал ей зубы и стал нежно целовать ее. Элиза что-то хотела сказать, но Карл не дал ей сделать этого, закрыв ее пылающий рот страстным поцелуем.

— Нет, — пролепетала Элиза, чувствуя, что Карл начинает целовать ее шею и спускаться все ниже и ниже к ее грудям, которые жаждали ласки и поцелуев.

— Да! — властно сказал король и стал покрывать тело Элизы поцелуями, однако не решаясь снять с нее нижнее белье, которое по понятиям Карла скорее напоминало набедренные повязки у доисторических homo sapiens.

Когда его рука начала ласкать внутреннюю часть бедра девушки, Элиза уже не в силах совладать с собой, скинула с себя свою «французскую прелесть» и предстала перед Карлом во всем великолепии обнаженной юности.

Карл на секунду остановился и с восхищением стал разглядывать ее прекрасное тело.

— Ты — моя синеглазая, кельтская жрица, — наконец, сказал он, припадая к ее груди и целуя ее девичьи розовые соски.

Элиза застонала от охватившего ее наслаждения, обняла Карла за плечи и с мольбой зашептала:

— Возьми меня, Карл! Возьми! Будь что будет! Еще есть время!

— Какое время, любимая? — спросил Карл. — Разве ты не останешься здесь?

— Нет, — со слезами ответила Элиза.

— Нет!? — с ужасом повторил Карл.

И в нем проснулся средневековый зверь.

— Раз ты уходишь, ты должна понести от меня ребенка! Ведь ты — моя половина!

С этими словами он резко раздвинул ноги Элизы и был уже готов войти в нее, как вдруг дверь с шумом распахнулась, и в королевские покои ворвался маленький седой, весь в лохмотьях старикашка и истошно заорал:

— Остановись, Карл! Если ты это сделаешь, ты вмешаешься в промысел Божий, совершишь тяжкий грех, и все мы погибнем!

— Тебе ли судить о Боге, Янош! — парировал Карл.

В два прыжка старикашка оказался у королевского ложа и с силой, несвойственной его возрасту, резким движением вырвал Элизу из объятий Карла, швырнул ей ее коричневую кожаную сумку и сказал:

— Я тебя уже 5 часов жду, беглянка, а ты здесь прелюбодействуешь! Пора домой.

И Янош три раза хлопнул в свои маленькие, сухонькие ладошки. Комната закружилась перед глазами Элизы, но она отчетливо видела полные отчаяния глаза Карла, и его дикий стон — стон не короля, а мужчины, навсегда теряющего свою любовь.

— Я не забуду твоих синих глаз… я не забуду твоих синих глаз… Я не забуду твоих синих глаз! — дрожащим от слез голосом, кричал Карл.

— Я не забуду твоих синих глаз, — эхом повторил млечный путь, и Элиза лишилась чувств.