Избранник сердца

17

Она была безмерно счастлива до того дня, когда они посмотрели фильм с участием Фрэнка.

В начале декабря в Буэна-Виста приехали Кэтрин с Хью и друзья с женами. Трой привез с собой сюрприз – видеокассету с последним фильмом, «Убить Кривого». Фильм уже вышел на широкий экран и, по словам Троя, делал огромные сборы.

– Ты их просто сразил наповал, – говорил Трой, гордясь за друга. – Я только что из Лос-Анджелеса – был там по делам, – и поверь мне, даже самые суровые критики прославляют тебя, великого актера. Говорят, тебя выдвинут на «Оскара» за эту роль.

– Они преувеличивают, – отмахнулся Фрэнк.

– Посмотрим, – возразил Хоакин с улыбкой.

После ужина все отправились в гостиную. Клэр понимала, что Фрэнк обидится, если она откажется смотреть, и все же слова Троя задели и взволновали ее. Если Фрэнк такой хороший актер… Ей почему-то совсем не хотелось видеть его на экране.

Он махнул рукой на свою спортивную карьеру. Это она еще может понять, ведь он уже побывал на самой вершине славы. Но кино… Здесь ему, возможно, еще предстоят самые большие в жизни удачи. И все же… Последние два месяца они так счастливы вместе. Она хотела, чтобы их безоблачному, тихому счастью ничто не угрожало, но… Наверное, она опять рассуждает эгоистично и думает лишь о своих интересах. А что же Фрэнк?

Если понадобится, она поедет за ним куда угодно. Хоть на край света.

Он взял ее за руку и задержал, пропуская остальных вперед.

– Ты как, Клэр? Не против? – тихо спросил он.

Она подняла на него глаза. Он читает ее мысли! Он заботится о ней, хочет оградить от неприятных воспоминаний.

– Конечно, не против, – ответила она улыбаясь, чтобы показать, что не будет огорчаться из-за фильма и всего, что с ним было связано.

Но он все еще не двигался с места. Видимо, ему самому не очень хотелось смотреть на себя.

– А ты не против? – спросила она, начиная тревожиться. Неужели он настолько изменился, что хочет забыть все, что было до их свадьбы?

– Я еще никогда не видел себя на экране, – признался он с виноватой улыбкой.

Он смущен, потому что боится не оправдать ожиданий друзей?

– Наверное, ты там просто великолепен, – заверила она его, пожимая ему руку, чтобы доказать, что она понимает и поддерживает его. – У тебя большой талант. Уверена, и режиссер его разглядел.

– Талант… – Секунду он озадаченно смотрел на нее, потом пожал плечами. – Ладно, пойдем посмотрим, что сотворил великий режиссер. Но не забывай, Клэр, это только кино. Обещаешь?

– Обещаю. – Она уверенно тряхнула головой, хотя на душе у нее скребли кошки.

Наверняка в фильме есть любовная линия, думала она, идя вслед за ним в гостиную, где уже задернули плотные шторы и погасили верхний свет. То, что Фрэнку не по себе, наверняка означает: он не знает, как она отнесется к другой женщине рядом с ним, хотя бы только в кино. Но она не собирается его ревновать. Кино снимали еще до того, как они поженились. С тех пор она не сомневается в верности Фрэнка. Жаль, что тогда, после концерта, она дала волю своим страхам и сомнениям, когда увидела его с той брюнеткой. Она совершила столько ошибок, что ей предстоит исправлять и исправлять их.

Они сели на мягкий диванчик, который друзья предусмотрительно оставили свободным. Трой включил видеомагнитофон. По экрану пошли титры. Трой и Хоакин время от времени отпускали шуточки, на которые Фрэнк реагировал вполне добродушно. И все же…

Начало фильма было жестким. Первые кадры шли без музыки, без слов. На экране крупным планом показывали убитую жену главного героя и двух мертвых малышей на полу. Кровь на стенах красноречиво говорила о том ужасе, который здесь недавно случился. Главный герой застыл на месте, в глазах у него боль, ужас, а также ярость и страстное желание найти подонков и отомстить им. С какой нежностью он склонился над убитой женой и снял у нее с шеи окровавленный платок!

Одинокий герой стоит на кладбище, над тремя свежими могилами, а потом медленно отворачивается и идет прочь, к своей машине. Печальная и тревожная музыка…

– Черт возьми! – не выдержал Трой. – Сильная вещь, Фрэнк!

Для Клэр все последующие сцены тоже были сильными; главный герой без устали выслеживал одного бандита за другим и убивал их. Наконец в живых остался лишь главный мафиози по кличке Кривой. Он уезжает в Чикаго, вступает в тамошний клан… Герой узнает, где его кровный враг. В Чикаго его не знает никто. Он выдает себя за бандита… Ему приходится участвовать в ограблении. Он не может попасться полиции, не имеет права раскрыться раньше времени. Его ранят, хотя ему удается доползти до машины и доехать до окраины города, где находится крошечный итальянский ресторанчик. И вот он входит в пустой зал и падает у самой двери.

Когда он приходит в себя, на глаза ему попадаются двое детишек, играющих во дворе, и он вспоминает все… Мучительные воспоминания овладевают им. Вдова, владелица ресторана, понимает, что к врачу обращаться нельзя. Она сама лечит и выхаживает его.

Женщина дает ему понять, что он у нее незваный гость, лишнее бремя. Но постепенно главный герой преодолевает ее неприязнь. Он заботится о ее детях… По мере того как он выздоравливает, его и хозяйку все сильнее тянет друг к другу. И вот в ночь накануне его отъезда вдова решает отдаться ему, прекрасно понимая, что он, скорее всего, больше к ней не вернется.

Любовная сцена удалась превосходно – вначале главный герой сомневается, вправе ли он принять от женщины такой щедрый дар. Лицо его искажено страданием. Но она призывает его уступить желанию, которое испытывают оба. Они занимаются любовью с отчаянием, словно последний раз в жизни. У Клэр мурашки поползли по коже. Она вспомнила, что чувствовала сама в ту ночь, когда был зачат их ребенок.

На следующее утро дети провожают героя до машины. Они просят его скорее возвращаться. А вдова молча стоит на пороге и смотрит, как он уезжает. На лице ее смирение и покорность.

Он выслеживает Кривого. Наконец они остались один на один… Ночью в темном переулке главный герой настигает мафиози. Но ярость ушла, осталась лишь мрачная решимость наказать злодея. Убив мерзавца, герой Фрэнка закрывает его лицо окровавленным платком, который он когда-то снял с шеи убитой жены. Все кончено. Но что теперь будет с ним, с его жизнью? Герой возвращается в Нью-Йорк, идет на кладбище, где похоронены его близкие. Он долго стоит у могил, и кресты белеют на фоне заката.

Финальная сцена. Дети вдовы играют на улице у ресторана. Вдали показалась знакомая машина. Дети зовут мать. Они бегут навстречу, а женщина выходит на крыльцо, и обычная сосредоточенность на ее красивом лице сменяется удивленным выражением. Герой Фрэнка выходит из машины, здоровается с детьми и направляется к ней.

Клэр не могла сдержать слез. Кэтрин, Элисон и Бекки тоже плакали. Даже Хоакину пришлось откашляться, прежде чем он заговорил:

– Фрэнк, критики не преувеличивают. Когда я смотрел на тебя, я забыл обо всем на свете.

– Точно, – согласился Трой, изумленно качая головой. – Сюжет-то избитый – я пересмотрел тысячу похожих фильмов, – но ты привнес в него личные нотки. Успех фильма целиком твоя заслуга.

– Да ладно, – усмехнулся Фрэнк. – Наверное, все просто удивились.

– А как тебе самому? – спросила Элисон.

– По правде сказать, – Фрэнк покачал головой, – у меня такое чувство, будто меня застали голым и показали всем. Не нужно было мне сниматься в кино. – Он рывком встал с дивана, поднимая за собой и Клэр. – Ребята, если не возражаете, я отведу жену в постель. Ей надо высыпаться.

Клэр остро ощущала напряженность Фрэнка. Неужели фильм ему не нравится? Невооруженным глазом видно: он на самом деле прирожденный актер!

Он отказывается от блестящей карьеры из-за нее и будущего ребенка. Клэр не очень возражала против того, чтобы он закончил спортивную карьеру, но сейчас она вдруг поняла: будет неправильно, несправедливо, если он зароет свой талант в землю. Слишком большая жертва…

Нужно серьезно с ним поговорить.

Выпустить его из клетки.

Если кто-то и создан для исполнения разных ролей, то только Фрэнк Фиорентино.

Сидя на кровати, Клэр смотрела, как раздевается ее муж, и невольно вспоминала ключевую любовную сцену фильма, который они только что посмотрели. С вдовой тоже было так – от неприятия к любви и нежности.

– Что с тобой? – спросила она. – Ты как будто не в своей тарелке.

Фрэнк бросил на нее настороженный взгляд.

Неужели боится, что она устроит сцену?

– Хоакин прав, – тихо сказала она. – Благодаря тебе мы все забыли, что перед нами всего лишь фильм. Мы прожили его. Не думаю, что многие актеры способны так брать за душу. Ты заслуживаешь самых высоких наград, Фрэнк.

Он устало улыбнулся.

– Клэр, я не актер и не умею играть. Я просто перенес на экран то, что чувствовал, и привнес в роль свое понимание жизни.

– Жизни? – переспросила она, и пульс ее учащенно забился. Говорил же он, что чувствует себя так, словно его застигли голым…

Он покачал головой.

– Ты должна понять, что к нам все это не имеет никакого отношения.

Снова запирает себя в клетку.

Клэр сжала зубы. Пора сказать ему…

– Фрэнк, ты интересен мне весь, понимаешь? А не только та твоя часть, которую ты соглашаешься приоткрыть для меня.

Он устремил на нее тяжелый взгляд.

– Нет, Клэр. Ты много раз говорила, что Буэна-Виста твой мир и ничего другого ты не хочешь.

Черт бы меня побрал за такие слова!

– Мне жаль, что фильм так тебя расстроил, – продолжал он. – Главное, не забывай: его сняли, когда мы с тобой еще не были женаты.

Он раньше нее самой понял, отчего ей было не по себе!

Сердце у Клэр тревожно забилось. Значит, Фрэнк всерьез обдумал все, что она говорила ему раньше, потому что он хотел, чтобы их союз был настоящим, крепким и прочным. Словно молния сверкнула в ее мозгу: Фрэнк говорил ей, что научился выживать. И у него выработалась соответственная психология. Он отбросил все, что может поставить под угрозу их дальнейшую совместную жизнь. Не задумываясь поставил крест на собственной карьере. Пожертвовал всем ради их счастливого будущего. И при этом остается таким же обаятельным. И улыбается.

Униженный и оскорбленный ребенок внутри Фрэнка Фиорентино никуда не делся – просто спрятался в тайниках его сознания, однако не исчез и не испарился. Призрак прошлого до сих пор диктует ему, как вести себя во враждебном мире!

Сбросив с себя одежду, Фрэнк улегся на постель, притянул ее к себе и улыбнулся – снова улыбнулся, чтобы ей стало приятно! – и лишь потом начал расстегивать на ней блузку.

– Ты, наверное, устала…

– Перестань! – воскликнула она.

Фрэнк нахмурился, озадаченный ее внезапной вспышкой.

– Перестань опекать меня, Фрэнк, – взмолилась Клэр, глядя ему в глаза, словно внушая ему искренность своих мыслей и чувств. – Раньше мне казалось, что твоя профессия угрожает нашей совместной жизни, но за прошедший год я переросла свои страхи и поняла: запирать такого человека, как ты, в клетку, просто преступно!

Фрэнк сурово сдвинул брови.

– Клэр, здесь, в Буэна-Виста, я не чувствую себя запертым в клетке. Мне хорошо здесь. И дел по горло. Мне есть чем занять себя.

Она приподнялась на локте и погладила его по щеке. Как же ей достучаться до него, как растопить толстую броню, наросшую на его душе за годы страданий и унижений?

– Я люблю тебя, Фрэнк. Я хочу, чтобы ты впустил меня в свою жизнь. Я хочу быть с тобой всегда, а не только тогда, когда ты считаешь это удобным или возможным для меня. Обещаю, я не стану отторгать тебя только потому, что не знакома с другими частями твоей жизни. Прошу тебя, не закрывайся и впусти меня к себе в душу.

Он пытливо всматривался в нее.

– Раньше ты никогда так не говорила!

– Я была дурой, эгоистичной дурой. Я боялась, потому что не верила, что когда-нибудь ты станешь моим целиком. Но, если мы действительно станем одним целым, я клянусь, что всегда буду рядом и всегда поддержу тебя, что бы ни случилось, куда бы ты ни поехал и чем бы ни захотел заняться.

Он ласково прижал палец к ее губам, призывая ее замолчать.

– Ты любишь меня? – недоверчиво переспросил он, словно только это и понял из всей ее пламенной речи.

Клэр пришла в ужас. Оказывается, все то время, что они прожили в браке, он не чувствовал себя любимым! Она сбивчиво заговорила – рассказала, как была влюблена в него с самого детства, как боготворила, обожала его, потом обиделась, потому что он не приехал на день рождения, и из чувства самосохранения внушила себе, будто презирает его. Как у нее появилась навязчивая идея хотя бы один раз переспать с ним, как она казнила себя за то, что якобы обманом заманила его в ловушку, заставив жениться на себе. Потом боялась надоесть ему… Клэр страстно надеялась, что в ответ он тоже раскроется и скажет ей правду, какой бы неприглядной та ни оказалась.

Ей обязательно нужно все про него знать.

Только понимая все до конца, она сможет по-настоящему почувствовать себя его женой.

Никаких тайн друг от друга.

Никаких запретных зон.

Клэр видела, как от ее признаний глаза его оживают, теплеют. Она видела на его лице целую бурю чувств: смущение, нежность, сожаление, иронию. К тому времени, как она выложила все, нервы ее были на пределе. Но ей было все равно. Главное, что она наконец высказалась.

Несколько мгновений, которые показались ей вечностью, он молчал и просто гладил ее пышные густые волосы. Венец ее славы.

– Между нами всегда была пропасть непонимания, Клэр, – с сожалением заговорил он. – Ты пленила меня еще когда была совсем маленькой. В глубине души я считал тебя моей сестренкой – точно так же, как Кэмерона я считал отцом. И преодолеть эту пропасть казалось мне немыслимым. Хотя в последние годы я не раз сожалел об этом.

– Правда? – недоверчиво спросила она.

Он кивнул.

– Ты никогда не показывал своего… интереса.

– Мне казалось, это неправильно. Во-первых, ты дочь Кэмерона. Во-вторых, ты отгородилась от меня словно каменной стеной.

Клэр вздохнула.

– Я думала, что никогда тебе не понравлюсь, Фрэнк…

– Теперь я все понимаю. Но в ту ночь, после похорон Кэмерона, когда ты согласилась заняться со мной любовью, я всеми силами пытался преодолеть возникшую между нами пропасть.

– Значит, – ошеломленно спросила она, – тогда для тебя это был не просто секс?

– А для тебя? – На его губах заиграла лукавая улыбка.

– Фрэнк, я была так поглощена собственными чувствами… и потом, я поймала тебя на крючок, обманула…

– Клэр, я не попался бы на крючок, если бы не хотел этого. И ничто не могло остановить меня от того, чтобы вернуться и завоевать всю тебя.

– Как… в фильме? – спросила она, желая понять, перенес ли он свое чувство к ней на любовную сцену в фильме.

Фрэнк поморщился.

– Я и не предполагал, что ты когда-нибудь увидишь этот фильм. Когда я вернулся в Чикаго, я убедил режиссера в том, что роль вдовы надо переписать. Она должна была понять, что моего героя связывают с прошлой жизнью слишком мучительные воспоминания, она должна была бояться, что он не вернется к ней. И все то время я думал о тебе, Клэр.

– Фрэнк, твой герой тоже стал жертвой обстоятельств – у него был выбор между любовью и долгом, – напомнила она. – Но я не хочу, чтобы ты разрывался пополам.

– У него было дело, которое он обязан был завершить до того, как начать новую жизнь. И он сделал все, что от него требовалось. Я испытываю те же чувства. Внутри меня нет противоречия между тем, как я живу, и тем, чего я хочу. – Он улыбнулся широкой, радостной улыбкой. – Ты подарила мне счастье.

Ее любовь… Любовь – великая сила, когда ее не сковывают условности.

– Ты свободен, Фрэнк, – сказала она. – Тебе не нужно притворяться счастливым ради меня. Мне все равно, чем ты решишь заняться или чем занимался в прошлом. Я люблю тебя.

– Почему мое прошлое до сих пор волнует тебя?

– Дети… те чувства, которые ты испытывал, снимаясь в кино. Ты говорил, что переносил на экран собственные ощущения.

Глаза его затуманились.

– Пока ребенок маленький, он не может остановить взрослых, помешать им, – тихо сказал он. – Помню, Хоакин рассказывал Трою и мне – нам тогда было по шестнадцать лет, – как его отец регулярно избивал мать. Из-за него она стала инвалидом. Хоакин пытался вступиться за маму, но отец отшвыривал его в сторону и тоже избивал. Я прекрасно его понимаю. С раннего детства я усвоил: взрослых победить невозможно. Они гораздо сильнее. И они в ответе за все – за синяки, за сломанные руки и ноги, за то, что ребенок по ночам мочится в постель…

– Что было для тебя хуже всего?

Он промолчал, явно не желая отвечать.

– Ты рассказал мне про Хоакина, Фрэнк, – мягко увещевала она. – Пожалуйста… расскажи мне о себе.

Он заговорил – медленно, неохотно, словно стыдясь.

– Когда тебя бьют – это еще не самое плохое. Я страшно боялся, когда меня запирали в чулане. Одного. В темноте. Бежать было некуда. Дни, ночи… Я никогда не знал, надолго ли меня накажут. Иногда они просто забывали обо мне. Мне нужно было сидеть тихо, в противном случае меня выволакивали из чулана, били и снова швыряли туда – на более долгий срок.

– Господи, Фрэнк! Ничего удивительного, что ты сбежал от них.

– С тех пор много воды утекло, – уклончиво ответил он. – Но, когда снимали ту, первую, самую страшную сцену фильма… Мне нетрудно было изобразить горе и страстное желание отомстить, отплатить убийцам. Хотя, как говорит Трой, лучше всего забыть о мести и идти дальше. Просто… до конца такое не забывается.

– Да, – прошептала она. – Вряд ли ты когда-нибудь забудешь. Спасибо, что ты мне доверился… Твой рассказ поможет нам навести мосты через пропасть, потому что теперь я понимаю, почему ты думаешь и поступаешь именно так, а не иначе. Я не хочу, чтобы ты еще когда-нибудь чувствовал себя одиноким, Фрэнк.

Он улыбнулся, и она обвила руками его шею. Глаза его светились откровенным желанием к более тесному сближению, когда он спросил:

– Мы достаточно наговорились?

– Нет.

– Что же еще? – Она просто испытывает его терпение!

– Я хочу услышать, как ты признаешься мне в любви.

Он рассмеялся, и Клэр показалось, что он смеется с облегчением. Глаза его лучились радостью, когда он приблизил губы к ее лицу, потерся о щеку и прошептал:

– Я люблю тебя, Клэр! И мне нравится, что мы с тобой всегда вместе – во всем. Мне нравится быть частью твоей жизни…

– Я тоже часть твоей жизни, – едва слышно пролепетала она.

– Да, и я люблю тебя всю.

Он немедленно начал доказывать, как сильно он ее любит, и она любила его в ответ – искренне, открыто, от всей души. Ей было покойно и хорошо от сознания того, что она для него единственная, неповторимая и желанная, такая же, как и он для нее. И так будет всегда.

Утром Фрэнк проснулся с сознанием абсолютного счастья. Он ласково смотрел на всех и не испытал никакого предчувствия, когда Хоакин и Трой позвали его в кабинет для важного разговора. Пока они шли по длинной веранде, огибавшей огромный дом, он спросил у друзей, довольны ли те своей жизнью.

– Я счастливый человек, – заявил Трой, закатывая глаза.

– Да и у меня все прекрасно, лучше не бывает, – поддержал его Хоакин.

– Извини, Фрэнки, если я обидел кого-нибудь, когда привез кассету с твоим фильмом, – покаянным тоном начал было Трой.

– Да нет, все хорошо, – улыбнулся Фрэнк. – Местами было трудновато, но все в порядке.

– Тебе понравилось?

– Да.

– А Клэр?

– И ей тоже. Фильм даже помог нам с ней кое в чем разобраться. Кажется, я слишком долго был застегнут на все пуговицы и многое носил в себе.

– Так было и у нас с Бекки, – признался Хоакин. – Вначале трудно было раскрывать ей душу… Но зато потом как легко…

– Для них все имеет значение, – понимающе кивнул Трой.

Значит, у них тоже было такое, подумал Фрэнк.

Мы все очень ранимы и постоянно настороже.

Какая важная вещь – доверие! Они не сразу научились верить людям. Вначале они поняли, что верить можно Кэмерону. И тем не менее даже сам Кэмерон поставил Фрэнка в тупик своим завещанием. Возможно, Хоакин и Трой испытывали те же чувства, хотя и не показывали виду.

– О чем будем говорить? – спросил Фрэнк, пропуская друзей в кабинет.

– О письме от Кэма, – ответил Хоакин.

Фрэнк был ошеломлен. Он закрыл за собой дверь на автопилоте и молча уставился на друзей. Ясно, они оба что-то знают. На лице Троя никакого удивления. А Хоакин достал из нагрудного кармана куртки белый конверт.

– Он оставил письмо у меня, Фрэнк, – объяснил Хоакин. – И велел вскрыть конверт через полгода после его смерти, когда мы втроем соберемся вместе.

Все ясно, подумал Фрэнк. И вполне справедливо. Хоакин – юрист. Разумеется, он точно выполнил указания Кэмерона. И все же, если в письме объясняются условия завещания, зачем вскрывать его через полгода? Сколько душевных сил и волнений они сэкономили бы, если бы сразу узнали о причинах, толкнувших Кэмерона завещать ему ранчо!

Хоакин протянул ему конверт.

– Фрэнк, по-моему, прочесть его должен ты.

– Нет. Он доверил письмо тебе, Хоакин, – возразил Фрэнк и весь сжался от нетерпения. Что там внутри? Хотел ли Кэмерон, чтобы он, Фрэнк, поступил именно так? Двум друзьям не о чем волноваться. Им сейчас хорошо, а он… Нет, возразил он себе. Он все сделал верно. Ему нечего стыдиться. И Клэр тоже хорошо. Они с ней действительно стали партнерами. Во всех смыслах этого слова.

– Прочти сам, Хоакин, – предложил Трой.

Ни один из троих не садился. Словно бы они стоя отдавали дань уважения Кэмерону. Хоакин вскрыл конверт, вытащил оттуда лист бумаги и медленно развернул его. Потом откашлялся.

– Разрешите сначала прочесть все до конца. Обсуждать будем потом. Согласны?

Фрэнк и Трой кивнули.

Хоакин набрал в грудь воздуха и начал.

«Дорогие мои сыновья!

Ибо я считаю вас своими сыновьями. Поверьте, я не любил бы вас сильнее, не гордился бы вами больше, будь вы моими кровными детьми.

Я очень устал. Я чувствую, как тело отказывается слушаться меня, а время уходит. Трой и Хоакин, вы оба нашли свое место в жизни. Надеюсь, вы это понимаете и поймете меня, когда я скажу, что хочу того же самого для Фрэнка. В какой-то мере я чувствую себя ответственным за все, что происходит. Мне кажется, я до некоторой степени мешал ему, так что с помощью завещания попытаюсь все исправить.

Меня тревожит и Клэр. За Кэтрин я спокоен, но Клэр потребуется помощь, чтобы удержаться на плаву. Я знаю, что вы, все трое, не оставите ее в беде и поможете восстановить Буэна-Виста, однако я намеренно выделил Фрэнка – не потому, что люблю его больше, но потому, что завещанием своим благословляю его. Я хочу, чтобы он обосновался в Буэна-Виста с Клэр, если он того пожелает.

Я часто думаю о том, что их двоих всегда связывала невидимая нить – естественное притяжение друг к другу, которое не ослабевало с годами, хотя в последнее время их отношения и выглядели напряженными. Надеюсь, оба они поймут, что напряжение вызвано барьерами, которые ни один из них не считает возможным преодолеть.

Может, я ошибаюсь. Шесть месяцев – достаточно долгий срок для того, чтобы преодолеть любые барьеры, если есть силы и желание, подкрепленное любовью. Если же окажется, что я не прав, предоставляю вам – всем троим – внести коррективы в мое завещание и передать Клэр Буэна-Виста в полное владение.

Все вы предлагали мне свою помощь. Я знаю, вы хотели помочь искренне, от всей души. Хочу, чтобы Фрэнк в один прекрасный день познал радость возвращения домой к любимой и любящей женщине. Фрэнк, пожалуйста, прости меня за то, что я вмешался в твою жизнь. Надеюсь, прошедшее время было для тебя не слишком тяжелым. Как и для всех вас. Наверное, вы удивились, зачем я сделал то, что сделал.

Оставайтесь друг другу братьями. И спасибо вам за то, что вы дали мне за все эти годы.

Ваш Кэм».

Понадобилось немало времени, чтобы Фрэнк справился с комом, подступившим к горлу, и взял себя в руки.

– Так вы оба понимали, что он на самом деле имел в виду в своем завещании?

– Мы не были уверены до конца, Фрэнк, – ответил Трой. – Просто надеялись: Кэм знал, что делает.

– Ход конем, – пробормотал Хоакин, указывая на шахматный столик. – Кэм хотел, чтобы ты пленил королеву. Вполне логично! И ты так и поступил…

– Клэр я бы ни за что в этом не признался, – возразил Фрэнк. – Мы ведь с ней партнеры.

– Рухнули все преграды? – спросил Трой, и в его карих глазах заблестели веселые искорки. – Сегодня утром именно такое у меня сложилось впечатление.

Догадка молнией сверкнула в мозгу Фрэнка.

– Так вот зачем ты привез кассету и показал ее нам при всех! Ты что-то знал, Трой!

– Клянусь, я ничего не знал. Просто сложил два и два и получил четыре.

– Мы оба восемь лет назад были в Буэна-Виста. – Хоакин тоже весело посмотрел на Фрэнка. – Тогда Клэр исполнилось восемнадцать. Она расцвела, стала настоящей красавицей. Но нам стало совершенно ясно, что мы не в состоянии заменить ей тебя.

– Какой же я был идиот все эти годы!

– Нет, Фрэнк. Клэр на восемь лет тебя моложе. К тому же она дочь Кэма, – улыбнулся Хоакин. – У нас у всех были шоры на глазах. Мы с Троем тоже ничего не понимали, пока не открылось завещание Кэма. Но потом… мы решили уйти в тень, чтобы вы с ней вдвоем справились сами.

– Вот мы и подошли к главному вопросу. – Трой помолчал, а затем спросил: – Фрэнк, ты здесь чувствуешь себя дома?

– Да. Да. Здесь мой дом! – Он рассмеялся, потому что увидел, что друзья весело улыбаются ему. – Вообще-то, – продолжал он, – вчера ночью мы с Клэр обсуждали один план. Я бы хотел предложить свои услуги организации «Дети улиц» и открыть в Буэна-Виста спортивную школу для трудных подростков.

– Ты здорово придумал! – оживился Хоакин.

– Очень здорово, – согласился Трой. Кивком головы он указал на большое черное кожаное кресло за письменным столом. – Если кто-то и вправе занять место Кэма, то только ты, Фрэнк. Желаю тебе удачи!

– Присоединяюсь, – с улыбкой сказал Хоакин. – По-моему, ты отлично впишешься в это кресло.

Фрэнк смутился, поняв, как много он значит для друзей и как много они думают о нем. Но больше всего он испытывал к ним благодарность за поддержку и понимание.

– Спасибо, ребята. Постараюсь оправдать ваше доверие. Хоакин, ты ведь юрист. Ты мне поможешь все оформить и так далее?

– Можешь на меня рассчитывать.

– Значит, в кино ты больше не собираешься сниматься? – спросил Трой.

– Нет. Там – не настоящая жизнь. Настоящее – то, что происходит здесь, в Буэна-Виста… и с Клэр. И мне это нравится. Я ни на что это не променяю.

– Значит, и говорить не о чем, – решительно подытожил Хоакин. – По-моему, мы должны поступить так, как в таком случае поступают все братья. Налить чего-нибудь покрепче и произнести тост за человека, благодаря которому мы всего достигли.

Когда они последовали его совету, Трой первым поднял бокал.

– За Кэмерона Келли, который подарил нам жизнь!

– За лучшего на свете отца! – присоединился Хоакин.

– Покойся с миром, Кэм. Поистине то был добрый день, когда мы впервые приехали в Буэна-Виста, – заключил Фрэнк.