Но желание моё никто и не думает осуществлять. Наоборот. Свята и маму врачи настойчиво выдворяют из палаты и начинают донимать меня изнуряющими вопросами, осмотрами, процедурами. А беспокойство моё только нарастает.
Что, если меня обманули? Если не хотят говорить правду о ребёнке? Если с ним не всё в порядке?
— Доктор, — с трудом поворачиваю голову.
Проклятая слабость, а ещё дикая сухость во рту… Если бы не они, я бы смогла внятно потребовать что-то, а так… Удаётся только жалобно смотреть и шептать.
— Доктор, — снова пытаюсь привлечь его внимание.
Но он как будто не слышит, продолжая бормотать что-то медсестре, которая торопливо делает записи в карте.
— Анализы нужно взять и в капельницы с завтрашнего дня добавим…
— Доктор! — выкрикиваю изо всех сил.
— Тише, тише, больная, — подходит ко мне, укладывает назад на подушку. — Волноваться вам сейчас категорически нельзя. Надя, сделай ей укольчик, чтобы успокоилась Мария.
— Нет! — пытаюсь протестовать, но выходит очень слабо. — Я хочу увидеть сыночка, — сипло и отчаянно.
— Увидите. Обязательно увидите. Только на ноги вас поднимем, и сразу.
— Где он? Я вам не верю, — начинаю всхлипывать, паника накатывает с новой силой. — Вы мне врёте… Покажите его, пожалуйста…
— Та-а-ак! — хмурится врач строго. — Истерику прекратить! Сын ваш в отделении неонатологии. В инкубаторе. Я как вам должен его показать, м?
— Почему в инку…ба…, — не получается выговорить слово от волнения.
— Ох, женщины, — психует врач. — Как же сложно с вами. Надя, позови мужа пациентки. И укол приготовь.
Через пару минут в палату возвращается Свят. Ловлю взгляд мужа. Он какой-то странный, и теперь я понимаю, что именно это меня и вывело из равновесия.
— Свят, — хватаю его за руку, — всё хорошо? Скажи мне…
Муж настороженно кивает, но я чувствую, что-то недоговаривает. Смотрит, как будто боится моей реакции, ждёт чего-то, а не пойму, чего.
— С Богдашей всё в порядке, скажи? — не отпускаю его взгляд, чтобы не смел соврать.
— Богдаша? — лицо Свята вдруг озаряется улыбкой. — Так ты решила его назвать? А мы его с твоей мамой то зайчиком, то котиком называем.
От сердца резко отлегает. Значит, жив мой крошка.
— Почему зайчиком? — тоже невольно начинаю улыбаться.
— Я был уверен, что ты имя придумала, и ждал, когда придёшь в себя, чтобы сообщить об этом, — взгляд его снова становится глубоким и… виноватым? Или, мне кажется?
— Как ты себя чувствуешь? — гладит моё лицо трепетно.
Нежность поднимается к мужу. Я ведь так люблю его и всегда мечтала подарить ему сына, хоть он и был против изначально.
— Ещё не поняла.
— Машка, — вдруг подаётся вперёд Свят, смотрит открыто и ранено. — Как же ты меня напугала, — зажмуривается, прижимает мою ладонь к своей небритой щеке.
Только сейчас удаётся его рассмотреть внимательно. Похудел, лицо осунулось, небритый, уставший, под глазами залегли тени.
Ловлю его эмоцию. От этого и мне становится нестерпимо больно. Знаю, потерять меня — это был его главный страх, поэтому всё и было так сложно.
— Прости меня, — шепчу, глядя ему в глаза. — Но я не могла поступить иначе…
Тяжело сглатывает, отводит глаза. Вижу, в нём всё ещё живёт протест по поводу моего решения. И нам придётся вернуться к этому разговору. Но не сейчас.
— Почему Богдан? — уходит от тяжёлой темы Свят.
— Всё просто. Бог нам дал этого ребёнка. Бог его будет хранить. И я…
— И я…, — отзывается муж. — Он необыкновенный, — вижу в его глазах нежность. И меня ею плавит тоже. — Спасибо тебе.
— Ты рад? — замирает у меня в груди от щемящих чувств.
Я ведь так боялась, что Свят не примет малыша, будет и дальше видеть в нём только угрозу моему здоровью.
— Я рад, — кивает уверенно.
Чувствую, эмоций за этими словами стоит немало, но не могу пока понять их оттенков.
— Покажи мне его, пожалуйста.
— Сейчас.
Муж достаёт телефон, листает там что-то, а потом подносит ко мне экран.
И я замираю от трепета и счастья.
— Боже! Какой хорошенький, — начинаю всхлипывать.
Рассматриваю внимательно крохотное личико, волосики, ручки.
— У него твои глаза, — с тёплой улыбкой произносит Свят.
— А брови и волосы твои, — поднимаю влюблённый взгляд на мужа. — Я так мечтала об этом, — начинаю всхлипывать чаще.
— Тише, не плачь, — вытирает слёзы с моих щёк костяшками пальцев. — Поправляйся. Ты нам всем нужна, — дрожит его голос от эмоций. — И ещё. Я тебя очень-очень люблю. Чтобы ни случилось, помни об этом, моя Ириска, — и снова этот раненый взгляд.
И между нами висит что-то… О чём Свят как будто хочет сказать, но не решается…
В этот момент в палату возвращается медсестра.
— Так! А что за слёзы? — выговаривает строго. — Нельзя вам волноваться. Хорошие эмоции для вас сейчас не менее опасны, чем плохие. Всё! Что же вы, муж. Вас позвали, чтобы успокоили, а вы…
— Он успокоил, — заверяю я, нехотя выпуская руку мужа из своих пальцев.
— Ладно уж. Но теперь всё! Полный покой!
Категорично выпроваживает Свята, ставит мне укол. Лекарство начинает действовать быстро, унося меня в сон.
Я почти счастлива, и перед глазами у меня мой самый красивый на свете малыш.
Вот только неприятным туманом поднимается внутри вопрос: что же хотел сказать мне муж?