Конечно же, дальше поцелуев дело не зашло. Я не была готова, да и домой надо было возвращаться. Я не договаривалась с няней на всю ночь.
Но на поцелуях мы оторвались. Вернее, оторвался Лёша. Он целовал меня с таким голодом и внутренним надрывом, что я невольно отвечала тем же.
Не понимала толком, что происходит. Это походило больше всего на прорыв плотины.
Как будто в той защитной стене, что я выстроила в себе, появилась пробоина, и все чувства, замурованные там давным-давно, вдруг вырвались на свободу.
Вот мы и целовались одержимо и неистово, почти как подростки. Кажется, кто-то выходил на террасу, но Громов не дал мне отстраниться, лишь утащил подальше в темный уголок.
Боже, да мы даже в машине умудрились целоваться. Когда припарковались у моего подъезда.
Лёша, казалось, пытался надышаться как перед смертью. Да и я отвечала тем же.
Потому что знала, что продолжения не последует. Вот мы и использовали последние минуты как могли.
Лишь почувствовав, как сильно возбужден Громов, я нашла в себе силы отстраниться и выскользнуть из машины.
— Я приеду в субботу, — донеслось хриплое вслед. — Раньше не могу, дела снова зовут в Москву.
— Ладно, — отзываюсь тихо и ныряю в подъезд. При том до последнего чувствую взгляд, прожигающий в спине дыру.
В квартире все тихо и спокойно. Лиза видит десятый сон. Няня прощается, собирает вещи и уходит. А я остаюсь одна со своими чувствами.
Вздрагиваю, когда вижу себя в зеркале ванной. Опухшие губы, горящие шальным блеском глаза. Общий перевозбужденный вид.
Уже и не помню когда так выглядела в последний раз. Наверное, до смерти Сергея.
И теперь не понимаю, чего хочу больше — продолжить начатое или прибить Громова к чертям хомячьим.
Засыпаю поздно, после долгого лежания в ванне и пары чашек успокаивающего чая.
Утром же пришло отрезвление. Стыд? Нет, стыдно не было. Скорее было неловко от того, что позволила себе лишнего. И теперь придется общаться с Лешей и делать вид, что ничего не было.
А это будет сложно.
Радовало только то, что еще почти неделю Леши не будет в городе, и я успею взять себя в руки.
Следующие шесть дней прошли спокойно, а в пятницу громом среди ясного неба прозвучал звонок от несостоявшейся свекрови.
Я номер давно сменила, так что ответила на звонок от незнакомого абонента спокойно, не ожидая подставы. И чуть не уронила челюсть на стол, когда услышала:
— Добрый день, Рита.
— Здравствуйте, Любовь Сергеевна. — прохладно ответила я. — Откуда у вас мой номер?
— Это не так уж важно. Главное, я его нашла. Рита, нам нужно встретиться и поговорить.
— Нам? — подавила легкий приступ раздражения. — Любовь Сергеевна, мы не виделись десять лет. О чем нам с вами разговаривать?
— О Лёше.
Так. Я сразу же напряглась. Если бы не знала о смене фамилии, то подумала бы, что Лёшка решил подослать ко мне свою мать. Но они же не общаются. Или он мне все же приврал опять?
Подозрения мелькают в сознании, но Денисова их тут же развеивает.
— И почти девять я не видела сына. А это просто невыносимо.
— Любовь Сергеевна, я, скажем так, немного в курсе, почему ваш сын не общается с вами и с отцом. Но не я причина вашего разрыва. Так что вы хотите от меня?
— Для начала просто поговорить, — голос матери Лёши был каким-то тусклым и очень усталым. — Я специально приехала из Москвы, чтобы встретиться с тобой. Сможешь приехать через час в ресторан при отеле «Вайолет»?
— У меня работа.
— Пожалуйста, Рита, удели мне немного времени. — просящие нотки в обычно уверенном и твердом голосе Любови Сергеевны заставили меня растеряться. Ей явно была нужна эта встреча. Но зачем? Решила извиниться за то, что натворила? Спустя столько лет? Да и извиняться ей нужно в первую очередь перед сыном, а не передо мной.
Я могла встретиться, особых дел в редакции не было, только вот встречаться с этой женщиной мне не хотелось. Я уже открыла было рот, чтобы отказаться, но тут она сыграла на больном.
— Ты же сама мать, Маргарита. Должна меня понять. Хотела бы ты не видеть дочь десять лет? Разве не разрывалось бы у тебя сердце от тоски и боли?
Я со свистом выпустила воздух сквозь зубы. То, что Любовь Сергеевна упомянула Лизу в разговоре мне категорически не понравилось.
Даже угроза почудилась.
Подавив внутреннюю тревогу, я с неохотой все же согласилась на встречу. Чисто для того, чтобы выяснить, что хочет эта женщина и чтобы потом рассказать все Лёше.
Меня не устраивает, что его мамаша лезет в мою жизнь. А уж если она посмеет тронуть мою дочь, то жарко будет всем.
И если Лёша не приструнит родительницу, то на километр больше его к нам не подпущу.
— Хорошо, Любовь Сергеевна, — усилием воли взяв себя в руки, ответила я. — Через час я приеду в отель. Но ненадолго. У меня мало свободного времени.
Пока ехала, кипела от негодования. Не знала, что госпоже Денисовой от меня было нужно, но не ждала ничего хорошего.
Правда, когда я ее увидела, то все раздражение и неприязнь схлынули волной.
Передо мной сидела уставшая, сильно постаревшая женщина. Ее печальный вид не могла скрыть ни дорогая одежда, ни косметика.
Такое ощущение, что с момента нашей последней встречи прошло не десять лет, а тридцать.
— Еще раз здравствуй, Рита. — улыбнулась она одними губами. — Рада, что ты согласилась встретиться.
Мы сделали номинальный заказ, а потом я спросила прямо.
— Любовь Сергеевна, так зачем вы просили меня приехать?
— В первую очередь, для того, чтобы извиниться. Выслушай меня, пожалуйста.
Следующие полчаса я пила чай и слушала рассказ матери Алексея. О несложившемся браке, изменах мужа, попытках как-то залатать бреши в семейном союзе. О той девчонке, любовнице ее мужа, на которую я была похожа. И потом обо всем, что было связано с Сабиной.
Скажу честно, в чем-то я могла ее понять. Мужа в молодости она любила. Потому и предательство ранило так больно, что обиду свою она перенесла сквозь годы и в итоге вылила на меня.
— Прости ты меня. — произнесла она, поджав губы. — Как будто черт какой ослепил. Сабина хорошо на уши присела, а я и повелась. Не знала я, что она Лёше изменяла, думала по глупости разбежались. А Лёшка ж упрямый, весь в отца. Если упрется рогом, не переубедишь. Только исподволь надо подходить. Помнила я, как он страдал, когда они расстались. Была уверена, что там серьезно было. А сильная любовь ведь не забывается. Ее проносят сквозь годы.
— Поэтому вы решили помочь устроить счастье сына? Защитив от моего дурного влияния. — скривилась я. Было неприятно это слышать. Как и о том, что Лёшка страдал по Смоловой.
— Да, как о внуке услышала, то как переклинило меня. Поверила Сабине, с сыном говорить не стала. Счастья ему желала. Только вот не Сабину он любил, а тебя. А я этого видеть не хотела. Потом только окончательно поняла что натворила, когда он из семьи ушел. А после еще и фамилию сменил.
Я уставилась в окно. Сказать мне было нечего.
— Последний раз Лёшу я видела в больнице, через год после его развода. И на этом все. Он до сих пор не желает меня видеть. Не простил за столько лет. Как я ни пыталась достучаться — бесполезно. А у меня душа болит, понимаешь?
— Понимаю, — кивнула, — но я-то тут причем?
— Ну как же, — Любовь Сергеевна оживилась, и теперь улыбка отразилась и в ее глазах. — Вы же вместе с Лёшенькой снова. Пронес он любовь свою через годы, сохранил. И ты тоже, раз приняла его.
— Любовь Сергеевна, погодите. — я подняла руку. — О чем вы говорите? С чего вы взяли, что мы с Алексеем вместе?
— Так я же видела ваши фото в сети, с какого-то кинопоказа. — развела она руками. — Я даже не поверила глазам своим сначала. Вы оба такими счастливыми выглядели.
Я потёрла начавший болеть лоб. Вот тебе и провели один ни к чему не обязывающий вечер. Впрочем, Любовь Сергеевна на этом не остановилась.
— А еще я заходила к сыну в профиль. Только так я в последние годы узнаю о его жизни. И там я увидела ваши фотографии. Тебя и твоей девочки. Это же не моя внучка, верно? Или?
— Не ваша, — поджала я губы.
— И ладно, и ничего страшного, — Любовь Сергеевна внезапно достала платок и смахнула с глаз слёзы. — У Лёши большое сердце, он принял твою девочку. А значит, и мы примем.
— Послушайте…
— Нет, Рита, дай мне сказать. Я не могу так больше, жить вдали от сына не могу. Я хочу его видеть, хочу видеть как растут мои внуки. И Егор тоже хочет. Он еще больший упрямец, чем Лёша, ни за что не признает свою вину и не пойдет мириться к сыну. Хотя тоже страдает. — лицо женщины страдальчески исказилось. — Знаешь, в последние годы мы живем почти порознь. В одном доме, но будто в разных городах. Только на приемах держимся рядом и улыбаемся, а вне их почти не разговариваем. И я так больше не могу. Верни нам сына, Рита. Помоги склеить семью. Ради всего святого прошу, помоги…