Измена. Няня для бывшего (СИ)

Глава 20. Надя

— Ну ничего, мам, я с Верой Петровной буду, — успокаивает меня сынок на вечерней прогулке в бесседке. — Зато и Аленке грустно теперь не будет. И главное, что тебе не одной там быть.

— За меня не переживай, — сжимаю его ладошки в своих руках, — ты точно не против, что я на другой работе поработаю?

— Точно, — заверяет меня мой не по годам отважный малыш. — Я же уже большой. Так что за меня не волнуйся.

Обнимаю его. Такое облегчение.

Я весь остаток дня готовилась к этому разговору с сыном и теперь как гора с плеч. Какой же он у меня все же умничка.

Усмехаюсь, когда к нам подскакивает Аленка и тоже обнимает нас с Темой:

— Правда, что ты теперь ко мне будешь приезжать домой, Надя? — тут же принимается допытываться она.

— А ты уже откуда узнала? — удивляюсь я.

— Мне папины охранники сказали, — выкладывает она. — А мы можем и Тёму с собой взять? Вместе же веселее будет!

— Нет, солнышко, — качаю я головой. — Тёма будет пока ходить в сад и присматривать тут за всеми вместо меня. А я ему буду приветы от тебя привозить. И потом, как твоя мама приедет из отпуска, так мы с тобой тоже сможем вернуться в сад к Артемке, договорились?

Аленка молчит, будто обдумывает мои слова. А потом заговаривает заметно тише и уже без столь очевидного до этого энтузиазма:

— Если мама вернется, то мне придется уехать от папы? — кажется это ее расстраивает.

— А ты не хочешь? — спрашиваю я осторожно.

Я вовсе не хотела ее расстроить. Вроде наоборот подбодрить пыталась. Но видимо мне не хватает педагогического образования, чтобы подбирать правильные слова в разговоре с детьми.

— Не знаю, — отвечает малышка. — Он не умеет так хорошо волосы расчесывать, как ты. И дома бывает мало. Но когда бывает, то читает мне сказки. И даже сам кушать иногда готовит. Не так вкусно, как ты. Но он старается.

— Ух ты! Вот как? — искренне удивляюсь я. — Так папа у тебя оказывается молодец? А я думала мне его долго воспитывать для тебя придется.

Аленка хихикает.

— А чего ты смеешься? — продолжаю шутить я, желая вернуть малышке хорошее настроение, которое я едва не испортила своими неосторожными словами. — Я еще и ни таких хулиганов приструняла. Могу и папу твоего при необходимости в угол поставить. Если только будет себя вести плохо, так ты сразу говори мне! Я его накажу!

Дети уже оба смеются заливисто. А за спиной у меня вдруг раздается до боли знакомый голос:

— Главное не оставляй без сладкого.

Вздрагиваю, и оборачиваюсь, прижимая к себе детей.

А Костя продолжает:

— Очень уж я его люблю.

— Кого? — в шоке хлопаю глазами.

— Сладкое.

Отчего-то у меня ощущение, что речь вовсе не о халве. И от того сложившаяся ситуация и вовсе с толку меня сбивает.

Костя так заинтересованно наблюдает, как я обнимаю его дочку. А затем переключает внимание на моего сына.

Нашего сына.

Я дышать перестаю. Да что там, кажется даже сердце удары пропускает, пока темные глаза бывшего мужа изучающе скользят по лицу нашего малыша.

Костя хмурится. Моргает пару раз и…

На нас с детьми вдруг налетает целая стая оставшихся деток из разных групп.

Они принимаются что-то наперебор щебетать про найденый около песочницы муравейник. И я сейчас как никогда благодарна и любознательным карапузам и подопытным муравьям. Ведь будто само провидение отвело от меня беду.

— Так, я поняла! — говорю громче, чтобы унять гомон, а сама боязливо поглядываю на бывшего мужа. — Находка действительно впечатляющая. Идите и как следует ее изучите. Только руками ничего не трогать. А я сейчас с папой Аленки поговорю и приду.

— Так это твой папа? — благоговейно выдает Тёма. — Классный.

— Я же тебе говорила, — гордо задирает подбородок малышка.

— Так-так, на выход! — поднимаюсь с лавки, скоренько выпроваживая детей из беседки, пока никто ничего не ляпнул лишнего и поворачиваюсь к Косте, чувствуя, что у меня ноги от страха подкашиваются.

Спокойно, Надя. Пока никто не скажет ему, что Тёма мой сын, у него даже подозрений не возникнет. В конце концов он же не ходячий ДНК-тест. Значит все в порядке. Должно быть. Пожалуйста. Я просто не переживу столь кардинальных перемен в жизни. Будто мне сейчас мало встряски.

— Ну и чего пришел? — не в силах скрыть нервозность спрашиваю я у Кости, когда дети наконец кучкой удаляются к песочнице.

— За дочкой же, — пожимает плечами, а ленивый взгляд скользит по моему телу, будто сканирует.

— Не обязательно было прямо сюда тащиться, — говорю я недовольно, как бы невзначай осматривая свою одежду, пытаясь понять чего он так пялится. — Мало мне было твоих верзил весь день терпеть? Думаю, они бы справились доставить ребенка к тебе в целости и сохранности.

— Согласен. Ладно, раскусила, — ухмыляется гад. — Хотел тебя еще разок увидеть.

— Это еще зачем?

— Соскучился.

Таращу на него глаза. И дышу предательски часто:

— Ерунду не городи, — фыркаю я. — Забирай Аленку и уезжай. А если продолжишь нарушать деловую субординацию, то я буду вынуждена расторгнуть наш уговор.

— Разве ж я нарушаю? — он поднимает ладони, будто сдается. — Не прикасаюсь. Только говорю то, что думаю. Всего-то.

— Впредь рекомендую вам, Константин Георгиевич говорить не все подряд, что в голову пришло. А исключительно по делу, — строго грожу ему пальцем.

— Так это и есть мое дело: я соскучился, малыш.

— Иди к черту! — рычу я, и хочу было уйти из беседки, но он ловит меня за локоть останавливая.

— Ладно-ладно, Надь. Я больше не буду. Прости, — примирительно говорит он. — Я просто засмотрелся и кажись слегка голову потерял. Знаешь, тебе оказывается так идут дети.

— В каком смысле? — любые разговоры о детях с ним меня напрягают.

— Я сейчас глянул на вас и понял, почему Аленка так быстро в тебя влюбилась.

Смущаюсь. Хочу было отнять у него свою руку. Но большущая лапища не отпускает.

Сползает вниз по моему предплечью и ловит запястье:

— Такая заботливая, — шершавый палец поглаживает мою чувствительную кожу. — Добрая. Любящая. А еще мне постоянно кажется будто все дети чем-то на тебя похожи. Может потому что в тебе я тоже эту детскость вижу. Ты ведь моя малышка.

— Не смей это повторять! — рычу зло и все же выдергиваю руку из его ладони.

Хочу было продолжить возмущаться, как вдруг за спиной раздается звонкое:

— Мама!