Ворон
Просто трахаться хочется и как-то не до баб было в эти две недели.
Шмары только бы отвлекали.
Я еще с молодости понял одну штуку: бабы хороши, когда у тебя все заебись, и рядом они охотно трутся, когда ты на подъеме. В другие времена они только помеха. Поэтому баба рядом — это праздник, это, сука, значит, что все на мази…
Вот сейчас все под контролем, можно и Лидку вернуть, под бочок и в отрыв. И как же долго, млин, еду! Дорога как будто бесконечной лентой вьется. Место живописное, кстати. Надеюсь, Лидка хорошо время провела. С пользой..
Может быть, на радостях и законтачимся в приятной плоскости.
На людях Лидка меня обняла, букет приняла, в щечку поцеловала. Член приперло к ширинке сразу же от касаний ее губок.
Нос улавливает аромат кожи, теплый, сочный, но без духов. Странно, обычно от нее пахнет фиг поймешь, чем, но вкусно.
— Поехали?
— Конечно, дорогой.
Переплетаем пальцы, как заправская парочка. Ладонь у Лиды сухая, горячая, жаром пышет…
Бросаю на нее взгляды, обгладывая по кусочку.
Как будто схуднула. Скулы заострились.
— Кормили плохо?
— Нет.
— Ты скажи, как есть. Не стесняйся. Я за этот отдых куча бабла отвалил, имею право спросить с них за еду и достойное содержание.
— Все на высшем уровне было.
— Тогда что? Диета новая?
Говорим вполголоса, Лида отвечает с улыбкой, но по голосу чувствуется, что она недовольна, на цветы косится.
— Давай быстрее пойдем, — хмурится. — Духота!
— Да не вопрос.
Ускоряем шаг, покидаем территорию. В целях безопасности, на машине не въехать, нужно пешком идти.
Пейзаж такой сочный, тропинки ухоженные. Даже птички щебечут. Я это все отмечаю, и как-то радостно становится, а по Лиде не скажешь, что ее прелести подобные волнуют.
— Не мог бы ты сам понести цветы… — просит она сдавленным голосом, спихнув мне букет.
— И не размахивай руками! — требует. — Фуу…
— Что? Лилии же! Твои любимые.
— Воняют кошмарно. Как будто ты их на помойке нашел.
— Элитный сорт…
— Не элитный! — вредничает. — Редкостно вонючий, боже…
Пискнув, Лида вырывает мою руку из своей и бежит в кустики.
Ее там выворачивает.
— Так и знал, что в той элитной столовке не харчи, а баланда. А то написали, тунец, артишоки… Траванулась, Лид?
Вывалившись, бледная и трясущаяся, она выдавливает из себя:
— Траванулась. Тунец… старый попался! — смотрит на меня с претензией. — И не тряси ты этими вонючими цветами у меня перед носом, тошнит!
— Не переживай, я это дело улажу.
— О нет, — усмехается, тщательно вытирая рот салфеткой. — Тут я сама справлюсь. Спасибо, ты и так от души постарался! Испорченный, старый, вонючий тунец!
— А я здесь при чем?! — закрадывается подозрение. — Ты что мне этим сказать хочешь?!
— Ничего. Схожу к врачу, буду, как новенькая, — усмехается и мрачно молчит до конца поездки.
Даже не язвит, как обычно. Притихла…
На мои пошлые подкаты не ерепенится, только морщится…
Подозрения становятся все сильнее и сильнее, пока их ор не становится похожим на вой тревожной сирены, а потом случается катастрофа!