Измена. Шепот желаний

Глава 12 Какая мерзость

(Есения)

Почему бы и нет? Почему бы не нанести визит в прошлое, туда, где когда-то билось мое сердце? Шестаков умолял вернуться, но я не настолько наивна, чтобы прощать предательство. Меня тянет туда не зов сердца, а оставшиеся там вещи, особенно Аришкины. Что, если эта змея уже свила гнездо в моей квартире? Впрочем, Леша тогда написал бы что-то другое, невинно интересуясь моим здоровьем.

Хватит гадать на кофейной гуще. Ключи в руке, вызываю такси и… Мелодичный трезвон телефона разрывает тишину. Саша. Идиотская улыбка расползается по лицу, сердце колотится, щеки пылают. Неужели я влюбилась? Неужели и меня настигла эта участь?

И я еще смела осуждать мужа! Вот как оно бывает, оказывается. Но стоп! Леша предал, будучи окольцованным. Увлекся юной нимфеткой, годящейся ему в дочери. Я же практически свободна. Да, заявление еще не подано, из-за болезни. Но вот наведаюсь в старую квартиру, расставлю все точки над "i" и…

— Да, Саш?

— Привет, — выдыхает он в трубку, и я словно вижу его нежную, искреннюю улыбку. — Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо… Правда, хорошо, Саш! Вышла прогуляться.

— Свежий воздух – это замечательно, но будь осторожна, Есения. Ты еще слаба!

— Твоя забота умиляет. Спасибо! Ты сегодня в ночную?

— Нет, вечером свободен. Увидимся?

— Я приготовлю ужин, — выпаливаю, и краска снова заливает лицо. Саша придет в гости, уже не как врач, а… как мужчина.

— Звучит заманчиво, — едва ли не мурлычет в трубку, или это трепетное предвкушение играет со мной злую шутку… — Я принесу вино и торт. Любишь сладкое, Есения?

— Да, очень… Особенно, мороженое.

— Я запомню, но с ним пока повременим. Согласна?

— Да, ты прав. До вечера?

— Непременно! Уже скучаю, милая…

Отключаюсь, прилипнув взглядом к стеклу такси. Знакомые улицы проплывают мимо, дома, магазины внизу, как кадры старой кинопленки. И сердце предательски сжимается, словно предчувствуя недоброе.

Такси вздрагивает и замирает. Выскальзываю наружу. Рука тянется к двери подъезда, но нога словно примерзает к тротуару, не решаясь переступить порог. Будто невидимые путы удерживают, шепчут о том, что ждет за этой дверью. Все же ныряю в сумрак, вдыхая терпкий, до боли знакомый запах старого подъезда. Лифтом не пользуюсь. Плетусь вверх по ступеням, словно иду на казнь. Время тянется мучительно медленно.

Вот и она – дверь цвета горького шоколада, когда-то такая родная. Ключ с тихим щелчком входит в замочную скважину. Поворот. Вхожу и…

— Да… Леш… Еще… Даааа, вот так… О, как хорошо…

Вот, значит, как… Как там в сообщении? "Прости меня, идиота! Возвращайся домой, пожалуйста!"

Что ж, Леша, я вернулась! И уходить, хлопнув дверью, не собираюсь. Как и бежать, сломя голову. Мне стыдиться нечего, а вот тебе…

Тихо прикрываю за собой дверь и, не разуваясь, словно в бреду, прохожу в спальню.

Зайчики мои… Как мило трепещут в любовном танце, не ожидая незваных гостей. Ну, еще бы, я же сама написала ему, чтобы не волновался, у меня все хорошо. Вот Шестаков и не беспокоится, утопая в жарких объятиях любовницы. Уже в нашей квартире, на нашей кровати. Какая мерзость!

— Леш, а вы хоть предохраняетесь? — не выдерживаю, разрезая тишину словно ножом. — На кой тебе на старости лет ребенок?