Измена. Второй шанс на любовь

Глава 10

Я не понимаю, в какой стороне Москва, и не знаю, как называется шоссе, на котором нахожусь. И если эта машина сейчас не остановится, неизвестно, когда поедет следующая. Тогда я останусь на дороге одна с Ольховским…

Машу руками и щурюсь от яркого света фар. Автомобиль сигналит и резко останавливается в двадцати сантиметрах от меня. Подбегаю к передней двери, рву на себя и заглядываю в салон.

– Чего под колеса кидаешься??? – сердито кричит водитель, мужчина лет шестидесяти.

– Куда вы едете? В Москву или наоборот?

– В Москву!

Не спрашиваю разрешения, сажусь в машину и пристегиваюсь.

– В Москву! Скорее!

Машина трогается с места, мы проносимся мимо автомобиля Ольховского и едем в Москву. Меня трясет как в лихорадке, внутри все клокочет.

– За вами гонятся? – взволнованно спрашивает водитель.

– Да. За мной гонятся. Меня чуть не изнасиловали!!!

– Господи, кошмар какой! Хорошо, что этого не случилось. Может, вызвать полицию? – предлагает он.

– Куда? Я даже не знаю, где мы находимся!

– Действительно. Тогда в Москве обязательно идите в отделение полиции и напишите заявление.

– Да-да, непременно пойду и напишу.

– Вы знаете насильника?

– Да, я знаю насильника, – бормочу я и слезы градом льются из глаз.

Закрываю лицо руками и громко рыдаю. Водитель предлагает мне бумажные платки, горячий чай в термосе, шоколадку и свою теплую куртку, и всю дорогу старается отвлечь разговорами. Пью травяной чай с шоколадкой и постепенно успокаиваюсь.

Телефон разрывается от звонков, по очереди звонят потерявшие меня Лариска, Юля, Вова, Андрей, Игорь и Никита, еще зачем-то звонит мама. Говорить и что-то объяснять сейчас я не в состоянии и перевожу телефон в режим полета.

В Москве мы доезжаем до центрального отделения полиции.

– Спасибо вам большое, – достаю из сумки деньги.

– Нет-нет, что вы! Я не возьму, – категорически отказывается водитель. – Обещайте мне, что сейчас же пойдете в полицию и напишите заявление. Это дело так оставлять нельзя. Ни в коем случае не замалчивайте. Негодяй должен нести ответственность и должен быть наказан.

– Обещаю.

Выхожу из машины и иду в отделение полиции.

В этот поздний час жизнь в отделении бьет ключом. Мимо меня проходят сотрудники полиции, несколько бомжей, девицы легкого поведения и пьяный амбал, который чуть не заваливается на меня.

– Здравствуйте, где можно написать заявление? – спрашиваю у мимо идущего полицейского в форме лет сорока, держащего за шкирку пьяного амбала.

– Здравствуйте, – полицейский останавливается и внимательно смотрит на мои голые плечи и заплаканные опухшие глаза. – Какое заявление?

– О попытке изнасилования и домогательствах.

– Подождите минуту, сейчас я кину этого в «обезьянник» и помогу вам. А ну, пшел! – рявкает он на пьяного и толкает дальше по коридору.

Я прижимаюсь к стенке. Минут через пять полицейский возвращается ко мне.

– Старший оперуполномоченный Авдеев, – представляется он. – Пройдемте в мой кабинет.

Мы проходим в кабинет. Авдеев садится за стол и делает приглашающий жест рукой.

– Присаживайтесь на стул. Рассказывайте, что случилось?

Я сажусь на стул напротив него и поднимаю на него заплаканные глаза.

– Я не мог вас где-то раньше видеть? – спрашивает Авдеев и прищуривается.

– Могли. В кино. Я актриса.

– Ах вот оно что! – хлопает себя Авдеев по лбу. – Точно! Наверное, в каком-нибудь сериале вас видел. Так-так-так! И что вас сюда привело? Что случилось?

Я откашливаюсь. Мне сложно начать. Сложно произнести эту страшную фразу «меня пытались изнасиловать».

– Ну же, смелее, – ободряет меня Авдеев и улыбается. – Здесь вы в безопасности.

– Я хочу написать заявление о попытке изнасилования и домогательствах со стороны вышестоящего начальства.

– Так, – хмурится Авдеев. – А кто у нас начальство?

– Генеральный продюсер Олег Юрьевич Ольховский.

– Значит, генеральный продюсер? – тяжело вздыхает Авдеев, неуверенно протягивает руку и берет со стола лист чистой бумаги. – Прям-таки заявление хотите писать? По мирному не пытались?..

– Да вы что?! – взрываюсь я. – По какому мирному??? Он меня обманом вывез со съемочной площадки и чуть не изнасиловал в своей машине!

– Чуть?! – повторяет Авдеев. – Но не изнасиловал же?

– Ну извините, что меня не изнасиловали!

– Пили?

– Нет! Я между прочим беременная!

– Не кричите, вы не на сцене. На вас есть какие-то следы насилия? Для протокола.

Лихорадочно осматриваю себя в поисках несуществующих следов.

– Нет на мне следов! Меня же не успели изнасиловать в конце-то концов!

– А что мы тогда предъявим вашему недонасильнику? Попытка, это к сожалению, еще не насилие.

– К сожалению??? – задыхаюсь я от возмущения. – А вы что – его адвокат, что уже защищать его принялись? Вы меня защищать должны!

– Во-первых, я никого ни от кого в данном случае защищать не должен. А во-вторых, у вас нет никаких доказательств. Ведь нет же?

– Нет, кажется, – в смятении отвечаю я. – Постойте! У меня есть доказательства! Я его за ухо укусила! Наверняка рана осталась! Я же не могла ни с того ни сего напасть на своего начальника?!

Авдеев смотрит на меня как на сумасшедшую.

– Так это доказательство того, что ВЫ напали на него, а не ОН на вас. Он еще и в суд на вас подаст за отгрызенное ухо. Еще и компенсацию ему платить будете.

– Да не отгрызала я ему ухо! Зачем вы преувеличиваете? Это была эта… как ее… самооборона!

– Эк вы какая подкованная – самооборона.

– Дайте лист бумаги, я буду писать заявление.

Протягиваю руку за листом. Авдеев откидывается на спинку кресла и обмахивается листом.

– Я-то дам. А хотите, расскажу дальнейшее развитие событий? – снова тяжело вздыхает он.

– Расскажите.

– Вы сейчас напишите заявление, я его у вас приму, а через день вы придете его забирать. Потому что ваш недонасильник предложит урегулировать проблему по мирному и предложит вам кругленькую сумму отступных. А возможно, и подаст встречный иск за отгрызенное ухо. Тогда ВЫ будете платить ему компенсацию и отступные, чтобы он вас не засадил за…

– Да не отгрызала я у него ухо! На месте оно! – взрываюсь я и багровею от злости.

– Это неважно! Доказательств его нападения на вас у вас нет, а вашего нападения на него у него есть! А?

– Тогда, может, вы на меня и наручники наденете, и в «обезьянник» к алкашу кинете?

– Ой, актрисы такие актрисы, воображение у вас прям зашкаливает, – смеется Авдеев. – Ну какие наручники? Чаю хотите?

– Не хочу я чаю, я бумагу хочу. Дайте мне лист бумаги, наконец! Почему вы мне его не даете?

– Нате!

Авдеев раздраженно бросает передо мной лист бумаги и шмякает сверху ручку.

– Пишите! Все как было, со всеми подробностями! И про отгрызание уха не забудьте! И не говорите мне потом, что я вас не предупреждал. Вы думаете, что в жизни всё как в кино? Нет, нет и нет!

Я беру ручку и начинаю писать. Авдеев вскакивает с кресла и начинает нервно ходить по кабинету.

– Кто он там у вас? Продюсер? – уточняет он.

– Генеральный продюсер.

– Еще лучше. Подумайте хорошенько, прежде чем тягаться с генеральным продюсером. У вас есть лишние деньги и силы? Состава преступления ведь нет, вы не сможете ничего доказать…

Слезы капают у меня из глаз и падают на бумагу, оставляя на ней большие мокрые чернильные пятна.

– Зато я хотя бы попытаюсь, – вытирая слезы, тихо отвечаю я. – И пусть все узнают, какие нынче генеральные продюсеры – насильники и домогатели.

Авдеев молча принимает мое заявление и провожает до выхода из отделения.

– Ну что ж, до скорого, – прощается он со мной и открывает дверь.

– До свидания, а не до скорого.

– А вы упрямая… Ой, автограф-то забыл! – хлопает себя ладонью по лбу Авдеев. – Автограф на память оставите?

– Зачем вам мой автограф? – искренне удивляюсь я, пожимая плечами. – Вы ни фамилии моей не знаете, ни названия фильмов, в которых я снималась.

– А пусть будет! Так положено. Только вот не на чем автограф-то оставить, – растерянно хлопает себя по карманам. – Ну да ладно, потом оставите, когда заявление придете забирать.

– Не приду, – твердо отвечаю я. – До свидания.

Выхожу из отделения полиции и сажусь в такси. Едем в сторону моего дома.

Достаю из сумки телефон и хочу позвонить Максу. Но меня ожидает неприятный сюрприз – телефон разрядился. А я больше всего на свете хочу, чтобы Макс сейчас оказался рядом и поддержал меня, успокоил, обнял, поцеловал, отвез домой и остался бы со мной навсегда. И только в этот момент я понимаю, что люблю его до сих пор. Как же глупо, что мы расстались. Глупо и нелепо! Кто же виноват?

Прошу водителя сменить маршрут и называю адрес Кузнецова.

Мне срочно нужно его увидеть и сказать ему о своих чувствах. Ведь скорее всего он приходил ко мне ранним утром с цветами, чтобы сказать о своих. Сколько времени мы уже ходим вокруг да около и никак не можем поговорить, а это следовало бы сделать еще тогда, год назад, когда мы только-только начали отдаляться друг от друга. Ну ничего, скоро увижу Макса, и мы обо всем, наконец, поговорим в спокойной обстановке.

– Вы не могли бы ехать побыстрее? – обращаюсь к водителю такси.

Через полчаса подъезжаем к дому Макса в элитном квартале. Пока поднимаюсь на лифте на восемнадцатый этаж, до меня медленно доходит, что я теперь безработная, к тому же мне придется платить большой штраф за срыв контракта, а еще предстоят разборки с Ольховским.

Разведенная, беременная, безработная, беззащитная женщина без денег. Прекрасно. Просто отлично.

Выхожу из лифта, подхожу к квартире Макса и нетерпеливо звоню в звонок. Никогда в жизни мне не хотелось увидеть его так, как сейчас.

Дверь открывается и на пороге появляется Диана с распущенными волосами в ночной шелковой белой сорочке, еле прикрывающей попу. Увидев меня, поднимает бровь и недоумевающе смотрит. А я также недоумевающе смотрю на нее. Уж Диану я никак не ожидала увидеть, у меня даже сомнений не было, что они расстались, и что дверь мне откроет Макс. Значит я ошиблась. Какая же я дура.

Все слова вылетают из головы, растерянно стою и прижимаю к груди сумку.

– Вообще-то я гостей не жду, тем более в столь поздний час. Ты меня разбудила, – сурово говорит Диана и встряхивает белокурой копной.

– Извини. Могу я видеть Макса? – смущенно спрашиваю я.

– Не можешь.

– Почему?

– Потому что он уехал в Питер на три дня.

– Зачем?

– Продавать квартиру, доставшуюся ему в наследство от бабки, или от прабабки. Не помню, от кого.

– Зачем продавать? – тупо спрашиваю я, хотя уже прекрасно понимаю, зачем.

– Мы же улетаем в Америку. Нам здесь недвижка не нужна, – резонно объясняет Диана. – Еще раз для непонятливых – мы улетаем в Америку. Понятно?

Это конец. Мое сердце падает куда-то в пятки. Я хватаюсь за косяк, чтобы не упасть.

– Значит, вы помирились? – зачем-то уточняю я.

– А мы и не ссорились. Если ты думаешь, что твой ребенок нас разлучит, то ты глубоко ошибаешься.

– Я ничего не думаю, – резко отвечаю я, постепенно приходя в себя от очередного шока. – Макс – отец нашего ребенка, и тебе придется смириться с этим фактом, куда бы вы с ним не улетели.

– Ты зачем сюда явилась посреди ночи? – начинает злиться Диана. – Напомнить мне про своего еще народившегося ребенка? Так ты его роди сначала! А для связи есть телефон, и переться ко мне в квартиру необязательно!

– Послушай, это квартира Макса…

– Нет, это ты послушай! – яростно перебивает Диана. – Уходи отсюда, и чтобы больше я тебя не видела. Не вставай у меня на дороге, и не вставляй палки в колеса. А иначе…

– Ты угрожаешь беременной женщине?

– Я пока только предупреждаю. И умоляю тебя – не надо махать у нас перед носом своей беременностью и давить Максу на жалость. На жалости далеко не уедешь.

Я не знаю, что ответить. Диана ударила под дых. Уж чего-чего, а жалости от Макса мне точно не надо. Молча разворачиваюсь и иду к лифту. За мной с грохотом захлопывается дверь.

Еду домой на такси, смотрю в темноту за окном бессмысленным взглядом. Внутри звенящая пустота. Чувствую себя сбитым летчиком. Поздно, слишком поздно я спохватилась. Разговоры надо было разговаривать гораздо раньше, а не тогда, когда все пропало. Макс с Дианой улетают в Америку, и это факт. И я не могу ничего с этим поделать. Зачем же тогда он ко мне приходил с моими любимыми пионами? Возможно, просто попрощаться, а я себе напридумывала бог знает что.

Вхожу в квартиру и останавливаюсь в темной прихожей. Свет включать не хочется. Истосковавшийся Феликс кидается мне под ноги и встречает радостным мяуканьем. Хватаю кота на руки и целую в усатую морду. Скидываю босоножки и босиком иду на кухню.

Насыпаю в миску корма и наливаю воды. Феликс тут же приступает к позднему ужину. Подхожу к двум вазам с розовыми пионами, стоящим на подоконнике. За три дня, что меня не было, пионы Никиты завяли, а пионы Макса еще нет. Выбрасываю завядшие пионы в мусорку и меняю воду в вазе с пионами Макса. Обнимаю цветы ладонями и зарываюсь носом в распустившиеся бутоны. Глаза снова наполняются слезами. Ну нет, хватит, плакать сегодня я больше не буду. Не буду!

Принимаю душ, ставлю телефон на зарядку, иду в спальню и без сил падаю на кровать.