Изумрудное пламя

15

Дебора настояла на том, чтобы принесли в комнату Джоанны большое деревянное корыто, потом она, ее дочь и служанка натаскали горячей воды, потому что, как заявила Дебора, ей ли не знать, что больше всего на свете Джоанне хочется вымыться после долгой дороги. Еще одно корыто она приказала отнести в комнату милорда, а сама открыла склянку и вылила в воду немножко сладко пахнущей жидкости.

Словно она знала, что задумала Джоанна.

Глаза Ричарда сказали ей: «Приходи ночью в конюшню», – так ясно, как будто он произнес это вслух. Однако, пока дом не затих, Джоанна лежала в постели и мучилась в нерешительности. Пуховая перина была удивительно мягкой и самой удобной из всех, на каких она когда-либо спала, но сейчас это не имело значения. Что перина, что гвозди = Джоанне было все равно.

Она помолвлена с честным рыцарем и, чтобы изменить ему с Ричардом Кингслиром, надо быть чудовищем. И все-таки, если она сейчас усмирит свое сердце, то потом долгие годы будет мучиться, представляя себе, что могло бы быть. Она не настолько глупа и знает, Ричард не будет говорить с ней ни о коне, ни даже об их чувствах, потому что страсть застилала ему глаза. Если она все-таки не решится пойти на конюшню, такой ночи больше не будет.

Она любит его. Джоанна знала, что полюбила его с самого первого взгляда в большом зале Виндзорского дворца. Знала, что он совратил ее сестру и тем серьезно осложнил себе дорогу к ее сердцу, пока не появился рядом с ней в минуту опасности и не спас ее и еврея.

Конечно, Ричард виноват перед Алисией, однако Джоанне в первый раз пришло в голову, что ее сестра тоже несет ответственность за свои поступки. Алисия сделала свой выбор, и теперь ей предстоит сделать свой. Один раз Алисия обманула своего мужа или много раз наставляла ему рога, как говорит Ричард, это неважно, она все равно виновата.

Ричард искупил свои грехи, отвоевав на Востоке и проведя целый год во дворце султана как заложник. Он возмужал в страданиях, которые изменили его нрав, научили его думать и сострадать.

Отныне Джоанна отказывалась считать его убийцей сестры. Ее все еще жгло изнутри желание выведать у него тайну смерти Алисии, но теперь это уже не имело отношения к ее любви. Если будет необходимость, она пешком доберется до Уолсингема, но сегодня тень Алисии должна исчезнуть.

Что бы ни случилось, эта ночь принадлежит ей. Не надо ни о чем думать, тем более о Годфри. Что ж, она скажет ему, что уже не девица. А потом сможет пойти с ним под венец? Вытерпеть его ярость в первую брачную ночь? Прожить с ним всю жизнь? Нет. И тем не менее она должна, потому что они обручены и нет ничего священнее связавших их клятв. Она обо всем расскажет Годфри перед свадьбой, и, если он откажется жениться на ней, Церковь его не осудит. А если не откажется? Как быть тогда? Как жить с ним, отдав сердце другому? Джоанна лежала, устремив взгляд в потолок и прислушиваясь к ночным звукам за закрытыми ставнями: к перекличке сторожей, обходящих улицы Ньюмаркета, к песне соловья в саду бен Иосифа, к крикам хозяина соседнего дома, ругавшегося с женой.

В доме уже с час как воцарилась тишина. «Может, Ричард заснул и не пойдет на конюшню? А что мне делать? Ждать, когда заскрипят половицы?»Или не ждать? Когда лекарь с женой отправились в свою спальню, старая лестница пела на все лады, но ведь они не Ричард, который умеет ходить по-кошачьи бесшумно.

Вот тут-то до нее и донесся звук открываемой двери. Потом чья-то нога ступила на первую ступеньку лестницы. И все.

Джоанна подождала минут пять, после чего взяла свечу, которая горела возле ее кровати, и на цыпочках направилась к лестнице.

Утомленная ласками мужа, Дебора уже засыпала, когда услыхала чьи-то шаги на лестнице. Она тотчас вспомнила, как барон говорил леди Джоанне, что ночью еще раз осмотрит ее коня. Через несколько минут опять раздались шаги, и Дебора села в постели.

– Муж... Вроде это леди Джоанна идет вниз!

Задремавший было Вениамин зевнул.

– Ну и что?

– Как это что? Ты же сам сказал, что они не женаты.

Вениамин хмыкнул и обнял жену за талию.

– Добрая женушка, давай оставим их в покое. Если сегодня что-нибудь и случится, то это не сегодня задумано и, может быть, спасет их от худшего несчастья. Ложись-ка обратно, жена, и давай спать.

Аарон спал возле затухающего камина в зале. Он повернулся с боку на бок и что-то сонно пробормотал, когда открыл глаза и с удивлением увидел Джоанну, подходившую к двери. Однако он тут же опять закрыл глаза. Через несколько мгновений Джоанна уже стояла возле конюшни и толкала дверь.

Внутри было темно и слышно лишь мерное сонное дыхание лошадей и коровы. Прикрывая огонек свечи от нечаянного сквозняка, Джоанна осторожно двинулась внутрь, не удержавшись от испуганного крика, когда у нее по ноге пробежала мышь.

Она отыскала Робина, и конь тихонько заржал, стоило ей протянуть руку, чтобы погладить его.

И вот ее уже обнимают, поворачивают, целуют так, что кровь вспыхивает огнем, а колени подгибаются от слабости.

– Я знал! Я знал, что ты придешь! – захлебывался он от радости, что любимая оценила его чувства и доверилась ему.

Ричард и не подумал делать вид, будто позвал ее о чем-то говорить среди ночи. Они оба пришли, чтобы любить друг друга, оба знали это и не нуждались в словах.

Легко подняв Джоанну на руки, Ричард отнес ее в соседнее пустое стойло и положил на чистое пахучее сено. Свечу в подсвечнике он поставил на перевернутое ведро в углу.

– Хочешь, чтобы я погасил ее, любимая? – спросил Ричард, ложась рядом.

– Нет, – со смешком ответила Джоанна, – как я без нее увижу, что мне делать? Ричард, милый, не такая уж я трусиха, и я хочу... Скажу вам честно, милорд, что желаю на вас смотреть.

Ей, конечно же, хотелось видеть его красивое сильное тело, но еще она подумала, что если будет смотреть в его любящие темные глаза, то перестанет думать о том, что ждет ее.

Он встал перед ней на колени, приподнял ей подбородок и поцеловал ее.

– Любимая, ты чудо, потому что я тоже хочу тебя видеть.

Все еще стоя на коленях, он стянул с себя тунику и разложил ее на сене. Потом, не отрывая глаз от Джоанны, снял белую полотняную рубашку. Его грудь была покрыта, но негусто, черными завитками. На руках заиграли мускулы, когда он принялся развязывать пояс. И через несколько мгновений на нем уже почти ничего не осталось.

Джоанна была в одной ночной рубашке и плаще, который она быстро скинула. Гордо глядя на него, она стала на колени в одной тоненькой рубашке, и Ричард, протянув руку, принялся распускать ей волосы.

– Так будет лучше, любовь моя.

Его голос ласкал ей слух, как самая нежная музыка, и она вся затрепетала от его прикосновений. Все еще стоя на коленях, он притянул ее к себе, крепко прижал и поцеловал в губы.

Она почувствовала его руку у себя на груди, и жаркая волна подхватила ее и понесла. Джоанна задрожала всем телом, и Ричард, решив, что это от страха, принялся нашептывать ей всякие нежности, путая английские и французские слова.

– Милый, мне не страшно... Просто я не знала, что так бывает...

Желая избавиться от последней преграды, Ричард снял с нее рубашку и стал гладить другую грудь, отчего Джоанна пришла в восторг.

– Я не знала... не знала... мне хоро... Ричард! – воскликнула она, когда он захватил губами сосок, почти мгновенно затвердевший под его языком... как и другой на другой груди.

Он нежно подхватил ее и, не выпуская из крепких объятий, опрокинул на разостланную на сене одежду.

– Ну нет, любимая, это еще только начало!

Джоанна блаженствовала! Не отрывая губ от одной груди и лаская другую рукой, он разжигал у нее внутри пожар, требовавший еще и еще ласк. Еще? Чего же еще?

Словно отвечая ей, он скользнул рукой вниз, и, когда коснулся повлажневшего треугольника между ног, она застонала от нетерпения. Сбросив последнюю одежду, Ричард приник к ней, весь дрожа от предвкушаемого наслаждения.

– Пожалуйста...

Джоанна сама не знала, о чем просила его, но была уверена, что просит правильно и только в его власти дать ей то, о чем она его просит, и чем скорее он это сделает, тем лучше, а иначе она сгорит в разожженном им и нестерпимом огне.

Он лег на нее, коленом раздвинул ей ноги, стараясь не причинить боли. Его глаза не отрывались от ее глаз.

– Будет немножко больно, счастье мое... Потерпи, я постараюсь, что делать... зато больше никогда-никогда не будет больно...

Они лежали глаза в глаза, и она чувствовала, как он легко касается ее, ищет, входит в нее... Джоанна вскрикнула от боли и неожиданности.

Она почему-то поверила, что, искусно подведя ее к вершине страсти, он сумеет избавить ее от неприятных ощущений, и слезинка выкатилась у нее из-под ресниц.

– Ну-ну, любимая, – слизнув ее, прошептал Ричард. – Все. Больше никаких огорчений. Только радость.

Боль быстро утихла, и он, уча ее, сначала медленно, а потом быстрее стал опускаться и подниматься, все глубже погружаясь в нее и почти покидая ее, так что она стонала, боясь отпустить его и все сильнее прижимая его к себе.

Ей казалось, что она сойдет с ума от овладевшего ею неистового желания прежде, чем хладнокровно дойдет до конца, но когда она открыла глаза, то увидела над собой искаженный страстью лик языческого бога, жадно ищущего наслаждения. Никакого хладнокровия тут не было и в помине, просто он еще чего-то ждал.

Джоанна ощутила, словно внутри нее нежный цветок распустил лепестки, и застонала оттого, что все завертелось у нее перед глазами. Если он совсем раскроется, она не выдержит, от нее ничего не останется. Нет, надо до конца... Джоанна прильнула к нему, бессознательно чувствуя, что этого ее движения будет достаточно, чтобы узнать наконец все.

Так и случилось. Цветок рассыпался у нее внутри, и алые лепестки-искры разлетелись, сгорая и обращаясь в пепел.

Ричард все понял по тому, как она расслабилась и горячая влага изверглась на него из самой глубины ее существа.

Он улыбнулся ей.

– А теперь, Джоанна, любимая, дай мне радость, – срывающимся голосом проговорил он.

Он подтянул ее на себя, поддерживая за ягодицы, и его движения стали быстрее и требовательнее. Он словно подчинил их ритму ее имени:

– Джоанна... Джоанна... Джоанна... Джоанна!

Бесчисленными поцелуями покрыв ее лицо, он закрыл глаза и отдался на волю последних желанных содроганий.

Потом он лежал, вытянувшись рядом с ней, на пахучем сене и удивлялся про себя красоте только что отдавшейся ему женщины. Она закрыла глаза, и он решил, что она заснула или о чем-то думает.

Ричард еще никогда не имел дела с девственницами, и все женщины, ложившиеся с ним, – от судомойки в Кингслире, ставшей первым предметом его неуклюжих ухаживаний, и расчетливо бесчестной Алисии до нежной гурии, посланной к нему султаном, все чего-то хотели от него, одни побрякушек, другие, как Алисия, уверений в вечной любви.

Джоанна, отдавая себя ему, не просила ничего. Совсем ничего. Правда, Ричард не забыл, как в своей комнате в Виндзоре обещал жениться на ней, и это были не пустые слова, чтобы соблазнить девицу. А сегодня она даже не спросила, любит ли он ее... он сам сказал ей об этом по своей воле.

Ричард знал по тому, как вела себя Джоанна, что сумел дать ей наслаждение... и вдруг его кольнула мысль, ведь она ни разу не сказала, что любит его. Неужели не любит? Тогда зачем она пришла сюда? Знала же, не могла не знать, что ему от нее надо?

А если это простое любопытство, которое в Виндзоре еще не было таким сильным, а потом стало нестерпимым из-за их постоянной близости в дороге? Неужели она теперь будет как Алисия? Будет собирать коллекцию мужчин, как другие собирают драгоценные камни, и без числа предаваться удовольствиям плоти, не зная, что такое любовь?

У него заныло сердце.

Джоанна с такой отдачей, с такой открытостью, с таким очарованием отдалась ему. Алисия тоже когда-то казалась ему такой, но в те времена он был еще юношей, а теперь, стоило ему оглянуться назад на их плотские радости, он понимал, что, отдавая, она всегда хотела получить больше, чем отдавала, и наслаждалась его восторгом, словно он был зеркалом, в котором она любовалась собой.

Джоанна засыпала в его объятиях, щекоча его роскошными каштановыми волосами и обняв нежной ручкой. Дыхание у нее было ровным, и он с трудом подавлял в себе желание вырвать ее у сна и насладиться ее теплым ароматным телом. Нет, он должен знать правду, даже если ему больше никогда не знать счастья.

– Джоанна? – шепнул он, поднимая голову, чтобы заглянуть ей в глаза. И повторил более настойчиво: – Джоанна?

У нее дрогнули веки, и в смутном свете свечи сверкнули великолепные изумруды. Она увидела его, улыбнулась и, зевнув, потянулась, как сонный котенок.

– Ричард, я люблю тебя.

Я люблю тебя. Вот и все. А он так боялся. Какое счастье, что ему не пришлось спрашивать. Ричард притянул ее к себе и, рассмеявшись, с удовольствием поцеловал в губы.

Однако он вспомнил, что хотел еще кое-что у нее узнать, когда заглянул в ее прелестное улыбающееся личико. Ему надо знать, что она собирается делать дальше, потому что не может быть, чтоб это было их первое и последнее свидание. Ему надо знать, что теперь только смерть разлучит их.

– Ты помнишь, любимая, как в Виндзоре я тебе сказал, что женюсь на тебе? Я и тогда так думал, а сейчас тем более. Я люблю вас, Джоанна Хокингем, я хочу, чтобы вы стали моей женой, хозяйкой Кингслирского замка и матерью моих детей.

Словно облачко затуманило ясные зеленые глаза. Потускнела радостная улыбка.

– Но, Ричард... как нам быть? Ведь я обручена...

– Ты не хочешь быть женой Годфри, разве не так? – спросил он и затаил дыхание в ожидании ответа.

– Ну, конечно же, нет. Раньше я думала, что смогу, если он не откажется от меня, узнав, что я не девица. А теперь, после... после того, как мы любили друг друга, о нет, – Джоанна покраснела под его взглядом. – Разве я могу принадлежать другому, чтобы он владел телом, которое я отдала тебе?

– Можно расторгнуть помолвку. Король меня любит. Если я ему скажу, что хочу взять тебя... а ты не струсишь и подтвердишь, что любишь меня и не хочешь быть женой Годфри Лингфилда? Думаю, Эдуард не будет противиться и даст рыцарю взамен другую девицу.

Поначалу, когда Ричард завел этот разговор, Джоанна напряглась всем телом, и теперь он почувствовал, как она вновь расслабилась.

– Хорошо бы. Не вина Годфри, что я его не люблю.

Он видел, что она до сих пор верит в благородство белокурого рыцаря, и решил не спорить с ней, не желая сейчас обсуждать сэра Годфри. Он хотел говорить только о ней и о себе.

– Значит, мадемуазель, вы станете моей женой?

– Стану. Как только помолвка будет расторгнута.

Тогда он заявил, что придется долго ждать, а он не прочь отыскать где-нибудь поблизости священника, чтобы им не пришлось больше разлучаться. Если уж ей так хочется, он готов и дальше сопровождать ее в паломничестве, но будь он проклят, если ему опять придется довольствоваться одними взглядами. Теперь он понимает, зачем частенько отлучались Мэри и Джон.

Джоанна улыбнулась его горячности, зная, что сама тоже будет мучиться не меньше него. Огонь, который он зажег в ней, был подобен греческому огню, который не загасить обычными средствами.

– Но, Ричард... разве ты не понимаешь, что, если мы нарушим договор и обвенчаемся без разрешения короля, он рассердится на тебя... Не дай Бог, отберет у тебя земли. Эдуард не любит, когда им, как ему кажется, пренебрегают. Он ведь может объявить наш брак незаконным и силой отдать меня Годфри или кому-нибудь еще... а не то отослать в монастырь. Тебя он тоже прогонит.

Ричард тяжело вздохнул. Вообще-то Эдуард был справедливым королем. За ним, не водились припадки дикой ярости, прославившие его анжуйских предков... Но он может хладнокровно сжить со свету, если ему не угодишь.

– Если в твоем животе будет мой ребенок, он всего-навсего прогонит нас от себя, и на этом успокоится, – проворчал он, с удовольствием наблюдая, как Джоанна мучительно краснеет.

Однако он знал, что Джоанна права. Надо подождать. После Уолсингема они как-нибудь подготовят короля, ведь Годфри тоже может быть при дворе и ждать возвращения Джоанны. Вряд ли ему удастся быстро подобрать себе другую девицу.

– Ричард... – неуверенно проговорила Джоанна. – Наверно, пройдет несколько недель прежде, чем мы сможем обвенчаться. А так как-нибудь... мы еще будем вместе? Паломники возмутятся... даже, наверно, потребуют, чтобы монахи вмешались... если мы будем спать в одной комнате. А как я теперь буду без тебя?.. После того, как ты научил меня... Я даже не думала...

Джоанна говорила все тише и тише, словно комок застрял у нее в горле, да и Ричард задышал тяжело, когда она прижалась к нему и ему стоило лишь протянуть руку... Что он и сделал. Протянул руку и коснулся ее груди, отчего его тотчас охватило страстное желание.

– Мы что-нибудь придумаем, – пообещал он. – А пока, милая Джоанна, давай радоваться тому, что у нас есть. Любовь моя, ты не против, если я еще раз...

Вениамин бен Иосиф улыбнулся, услышав, как две пары ног осторожно одолевают ступеньку за ступенькой. Все в порядке, иначе они бы уже давно лежали в своих постелях.

Старый лекарь вставал рано, потому что любил в тишине почитать Тору, после чего обычно отправлялся кормить лошадей. Итак, любовники на месте, значит, он может не будить сладко спящую Дебору, подняться и, никому не мешая, заняться делами. Он подумал, что все к лучшему... Наверняка им придется нелегко среди паломников, достаточно вспомнить кислую вдовицу или высокомерную графиню, изображающую из себя мученицу, а на самом деле мечтающую о красивом любовнике, наподобие Ричарда Кингслира. Но лекарь знал, что ни Ричард, ни его прелестная возлюбленная не позволят ни ханжам, ни даже королю помешать им любить друг друга. Хорошо бы, если бы он мог сплясать у них на свадьбе и принять их первого сына.