Изумрудные ночи. Книга вторая

Глава 18

Причудливой формы лестница, представлявшая собой выдолбленные в огромных кусках гранита ступени, устремлялась вверх, к захватывающим дух высотам, где раньше были дома. Ныне обезлюдевшие, эти бывшие жилища отличались разнообразием флоры и множеством диких существ в качестве обитателей. К большинству домов примыкали огороды, использовались даже ничтожные клочки земли.

Водопровод, по которому талые воды, стекая по весне с гор, наполняли резервуары бассейнов и фонтанов на центральной площади, также поступали в купальни, сейчас густо заросшие сорняками.

— Очень современные удобства, — глаза Брэсфилда поблескивали, он делал заметки в толстом блокноте. За ним с камерой следовал Сантуса, останавливаясь, чтобы фотографировать в каждом возможном ракурсе.

— Что это, профессор? — спросил Броди, указывая на высокое здание, возвышавшееся над всеми остальными. — Похоже на место, где может быть спрятано золото?

Брэсфилд раздраженно посмотрел на него и двинулся по направлению к увитому плющом строению.

— Это храм, — наконец прошептал он, с благоговением ощупывая гранитные блоки. Потом выпрямился и окинул здание оценивающим взглядом. — Да, — решительно объявил он, — определенно, это храм. И он отдаленно напоминает Храм Солнца в Куско. Бетани, как ты считаешь?

— Я не ходила с тобой и с синьором Бертолли, папа. — Она пожала плечами.

— Ах да, правильно.

Броди нетерпеливо вмешался:

— Итак, это храм; не тот ли, где инки хранили свои золотые безделушки?

— Временами я начинаю мечтать о том, чтобы это и в самом деле были безделушки, мистер Броди, — гневно ответил Брэсфилд. — Инки, между прочим, называли их церемониальными сосудами, утварью, статуями и так далее.

— Какая разница. Идем, Риган.

Броди и Риган начали пробираться к массивным стенам храма, прокладывая себе путь при помощи мачете. Бетани посмотрела на Трейса. Он в небрежной позе восседал на огромном валуне, шляпа была сдвинута на лоб, руки скрещены на груди.

— Ты не собираешься вмешаться? — поинтересовалась она.

Трейс лишь пожал плечами.

— Я привел вас сюда, и тем самым выполнил свою работу. Все, что теперь от меня требуется, это доставить вас обратно. Копать я не собираюсь.

Бетани взглянула на него с раздражением.

— Ясно! Надеюсь, ты не будешь возражать, если мы этим займемся?

Трейс развел руками.

— На здоровье. Здесь достаточно грязи, чтобы не скучать некоторое время.

Бетани не могла понять, почему он упрямится. Из-за того, что его мнение не совпадает с мнением ее отца? Конечно же, он понимает, что она чувствует. И она решительно направилась к нему, желая снять возникшее напряжение.

— Ты не будешь возражать, если я сделаю с тебя набросок? — спросила она и заметила вспышку удивления, на мгновение сменившую его обычную маску безразличия.

— Зачем это тебе?

Беспечно пожав плечами, Бетани ответила:

— А, просто так. Просто я подумала, что здорово будет иметь портрет человека, на которого возложена ответственность быть нашим проводником. Я уверена, папа будет настаивать на том, чтобы сфотографировать тебя, но мне хотелось бы выразить собственное восприятие, с твоего позволения, конечно.

Трейс усмехнулся.

— Это должно быть очень интересно. Почему-то мне кажется, что с моего позволения к твоему восприятию добавятся рога и раздвоенные копыта?

— На воре и шапка горит, — быстро проговорила Бетани и, прежде чем Трейс успел передумать, направилась за мелками, которые он подарил ей. Устанавливая деревянную коробку на небольшом валуне и пристраивая на коленях чистый лист бумаги, Бетани, пряча улыбку, наблюдала за беспокойно ерзающим Трейсом. Так непохоже на него — чувствовать себя не в своей тарелке, но ей это нравилось.

— Сиди спокойно, — приказала она, — и постарайся не менять позу по отношению к солнцу. Мне нравится игра теней на твоем лице.

— Я чувствую себя чертовски глупо, — проворчал он, глядя на нее из-под полей.

— И сними, пожалуйста, шляпу. Просто положи ее рядом. Было бы очень любезно с твоей стороны, если бы ты снял также кобуру.

— Нет, — сказал он, словно отрезал, и она сразу же отступилась.

— Отлично. Теперь, почему бы тебе не расслабиться? Сядь, как тебе удобно.

Она быстро рисовала. Сделала один набросок, на котором он сидел очень прямо, пристально вглядываясь в нее и всем своим видом излучая настороженность, потом другой, со смягчившимися линиями фигуры, когда он, расслабившись, лениво развалился на камнях. Только лицо не соответствовало позе, сохраняя выражение настороженной обеспокоенности.

Трейс никогда еще не казался ей таким привлекательным, как сейчас.

— Раздвоенные копыта не выходят? — спросил он, и Бетани, улыбнувшись, подняла глаза.

— Рога. Никак не могу сделать их острыми.

— Скверно. Все равно, я думаю, не слишком похоже, а? Я сижу здесь уже столько времени, что чувствую притяжение этой скалы.

— Рада слышать, что ты способен на чувства, — проговорила Бетани, пытаясь скрыть смущение, неожиданно охватившее ее от собственных слов. Кончиками пальцев она принялась растушевывать рисунок. Наконец она подняла голову. — Готово.

Лениво потянувшись, Трейс слез с камня.

— Можно посмотреть?

— Если хочешь. — Она протянула ему блокнот, испытывая одновременно смущение и любопытство.

— Все это я, и ни разу не похож на святого… или хотя бы на почтенного человека, — после небольшой паузы произнес он.

— Прошу прощения. Я сторонница реализма.

— В таком случае, вынужден признать, что это очень недурно, Бетани Брэсфилд. — Он улыбнулся, и что-то переменилось в его насмешливом тоне. — Я вправду произвожу впечатление такого прожженного типа?

— Только на тех, кто тебя знает, — прошептала она, почувствовав, как у нее перехватило дыхание. — Может быть, виной тому борода.

Он потрогал рукой темную щетину у себя на подбородке и кивнул.

— Да. Без бороды я воплощение благочестивой респектабельности.

— Ни за что не поверю, что когда-нибудь настанет такой день, — воскликнула Бетани. — А теперь ты меня нарисуй. — Она протянула ему блокнот.

Трейс с усмешкой взял у нее мелок и начал быстро рисовать.

Закончив, он отдал рисунок ей, и Бетани громко расхохоталась. Он нарисовал похожую на жердь женщину с длинными волосами и огромной грудью, одетую в штаны и вооруженную вилами.

— Подружка дьявола, — пояснил он. — Ты не будешь возражать против того, чтобы стать моей подружкой?

— Нет, если ты сам не будешь, — прошептала она в ответ, не осмеливаясь поверить, что он говорит серьезно.

Трейс поднялся с камня, взял у нее блокнот и положил его рядом, не сводя с нее потемневшего напряженного взгляда. Солнце освещало ее лицо и широко распахнутые, светившиеся надеждой глаза. Прочитав эту надежду в ее глазах, он чуть было не отступил. Он не был уверен, что сможет оправдать ее ожидания, что способен на это. Бетани заслуживала большего, чем просто занять место в его постели.

— Бетани, — начал было он, но его прервал взволнованный крик, и, обернувшись вполоборота, он увидел бегущего к ним с непокрытой головой и горящими от возбуждения глазами Броди. Потом Трейс заметил в его руках тускло поблескивающие предметы, которые он терял на ходу.

— Золото! Кучи золота! До потолка…

Трейс немедленно выпустил Бетани из объятий и направился к нему.

— Прежде чем ты начнешь набивать свои карманы, Броди, — ровным голосом заговорил он, — ты дашь возможность профессору переписать все.

Тот тупо уставился на него.

— Переписать? Ах, ну конечно же, Тейлор. Мы можем все переписать. Это не имеет никакого значения. В этой чертовой комнате достаточно золота, чтобы скупить все Перу.

Тарахтящий без умолку, охваченный ликованием, Броди провел Брэсфилда и всех остальных к храму. Виноградные ветви, некоторые толщиной с руку, свисали с аркообразного входа. Медленно ступая, они вошли в зал с высокими потолками. Он был необыкновенно чист и словно застыл, на протяжении веков ожидая, пока его наконец отыщут. Бетани, которая шла следом за отцом, зажмурилась от блеска.

Белоснежные стены поднимались ввысь в безмятежном безмолвии, в сундуках и на разложенных шерстяных одеялах покоились груды золота. Статуи, чаши, дощечки, урны, вазы, фигурки птиц и зверей, мужчин и женщин — все это было сделано из чистого золота и кое-где украшено драгоценными камнями. Бетани решила, что это королевский выкуп, вспомнив, как испанцы потребовали у Инки Атахуальпы заплатить дань.

— Папа? — тихо окликнула она. — Как все это могло оставаться в неприкосновенности столько лет?

Но профессор Брэсфилд находился уже вне реального мира, охваченный сильнейшим волнением. Он в полуобморочном состоянии опустился на колени перед грудой золота, изучая каждую вещицу и яростно царапая что-то в блокноте. Броди с Риганом по-прежнему рыскали среди сокровищ, их примеру последовали офицеры-перуанцы.

— Это может выйти из-под контроля, — хмуро заметил Трейс, и Бетани обернулась к нему. — Такое количество золота приносит неприятности. Погляди на них. Можно дать голову на отсечение, что они думают не об археологической ценности, а только о том, что можно купить на это золото.

Это было правдой. Бетани видела мрачный блеск в глазах шныряющих всюду мужчин, ей стало не по себе.

— Что мы можем сделать? Папа не лучше их, только у него другие интересы.

— А мы не будем ничего делать. — Трейс, не обращая внимания на ее протесты, потащил Бетани к дверям храма и вывел наружу. — Уходи отсюда. Иди поищи Сантусу и скажи ему, что он мне нужен, а потом сядь в каком-нибудь укромном месте и жди, пока я не наведу здесь порядка.

— Как можно рассчитывать на то, чтобы навести тут порядок в одиночку и не оказаться при этом убитым? — закричала она.

— Позволь мне об этом позаботиться, — Трейс улыбнулся в ответ на ее горячность. — Я думаю, что смогу привести в чувство Броди и Ригана, а офицеры-перуанцы не решатся на стычку со мной. Что касается твоего отца, я думаю, он не обратит на нас внимания, если мы не будем слишком много стрелять. А теперь иди, Бетани.

Она нашла Сантусу вместе с одним из носильщиков-кечуа, единственных, кто не оставил экспедицию. Индеец безмолвно выслушал ее, потом кивнул.

— Я сразу пойду к нему, — сказал он, и в голосе его звучало неподдельное волнение. — А вы можете остаться тут с Артегой. Он присмотрит за вами.

Бетани ждала, прислушиваясь к пронзительным крикам птиц и приглушенным голосам животных, готовая к тому, что в любой момент раздадутся выстрелы. Но их все не было. Было неправдоподобно тихо, а когда она, подняв голову, увидела приближающегося ленивой раскачивающейся походкой Трейса, то почувствовала неимоверное облегчение.

— Трейс! — Она бросилась ему навстречу и заметила стекающую с уголка его рта струйку крови. — Ты ранен!

— Едва ли так можно выразиться, — пробормотал он, вытирая кровь рукавом.

— Что случилось? Ты все уладил? Как тебе это удалось без стрельбы?

Его темные глаза довольно поблескивали, он покачал головой:

— Мне пришлось пообщаться с Риганом, но с участием Сантусы в качестве моего хорошо вооруженного телохранителя, дальше дело не пошло. Броди с Риганом, во всяком случае, не те люди, кто способен драться один на один. Они предпочитают стрелять в спину… неважно, — добавил он, увидев испуг у нее в глазах. — Они согласились, что все, вплоть до мелочей, будет переписано прежде, чем мы начнем упаковывать вещи перед обратной дорогой, что и требовалось.

— Итак, сейчас все в порядке?

— Я бы так не сказал. Мы еще не вернулись обратно, а этим двоим я бы не доверялся ни на минуту. — У него вырвался вздох, и он покачал головой. — Не сомневаюсь, они еще принесут нам беду.

Бетани понимала, что он имеет в виду. Нанятые Бентвортом помощники были алчны и беспардонны, а теперь, когда большинство носильщиков-индейцев испарилось, они оказались в очень выгодном положении. Она беспокойно заерзала на месте.

— Где папа?

— Все считает и квохчет, — ответил Трейс, нетерпеливо махнув рукой. — Не думаю, что он вообще заметил, как мы деремся, даже когда мы чуть не повалились ему на голову. Он человек, все мысли которого работают в строго сфокусированном направлении.

— Он всегда был таким.

Их взгляды встретились.

— А его дочь? Она так же поглощена достижением одной-единственной цели?

Сердце у нее замерло, и она зашептала:

— Только когда это очень важно для нее.

Жесткий горящий взгляд Трейса стал мягче, его губы тронула легкая улыбка.

— Хорошо, — сказал он.

Бетани направилась с ним к неглубокому широкому бассейну в центре заросшего дикими виноградниками города и мягкими движениями смыла запекшуюся кровь с его лица. Нависшая предгрозовая тишина нарушалась время от времени щебетанием птиц или рычанием пантер в чаще леса. Все остальное словно застыло.

— Довольно угрюмое местечко, а? — Трейс озорно подмигнул, стараясь вызвать у нее улыбку.

Бетани огляделась.

— Да. Почему-то мне казалось, что последнее пристанище вождей должно было быть более… оптимистичным, что ли.

— Одно время, скорее всего, так и было. — Трейс вытер лицо носовым платком, который протянула ему Бетани, и потрогал губу кончиком языка. — Ну, трудно было ожидать чего-то иного, мне кажется. А потом, и твой отец, и особенно Бентворт, когда он узнает, будут чувствовать себя счастливее петуха, попавшего в новый курятник, населенный множеством привлекательных курочек.

Когда она подумала о Спенсере Бентворте и об очевидной неприязни между двумя мужчинами, у нее вырвалось:

— Трейс, почему вы с Бентвортом работаете сообща, если так ненавидите друг друга?

Ее вопрос застал его врасплох, и ему потребовалось какое-то время, чтобы собраться с мыслями. Наконец он заговорил:

— Врагов надо держать ближе, чем друзей.

— Но это не объясняет, почему ты согласился вести эту экспедицию.

— Бетани, я думал, мы уже расставили точки над «и». Я хотел вернуть себе доброе имя, а Бентворт предоставил мне такую возможность. Все.

Его глаза, темные и холодные, прямо смотрели на нее, и она решила не настаивать на дальнейшем развитии темы.

— Судя по всему, ты преуспел, — заверила она его.

— Тогда хватит пока об этом, идет?

Она утвердительно кивнула. Но чувство неловкости не покинуло Бетани, его так и не смогли развеять пребывавшие вечером в прекрасном настроении и постоянно подшучивающие друг над другом спутники и установившаяся в лагере приятельская атмосфера. Путешественники расположились в городе, бывшем некогда пристанищем королей. Они пытались приготовить еду, используя свой скудный скарб.

— На такой высоте вода не закипит, — предупредил Трейс, потом поглядел на Бетани и криво улыбнулся. — В любом случае, я не голоден.

Бетани присела рядом с ним и изобразила улыбку.

— Я тоже. — Она посмотрела на отца, который с ожесточением строчил что-то в своих блокнотах, склонившись у керосиновой лампы. Очки его, по обыкновению, балансировали на самом кончике носа. — Папа не будет есть, пока он в таком состоянии. Прежде чем это закончится, от него останутся лишь кожа да кости.

— Он сделал свой выбор, — бросил Трейс, и Бетани снова посмотрела на него.

— Я знаю.

— Тогда не расстраивайся из-за этого.

— Я выгляжу расстроенной? — спросила она.

— Нет, ты выглядишь такой же довольной, как собака, хвост которой защемило дверью!

— Может, ты не все знаешь! Это тебе никогда не приходило в голову?

— Много раз. Но я, тем не менее, знаю, когда нужно перестать биться головой о кирпичную стену, а вот в твоем современном образовании этот пробел, похоже, остался.

— Поясните! — гневно потребовала Бетани.

— Поясняем, что если тебе не удалось изменить собственного отца в течение последних двадцати лет, то и теперь у тебя это не получится. Для него всегда будет существовать только его работа. Так обстоит дело. Довольствуйтесь тем, что есть.

— На этом твои познания в этой области заканчиваются, — откликнулась Бетани, но в голосе ее прозвучала нотка неуверенности. Быть может, Трейс и прав. Ни одна из ее попыток повлиять на привычки отца не изменила его ни на йоту. Она приходила в ярость или раздражалась, а когда он замечал ее состояние, если это вообще случалось, то даже не понимал толком, чем оно вызвано. Но гордость и упрямство не позволяли ей так просто отступить, и она поджала губы, встретившись взглядом с Трейсом.

К ее удивлению, он смягчился.

— Тебе тяжело, я знаю, — заговорил он, — но и мне не хотелось бы, чтобы ты изменилась, — Трейс улыбнулся. — Если бы ты не была настолько упряма и неподатлива, с тобой не было бы и вполовину так интересно.

— А тебе нравятся интересные женщины?

Его темные глаза заискрились.

— Мне нравишься ты.

Сердце у Бетани забилось быстрее. Ее ни капельки не удивило то, что Трейс встал, протянул ей руку и, глядя на погруженного в себя Брэсфилда, предложил:

— Не хочешь прогуляться со мной?

Никто не заметил, как они покинули площадь и направились вдоль высокой стены, возвышающейся над пропастью в несколько тысяч футов глубиной. Масляные лампы, приспособленные Сантусой и Артегой, чтобы как-то осветить лагерь, отбрасывали вокруг себя подрагивающие отблески пламени. Горело также несколько факелов, но их свет падал лишь на небольшие участки, оставляя всех, находившихся в некотором отдалении, во мраке.

Шаги по каменным плитам, ведущим от здания к зданию, сопровождало гулкое эхо; дул свежий ветер.

— Постоим здесь, — попросила Бетани, когда они остановились у стены. — Я кажусь себе богиней из древних мифов, смотрящей сверху на принадлежащий ей мир.

Трейс, улыбаясь, рассматривал ее освещенное лунным светом лицо.

— Ты похожа на богиню.

Она повернулась к нему, положив руку на край стены и вглядываясь в его резко обозначившиеся черты. Ей так хотелось спросить, что будет дальше, какое будущее их ожидает, но она слишком боялась услышать ответ.

— Я сделала шаг вперед от растрепанной женщины с вилами в руках, да? — весело сказала она, и Трейс усмехнулся.

— Небольшой.

— Небольшой?

— О, нет, Бетани Брэсфилд, — поправился он, притягивая ее к себе. — Огромный.

Руки его опустились ей на плечи, сжимая их. В тот момент, когда они вместе покидали лагерь, она почему-то уже знала, что так будет. Он склонил темноволосую голову, рот его прильнул к ее полураскрытым губам в поцелуе, таком жадном, что колени у нее подогнулись, а дыхание стало прерывистым.

Его язык проскользнул меж ее бархатистых губ, которые так послушно открывались для него, и начал ритмично двигаться. Тело его напряглось. Одна рука начала двигаться вниз вдоль ее спины, а вторая поддерживала ей затылок, пока продолжался этот испепеляющий поцелуй. Он хотел ее. Боже, он хотел ее даже тогда, когда ему просто необходимо было сохранять контроль над собой. Это постоянное желание было чистым безумием; он хотел ее так сильно, что страсть оказывалась сильнее здравого смысла.

— Пойдем в какое-нибудь укромное место, — прошептал он.

Бетани чувствовала, как вдавливается в нее его затвердевшее естество. Ни слова не говоря, она повиновалась.

Трейс повел ее по лестнице вниз, потом они поднялись на несколько ступеней, пока не достигли огромного белоснежного каменного сооружения на покрытом зеленью участке, большую часть которого покрывали заросли бамбука и кустарника. Это место было удалено и изолировано; с одной стороны над ним нависала скала, с другой его ограничивали выдолбленные в граните ступени. Тени придавали таинственность бассейну, наполненному водой, отражающей тусклый лунный свет.

Бетани остановилась в нерешительности, но когда Трейс, взяв ее за руку, повел за собой, она послушно последовала за ним. В воздухе повисла давящая тишина, от которой становилось не по себе. Трейс, похоже, ничего не замечал или не обращал внимания, так что она попыталась отогнать мрачные предчувствия.

Позднее, когда Трейс быстрым, резким движением привлек ее к себе, она была уже не в состоянии думать о чем-нибудь, кроме его жарких объятий и губ, целующих ее щеки, шею, грудь. Трейс нетерпеливо сорвал с нее блузку. Он явно не мог справиться с охватившим его желанием, с неутихающим безымянным чувством, которое руководило его поступками; то же самое творилось с Бетани.

Руки ее блуждали по его телу, с неуклюжей поспешностью расстегивали брюки, ища возможности коснуться его затвердевшей мужской плоти. Она простонала, когда он направил ее руку, заставив обвить его пальцами. Он прерывисто и глухо задышал, когда она крепко стиснула его.

— Бетани, — вздохнул он, его губы накрыли ее рот, впиваясь в него яростным поцелуем. Она едва не потеряла сознание. Он целовал ее до тех пор, пока все чувства Бетани не обострились до предела и тело не задрожало от желания, пока она не обвила его ногами, ощутив его горячую, твердую плоть, прижатую к животу.

Подняв Бетани на руки, он оторвал ее от земли и заботливо положил на мягко щекочущую траву и беспорядочно разбросанную одежду. Скользнув языком вверх вдоль ее тела, он зажал ее бедра коленями.

Бетани почувствовала, как огонь разгорается внутри, как, подобно раскаленной лаве, течет в венах кровь, собираясь словно в одном месте, и только он мог заполнить эту гложущую пустоту. Трейс обвил губами один из ее сосков, ласково покусывая его, рукой массируя другую грудь, большим и указательным пальцами сжимая вершину набухшего розового бутона, осыпая ее ласками, вызвавшими у Бетани крик.

Ее руки вцепились в широкие плечи Трейса, стройные ноги поднялись, обвивая его талию, пытаясь втянуть его внутрь. Он слегка дотрагивался до увлажненного входа, но отклонял ее отчаянные попытки добиться максимальной близости.

Наконец, когда Бетани почувствовала, что не в состоянии выдерживать дальнейшее промедление, Трейс прошептал:

— Ты так же устала ждать, как и я? — Он сделал резкое движение вперед и проскользнул между бедрами. С яростью вонзаясь в нее, он делал все ускоряющиеся толчки, пока стремительно нарастающее напряжение не разрешилось взрывом страшной силы.

Бетани, первой испытавшая облегчение и с трудом сдерживающая рыдания, под ритмичными движениями лежащего на ней тела, почувствовала, как в финальных конвульсиях сокращаются его мышцы и через мгновение ощутила пульсирующий отклик его острия, опалившего ее нежные глубины. Он дернулся и затих.

В течение некоторого времени оба лежали, не в состоянии пошевелиться, охваченные умиротворенным оцепенением. Трейс не стал отстраняться, а остался внутри, глубоко погруженный в ее тело. Бетани переполняли чувства. Она так сильно его любила, одно ощущение того, что он находится в ней, наполняло ее глаза слезами. Знакомо ли ему это? Чувствует ли он то же самое? Или для него все по-другому?

Трейс наконец поднял голову, потом приподнялся на локтях и, устроившись, словно в колыбели у нее меж бедер, смотрел сверху вниз.

— Это чересчур для моего умения держать себя в руках, — тихо произнес он. — Я не могу находиться рядом с тобой, Бетани, и не хотеть этого.

«Только этого?» — хотелось спросить ей, но она лишь улыбнулась в ответ и поцеловала его твердый, сильный подбородок.

— У тебя борода щекочется, — прошептала она.

— Завтра я побреюсь. Уж очень я похож на бандита, если судить по рисункам.

— Ты и есть бандит, — заявила она быстро и пояснила, увидев, как у него удивленно вытягиваются губы. — Ты украл мое сердце, разве нет?

Он откинул прядь волос и долго смотрел на нее, не говоря ни слова. На его лице промелькнуло выражение, которое она так и не смогла расшифровать.

— Не знаю, — наконец произнес он. — Это правда?

— По крайней мере, сегодня вечером. Потом… ну, надо будет посмотреть, что дальше.

Трейс прижал палец к ее рту, стирая влагу с ее губ, и облизал его языком.

— Неплохо. Ну раз уж сегодня я похитил у тебя сердце, зачем останавливаться? Позволь мне взять тебя всю, Бетани Брэсфилд: сердце, мысли, тело, душу…

Бетани не стала признаваться, что все это уже принадлежит ему. Она погрузила пальцы в густую копну его черных волос, откинула назад голову и закрыла глаза, почувствовав, что он опять начал двигаться внутри нее, чтобы заставить забыть обо всем на свете, а потом вернуть к действительности. Это была сладкая мука, стремительный натиск, но это была и потребность ее сердца, потребность быть как можно ближе к нему, словно не будет никакого завтра.

Для нее, по крайней мере, завтра не существовало. Только сегодня и сейчас, только она и Трейс, и все остальное не имело значения. Она любила его. Любила каждой клеточкой своего существа, хотела лишь одного — чтобы он любил ее так же.