Извращенная гордость

Глава 5

Римо

Я схватил спортивные брюки и спустился в нашу игровую комнату, где уже собрались Савио, Нино и Адамо. С тех пор как Киара стала членом нашей семьи, я больше не мог ходить по дому голым, когда мне вздумается. Когда я вошел, братья посмотрели на меня, словно я был бомбой замедленного действия.

Я усмехнулся.

Адамо покачал головой и ничего не сказал. Он даже не пытался скрыть отвращение к Каморре.

Нино медленно встал.

– Не надо было тебе привозить ее сюда.

Я взял меню пиццерии.

– Савио, закажи нам пиццу. И еще одну для Серафины.

Нино обошел диван. Я заметил, как напряглись его руки.

– Римо, спрячь ее в другом месте.

– Нет, – коротко сказал я. – Она останется здесь, в доме, чтобы я, мать твою, мог за ней присматривать.

Сведя брови, брат остановился передо мной. Когда он хмурился, это значило, что он в ярости.

– Эта ситуация может спровоцировать Киару.

– Киара твоя жена, а не моя. Убедись, чтобы она не увидела ничего лишнего. Кстати, где она?

– В нашем крыле дома. Когда Савио сказал, что ты привезешь Серафину, я приказал ей оттуда не выходить.

– Вот видишь? Проблема решена. – Я прошел мимо него к бару и взял пиво. Нино сделал то же самое. Савио в другом углу комнаты заказывал пиццу.

– Это большая проблема. Твоя пленница наверху, будет перемещаться по дому когда захочет. Она может наткнуться на Киару.

– Сомневаюсь, что Серафина будет сейчас бродить по дому. Она напугана и, наверное, спит ангельским сном. Отсюда не сбежит, но все равно один из вас будет ее охранять, чтобы она не наделала глупостей.

Нино посмотрел на меня оценивающим взглядом.

– Я искренне надеюсь, что ты знаешь, что делаешь. Мы должны уничтожить Синдикат. Не забывай об этом, Римо.

– Я раздавлю их. Они медленно истекут кровью, даже не поняв, что я вонзил клинок. Это их уничтожит.

Нино неохотно кивнул, ведь он знал, как важна психологическая война против врагов.

– Ты отвратителен, – пробормотал Адамо.

– Четыре дня, – напомнил я ему.

Он встал, выпятив подбородок.

– Что, если я скажу нет?

– Ты станешь гребаным предателем, нашим позором, – гаркнул Савио. – И что ты сделаешь? Куда ты пойдешь?

– Мне насрать, – огрызнулся Адамо. – Все лучше, чем стать таким, как вы.

Я медленно пошел к нему. Адамо еще сильнее выпятил подбородок.

– Ты так говоришь, потому что с самого рождения тебя оберегали. Тебя никогда не посвящали в настоящее дерьмо, которое здесь творится. Но ты Фальконе, и однажды ты будешь рад стать одним из нас.

– Лучше бы я не был Фальконе. Лучше бы вы не были моими братьями.

– Адамо, – предупредил Нино, поглядывая на меня.

– Пошел ты! – закричал Адамо и стремглав выбежал из комнаты.

– Он смирится, – произнес Нино.

– Когда приедет пицца? – спросил Савио.

Они с Нино обменялись взглядами и тот ответил:

– Через двадцать минут.

– Время сделать звонок. – Я кивнул Нино. Тот немного помедлил, но потом достал мобильный, пролистал список контактов и дал мне незнакомый номер.

– Это номер Данте. Если он его не сменил с тех пор, как мы звонили ему много лет назад.

– Хорошо. Принеси что-нибудь из одежды Киары. Белую ночнушку, например, если у нее есть такая.

Нино нахмурился, но пошел в свое крыло.

– Как ты будешь за ней приглядывать? Она может наложить на себя руки или сбежать.

– Ее, считай, держали взаперти всю жизнь. Она вдали от дома, от защитников. Свобода пугает ее больше, чем любой плен.

– Звучит так, словно ты уверен в этом, – засмеялся Савио.

Я ухмыльнулся. Нино вернулся с таким видом, словно он взбешен как никогда. Он протянул мне ворох одежды, в котором я заметил серебристую сатиновую ночнушку. Идеально.

– Киара подозревает, что здесь происходит нечто серьезное.

Я взял одежду и, не удосужившись ответить, прошел мимо него в свое крыло дома. Я без стука вошел в комнату Серафины. Кровать была пуста. Серафина стояла у окна, завернутая в красную простынь, и отчаянно пыталась открыть створку, но не могла без специального ключа.

Она резко обернулась. Кроваво-красная простынь, светлые волосы, струящиеся по ее плечам. Ее кожа светилась невинно-белым на фоне красного. Я мечтал провести языком по ней и попробовать на вкус – так ли она чиста, как кажется?

Она не съежилась на постели, как я ожидал, а пыталась сбежать. Маленькая птичка, отчаянно желающая вырваться из моей клетки, чтобы попасть прямиком в клетку Данило. В ее глазах и выражении лица все еще читалась паника, но она подняла подбородок и прищурилась, глядя на меня. Она решила поиграть в игры больших мальчиков.

Я медленно вошел в комнату. Она отвела плечи назад, словно готовилась бороться, но рука взметнулась к простыне на теле, и подрагивающие пальцы еще раз оттенили белым красный цвет. Не сводя с нее глаз, я положил одежду на кровать и вдруг уловил запах Серафины. Я почувствовал его еще раньше, словно ей делали массаж с ванильным маслом, готовя к первой брачной ночи. Ноздри мои расширились.

– Пытаешься выпорхнуть из клетки, птичка?

Она бросила на меня надменный взгляд.

– Ты обожаешь созданий с крыльями.

– Люблю их ломать.

Она поморщилась, но даже так осталась прекрасной. Наверняка она представила, как я занимаюсь живодерством. Но нет, это для трусов, которые не готовы тягаться с равным соперником.

– Я не из этих психопатов.

– А из каких?

– Ты не сможешь открыть окно, – улыбнулся я. – Не трать время, тебе не сбежать.

– Ты установил замки специально к моему приезду или ты просто любишь запирать здесь девушек, чтобы насиловать и мучить их ради собственного удовольствия?

Я подошел к ней вплотную, прижал к окну и поставил ладони на стекло, глядя сверху вниз.

– Нет, – ответил я. – Их поставил мой отец для моей матери.

Она с отвращением посмотрела на меня.

– Все Фальконе – монстры.

Я наклонился к ней, вдыхая ее аромат.

– Мой отец был монстром. Но я еще хуже.

Пульс гулко бился в ее венах. Я видел, как ее страх буквально пульсирует жилкой под тонкой белой кожей.

Я отступил и кивнул в сторону вороха одежды.

– Это тебе. Завтра утром надень серебристую ночнушку.

Серафина бочком, чтобы не спускать с меня глаз, подошла к постели и встала на колени, разглядывая одежду.

Я поднес телефон к уху. После второго звонка я услышал холодный голос Данте.

– Кавалларо.

– Данте, рад тебя слышать.

Серафина дернулась по направлению ко мне, но обмякла, маска гордости слетела с ее лица, и она зажала простынь в кулаках.

На том конце провода повисла пауза, и я улыбнулся. Хотел бы я видеть выражение лица Данте теперь, когда он столкнулся с последствиями своих действий и понял, что племянница ответит за его грехи.

– Римо!

Я услышал мужской голос на заднем фоне и еще один женский, истерический. Это мать Серафины.

– Я хотел бы поговорить с тобой, как Дон с Доном. Как человек, на территорию которого ты вторгся. Ведь мы – люди чести.

– Я – человек чести, Римо. А к тебе честь явно не имеет никакого отношения.

– Позволь с этим не согласиться.

– Серафина жива? – спокойно спросил он.

Я посмотрел на свирепо глядящую на меня женщину, сжимающую красные простыни, в которые завернуто ее обнаженное тело.

Я снова услышал гневный голос на заднем фоне.

– Я переломаю все твои гребаные кости!

– Это ее брат?

Боль отразилась на лице Серафины, и она сглотнула.

– Она жива? – повторил вопрос Данте вибрирующим от гнева голосом.

– А ты как думаешь?

– Жива, потому что такая жизнь хуже смерти.

– Воистину. Надо ли говорить тебе, что я убью ее самым болезненным и жестоким способом, если хоть один из людей твоего клана пересечет границу моей территории? Я могу быть изобретательным, когда дело касается пыток.

Казалось, что даже на расстоянии я мог слышать, как по ее венам пульсирует кровь. Серафина опустила взгляд и посмотрела на сжатые кулаки.

– Я хочу поговорить с ней.

– Еще не время.

– Римо, ты пересек черту, и ты за это заплатишь.

– Уверен, именно так ты и думаешь.

– Чего ты хочешь?

– Время подобных разговоров еще не пришло, Данте. Я думаю, ты еще не готов. Завтра утром мы созвонимся снова. Установи камеру. Я хочу, чтобы ты, ее брат, ее отец и жених были в комнате. Нино даст вам инструкции. Я тоже поставлю камеру, и мы сможем видеть друг друга.

Мы с Серафиной встретились взглядом.

– Римо… – угрожающе начал Данте, но я нажал отбой.

Серафина внимательно посмотрела на меня широко открытыми глазами. Я приблизился к ней, и она застыла, но не показала своего страха.

– Завтра начнется игра, Ангел.

Я вышел, дав ей время обдумать мои слова. Нино ждал меня в коридоре. Я поднял брови:

– Пиццу доставили?

Нино положил руку мне на плечо.

– Какое видео ты решил показать завтра?

Я внимательно посмотрел на него, пытаясь понять, в каком он настроении, но по его лицу это было трудно определить.

– Я дам ей выбор.

Нино неодобрительно покачал головой.

– Эта женщина невинна. Она не наш должник. Она не шлюха, которая крадет наши деньги. И она ничего не сделала.

– Киара тебя изменила.

– Я не об этом. Мы никогда не мучили невинных, Римо. Мы никогда не прикасались к тем, кто этого не заслуживал, а эта женщина, эта девушка… Она не сделала ничего плохого, чтобы ей дали такой выбор.

Я выдержал взгляд брата.

– Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо, – произнес я. – И все же говоришь мне все это.

Нино опустил голову и сузил серые глаза.

– Ты играешь в опасные игры. Ты не знаешь своего противника настолько хорошо, чтобы понимать, какой именно выбор она сделает.

– Она выберет то же, что и все они, Нино. Она женщина. Изнеженная. И она выберет легкий путь. Я хочу, чтобы перед камерой на глазах у мужчин своей семьи сказала, что отдастся мне.

Внизу я взял одну из коробок с пиццей и поднялся в гостевую спальню в моем крыле дома. На этот раз сидящая на постели Серафина даже не подняла на меня взгляд. Она держала в руках серебристо-серую ночнушку.

– А если я откажусь ее надевать?

– Ты можешь надеть ее для нашего маленького шоу или остаться голой. Твоя кровь будет выглядеть так же заманчиво на обнаженной коже, как и на ткани.

Она слегка вздрогнула и ночнушка выпала у нее из рук на пол.

– Вот, – я подошел к ней ближе. – Ты ничего не ела больше суток. – Я поставил коробку с пиццей на прикроватный столик.

Она с подозрением посмотрела на нее. Я ожидал, что она оттолкнет коробку, попытается наказать меня, уморив себя голодом, как моя мать делала с моим отцом. С ним не сработало, не сработает и со мной.

– Надеюсь, она отравлена, – пробурчала она, взяла пиццу и откусила большой кусок. Прожевав, она демонстративно проглотила. – Ты будешь смотреть, как я ем?

Возможно, сломать ей крылья будет легче, чем я думал.

Рано утром Фабиано зашел меня проведать. Я был в нашей комнате отдыха – колотил боксерскую грушу, чтобы выпустить на волю сдерживаемую энергию.

Он облокотился о дверной косяк и еще пару секунд наблюдал за мной молча.

– Говори, зачем пришел, – прорычал я, со всей силы ударив грушу.

– Джерри вызвал меня в «Сладкую ловушку» пару часов назад, чтобы я подчистил тот бардак, который ты там устроил. Я нашел Симеона с отрезанным членом во рту. Я не знаю, что там случилось, и знать этого не хочу.

– Если не хотел бы знать, – прищурился я, – не пришел бы.

Он отошел от двери и пошел ко мне.

– Он ее тронул?

– Нет. – Я перестал колотить грушу. – Он решил, что может наблюдать, как Серафина принимает душ.

Фабиано бросил на меня оценивающий взгляд.

– Где она?

– В постели.

– В твоей постели? – он поднял брови.

Я ничего не ответил и просто выдержал его взгляд.

– Значит, ты… – он вздохнул, стараясь подобрать правильные слова. – Я думал, ты хочешь использовать ее девственность, чтобы надавить на Кавалларо и ее жениха.

Я попытался оценить, что сейчас чувствует Фабиано, но он слишком хорошо скрывал свои эмоции. Если он прикладывает столько усилий к тому, чтобы скрыть свои чувства, значит, он боится услышать, что я взял Серафину силой.

Я медленно подошел к нему.

– Ты что-то к ней испытываешь?

– Ты серьезно? – поморщился он. – Фина меня не интересует.

– Но тебе не нравится мысль о том, что я причиню ей боль.

– Ты Дон. И можешь делать с ней все, что хочешь, но да, мне не нравится думать, что ты накажешь ее за проступки Синдиката.

Я уважаю Фабиано за честность. Большинство моих людей слишком трусливы, чтобы говорить правду мне в глаза.

– Тогда уходи сейчас, потому что у меня назначен звонок Данте и его семье через час, и Серафина сыграет в моем обращении ведущую роль.

Он отвел взгляд, и на его щеке дернулся мускул.

– Я должен вернуться к Леоне.

– Давай. Иди к своей женщине. А я пойду к своей.

– Она не твоя, Римо. Она тебя не выбирала. А это большая разница. – Фабиано развернулся и ушел. А я снова начал колотить грушу, еще сильнее, чем прежде.

Серафина

Пицца не переварилась даже к утру, но по крайней мере теперь мой живот урчал не от страха. Я решила съесть второй кусок на завтрак. Мне нужны были энергия и силы, чтобы понять, как победить Римо в его же игре, и не важно, что я теперь – пленница. Я знала, что Римо не стал бы назначать сеанс видеосвязи с моей семьей, если бы у него не было плана, как сделать мне больно у них на глазах.

Ночью я почти не спала. Римо не запер дверь, но я так и не рискнула выйти из комнаты, боясь, что это ловушка. Я все еще была слишком напугана, чтобы бороться с ним.

Я не хотела дать Римо одержать даже маленькую победу, но все же надела сатиновую ночнушку, ведь пока у меня не было идей, как с ним справиться, мне нужно было просто выжить.

Услышав шаги, я замерла. Я поднялась с постели, предпочитая встретить Римо стоя, но это был не грозный Дон Каморры. В дверях стоял Савио Фальконе, и его карие глаза оглядывали меня с ног до головы. Я инстинктивно прикрыла грудь руками.

– Пойдем, – приказал он, кивнув на открытую дверь.

Я прошла мимо него, и он протянул руку, чтобы меня схватить.

– Не смей меня трогать, – зашипела я.

Он поднял брови и высокомерно улыбнулся.

– Тогда двигай своим симпатичным задом. И послушай мой совет: никогда не разговаривай с Римо в таком тоне, иначе пожалеешь, что родилась.

Я бросила на него уничижительный взгляд, и мы пошли через весь дом. По пути я оглядывала обстановку. Это был просторный дом со множеством комнат, спроектированный так, что в нем можно было заблудиться. И хотя Савио поглядывал на меня больше с любопытством, чем с вожделением, я нервничала в его присутствии. Он был высоким, мускулистым и выглядел очень уверенным в себе.

Мы спустились по крутой лестнице в подвал.

– Ну конечно у Фальконе есть специальная комната для пыток, – пробормотала я, не в силах скрыть ужас в голосе.

Я почувствовала запах сырости. Хорошо, что здесь хотя бы не пахло кровью и экскрементами.

Савио ничего не ответил и жестом пригласил меня в комнату, расположенную справа по коридору. Римо был уже там.

– Она здесь. А я встречаюсь с Диего. Расскажешь потом, как все прошло, – усмехнулся Савио.

– Ты сам посмотришь запись. – Римо смотрел на меня темными глазами. – Встань здесь, – приказал он, указывая на середину комнаты. Я послушалась. В голове у меня была полная неразбериха. В комнате почти ничего не было. Ни матраса, ни стула, только стол с установленной на него камерой.

Римо обошел меня по кругу, разглядывая мое облачение. Серебристый сатин облегал тело, и от подвального холода у меня затвердели соски, с которых Римо не сводил взгляда. Я содрогнулась.

Нино тоже спустился к нам, и я перепугалась еще больше: он отрегулировал камеру и поставил большой экран на стол в углу. Он повернул экран к нам.

– Римо, – позвал он, и брат пошел к нему. Нино нахмурился, но Римо положил руку ему на плечо и посмотрел на меня. Я впилась ногтями в ладони.

Экран ожил, и я увидела свою семью и Данило. Ноги у меня чуть не подкосились.

Самюэль дернулся, его взгляд был полон отчаяния, а у папы под глазами пролегли темные тени. Данте и Данило лучше контролировали свои эмоции, но и они были не такими сдержанными, как обычно.

– Я очень рад, что вы нашли для нас время, – сказал Римо с британским акцентом, весь такой благородный и утонченный. Все фальшь. Такой человек, как он, по локоть замаранный в крови, не имеет отношения к когорте британских джентльменов.

Римо зло ухмыльнулся и повернулся ко мне, его темные глаза светились восторгом.

– Серафина, в Лас-Вегасе женщинам дают выбор… – его голос снова стал таким, как прежде, низким и угрожающим.

– Не смей! – закричал Самюэль, прильнув к экрану камеры. Данте схватил его за руку, но даже мой дядя выглядел так, словно вот-вот потеряет самообладание.

Римо не обратил на них внимания, только губа у него дрогнула. Он вынул нож, которым пытал Симеона, и показал его мне.

– Они могут заплатить за свои грехи болью – или удовольствием.

Я содрогнулась.

– Не тебе судить людей за грехи, – зло прошептала я.

Римо медленно подошел ко мне и встал за моей спиной, так близко, что я чувствовала его дыхание на моей коже. Я посмотрела на экран и встретилась взглядом с отчаянным взором Самюэля. Казалось, сейчас мой брат сорвется. А мне нужно было быть сильной ради них, ради него и папы, и даже ради Данте и Данило. Ради Синдиката.

– Что выбираешь, Серафина? Пытку или расплату телом?

Я выдержала взгляд Самюэля. Я заберу гордость с собой в могилу. Женщины рождаются, чтобы давать жизнь. А мужчины – чтобы выдерживать боль. Значит, и я смогу.

Римо отступил на шаг назад.

– Если ты сама не выберешь, за тебя это сделаю я. – Судя по его виду, он знал – или думал, что знает, каков будет мой выбор. Ведь я женщина, слабая и незначительная.

Я высокомерно улыбнулась.

– Уж лучше я отведаю сталь твоего клинка, чем позволю тебе меня касаться, Римо Фальконе.

Он посмотрел на меня с удивлением, уважением и… ужасом, смешанным с восторгом.

– Тогда я буду наслаждаться твоими криками.

– Хватит, Римо, – приказал Данте.

Но Римо только уставился на меня и проворковал:

– Мы же только начали.

И без предупреждения он схватил меня, развернул и прижал спиной к своему телу – я чувствовала его грудь и каждый дюйм его тела ниже спины. Он взял пальцами мой подбородок, поднял мне голову так, чтобы я, полуобернувшись, посмотрела ему в глаза. Он хотел увидеть мой взгляд, мое выражение лица, мои страх и ужас, когда он заставит меня кричать.

Я ответила на его взгляд со всей ненавистью и отвращением, которые смогла выразить. Я надеялась быть достаточно сильной, чтобы лишить его удовольствия слышать мой крик.

– Где ты хочешь почувствовать мой клинок?

Он держал поблескивающую сталь прямо у меня перед глазами, так, чтобы я видела острое лезвие. Я вспомнила татуировки Римо и Нино, которые перекрывали шрамы на руках. Возможно, это что-то значило, а возможно, и нет. В любом случае, мне было нечего терять.

– Ты не поменяла свое решение? Может, ты все же хочешь заплатить своим телом?

Ужас сжал мое горло в тиски, и я не доверяла своему голосу. Римо это заметил. Я взяла его за запястье и приложила нож к своей руке. Холодное лезвие коснулось чувствительной кожи ближе к вене.

Нечто такое мелькнуло в глазах Римо, что я на секунду восторжествовала. По какой-то причине мои действия произвели на него впечатление. Я держала лезвие возле руки, позволив ему касаться чувствительной кожи.

Римо надавил на нож, и я почувствовала легкое жжение, но он еще даже не начал резать – словно не мог заставить себя это сделать. Естественно, это было не потому, что он боялся попортить мне кожу. Я не могла в это поверить, ведь он давно хотел причинить мне боль. Я была уверена, что он с удовольствием станет первым человеком, который оставит мне шрам. Нет, его сдерживало что-то другое, нечто темное и могущественное. Я прижала его руку, повела ее вниз по своей руке и лезвие разрезало кожу.

Я встретилась с ним взглядом, спрашивая себя, что таится в его темных глубинах, и одновременно боясь это узнать. Взгляд Римо стал тяжелее, и наконец он сам провел острием и продолжил разрез. Острая боль пронзила меня огнем, и я задрожала, все еще держа свою руку подле его руки, а он все резал, но я его не останавливала. Почему-то в его глазах отражалась моя боль, словно он чувствовал ее так же остро, как и я.

Римо опустил подбородок и обхватил меня за талию, чтобы я не упала, но я высоко держала голову и с ненавистью смотрела на него. Я закусила губу так сильно, что почувствовала стальной привкус во рту. Кровь потекла по подбородку.

Римо убрал нож, и нечто в его взгляде заставило меня замереть.

– Довольно! – свирепо закричал папа. – Прекрати. Прекрати немедленно!

Мы смотрели друг на друга, и Римо свел брови. Он отпустил меня и отошел на шаг. Ноги у меня подкосились, и я упала, ударившись коленями об пол. Я едва воспринимала боль. Сев на корточки, я положила раненую руку на колени. Разрез был не таким глубоким, как я думала, но кровь пропитывала серебристый сатин, и на ткань капала кровь из губы. Я подняла глаза: Римо выключил камеру и экран. Отчаянное лицо Самюэля пропало.

Нино стоял, прислонившись к стене, он смотрел на мое запястье с непонятным выражением лица. Римо повернулся ко мне спиной и посмотрел на брата. Плечи его вздымались.

Не глядя на дрожь в коленях, я с трудом поднялась на ноги, держа кровоточащую руку перед собой.

Нино отвел от меня взгляд и посмотрел на Римо. Не знаю, что происходило между ними, и не была уверена, что хочу знать.

Римо медленно повернул голову, его зловещий взгляд встретился с моим – его глаза словно два темных озера ярости. Я затаила дыхание. Впервые он не усмехнулся и не ухмыльнулся, и он даже не был в бешенстве. Он был почти растерян в своей пугающей, ему одному свойственной манере.

Я поклялась себе: что бы ни случилось, какую бы цену мне ни пришлось заплатить, однажды я поставлю Римо Фальконе на колени, сломаю самого жестокого человека из всех, кого я знаю.