Глава 6

Гости заполнили гостиную. Джонатан непринужденно ходил между ними, представлялся тем, с кем еще не был знаком, а Реджина делилась воспоминаниями о Хейзл со своими друзьями. Почти все собравшиеся, молодые и старые, мужчины и женщины, хорошо знали Хейзл и со слезами на глазах вспоминали ее.

Прошел уже час после того, как Джонатан своим неожиданным поцелуем попытался успокоить Реджину, но ее все еще терзала злость. Она злилась на пастора, заклеймившего в своей проповеди суфражизм: слеп тот, кто не желает видеть очевидного.

Бесполезно пытаться убедить такого человека, как преподобный Хейс, что женщины, отстаивая свои права, вовсе не стремятся унизить мужчин. Пастор был упрям в своих заблуждениях, как и большинство мужчин. Однако и более молодые мужчины, такие как Джонатан и Дэвид Куинлан, казалось, тоже не хотели ничего слушать. Как сказала однажды Сьюзен Б. Энтони, суфражизм – это политическое сражение, которое выигрывают, побеждая одного противника за другим. Это тяжелая и затяжная война, требующая настойчивости и терпения. А Реджина не обладала ни тем, ни другим.

Она помогала миссис Чалмерс разносить чай с печеньем и думала о своих непростых отношениях с Джонатаном Паркером. Он не успокоил ее своим поцелуем. Всем существом она ощущала его присутствие. Было невозможно не ощущать. Всякий раз, как он проходил мимо, Реджина улавливала соблазнительный запах его одеколона. Она все еще ощущала на своих губах его поцелуй, горячий и долгий.

Реджину мучило сознание собственной слабости. Она сердилась на Джонатана за то, что в один прекрасный день он постучал в ее дверь, а уже на другой – вошел в ее жизнь. Находясь во власти его обаяния, она жаждала познать страсть. И хотя стыдилась своих чувств, но ничего не могла с ними поделать. Слишком велико было искушение.

Уверенность Джонатана в том, что ему удастся ее соблазнить, вызывала у Реджины негодование. Однако она не могла бы с чистой совестью утверждать, будто совершенно уверена в себе. Чем больше она убеждала себя в том, что замужество означает для нее утрату независимости, тем сильнее ее влекло к этому человеку. Ей хотелось рядом с ним просыпаться, чувствовать тепло его тела.

Поглощенная своими мыслями, она подняла голову и встретила сочувственный взгляд Джонатана. Реджине хотелось бы сохранить то чувство неприязни к нему, которое она испытывала, когда он вывел ее из церкви. Но под его ласковым взглядом неприязнь испарилась, и она беспомощно застыла на месте. Когда же в глубине его серебристых глаз снова появился самоуверенный блеск, ей страстно захотелось дать ему пощечину, чтобы сбить с него спесь.

Джонатан двинулся к ней. Реджине хотелось убежать. Но куда? В гостиной полно народа, все стояли группами, тихо разговаривая о том, что полицейский не в силах обнаружить убийцу Хейзл и что может произойти еще одно убийство, пока преступника обнаружат.

– С тобой все в порядке? – спросил Джонатан, подходя к ней.

– Все хорошо, – заверила она, хотя это было не так.

– Брат Хейзл собирается уходить. Он хотел поговорить с тобой.

От миссис Чалмерс Реджина знала, что Рэндал Глам собирается перевезти тело сестры в Буффало, где ее похоронят. Там же отслужат еще одну заупокойную мессу, на которой сможет присутствовать миссис Глам. Реджина подошла к мужчине неприветливого вида с густыми каштановыми усами и пышными баками. Как и Хейзл, он был коренаст и некрасив. И так же, как она, трудолюбив. Реджина знала, как много он работает, чтобы обеспечить мать и свою семью.

Она не знала, как Рэндал воспринял проповедь пастора. Поверил ли он в то, что его сестра, оставшись в Мерриам-Фоллс, попала под влияние греховной идеи и это привело ее к гибели. В его глазах Реджина увидела боль и поняла, что Рэндал принял близко к сердцу слова пастора.

– Здравствуйте, мисс Ван Бурен, – сказал он, ставя чайную чашку на стол. – Давно не виделись.

– Да, действительно, – согласилась Реджина, с трудом припоминая юношу, который покинул Мерриам-Фоллс и отправился в Буффало, чтобы работать там приказчиком в лавке своего дяди. Рэндал Глам был лет на двенадцать старше ее. – Передайте, пожалуйста, мои самые искренние соболезнования вашей матери.

– Обязательно передам, – ответил Рэндал. Он полез в карман пиджака и достал маленький бархатный мешочек. – Я подумал, вы захотите оставить это себе на память.

Реджина догадалась, что там. Дрожащими руками она развязала мешочек, в котором лежал серебряный крестик Хейзл. Не в силах произнести ни слова, она лишь молча кивнула. Ее душили слезы. Она просила миссис Чалмерс передать этот крестик брату Хейзл как память о сестре, и ей больно, что он вернул его.

– В каждом письме она упоминала о вас, – сказал Рэндал. – Вы были ее лучшей подругой.

– А она – моей лучшей подругой, – сказала Реджина. И это было правдой, именно поэтому боль ее была такой острой. Она всегда могла поговорить с Хейзл, поделиться своими переживаниями, радостными или грустными, и никогда не слышала от нее в ответ слов насмешки или упрека. А теперь она осталась одна. Не было никого, кто понимал бы ее так, как понимала Хейзл. Реджина посмотрела на Рэндала, и ей стало грустно при виде его виноватого лица.

– Не вините себя, – сказала она. – Винить нужно не вас, и не Хейзл, и уж точно не движение женщин за свои права, к которому она примкнула по собственному желанию.

– Я все время говорю себе это, – грустно ответил Рэндал. – Но я – ее брат. Глава семьи. Мне следовало настоять на том, чтобы она переехала к нам.

– Она хотела быть независимой. Идти собственным путем, – заметила Реджина, сжимая в ладони маленький серебряный крестик. – Это был ее собственный выбор.

Девушка не была уверена, что ее слова облегчили бремя вины Рэндала, но, казалось, он немного успокоился.

– Спасибо вам, – поблагодарил он и протянул ей руку. Реджина с улыбкой пожала ее. В глазах девушки стояли слезы.

Через некоторое время она почувствовала на своей талии руку Джонатана. Он отвел ее в сторону.

– Ты совсем измучена, – сказал он. – Поднимись к себе и отдохни немного. Мы с миссис Чалмерс останемся с гостями.

Реджина попыталась возразить, но и на этот раз безуспешно. Джонатан, не обращая внимания на возражения, повел ее к лестнице. Девушка уцепилась за широкие перила красного дерева, сопротивляясь тому, чтобы он повел ее по лестнице как сонного ребенка. Джонатан посмотрел на нее сверху вниз и слегка улыбнулся.

– Вы очень упрямая женщина, мисс Ван Бурен. Я просто хочу тебе помочь.

– Ты ведешь себя как хозяин, – возмутилась она так тихо, чтобы никто не расслышал. – Я сама могу решить, покинуть гостей или остаться.

При этих словах холодные глаза Джонатана засияли как солнце над замерзшим озером.

– Ты намерена постоянно сражаться со мной, правда?

– Я не сражаюсь, – возразила Реджина. – Я всегда все решала сама и собираюсь поступать так и дальше.

– Я мог бы перебросить тебя через плечо и отнести наверх, – поддразнил ее Джонатан. И на самом деле, он сделал бы это с удовольствием. Ему очень хотелось бы увидеть, как маленькая очаровательная попка Реджины подпрыгнет на упругом матрасе, прежде чем он придавит ее своим телом. Потом он принялся бы целовать ее до тех пор, пока у нее не исчезнут все мысли о сопротивлении.

– А я могла бы попросить Фаулера сунуть тебя головой в сугроб, – откликнулась она на его шутку. – Отпусти меня. Надо подать чай, а миссис Чалмерс занята.

Он отпустил ее, но взглядом дал ей понять, что рано или поздно они останутся наедине, и тогда ей придется заплатить за свой отказ подчиниться ему.

Джонатан уже собрался последовать за Реджиной на кухню, чтобы помочь приготовить чай, но тут в прихожей появились Дэвид Куинлан и Эмили Фаулер. Похожая на ангелочка застенчивая блондинка с голубыми глазами и детской улыбкой не произвела на Джонатана никакого впечатления. Таких девушек Джонатан всячески избегал. Слава Богу, она была в сопровождении молодого человека, который очень ей подходил.

Дэвид Куинлан в своем черном шерстяном костюме с накладными карманами и консервативным галстуком выглядел как типичный воспитанник семинарии. Черты лица у него были угловатые, нос длинный и прямой, губы тонкие, и держался он прямо, будто палку проглотил.

– Здравствуйте, мисс Ван Бурен, – прогнусавил он. Его манера говорить раздражала Реджину не меньше, чем его снисходительное поведение. – Позвольте выразить вам мои соболезнования.

– Благодарю вас, – холодно ответила ему Реджина и приветливо улыбнулась Эмили. У нее было мало общего с этой девушкой, но неприязни к ней она не испытывала. Скорее, жалость. Отец ее был человеком властным, мать походила на увядший цветок. Если Дэвид Куинлан может сделать ее счастливой, Реджина желает ей счастья.

– Я заметил, что во время службы вы расстроились, мисс Ван Бурен, – сказал Дэвид Куинлан. – Позвольте заверить вас, что у преподобного Хейса были самые добрые намерения. Его обязанность как приходского пастора напоминать прихожанам об их долге по отношению к Богу и друг к другу.

Реджина больше не думала, что Дэвид может сделать Эмили счастливой. Она никому не пожелала бы такого спутника жизни. Но чтобы не огорчать Эмили, она улыбнулась помощнику пастора.

– Уверена, преподобный Хейс верит в то, что говорит, – заметила она. – А я не верю. И совершенно с ним не согласна. У суфражизма благородные цели, мистер Куинлан, и Хейзл Глам тоже была благородной. Ее доброта и мужество останутся в памяти всех жителей Мерриам-Фоллс.

После этих слов воцарилось неловкое молчание. Дэвид Куинлан натянуто улыбнулся Джонатану, взял Эмили за руку и повел в гостиную. На этот раз Реджина победила.

Прошла уже неделя, но Реджина все еще чувствовала себя виноватой в том, что была так груба с Дэвидом Куинланом. Святые отцы считали причиной смерти Хейзл ее приверженность к суфражизму, и это возмущало ее до глубины души.

На следующий день после заупокойной мессы немного потеплело, ночью с неба сыпалась снежная крупа, а днем шел дождь. Было сумрачно и сыро. Реджина сидела в гостиной, свернувшись калачиком в кресле с книжкой стихов на коленях, и смотрела в окно, думая о том, когда наконец наступит весна и сможет ли она тогда выходить из дома, не столкнувшись с Бисби или другими многочисленными слугами, нанятыми Джонатаном Паркером для обслуживания его большого шикарного дома. Вряд ли это возможно, с тяжелым вздохом признала Реджина. Джонатан постоянно давал знать о своем присутствии. Особенно с тех пор, как приехал новый управляющий фабрики и поселился в ее пансионе на втором этаже.

Ричард Фергюсон был мужчина средних лет, шатен с добрыми карими глазами. К радости миссис Чалмерс, этот худой, задумчивый джентльмен со скрипучим голосом обладал завидным аппетитом. Сев в первый раз за стол, он съел все дочиста и попросил добавки. Когда был подан десерт, новый жилец заявил, что никогда еще не ел такого вкусного яблочного пирога. Этой похвалой он сразу завоевал сердце Люси. Сейчас повариха месила на кухне тесто для персикового торта. Реджина была уверена, что Люси не стала бы печь этот торт в обычный вторник, если бы не мистер Фергюсон.

Реджину удивляло, как падки женщины на мужские комплименты, и тут же вспомнила о собственном легковерии. Она не вправе осуждать Люси за то, что та поддалась чарам нового жильца. Ричард Фергюсон – приятный человек. Хотелось бы Реджине сказать то же самое и о его хозяине. В течение недели поведение Джонатана вызвало у Реджины сначала легкое раздражение, которое вскоре перешло в ярость. Он даже набрался наглости и заявил Ричарду Фергюсону, что они с Реджиной неофициально помолвлены, и попросил своего управляющего присматривать за происходящим в пансионе. Реджина отправилась в дом через дорогу и сказала нахальному мистеру Паркеру, что они с ним не помолвлены даже неофициально. В ответ он лишь улыбнулся своей неотразимой чарующей улыбкой, поцеловал ее в кончик носа и удалился, сославшись на важную деловую встречу.

Но хуже всего было то, что мистер Фергюсон сообщил о помолвке своим сослуживцам, а те, в свою очередь, своим подчиненным, а подчиненные – всем жителям Мерриам-Фоллс. Через несколько часов о помолвке знал весь город.

На следующий день Реджина в сопровождении верного Бисби пошла в город, где все, кого она встречала, поздравляли ее с таким событием. Она попыталась опровергнуть эти сплетни, но попусту потеряла время. Для всех жителей Мерриам-Фоллс она была уже не кем иным, как женой Джонатана Бельмонта Паркера.

Реджина мрачно улыбнулась, подхватила на руки толстого кота Брамуэлла и принялась его гладить. С котом на руках она стояла у окна и смотрела на улицу. Дождь постепенно утихал, облака поредели. Если этим вечером небо будет ясное, то она посмотрит в свой телескоп, предварительно убедившись, что он не направлен на дом Джонатана. Она больше не желает видеть этого человека.

Реджина старалась закрыть глаза на правду, но знала, что лжет самой себе. Ей придется признать, что она очарована Джонатаном Паркером сильнее, чем думала. Сначала она убеждала себя, что это ослепление. Она просто обрадовалась, увидев на пороге своего дома такого красивого и обаятельного мужчину. Потом попробовала объяснить свои чувства к нему простым любопытством. Это чувственное любопытство почти лишило ее здравого смысла. Но теперь, чувствуя, как при каждой мысли о нем боль в душе все усиливается, Реджина поняла, что это больше чем любопытство, что это любовь. Она и не заметила, как за последние две недели полюбила Джонатана, и теперь не знала, как ей быть.

Казалось бы, все достаточно просто, если учесть, что мистер Паркер сделал ей предложение. Он не скрывал, что ему нужна жена. Но это совершенно разные вещи: желание иметь жену или желание взять в жены именно эту личность. А Реджина с гордостью считала себя личностью. Если учесть властность Джонатана и его стремление подчинить ее себе, вряд ли Реджина сможет хорошо себя чувствовать в роли его жены.

Поцелуи этого мужчины возбуждают ее так, что сердце замирает, но замужество – это не только поцелуи. Это совместная жизнь. Супруги должны быть друзьями, должны доверять друг другу. Иметь общие интересы. Страсть прекрасна, но и у нее есть свои пределы.

Страстное желание Реджина впервые испытала в объятиях Джонатана. Если она поддастся на его уговоры, выйдет за него замуж, она узнает, может ли удовлетворить мужчину только страсть. Ведь это единственное, что будет связывать их. Джонатан никогда не говорил, что по-настоящему ее любит. Она и не ожидала от него такого признания. Они все еще оставались просто знакомыми и почти не знали друг друга. Супруги делят не только постель, не только едят за одним столом и проводят вместе досуг. Они производят на свет детей и делят все тяготы жизни, пока смерть не разлучит их. Реджина смотрела в забрызганное дождем окно и пыталась представить себе свое будущее. Перед глазами возникло что-то неопределенное и расплывчатое, словно туман, окутавший сейчас землю. Снова наступит зима. Реджина по-прежнему будет управлять пансионом, ходить на собрания суфражисток, а вечерами читать, чтобы скоротать время. В этом маленьком городке, который она считает своей родиной, к ней все еще относятся с уважением. Несмотря на свои прогрессивные убеждения, она не надевает брюки, когда ездит на велосипеде, и не носит суфражистский значок. И хотя общество ее не отвергло, она чувствует себя одиноко.

– Ты что хочешь на ужин: тушеную морковь или картофельное пюре? – нарушила ее раздумья миссис Чалмерс, входя в гостиную.

– Картошку, – не раздумывая, ответила Реджина. Она опустила кота на ковер и обернулась. – Если, конечно, мистер Фергюсон не предпочтет морковь.

– Не смейся надо мной, – покраснев, ответила Люси. – Мне нравится готовить для мужчин, которые любят поесть.

– Полагаю, это очень приятно, – призналась Реджина. – Не вижу причин, почему бы тебе не радоваться обществу мистера Фергюсона. Уже почти десять лет ты вдова.

– Ты тоже не замужем, – заметила Люси. – А мистер Паркер не самая плохая партия, особенно в таком маленьком городке, как Мерриам-Фоллс.

Реджина, как всегда, проигнорировала это замечание поварихи. Она обычно пропускала мимо ушей все высказывания Люси о Джонатане. Вот и сейчас просто зевнула.

– Меня тебе не провести, – заметила Люси Чалмерс, сгоняя кота с дивана. – Этот мужчина покорил тебя.

– Ничего подобного! – воскликнула Реджина. – Мне он совершенно не нравится, терпеть не могу его диктаторские замашки.

– А я так не думаю, – ответила Люси и вернулась на кухню, где в духовке пекся персиковый торт.

Реджине хотелось помчаться в кухню и доказать поварихе, что она ненавидит Джонатана Паркера и его властные манеры. Но перед тем как Люси пришла в гостиную, Реджина была честна сама с собой, а поэтому и сейчас должна быть честной. Она не только не питает ненависти к Джонатану, но с каждым днем он все больше и больше покоряет ее. Впервые в своей размеренной монотонной жизни она не знает, какой путь ей выбрать.

За ужином Реджина решила, чем ей заняться сегодня вечером. Мистер Фергюсон поглощал уже третью порцию торта, когда Реджина, извинившись, покинула столовую. Дождь прекратился, небо было ясное.

Реджина надела толстое коричневое пальто, села на скамеечку в прихожей и натянула резиновые боты. Дождь превратил выпавший на прошлой неделе снег в грязное месиво. В туфлях она не смогла бы пройти по ледяной воде до сарая.

Реджина поднялась по деревянной лестнице на крышу сарая, подошла к телескопу, закрытому плотной тканью, и оглядела городок Мерриам-Фоллс. Тут и там в окнах мерцали огни. Люди проводили вечера дома, читая, вышивая или беседуя о прошедшем дне. За крышами домов виднелось здание фабрики. А дальше – река Гудзон, катившая свои тяжелые темные воды между заснеженными берегами, которые весной покроются дикими цветами.

Реджина долго смотрела, как вечерние сумерки сменяет ночная тьма. Теперь ее окружала непроглядная зимняя ночь. Стоя спиной к дому на другой стороне Уитли-стрит, девушка сняла чехол с телескопа, отстегнула кожаные ремни, которые фиксировали восьмифутовую трубу, и направила телескоп на луну.

Реджина отрегулировала изображение, придвинула скамейку, которой пользовалась, когда собиралась долго смотреть в телескоп, стряхнула с нее снег и села. Она смотрела в хрустальные линзы телескопа, делая изображение более резким, пока у нее перед глазами не возникло совершенно четкое изображение далекой луны. Она даже могла рассмотреть серебристый нимб вокруг нее. Реджина сосредоточила все свое внимание на небесном теле и странных тенях на нем, и совсем забыла о своих невзгодах.

Как всегда, романтичные образы вытеснили реальные проблемы. Луна, которую она сейчас рассматривала в телескоп, бросала когда-то свой серебристый свет и на древние египетские пирамиды, и на мрачный замок Тауэр в Лондоне. Эту же луну видела и Жозефина, жена Наполеона, со своего балкона в Париже. А по звездам, которые мерцали и переливались как крошечные бриллианты, определяли свой путь отважные викинги во время путешествий по северным морям. Реджина предполагала, что именно поэтому ее так привлекает небо. Глядя на звезды, она воображала себя в любом месте, за любым занятием, которым она могла бы…

– Ты можешь тут насмерть простудиться, – произнес Джонатан, сойдя с лестницы и поставив на крышу ногу в дорогом теплом ботинке.

У Реджины перехватило дыхание, она отпустила трубу телескопа и так быстро повернулась на скамейке, что чуть не перевернулась.

– Что вы тут делаете? – гневно воскликнула она.

– Присоединяюсь к вам, – улыбнулся он. Реджина снова повернулась к телескопу, не желая, чтобы внезапное появление Джонатана, отвлекло ее от наблюдения за небесными светилами.

Джонатан подавил улыбку. Она все еще сердится на него. Эта мысль развеселила его. Ему очень нравилось, когда она немножко сердилась. Тогда глаза ее сияли, и она говорила вещи, которые позволяли заглянуть в ее душу, лучше понять ее характер, а ему все больше и больше хотелось узнать ее как следует. Он был здоровым, полноценным мужчиной, и короткие встречи с Реджиной не могли удовлетворить его. Из-за плохой погоды она вынуждена была оставаться дома. Из уважения к ее скорби по поводу смерти Хейзл и из-за того, что он был очень занят делами на фабрике, Джонатан не уделял ей должного внимания в последние дни. Но теперь, когда Ричард Фергюсон взял на себя всю повседневную работу, Джонатан был намерен дать мисс Ван Бурен то, в чем она нуждалась.

Научить ее целоваться.

Реджина принялась снова настраивать телескоп, демонстрируя свое полное равнодушие к Джонатану. Ей было все равно, как поступила бы любая разумная женщина на ее месте. Сейчас Джонатан был ей безразличен, и она не хотела тратить на него время.

– Я не собираюсь уходить отсюда, – самодовольно сказал он. – Так что можете оторвать глаза от объектива и посмотреть на меня.

– Луна интересует меня гораздо больше, чем вы, – сказала Реджина, пытаясь скрыть обуревавшие ее чувства. От волнения по спине у нее бегали мурашки, дыхание участилось. Любой, кто знал ее достаточно хорошо, догадался бы, что она лишь притворяется спокойной.

– Реджина, я хочу, чтобы вы оставили телескоп в покое и подошли ко мне, – сказал Джонатан, снимая перчатки и кладя их в карман пальто.

– А я хочу, чтобы вы ушли, – ответила Реджина, но все-таки обернулась и посмотрела на него. – В самом деле, я хочу, чтобы вы ушли и никогда не возвращались.

– Нет, вы совсем этого не хотите, – уверенным тоном возразил Джонатан.

Он посмотрел на ее раздраженное лицо, на плотное пальто, скрывающее очаровательные изгибы ее тела. У него руки чесались от желания немедленно расстегнуть это пальто и обнять теплое послушное тело. Он уже знал, какой бывает Реджина, если удается преодолеть ее упрямство.

Когда девушка наконец взглянула ему в лицо, освещенное бледным светом луны, в холодной глубине его серебристых глаз увидела отражение своего будущего. Она застыла на месте, инстинктивно чувствуя, что в этот момент крыша сарая превратилась в перекресток ее судьбы: останется она на месте – будет всегда такой, как сейчас; шагнет в объятия Джонатана – станет той женщиной, какой ей хочется быть.

Вокруг шуршали деревья, их голые ветви царапали стены сарая. Ночной воздух становился все тяжелее. Она должна принять сейчас решение немедленно.

– Иди ко мне, – тихо позвал ее Джонатан. – Мне так тебя не хватало.

Эти слова погубили Реджину.

Джонатан не испытывал ни малейшего чувства вины, намереваясь соблазнить Реджину выйти за него замуж. После того вечера, когда он пригласил ее на ужин, а потом поцеловал, он уже знал, что добровольно она его женой не станет. Она была слишком горда, чтобы променять свои суфражистские взгляды на обручальное кольцо. Так что ему придется действовать испытанным способом. К середине февраля Реджина должна быть в его постели. Скромная церемония и щедрое пожертвование методистской церкви в Мерриам-Фоллс довершат все остальное.

Реджина сделала шаг к нему, и тут все сомнения, мучившие ее в последние дни, с новой силой охватили ее. Если она позволит Джонатану поцеловать себя – а выражение его лица говорило именно о таком намерении, – она больше проиграет, чем выиграет. Ей очень хотелось оказаться в его объятиях. И все же она должна заставить его понять, что ему не удастся вынудить ее к браку, которого она не хочет.

Реджина остановилась. Она уперлась носком бота в снежную кашу на крыше и сунула руки в перчатках в карманы пальто. Она взглянула на Джонатана, глаза ее были ясными, как отблески лунного света на тихой глади Гудзона.

– Мне не нравится, что вы намекнули мистеру Фергюсону, будто между нами существует какое-то соглашение. Из-за этого по городу пошли сплетни. Стоит мне появиться на почте, как меня начинают поздравлять с помолвкой.

Джонатана не удивило ее поведение. Вместо того чтобы извиниться, он лишь улыбнулся.

– Я не могу отвечать за то, что говорят люди.

– Очень даже можете, – сказала Реджина. – Именно вы распространяете эти слухи, поручив мистеру Фергюсону присматривать за мной. Мне совершенно не нужна чья-либо опека. Уже много лет я забочусь о себе сама, и довольно успешно.

– Не всегда все складывается так, как нам хочется, – заметил Джонатан. – Хейзл убили. А полиция понятия не имеет, кто убийца. Я не могу допустить, чтобы вы подвергались опасности.

– Помолвка не избавит меня от опасности, – возразила Реджина. – Вы пользуетесь ситуацией, чтобы оправдать собственные поступки. А теперь оставьте меня в покое.

– Я вам надоел? – шепнул он.

Реджина посмотрела мимо него на второй этаж пансиона. Окна, выходящие на сарай, были темны, в них отражался только лунный свет. Уличный фонарь на углу Уитли-стрит и Бичер-стрит своим желтоватым светом очерчивал лишь небольшой круг в кромешной ночной тьме. Вся остальная улица была пустынна и темна. С северной стороны сарай закрывали вечнозеленые деревья, украшенные свисающими сосульками и комками влажного снега. Таким образом, на крышу сарая, как в закрытую комнату, не мог заглянуть никто.

– Я вам надоел? – повторил Джонатан. Его настойчивость раздражала Реджину.

– Меньше всего мне нужен самоуверенный мужчина, который предлагает замужество едва знакомой женщине. Поверьте, я не смогу быть такой женой, какую вы хотите.

– А какой женой будете вы?

Реджина упрямо вздернула подбородок.

– Такой, для которой замужество – это партнерство, обмен мыслями и чувствами. Такой, которая не откажется от собственных взглядов, чтобы полностью подчиниться мужу. Если бы я могла, то убрала бы слово «послушание» из брачного обета. Оно устарело и потеряло всякий смысл.

– А какое слово пугает вас больше: послушание или замужество? – спросил Джонатан, шагнув к ней.

– Меня не пугают эти слова, – сказала Реджина, думая о том, как бы уйти с крыши сарая, не проходя мимо Джонатана. Он закрывал путь к лестнице. Чувствуя себя под его взглядом и от его вопроса как в ловушке, она огляделась в поисках выхода. Но его не было. Понимая, что ей не удастся уклониться от ответа, Реджина посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

– Я не против брака, если люди, дающие обет, любят и уважают друг друга. Я против мужчин, которые думают, что обручальное кольцо – это знак собственника.

– Во многих странах это так и есть, – спокойно произнес Джонатан. – Я же считаю, что все зависит от тех, кто вступает в брак.

Реджина недоверчиво посмотрела на него:

– Думаю, вы не первый мужчина на свете, который говорит одно, а делает другое.

– Но я первый мужчина, попросивший вашей руки.

– Это к делу не относится. К тому же вы не просили моей руки. Вы просто огласили свое решение.

– Напротив, в этом все и дело, – несвойственным ему мечтательным тоном произнес Джонатан. – Я первый мужчина, который не изображал влюбленного.

– Мы не влюбленные, – поправила она его. – Мы соседи. И ничего больше.

Джонатан рассмеялся:

– Соседи не целуются так, как целовались мы.

У Реджины не было ни малейшего желания вспоминать об этих волнующих поцелуях.

– Мужчина, чтобы добиться своего, может сказать что угодно. А когда женщина свяжет себя с ним брачными узами, запоет совсем по-другому.

– И вам не нравится, что я хочу привязать вас к себе, – сказал Джонатан, приближаясь к ней. – Виноват, – признался он низким шепотом. – Я хочу вас, мисс Ван Бурен. Согласен на все, только бы получить вас.

Загрузка...