Каждая ночь – твоя

Глава 13

Он не мог этого сказать! Не мог! Тем более ей! Эвис, вскочив на ноги, шарахнулась в сторону. Ей казалось, она сходит с ума. Он не мог ей это сказать… он не любит ее! Сердце Эвис колотилось в груди, едва не разрывая ей ребра – казалось, еще немного, и оно разорвется. Нет… этого просто не может быть, в отчаянии подумала она. Зачем она это сделала?! Она не должна была соглашаться… не должна была приезжать сюда вместе с ним! Дженетт ведь говорила ей – кажется, это было за несколько дней до их отъезда из Лондона, – что Бэннинг намерен подыскать себе жену еще до конца сезона. Только ведь ею не может… не должна быть она!

– Нет! – Она яростно замотала головой. – Ты не любишь меня! Как ты можешь меня любить, если ты вообще не веришь в любовь?!

– Я?! – возмутился Бэннинг. – Я никогда этого не говорил!

– Нет, говорил! Может быть, не теми же самыми словами, но я отлично помню, как ты говорил, что брак бывает счастливым, только если в его основе лежат имущественные или семейные интересы. Земля, деньги, положение в свете, как основа любого удачного брака. А дружба между супругами только скрепляет узы.

– Кстати, все это у тебя есть, – заявил он, смерив Эвис взглядом, – ну разве что кроме земель.

– Ясно. Тогда, получается, нам с тобой прямая дорога в Гретна-Грин, – саркастически бросила она. – Еще бы – послушать тебя, я такой лакомый кусочек! Не невеста, а мечта! Кстати, ты забыл упомянуть о моем происхождении, а зря. Я ведь из хорошей семьи. Ах да, – спохватилась Эвис. – Как это я забыла? Ко всему прочему, я ведь еще богата!

– Меня не интересуют твои деньги, – буркнул Бэннинг. Нужно как-то убедить его, что брак между ними невозможен… что даже думать об этом – безумие!

– Послушай, Бэннинг, ведь в твоем представлении любовь – не более чем удобство, так? Приятное добавление к браку. Ты решил, что мы должны пожениться, поскольку я как нельзя лучше соответствую, – Эвис сделала рукой неопределенный жест, – твоему представлению о той, которая может стать подходящей женой для тебя. И тебе показалось, что ты любишь меня. Вот и все.

– То, что я испытываю к тебе, никак не связано с какими-то практическими соображениями! – рявкнул Бэннинг.

– Неужели? А вот я думаю, что это не так. Еще как связано!

– Чушь! – прогремел Бэннинг. – Я ведь лишил тебя девственности! Ты уже забыла об этом? А твоя репутация? В глазах общества ты опозорена!

С губ Эвис сорвался горький смешок.

– Господи помилуй, неужели ты делаешь предложение каждой женщине, которую затаскиваешь к себе в постель?

– Только если она была девственницей! – отрезал он.

– Так, значит, ты заранее спланировал это? Твоя сестра говорила мне, что ты намерен подыскать себе жену. Выходит, все это не просто так… значит, ты вбил себе в голову, что я как нельзя более соответствую твоим представлениям об идеальной жене? – возмутилась Эвис, глядя на него в упор. Глаза ее сверкали.

– Нет. Никаких планов на этот счет у меня не было. – Гнев на Эвис, с непонятным упорством отказывавшуюся понять его, застилал глаза, грозя в любую минуту вырваться наружу. Вскочив на ноги, Бэннинг стряхнул с себя прилипший песок и встал рядом с Эвис, сверля ее взглядом. Руки его непроизвольно сжались в кулаки. – Ну? – прорычал он. – Кажется, я сделал тебе предложение!

– Мой ответ – нет.

– Что?! – Ему показалось, он ослышался.

– Бэннинг, я не могу выйти за тебя замуж.

Он со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

– Почему? – рявкнул он. – Почему не можешь?!

– Потому что…

Он не любит ее… не любит по-настоящему. Он вообще не знает, что такое любовь. Брак – это ловушка для женщины… в особенности если она любит своего мужа. Она становится его женой – и разом теряет все: свободу, независимость, все, что ей дорого. Все это одно за другим отбирают у нее… и вот в итоге она превращается в жалкую старуху. Или – что еще хуже – в женщину с разбитым сердцем, достаточно молодую, но не вызывающую ничего, кроме жалости. Такой была ее мать…

– Ну?

– Прости. Я не могу. – Эвис, подобрав широкие юбки, бросилась бежать. Ноги ее вязли в песке. К тому времени, как она добежала до дома, она совсем задохнулась.

Почти не сомневаясь, что он бросится за ней вдогонку, Эвис решила искать убежища в той комнате, которую он превратил в кабинет для нее. Влетев в нее; она кинулась лихорадочно искать ключ, чтобы запереться изнутри. Наконец он нашелся на самом верху старого бюро. Только заперев дверь и дважды повернув ключ в замке, Эвис почувствовала себя в относительной безопасности. Упав на стул, она хватала ртом воздух, стараясь отдышаться.

– Эвис!

Она вздрогнула. Судя по всему, Бэннинг был уже в холле.

Послышались тяжелые шаги. Сжавшись в комок, Эвис смотрела, как задергалась дверная ручка. За этим последовал грохот – дверь задрожала, но замок выдержал, не дав разъяренному Бэннингу ворваться в комнату.

– Немедленно отопри дверь! – прорычал он. – Нам нужно поговорить!

– Нет. Я уже все тебе сказала. Я не могу выйти за тебя замуж.

Но при этом другой, предательский голос в ее душе твердил ей, что она может… что она хочет этого больше всего на свете. Но… нет! Согласиться на это – значит, погубить свою жизнь.

– Отопри эту чертову дверь или я вышибу ее плечом!

Эвис едва сдержала улыбку. Ох уж эта его самонадеянность, подумала она. Можно подумать, у него хватит сил сорвать с петель тяжелую дубовую дверь! Но раздавшиеся в это мгновение грохот и треск древесины заставили ее оцепенеть. На месте, где только что была дверь, зияла дыра.

На пороге, подбоченившись, с перекошенным от ярости лицом, стоял Бэннинг.

– Уходи, Бэннинг! – взвизгнула она. – Я хочу побыть одна.

– Нет! – рявкнул он, войдя в комнату. – У меня еще остались к тебе кое-какие вопросы. И я намерен добиться на них ответа.

Эвис, встав, повернулась к нему лицом и решительно расправила плечи.

– Я не желаю выходить замуж – ни за тебя, ни за кого другого.

– Приведи мне хотя бы одну вескую причину.

В запасе у Эвис нашлось бы с десяток более или менее уважительных причин… Но, лихорадочно перебирая их одну за другой, она внезапно поняла, что ни одна из них не выдерживает ни малейшей критики. Что ж, ничего не поделаешь, тоскливо подумала она. Ей очень не хотелось причинять ему боль, но он просто не оставил ей выбора.

– Я тебя не люблю.

Вздрогнув, Бэннинг посмотрел на нее так, словно она его ударила. Казалось, это длится целую вечность. И под этим проницательным взглядом Эвис почувствовала, как задрожали и подогнулись у нее ноги.

– Я тебе не верю, – бросил он наконец.

Вскинув голову, Эвис посмотрела ему в глаза. И не узнала их. Его изумительные синие глаза, которые раньше всегда искрились весельем, радостью жизни, в которых она читала заботу, нежность, даже… даже любовь – теперь потемнели и казались холодными, точно суровые воды Северного моря.

Съежившись от холода, которым веяло от него, Эвис отвернулась.

– Это правда, – пробормотала она.

– Докажи это.

И прежде чем она успела спросить, что он подразумевает под этими словами, Бэннинг молча шагнул к ней. Подхватив ее на руки, он перекинул Эвис через плечо, словно она весила не больше перышка. И едва ли не бегом направился в спальню.

– Отпусти меня, слышишь? – завопила Эвис. – Сейчас, слава Богу, не Средневековье, чтобы ты имел право взять себе любую женщину, которая тебе приглянулась!

Он не слушал. Рука Бэннинга, пробравшись сквозь ее юбки, гладила ее бедра, лаская нежную кожу. Даже сейчас, заикаясь от злости, Эвис вдруг почувствовала, как с ней происходит то же самое, что и всегда, стоило ему лишь прикоснуться к ней. Странное дело – эта намеренная демонстрация силы не только не испугала ее… нет, она вдруг поймала себя на том, что ее это невероятно возбуждает!

– Поставь меня на пол!

Вместо ответа Бэннинг, разжав руки, позволил Эвис томительно медленно соскользнуть с его плеча. Ее грудь прижалась к его груди, и она почувствовала, как разом напряглись и затвердели ее соски. Она не хотела этого… кипя от злости и негодования, Эвис даже думать не желала о близости с ним – и эта собственная слабость была ей отвратительна. Но прежде чем она успела о чем-то подумать, губы Бэннинга с такой голодной страстью впились в ее рот, что Эвис против своего желания ответила ему.

Конечно, она понимала, что должна оттолкнуть его… должна объяснить, как это глупо с его стороны – пытаться соблазнить ее, когда она сказала ему, что не любит его, что никогда не согласится стать его женой. Но она не сделала этого. Все благие намерения разом вылетели у нее из головы. Оказывается, комбинация страсти и ярости дает потрясающе острые ощущения – это было последнее, о чем она успела подумать.

Через мгновение он сорвал с нее платье, открыв себе путь к ее обнаженному телу. Пора сопротивляться, промелькнуло в голове у Эвис.

– Оттолкни же меня, – пробормотал он, покрывая голодными поцелуями ее шею. – Скажи еще раз, что ты меня не любишь.

Да… наверное, он прав… именно так ей и следует поступить. Но… у нее есть всего несколько дней, которые она может провести с ним, а впереди… Впереди у нее целая жизнь и достаточно времени для того, чтобы хранить и лелеять воспоминания о том, когда они были вместе. Вместо того чтобы сделать, как он сказал, Эвис вдруг начала трясущимися руками срывать с Бэннинга одежду. Казалось, она изголодалась по нему ничуть не меньше, чем сам он – по ней. Тело Эвис уже не принадлежало ей – оно изнывало от желания принять его в себя, хотя бы еще один, последний раз пережить миг величайшего наслаждения, которое мог подарить только он. Руки ее обвились вокруг шеи Бэннинга – притянув его к себе, она вдруг почувствовала, как у нее подгибаются колени. Ноги уже не держали ее.

Подхватив на руки обмякшее тело Эвис, Бэннинг уложил ее на кровать. А через мгновение она уже почувствовала на себе тяжесть его сильного тела. Припав губами к ее груди, он глухо зарычал от едва сдерживаемого нетерпения.

– Повтори еще раз, что ты не любишь меня! – потребовал он.

– Я…а-ах!

Бэннинг втянул в рот ее сосок.

– Повтори! Ну же, Эвис! – Губы Бэннинга проложили цепочку обжигающих поцелуев к ее животу, скользнули вниз, к треугольнику волос между ногами. – Давай!

– Я… – Эвис задохнулась. Все, что она намеревалась ему сказать, разом вылетело у нее из головы, как только она почувствовала, что его горячие губы отыскали крохотный тугой бугорок, скрывавшийся под пушистым облачком волос. Наслаждение было таким острым, что она была не в состоянии думать ни о чем.

– Скажи же мне, Эвис! – снова потребовал Бэннинг, и она почувствовала, как его палец проскользнул в узкую щель у нее между ног.

Эвис закрыла глаза, мышцы ее инстинктивно сжали его палец. С каждым его движением напряжение возрастало, становясь нестерпимым, но ей уже было недостаточно этого. Она хотела его… в последний раз! Эвис извивалась от дикого, ни с чем не сравнимого наслаждения, чувствуя, что сладостный миг уже близко… и вдруг Бэннинг убрал руку. Эвис вскрикнула, но тут кончик его напряженного копья вонзился в нее… и замер. Она дернулась было, чтобы принять его в себя, однако тело Бэннинга придавило ее к постели.

Сжав ей запястья, он одним быстрым движением завел ее руки ей за голову, лишив ее возможности двигаться.

– Скажи мне, Эвис, – прошептал он ей на ухо, обжигая кожу своим жарким дыханием. – Скажи, что любишь меня!

Эвис почувствовала, что еще одно мучительное мгновение – и у нее просто разорвется сердце. Желание стало нестерпимым – теперь это уже походило на пытку. Медленным, томительно неторопливым движением Бэннинг отодвинулся, выйдя из нее… потом снова вошел, но лишь настолько, чтобы заставить Эвис застонать от нетерпения. Она почувствовала, что умрет без него. Она хотела его… Она его любила.

– Я люблю тебя!.. – со стоном выдохнула она.

Одним резким толчком Бэннинг ворвался в нее. Он заполнил ее целиком, овладев ею с такой дикой страстью, которой она даже не подозревала в нем. Потом провел ладонями по ее рукам вверх… и пальцы их переплелись.

– Позволь мне любить тебя… – чуть слышно прошептал он.

Вытянувшись на постели, Эвис смотрела на него во все глаза. Перед ней был мужчина ее мечты. Оказывается, все эти недели она мечтала о нем, о Бэннинге – и до сих пор не догадывалась об этом! Приподняв ноги, она обвила ими талию Бэннинга, с каждым новым его толчком все выше взмывая к вершинам экстаза. Почувствовав, что пик наслаждения приближается, Эвис выгнула спину – судорога освобождения пробежала по всему ее телу… раз… другой… и, всхлипнув, она упала на подушки, лишь ненадолго опередив Бэннинга.

Только когда ее сердце, немного успокоившись, перестало колотиться о ребра, Эвис вдруг поняла, что произошло.

Она не успела принять необходимые меры предосторожности. И что-то подсказывало ей, что Бэннинг прекрасно об этом знал.

Усталый, но счастливый Бэннинг уронил голову на плечо Эвис – голова его после их бурных занятий любовью была пустой и легкой и слегка кружилась. Думать ни о чем не хотелось. Достаточно того, что Эвис любит его – радость от сознания этого переполняла Бэннинга. Впереди его ждет крепкий, счастливый брак, и не по расчету, а по взаимной любви, и страстная жена, которая только и мечтает, чтобы он доставил ей наслаждение.

– Как ты мог?! – взвизгнула Эвис, с силой оттолкнув его в сторону. – Ты хоть понимаешь, что сейчас наделал?! – Выскользнув из-под Бэннинга, она спрыгнула с постели и принялась лихорадочно искать свою одежду. Наконец отыскав завалившийся в угол пеньюар, она набросила его на себя и, повернувшись к ничего не понимающему Бэннингу, смерила его испепеляющим взглядом.

– Что я такого сделал? – возмутился Бэннинг.

– И ты еще спрашиваешь?! Ты остался во мне, и теперь я могу забеременеть.

Бэннинг пожал плечами:

– Ну и что? Разве сейчас это так уж важно? Я просто получу специальное разрешение, и мы поженимся в течение каких-нибудь двух дней, так что наш ребенок появится на свет ровно через девять месяцев после свадьбы. И никакого скандала не будет.

Эвис, прижав руки к груди, судорожно стиснула кулаки.

– Разве ты не слышал, что я говорила? Я не хочу выходить замуж!

– Но ведь ты же призналась, что любишь меня? – рявкнул Бэннинг.

– Сказала, ну и что? Ведь ты заставил меня это сделать! – выпалила она.

– Заставил? – Брови Бэннинга взлетели вверх.

– Да, заставил.

– Называй это как хочешь, – проговорил он, чувствуя, как внутри его вновь просыпается гнев. Не желая больше спорить с ней, Бэннинг отвернулся и принялся собирать с пола разбросанную повсюду одежду. Потом, натянув на себя брюки, повернулся к ней лицо его было мрачно. – Если ты забеременела, то мы поженимся.

– Я не выйду за тебя замуж!

– Нет, выйдешь! – Это было сказано тоном, который ясно давал понять, что он больше не желает разговаривать на подобную тему. Бэннинг натянул рубашку и принялся торопливо застегивать пуговицы.

– Можно поинтересоваться, как ты заставишь меня это сделать? – с сарказмом в голосе полюбопытствовала Эвис.

Пальцы Бэннинга сжали последнюю пуговицу. Чертовски хороший вопрос, угрюмо подумал он. Отец Эвис давно умер.

Опекуна у нее нет, и к тому же она давно уже совершеннолетняя, стало быть, имеет полное право распоряжаться собой. Возможно, старый прием с шантажом, уже раз сослуживший ему службу, сработает и сейчас? Вряд ли… хотя стоит попробовать. В конце концов, что он теряет? Выбора-то у него ведь все равно нет.

– Может, мне стоит поведать лондонскому обществу, что Снежная королева вовсе не такая уж ледышка, какой ее всегда считали? – елейным тоном осведомился он. – Что на самом деле она очень страстная женщина, которая в объятиях мужчины до такой степени теряет голову, что готова даже сказать ему, что она его любит – только бы он удовлетворил ее!

– Что?! – пискнула Эвис. – Ни за что не поверю, что ты на такое способен!

Бэннинг угрожающе двинулся к ней. Эвис попятилась, но было уже поздно – Бэннинг навис над ней точно скала. Теперь их разделяло каких-нибудь несколько дюймов. Его дыхание обожгло ей щеку. Было заметно, что он едва сдерживается.

– А что я теряю? – пожав плечами, гневно прошептал он. – Людям, похоже, очень нравилось верить в то, что ты такая правильная, такая целомудренная и строгая… что ты просто не способна пустить кого-то к себе в постель. Но я-то знаю, какая ты горячая. Под этой личиной старой девы таится настоящий вулкан, не так ли? Уж мне-то хорошо известно, как порой ты просто изнываешь от желания. Попытайся представить, с каким удовольствием лондонский свет станет смаковать все эти пикантные подробности о женщине, которую знаю только я – и которую до сих пор именовали не иначе как Снежной королевой.

– Ты… ты ублюдок!

Увесистая пощечина, которой наградила его Эвис, прервала этот монолог, Бэннинг, вздрогнув, отшатнулся. Что ж, справедливо, уныло подумал он, что и говорить, он это заслужил. Однако у этой женщины тяжелая рука – лицо его горело, словно в него плеснули кислотой. Проклятие, как же больно, поморщился он. Он повернулся и, не глядя на Эвис, молча вышел из комнаты.

Он как раз спускался по лестнице, когда услышал, как кто-то постучал в дверь.

– Минуту! – крикнул Бэннинг.

Стоявший на пороге лакей был одет в ливрею Селби, но лицо его было Бэннингу незнакомо.

– Милорд, у меня к вам срочное письмо. От вашей сестры, – добавил он.

– Тебе велели ждать ответа?

– Да, милорд, – поклонился лакей.

Бэннинг пробежал глазами записку и глухо выругался сквозь зубы.

– Передай моей сестре, что я возвращаюсь домой немедленно, – буркнул он. – А сейчас беги во флигель, где живет моя экономка, и передай мистеру Хатауэю, что я велел заложить мою карету. И побыстрее, парень!

Юноша, закивав, бегом бросился по дорожке к флигелю, где жила чета Хатауэев. Бэннинг, снова выругавшись, с грохотом захлопнул входную дверь и взбежал по лестнице, прыгая через две ступеньки. Хватит, угрюмо подумал он. Он и так уже дал ей достаточно времени, чтобы успокоиться, прийти в себя и спокойно все обдумать! Пинком отворив дверь в спальню, он ворвался в комнату – и замер как вкопанный.

Эвис, сидя на полу, закрыв лицо руками, плакала навзрыд. Весь гнев Бэннинга разом улетучился. Присев возле нее на корточки, он осторожно попытался отвести ее руки и заглянуть ей в лицо. Но Эвис, вздрогнув, отшатнулась в сторону.

– Оставь меня! – крикнула она. – Уходи!

– И рад бы, да не могу. – Бэннинг со вздохом попытался обнять ее, но Эвис отпрянула как ошпаренная. – К несчастью, мы должны немедленно возвращаться в Лондон, Эвис. Герцог Кендал умер.

Герцог Кендал был старым и самым близким другом его семьи… и, что имело особое значение в глазах Эвис, был отцом ее ближайшей подруги.

– Что?! – охнула она. – О Господи… Элизабет!

– Нужно собраться и как можно скорее вернуться в Лондон. – С этими словами Бэннинг встал и принялся торопливо кидать вещи в саквояж.

Эвис ошеломленно кивнула, но так и осталась сидеть на полу, уставившись невидящим взглядом в цветочный узор на ковре.

– Прости… – прошелестела она.

– Мы поговорим об этом в другой раз, – не поворачивая головы, сухо бросил Бэннинг. – А сейчас поторопись. Иначе мы рискуем опоздать на похороны.

Протянув руку, он помог ей подняться. Несмотря на свое напускное равнодушие, Бэннингу было нелегко сохранять хладнокровие. Больше всего ему сейчас хотелось прижать ее к себе и поцелуями осушить ее слезы. При виде ее заплаканного лица сердце у него обливалось кровью.

– Пожалуйста, выйди, – твердо проговорила она. – Мне нужно переодеться.

– Я уже видел тебя без одежды, – пожал плечами Бэннинг. – И не раз.

– Время, которое мы отвели себе, подошло к концу. Пора вернуться к прежней жизни – к тем же правилам поведения, привычкам, моральным принципам и… и… – Она всхлипнула, с трудом подавив рыдание.

– Как тебе будет угодно! – сухо бросил Бэннинг.

Хлопнув дверью, он вышел из комнаты, дав ей возможность переодеться в дорожное платье. Сам он в это время собирал в кабинете пачки исписанных ею листов – незаконченный роман Эвис. Искушение заглянуть в него оказалось сильнее его – Бэннинг, воровато оглянувшись на дверь спальни, быстро пробежал глазами несколько страниц и невольно улыбнулся. И она еще твердила, что ей, мол, нужно узнать побольше о том, что такое страсть… Смешно, ей-богу… ведь в ее крови и без того горит огонь. Все, что ей нужно было, – это выпустить его на свободу. Ее пылкая натура взяла свое. И в результате данный ей природой талант смог проявиться во всем своем великолепии.

Ей осталось только освободиться от тех пут, которые она сама наложила на себя, когда приобрела привычку сдерживать свои чувства. Бэннинг задумался. Что-то – или кто-то – мешает Эвис стать его женой. Он стиснул зубы. Будь что будет, но он выяснит, что за тайну она скрывает от него!

Эвис в последний раз окинула взглядом спальню, в которую ей не суждено было снова вернуться. Белое покрывало на постели было аккуратно застелено – в прошлый раз, когда она смотрела на него, оно было скомкано, а складки на нем ясно выдавали ту страсть, с которой сплетались на нем их обнаженные тела. Шторы на окнах слегка шевелились – словно призраки, решившие навсегда поселиться в опустевшей спальне. Или, подумалось ей, точно призраки, которые станут преследовать ее всю оставшуюся жизнь.

Она снова оглядела спальню. Нет, не потому, что боялась что-то забыть. Она и так знала, что будет помнить эту комнату всю жизнь… и ничуть не жалела о том, что здесь произошло. Она сама этого хотела. Теперь у нее оставались воспоминания о счастливых днях, которые она провела здесь. Что ж… может, оно и к лучшему… Ей нужно вернуться к обычной жизни – а ведь то время, которое она провела наедине с Бэннингом, вряд ли можно считать «обычной жизнью»…

В течение всех этих дней, которые они провели вместе, она смеялась столько, сколько ей не довелось смеяться за всю жизнь. Она чувствовала себя в безопасности… она была счастлива, спокойна и – впервые в жизни – ощущала себя любимой. И все, что от нее требовалось, – это сказать ему «да». Такое совсем простое, коротенькое слово «да»…

Но жизнь никогда не бывает простой.

Брак – всегда тюрьма. Нет, решительно подумала Эвис, лучше уж жить в одиночестве до конца своих дней, чем выпустить на свободу демонов, которые, как она со страхом подозревала, обитают в ее душе. Она никогда не опасалась того, что, выйдя замуж, превратится в такое же покорное, забитое существо, каким была ее мать. Эвис с самого начала знала, что скорее умрет, чем позволит мужчине поднять на нее руку. Всю свою жизнь она только и делала, что пыталась обуздывать собственную вспыльчивую натуру. Ее мать пыталась научить ее сдерживать свои гневные порывы. И Эвис была уверена, что это ей удалось. Однако сегодня она не сдержалась, И ударила мужчину, которого любит.

Ударила – потому что сорвалась, не сумев удержать в себе то, что таилось в самых темных закоулках ее души и чего она боялась больше всего на свете.

Страшная для нее правда заключалась всего в нескольких словах.

Она унаследовала худшие качества своего отца.