Судорожно вдыхаю от услышанного. Кусок пирога встает комом посреди горла и я давлюсь. Не могу вдохнуть и хватаюсь за стену, пытаясь проглотить его или глотнуть хоть каплю воздуха. Хлопаю себя по груди.
– Ты чего, отравленный кусок сожрала? – хмыкает сосед, но я слышу его голос будто на отдалении.
Меня накрывает волной ужаса и я беспомощно хватаюсь за горло, испуганно глядя на Степана. Нужно сказать ему, что я не могу дышать, но я не могу.
– Твою мать! – вижу, как он швыряет тарелку с пирогом на комод.
Секунда – и сосед уже затягивает меня в свою квартиру, прижимает спиной к себе, наклоняет вперед, больно стучит ладонью между лопаток. Перед глазами начинает плыть, а Степан, кажется, решает меня добить и с силой жмет на живот. Из моих легких вырывается судорожный хрип.
Степан наклоняет меня ниже и снова хлопает между лопаток.
Из моего рта на дорогую плитку вываливается кусок недопекшегося яблока, а я хватаюсь за мощные предплечья и начинаю безудержно кашлять.
В глазах пляшут черные мушки, а горло дерет.
Выпрямляюсь, шумно втягивая ртом воздух и продолжая кашлять от раздирающего ощущения в гортани, ошарашенно оборачиваюсь на соседа. Ноги подкашиваются.
– Рот закрой, – говорит он спокойно, пристально глядя на меня, и вдруг вытирает мне губы ладонью. От неожиданности захлопываю приоткрытый рот.
Что он мог вытирать с моих губ? Слюни? Боже, какой позор!
– Молодец. А теперь дыши носом. Медленно и глубоко. Давай.
Чувствую, как его огромная медвежья ладонь ложится мне поверх груди и сильнее прижимает к его телу.
– Дыши, – повторяет он и я глубоко вдыхаю. – Медленнее.
Замедляюсь на вдохе и так же медленно выдыхаю.
– Молодец. Еще раз. Вдыхаем. – грудь соседа мерно вздымается, заставляя меня следовать его примеру.
Начинаю осознавать, что стою, прижимаясь к обнаженному мужику в его квартире, судорожно вцепившись в его руку, лежащую у меня на талии. Чувствую под пальцами мягкие волоски. Смущенно одергиваю руки.
– Отлично, – Степан тут же выпускает меня из своих объятий. – Паничку купировали. Ты жива?
Состояние странное, но я киваю.
– Идти можешь?
Это намек, чтобы я проваливала побыстрее? Что ж, спасибо и на том, что спас меня.
Киваю и поворачиваюсь к двери. Делаю шаг и слепо шарю руками по стене, потому что в глазах темнеет и все пространство кренится.
– Куда? – слышу голос над ухом и теряю равновесие.
Видимо, на несколько секунд все же перестаю себя осознавать, потому что зрение возвращается уже тогда, когда я лежу на диване в гостиной.
Озираюсь и пытаюсь сесть. В комнату заходит Степан со стаканом воды в руках.
– Да что ж ты неугомонная-то такая? – хмыкает и садится рядом, протягивая мне воду. – Пей.
– Спасибо, – шепчу ему в ответ и принимаю стакан. Руки слабые, но сосед будто чувствует это и поддерживает его под дно, пока я медленно пью воду. Глотать больно.
– Полегчало? – уточняет сосед с некоторой заботой в голосе, что с его хмурым видом ну никак не вяжется.
Киваю.
– Тогда пойдем, я тебя домой провожу, и так на тренировку опоздал.
Степан встает и протягивает мне руку. Вкладываю в нее свою ладонь и ловлю странное ощущение беззащитности, потому что моя рука кажется детской по сравнению с его лапой. Замечаю, что сосед тоже с интересом разглядывает наши руки, прежде, чем сжать и потянуть меня к себе.
– Это не вам, – шепчу, поднимаясь с дивана и виновато глядя на него.
– Ты о чем сейчас? – хмурится он, приобнимая меня за талию и придерживая, чтобы я не завалилась ненароком, но я чувствую себя вполне сносно.
– Фотография предназначалась не вам, – говорю громче чуть подсевшим голосом и прочищаю горло.
Сосед лишь молча усмехается и кивает.
– Это я уже понял.
Иду на нетвердых ногах к выходу, но рука Степана на моей пояснице страхует меня от падения. Собираюсь притормозить на пороге, чтобы попрощаться, но сосед подталкивает меня дальше и сам идет следом.
Доводит до спальни, косится на корзину с розами.
– Часок полежи. – он смотрит, как я усаживаюсь на кровать, неловко поджимая больную ногу, потом идет к коридору, но останавливается в проеме двери. – Что ты за баба такая? Сама спокойно жить не умеешь и другим не даешь?
– Это вы меня заставили пробовать пирог. – бурчу, опуская глаза, как провинившаяся школьница.
Еще ни с одним человеком рядом я не чувствовала себя такой бесполезной. Он меня спасает как безмозглую лягушку, которая то и дело выпрыгивает обратно под колеса машины.
– А я не про пирог, – хмыкает Степан и снова идет к двери.
– А про что? – удивляюсь.
– Про жалобы твои… – он не оборачивается, но я слышу ядовитую усмешку в его голосе. – А могли бы дружить.
– Да было-то… – кричу вдогонку, но дверь за соседом уже закрывается. – … Один раз…
Тоже мне, человек с тонкой душевной организацией. Камеры ему в двенадцать ночи не дали подключить. Зачем спасал тогда, если его это так задело?