Как соблазнить призрака

ГЛАВА 22

Я проснулась и увидела, что надо мной склонился Томми и смотрит на меня, словно я – зверь в зоопарке.

Я была в больнице. В углу на стуле сидел Макс Остин.

– Она открыла глаза. Смотрит прямо на меня. С ней все будет хорошо. Что я вам говорил? Я же сказал, все будет отлично.

– Томми, – слабо прошептала я и тут вспомнила последние минуты на складе Криса.

– Тихо, тихо, успокойся, – произнес Томми, увидев, как изменилось мое лицо. – С тобой все хорошо, я здесь. Я никуда не собираюсь. Дай мне руку, вот так, держись крепко, тогда почувствуешь себя в безопасности. Я принес твои вещи. Не знал, какую ночную рубашку привезти, так что взял голубую с ленточкой и короткую пижаму, в которой ты так прелестно смотришься.

– Это посреди зимы-то? Томми рассмеялся:

– Слышите, Макс? Она собирается дать мне взбучку за то, что я принес не те вещи. С ней все нормально.

Он прав. Кажется, мне повезло, я спаслась, и со мной все хорошо, разве только надышалась дымом, но это пустяки. Бедняжке Анжеле, оказалось, повезло чуть меньше. Огонь добрался до кресла, и на ногах у нее были ожоги второй степени. Да уж, в ближайшие несколько недель далеко она не пойдет.

– Мы вытащили вас как раз вовремя, – сказал Макс. – Вы лежали у двери, а она была в глубине. Веревка у нее на ногах уже занялась. Простите, – осекся он, заметив мою гримасу. – Пожалуй, избавлю вас от подробностей.

– Но как вы меня нашли? Откуда вы узнали, что мы на складе Криса?

– Давайте по порядку. Для начала, как я узнал, что поджигатель – Крис. – Макс придвинул стул к моей постели. Когда Томми выполнил свою долю заботы обо мне, Макс убедил его поехать на работу и заверил, что со мной все будет нормально.

– Вы поймали его? – Я резко села. Вдруг он придет среди ночи в больницу и расплещет керосин по палате?

– Мы поймали его, – подтвердил Макс. – Он никуда не денется, не волнуйтесь.

– Так как?..

– Помните, я собирался вернуться и поискать на записи хромого. Того, которого, по его собственным словам, Крис видел в вашем переулке?

Я кивнула.

– Я все смотрел и смотрел, но никак не мог найти. Тогда я решил поискать Криса. Вдруг будет видно, как он смотрит на кого-то рядом с вашим домом? Я отмотал назад и нашел момент, когда он входит на Бленхейм-кресчент с Портобелло-роуд. Это было примерно часом раньше. Он то приходил, то уходил, возвращаясь к своему прилавку за новой партией овощей. Каждый раз появлялся с новым ящиком. Не забудьте, видеть его можно только в конце улицы: на Бленхейм-кресчент нет камеры. Последний раз до начала пожара камера зафиксировала его на углу Портобелло-роуд и Бленхейм-кресчент. Я увидел, как он ставит ящик на тротуар и лезет в него. Я четко видел его лицо, потом он отвернулся и направился к вашему дому. Была видна только его спина. Маленькая фигура в куртке с капюшоном. Миг, и камера переключилась на что-то другое.

– Куртка, капюшон… – Я смотрела на Макса.

– Именно, – подтвердил он. – Но не спешите. Я попросил максимально увеличить отснятый материал. Угадайте, что Крис достал из ящика?

Я недовольно покачала головой. Понятия не имею. Продолжайте же.

– Перчатки. Так что моей следующей остановкой стала миссис О'Мэлли. Для человека, который дни напролет подглядывает из-за тюлевых занавесок, у нее удивительная способность забывать важные детали. Она забыла сказать нам, что сама ходила в переулок позвать Кевина ужинать и…

– Она видела Криса и не сказала вам?

– Она видела Криса и не сказала мне. «А, он просто приходил с доставкой. Я не придала этому значения». Я вспомнил, как вы сказали, что он не доставлял вам продукты. Она позвала Кевина из вашего сада и оставила Криса там…

– Значит, именно Криса видел ваш свидетель. Это он бежал по саду в куртке с поднятым капюшоном. Его описали как невысокого взрослого, а не ребенка.

– Но другой свидетель, который сказал, что видел ребенка, тоже был прав, потому что чуть раньше там бегал Кевин, и тоже в куртке с капюшоном.

– А перчатки?

– Крис надел их, чтобы не оставить отпечатков. Он нес ящик с овощами, но на самом деле под капустой была спрятана канистра с керосином. У него было время вымочить в нем тряпку, бросить ее в летний домик и убежать.

– Он хотел убить Анжелу?

– Она отвергла его. Он болтал с ней у «Теско», но она не хотела с ним общаться. Крис обиделся. Вы и представить себе не можете, каким болтливым он был с нами. Рассказал нам всю историю. Нужно было просто уделить ему немного внимания, дать понять, что у него есть слушатели, и его уже не остановишь.

Я вздрогнула. Все сходится. Чем больше я об этом думала, тем больше понимала, что Крис мог наброситься на человека по малейшему поводу.

– Когда он узнал, что в летнем домике был Фред, – продолжал Макс, – он улучил момент, снова встретился с Анжелой и привел ее на склад.

– Но Крис спрашивал меня, знаю ли я, что случилось с ней после того, как она уехала из моего дома. Это он сказал мне, что она не вышла на работу в «Теско», это он сказал мне, что ее мать ужасно волнуется.

– И все это время она сидела взаперти у него на складе. Так он и получал кайф, – сказал Макс. – Бесстыдно рассказывал о своих преступлениях, чтобы отвести от себя подозрения.

– А как же Астрид Маккензи?

– То же самое. Он доставлял ей овощи на дом. Он поведал мне это, когда я допрашивал его в первый раз. Его отпечатки были в кухне и на входной двери, но когда он сказал о доставке, я решил, что у него законное право там быть. Несколько человек подтвердили, что она просила его приносить ей продукты домой, а ее домработница сообщила, что он вечно торчал у нее на кухне. Однажды она слышала, как он приглашал Астрид на свидание. По ее словам, он обиделся на ее отказ. Ей пришлось потратить немало времени и убедить его, что, мол, ничего личного, просто у нее уже есть мужчина.

– Прямо как у меня.

– Но под ногами путался Базз Кемпински. Крис знал об Астрид и Баззе, о вас и Баззе, а потом об Анжеле и Баззе. На допросе стало ясно, что именно это его и бесило. Он просто не мог смириться, что вы все давали Баззу то, что не желали дать ему.

– Но где вы его арестовали?

– За прилавком. Заперев вас с Анжелой на складе, он отправился, как обычно, на работу. Как я уже говорил, это было частью его маскировки. После того как он поджег дом Астрид, он сказал нам, что на следующее утро болтался на улице. И после пожара в летнем домике никуда не исчез. Он помог нам в расследовании, разве нет? Рассказал о мужчине с больной ногой…

Я повернулась к нему:

– Так кто это был?

– Плод его воображения. Он придумал этого человека, чтобы сбить нас со следа, – и ему почти удалось. Да, и вы оказались правы насчет Бьянки. Мы побеседовали и с ней. Она ходила к Астрид и оставила свои отпечатки на розовой краске почтового ящика. И она же тридцать первого декабря приходила к Анжеле в летний домик. Но Анжелы не было.

– Зачем ей было встречаться с Анжелой и Астрид?

– Мы не совсем уверены, но Бьянка задалась целью уничтожить Базза. Она его подставила. Ей надо было найти способ добраться до него. Она вывесила объявление о поиске работы и подождала, пока он не пришел и не увидел его. Довольно рискованно, но это сработало. Он нанял ее, не имея ни малейшего представления, что она – сестра Марии Моралес. Возможно, она хотела предупредить Астрид и Анжелу. Может, надеялась с их помощью каким-то образом его уничтожить. Она действительно разговаривала с Астрид, но мы никогда не узнаем, о чем. Она – больная женщина. Сельма проследит, чтобы ей оказали необходимую помощь.

– Но как вы додумались прийти на склад Криса? Этого вы еще не рассказали.

– Благодарите Кэт. Недавно она наткнулась на Криса у вас дома. Увидев его с вами, она вспомнила о давнем событии. Лет пятнадцать назад, когда Крис был еще подростком, она видела, как он поджег склад.

– Кэт видела его! И что же она сделала? Сообщила в полицию?

– Сообщила, но мать прикрыла его. Поклялась, что он был с ней всю ночь. И еще одна сложность.

– Какая?

– В ту ночь Кэт напилась. Когда она пришла в полицейский участок и сообщила об увиденном, то едва держалась на ногах. Ей не поверили, миссис Петаки обеспечила ему алиби, и дело закрыли. Но когда она увидела Криса у вас на кухне, что-то шевельнулось у нее в голове. Наконец она все сопоставила и позвонила вам посреди ночи, но вы, разумеется, не сняли трубку. Так что она позвонила мне.

– О боже! – Я откинулась на подушки и закрыла глаза.

– В любом случае, к тому времени я и сам его вычислил. Как только миссис О'Мэлли сказала, что видела его, я отправился к нему домой. Он по-прежнему живет с матерью. Дома его не оказалось, потому что он болтался на Бленхейм-кресчент, ожидая подходящего случая, чтобы просунуть вымоченный в керосине факел в ваш почтовый ящик. Его мать направила нас аж в Хоунслоу рядом с аэропортом. Сказала, что Крис каждую ночь встает около двух часов и едет туда. Оптом закупает овощи. Одна из прелестей работы рыночным торговцем. Еще она сказала, что, если до тех пор мы его не найдем, значит, он там. Но в Хоунслоу мы, естественно, его не нашли. Когда мы мчались обратно в Лондон, мне позвонила Кэт и…

– Направила вас на его склад в конюшнях.

– Мы вернулись к миссис Петаки и потребовали, чтобы она дала нам ключ. Как раз вовремя. Мы привезли ее к конюшням, и она сразу нашла нужный бокс. Мы открыли дверь…

– Когда я уже собиралась превратиться в жаркое с двумя овощами.

– С двадцатью двумя овощами, – слабо улыбнулся Макс. – Не меньше.

– Если бы Кэт вам не позвонила, я бы сгорела?

– Этого мы уже не узнаем, – сказал он.

Я знала, что пройдет еще много времени, прежде чем я перестану об этом думать.

– Как Ричи? – спросила я, чтобы перестать размышлять о том, как я чуть не зажарилась.

– С Ричи все отлично. Завтра его выписывают.

– Кажется, вас это не особенно радует, – заметила я.

– Я очень рад, но есть небольшая проблема. С тех пор как Кэт позвонила мне в ту ночь, она в самовольной отлучке.

– Она пропала. Вы звонили в полицию?

Ну, нечаянно вырвалось. И необязательно смотреть на меня так, словно я круглая дура. Так сказал бы всякий.

– Она не совсем пропала. Днем ходит на работу. Это по вечерам ее нигде нет. Ее нет дома, она не отвечает по мобильному, а у меня просто нет времени шастать по барам Ноттинг-Хилла.

– Ясно, – произнесла я. – По-вашему, именно это и произошло?

– Надо думать.

– А Сонни?

– Вовсе не удивлюсь, если он прокладывает путь. Ричи говорит, это не в первый раз.

– Но она беременна!

– Именно. Ей бы больше ответственности…

– Но она – ответственный человек. Это я всегда прожигала жизнь.

– Нет, вы не такая, – просто сказал Макс. – Взгляните на себя. Сколько всего выпало на вашу долю. Ваш дом уничтожен, в вашем саду убили человека, Сельма Уокер и ваша мама обратились к вам за помощью, по вашему дому носился Базз Кемпински, не говоря о визите довольно неприятного типа с рынка. Многие сломались бы на первом же препятствии. Я приглядывал за вами и должен сказать, вы меня поразили. Вы даже умудрились сделать несколько замечаний средней полезности на следственном фронте. Слава богу, Ричи возвращается в наш мир. Еще несколько недель, и он мог обнаружить, что его место занято.

Я подумала, что «средней полезности» – несколько снисходительно, но не стала придираться.

– И я помогла вам со стиркой. Он покраснел:

– Помогли. Спасибо вам. Теперь вы все знаете. Вы скоро поправитесь. Буду ждать, когда издадут вашу книгу. Может, вы даже сочтете, что я заслужил пробный экземпляр – как вы их называете? Гранки?

Макс прощался. Он выходил из игры. Когда он встал, я вдруг с ужасом поняла, что, наверное, вижу его в последний раз. Больше ему незачем со мной общаться.

– Кстати, о стирке, – произнес он, подходя к двери. – У меня есть очень полезный совет для вас. Когда я глажу, то нахожу, что опрыскиватели для цветов идеально подходят для обрызгивания одежды перед отпариванием.

– Почему вы просто не купите паровой утюг? – спросила я.

– У меня есть. Я купил.

– Тогда вам не нужен опрыскиватель. Просто наполните утюг водой, нажмите кнопку, на которой нарисован пар, и все.

– Правда? – удивился он. – Что ж, спасибо. – И совершенно серьезно: – Спасибо вам.

И не успела я сказать что-то еще, как он вышел. Из его кармана выпал листок бумаги. Свесившись с кровати, я подняла его.

1 фунт фарша для картофельной запеканки с мясом. Лучше баранина

Полфунта моркови

Маленькие замороженные груши

Полпинты молока

Чистящее средство

Грустный список – печальное свидетельство того, что человек ходит за покупками только для себя. Не так давно, размышляла я, я тоже была такой. Но хочу ли я к этому возвращаться? Вот вопрос.

Мне не нужно принимать немедленные решения самостоятельно – у мамы на все есть ответ. Она ворвалась в палату примерно через полчаса после ухода Макса. Не прошло и десяти минут, как она задернула занавеску вокруг моей койки и разрыдалась.

– Ты должна встать на ноги, – сказала она, хватая меня за руку, лежавшую поверх одеяла. – Ты мне нужна, Ли.

Это было совершенно не логично. Это ведь я лежу в больнице, и я же ей нужна?

– Из-за папы? – нервно спросила я. – Он снова тебя огорчил?

– Да нет, что ты, – отмахнулась она. – Как только я его увидела, то поняла, что… как сейчас говорят? Он меня больше не колышет. Самое смешное, что он хочет, чтобы я к нему вернулась. Потому и пригласил на обед. Похоже, Жозиан оказалась слишком требовательной, и он считает, что не уживется с ней. Что ж, не повезло ему! – Мама сжала мою руку для пущей выразительности, и я взвизгнула от боли. – Нет, дорогая, – продолжала она. – Мне надо, чтобы ты вернулась домой как можно скорее, потому что я стала зависеть от тебя. Так ужасно, когда тебя нет рядом. Мне нужно, чтобы ты утешала меня.

Она легкомысленно хихикнула, будто говоря: «Только послушай, какую чушь я несу!»

– Мама, – воскликнула я, вдруг почувствовав себя усталой, как никогда, – А как же папа? Куда он поедет? – Мне было стыдно. Я была так занята мамой, что о нем практически не думала. Не хотела я размышлять и над тем, как мама отнесется к тому, что я с ним увижусь.

– Куда он поедет? – Похоже, мой вопрос поставил ее в тупик. – Туда, куда он уже уехал, – произнесла она очень деловито. – Обратно во Францию. Да, пока не забыла, он просил тебя перезвонить. Он надеется, что скоро ты приедешь и побудешь с ним немного.

Я ждала, что мама поднимет эту мысль на смех, но она удивила меня.

– Знаешь, ты должна поехать, Ли. И Томми возьми. Возможно, Эд больше и не часть моей жизни, но он твой отец. Езжай к нему, хорошо? Обещай мне.

Я кивнула. Меня тронуло, что она не держит на него зла.

– А как же ты? Где ты будешь жить? – У меня внутри все оборвалось: я знала, каков будет ответ.

– Ну, я останусь здесь, с тобой, конечно. Я виделась с Седьмой, и она говорит, что мы можем пожить у нее на Элджин-кресчент, пока не вернемся в наш дом. Я не собираюсь туда переезжать, пока ты не выйдешь из больницы, мне будет неуютно, но ты должна признать, что это прекрасный выход из положения. Ей нужна компания, да и мы будем прямо за углом от Бленхейм-кресчент. Я смогу следить за ремонтом, но поверь, прежде чем наш дом снова станет пригодным для жилья, пройдет немало времени. Здорово, да?

– Что именно?

– Ну, кто бы мог подумать, что мы найдем идеальный способ сделать весь ремонт одним махом. Спалить дом и получить страховку. Денег хватит на все. Можно смотреть на это и так.

– Я собираюсь нанять Сонни, – она искоса взглянула на меня. – Блестящая мысль, правда?

– Он звонил тебе? – спросила я, не ответив на вопрос. По-моему, это ужасная мысль, особенно учитывая явную мамину потребность в его присутствии.

Она покачала головой.

– Нет, не звонил, но это неважно. Он самый подходящий человек для этой работы, – мама энергично закивала, словно старалась убедить меня, что ее слова – сущая правда. – О, я знаю, о чем ты думаешь. Мол, мы не хотим, чтобы ремонт делал ненадежный пьяница. – Я не думала ничего подобного, но пусть будет так. – Ты же не знаешь, что все люди, с которыми он делал нам ремонт, – члены Общества анонимных алкоголиков. Все. Это компания независимых подрядчиков, проходящих стадию выздоровления, и у каждого своя специализация. Кажется, электрика называют… «Высоковольтным», что ли. Но, разумеется, если ты считаешь, что это неудачная идея…

– Мам, это твой дом, – сказала я.

Со стороны Сельмы было очень любезно пригласить нас с мамой к себе, пока восстанавливают наш дом. Так удобно жить прямо за углом. Мы могли бегать туда-сюда, проверять, как идут дела у строителей, и забирать нужные вещи – то, что от них осталось. Когда я увидела ущерб, то чуть снова не упала в обморок. Сбоку крыши зияла черная дыра, верхняя часть дома покрылась слоем сажи, а вместо окон были обуглившиеся провалы. Мой компьютер, очевидно, перегрелся и вряд ли заработает. Сельма позаботилась и об этом.

В день, когда меня выписали из больницы, она преподнесла мне новый первоклассный ноутбук.

К счастью, моя спальня не сильно пострадала, не считая того, что все в ней покрылось сажей. Но кассеты Сельмы уцелели. Как только я обоснуюсь на Элджин-кресчент, мы приступим к работе над ними, когда она будет приезжать из Манчестера.

Раньше у Сельмы я никогда не поднималась выше первого этажа, и верхние этажи оказались настоящим сюрпризом. Спальня Сельмы и примыкающая к ней ванная занимали весь второй этаж. Недавно она переделала их в голом современном стиле. В спальне стояла только огромная кованая железная кровать на четырех столбиках и два строгих прикроватных столика из стекла; все остальное было спрятано во встроенном шкафу. Я бы, наверное, почувствовала, что сплю в клетке, но если именно это ее привлекало – пожалуйста. Этажом выше мама словно попала в рай. Такая же кровать была задрапирована сочным ситцем и завалена горами подушек. Перед тем как лечь в постель, их придется убирать не меньше получаса. А когда она увидела мраморную ванную, то подпрыгнула. Я тоже подпрыгнула, но при виде джакузи, а не мрамора. Джакузи – лучшее лекарство для ноющих плеч автора-«призрака». Если Сонни Кросс сможет установить такую на Бленхейм-кресчент, тогда я не против, пусть работает.

Сельма показала мне последний этаж.

– Вы сможете работать наверху в тишине и спокойствии, – сказала она, и я пробежала последний короткий лестничный пролет, в предвкушении сжимая ноутбук. С одной стороны лестничной площадки, под карнизом, оказалась маленькая спальня, скудно обставленная, но идеальная для меня, и ванная. С другой стороны была закрытая дверь. Видимо, там я и буду работать.

Открыв дверь, я очутилась в монастырской келье. Это была квадратная комната в дальней части дома, с одним-единственным окном, но вид из этого окна оказался потрясающий. Дом был такой высокий, что с верхнего этажа сквозь голые деревья городских садов было видно железную дорогу, проложенную высоко над квартирой Макса Остина на площади Уэсли. В комнате был стол из стекла и хрома, стул и телефон, а в углу на полу стояла древняя стереосистема, подключенная к гигантским колонкам, разнесенным по углам. Я присела на корточки, включила ее и нашла кассетную деку – она понадобится мне для работы над книгой Сельмы. Та оказалась пустой. Тогда я открыла дисковод. А вот там кое-что было.

Из праздного любопытства я нажала кнопку воспроизведения, и комнату наполнил отчаянный животный плач тенорового саксофона. Я узнала его мгновенно. Он отметил собой начало кошмарного путешествия, в которое я столь неразумно пустилась, впервые ступив в этот дом перед Рождеством. Последний раз я слышала его на кухне Сельмы. Я танцевала под него. Позволив ему вновь наполнить меня романтикой, словно игла, впрыскивающая чистый героин, я вдруг поняла, что именно в этой пустой комнате наверху, которую выделила мне Сельма, эту музыку слушал он.

Я стояла в кабинете Базза.

Очутившись в помещении, принадлежавшем только ему, я сломалась. Горе вырвалось из меня мощными рыданиями. Я выла больше часа, обхватив себя руками, и упивалась собственным горем, прячась там, где никто меня не услышит. Базз был жестоким чудовищем, но все равно я уверена, что всю оставшуюся жизнь буду помнить миг, когда поняла, что мы займемся сексом. Базз тронул мои чувства в ту долю секунды, что я стояла внизу и слушала эту музыку, а позже разжег во мне страсть, которой я не испытывала ни с одним мужчиной. Может, в этом виноват Хьюстон Персон и его саксофон. Я могла выбросить этот компакт-диск и посмотреть, исчезнут ли с ним все волнующие воспоминания о Баззе. Я могла это сделать, но прекрасно знала, что никогда так не поступлю. Базз умер в огне, страшной смертью, но если я сохраню этот диск и буду тайком его слушать, он останется жив. В моей памяти.

Потому что я была убеждена, что любила его, пусть и недолго. Кроме секса, я совершенно ничего о нем не знала, но это не важно. Я оплакивала любимого человека и чувствовала себя совсем несчастной, потому что не могла поделиться этой грустью с другими людьми. Сдерживание чувств вело к смятению. Я оплакивала его, мучилась угрызениями совести, и мне становилось еще хуже.

Шли дни, но ничего не менялось. Я знала, что должна поговорить с кем-то. Кроме Макса Остина, обо мне и Баззе знал еще один человек.

Человек, которого я должна благодарить за то, что он спас мне жизнь.

Последний раз я слышала о Кэт от Макса Остина. Он сказал, что она ушла в самовольную отлучку. Минуту я размышляла, а затем позвонила ее родителям. На звонок ответил ее отец, я все ему объяснила, он дал мне адрес Кэт и сказал, что с ней мама. Конечно, когда я позвонила в дверь – я не стала звонить по телефону из страха, что Кэт откажется со мной встречаться, – открыла ее мать.

Венди Кларк работала медсестрой. Она всегда относилась к людям так, словно они – ее старые пациенты в отделении геронтологии, и кричала, будто они глухие. Как мы поживаем сегодня утром? Кушайте завтрак ради меня, будьте умницей!

– Боже мой, Ли! Ты-то нам и нужна, – зарокотала она. – Входи, входи. Не стой там. Мы же не хотим, чтобы ты простудилась.

Венди обняла меня так, что у меня затрещали кости, и я вдруг вспомнила, как сильно она отличается от моей мамы.

– Здравствуйте, Венди. Пришли навестить Кэт? – спросила я. – Она здесь?

– Я поживу тут некоторое время, – ответила Венди. – Кто-то должен за ней присматривать. Вы слышали, что произошло?

Я покачала головой:

– Мы какое-то время не общались.

Венди удивленно взглянула на меня:

– Ты хочешь сказать, даже после того, как твой дом… Даже после этого пожара? Она мне все рассказала. Почему она тебе не звонила?

Я пожала плечами.

– Что случилось с Кэт?

– Недавно она так напилась, что неудачно упала и чуть не потеряла ребенка. Ей нужен полный покой, и она взяла отпуск на две недели. Конечно, лучше бы ей снова пройти курс реабилитации, но она никогда меня не слушает. Может, у тебя получится достучаться до нее. Иди, она в гостиной. Если ты побудешь с ней, я пробегусь по магазинам.

– Вы не можете оставить ее одну? – Я была потрясена. И заинтригована. Судя по всему, уже все знают о беременности, да и Венди вдруг ни с того ни с сего заговорила об алкоголизме Кэт, словно мы обсуждали его годами. А мы этого точно не делали.

– Я могу оставить ее. Могу, но не хочу, – заявила Венди, надевая пальто. – Посмотри, вдруг ты сможешь что-нибудь сделать.

В глубине души я ожидала найти Кэт в агрессивном настроении, но она улыбнулась и похлопала по дивану рядом с собой. Я огляделась. Я впервые была в их с Ричи квартире, и надо сказать, мне не понравилось. Не хватало уюта, который должен быть в доме обязательно. Правда, Кэт никогда не была особенно домовитой. Комната казалась довольно пустой и какой-то нежилой – это говорило о том, что ее обитатели больше времени проводят вне ее стен, и не только на работе.

Я села рядом с Кэт. К моему удивлению, она обвила меня руками и притянула к себе:

– Я должна была позвонить тебе. Извини, Ли. Правда, мне очень жаль. Я не могу простить себя за то, что раньше не сообразила, что это Крис устраивает поджоги. Да, я видела, как он поджигал склад, но я подумала, может, слишком напилась и не соображала, что вижу. Но я должна была вспомнить, когда…

– Ш-ш-ш! – произнесла я. – Ты спасла мне жизнь, и я пришла поблагодарить тебя. Это главное.

Ее угрызения совести и внезапная нежность застали меня врасплох, и я вдруг обнаружила, что заливаюсь слезами.

– Тебе есть где жить? – спросила Кэт. – Ты всегда можешь прийти сюда. У нас есть комната, и, честное слово, с тобой мы хоть отдохнем от мамы. Дом был застрахован, да? Ремонт займет какое-то время, но зато у тебя будет новенький дом. Причем бесплатно. Постарайся не думать о том, что ты потеряла.

– Дело не в доме! – воскликнула я. – Мне наплевать на дом.

– Но теперь, когда Криса поймали, можешь успокоиться, все кончено. – Она похлопала меня по спине. – Тебе больше не о чем волноваться. Что тебя так расстроило?

– Базз! – взвизгнула я. – Я никак не могу перестать о нем думать.

– Ты ведь больше не видишься с ним? – испуганно спросила она.

– Он погиб, Кэт. Разве ты не слышала? Погиб при пожаре, в моем доме. Он пытался спасти Сельму.

Ее руки опустились, и она тупо уставилась на меня.

– Ричи сказал мне, что в огне погиб какой-то парень. Я не поняла, что это был он.

– Он погиб, спасая Сельму, – повторила я. – Я не разговаривала с ним после того, как узнала, что он ее бьет. Когда я приютила ее, он, наверное, чувствовал, что все его предали. Он приходил, Кэт, и я ужасно его боялась, но в конце он оказался героем. Как он мог избивать женщину до полусмерти, а потом рискнуть жизнью и броситься за ней в горящее здание? Он любил ее, Кэт. Она всегда говорила, что они любили друг друга. Я не верила ей, но она оказалась права. А еще я наконец поняла, что, кажется, сама любила его. Это было бессмысленно и глупо, и я чувствую себя круглой дурой. Если бы я не спуталась с Баззом, он бы не встретил Анжелу и…

Мой голос срывался на истерический визг.

– Прекрати, – твердо сказала Кэт. – Послушай меня, Ли. Ты не любила его, ты его хотела. Ты была одержима и не могла справиться с этой одержимостью.

– Но почему тогда мне так плохо? Почему я так переживаю из-за его смерти?

– Вина, – просто сказала Кэт. – Он оказался плохим человеком. Тебе стыдно, что ты с ним связалась, но ты не можешь отрицать, что тебя влекло к нему – даже после того, как ты увидела его истинное лицо. Не отрицай этого. Ты никогда не сдвинешься с мертвой точки, если будешь все отрицать.

А потом, пока я сидела и думала над ее словами, Кэт встала и, засунув руку за диван, вынула бутылку водки.

– Не говори ни слова, – предостерегла она меня и поднесла бутылку к губам. – Выпьешь со мной? На кухне есть стакан.

Я вскочила на ноги и отняла у нее бутылку прежде, чем она успела сделать глоток.

– Не лезь! – закричала она, но не попыталась отобрать бутылку. Может, просто проверяла меня. – Только не начинай! Не говори, что мне делать с моим пьянством, если хочешь, чтобы мы остались друзьями. Я считала тебя единственным человеком, который не станет меня судить.

– Значит, ты ошибалась, – сказала я. – Кроме того, где написано, что я не могу тебя отругать?

– Это ты испортила себе жизнь, – начала она.

– Да! – закричала я. – Да, недавно я испортила себе жизнь, но не полностью, не безвозвратно. Я совершила ужасную ошибку, заведя роман с Баззом, но хотя бы признаю это, спрашиваю, что мне делать. Это ты постоянно все отрицаешь, Кэт. Это ты просираешь свою жизнь. Открой глаза! Сделай что-нибудь, пока не…

Я осеклась и молча смотрела на нее. Она подошла к раковине, перевернула бутылку, вылила содержимое и, обернувшись, бросила на меня душераздирающий взгляд.

– Я стараюсь, – произнесла она с неимоверно грустным лицом. – Пожалуйста, пойми. Я собираюсь вернуться на реабилитацию, и, клянусь, на этот раз у меня все получится. Но мне нужна помощь. Я не знаю, почему иногда я так злюсь на тебя. Мне нужна твоя поддержка, Ли, правда. Ты правильно делаешь, что ругаешь меня, но, пожалуйста… пожалуйста, не надо.

И вдруг я поняла, что именно ей нужно. Я должна была ласково подбодрить ее, но только не кричать. Я распахнула объятия, и она подошла ко мне.

– Я самая плохая подруга на свете, – прошептала я, обнимая ее. – Я действительно всех всегда критикую. Я знаю, это неправильно, но я ведь так за тебя волнуюсь. Ты никогда не говорила о своей проблеме. Я просто не знаю, как себя вести. Ты должна помочь мне.

– Договорились. Я не говорила тебе потому, что знала: ты будешь очень ругаться. Я боялась потерять тебя.

– Не потеряешь, – заверила я. – Раз уж мы зашли так далеко, значит, нам надо быть вместе. Теперь я буду, как овечка. Я сделаю все, что попросишь, кроме одного. Я не дам тебе выпить.

– Все-все? – переспросила она. Я кивнула.

– Тогда ты будешь крестной матерью малыша? Мы с Ричи будем очень рады.

– Мне бы хотелось этого больше всего на свете.

– И еще кое-что, – она взглянула на меня.

– Что?

– Мы уже попросили Томми стать крестным отцом, и он согласился.

Что? Она связалась с Томми за моей спиной, даже не спросила меня, и он не сказал ни слова, и…

Сообразив, что я себя накручиваю, я заулыбалась. Пора забыть о старых обидах. Пора задуматься о том, что и Томми, и Кэт снова вошли в мою жизнь.

– Я хочу знать только одно: как, черт возьми, я проживу целых шесть месяцев, пока ребенок не родится, – сказала я. – Это будет такое событие для всех нас!

– Ну да, а ты можешь представить, каково мне? – воскликнула она. – Мне будет нужно видеться с тобой как можно чаще.

Но как выяснилось, времени у меня было немного – и к лучшему, поскольку так я хоть не думала о пожаре, Баззе, Фреде и жутких событиях последних шести недель. Мы с Сельмой работали в те недолгие часы, когда она приезжала в Лондон из Манчестера, и я уже ломала голову, какой была бы ее история, останься Базз в живых. Ясно одно: она не стала бы такой выразительной. Но главная мысль Сельмы была не только трагической; она была эмоциональной. Каждый раз, когда она рассказывала, как сильно они с Баззом любили друг друга, вся моя боль поднималась на поверхность, и я чудом умудрялась не выдавать своих чувств при ней.

Сельма была человеком сдержанным. Мы никогда не станем близки, никогда не выйдем за рамки профессиональных отношений, и она рассказывала мне свою историю отстраненно, почти холодно. Описывала, как выдумывала любые предлоги, чтобы остаться с ним, когда он начал ее избивать. Говорила себе, что, если останется, он изменится. Шептала, как невыносимо нежны их занятия любовью после побоев, как это вселяло ложную надежду. Читая эти отрывки, трудно было не поддержать ее решение остаться. Сельма призналась, что сначала часто думала, будто сама во всем виновата. Рассказала о невероятных крайностях, до которых дошла, лишь бы держать свои страдания в тайне, потому что ей было так стыдно. И понемногу раскрывала в книге свое отчаяние. Побои стали постоянными, и наконец она поняла, что должна уйти от мужа.

Книгой Сельмы я гордилась больше, чем всеми предыдущими. Особенно меня поразило то, что Сельма никогда не забывала, что пишет книгу для женщин не столь удачливых, как она. Она признала, что у нее были деньги и что ей повезло так, как не повезло многим другим. Но с самого начала книги она призывала к борьбе. Не давайте ему ни малейшей возможности, советовала она, невзирая на то, что сама терпела так долго. Неважно, как сильно вы его любите, вы должны уйти от него, едва он поднимет на вас руку. Убеждайте его обратиться за помощью, но не оставайтесь с ним. Эта мысль повторялась на протяжении всей книги до того момента, когда Сельма прибежала искать приюта в моем доме.

Разумеется, попытка Базза спасти ее в последней главе явилась кульминацией раскаяния – драматичнее их самого сладкого примирения, – а его смерть сделала ее историю совсем душераздирающей. Но даже в горе Сельма по-прежнему утверждала, что не вернулась бы к нему.

Мы сделали свою домашнюю работу. Мы ослепили читателя ужасающей статистикой о насилии в семье по всему миру; мы дали совет, что делать после того, как вы только что ушли; мы привели анкеты, способные выявить склонность к насилию. Но в результате получилась сногсшибательная история человека, чье лицо трижды в неделю появлялось в тринадцати миллионах гостиных. Женевьева объявила, что не будет никаких трудностей с «продажей, твою мать». На мой взгляд, довольно неожиданное высказывание для человека, которого во время нашей первой незабываемой встречи Базз описал как «очарование в бледно-розовом и сиреневом».

А потом, как только мы закончили первый черновик и я уже закатывала рукава, чтобы внести исправления перед вручением книги Женевьеве, Томми объявил, что помощница Норин со своим мужем переезжают в Австралию. Но, прибавил он, это подсказало ему отличную идею.

Может, я перееду к нему и сама позабочусь о Норин, пока он на работе?