Как вольный ветер

Глава седьмая

Когда на следующее утро госпожа Поркье вошла в ее комнату, Вальда была уже на ногах и почти одета.

— Господин Сэнфорд просил передать вам, мадемуазель, что нынче вы едете в Арль, а потому следует одеться для прогулки.

— В Арль! — обрадовалась девушка. Стало быть, они еще задержатся в Камарге!

— Да, мадемуазель. Месье разговаривал с моим мужем, и тот попросил его прихватить с собой пару лошадей — для одного знакомого в Арле.

— Удачная мысль!

Госпожа Поркье поставила на столик принесенную для постоялицы чашку кофе.

— Вам ведь недолго собираться, не правда ли? — сказала она, взглянув на знаменитый холщовый мешок, который был уже почти полностью уложен.

— Вы правы. Я взяла с собой совсем мало вещей.

— До Арля путь неблизкий, а вы, я вижу, без шляпки, — заметила фермерша. — Не хотите ли взять соломенную шляпу моей дочери? Она носила ее, когда гостила у нас прошлым летом.

— Очень любезно с вашей стороны, мадам. В самом деле, боюсь на открытой дороге будет очень знойно, а моя мама всегда сердится, если мне случается опалить кожу на солнце.

— И я ее вполне понимаю, мадемуазель. У вас такая чудесная белая кожа!

— Благодарю вас, — улыбнулась Вальда.

Хозяйка ушла и чуть позже вернулась со шляпой. Вальда узнала этот головной убор — в таких сельские жительницы Прованса работали на полях. Широкополая, изготовленная из прочной соломки, она пришлась девушке как раз впору. Завязав под подбородком длинные ленты, девушка примерила шляпу и осталась очень довольна.

— Когда приеду в Арль, оставлю ее у ваших знакомых, — сказала она. — Шляпа еще пригодится вашей дочери.

— Ну что ж, в таком случае муж заберет ее, когда в следующий раз поедет в город на рынок.

Со шляпой в руках девушка сбежала по лестнице.

Ройдон Сэнфорд уже ждал ее в салоне.

В ярко-голубой амазонке под цвет глаз она показалась ему спустившимся с небес ангелом.

Вальда остановилась на пороге и стояла, не сводя глаз с суженого. Ей не было нужды говорить ему о своей любви. Об этом красноречивее всяких слов свидетельствовало ее сияющее счастьем лицо.

Молодой человек раскрыл ей объятия, и Вальда радостно бросилась ему на шею.

— Ты выглядишь такой счастливой, дорогая, — сказал он, целуя ее.

— Я и в самом деле очень счастливая. Ах, если бы остаться здесь еще на денек!

— Мне нужно ехать с поручением. Госпожа Поркье, вероятно, уже рассказала тебе. Но не горюй — мы еще немало часов проведем в Камарге.

— А значит, немало часов вместе, — добавила Вальда.

Он опять поцеловал ее.

— Нас ждет приятная дорога в Арль. Кстати, как далеко оттуда до твоего дома?

— Меньше пяти миль.

— В таком случае наймем экипаж, который доставит тебя к родителям. А я приеду следом, чуть позже.

Вальда хотела было возразить, но потом она подумала, что Ройдон принял мудрое решение. Будет лучше, если она появится дома одна: так, чтобы после первой вспышки гнева или радости со стороны родных, — Вальда и сама толком не знала, чего ожидать, — она могла спокойно сообщить им о своем женихе.

И тем не менее как бы ей хотелось, чтобы любимый в этот момент был с ней рядом! Девушка уже сейчас предвидела неудовольствие отчима после того, как она объявит, что выходит за человека, выбранного ею по своему вкусу.

Ройдон, следивший за выражением ее лица, видимо, угадал эти опасения.

— Нам благоразумнее подготовиться к тому, что твой отчим может настаивать на длительной помолвке или вынудит нас подождать со свадьбой до тех пор, пока я не подыщу нам с тобою подходящее жилье, а себе — работу, которая будет нас кормить.

— А это будет трудно? — опасливо спросила Вальда.

— Не очень. Я уже думал над этим. У меня есть на примете одна фирма, с которой я имел дело на Востоке. Они будут не прочь взять меня и, в сущности, уже предлагали, но я отказался, потому что не хотел жить в Лондоне.

— А теперь согласен?

— Я согласен даже на ад, лишь бы быть с тобой, — пошутил он.

Вальда едва не бросилась ему на шею, но в этот миг, как всегда, вошла госпожа Поркье и поставила завтрак.

— Сегодня все ваши любимые кушанья, месье. Не допущу, чтобы вы покинули наш дом голодными.

— На этот раз я, как обычно, покину ваш радушный дом со значительной прибавкой в весе, — рассмеялся он.

— Когда закончите завтрак, мадемуазель, — обратилась хозяйка к девушке, — мой муж хотел бы с вами попрощаться.

— Я могу увидеться с ним прямо сейчас, — с готовностью откликнулась Вальда. — Не хотелось бы отвлекать господина Поркье от полевых работ.

— Нет нужды спешить, мадемуазель. Ему еще нужно дождаться, покуда конюхи приготовят лошадей, и дать господину Сэнфорду последние наставления.

Она заспешила по хозяйственным делам, а молодые люди уселись завтракать. Сегодня на столе было множество блюд — уже знакомых Вальде, и совершенно новых. Оба с аппетитом набросились на еду.

— Моя одежда осталась в Арле, — обронил через некоторое время Ройдон.

— Какая одежда?

— Ведь твоим родным, думаю, не понравится, если я предстану перед ними в таком виде, как сейчас. Будь спокойна, я нанесу им визит в гораздо более подобающем обличье.

— По-моему, ты неотразим в любой одежде! — воскликнула Вальда.

Брови молодого человека от неожиданности взлетели. Устыдившись своего порыва, девушка поспешила добавить:

— Я сказала, не подумав. Кажется, это было нескромное замечание…

— И очень лестное вдобавок. А чтобы мне не остаться в долгу, скажу: сегодня ты выглядишь совершенно особенно. Пленительнее, чем всегда, если только это возможно.

— Говорят, любовь всех делает красивее, — улыбнулась Вальда, заливаясь румянцем.

Она была тронута не столько словами, сколько необычной проникновенностью, сквозившей в его голосе и взоре.

После завтрака молодые люди вышли во двор, и Вальда дала себе волю, сфотографировав господина и госпожу Поркье, фермерский дом и опять — в который раз! — лошадей.

— Обязательно пришлю вам снимки, — пообещала она. — И те, что мы делали вчера, тоже.

— Нам будет очень приятно, мадемуазель, — поклонилась добрая фермерша. — Когда вы в следующий раз приедете к нам погостить, сможете увидеть их в семейном альбоме.

— Я так мечтаю опять к вам приехать! — Ее дорожная сумка была приторочена к седлу одной лошади, а вещи Ройдона, закатанные в подобие тюка, — к другой. Только найти место для камеры оказалось не так-то просто.

Наконец Ройдону удалось довольно искусно упаковать ее в кожаную сумку, расположенную впереди седла и предназначенную для хранения мелких принадлежностей пастуха.

Затем гости сердечно попрощались гостеприимными хозяевами и выехали со двора.

К удивлению Вальды, покинув мызу, они свернули с дороги, ведущей мимо Коровьего озера, и взяли курс прямо на север. Девушка вопросительно посмотрела на своего спутника.

— Мне хочется, чтобы перед отъездом ты увидела еще кусочек Камарга, — ответил он, перехватив ее взгляд. — Мы даже полюбуемся равниной Кро по ту сторону Роны.

— Замечательно. Мне доводилось видеть ее, но только издали, из развалин старой крепости в Ле-Бо.

— Стало быть, ты знаешь, что Кро — плоская и пустынная?

— Во всяком случае, такой она видится издали.

— Кро — очень странное место, — задумчиво сказал он. — По сравнению с остальной частью Камарга она напоминает Сахару. Ты, наверное, слышала легенду, почему эта плоская, безжизненная местность покрыта камнями?

— Нет. Расскажи!

— Говорят, что некогда Кро была родиной древних лигурийцев. Согласно преданию, Геракл, возвращаясь домой по пути из Испании, столкнулся с ними и вступил в бой. Когда его воины израсходовали весь запас стрел и неизбежно должны были сдаться на милость победителя, герой воззвал к своему отцу Зевсу за помощью.

— И что же Зевс?

— Зевс наслал на бедных лигурийцев град камней с неба. Геракл, конечно, одержал победу, а камни и по сей день усеивают равнину, вызывая изумление у тех, кто впервые приезжает в эти места.

Они проезжали знакомую и уже дорогую сердцу череду болотистых заводей и травянистых островков, оросительных каналов и густых зарослей камыша.

По мере продвижения на север Камарг представал все более богатым и обжитым краем. Попадалось все больше стад в сопровождении бдительных пастухов.

Однако цветы здесь росли не менее красивые и даже в большем изобилии, а из высокой травы и кустарников при их приближении во множестве выпархивали потревоженные птицы, негодующе крича.

Но все внимание Вальды сегодня было поглощено радостью путешествия с Ройдоном. Она буквально смаковала каждый миг их пребывания вместе, стараясь оттянуть неизбежный момент расставания. И в то же время, несмотря на весь оптимизм, тревожные мысли о предстоящем возвращении нет-нет да и закрадывались в ее рыжеволосую головку.

К полудню, когда зной сделался нестерпимым, рано выехавшие из дому путешественники преодолели уже немалое расстояние.

Теперь по правую руку от них катила свои воды широкая, серебристая Рона. По ней спешили в Арль и Лион баржи, казавшиеся издали забавными игрушками.

На противоположном берегу расстилалась широкая равнина, практически пустынная, если не считать рассыпанные тут и там отары овец. За равниной, уже совсем вдалеке, высились на фоне синего неба пурпурные вершины Альп.

Все это было захватывающе красиво, а для обеденного привала Ройдон выбрал поистине сказочное место — на высоком обрыве реки, в тени шумящих листвой деревьев, с видом на раскинувшуюся вдали равнину Кро.

В их седельные сумки добрая госпожа Поркье уложила множество аккуратных свертков и пакетов с провизией, прибавив также и бутылку вина.

Развернув свертки, Вальда обнаружила пирожки, свежевыпеченный хлеб, несколько видов мяса, не говоря уже о восхитительном паштете, который по вкусу превосходил все, что ей доселе доводилось испробовать. Тут же были разнообразные свежие овощи: холодная спаржа, завернутая в зеленые листья латука, помидоры, баклажаны и неизменные оливки — гордость Прованса.

Разложив угощение на импровизированной скатерти, девушка весело рассмеялась.

— Если мы съедим все это, то уже не сможем взобраться на лошадей!

— Мадам Поркье определенно решила не дать нам погибнуть с голоду, — вторил ей Ройдон.

Из укладки в своем седле он извлек еще один пакет — с инжиром, зревшим прямо во дворе фермы, и садовой земляникой, которая без надлежащего ухода, правда, измельчала, но по-прежнему отличалась сладостью.

Они с удовольствием поглощали еду — до тех пор, пока Вальда не объявила в изнеможении, что больше не в состоянии проглотить ни кусочка. Обильную трапезу запивали вином. Никто из них, увы, не позаботился прихватить с собой стаканы, поэтому путешественникам приходилось пить его по очереди прямо из бутылки.

— Я так счастлива! — произнесла Вальда, вытягиваясь на траве рядом с Ройдоном и устремляя взор на сверкающую под солнцем реку.

— Я сам с трудом верю, что все случившееся — правда, — отозвался он.

— Да-да, — подхватила его возлюбленная, — но при этом мне почему-то кажется, что я знаю тебя всю жизнь. Должно быть, это оттого, что ты всегда жил в моем сердце.

— А ты — в моем!

Она нежно вложила свои руки в его.

— Обещай мне одну вещь.

— Какую?

— Нет, сперва обещай.

— Обещаю, если только это не причинит тебе боль.

— Напротив это связано с моим счастьем.

— Тогда обещаю безусловно.

Девушка крепче сжала его за руку.

— Я знала, что ты мне не откажешь.

— Так что же это?

— Я хочу, чтобы ты поклялся — всем самым дорогим и святым для тебя, — что, какие бы трудности ни встретились на нашем пути… ты все равно женишься на мне.

Серьезность тона, каким были сказаны эти слова, заставила Ройдона со вновь пробудившейся тревогой взглянуть ей в лицо.

— Ответь, что страшит тебя, радость моя?

— Я боюсь: то, что боги даровали, они же могут и отнять.

— Клянусь, что твердо намерен на тебе жениться.

— Невзирая на любые препятствия? — не унималась Вальда.

Он ответил не сразу, и тогда она быстро и горячо заговорила:

— Может случиться так, что мне ничего не останется, как только бежать вместе с тобой. Ты готов к этому?

— Это то, чего бы мне очень не хотелось — ради тебя самой. Ты в самом деле полагаешь, что твои мать и отчим преисполнятся ко мне отвращением?

— Не к тебе лично — это попросту невозможно. Но они хотят, чтобы я сделала… подходящую партию.

— И человек без гроша за душой, разумеется, тебе не пара?

— Но только лишь с их точки зрения! — в отчаянии воскликнула Вальда. — Мы-то с тобой знаем, что деньги для нас не главное! Но большинство людей думают иначе.

— Можно понять и твоих родителей, — заметил Ройдон. — Ты ведь очень красива, и, несмотря на твою молодость, найдется немало мужчин, готовых соперничать за право обладать твоей рукой.

— Знаешь, ведь во Франции все не совсем так, — промолвила девушка. — Здесь браки устраиваются не по взаимной склонности, а по тому, что сторонам есть что предложить друг другу. Это нечто вроде взаимовыгодной сделки.

— И что же ваша семья намерена предложить, кроме твоей исключительной привлекательности?

Вальда медлила с ответом, стараясь тщательнее подбирать слова.

— Мой отчим принадлежит к старинной и очень уважаемой фамилии.

— Как его имя?

— Де Марлимон, — ответила она и с облегчением почувствовала, что это имя ничего не говорит ее избраннику.

Рука Вальды по-прежнему покоилась в его руке, и он, поднеся ее к губам, начал, один за другим, целовать тонкие пальчики. Потом перешел на ладонь, и поцелуи его делались все горячее, настойчивее, самозабвеннее.

Вальда ощутила пробегающую по телу легкую дрожь и устремила на возлюбленного проникающий в самую душу взгляд.

— Обещай мне… что не отступишься, что бы он тебе ни сказал! Пойми, я — твоя, я принадлежу только тебе! Ах, Ройдон, милый, прежде чем отправлять меня домой, давай поженимся здесь, в Арле!

— Не искушай меня! — с шутливой строгостью попросил он. — Обещаю тебе, мое сокровище: если все законные способы не помогут, мы обдумаем и другие.

— Это-то я и хотела от тебя услышать.

Молодой человек продолжал покрывать поцелуями ее руку.

— Я люблю тебя, мой ангел. Всей жизни не хватит, чтобы рассказать тебе, как сильно я тебя люблю.

— А я хочу быть с тобой и слушать эти слова до конца жизни.

Вальда обвела взглядом сияющую гладь реки, небо, ласково шумящие над головой кроны деревьев.

— Почему, ну почему нам нельзя навсегда остаться здесь?! — воскликнула она. — К чему вообще возвращаться? Никто не знает, где я. Через некоторое время меня и вовсе перестанут искать, и мы сможем избежать стольких неприятностей!

— Ты надеешься всю жизнь счастливо прожить в глуши Камарга?

— Что может быть чудеснее? Ты сделаешься пастухом, а я буду готовить тебе еду и вечерами ждать твоего возвращения. У нас будет своя маленькая мыза, куда не проникнут никакие заботы и тревоги большого мира!

— В твоих устах это звучит очень соблазнительно, милая, — улыбнулся Ройдон. — Но учти: зимой, когда с моря дуют промозглые ветры, здесь бывает весьма холодно и неуютно.

— Ну и пусть! Этот край должен быть прекрасен в любом виде, в любом своем проявлении! Даже в бешеной, суровой необузданности!

— Совсем как ты. Но впредь, любовь моя, я буду следить, чтобы ты не была уж слишком необузданной разве что со мной!

Он нежно привлек Вальду к себе, прильнул к ее губам и целовал их долго и нежно, словно впитывая мягкость ее кожи.

— Я был бы счастлив забраться с тобой в какой-нибудь глухой уголок, запереться на всю жизнь. Но, сдается мне, нам обоим есть что сказать и что совершить в этом мире. Кроме того, ты слишком прекрасна и слишком любишь жизнь, чтобы заточить себя в клетку, даже такую большую и красивую, как Камарг.

— Нет, — покачала головой девушка! — Камарг никогда не станет для меня клеткой. Свободу стесняют города и люди со своими надуманными правилами. Это они делают жизнь такой тяжелой и печальной. Если бы можно было уподобиться диким лошадям, которые гуляют по воле свободные, как ветер! Вот только бы ты был со мной!

— Мы будем вместе, поверь, — горячо заверил ее Ройдон. — Будь ты немного постарше… — вздохнул он.

— Ты думаешь, отчим заставит нас ждать до моего совершеннолетия?

— Он может настаивать на длительной помолвке или даже на нашей длительной разлуке — для того, чтобы дать тебе возможность лучше разобраться в твоем сердце.

— Я и так хорошо знаю свое сердце. Оно принадлежит и всегда будет принадлежать только тебе! Никто, никто не в силах разлучить наши сердца!

Слова ее дышали страстной убежденностью, однако где-то в глубине души девушка чувствовала, что Ройдон не слишком убежден в них. Приникнув головой к его плечу, она испытующе заглянула молодому человеку в лицо.

— Скажи… ты будешь за меня бороться? — тихо спросила она.

— Клянусь тебе перед Богом, что умом и сердцем, телом и душой я буду бороться за то, чего желаю больше самой жизни!

Эта нежданная торжественная клятва живо вызвала в воображении девушки образы смелых и галантных рыцарей средневековья. Обняв возлюбленного за шею, она прильнула губами к его губам.

— Как я мечтала услышать эти слова! — прошептала она. — Клянусь же и я, что никакие уговоры, никакое принуждение не заставят меня отречься от моей любви и что я никогда не свяжу свою судьбу ни с кем другим, кроме тебя. Отныне и навеки я твоя!

Заключительные слова клятвы потонули в горячем дыхании Сэнфорда, стиснувшего ее в объятиях со всей силой вырвавшейся на свободу страсти. Они целовались долго и исступленно, до тех пор, пока, задохнувшись, Вальда не застонала и в изнеможении не спрятала разгоревшееся лицо у него на груди. Сердца их колотились глухо и сильно, точно желая выскочить.

— Я люблю, люблю тебя! — задыхаясь, воскликнула она. — Ах, Ройдон, как я тебя люблю!

Он еще крепче сжал ее в объятиях, потом с видимым усилием разнял кольцо рук.

— Едем, сокровище мое. Чем скорее мы встретим то, что уготовано нам судьбой, тем будет лучше для нас обоих.

— Я так страшно, отчаянно боюсь тебя потерять!

— Этого не случится.

Присягнув таким образом друг другу в верности, влюбленные начали собираться в дальнейший путь. Уложив остатки провизии, они сели на коней и двинулись по бегущей вдоль реки тропе.

Быстрее, чем рассчитывала Вальда, открылся перед ними Арль, показавшийся ей издали темным и зловещим. Башни и шпили большого города напоминали о том, что царство дикой природы кончилось и наступает власть цивилизации. Но что она сейчас сулила, этого девушка не знала и боялась загадывать.

Она вдруг в панике вспомнила, как много не успела сказать Ройдону, о скольком договориться. А теперь неизвестно, когда представится такая возможность.

— Постой, подожди минутку, — молила Вальда. — У меня такое чувство, что мы убегаем от собственного счастья.

Туго натянув поводья, она беспомощно оглядывалась назад, на дорогу.

— Право, ну куда мы так торопимся? Почему должны следовать нелепым, не нами придуманным правилам? Вечно думать: что верно, что — нет! Едем назад, в Камарг! Он ждет нас! Ну что дурного, если мы проведем там лишний месяц или даже год?

— А ты бы и впрямь вернулась туда со мной, если бы я попросил?

— О да! Это мое самое жгучее желание! — Глаза Вальды из-под широких полей шляпы горели неподдельной искренностью.

— Рано или поздно все равно придется ехать. Думаешь, потом будет легче?

— По крайней мере, мы провели бы вместе замечательные дни. Это время навсегда сохранилось бы в нашей памяти.

— Ты говоришь так, будто нас ждет разлука.

— Молю Бога, чтобы это оказалось неправдой, — прошептала Вальда. — Но… как же мне не бояться? Ведь мы своими руками отдаем наше счастье в обмен на призрак.

Молодой человек молчал.

— Подумай, вот сейчас мы здесь, мы вместе, и нет никого, кто бы мог помешать нашему союзу. А если уедем, то отдадим подлинную жизнь за мифический идеал, за пустые представления о добре и зле!

Она дотронулась до его плеча, как бы желая передать свою убежденность.

— Для меня нет большего счастья, чем быть с тобой. Что может быть правильнее, когда мы любим друг друга? Так зачем убеждать в этом кого-то еще? Довольно и того, что для нас самих это — святая истина!

Он накрыл маленькую руку, сжимавшую его плечо, и Вальда почувствовала силу его пальцев.

— Понимаешь, я хочу, чтобы ты стала моей женой, — тихо произнес он, — а для этого необходимо участие других людей и благословение церкви.

— Но когда ты хотел заняться со мной любовью, все это не имело для тебя значения, — слабо возразила девушка.

— Это было прежде, чем я понял, как ты дорога мне, прежде, чем убедился в силе и подлинности нашей любви. К тому же ты сама сбила меня с толку своим стремлением показаться современной молодой леди, опытной и искушенной. — Он усмехнулся. — Знаешь, у меня все время было чувство, что здесь что-то не так. Но ты столь настойчиво убеждала меня в этом и была к тому же столь соблазнительна, что я совсем потерял голову.

— Значит, теперь ты желаешь меня меньше?

— Ты же прекрасно знаешь, что это не так. Просто теперь я желаю тебя иначе. Хочу, чтобы ты стала моей навсегда. Чтобы стала мне женой перед Богом и людьми, а придет время — и матерью моих детей. — Ройдон был необычайно серьезен, и Вальда не нашлась, что возразить.

Она подняла на любимого глаза, и все слова разом сделались ненужными. Сэнфорд снял ее руку со своего плеча и, поднеся к губам, поцеловал с невыразимой нежностью. Затем так же безмолвно они пришпорили коней и въехали в Арль.

Место, указанное господином Поркье, находилось неподалеку от окраины. Они проехали несколько небольших площадей и темноватых улочек с островерхими домами, окна которых были закрыты деревянными ставнями, и, наконец, заехали во двор, где находилась конюшня. Посреди двора стояли кареты и разнообразные повозки.

— Это похоже на почтовую станцию, — заметила Вальда.

— И вдобавок лучшую в Арле, если верить господину Поркье. А хозяин заведения — знаток лошадей и большой их любитель.

Приветствовать вновь прибывших вышел конюх, который, услышав от Ройдона, что им требуется, отправился доложить хозяину.

Через минуту появился хозяин. Последовал обмен вопросами и пояснениями, почему лошади прибыли на несколько недель раньше намеченного срока. Вслед за этим Вальду церемонно препроводили в маленькую гостиную с обитой плюшем мебелью. Ей были предложены кофе и стакан вина, а тем временем во дворе отдавались распоряжения относительно экипажа, который должен был доставить девушку домой.

Только когда радушный хозяин с поклоном удалился, оставив гостей ненадолго одних, Ройдон, взглянув на несчастную Вальду, ласково произнес:

— Не огорчайся, любовь моя. У меня предчувствие, что твои родные так обрадуются твоему благополучному возвращению, что с радостью выслушают все, что ты хочешь им сказать.

— Я не хочу расставаться с тобой.

— Поверь, это ненадолго. Моя одежда и вещи остались в гостинице, в центре города. Как только заберу их да еще письма на мое имя, которые, вероятно, накопились за время моего отсутствия, тотчас последую за тобой. — Он сделал паузу, а потом напомнил: — Ты ведь так и не сказала мне, где живешь.

— Деревушка называется Сен-Мер. Совсем маленькая. Когда приедешь, спроси, где находится замок.

Соломенную шляпку она сняла, еще когда пила кофе, и сейчас Ройдон, обнимая девушку, гладил ее по волосам, нежно касаясь их губами.

— Береги себя, мое сокровище. Порой мне кажется, что ты не из плоти и крови, а всего лишь мираж, возникший из камаргского озерка, и исчезнешь так же неожиданно, как и возникла. Тогда я начинаю бояться, что не увижу тебя больше…

— Я буду ждать тебя, — отвечала она. — Только смотри, сдержи свое слово. Помнишь? Что бы ни сказали люди, какие бы препятствия судьба ни воздвигала на нашем пути, ты все равно женишься на мне!

— Я хорошо помню свое обещание. И не нарушу его, чего бы мне это ни стоило.

— Тогда слушай: если отчим не позволит нам обвенчаться, я опять убегу. Я найду тебя повсюду, куда бы ты ни уехал. Прошу тебя, оставь мне свой лондонский адрес!

— Но ты не можешь одна ехать в Лондон!

— Могу. И поеду, если не удастся отыскать тебя в другом месте.

— Ты настолько убеждена, что твой отчим откажется даже выслушать меня?

Вальда молчала. Она полагала, что так оно и случится, но боялась огорчить возлюбленного.

— Нужно быть готовыми ко всему, — уклончиво ответила она наконец. — Мы должны учесть все, до мелочей. Так учил меня мой родной отец.

Покачав головой и чуть улыбнувшись уголками губ, точно он имел дело с недоверчивым ребенком, Сэнфорд отошел к стоящему в углу письменному столу и начертал два адреса.

— Вот по этому адресу меня можно найти в Париже, — сказал он, протягивая ей листок бумаги. — Если твой отчим и в самом деле не захочет со мной разговаривать, я уеду туда и буду ждать тебя по меньшей мере неделю. По второму ты всегда сможешь найти меня в Лондоне.

— Возможно, я даже не смогу тебе написать. Просто явлюсь — и все.

— Не стоит так нервничать, — успокаивал ее Ройдон.

— Я всего лишь стараюсь быть предусмотрительной. Ты ведь знаешь: письмо могут перехватить. Такое не раз случалось с другими, почему же не может произойти и с нами?

— Ты должна верить. Верить в себя и в нашу судьбу.

Не дав Вальде возразить, он снова принялся целовать ее — до тех пор, пока из головы ее не улетучились все мысли, кроме одной: о нем и о том пламени, которое он в ней зажигал.

— Я люблю тебя! Люблю! — задыхалась она.

Это были ее последние перед их расставанием слова, которые продолжали звенеть в ее сознании, когда нанятый Сэнфордом экипаж выезжал с каретного двора.

Когда лошади повернули на заполненные людьми улицы, Вальда даже не оглянулась. От кого-то она слышала, что это приносит несчастье.

Незамеченными мелькнули и остались позади церкви и дворцы, улицы и лавки с кругами сыра в витринах, горами зелени и фруктов, шляпками и корзинами, полными цветов.

Перед мысленным взором Вальды стояло лицо Ройдона, в ушах звучал его голос, произносивший слова любви. Но над всем господствовало мрачное пророчество: «Что боги дали, то они могут и отнять».

— Я не могу, не могу его потерять! — отчаянно твердила Вальда.

Она опять подумала о своем огромном состоянии. До чего же трудно будет убедить отчима в том, что Ройдона не интересуют ее деньги. А вслед за этим уговорить избранника не придавать значения ее богатству!

Вальда сосредоточенно составляла в голове план, что именно следует сказать, когда она станет рассказывать дома о Ройдоне Сэнфорде. Она молила Бога, чтобы при этом они постарались ее понять. Слова молитвы шли из самой глубины ее сердца. Она была так поглощена своими тревогами, что даже не заметила, как остался позади Арль и коляска въехала в ворота родового гнезда де Марлимонов. Миновав длинную аллею из вековых дубов, лошади приблизились к величественному порталу огромного здания XVI века, и только тут девушка очнулась. У нее невольно мелькнула мысль, что она возвращается в тюрьму.

Кучер с силой натянул поводья, экипаж остановился, и навстречу Вальде по ступеням сбежал лакей, спеша распахнуть дверцу.

Спрыгнув с его помощью на каменные плиты двора, Вальда прошествовала в холл.

Навстречу ей поспешил дворецкий.

— Мадемуазель Вальда! Вы вернулись!

— Да. Я приехала домой.

— Господин граф и госпожа ваша матушка сейчас в Большой гостиной, мадемуазель.

— Я иду к ним, — кивнула Вальда. — Но сначала хотела бы сказать вам одну вещь. — Дворецкий почтительно склонился, весь обратившись в слух. — Примерно через час сюда приедет один господин. Он спросит мадемуазель Бертон. Тотчас же проводите его в Большую гостиную.

— Будет исполнено, мадемуазель.

Сияющий от радости дворецкий заторопился через холл, чтобы сообщить господам хорошую новость. Распахнув двери гостиной, он звенящим от волнения голосом провозгласил:

— Мадемуазель Вальда, мадам!

Чета де Марлимонов сидела на диване в дальнем конце просторного зала.

— Вальда?! — не веря ушам, воскликнула мать.

Девушка поспешила им навстречу, немного стесняясь своего небрежного вида. Без шляпы, в амазонке, испачканной и порванной за время долгих и многотрудных экскурсий по бескрайним просторам и непроходимым чащам Камарга, она производила странное, непривычное для глаз родных и слуг впечатление.

— Вальда, дорогая моя! Где ты была? Как ты могла так жестоко поступить с нами, оставив в неизвестности?

Графиня крепко прижимала к себе дочь, а девушка целовала мать. В глазах госпожи де Марлимон стояли слезы.

— Мы так волновались за тебя, почти потеряли рассудок! Как тебе в голову могло прийти вот так уехать — одной, не сказав никому ни слова?

— Прости меня, мама. Я все тебе объясню, — виновато проговорила Вальда и повернулась к отчиму.

Тот глядел на нее молча, нахмурившись, и девушка с замиранием сердца отметила, что он не был столь рад ее приезду, как мать. Она заглянула ему в лицо.

— Простите меня и вы, отец.

Граф обнял и поцеловал падчерицу, но это далось ему с некоторым усилием.

— Пожалуйста, не гневайтесь, — умоляюще повторила она. — Ведь я жива и здорова. И мне так много нужно вам рассказать!

— Твой отчим только что вернулся из Парижа, — взволнованно объяснила мать. — Он ездил искать тебя, Вальда. Ты и представить себе не можешь, что нам пришлось пережить. Мы так тревожились, так беспокоились — просто места себе не находили!

— Дорогой отец, — обратилась Вальда к отчиму, — помните ваши слова, что я не смогу сама добраться до Парижа? Так вот, я не поехала в Париж, зато побывала в Камарге.

— В Камарге? — в один голос воскликнули ошеломленные родители.

— Да! И привезла оттуда потрясающие снимки. — Она опять улыбнулась графу. — Вы еще сказали тогда, что с моими талантами невозможно заработать на жизнь. Но теперь, я надеюсь, вы измените свое мнение, потому что из моих фотографий можно будет устроить выставку в Париже!

— Выставку? — снова вырвалось у изумленного Марлимона.

— Да! Фотовыставку, посвященную дикой природе Камарга! Вы поразитесь, увидев эту красоту… если только с моей камерой не произошло что-нибудь непредвиденное.

— Как? Неужели ты была в Камарге? — все еще не веря, проговорила мать. — В это невозможно поверить. Как же ты добралась туда? И как приехала обратно? И кто доставил тебя на железнодорожную станцию?

— Никто. Я путешествовала вместе с цыганами.

— Как с цыганами? — хором воскликнули де Марлимоны. Удивлению родителей Вальды не было границ.

Но уже в следующий момент граф напустился на девушку, подобно тому, как чуть раньше это сделал Ройдон:

— Как ты могла пойти на такое безрассудство? Разве допустимо вести себя столь безумным, безответственным образом?!

— Я лишь хотела доказать, что способна о себе позаботиться, — смиренно сказала Вальда. — А также самостоятельно выбрать себе супруга.

— Ты полагаешь, это можно доказать подобным поведением?

— Но ведь я сумела! Я вернулась целая и невредимая, а человек, за которого я собираюсь выйти замуж, будет здесь через час.

Граф и графиня замерли от неожиданности. В крайней растерянности они беспомощно опустились на диван и потрясенно взирали на Вальду.

Затем хорошо знакомым падчерице тоном, тоном, в котором чувствовалось стремление любой ценой сохранить выдержку, граф произнес:

— Полагаю, тебе следует выразиться яснее. Я не вполне тебя понял.

Однако прошло лишь несколько минут, как граф уже полностью утратил контроль над собой.

— Это неслыханно! Немыслимо! — возмущенно и без устали повторял он. — Как подобное могло прийти тебе в голову даже на миг? Неужели ты думаешь, я позволю тебе выйти за этого Сэнфорда, которого ты случайно встретила в Камарге и которого мы знать не знаем?!

— Но я люблю его, а он — меня! — заявила Вальда.

Она знала, что у нее есть убийственный козырь. Отчим непременно скажет:

— Неужели ты думаешь, будто этот англичанин не знает, что ты — богатая наследница?

На этот случай девушка держала про запас сообщение, что Ройдон не знает ее подлинного имени. И не ошиблась в своих расчетах. В ответ на ожидаемый саркастический вопрос графа она гордо ответила:

— Поскольку мой отец был знаменит, я не захотела открывать Ройдону своего настоящего имени, а представилась как мисс Вальда Бертон. Единственное, что я открыла, — это то, что вы, отец, носите имя де Марлимон.

— И, по-твоему, он никогда обо мне не слышал? — язвительно заметил граф.

— Едва ли — ведь он живет в Англии.

Граф повернулся к жене.

— Ты знаешь каких-нибудь Сэнфордов? Это имя известно в Англии?

— Нет, что-то не припомню. Но ведь я уже так давно живу здесь. Послушай, дорогая моя девочка, — примирительно обратилась она к дочери, — этот молодой человек, возможно, очень мил, но мы с твоим отчимом не можем позволить тебе выйти за первого встречного. Что, если он окажется обыкновенным авантюристом, который охотится за приданым?

Не в силах стерпеть обидное предположение, Вальда вскочила.

— Я ведь уже объяснила, мама, что Ройдон — не авантюрист! Он понятия не имеет о том, что у меня есть приданое. Мало того, он совершенно недвусмысленно дал мне понять, что не позволит себе жить на деньги жены!

— Вы вели разговор о деньгах? — резко вмешался граф.

Вальда не видела причин скрывать правду.

— Да. Он в настоящий момент не слишком хорошо обеспечен, так как его мать долго и тяжело болела.

Она увидела, как жестко и презрительно скривился рот отчима, и поняла, о чем он думает.

— Я должна пойти переодеться к приезду мистера Сэнфорда, — заторопилась она. — Но мне бы хотелось, чтобы вы знали одну вещь. Я люблю и почитаю вас обоих и глубоко благодарна вам за всю любовь и заботу, которой вы всегда меня окружали. Но поймите: я люблю Ройдона так же сильно, как вы любите друг друга. — Помолчав, она твердо прибавила: — Сама судьба свела нас вместе. Я решительно намерена вступить с ним в брак, и никакие силы не заставят меня изменить данному слову!

Заметив, что с губ отчима уже готово сорваться возражение, девушка поспешно вышла из комнаты.

Только на лестнице по дороге в спальню она поняла, что вся дрожит.

«Они захотят воспрепятствовать нашей встрече!» — в сильнейшем волнении подумала она.

Выражение лица отчима ясно свидетельствовало, как нелегко будет его переубедить. Он безжалостен и непреклонен. Он не пожелает поступаться убеждениями и собственными представлениями о счастье своей воспитанницы.

«Мне придется бежать! Иного выхода нет! — обреченно решила Вальда. Но проделать это во второй раз будет гораздо труднее. Теперь они примут все меры предосторожности, постараются остановить меня любыми силами! И все-таки я как-нибудь, да сумею пробраться к Ройдону. Мы успеем пожениться, прежде чем нам помешают!»

К ней в комнату помочь госпоже переодеться уже спешила горничная. Увидев, в каком плачевном состоянии находится костюм барышни, служанка не могла удержаться от удивленных восклицаний. Платье было измято и выпачкано, а вместо сапожек для верховой езды, в которых покидала дом юная госпожа, на ногах у Вальды были красные цыганские туфли.

Но Вальда не обращала внимания на ее причитания.

Она торопилась поскорее переодеться и вернуться в гостиную — ведь с минуты на минуту мог появиться Ройдон. Мозг ее тем временем был занят подыскиванием убедительных аргументов в споре с отчимом.

Оттого она почти не обратила внимания на приготовленный горничной наряд. А платье это — следует отдать ему должное — было очень элегантным и невероятно дорогим.

Но Вальда, взглянув на себя в зеркало, призадумалась: не покажется ли Ройдону, что она намеренно выставляет напоказ свое богатство? Не почувствует ли он неловкость от собственной бедности?

И без того уже внушительный, огромных размеров замок может неприятно поразить его роскошью, а владелец — титулом. К чему еще усугублять неравенство пышностью одежд?

Но переодеваться было уже некогда — вот-вот должен был раздаться шум колес на подъездной аллее. И, бросив на себя последний взгляд в зеркало, девушка побежала вниз, в гостиную.

Мать и отчим сидели там же, где она их оставила, тихо переговариваясь.

— Вот теперь ты выглядишь куда лучше, дорогая, — похвалила графиня. — Скажи, где тебе приходилось жить? Неужели на каком-нибудь грязном постоялом дворе? Мне даже подумать об этом страшно!

— Первую ночь я провела в таборе, в отдельной кибитке.

При этих словах графа заметно передернуло.

— А потом жила на чудесной мызе. Там было так красиво, мама, тебе бы обязательно понравилось. Повсюду цветы! Стены увиты розами и глицинией, а мою комнату наполнял аромат жимолости.

— А что за люди там жили? — поинтересовалась графиня.

— Просто очаровательные. Хозяин, господин Поркье, — крупный скотовладелец. А его жена заботилась обо мне. И еда была очень вкусной.

— А мистер Сэнфорд тоже там останавливался? — снова задала вопрос мать.

— Он, как обычно, приехал туда в отпуск. Ему нравится отдыхать в Камарге.

— В отпуск? — переспросил граф. — Он что же, состоит на службе?

Вальда поняла, что допустила ошибку. У свободного джентльмена нет причин брать отпуск. Такой человек просто разъезжает и гостит там, где хочет. Отпуск же означает, что человек — не хозяин сам себе.

— Ройдон сказал, что ездил инспектировать виноградники, — поспешила исправиться она, — и это занятие оказалось довольно утомительным.

Объяснение прозвучало вполне правдоподобно, однако чувствовалось, что у отчима остались подозрения. По выражению глаз своего опекуна, по тому, как задумчиво он потирает подбородок, Вальда лишний раз убедилась, что ее жениха ожидает не слишком-то любезный прием.

Внезапно ее охватил безотчетный, слепой страх. Она буквально кожей ощутила, как над их любовью сгущаются тучи. Отчим, если хотел, умел быть грозным, а взывать к матери было бесполезно, ибо она безоговорочно одобряла все действия мужа.

Счастье на глазах выскальзывало из рук, уплывало мимо. А ей-то казалось, что такая любовь, как у них, — явление исключительное, неземное, божественный дар, что их с Ройдоном счастье предопределено свыше. Неужели никто не может оценить выпавшую на ее долю редкостную удачу?

«Но нет! — в отчаянии твердила себе девушка. — У отчима твердый характер, и он знает, чего хочет. Он полон решимости указать Ройдону его место, дать понять, что считает его презренным авантюристом, низким искателем приключений, недостойным охотником за приданым! Он не преминет подчеркнуть незадачливому искателю ее руки безмерную разницу в общественном положении между безродным незнакомцем и своей аристократической падчерицей!»

«А Ройдон слишком горд, чтобы не почувствовать, как мало может предложить мне по сравнению с тем, что я сейчас имею», — подумала она.

Вальду охватила настоящая паника. Захотелось громко закричать. Ей почудилось, будто какое-то гигантское чудовище угрожающе изготовилось, чтобы проглотить, растоптать ее хрупкое счастье!

Двери гостиной распахнулись, и, прежде чем дворецкий успел что-либо произнести, сердце девушки бешено забилось — она увидела стоящего на пороге Ройдона.

Но теперь он выглядел совершенно иначе, чем при расставании. Приличествующий случаю костюм — темный, солидный и элегантный — придавал ему внушительный, полный достоинства, даже аристократизма, вид!

Девушка застыла на месте, боясь вздохнуть.

— Милорд Линслейд! — зычным голосом возвестил дворецкий.

Тем же вечером, только позже, когда над высокими деревьями старинного парка стали зажигаться звезды, а на западе догорал тусклый закат, Вальда и Ройдон через высокие, застекленные двери вышли на каменную террасу перед замком.

Графиня, предложившая дочери показать гостю сад, понимающе улыбнулась супругу, когда Вальда с готовностью ухватилась за это предложение и, взяв молодого человека под руку, увлекла прочь из комнат.

В молчании влюбленные пересекли террасу и остановились перед мраморной балюстрадой, куда не достигали золотистые потоки света, льющиеся из окон гостиной.

— Почему ты сразу не сказал мне? — в крайнем возбуждении воскликнула Вальда.

Этот вопрос вертелся у нее на языке в течение всего обеда, ставшего одновременно и их помолвкой, когда родители провозглашали тосты за счастье влюбленных, а Вальде казалось, будто ей снится сон.

— Еще несколько часов назад я и сам не имел об этом ни малейшего представления, — отвечал Сэнфорд. — Мой дядя был человеком в расцвете сил, а его сыну едва исполнилось двадцать три года. С обоими я не виделся уже несколько лет.

— Но разве ты не мог хотя бы упомянуть, что имеешь таких именитых родственников?

— Мне это и в голову не пришло, — признался молодой человек. — Отец находился с ними в ссоре, ну а мысль, что я могу унаследовать их титул, меня и вовсе не посещала. — Рассеянно глядя в темный парк, он продолжал, обращаясь, скорее, к самому себе: — Ну как можно было предположить, что неожиданная буря, разыгравшаяся у берегов острова Уайт, унесет жизни двух сильных и здоровых яхтсменов? — Он вздохнул и покачал головой. — И эта трагедия, в свою очередь, доставит мне драгоценную возможность беспрепятственно соединиться с той, которую я люблю?

— Ты, правда, меня любишь? — прошептала Вальда.

— Больше, чем могут выразить слова. Но должен сознаться тебе, мое сокровище, когда ты уезжала, я хорошо понимал твое состояние: меня и самого терзали тяжелые предчувствия.

— И все-таки ты заставил меня уехать, — укоризненно заметила девушка.

— Я ведь говорил, что хочу, чтобы ты была моей женой, а не просто возлюбленной.

— И вот теперь мы поженимся! Никто не помешает нам сделать это и как можно скорее!

— Так скоро, как твои родители сочтут приличным — ведь я в трауре. А кроме того, я должен подготовить к твоему приезду дом в Дувре и перевезти туда тетушку. — Он обнял Вальду за плечи и легко прижал к себе. — Ждать будет нелегко, моя радость, но не печалься — время пролетит быстро.

— Ах, я даже сейчас не могу поверить, что все так легко устроилось, — покачала головой Вальда. — К тому же какая для нас удача, что моя мама дружила в юности с твоей тетушкой!

— А что говорили твои родители перед моим приездом? — с улыбкой полюбопытствовал Ройдон.

— Отчим, вопреки очевидному, был склонен считать тебя беспринципным охотником за приданым, этаким искателем приключений.

— Но ведь таков я и есть! — рассмеялся новоиспеченный лорд. — Может ли человек рассчитывать на более увлекательное приключение, чем то, что случилось с нами, и на счастье, более грандиозное, чем женитьба на такой девушке, как ты? Даже не будь у тебя столь редкого таланта фотографа? — поддразнил он.

Вальда тоже залилась счастливым смехом.

— Пока еще рано судить о моем таланте. Ах, вот будет несчастье, если снимки не удадутся!

— В таком случае у нас будет несомненный повод провести часть нашего медового месяца в Камарге, чтобы исправить эту ошибку.

— Правда? — задохнулась от счастья невеста.

— Ну где еще нам будет так привольно вдвоем?

— О да! — вспыхнула она.

— Мы оба старались проникнуть в тайны дикой природы. И природа подарила мне самую прекрасную и самую необъяснимую из них. Она дала мне тебя — ту, о которой я бы хотел заботиться всю свою жизнь и не отпускать ни на шаг ни днем, ни ночью. Потому что очень боюсь лишиться такого сокровища.

В его голосе слышались уже знакомые Вальде теплые, проникновенно-бархатистые нотки. В темноте лицо возлюбленного было почти неразличимо, но девушка и без того знала, что в глазах его разгораются страстные огни.

— Когда я с тобой, то и впрямь чувствую себя… частью дикой природы, — пылко прошептала она. — Ты волнуешь, будоражишь мне кровь… а твои поцелуи… они словно поднимают меня над землей и уносят куда-то… к звездам.

С этими словами она подняла к нему юное и прекрасное лицо, и он, порывисто притянув девушку к себе, прильнул к ее устам.

И ее охватил тот самый, знакомый ей чудесный восторг, исступление любви, который заставлял ее сильнее прижиматься к возлюбленному, не уступая ему в силе страсти.

«Когда я с ним, я становлюсь необыкновенно чувствительной… И не в силах быть никакой иной!» — подумала она, сдаваясь на милость его требовательных, ненасытных губ, его рук, все крепче сжимавших ее в объятиях, покуда ей не стало казаться: еще немного — и она задохнется.

С величайшей неохотой он наконец оторвался от нее и голосом, в котором звучало едва сдерживаемое торжество, произнес:

— Мы победили, дорогая! Все препятствия и трудности остались позади. Мы принадлежим друг другу отныне и навсегда!

— Навсегда! — страстно прошептала Вальда.

Она думала: тот горячий и неистовый порыв, тот зов любви, обращенный ею к Камаргу, не растаял в тиши, не остался без ответа.

Ответом на него стал Ройдон!