Канарейка для миллионера (СИ)

_33_

Вхожу в квартиру к матери. Дверь гулко хлопает за моей спиной.

— Вероничка, — женщина застывает в дверном проёме спальни с довольной такой, милой улыбкой.

— Мама? — я веду бровью и не верю собственным глазам.

Челюсть от удивления падает чуть ли не на пол. Передо мной какая-то чужая тётя с выкрашенными в блонд волосами, с короткой стрижкой, аккуратно уложенной на бок. В платье!

— А мы тебя не ждали! Я сейчас поставлю на стол ещё одну тарелку. Петя, у нас гости! — мама суетливо бежит на кухню.

Дядя Петя выходит из ванной комнаты, улыбается во все зубы, которые остались у него во рту. Переднего верхнего точно нет.

Мужчина цветёт и пахнет. В прямом смысле. Набрызгался женскими духами, довольный, как слон.

— О-о-о! Верка пришла! Ну, раздевайся, проходи.

Хочу сказать, что я не Вера, но сдерживаю порыв. Прохожу. Стол накрыт пусть и не богато, но есть всё необходимое. И салат оливье, и нарезка колбас и сыров, картофельное пюре, котлеты. Бегаю взглядом по кухне. Ищу подвох.

Где алкоголь?

Присаживаюсь с краю стола. Мама накладывает мне картошки, котлет, салат. Не спрашивает, хочу ли я. Ставит тарелку под нос. Я глубоко вдыхаю ароматный запах… рыбы?

— А из чего котлеты? — резко отстраняюсь от тарелки и морщусь.

Желудок жалобно сводит в бешеном припадке.

— Курочка и щука. Дядя Петя сам её поймал, вчера был на рыбалке, — мама занята делом, на меня не глядит. А я не могу сдержаться.

Со всех ног бегу в туалет.

Что со мной такое? Неужели шуточка Людки о том, что я беременна, окажется правдой?

Ну, нет!

Овуляция же в середине цикла? А в тот момент, когда у нас с Волковым всё произошло, после месячных прошло лишь пару дней.

И послезавтра должен начаться новый цикл.

Я открываю календарь на телефоне, убеждаюсь, что не ошиблась. Послезавтра. Всё верно. И я никогда в жизни не поверю, что миллионер! не предохранялся. Бред какой-то.

Я просто переволновалась в последние дни. Этот брачный договор, подготовка к выступлению и фальшивое предложение руки и сердца от Степана Ефимовича сделали своё дело. Довели меня до ручки!

— Ника, у тебя всё хорошо? — голос мамы за дверью звучит встревоженно.

— Да, ма! — становится легче. — Только, убери котлеты, пожалуйста!

— Вероник, ты заболела?

— Перенервничала на работе. Всё норм.

Выхожу, возвращаюсь за стол. Милая родительница уже убрала кастрюлю с этим отвратительным запахом.

— Так, я с новостями, — начинаю. И вываливаю всё и сразу. Сумбурно, мысли путаются. И про новую работу, и про Степана Ефимовича и скорое замужество. На выдуманный рассказ о нашей неземной любви, плюс допросом с пристрастием, уходит так много времени, что незаметно стрелки часов крадутся к одиннадцати ночи.

Мама недовольна. Возмущена! Ну какие ещё Волковы?! Где он, где я… и прочие прелести. Дядя Петя держит нейтралитет.

Мама, в свою очередь, начинает хвалить своего мужчину. Время идёт. И вот уже скоро Новый год, и уходить как-то не удобно.

Слушаем президента, попивая апельсиновый сок.

Под бой курантов загадываю желание: "Пусть в этом году в мою жизнь придёт настоящая любовь".

Дядя Петя включает какую-то программу с песнями, начинает выплясывать. Мы с мамой смеёмся.

Всё, как в далёком прошлом. Я снова чувствую себя девочкой Верой, которая верит в сказки и ждёт деда Мороза, ищет подарки под ярко напряжённой ёлкой и знает, что её жизнь будет светлой.

Выхожу от матери после часа ночи. К двум приезжаем домой.

Вхожу, и слышу музыку и громкие голоса. Домомучители на веселе. Снимаю верхнюю одежду, тихо, как мышка. Не хочу тревожить народ, а то накинутся. После приятных посиделок у мамы желаний только два: в душ и спать.

Тихо поднимаюсь наверх, на цыпочках крадусь к своей спальне.

— Вероника, — ледяной голос за спиной прошибает, словно пуля. Я вздрагиваю. — Зайди ко мне. Живо!

Я оборачиваюсь и улыбаюсь в ответ на ледяной взгляд своего жениха. Он стоит в дверном проёме, в одних синих шортах. Его торс оголён, и я невольно любуюсь. Красивое тело, натренированное. Подтянутое. Притягательное. Только лицо озлобленное.

Степан Ефимович непреклонен. Взаимностью на мою улыбку отвечать не собирается. Ну, и ладно.

Иду к нему, вхожу в просторную комнату. Слышу хлопок двери и… звук поворачивающегося в замочной скважине ключа.

Свет приглушённый, тусклый. Какая-то странная подсветка с красным оттенком.

— Почему ты пришла так поздно? Я ждал тебя к двенадцати! — рычит.

И я ёжусь.

— Я задержалась у мамы, — пикаю я.

— Ты обещала, что придёшь к двенадцати, — Степан Ефимович смотрит мне в глаза, делая шаг навстречу.

Когда его оголённый торс останавливается в десяти сантиметрах от меня, я начинаю дрожать от нахлынувших странных чувств. Такой сильный, большой, идеально выточенный рельеф мышц. Хочется провести ладонью по его груди с чёрной порослью, прижаться к ней щекой, целовать, целовать, целовать! Доставлять ему удовольствие.

Я же не пила! Так, Канарейкина, соберись. Волна острого возбуждения заставляет меня покраснеть.

— Ника, — шёпотом.

Обжигает.

Поднимаю взгляд.

Степан Ефимович в этой красной подсветке выглядит, как сущий дьявол. Только рогов не хватает. В его глазах полыхает огонь, тот самый, бешеный, необузданный, возбуждённый. Я ловлю губами раскалённый воздух. Ох, ну и интимная атмосфера. Ой!

Мужские руки резко и безапелляционно задирают подол моего чёрного платья на талию.