Глава 12

«Не искушай отчаявшегося человека», – говорит Шекспир в «Ромео и Джульетте», и светские газеты тоже об этом пишут, поскольку весь Лондон гудит от новости, что светский вор снова нанес удар, а на Боу-стрит до сих пор не имеют подозреваемого.

Лорд Труфитт

Из светской хроники

– Лорд Данрейвен, – проговорила Миллисент, входя в парадную гостиную. Ее скромное дневное платье прошелестело по атласным туфелькам.

Гленда проводила госпожу в освещенную солнцем комнату, однако осталась стоять в дверях.

– Мисс Блэр. – Данрейвен направился к ней. – Благодарю, что согласились меня принять.

Миллисент сразу же почувствовала – что-то случилось. Граф был красив, как всегда, но почему-то казался другим. Его волосы были словно чуть взъерошены ветром, но дело было не в этом. Воротник у него был в порядке, галстук завязан безукоризненно. Его губы, чувственные мужские губы, были такими же, как вчера, когда он целовал ее, так что же все-таки в нем изменилось?

Ах да, вот оно что. Единственное, что казалось неуместным в этом франтоватом джентльмене – страдальческая складка на лбу, между его прекрасными синими глазами.

На душе у Миллисент стало тревожно, но ей удалось заглушить это чувство. Она слегка вздернула подбородок.

– От меня только что ушел еще один посетитель, так что, к сожалению, у меня не очень много времени.

– Да, я видел, леди Линетт выходила, когда я подъехал.

«О Господи».

– Она вас видела?

– Нет.

Слава Богу. Если бы Линетт учуяла визит лорда Данрейвена, она замучила бы ее расспросами. Вспомнив о Линетт, Миллисент посмотрела на пустые руки графа и поняла, что он не принес ей абрикосовых пирожных. Если, как сообщила Линетт, лорд Данрейвен во время визита всегда приносит абрикосовые пирожные, почему у него не нашлось пирожных для нее, Миллисент? И как ей к этому относиться – как к хорошему знаку или как к дурному?

Миллисент постаралась расслабиться и, обратившись к Гленде, сказала:

– Гленда, скажите, пожалуйста, миссис Браун, чтобы она велела приготовить нам чай и немного пирожных с фигами. – Слово «фиги» она подчеркнула.

– Слушаю, мисс.

Как только Гленда вышла, Миллисент быстро подошла к лорду Данрейвену. Взволнованно сжав руки перед собой, она сказала:

– Я крайне озадачена тем, что вы поступили против моего желания и пришли ко мне, хотя я неоднократно просила вас не делать этого. Прошу вас немедленно удалиться.

Выражение лица лорда Данрейвена не изменилось; выпады Миллисент, казалось, ничуть не устрашили его. Разве что плечи у него чуть-чуть приподнялись.

– Нечто важное вынудило меня проигнорировать ваши желания и прийти. И я не уйду.

Решив сохранить наступательную линию поведения, Миллисент сказала:

– И что же может быть таким важным, сэр?

– Вот это. – Он вынул из кармана газетную вырезку и развернул перед ней.

Миллисент не дрогнула – так ей по крайней мере хотелось думать. Она не могла показать лорду Данрейвену, что ей ни к чему читать эту вырезку, чтобы узнать, что там написано. Всего несколько часов назад она закончила работу над этим материалом.

Понимая, как важно оставаться спокойной и собранной Миллисент пожала плечами:

– Старая газетная вырезка? Что в ней такого?

– Это раздел лорда Труфитта из «Дейли ридер». Вы слышали об этом?

«Отвечай коротко и не говори ничего лишнего».

– Да.

– Вы знаете, о чем написано в этом разделе?

– Я не знаю, какой номер газеты у вас в руках.

– Сегодняшний. Итак, вы знаете?

Не будь ставки так высоки, Миллисент ужасно понравилась бы эта игра в вопросы и ответы.

– Кажется, знаю.

– У вас есть какое-нибудь представление о том, каким образом стало известно то, о чем здесь написано?

Миллисент должна была быть начеку и ничем не выдать, что она имеет непосредственное отношение к написанному в этом разделе. Не в силах справиться с паникой, она знала, что ей делать, знала только, что не может без зазрения совести лгать лорду Данрейвену и что он, конечно же, все увидит сквозь все ее старания скрыть правду.

Взвешивая каждое слово, Миллисент поинтересовалась:

– О чем именно вы говорите?

– О том, что ваше имя связывают с моим в скандальной хронике.

«Может быть, сейчас как раз удачный момент переменить тему разговора».

– Вероятно, это потому, что мы с вами танцевали на двух последних балах.

– Я на каждом балу танцую со множеством молодых леди.

На непослушных ногах Миллисент прошла мимо него с деланно равнодушным видом и направилась к окну. Отодвинув прозрачную занавеску, она посмотрела на улицу, затем повернулась к Чандлеру и сказала:

– Какая удача для вас. Ведь вы – любящий порисоваться денди. Я уверена, что многие леди жаждут танцевать с вами каждый вечер, лорд Данрейвен.

Складка между его бровями стала глубже. Лесть явно не помогла. Миллисент и не ждала, что поможет, но надеялась выиграть время, чтобы понять, как быть с его вопросами. Она смотрела, как лорд Данрейвен сделал несколько шагов по комнате с уверенностью, рожденной точным знанием того, чего он хочет и что надеется получить. Он встал рядом с ней у окна.

– Вы знаете, что я говорю не об этом.

– Тем не менее и юные леди, и многие вдовы ищут вашего внимания и благосклонности.

– Мисс Блэр, с какой целью вы мне льстите?

Он сказал это с вызовом, не отрывая глаз от ее лица, но она выдержала его взгляд.

– Лорд Данрейвен, я говорю правду. Если вам это польстило, то это ваша проблема или удовольствие, решайте сами.

– Я думаю, что вы пытаетесь, хотя, должен заметить, и неудачно, переменить тему.

– Мне не кажется, что тема изменилась.

– Вот как?

– Мы и говорили, и говорим о вас и о танцах.

Лорд Данрейвен подошел ближе к ней. Миллисент хотела отступить, но отступать было некуда, разве что к стене. И она не шелохнулась, пристально глядя ему в глаза.

– Нет, мы говорили о вас и обо мне, кого так романтично связали в этом разделе. – Он бросил газету на столик палисандрового дерева, стоявший неподалеку от него у стены.

Миллисент мысленно отметила, что сердитое, нахмуренное выражение портило его красивое лицо.

– Мне очень жаль, если вам так неприятно, что наши имена стоят рядом.

– Дело не в этом, и я думаю, что вам это известно. Меня вовсе не огорчает, что наши имена связаны.

Она нарочито шумно, с облегчением вздохнула.

– Рада это слышать.

– Миллисент, мне всегда неприятно, когда мое имя варится в скандальном вареве, а с недавних пор это стало происходить ежедневно. Скажите, откуда лорд Труфитт узнал, что я послал вам воздушный поцелуй?

– Наверное, он видел нас, – ответила она с показной уверенностью.

– Я этого не думаю.

– Вы так уверены?

– Да. Или вы забыли, что мы были одни в полутемном коридоре, когда я послал этот поцелуй? Только вы, я и горящий светильник.

Миллисент почувствовала, что глаза ее широко раскрылись. Сердце гулко забилось. Ангелы небесные! Ее поймали, и она сама в этом виновата.

– И все же откуда такая уверенность? – спросила она.

– Если бы кто-то видел нас вместе в тот вечер, заметка появилась бы в газете на другое утро, в крайнем случае через день. Так почему же она неожиданно появляется именно сегодня?

Мысли закружились в голове у Миллисент. Вдруг все же ей удастся спасти себя и тетку? Она должна попробовать. Нельзя сдаваться без боя.

– Может быть, этот лорд Труфитт – спирит. Это объяснило бы, почему ему все известно.

– Ясновидящий? Я так не думаю.

Миллисент очень не нравилось чувствовать себя такой беспомощной.

– Это вполне возможно. Говорят же, что светский вор на самом деле – дух лорда Пинкуотера.

– Я абсолютно не верю в это, да и вы, по-моему, слишком разумны, чтобы в это верить.

– Конечно, я не верю, что вор – это дух. Я просто хочу объяснить, что существуют разные способы, прибегнув к которым лорд Труфитт мог бы узнать, что вы послали мне воздушный поцелуй.

Миллисент хотела было отойти от окна, но Чандлер быстро вытянул руку и уперся ею в стену, не давая пройти. Неожиданно он оказался совсем рядом с ней. Он заговорил негромким, но твердым голосом:

– Я не позволю вам, Миллисент, переменить тему разговора. Мы говорим об этом разделе в газете, а вовсе не о танцах, не о воре и не о призраке. О разделе, в котором ваше и мое имя поставлены рядом. Вам это понятно?

– Пожалуй.

– Прекрасно. – Лорд Данрейвен решительно скрестил руки на груди. – У меня, есть теория относительно того, как это могло произойти.

– Я уверена, что власти будут приветствовать любую гипотезу о воре, которая у вас появится.

Голос его звучал все так же негромко и спокойно.

– Ловкий ход, но он вам не поможет. Я говорю о разделе лорда Труфитта, а не о воре.

– Вот как?

– Хотите послушать?

–Думаю, что нет, – честно ответила Миллисент. – По-моему, мы достаточно поговорили на эту тему.

– А я считаю, что вы должны выслушать меня. И настаиваю на этом.

Миллисент опять глубоко вздохнула.

– Ну что ж.

– Я думаю, что это вы собираете сведения для лорда Труфитта и его скандальной хроники...

Не успел он договорить, как Миллисент шагнула вперед и приложила палец к его губам.

– Нет, лорд Данрейвен, прошу вас, не произносите этого вслух. – Она оглянулась, чтобы убедиться, что Гленда еще не вернулась, а потом быстро взглянула на лорда Данрейвена. – Вы не должны ни слова говорить вслух о вашей теории.

Пока ее палец лежал у него на губах, глаза их встретились и не отрывались друг от друга слишком долго. Она чувствовала, что он пытается заглянуть ей в душу и увидеть ту Миллисент Блэр, с которой ей вовсе не хотелось его знакомить. Она чувствовала его теплые влажные губы под своими пальцами, и ей не хотелось убирать руку.

А он схватил ее за кисть и поцеловал подушечки всех четырех пальцев, а потом отпустил ее руку.

– Я не позволю вам искушать меня.

Миллисент задохнулась. Искушать его? Это он ее искушает. Разве он не понимает, как легко ему отвлечь ее и заставить забыть все в его присутствии?

– Прошу извинить меня, – сказала она, немного отступая от лорда Данрейвена на шаг к окну. – Это невежливо. Мне не следовало прикасаться к вам таким образом.

– Не нужно извинений. Я не возражаю против ваших прикосновений, но не могу позволить, чтобы они меня отвлекали.

– Но мне не следовало...

– Ничего страшного, Миллисент.

Она опустила ресницы.

– Пожалуйста, не зовите меня так. Вы не должны держаться со мной так фамильярно.

– Почему? После того, что произошло вчера в саду, я волен предположить, что мы с вами близкие друзья, и обращаться к вам по имени. Больше того, вы должны называть меня Чандлером.

Их взгляды снова встретились.

– Нет, я надеюсь, что вы забудете то, что произошло вчера.

– Этого не будет.

– А вот я забыла об этом, и если бы вы мне только что не напомнили, я...

Лорд Данрейвен медленно покачал головой, и глаза его сверкнули слишком проницательно.

– Я этого не думаю.

Как мог он быть таким очаровательным, даже когда насмешничает над ней?

– Настоящий джентльмен никогда не стал бы напоминать даме об опрометчивом поступке.

– Мы уже решили, что иногда я веду себя не как джентльмен.

– К сожалению, по большей части. Более правдивых слов вы еще не произносили.

– Давайте вернемся к главной теме, которую нам следует обсудить. Это ведь правда, что вы работаете на лорда Труфитта, да, Миллисент?

Слово «нет» так и вертелось на кончике ее языка, но по глазам лорда Данрейвена она поняла, что отрицать бессмысленно. Он знает.

Миллисент ответила вопросом на вопрос:

– Скажите, вы сначала лишь заподозрили меня? А я подтвердила это своим поведением?

– Когда я начал складывать одно с другим, ответ пришел сам собой.

– Как? – выдохнула Миллисент, понимая, насколько разочарована, если не сказать больше, будет ее тетушка, лишившись глаз и ушей, когда она, Миллисент, не сможет бывать в свете. – Я была так осторожна.

– Вы постоянно что-то записывали. Я видел, как вы ходите среди гостей и слушаете их разговоры, а потом куда-то удаляетесь, чтобы что-то записать. Когда я прочел то, что было на обратной стороне вашей бальной карточки, которую вы уронили на пол, я решил, что вы делаете заметки, чтобы легче было запомнить имена и титулы, поскольку в Лондоне вы впервые.

– Вы нашли мою пропавшую бальную карточку?

– Да, мне нужно было знать, что вы делали, когда уходили куда-то одна.

И тут до Миллисент дошло, как все было на самом деле.

– Так, значит, вы нарочно поменяли мою карточку на чью-то еще, чтобы прочесть, что я там написала? Вы дали мне вместо моей карточки пустую?

– Да.

– Я должна была бы догадаться раньше. Ведь еще до встречи с вами мне было известно, что вы негодяй и повеса, которому ни в чем нельзя доверять. Я знала, что не просто так вас причисляют к «скандальной троице». Хорошо же вы носите свой титул, лорд Данрейвен!

– Я не так дурен, как постарались убедить всех сплетники. Я поменял карточки только потому, что подумал, не работаете ли вы на светского вора.

– Что?! Да это просто смешно.

– Подумайте хорошенько, Миллисент. Это была вполне обоснованная идея.

– Нормальному человеку это и в голову бы не пришло. Что заставило вас прийти к такому выводу?

– Логика. Первую вещь украли именно тогда, когда вы приехали в Лондон. На двух балах я обнаружил вас в тех частях домов, где гостям быть не положено, – и вы что-то записывали на своих бальных карточках.

Миллисент заморгала.

– Вы видели меня дважды?

– В первый раз это было в тот вечер, когда мы встретились в узком коридоре, а во второй – на той же неделе, позже, когда вы находились в комнате, не предназначенной для гостей, перед камином.

– И вы меня там видели?

– Да, и вы снова что-то писали на оборотной стороне карточки.

– И вы следили за мной, надеясь, что я выведу вас на светского вора?

– Да, все было более или менее так.

– Каким образом мои записи на карточке могли быть связаны с такой личностью, как этот грабитель? – с негодованием спросила Миллисент.

– Я подумал, что вы, возможно, записываете, какие вещи легко украсть из того или иного дома и спрятать под плащом или фраком. Отмечаете, что можно легко унести, не привлекая внимания.

Это было невероятно.

– Господи Боже! Вы решили, что я воровка?

– Сообщница. Я решил, что вы отдаете свои записки вору, чтобы тот, появившись позже, мог украсть что-то из указанного в вашем списке.

Миллисент почти утратила дар речи – почти.

– Как это низко с вашей стороны. Неужели все это время вы разговаривали со мной, танцевали, вы даже целовали меня в лавке так страстно – и думали, что я воровка. Как это могло быть? – Эта мысль казалась ей оскорбительной.

– Нет, я еще не думал так о вас, когда мы целовались в лавке. На тот момент я считал, что вы просто записываете имена, титулы и еще какие-то вещи относительно людей, чтобы не ошибиться, когда в следующий раз вы их встретите. Поцеловал же я вас потому, что мне этого хотелось, и никакой другой причины не было.

Миллисент покачала головой.

– Это звучит неубедительно. Вы проявляли интерес ко мне, потому что вам хотелось больше узнать, чтобы выяснить, на кого я работаю.

– Не совсем так. Я нахожу вас чрезвычайно привлекательной, Миллисент. Вы должны это знать. Но и поимка вора меня тоже интересует, так как я очень хочу вернуть ворона.

– Мне кажется просто ужасным, что вы подумали, будто я имею что-то общее с тем презренным типом, который берет то, что ему не принадлежит.

– Это не более ужасно, чем писать о частной жизни людей и публиковать это в газете.

– Нет, сэр, это гораздо ужаснее, – убежденно сказала Миллисент.

– Почему же? Мне странно слышать это от леди, которая записывает сплетни.

– Но я не краду ничью личную собственность.

– Да, вы только крадете у людей их личную жизнь и доброе имя.

Миллисент открыла рот, собираясь сказать, что она делает это, только чтобы помочь сестре своего отца, но хотя Чандлер и узнал, чем она занимается, он по-прежнему не знал, кто является лордом Труфиттом, и хотя бы это Миллисент должна была сохранить в тайне. Она отвернулась и промолчала.

– Зачем вы это делаете?

Она сказала, стоя к нему спиной:

– Я ничего больше вам не скажу.

– Ради денег?

Это заставило ее снова повернуться к лорду Данрейвену.

– Нет.

– Кто-нибудь заставляет вас этим заниматься?

– Конечно, нет. – Она отошла от графа, направляясь к диванчику, но он пошел за ней. Миллисент взглянула на дверь. Сколько времени нужно Гленде, чтобы передать миссис Браун просьбу поговорить с кухаркой о чае?

– И все-таки зачем?

Миллисент хотелось сказать ему правду, признаться, что она вовсе не получает удовлетворения от того, что делает. Но она не посмела. Поймали ее – но не ее тетку. Миллисент не могла сообщить лорду Данрейвену, что ее тетка и есть лорд Труфитт. Она приехала помочь тетке сохранить за собой работу, а не разоблачать ее, поставив в такое положение, что ей придется лишиться своего заработка.

– Причины вас не касаются, и я не стану о них распространяться.

– Полагаю, что Хиткоуты и леди Беатриса не знают, чем вы занимаетесь.

К счастью, это прозвучало как утверждение, а не как вопрос. Если она будет осторожна, ей не придется говорить ему больше, чем это необходимо.

– Леди Беатриса и Хиткоуты очень добры ко мне. Мне было бы неприятно, если бы они узнали о вашем открытии.

– Я могу обнародовать, кто вы, и вы потеряете работу.

– Я потеряю нечто гораздо большее, – серьезно прошептала она, с ужасом чувствуя, что скандал выгонит ее из Лондона, как когда-то выгнал ее мать. – Я уверена, что леди Беатриса попросит меня уехать. – Она ведь больше не будет полезна тетке.

И вдруг в голове у Миллисент мелькнула спасительная мысль. На мгновение она замерла, а потом повернулась и посмотрела лорду Данрейвену в глаза.

– Я могу попросить вас, сэр, не предпринимать никаких поспешных шагов? Думаю, я знаю способ, как вам помочь.

Лорд Данрейвен вопросительно поднял брови.

– Помочь мне? Это каким же образом? Да вы просто извели меня своей писаниной.

Миллисент сжалась. Он говорил так, что ее занятие действительно казалось чем-то ужасным, но она все равно не откажется от своей идеи.

– Я могу помочь вам найти светского вора.

Чандлер улыбнулся, потом фыркнул.

– Вы меня удивляете, но, черт побери, мне это нравится, Миллисент. Так какже вы можете помочь мне найти вора?

– Во-первых, я слышу то, чего не слышите вы. Вы – граф. Люди следят за своими словами, когда вы рядом, но со мной они не так осторожны. Я могу услышать больше новостей относительно светского вора, чем вы.

– Я каждый день общаюсь с Доултоном и остальными. Полагаю, что это дает мне возможность услышать новости раньше вас, если только у вас нет информатора на Боу-стрит.

– Ну конечно, нет. Но ни вы, ни ваши полицейские не могут слышать, о чем говорится в дамской комнате. Например, я услышала там, что есть некий граф, который присматривает богатую невесту, потому что слишком сорил деньгами и от состояния его ничего не осталось.

– Неужели? Кто же это?

Миллисент улыбнулась с видом победителя.

– Вот видите, значит, есть кое-какие сплетни, в которые я посвящена и которые вам хотелось бы услышать.

Лорд Данрейвен снова нахмурился.

– Вам действительно нравится меня испытывать.

– То же самое я думаю о вас.

– Как может какой-то бедолага, растративший свое состояние, помочь мне найти вора?

– А может, он и есть тот, кто крадет ценные вещи. Ему ведь нужно где-то раздобыть деньги, чтобы удержаться на плаву, пока он не найдет подходящую невесту.

– Хмм. Это вполне вероятно.

– И вор должен принадлежать к высшему обществу, чтобы иметь возможность воровать в таких домах. С этим согласны все, кроме тех, кто считает, будто ворует призрак.

– А их число, похоже, растет.

– Никто не сообщил, что видел на приемах какого-то незнакомого человека. – Миллисент грустно усмехнулась. – И я полагаю, мы с вами не станем отрицать, что вовсе не призрак выходит из домов с фамильными ценностями.

– В этом наши мнения совпадают. Да, пожалуй, вы могли бы быть мне полезны.

– Лорд Данрейвен, вы говорите так, словно я – какая-то старушка.

– Старушка? Ну уж нет. Скорее помощница. Ладно, мисс Блэр, мы станем на некоторое время партнерами. Я не буду разглашать вашу тайну, а вы обещаете сообщать мне то из услышанного вами, что могло бы вывести нас на вора.

У Миллисент точно гора с плеч свалилась. Слава Богу, она удержала его, и он не спросил имени лорда Труфитта. Они уже подошли к этому совсем близко.

– Даю слово.

– Итак, кто же этот титулованный глупец, растративший свое состояние?

– Чтобы узнать ответ, вам придется прочесть завтра раздел лорда Труфитта.

– Это таким способом я буду получать от вас информацию? Читая скандальную хронику?

– Не всегда, но мне кажется благоразумным начать с этого. Кстати, теперь мне понятно, почему вы не принесли мне пирожных.

– О чем вы говорите? Снова хотите сменить тему разговора?

– Да. Мне сказали, что вы приносите абрикосовые пирожные каждой леди, к которой приходите с визитом, и что ваш повар печет их лучше всех в Лондоне.

Лоб графа снова пересекла морщина.

– Неужели я настолько предсказуем?

– Только не для меня. – Миллисент подняла руки ладонями вверх и мило улыбнулась. – У меня пирожных нет.

– Вы тоже для меня совершенно непредсказуемы. Я был так поражен, когда сообразил, чем вы заняты, что мне и в голову не пришло попросить повара приготовить пирожные. Но даже сейчас, когда я знаю, что вы занимаетесь делом, вызывающим у меня презрение, мне хочется заключить вас в объятия и поцеловать.

– Силы небесные, сэр, вы должны быть осторожней. – Она бросила взгляд через его плечо на дверь. – Если кто-то войдет и услышит, что вы говорите мне такие вещи, нам придется обвенчаться. А теперь извините меня, но мне пора переодеваться к вечеру, так как скоро приедут мои сопровождающие.

– Не спешите, дорогая Миллисент. – Он обнял ее и привлек к себе, так что их лица оказались совсем рядом. – Обычно деловые сделки скрепляются рукопожатием, но я бы предпочел, чтобы наш договор мы скрепили поцелуем.

Миллисент открыла рот, чтобы возмутиться, но не успела произнести ни звука – ее губы оказались прижатыми к его горячим губам. Рассудок велел ей протестовать изо всех сил, она и протестовала – рассудком.

«Он повеса».

«Ему нельзя доверять».

«Но он вызывает у меня такие восхитительные чувства!»

Ее тело сразу же расслабилось в его жарких руках. Миллисент думала только о том, какие чувства он у нее вызывает – удивительные, желанные.

Чандлер впился в ее губы сильнее, и Миллисент, словно всегда знала, что ей нужно делать, шире открыла рот и с пылом приняла его язык. И отдала ему свой, а он ответил тихим стоном наслаждения. Она обвила руками шею Чандлера, позволив его рукам крепче обнять себя.

Его руки скользнули по ее спине к талии. На мгновение они задержались на мягкой выпуклости ее бедер, а потом двинулись вверх, пока не обхватили ее груди – по одной груди каждой рукой.

От этого прикосновения ноги у Миллисент ослабели, и она теснее прижалась к Чандлеру, нуждаясь в его силе, чтобы выдержать этот чувственный напор. Она не знала, почему ее груди так чувствительны к его легчайшим прикосновениям и почему она так жаждет испытать все эти новые удивительные ощущения с ним.

Горячие мягкие губы лорда Данрейвена оторвались от ее губ, и он поцеловал Миллисент в щеки, в шею, за ухом. И везде, где его губы прикасались к ней, кожу ее пощипывало от острого чувства наслаждения.

– Не понимаю, почему от ваших поцелуев у меня слабеют ноги, а внутри как будто все дрожит.

Он поднял голову, посмотрел на нее и улыбнулся.

– Это значит, что вас сильно тянет ко мне.

– Вы так считаете?

Чандлер кивнул.

– Но как это может быть, если я считаю вас повесой, которому нельзя доверять?

– Возможно, в этом и заключается некая привлекательность.

Миллисент вспомнила, что случилось с ее матерью. Неужели и мама чувствовала то же самое? Она покачала головой:

– Нет. Боюсь, что все глубже.

– Что вы имеете в виду?

– Ничего. Просто мне не следует находиться в ваших объятиях. Не дай Бог, войдут Гленда или миссис Браун и увидят, что мы целуемся.

Лорд Данрейвен успокаивающе улыбнулся и крепче обнял ее.

– Никто нас не увидит. Я же сказал, что у меня многолетняя практика общения со служанками. Обычно они шаркают ногами при своем приближении или издают какой-то другой звук, чтобы предупредить свою госпожу, что они идут. Понимаете, им вовсе не хочется застать нас в компрометирующем положении.

– Чандлер, а у вас от меня слабеют ноги и трепещет в груди?

Он рассмеялся – тихо, соблазнительно, но не отводя от нее глаз, словно хотел, чтобы она заглянула внутрь его и поняла, что он говорит правду.

– Да, и это означает, что и меня очень сильно влечет к вам.

– Но ведь я не повеса. Тогда в чем же здесь привлекательность для вас?

– Не повеса, но соблазнительница.

– И это делает меня привлекательной?

–Должно быть, все потому, что вы вызываете у меня желание более сильное, чем вызывала когда-либо женщина. Каждое ваше движение, каждое слово влекут меня к вам. Я хочу целовать вас вот так.

И Чандлер снова прижался к ее губам. Но теперь это был бешеный поцелуй, терзавший ее губы, сокрушавший ее, наполнявший голодом и страстным желанием все большего и большего. Миллисент не понимала происходящего с ней, но ей и не нужно было ничего понимать, чтобы наслаждаться.

Самым дальним уголком своего рассудка Миллисент услышала шум – дребезжание чайных чашек на подносе. Чандлер, судя по всему, тоже его услышал, потому что немедленно отпустил ее и отошел.

Он с трудом сглотнул.

– Ваша горничная несет нам чай.

Миллисент ахнула.

– Не тревожьтесь. Я займусь ею и дам вам время отдышаться.

Он направился к двери и загородил ее, остановившись в проеме и упершись одной рукой о косяк.

– Очень жаль, что не смогу оставаться дольше, мисс Блэр. Нет, нет, чай мне пить некогда. В другой раз. Передайте леди Беатрисе, что я надеюсь на ее скорое появление в обществе. А об абрикосовых пирожных я подумаю. Передайте от меня поклон леди Хиткоут.

Чандлер болтал всякую чушь, предназначенную для ушей Гленды, стоявшей перед дверью, Миллисент же его не слушала. Что ей делать? Она становится совершенно безвольной, когда рядом лорд Данрейвен.

Он очарователен и ужасен, а его поцелуи заставляют ее забыть обо всем, даже о том, что случилось с ее матерью. Ей так хорошо с этим плохим человеком!

Миллисент подошла к окну и посмотрела в сад. Неужели все кончится тем, что она, Миллисент, станет причиной еще одного скандала в высшем обществе Лондона?

Загрузка...