Карибский круиз

День третий Вторник, 12 февраля

«Принцесса Очарование» прибыла в порт Иль-де-Сван в шесть тридцать, на час раньше расписания. Вчерашнего ненастья как не бывало, начинающийся день обещал ясное солнце, голубое небо, легкий ветерок и теплое море.

Рассмотреть остров как следует мне не давали, во-первых, спасательная шлюпка, загораживающая иллюминатор, а во-вторых, неспособность разлепить глаза из-за второй подряд бессонной ночи. Тем не менее я ткнулась носом в стекло и чуть не ослепла от ярчайших красок раскинувшегося передо мной пейзажа. Прямо как на рекламных открытках! Яркая синева Атлантики уступила место переливающейся бирюзе Карибского моря. Вместо плоского, невыразительного пейзажа южного побережья Флориды передо мной простирались цветущие холмы, сочная яркая зелень таких необыкновенных оттенков, что казалась нарисованной. По склонам холмов виднелись разбросанные там и сям домишки, раскрашенные в пастельные тона. Песчаные пляжи (на том расстоянии, с которого я смотрела, разумеется), напоминали выглаженные чистенькие простыни. А дальше — на расстоянии нескольких, а может, и многих миль (определить это было невозможно) на горизонте поднимались над морем неясными очертаниями другие острова: на востоке — огромный остров Гаити, где хватило места разместиться еще и Доминиканской республике, на западе — Ямайка и Куба. С некоторым запозданием до меня дошло, что «Принцесса Очарование» — не только место для веселого времяпрепровождения, набитое под завязку едой и выпивкой, которыми в свое удовольствие злоупотребляет находящаяся на ее борту публика. «Принцесса» — это средство передвижения, способ транспортировки, инструмент, с помощью которого вы можете вырваться из серых будней и оказаться среди захватывающих дух красот природы — причем процесс этот происходит так неторопливо, чуть ли не лениво, что все самолеты с их безличными «просьба пассажирам занять свои места», дежурными пакетиками с орешками и взлетом-посадкой просто не идут ни в какое сравнение.

Добро пожаловать на Карибы, сказала я себе и улыбнулась. Добро пожаловать в рай!

К сожалению, долго улыбаться мне не пришлось. Все еще пялясь в окно, я вспомнила о вчерашнем телефонном разговоре, который невольно достиг моих ушей всего восемь часов назад, в понедельник. Сегодня — утро вторника. Всю ночь я не могла уснуть, думая об этом разговоре. Я не могла выбросить его из головы, мучительно решая, что предпринять, но не придумала ничего лучшего, кроме как проглотить пару таблеток, чтобы унять жуткую головную боль, которую причинили мне мои бесплодные размышления.

Больше всего тревожила мысль о том, что я слышала голос мужчины, пассажира «Принцессы Очарование», который дал согласие убить чью-то бывшую жену, тоже пассажирку этого корабля. Иными словами, среди двух с половиной тысяч разряженных мужчин и женщин, гуляющих и отдыхающих на борту гордости круизной линии «Морской лебедь», два человека связаны невидимой нитью — охотник и жертва. Убийца и та, которую должны убить.

А теперь я вас спрашиваю: даже если у вас не столь параноидальный склад мышления, как у меня, даже если вы не склонны усматривать опасность и заговоры на пустом месте, даже если вы не являетесь бывшей женой человека, который ненавидит вас так, что готов убить, вы смогли бы спокойно проспать ночь в такой ситуации?

Я старалась взять себя в руки. Шли часы, но я все сидела в своей темной тесной каморке. Полночь. Час ночи. Два часа. И так до четырех. Я уговаривала себя, что, наверное, ослышалась, не так поняла подслушанный разговор. На линии было множество помех. Может, они совершенно невинно болтали, допустим, о рыбалке, и там, где мне послышалось «убить», говорилось «удить», а вместо «смерть» на самом деле прозвучало «сеть».

Или они вообще шутили, и я не поняла, что один советует другому получше «убить время» до того, как судно вернется в Майами, и упомянул при этом не «жену», а «цену».

В общем, часам к трем ночи я начала себя уговаривать. В половине четвертого я уже была способна только тяжело вздыхать. На свете существует великое множество слов, которые могут звучать похоже на те, которые мне послышались в этом разговоре. Но дело в том, что среди моих немногих физических достоинств, не говоря о высоком интеллектуальном уровне, наличествует исключительно острый слух. Эрик неоднократно обнаруживал это на собственном опыте, когда поздно ночью возвращался от Лолы и очень не хотел, чтобы я об этом знала. Приходя, он снимал обувь, чтобы не стучать каблуками по деревянному полу, и на цыпочках пробирался в свою спальню. И в тот момент, когда, по его мнению, все заканчивалось благополучно, я обращалась к нему из спальни с вопросом типа: «Эрик! Где тебя черти носили?» «О Господи, Элен, — бормотал он, — у тебя не уши, а биолокаторы!» Словно это я виновата в том, что он торчал в своем похоронном бюро, где Лола устраивала ему массаж с мазями для бальзамирования. «Ты, наверное, можешь слышать, как бегают муравьи», — добавлял он, чтобы я чувствовала себя еще более виноватой.

Таким образом, с моим прекрасным слухом следовало признать, что вечерний разговор двух мужчин о планируемом убийстве бывшей жены одного из них все-таки имел место.

Остаток ночи я пыталась успокоить себя тем, что, несмотря на реальность подслушанного мной разговора, на самом деле они могли шутить. Мужчины очень часто шутят таким образом по отношению к женщинам, на которых их угораздило жениться. Мужчины часто шутят на тему женщин. Точка. Они шутят о том, как мы к ним придираемся, или о том, как мы их презираем. О том, что мы либо сексуально ненасытны, либо безнадежно фригидны. О том, что мы либо тратим слишком много на тряпки, гимнастику и салоны красоты, либо настолько мало занимаемся собой, что просто опускаемся. О том, что вообще иметь с нами дело, учитывая наш постоянно колеблющийся гормональный баланс, — жестокое испытание. Мы для мужчин — просто одна большая шутка. Ха-ха-ха!

Но если эти двое шутили на тему убийства бывшей жены одного из них, то почему же они не смеялись? Помехи помехами, но я не слышала ни единого малюсенького смешка!

К четырем утра мне пришлось взглянуть правде в глаза: над какой-то несчастной, ни о чем не подозревающей женщиной сгущаются тучи. Мне не составило большого труда сообразить, что этой женщиной вполне может оказаться кто-нибудь из нас троих — я сама, Пэт или Джеки. Но мог ли Эрик действительно нанять кого-нибудь, чтобы убить меня? Мог ли Питер подослать наемного убийцу, чтобы прикончить Джеки? Способен ли Билл, человек, давший клятву Гиппократа, заплатить кому-нибудь за убийство Пэт?

Голоса в телефоне не были похожи на голоса ни одного из наших бывших мужей. Но нельзя забывать об отвратительной слышимости, стало быть, как я могу судить об этом наверняка и утверждать, кто есть кто и что есть что?

Я спрашивала себя: кто мог хотеть моей смерти, смерти Пэт или Джеки? Мы, разумеется, все не ангелы, но все-таки не заслуживаем быть столь хладнокровно, расчетливо убитыми. Тем более в тот момент, когда мы на отдыхе. Это, на мой взгляд, совершенная подлость.

Около пяти утра я была готова выскочить в коридор, забарабанить в двери моих подруг и разбудить их, чтобы предупредить о смертельной опасности. Но две вещи меня остановили. Во-первых, я вспомнила, что Пэт и Джеки и так считают меня истеричкой. Стоит мне только открыть рот, чтобы поведать им басню о подслушанном разговоре двух мужчин по телефону, Джеки закатит глаза и произнесет своим хрипловатым голосом крутой девки: «Элен, не дури!», после чего просто пропустит мимо ушей все мои слова как бред параноика. Пэт, прикрыв рот ладошкой, захихикает, думая, что я неисправимая капризная девчонка. Вся эта история будет расценена как очередной вариант игры «Не кричи — волки»; за годы нашего знакомства я наговорила им столько ужасов о заговорах, интригах и прочих вражьих происках, что они просто перестали меня воспринимать всерьез.

Нет, они ни за что мне не поверят.

Да и зачем портить им отдых? Тем более что пока нет и тени намека на то, что кто-нибудь из нас представляет собой потенциальную цель для убийцы. На корабле наверняка не одна дюжина разведенных женщин. Об этом можно судить хотя бы по тоскливо-ищущим взглядам тех одиночек, которых я видела вечером на дискотеке. Может быть, те мужчины планируют убить кого-нибудь из них?

Я решила, что по крайней мере мне следует сообщить о неполадках на линии пассажирскому помощнику капитана.

В шесть сорок я сняла трубку. Гудок был абсолютно чистым. Я набрала номер и попала на ту же женщину с британским акцентом, с которой разговаривала в самом начале круиза. Когда я сообщила ей, что произошло вечером (опустив весь криминальный сюжет), она подтвердила, что связь с берегом была нарушена из-за плохой погоды, равно как и прием телесигнала со спутника, но в настоящее время все в порядке.

Не совсем, хотела сказать я, но передумала.

Мы договорились с Сэмом встретиться в половине восьмого на прогулочной палубе. Несмотря на крайнее утомление, я не собиралась пропускать утреннюю пробежку и запланированный с ним после этого завтрак. Но часы еще показывали без четверти семь. Можно успеть что-нибудь предпринять в связи с этим криминальным сюжетом. И я уже решила, что именно. Следует поговорить с капитаном Солбергом лично. Соблюдая меры предосторожности, разумеется.

Я умылась, провела щеткой по волосам, натянула спортивную форму и пренебрегая лифтом, поперлась по трапам наверх, на ходовой мостик.

Ходовой мостик располагался всего на один уровень ниже Солнечной палубы, где находились бассейны и кафе под названием «Стеклянный башмак». По всему периметру рубки тянулись огромные застекленные окна (надо полагать, капитану важнее иметь хороший обзор, чем мне в своей каюте). Я обнаружила там раскладные диваны, на стенах — литографии в рамках, на полу — ковер океанской голубизны. Но главное — мужчин в ослепительно белой форме; золотые нашивки на кителях обозначали их ранг. Один из них поинтересовался, что мне здесь понадобилось в столь ранний час. Кстати сказать, доступ пассажирам в рубку, за исключением специально оговоренных часов, не ограничен.

— Прошу прощения, что вторглась сюда в таком виде, — сказала я, — но мне надо срочно поговорить с капитаном.

— Срочно? — переспросил мужчина, который представился первым помощником, хотя выглядел ни на день не старше восемнадцати. Он был скандинавом, как и капитан Солберг, и даже чем-то на него похож.

— Да, очень срочно! — повторила я, очень надеясь, что меня не выставят вон.

Первый помощник Нильсен пожал плечами и отправился на поиски капитана.

Пока он этим занимался, я бродила по рубке, разглядывая экран радара, навигационные карты, заправленные под стекло в рамочку дипломы и награды, которых удостоилась «Принцесса Очарование» за деятельность в туристическом бизнесе. Наконец прибыл капитан Солберг.

— Слушаю вас. Чем могу помочь? — спросил он.

Капитан оказался крупным, светловолосым, с жесткими чертами лица — настоящий нордический супермен. Впрочем, может, он только казался более крупным, чем на самом деле, поскольку я только видела его по телевизору и слышала по корабельной трансляции.

— Можем ли мы где-нибудь поговорить наедине? — задала, в свою очередь, вопрос я.

Он приподнял свои пушистые золотистые брови, что должно было, видимо, означать удивление.

— Я не отниму у вас много времени, — заверила я. — Но это очень важно. Срочно, как я уже сказала первому помощнику Нильсену.

Капитан Солберг окинул меня скептическим взглядом, но тем не менее решил проводить меня в свой личный кабинет, оказавшийся весьма захламленным помещением, где в беспорядке валялись факсы, карты и одноразовые чашечки из-под кофе. Он указал мне на кресло для посетителей. Я села.

— Какие же у вас проблемы? — проговорил он, перебирая бумаги на столе.

Я коротко пересказала свою грустную историю. Капитан Солберг не поднимал глаз от стола до тех пор, пока я не произнесла «убийство».

— Вы путешествуете одна? — услышала я первую реакцию капитана на мою интригующую историю.

— С двумя ближайшими подругами, — ответила я. — Кажется, я понимаю, к чему вы клоните. Нет, я совсем не уверена, что убийца охотится за одной из нас. Но мы можем оказаться его целью, разумеется. Мы все трое разведены. Но дело не в том, кто именно окажется жертвой! Она — пассажирка вашего корабля, так же как и тот, кто намеревается ее убить. Его необходимо остановить! Немедленно!

Однако в ответ на мое заявление капитан Солберг не вскочил, не засвистел в дудку и не отдал команду всем пассажирам собраться в специально отведенных для них местах. Не поднимаясь с кресла и оставаясь удивительно спокойным, он просто полюбопытствовал:

— Это ваш первый круиз, миссис…

— Циммерман, — подсказала я. — Да, первый.

— Вы чувствуете небольшое недомогание?

— Недомогание? Нет? Я прекрасно себя чувствую.

— Что вы скажете о вашем бывшем муже? Вы не скучаете по нему здесь, в море?

— Скучать об Эрике? — рассмеялась я. — Не больше, чем о мигрени!

— Значит, у вас болит голова, миссис Циммерман? Может, вам обратиться в лазарет, чтобы снять головную боль?

— Нет-нет. Я просто… Не обращайте внимания.

— Знаете, миссис Циммерман, я уже больше двадцати семи лет капитан дальнего плавания. Мне приходилось видеть немало женщин, которым внезапно становилось нехорошо на борту корабля. Они пугались. Не надо этого стыдиться. Поэтому у нас тут так много развлечений на все вкусы. Вы предаетесь им и довольны. И не чувствуете одиночества.

— Э-э, минуточку! Простите, я хочу сказать, вы меня не так поняли! — Я не верила своим ушам. Капитан Солберг не поверил ни единому моему слову! Он решил, что я — очередная одинокая разведенка, истерическая дамочка. Ну что ж, хорошо. Может, я такая и есть. Отчасти. Но это не имеет никакого отношения к двоим мужчинам, которые договаривались об убийстве женщины на корабле! — Говорю вам чистую правду, — заявила я, выпрямляясь в своем кресле. — Я уверена в том, что слышала, и никакая игра в бинго не может этого отменить!

— Значит, вам неинтересно бинго? — пробормотал капитан. — Ну хорошо, у нас есть прекрасное казино. Вы с подругами могли бы замечательно поиграть там по маленькой. И забыть все домашние проблемы.

— Я уже играю, капитан Солберг! — с жаром воскликнула я. — И по-крупному! Я рискую собственной жизнью как пассажир вашего корабля! На борту убийца, а вам до этого нет никакого дела!

— О, мне есть до этого дело, — с озабоченностью человека, лениво покачивающегося в гамаке, проговорил капитан. — Не желаете что-нибудь выпить? Кофе? Фруктовый сок?

О Господи! Этот парень действительно думает, что у меня не все дома. Или что я сексуально озабочена.

— Капитан, вы несете ответственность за корабль. Я правильно понимаю? — решила зайти я по новому кругу.

— Разумеется! И это лучший корабль на всех морях. Его четыре главных двигателя и шесть…

— Да-да, мне это уже известно! — поспешила перебить его я, опасаясь, как бы не пришлось выслушать полностью его давешнее выступление по телевизору. — Я только хочу выяснить, входит ли в круг ваших обязанностей обеспечение безопасности пассажиров?

— Разумеется!

— И вы глубоко о них заботитесь. Правильно?

— Правильно.

— И если один из пассажиров вознамерится убить одну из пассажирок, именно вы обладаете правом арестовать его и засадить под охрану. Правильно?

— Нет.

— Нет?

— Нет! Я не могу арестовать одного из пассажиров моего корабля за несовершенное преступление, миссис Циммерман. Когда преступление действительно произойдет, тогда я могу что-нибудь сделать. Но не раньше.

— Но если вы ничего не будете делать до того, как произойдет преступление, может оказаться слишком поздно! — настаивала я. — Женщину убьют!

Капитан Солберг в своем белом форменном костюме встал с кресла и навис надо мной, как огромный стакан молока. Протянув руку, он помог встать и мне. Потом выдвинул один из ящиков своего письменного стола, покопался там и выдал мне небольшой пакетик, завернутый в целлофан с надпечатанным фирменным знаком «Принцессы Очарование».

— Держите, держите, — успокаивающе проговорил он. Я подумала, что он хочет сказать «держитесь, держитесь». — Мы уверены, что вам понравится наш круиз.

Я принялась разглядывать прозрачную упаковку. В ней находилось несколько купонов, дающих скидку на пользование услугами любой из девяти корабельных комнат отдыха, купон на недельное бесплатное питье лечебной минеральной воды «Стайрмастер», бесплатный пропуск на любой кинофильм по моему выбору и пакетик драмамина.

— Главное, постарайтесь не волноваться, — посоветовал капитан Солберг, выпроваживая меня из рубки. Не он первый советовал мне не волноваться. Однако от капитана, которому сообщили, что по его кораблю совершенно свободно бродит потенциальный убийца, я такое услышала впервые.

— Я постараюсь, — пообещала я, прижимая подарок к груди.

Эмоционально и физически истощенная, я надеялась теперь только на встречу с Сэмом. Я добралась до лифта и нажала кнопку «вниз». Когда кабина прибыла и двери открылись, я обнаружила внутри Скипа Джеймисона. Опять.

На нем была очередная пестрая гавайская рубашка, белые шорты и кроссовки «Рибок». Он был полностью поглощен музыкой, которую слушал через наушники своего аудиоплеера «Сони». То есть он что-то мычал, кивал головой, прищелкивал пальцами в такт даже мне слышным ритмам бита и не сразу обратил на меня внимание.

Лифт пришел в движение.

Наконец Скип словно очнулся, увидев меня, И сдвинул наушники.

— Хай, Элен! Опять вы. Класс!

— Привет, Скип! — ответила я, снедаемая мыслями об охотнике за несчастной женщиной, чьей-то бывшей женой. — Что вы здесь делаете?

— Спускаюсь завтракать, а по дороге наслаждаюсь музыкой, — приветливо сообщил он, отбивая такт ногой.

— В таком случае не буду вам мешать. На самом деле я еще толком не проснулась, так что из меня плохая компания.

— Усек. Охраняете свое пространство! Классно! Тогда я ухожу в свою музыку. — Он вернул наушники на место и увеличил громкость.

Я улыбнулась, завидуя его беззаботности.

— Классная песня! — через пару секунд прокричал Скип, как обычно делают люди, оглушенные громкой музыкой, забывая, что другие ее не слышат. — «Лайла»! Настоящий Эрик Клэптон!

Я машинально кивнула.

— Классический рок-н-рол! — продолжал он перекрикивать рев гитар, доносящийся из наушников. — Я тащусь от него! Класс! Действительно забойные вещи, особенно быстрые!

Ну и отлично, подумала я, надеясь, что он заткнется.

— Мои друзья считают, что я слишком привержен «Лучшей сороковке», — не умолкал Скип. — Мой вкус связан с рейтингом хит-парадов.

— Но вы говорили, что любите более сдержанную музыку, группы в стиле «Нью-Эйдж», — невольно втянулась я в разговор.

— Что? — выкрикнул он.

— Я говорю, кажется, вы больше любите мелодии в стиле «Нью-Эйдж»! — повторила я так, что меня, наверное, могли услышать на Сан-Хуане.

— Да, их я тоже люблю! — закричал Скип. — Что касается музыки, я готов на все. Классика! Нью-Эйдж! «Лучшие сорок»! Все хиты!

— Класс! — одобрила я.

— Наверное, вы считаете меня фанатиком, — продолжил он, — безумным фанатиком, да?

У меня перехватило дыхание. От его отдельных слов у меня вдруг мелькнула дурная мысль. «Я готов на все». «Безумный фанатик». Способен ли безумный фанатик убить женщину? Боже милостивый, этот расслабляющийся Скип? Если он действительно арт-директор такого крупного рекламного агентства, очень богатого агентства, вряд ли он нуждается в деньгах, чтобы согласиться стать наемным убийцей. Если…

— Скип!

— А?

— Вчера вечером вы случайно не были в своей каюте? Примерно в десять часов?

— Да, был. Книжку читал. А что?

— Ничего. Просто любопытно, — ответила я.

Как только лифт прибыл на прогулочную палубу, я отрывисто бросила Скипу «пока!» и вылетела наружу.

— Эй, притормози! — воскликнул Сэм, когда я сломя голову выбежала на прогулочную палубу и уже была готова перемахнуть через борт. — После вчерашнего дождя палуба скользкая. Поскользнешься и сломаешь свои ходули!

Ходули! В детстве мальчишка, наш сосед, всегда называл мои длинные конечности ходулями, отчего я не раз плакала по ночам. Сэм напомнил мне об этом, и меня передернуло.

Он полулежал в одном из шезлонгов, закинув свои собственные ходули на соседнее кресло. Для разнообразия опоздала на этот раз я.

— Ты прав, — притормозив, согласилась я, переводя дыхание и расслабляясь. — Я правда спешила. Просто не хотелось опаздывать на свидание.

Вообще-то я очень редко употребляю слово «свидание». Во-первых, потому что свидания у меня бывают крайне редко, а во-вторых, по уровню риска я всегда сравнивала хождения на свидания с затяжным прыжком с парашютом. Однако сейчас эта глупейшая мысль акселератки показалась мне неуместной, тем более после того, как вчера мы с Сэмом почти уже поцеловались в губы — не помешай подошедший лифт. Следовало признать, что тот едва не состоявшийся поцелуй перевел наши отношения на иной уровень, на уровень «свиданий», а поскольку круиз длится всего семь дней, имеет смысл пошевеливаться, если мы хотим какого-то продолжения нашего «романа». Да, это одна из странных особенностей поведения людей на отдыхе: он всегда длится вполне определенное и весьма ограниченное время. Если вам кто-то понравился, вы неизбежно должны пренебречь некоторыми «правилами дорожного движения» и ускорить процесс взаимного узнавания.

Мой страх по поводу Телефонного Звонка испарился. По крайней мере на время. Этому способствовал Сэм — такой вальяжный в своем кресле, такой благостный в спортивной майке и кроссовках, такой безопасный.

Тем не менее, прежде чем мы начнем свою пробежку, прежде чем мы начнем дальше узнавать друг друга, я должна задать ему тот же вопрос, что и Скипу. Я должна узнать, не мог ли он случайно оказаться тем человеком, который сделал этот звонок.

— Сэм, что ты делал, — произнесла я как можно небрежнее, — после того, как мы расстались? Ушел к себе в каюту?

Он взглянул на меня с кривоватой усмешкой и поправил очки.

— Нет! Я пригласил на рюмку тех монашенок, которых мы встретили в лифте. Они оказались такими оторвами, должен тебе сказать!

— Да перестань! Я серьезно.

— Пара танцев на дискотеке, и ты уже следишь за моими перемещениями? — иронично ухмыльнулся он.

— Нет, конечно. Я просто хотела узнать, смотрел ли ты телевизор и были ли у тебя жуткие помехи, как у меня?

— А-а… Нет, я его даже не включал. На самом деле я вернулся в каюту только около половины двенадцатого.

— Вот как? — я вздохнула с облегчением. В общем-то я и не думала, что Сэм может оказаться потенциальным наемным убийцей.

— Да. Я вышел из лифта и понял, что ложиться совсем не хочется. Я переволновался как мальчишка.

— Я тебя понимаю. Я тоже.

— Поэтому я отправился не в каюту, а сюда.

— На прогулочную палубу?

— Да, — кивнул он. — Решил, что надо немного проветриться, разобраться со своими мыслями.

— Тебе не дают покоя мысли о необходимости перемены работы?

— Частично.

— А что еще?

Он улыбнулся.

— Подожди. Я попробую угадать, — самодовольно заявила я. — Ты думал, представляю ли я собой черта в юбке или находку века. Правильно?

— Правильно.

— Ну и? Пришел к какому-нибудь решению?

— Я уже говорил тебе, Струнка. Мне нужно как следует присмотреться к тебе. Очень внимательно присмотреться!

— Понятно. А как насчет карьеры? Здесь ты что-нибудь решил?

— Не совсем, — пожал он плечами. — Проблема в том, что к этой работе у меня больше сердце не лежит. С тех пор как моя невеста… — Он запнулся, словно раздумывая, следует ли откровенничать дальше.

— Продолжай, Сэм. Пожалуйста, — попросила я. Мне очень хотелось узнать что-нибудь о ней, узнать, что с ней случилось, по-прежнему ли Сэм любит ее.

Он поправил очки указательным пальцем.

— После смерти Джиллиан карьера меня перестала волновать, — заявил он.

Джиллиан. Симпатичное имя.

— Я перегорел. Я больше не считаю концом света, если что-то не успеваю сделать, если не приезжаю вовремя в город, куда меня посылают. С тех пор как ее не стало, меня все это волнует гораздо меньше.

Я кивнула, представляя, каких трудов стоило Сэму пережить смерть своей невесты, особенно учитывая его постоянные разъезды по служебным делам.

— Тебе кажется, если сменить страховой бизнес на что-нибудь иное, станет легче? Если теряешь любимого человека, внутренняя опустошенность все равно остается, независимо от того, чем ты зарабатываешь на жизнь.

— Это верно, — он пристально взглянул из-под очков своими глубокими синими глазами. Потом, словно отвечая на вопрос, продолжил: — Но я это уже пережил. Пережил. Особенно трудно было, конечно, то… — Он снова умолк.

— Что Джиллиан умерла прямо накануне вашей свадьбы, ты это хочешь сказать?

Он серьезно кивнул.

— И это, и другое.

— Что?

На сей раз он не ответил. Я почувствовала, что не следует больше задавать вопросов. Сэм не был похож на человека, который способен вывернуть свои внутренности на отдыхе перед совершенно незнакомым человеком. Он сдержанно относился к фактам своей биографии. Ему было что рассказать, это ясно как Божий день, но он к этому еще не готов. Во всяком случае не мне. Не сейчас.

— Ну ладно, — с некоторым усилием стряхивая свое подпортившееся настроение, заговорил Сэм. — Может, мы все-таки побегаем, позавтракаем, а потом отправимся на Иль-де-Сван, а то ведь так и день пройдет?

— Да, конечно, — согласилась я. Сделав несколько физических упражнений для разминки, мы побежали.

Отмотав свои четыре мили, мы с Сэмом перекусили на скорую руку в «Стеклянном башмаке» и договорились встретиться уже на острове, вместо того чтобы толкаться всем вместе в очереди на плашкоут. Я хотела еще зайти к Пэт и Джеки, узнать, какие у них планы на посещение нашей первой на маршруте стоянки.

Итак, я спустилась к себе на восьмую палубу. Мои подруги сидели в каюте Пэт и смотрели по телевизору выступление руководителя круиза, который расписывал, что нас ожидает на Иль-де-Сване. Обе были в футболках и в шортах; в фирменных сумках с картинками «Принцессы Очарование» лежали купальники, полотенца, кремы, книжки и прочая мелочь.

— Джеки, — сказала я, оглядывая подружку с ног до головы. — Ты себя уже хорошо чувствуешь?

— Достаточно хорошо, чтобы вынести пятиминутную дорогу до какого-нибудь пляжа, — кивнула она на иллюминатор.

Нет, все-таки она показалась мне слишком бледной и слабой, не похожей на себя.

— Если ты думала, что я буду торчать в каюте и наблюдать, как вы сделаете мне ручкой, то можешь забыть об этом.

— Но провести несколько часов под палящим солнцем, когда ты только что… — Я оборвала фразу, поскольку поняла, что выгляжу старой ворчуньей. Поэтому выглянула в иллюминатор. Перед каютой Пэт не маячила спасательная шлюпка, так что мне открылся совершенно потрясающий вид — розовые и алые кусты цветущей бугенвиллеи, сливочного цвета песчаные пляжи, переливающаяся голубым и зеленым спокойная, чистая вода.

— Ничего со мной не случится, — ответила Джеки. — Если почувствую, что нехорошо, вернусь на этой же барже обратно. Большое дело!

— Ну ладно. Так какие планы? — продолжила я. — Вы уже готовы?

Джеки сказала «да», Пэт сообщила, что сначала ей надо позвонить в каюту Алберту Муллинзу и скоординировать их действия. Я и забыла, что они с Албертом записались в группу под названием «арт-сафари», в которой всем желающим обещали давать уроки рисования на пленэре под руководством известной художницы из южной Флориды Джинджер Смит Болдуин. В каждом порту, куда будет заходить корабль, эта группа человек из десяти — пятнадцати будет выбираться на заранее подготовленное место, всех обеспечат необходимыми принадлежностями и познакомят с теоретическими основами пейзажной живописи. Созданные произведения участники группы могут забрать домой, повесить на стенку в рамочках или просто показывать друзьям и родным, как делают люди с фотографиями или видеозаписями. Поскольку я лично очень пристрастно отношусь к художественному творчеству, а Джеки предпочитает акварели занятия акваспортом, Пэт выбрала себе в компаньоны Алберта.

— Он мечтает зарисовать новых птиц, — сообщила Пэт, набирая номер.

Я пошла к себе, быстренько приняла душ, переоделась и вернулась в каюту Пэт.

— Я договорилась, что мы с Албертом и остальными членами группы Джинджер встречаемся у лифта на второй палубе, — сообщила Пэт.

Мы спустились на лифте и вышли в холл; там уже собралось не меньше двухсот человек. Среди них я увидела и Генри Причарда. Он был с Ингрид, той девицей, которую нашел себе вчера вечером. Даже если Джеки и была разочарована тем, что Генри подыскал ей замену, пока она валялась в постели, мучаясь желудком, то виду не подала. Повернувшись к нам с Пэт, она мужественно заметила:

— Похоже, торговец автомобилями накрылся.

— Мне очень жаль, Джеки, — посочувствовала я. — Я понимаю, ты надеялась найти себе пару.

— Я надеялась на активную жизнь, только и всего, — ответила она. — Полагаю, в этом смысл подобных круизов. Но как только ты на один день выходишь из игры, твое место тут же занимает другая милочка. Да ладно, на Генри свет клином не сошелся! На корабле нет других одиноких мужиков, что ли? Во всяком случае, я не собираюсь из-за этого прыгать за борт!

— Это мужественное решение, — похлопала я ее по спине, отчего Джеки, к сожалению, закашлялась.

— Твой микроб случайно не переселился в грудь? — озабоченно нахмурилась Пэт. — Я слышу хрипы у тебя в легких.

— Да все нормально, — отмахнулась Джеки. — Скажи лучше, где твои художники?

Пэт огляделась по сторонам, увидела Алберта и помахала ему рукой. Он приветствовал ее кивком. Мы пробрались к нему сквозь толпу. Алберт стоял в очереди на посадку.

— Всем вам самое доброе утро! — проговорил Алберт, снимая свою бежевую шляпу-сафари. Он был в футболке и в шортах; на тощей шее висели фотокамера и два тяжелых бинокля. Одно неосторожное движение — и он задохнется, подумала я.

— Доброе утро, Алберт, — сказала Пэт. — Готов заняться рисованием?

— С огромным удовольствием! — откликнулся он в своей архаичной, чуть напыщенной псевдо-британской манере. — Никогда еще не пробовал передать свое восприятие птиц средствами визуального искусства, но полон решимости сегодня же ликвидировать этот пробел!

Ну просто душка!

Через несколько человек от Алберта я увидела нашу соседку по столу, Гейл Коэн. На ней был шикарный пляжный костюм, накинутый прямо поверх купальника, а в руках, вместо обычной сумки с «Принцессой», как у всех нас, пляжная сумка от «Прады»; бриллианты и изумруды на сей раз уступили место слоновой кости. Я подумала, что таким образом она выражает свое представление об идеальных украшениях для островов. Борцы за права животных прокляли бы ее вместе с ее слоновой костью.

— У нас с Кеннетом есть Болдуин, — затараторила она, обращаясь к нам с Джеки, поскольку Пэт уже беседовала с Албертом.

— Да? — прищурилась Джеки. — А у моих родителей — «Стейнвей».

— Нет, я не о пианино, дорогая. Я говорю о масляной живописи. Кисти Джинджер Смит Болдуин. Мы приобрели одну ее картину в прошлом году. В галерее в Сохо. — Гейл покачала головой, словно не веря, что кто-то может так безнадежно отстать от моды. — Я договорилась, что покупаю всю ее нынешнюю серию «сафари». Представляете? Мои знакомые из Нью-Джерси позеленеют от зависти, просто позеленеют!

— А где Кеннет? — спросила я. — Разве он не собирается посмотреть остров?

— О, он уже там! — воскликнула Гейл. — У нас с Кеннетом совершенно самостоятельный образ жизни. Мне кажется, только поэтому нам удается так долго жить вместе. Он ложится спать далеко за полночь и встает с первыми лучами солнца. Я говорю вам, этот человек никогда не спит. А я ложусь как только стемнеет, в половине десятого, максимум в десять. — Сделав паузу, она придвинулась к нам, словно собираясь сообщить нечто конфиденциальное. — Я принимаю мелатонин, — прошептала она. — Я знаю, что он плохо действует на гормональную систему, что у меня может отрасти борода или еще что-нибудь похлеще, но зато я от него сплю как убитая. Кеннет может плясать на втором этаже, я даже ухом не поведу.

Как убитая, содрогнулась я, опять вспомнив вчерашний кошмарный телефонный разговор. Ну, по крайней мере Гейл не надо об этом беспокоиться — она все-таки еще не бывшая жена. У них с Кеннетом это первый брак.

— В общем, Кеннет, наверное, уже плавает где-нибудь с маской или аквалангом — только не спрашивайте меня, что это такое, я все равно не знаю, — или валяется на пляже. Мы договорились встретиться за ленчем. Когда закончится мой урок рисования с Джинджер.

В это время в поле моего зрения появилась яркая женщина с табличкой на груди, на которой было написано: ДЖИНДЖЕР СМИТ БОЛДУИН. Она была в сандалиях, обрезанных голубых джинсах и футболке-варенке. На ее плечи спускались распущенные рыжевато-каштановые волнистые волосы. В ушах болтались большие, треугольной формы серьги из серебра с бирюзой. Кроме того, у нее были такие же синие, как у Сэма, глаза и ямочки на щеках, что придавало ее лицу очень симпатичное выражение. Она была столь же привлекательна, сколь и дружелюбно открыта — ничего похожего на тот образ, который я нарисовала себе по рассказу Гейл.

Она представилась небольшой группе людей, которые немедленно обступили ее, и попросила предъявить квитанции, чтобы удостовериться, что все заплатили за будущие уроки рисования.

— Ваша квитанция? — спросила она меня.

— Прошу прощения, но я не записывалась, — ответила я и добавила: — Боюсь, я не в состоянии изобразить даже фигурку из палочек.

— Искусство не занимается копированием, — гортанно рассмеялась она. — В искусстве вы просто выражаете себя, переносите свое эмоциональное восприятие увиденного на холст или лист бумаги. Когда я работаю, я позволяю рисунку руководить мной. Он сам мне подсказывает, что делать дальше. Я изображаю людей — даже, как вы говорите, в виде палочек — и часто потом просто стираю их. Я искренне верю, что искусство — это процесс сложения и вычитания. Сначала вы идете в магазин, а потом выбрасываете отходы в мусорное ведро, понимаете?

Нет, я не поняла. Но я мгновенно прониклась симпатией к Джинджер Смит Болдуин и подумала: почему мне в школе вместо того старпера, от которого я не знала, куда деваться, не попалась такая учительница рисования, как эта женщина?

Размышляя, есть ли у Джинджер свой рекламный агент и не захочет ли она стать клиентом «Пирсон-энд-Стралли», я сделала себе мысленную пометку по возвращении в Нью-Йорк написать ей письмо в моем знаменитом «ударном» стиле. Я не сомневалась, что мне удастся, как минимум, организовать для нее выступление в каком-нибудь воскресном шоу.

Путь на плашкоуте до берега Иль-де-Сван занял не больше пяти минут. Когда похожее на баржу транспортное средство причалило к пирсу, на нас обрушилось не менее батальона гаитянцев, старающихся помочь нам сойти на берег и указать дорогу к пляжам. Так вот что такое, оказывается, Иль-де-Сван: бесконечная цепь пляжей — и каменистых, продуваемых ветрами, более подходящих для занятий рисованием или чтения, нежели для купания, и песчаных, многолюдных, уставленных шезлонгами, оборудованных соляриями, с тучей официантов, бегающих с подносами с ромом. В центре острова располагался также район бутиков, этакий карибский вариант пешеходной торговой зоны города. В каждой лавке продавали одно и то же — местные поделки типа деревянных масок вуду, ярко раскрашенной керамики и картин в стиле батик.

Группа Джинджер отправилась на самую северную оконечность острова — сурового вида мыс, с которого открывался вид не только на море, но и на соседний, еще более маленький островок под названием Птичий рай. Алберт точно почувствует себя в раю, как только увидит первую розовую цаплю.

Мы с Джеки помахали ручкой Пэт, Алберту, Гейл и остальным участникам арт-сафари, а сами направились на пляж под названием Бухта сокровищ, где можно было взять напрокат водный велосипед, виндсерфинг или снаряжение для подводного плавания, что соответствовало представлениям Джеки о райском местечке. Я плюхнулась в шезлонг под раскидистой пальмой, дававшей большую тень, а она отправилась на поиски парня, который распоряжается спортивным инвентарем. Время уже подбиралось к одиннадцати. Скоро можно будет и организовать второй завтрак.

Подавив чувство голода, я растянулась в шезлонге со шпионским романом и принялась осматривать сначала пляж, потом прибрежную полосу моря в поисках Сэма. Но его нигде не было видно. Вместо него я заметила резвящихся в море, как пара дельфинов, Генри и Ингрид, а также Скипа, который зашел в воду по щиколотку. Он был в тех же черных узеньких плавках и демонстрировал единство духа и тела перед своими соседками по столу — Донной и Тори. Увидела я также и Дороти. В руках она держала один из круассанов, которые нам давали на завтрак; отщипывая мелкие кусочки, она по очереди кормила ими вьющихся вокруг чаек и собственного супруга Ллойда. Затем мне попался на глаза Ленни Лубин — он в очередной раз шлепнулся со своего виндсерфинга прямо среди купающихся и пытался снова взобраться на узкую доску, но это ему не удавалось. Бедняга! Его катание на доске под парусом выглядело не менее трогательно, чем его пение караоке.

Наблюдая за жалкими потугами Ленни, я вспомнила, что, когда мы с Сэмом собрались уходить с дискотеки, Ленни тоже намеревался идти в каюту, как он нам сказал, снять смокинг и переодеться. Меня осенило, что Ленни тоже мог быть тем человеком, который звонил на берег мужу, желающему покончить со своей бывшей женой. У него была такая возможность, как говорят в полицейских сериалах. Но это мог сделать и Скип. Это мог сделать любой из нескольких сотен мужчин, находящихся на корабле. Даже у Генри, которому ничего не стоило оставить на некоторое время Ингрид и быстренько сбегать в каюту якобы «за таблетками», была такая возможность. А как насчет Алберта, который сказал, пока мы добирались на плашкоуте до берега, что вернулся к себе в каюту вчера довольно рано, в четверть десятого, если быть точным? Он абсолютно не соответствовал моему представлению о наемном убийце, но откуда мне знать, как на самом деле должен выглядеть этот бандит?

Джеки вернулась, чтобы сообщить мне, что все спортивное снаряжение и оборудование уже разобрано, так что она просто идет купаться.

— Не забывай, ты еще довольно слаба, — предупредила я.

— Элен! — рыкнула она. — Я не для того приехала сюда с холодного северо-востока, чтобы смотреть на воду, ясно?

Она вбежала в море, нырнула и проплавала не меньше получаса. Вернувшись, она показалась мне полностью изможденной.

— Слушай, разве так уж обязательно сегодня плавать до посинения, а? — заметила я. — Тут не так уж жарко.

— Честно говоря, мне вовсе не жарко, — согласилась Джеки. — А если точнее, я чувствую озноб. Кажется, у меня поднялась температура.

Потянувшись, я прикоснулась ладонью к ее лбу. От нее просто несло жаром.

— Так и есть! Мы возвращаемся на корабль, — заявила я, начиная собираться.

— Вот черт! — простонала она. — Я так надеялась на этот отпуск, Элен. Даже не представляешь, как я на него рассчитывала!

Ее нижняя губа дрогнула.

— Что с тобой?

— Ничего. Терпеть не могу хныкать, — она постаралась взять себя в руки.

— Ты лучше не хнычь, а расскажи, в чем дело, — сказала я. — Будешь не хныкать, а рассказывать!

Она слабо улыбнулась.

— Это все из-за Питера, — начала Джеки. — Он жутко на меня давит с этой оранжереей. Хочет превратить ее в свое собственное маленькое королевство и, кажется, уже вполне в этом преуспел. Меня это уже достало. Он становится похож на занюханного яппи, который носит галстук-бабочку и подтяжки и гоняет на своей тачке в город на свидания.

— На свидания? С кем?

— Понятия не имею, — передернула она плечами. — Мы теперь почти не разговариваем. Может, с хирургом, который пообещал ему увеличить его сосиску.

— Ты всегда верна себе, Джеки, — рассмеялась я и взяла ее за руку. Ее кожа показалась мне горячей и вспотевшей, несмотря на то, что сама она дрожала. — Знаешь, очень не хочется тебя прерывать, но мне кажется, что сегодня не только Генри Причарду надо начинать принимать антибиотики. Надеюсь, у корабельного врача найдется что-нибудь подходящее. За сутки ты придешь в себя. И сможешь наконец нормально насладиться отдыхом.

— Ага, лады. Я поняла, — ответила Джеки. — Черт с ним, иду к доктору. — Она привстала, но тут же плюхнулась обратно в кресло, как будто голова у нее закружилась.

— Знаешь что, — всерьез забеспокоилась я, — подожди, пока я схожу к Пэт, скажу ей, что мы решили, а потом вместе пойдем к врачу. Договорились?

— Но ты пропустишь обещанное барбекью на пляже! — напомнила Джеки.

— Переживу! — ответила я, искренне надеясь на это. Надеясь, что мы все трое это переживем.

Я добралась до пляжа, где вся команда художников-любителей под руководством Джинджер старательно перерисовывала на бумагу раскинувшийся перед ними пейзаж. Одни рисовали цветными карандашами, другие — кисточками. Алберт, как я могла заметить, пытался изобразить аиста с острова Птичий рай, которого он разглядывал в бинокль. То, что выходило из-под его руки, очень напоминало мне моих человечков.

— Извините за вторжение, — громко произнесла я и присела рядом с Пэт. Ее рисунок показался мне еще более абстрактным, чем у Алберта. Он представлял собой серию синих линий и розовых пунктиров и напомнил мне рисунки Люси Ковецки, которые она прикрепляла с помощью магнитиков к дверце домашнего холодильника.

Я объяснила Пэт, что Джеки лихорадит и что я собираюсь отвезти ее обратно на корабль, чтобы показать доктору.

— Я должна пойти с вами, — решительно заявила Пэт, собирая карандаши.

— Думаю, я и одна справлюсь, — удержала я ее. — Можешь еще позаниматься творчеством.

Она хихикнула и прошептала:

— Алберт говорит, что я рисую прямо как Рено.

— Ренуар! — поправила я. — «Рено» — это марка автомобилей.

— Мне кажется, ему все равно, — ответила Пэт. — Знаешь, Элен, если я не ошибаюсь, он ко мне весьма неравнодушен. Представляешь?

— Представляю, — улыбнулась я.

— К сожалению, меня в этом смысле волнует только Билл, — вздохнула она. — Но в данный момент Алберт — тоже симпатичная компания. После рисования мы хотели с ним прогуляться. Если, конечно, ты уверена, что вам с Джеки не нужна моя помощь.

— На роль Флоренс Найтингейл я не претендую, но до корабля как-нибудь уж ее доведу, — заверила я Пэт. — Развлекайся!

— Постараюсь.

Я довела Джеки до плашкоута и помогла подняться на борт. Пришлось подождать минут пятнадцать, пока экипаж не решил, что пассажиров набралось достаточно и можно отправляться. Солнце палило нещадно.

Прощай, Иль-де-Сван, думала я по дороге. Надеюсь, в следующем пункте по маршруту, в Сан-Хуане, нам повезет больше. Тем более что там я должна встретиться с моим пропавшим чемоданом.

Мы были в нескольких сотнях футов от «Принцессы Очарование», когда от нее отвалил такой же плашкоут с очередными двумя сотнями желающих попасть на Иль-де-Сван как раз к ленчу.

— Э-гей! — кто-то закричал с проходящей мимо посудины.

Я обернулась на голос и обнаружила Сэма, который стоял у поручней и махал нам рукой.

— Куда вы? — прокричал он, явно разочарованный тем, что мы движемся в обратном направлении.

— Джеки плохо себя чувствует, мы к доктору! — прокричала я в ответ.

— Не слышу! — крикнул он.

— Джеки… — Я оборвала себя, сообразив, что за шумом двух дизелей, грохотом стальных барабанов и гулом голосов он меня наверняка не услышит. — Увидимся за обедом! — завопила я что было сил и помахала рукой на прощание. Меня расстроила упущенная возможность побыть с ним. Мне всегда казалось, что встреча двух кораблей в море выглядит очень романтично, но в данный момент это выглядело особенно впечатляюще. — До свидания! — махала я рукой, подпрыгивая у перил. — До вечера!

— Ну, подруга, — покачала головой Джеки, — значит, я была права насчет тебя и этого парня.

Опустив голову, я молча кивнула, как провинившийся ребенок.

— Ты в него по уши втюрилась! — с некоторым изумлением добавила Джеки.

— Боюсь, что да, Джеки, — призналась я. — Видит Бог, так оно и есть!

Я думала, что корабельный лазарет похож на небольшой кабинет, вроде того, что я когда-то видела в летнем лагере — белая комната, запах спирта, парочка рахитичных кресел, баночки с градусниками, ложечками, лейкопластырем. Но это заведение на «Принцессе Очарование» скорее напоминало современную клинику крупного города со смотровыми кабинетами, операционными и полным комплектом медицинского оборудования.

— Боже, куда мы попали! — изумилась Джеки, когда мы выгрузились из лифта на первой палубе, где располагалось царство медицины. Кругом были люди. В просторном зале ожидания на диванах и креслах, укрытые одеялами, лежали и сидели больные; вокруг них суетился медперсонал, измеряя пульс, температуру, проверяя страховые полисы; тут же я заметила членов экипажа разного возраста, которые либо получали какую-то помощь, либо просто останавливались поболтать. Здесь был даже наш бесстрашный капитан Солберг. Увидев меня, он подошел поздороваться, представился Джеки и обыденным тоном сообщил, что зашел выписать рецепт на антидепрессант.

— Теперь все понятно! — пробормотала я, когда он отошел.

— Что понятно? — спросила Джеки.

— Понятно, почему он так неадекватно отреагировал, когда я разговаривала с ним утром. Это не сверхспокойствие, а просто депрессия.

— Ты ходила к нему утром? Зачем? — продолжала интересоваться Джеки, когда мы уже стояли у стойки регистратуры. У меня перехватило дыхание, потому что на листе записи уже значилось двадцать четыре фамилии. Дежурная медсестра, на карточке которой значилось: «Венди Уимпл, регистратура», оказавшаяся англичанкой, сказала нам, что придется прождать примерно два часа.

О Боже, подумала я! Если бы мы пришли в ресторан, где нам предложили подождать два часа, можно было бы по крайней мере пойти в бар выпить.

— Так зачем ты ходила утром к капитану? — повторила Джеки после того, как мы записались и вернулись снова в кресла. Меня порадовало, что, несмотря на высокую температуру, она сохраняет ясность мышления.

— Да просто небольшая проблема с одним из пассажиров, — небрежно бросила я, твердо решив не рассказывать о преступном заговоре ни ей, ни Пэт. — Мне показалось, что надо сообщить об этом капитану.

Джеки в своей привычной манере закатила глаза.

— Знакомая песня! — вздохнула она. — Где Элен, там интриги и заговоры!

Наше сидение в зале ожидания тянулось, как мне показалось, целую вечность. Я наконец поняла точность названия подобных помещений. Все, сидящие здесь, ждали. Из всего, что я могла видеть и слышать, становилось ясно, что люди, пришедшие сюда, страдали множеством болезней — от перегрева на солнце до переедания, от сердечной недостаточности до расстройства желудка. Я говорю, помещение было полностью забито немощными страдальцами, и Джеки была одной из них. Постепенно ее лихорадка начала давать о себе знать: она то обливалась потом, то начинала дрожать. У нее не было даже сил в очередной раз подколоть меня. Она даже не проявила желания подробнее расспросить меня о Сэме, за что, впрочем, я была ей весьма благодарна. Надо признаться, какая-то девичья застенчивость заставляла меня перед ней держаться от него подальше.

Дежурная регистраторша громко произнесла очередную фамилию и проводила пациента в смотровой кабинет. Взглянув на часы, я обнаружила, что мы сидим здесь уже больше двух часов. Нетушки, хватит! Я встала и подошла к медсестре поинтересоваться, сколько человек перед Джеки и сколько времени нам еще ждать.

— Перед вами еще семеро, — сухо ответила Венди Уимпл. — Это значит, доктор сможет принять ее минут через сорок пять, может, час.

— Доктор? Вы хотите сказать, что прием ведет один человек? При таком количестве народу?

— В данный момент работает один, — сообщила Венди таким же накрахмаленным, как ее белый халат, голосом. — Второго вызывают при необходимости.

— Ну так вызовите его! — посоветовала я. — И чем скорее, тем лучше!

Я взглянула на Джеки, которая в этот момент собралась, кажется, потерять сознание. Внезапно она застонала, начала махать руками и бормотать что-то пятистопным ямбом на непонятном языке, похожем на латинский.

— Моей подруге требуется срочная помощь! — закричала я, грохнув кулаком по столу. — Вы что, не видите, она уже бредит! У нее лихорадка!

— Почему вы решили, что это лихорадка? — спросила сестра, не разжимая губ. — У нас сегодня уже было несколько психиатрических больных.

— Послушайте, мисс! Не знаю, где вы получали свое медицинское образование, но для того, чтобы понять, что этой женщине плохо, не нужно быть медицинским гением! — Я показала рукой на Джеки. — Ей же плохо! Физически плохо! Если вы сейчас же не проводите ее к врачу, я…

— Что — вы?

— Я… Я… — я растерялась. Это же не Манхэттен с больницами на каждом углу, стало быть, выбора у меня нет. А даже если и есть какая-нибудь другая больница, до которой можно добраться вплавь, так до нее, во-первых, надо еще добраться, а потом записаться и снова ждать…

— Я напишу об этом редактору «Куда глаза глядят», а это, как вам, может быть, известно, самый популярный туристический журнал в Соединенных Штатах, — выплеснула я. — Я работаю в рекламном бизнесе. И мне ничего не стоит организовать статью, в которой будет сказано, что пассажирам «Принцессы Очарование» лучше брать с собой своего собственного доктора, потому что здесь воспользоваться врачебными услугами…

Появившийся из кабинета доктор прервал мою тираду.

— Какие проблемы, Венди? Мне послышался какой-то шум в зале, — сказал он озабоченно, но не сердито.

Еще один скандинав, сообразила я по акценту. Он был пониже капитана Солберга, этакий приземистый толстенький коротышка, если быть точной, но более добродушный, открытый, мягкий. Некоторая заботливость и сострадание послышались мне в его голосе. Он говорил мягко, негромко, без властных интонаций.

— Прошу прощения, доктор…

— Йоханссон, — представился он, протягивая мне руку, предварительно сняв свои белые перчатки из латекса. — Доктор Пер Йоханссон!

— Рада познакомиться, — сказала я. — Прошу прощения за тон, которым я разговаривала с вашей медсестрой, но моя подруга, — я показала на Джеки, — ждет уже больше двух часов, и ее состояние резко ухудшается.

— Какие симптомы? — спросил он. Остальные пациенты с неподдельным интересом начали прислушиваться. По части развлечений тут, надо признаться, было не густо, а подборка журналов оставляла желать много лучшего.

— Видите ли, — начала я, — это началось еще вчера утром. Сначала появились резкие боли в животе, спазмы. Может, я лучше приведу ее к вам? — сменила я тему.

И прежде чем доктор Йоханссон успел удалиться, я подбежала к Джеки, подхватила ее под мышки, как манекен из магазина, и проволокла к столику регистрации.

— Вы только взгляните на нее, доктор! Просто больной щенок!

— Щенок? — озадаченно посмотрел на меня доктор.

— Ой, извините! — послала я ему невинную улыбку. — Я понимаю, что вы не ветеринар. — Поколебавшись долю секунды, я отважилась переспросить: — Ведь вы же не ветеринар, правда? — Имея дело с корабельной медициной, нельзя быть уверенной ни в чем.

Он улыбнулся, давая понять, что оценил шутку, и сказал «нет».

— У моей подруги, — вздохнула я с облегчением, — жуткая температура. Вот потрогайте! — Я взяла его за руку и приложила ладонь ко лбу Джеки. — Чувствуете?

Он вздернул бровь и чуть более жестко посмотрел на регистраторшу.

— Отведите ее в смотровой кабинет, Венди. Немедленно!

— Да, доктор, — тут же согласилась Венди.

Она подхватила Джеки под одну руку, доктор Йоханссон — под другую, и они увели мою подругу в кабинет.

Полагая, что предварительный осмотр займет некоторое время, я с удовлетворением решила подняться в «Стеклянный башмак» что-нибудь перекусить. Но обнаружилось, что в это время — а было половина четвертого — они не работают.

— Ну, может, хотя бы какую-нибудь булочку с маслом? — попросила я парнишку, протирающего столы. — Пожалуйста!

Он скорчил рожу, видимо, решив, что я из той породы ненасытных пассажиров с вечно разинутым ртом, которые и пять минут прожить не могут, чтобы не сунуть себе чего-нибудь в зубы. Я достала из дорожной сумки бумажник и протянула ему пятидолларовую банкноту — мельче не было. Недовольства как не бывало. Он метнулся на кухню и моментально притащил мне поднос, на котором красовались бутерброды с ветчиной и бокал чая со льдом. Я поблагодарила и устроилась за столиком, который он уже протер.

Примерно в четыре часа, когда я все съела и выпила, «Принцесса Очарование» покинула гавань Иль-де-Сван. Следующая остановка — Сан-Хуан, завтра в час дня. Мысль о том, что я смогу попасть в большой город, а точнее — в столицу страны, которая поддерживает дипломатические отношения с Соединенными Штатами и в которой есть как минимум несколько больниц на выбор, привела меня в хорошее расположение духа. Чтобы почувствовать себя еще лучше, я подумала о Сэме. Интересно, как он провел время на острове. Скорее бы уж настало время ужина!

Я вернулась вниз, в лазарет. Сестра Уимпл сообщила мне, что доктор Йоханссон все еще занимается с Джеки, так что я присела, раскрыла замусоленный журнал трехлетней давности и приготовилась ждать. Но тут появилась Пэт — вся в ссадинах, синяках и хромающая!

Вскочив, я бросилась к ней. Она была не одна, а с Албертом, который бережно поддерживал ее за локоть.

— Что случилось?

— Небольшая неприятность! — скривилась она от боли. Ее подбородок был разбит в кровь. Правая рука — в кровоточащих ссадинах. Правая лодыжка жутко распухла.

— Что за неприятность? — воскликнула я, обращаясь к ним обоим. — Я же вас оставила рисовать с Джинджер!

— Да, и это было поистине замечательно, — заговорил Алберт. — Тем более в такой прекрасной компании, как ваша подруга.

— Очень приятно! Но что же произошло потом? — в нетерпении прервала я его.

Пэт попробовала раскрыть рот, но разбитый подбородок, очевидно, причинял ей сильную боль. Говорить ей было трудно. Вместо нее ответил Алберт.

— Потом мы устроили милый ленч с цыплятами, которыми нас снабдили еще на корабле. Цыплячьи окорочка в таком довольно остром…

— Забудьте о меню, Алберт! Я хочу знать, что случилось с Пэт!

— Да-да, конечно! — поспешно ответил он. — После ленча мы с Пэт решили немного прогуляться по острову на своих двоих. Дело в том, что мне очень хотелось увидеть большого баклана, ну мы и пошли на юг, по направлению к «Приюту Элизабет».

— Куда?

— «Приют Элизабет», местная достопримечательность. Об этом написано в буклете, Элен!

— Я не читала этого буклета, Алберт!

— Ну ничего. Сейчас я вам объясню. Когда Христофор Колумб со своей командой отправился на поиски Вест-Индии, один из кораблей попал в жестокий шторм. Его выбросило на берег острова, который теперь известен как Иль-де-Сван. На острове жила женщина по имени Элизабет. У нее была таверна как раз неподалеку от того места, где выбросило на камни корабль. Легенда гласит, что она собственноручно спасла капитана корабля и его экипаж, и с тех пор ее таверну переименовали в «Приют Элизабет». Теперь это, конечно, очень ветхое строение, но как волнующий исторический памятник храбрости и мужеству…

— Ближе к делу, Алберт, пожалуйста!

— Да, так вот о несчастном случае. — Бросив на Пэт взгляд, полный вины и сочувствия, он продолжил: — Мы как раз спускались вниз по довольно узкой и крутой каменистой тропе от этого здания, когда нам навстречу попалась группа туристов. Пэт шла прямо передо мной. Она все время была у меня перед глазами, уверяю вас! — Но в какой-то момент либо отвлеклась, разглядывая публику, и не смотрела себе под ноги, либо ее случайно кто-то пихнул. Понимаете, там была уйма народу! Как бы то ни было, дело закончилось тем, что она подвернула лодыжку, оступилась и упала прямо на острые камни. Я чувствую себя ужасно виноватым, честное слово! Сначала я нечаянно пролил напиток на ее блузку. Теперь это кошмарное падение, я не должен был допустить этого, ведь я взял на себя ответственность за нее! Поистине мне начинает казаться, что вашей подруге просто небезопасно находиться со мной рядом!

Пожалуй, я тоже начну так думать, проговорила я про себя, размышляя, существует ли хотя бы малейшая возможность того, что именно Алберт является тем самым наемным убийцей, а Пэт — его потенциальной жертвой? Что, если он хотел убить ее таким образом, но сплоховал? Он же полнейшее ничтожество. Легко представить его неудачником. С другой стороны, он действительно очень неуклюж; он сам в этом признался в середине своих бурных извинений по поводу инцидента с «Майами-вамми». Он мог подтолкнуть Пэт вниз с этих ступенек — просто случайно — и теперь боится в этом признаться. Впрочем, Пэт и сама порой себя ведет как слон в посудной лавке. Вчера, когда она брала уроки танцев, она оттоптала ноги инструктору, так что тот вынужден был переправить ее своему помощнику. Тому тоже не поздоровилось. Я, наверное, опять преувеличиваю, как сказали бы мои подруги.

Пэт внезапно издала громкий стон, словно напоминая о том, что пришла она сюда за медицинской помощью, а не за тем, чтобы выслушивать нашу болтовню с Албертом.

Я записала ее фамилию в листке, лежащем на столике перед сестрой Уимпл. Двадцать седьмой. Потом помогла Пэт сесть на свободное место.

Кажется, мне никогда больше не увидеть Сэма, подумала я, прикидывая, что очередь Пэт подойдет гораздо позже, чем это случилось с Джеки, а я тем самым пропущу ужин, как уже пропустила ленч.

— Думаю, мы теперь сами справимся, — обратилась я к Алберту. — Вам необязательно ждать.

— Нет, я считаю делом чести оставаться с Пэт до тех пор, пока мы не узнаем окончательный диагноз всех ее повреждений, — возразил он.

— Пэт вам позвонит. Когда будет в состоянии это сделать.

— Ну, как хотите. — Он поклонился и поставил на пол пляжную сумку Пэт с неизменной картинкой «Принцессы Очарование», которую до сих пор держал в руках. Потом взял ее левую руку — уцелевшую — и прикоснулся к ней губами. — Желаю скорейшего выздоровления.

— Спсболберт, — откликнулась Пэт, из-за разбитого подбородка произнося звуки так, словно у нее были склеены челюсти.

— Не стоит благодарности, дорогая! — ответил он и удалился.

— Это он тебя толкнул со ступенек? — немедленно приступила я к допросу.

— Берт?

— Да, Алберт! Он сказал, что тебя могли «спихнуть».

Пэт яростно замотала головой.

— Мжебть. Ннелберт.

— Откуда ты знаешь? Он же сказал, что шел за тобой. Разве трудно представить, что именно он толкнул и спихнул тебя с тропы? Чтобы ты покалечилась?

— Зчеммутделть?

— Не знаю.

Я сидела и размышляла о тех отношениях, которые существуют в настоящее время межу Пэт и Биллом, и пыталась представить, что могло подвигнуть такого интеллигентного человека нанять типа, подобного Алберту, чтобы убить свою бывшую жену. В конце концов я задала очередной вопрос:

— Ты говорила нам с Джеки, что перед отъездом разговаривала с Биллом по телефону. И сказала, что он хотел с тобой увидеться.

— Угу.

— А он сказал, зачем он хочет с тобой увидеться?

— Скзлсскучилсяпдетям.

— Но он же регулярно с ними видится в условленные дни. А на время твоего отъезда вообще будет с ними целую неделю!

— Знаю.

— А о чем-нибудь еще он говорил в тот раз?

— Слшкомбольшойдом, — кивнула она.

— Он сказал, что ваш дом в Уэстоне слишком большой?

Она кивнула еще раз.

— Подлец! Чего он от тебя хочет? Чтобы ты с пятью детьми переселилась в конуру? Значит, он больше не желает платить пособие?

— Не знаю. Больно!

— Извини. — Я пожала ее здоровую руку. — Слушай, Джеки должна выйти с минуты на минуту. Как только она появится, я попрошу доктора заняться тобой вне очереди. На вид он очень симпатичный.

— Лберттоже.

— С твоего Алберта еще никто не снял вины, Пэт!

Она приготовилась возразить, но в этот момент появился доктор Йоханссон. Он подошел прямо к нам, быстро взглянул на Пэт и воскликнул:

— Что с ней произошло?

Я коротко объяснила ситуацию.

— Какое несчастье! — сочувственно покачал он головой и бережно взял в свои большие ладони распухшую лодыжку Пэт. Движения его были очень профессиональными. Бегло осмотрев ногу, он заявил:

— Сейчас сделаем рентген, но думаю, что это растяжение. Продезинфицируем ссадины, на лодыжку — лед, и скоро будет как новенькая.

Я вздохнула с облегчением. Одна туда, другая — оттуда.

— А что с Джеки? — спросила я доктора Йоханссона.

Он свел брови, помолчал секунду и произнес:

— Мы взяли анализ крови, мочи, взяли мазок из горла на предмет инфекции, но главное в том, что я хочу оставить ее на сутки в лазарете. А может, и на двое.

— Оставить здесь? Разве у вас есть койки?

— Пойдемте, — улыбнулся доктор Йоханссон. — Я вам покажу.

Отдав распоряжение сестре Уимпл отвести Пэт в смотровой кабинет, он повел меня в спрятанное в глубине корабля помещение лазарета.

— Мы можем осуществлять даже хирургическое вмешательство, — говорил он, проходя мимо операционных. — Самое разнообразное. От лечения перелома ноги до операции на открытом сердце. Мой коллега может делать пластические операции. Сегодня утром он сделал четыре подтяжки лица. Поэтому сейчас не работает.

Мне оставалось только изумленно качать головой. Мне никогда не приходило в голову, что можно отправиться в круиз, чтобы сделать подтяжку лица. Впрочем, мне никогда не приходило в голову, что на круизном лайнере вообще может быть такая больница.

— Здесь у нас лаборатория, — гордо заявил доктор Йоханссон, проходя мимо комнаты, в которой четверо техников в белых халатах и белых перчатках колдовали над пробирками с кровью. — А вот здесь — палаты для пациентов.

Он остановился в коридоре, куда выходили двери нескольких боксов; большинство из них было занято. В одной из комнатушек лежала Джеки. Ее уже переодели в ужасный бело-голубой вылинявший халат и ввели ей в вену иголку, от которой тянулась трубочка к склянке, видимо, с физиораствором.

— Я могу с ней поговорить? — спросила я доктора.

— Конечно. Мы просто предприняли некоторые меры предосторожности, — уверенно сказал доктор Йоханссон. — Прежде всего необходимо сбить температуру и выяснить, в чем причина. Только не утомляйте ее. Она очень слаба.

— Я постараюсь, — ответила я. — И большое спасибо вам, доктор. Огромное спасибо!

— Не за что. Пожалуй, мне пора пойти заняться вашей второй подругой.

Я молча кивнула, недоумевая, как мне еще удается остаться целой и невредимой и как долго будет длиться это везение.

— Джеки, ты меня слышишь? Это я, Элен! — шепотом окликнула я подругу, подходя к кровати.

— Конечно, слышу. Я ослабела, но не оглохла.

— Ты меня здорово перепугала в этом зале ожидания, — улыбнулась я. — Но, кажется, тебе уже лучше. Наверное, этот доктор Йоханссон знает, что делает.

— Он настоящий специалист, могу тебя заверить. Он задал мне миллион вопросов — не ела ли я несвежих устриц, не укусил ли меня клещ, не контактировала ли я с какими-нибудь ядовитыми…

— Ядовитыми? — вскинулась я. Не могли ли попытаться отравить Джеки? А может, Генри Причард в тот первый вечер незаметно подбросил что-нибудь в ее бокал? А вдруг именно он — наемный бандит, а она — та самая бывшая жена, убить которую его наняли? Мои мысли лихорадочно заметались.

— …веществами, — продолжила Джеки. — Я рассказала ему, что работаю в оранжерее, где постоянно стоит ящик с ядохимикатами. Как я уже говорила, доктор Йоханссон очень внимателен.

— Очень рада, — ответила я, рывком возвращаясь к реальности.

— И знаешь еще что, — продолжила Джеки, — он, оказывается, тоже страстный болельщик.

— О Господи, Джеки, когда ты успела это узнать?

— Пока он задавал мне миллион вопросов, я тоже успела расспросить его кое о чем. Ну, откуда он родом, как стал судовым врачом и все такое. Он, оказывается, финн, родился и вырос в Хельсинки, медицинское образование получил в Лондоне, десять лет назад развелся и тогда же решил пойти работать врачом в круизную фирму «Морской лебедь», на место, освободившееся после ухода его приятеля.

— Похоже, вы с доктором Йоханссоном провели обоюдное исследование, — рассмеялась я. — Может, тебе удалось выяснить, что он увлекается бейсболом?

— Какой бейсбол, Элен! Он же из Финляндии! Он лыжник.

— Ну что ж, очень приятно, что вы с доктором Йоханссоном любите лыжи. У тебя будет о чем с ним побеседовать, когда он распахнет твой больничный халат и приложит к груди холодный стетоскоп.

Она улыбнулась.

— Он просил меня не задерживаться, — вспомнила я. — Наверное, мне пора.

— До сих пор не могу поверить, что такое могло случиться со мной именно на отдыхе, — хмуро проговорила Джеки.

— Ну ничего, — взяла я ее за руку. — У нас впереди еще много разных поездок. Идти мы можем куда хотим, мы можем делать что хотим…

— «Мамашки и папашки», — откликнулась Джеки. — Что-то из шестидесятых. Питер любил эту песенку.

— К черту Питера!

Мог ли Питер нанять Генри Причарда для убийства Джеки? Так как она мешала его планам развития оранжереи?

Нет, я должна остановиться. Так можно и до помешательства дойти. Есть достаточно много бывших жен, которым их бывшие мужья желают смерти. Я решила, что, как только окажусь на Сан-Хуане — ну, как только найду свой пропавший чемодан, который должен ждать меня на Сан-Хуане, то немедленно обращусь к представителям местной власти и все расскажу им. Хочется надеяться, что они проявят больше желания предпринять соответствующие действия, чем капитан Солберг.

— Главное для тебя сейчас — быстрее поправиться, — сказала я.

— Я тоже так думаю. Но вы с Пэт хотя бы иногда вспоминайте обо мне, когда будете веселиться!

— Не думаю, что сегодня Пэт будет особо веселиться, — заметила я и вкратце обрисовала ей ситуацию, в которой оказалась наша подруга после прогулки по Иль-де-Свану.

— Бедняжка! — воскликнула Джеки. — Передай ей мои искренние соболезнования.

— Обязательно. Уверена, завтра она уже будет в состоянии зайти навестить тебя. Ей просто надо несколько часов полежать, не напрягая ногу.

Джеки вдруг расплылась в улыбке.

— О чем ты? — не поняла я.

— Поскольку мы с Пэт оказались вне игры, сегодня за столом будет на двух одиноких дам меньше. А это значит, что Сэм остается в твоем полном распоряжении, подруга. Не упусти шанс!

Доктор Йоханссон промыл и перевязал Пэт все ссадины и царапины, перебинтовал лодыжку, влил в нее порядочную дозу успокоительного и отправил восвояси. Я проводила ее до каюты, где Кингсли помог мне уложить ее в постель. Я дала Кингсли мою последнюю пятидолларовую бумажку и распрощалась с ним.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я Пэт, когда мы остались вдвоем.

— Немного голова затуманена, — ответила она, находясь, видимо, в таком тумане, что даже забыла о боли в челюсти, которая мешала ей говорить.

— Это не страшно. Давай я тебе помогу раздеться. Ляжешь в постель, поспишь, во сне все пройдет.

Она посмотрела на меня неясным взором. Наверное, лекарства уже действуют. Потом приподняла здоровую левую руку и провела ладонью по моему лицу, отводя волосы. Когда я была маленькой, мама часто так делала.

— Я тебя люблю, Элен!

— Я тоже тебя люблю, Пэт, — ответила я, осторожно стаскивая с нее майку. Потом сняла шорты, стараясь не задеть ушибленную лодыжку. — Если больно, скажи, не стесняйся.

— Я тебя люблю, Элен, — повторила она.

— Я тоже тебя люблю, Пэт, — продолжала я снимать с нее одежду. Лекарство так на нее подействовало, что она еще несколько раз призналась мне в любви. «Я уже поняла, Пэт, поняла», — каждый раз отвечала я.

— Нет, не поняла, — сонно возразила она, пока я ее укрывала простыней и одеялом. — Мне всегда не хватало смелости сказать то, что я думаю. Я всегда была слишком застенчивой. Ты просто замечательная подруга, Элен. Просто замечательная! Ты такая умная, такая сообразительная, такая милая! Я давно хотела это сказать. Я восхищаюсь тобой и люблю тебя!

У меня в горле застрял комок размером с бильярдный шар. Меня глубоко тронули слова Пэт. Не важно, способствовал ли этому транквилизатор или нет. Я нагнулась и поцеловала ее в щеку.

— Я очень давно не говорила Биллу, что люблю его, — вздохнула Пэт. Ее ресницы дрогнули и сомкнулись.

— Уверена, он это чувствует, — мягко сказала я и выключила светильник над изголовьем.

— Я люблю Билла! — пробормотала она и заснула.

— Я знаю. — Постояв немного, я вышла и тихо прикрыла за собой дверь.

Я вернулась в свою каюту в шесть вечера. До ужина еще оставалось полчаса. Сначала я подумала попробовать дозвониться в офис до Гарольда, но сообразила, что он, наверное, уже уехал домой. Потом решила позвонить Лии, узнать, как решаются юридические проблемы моих клиентов, но в конце концов сочла наиболее разумным принять душ, переодеться и принарядиться для Сэма.

Я сполоснулась, высушила и уложила волосы феном, покрасилась и принялась натягивать на себя последнее (во что мне очень хотелось верить) из приобретений у «Веселой принцессы» — чрезмерно короткую белую юбку и персикового цвета вязаный джемпер с двумя золотыми пальмовыми ветвями на груди. Очень изящно! Но поскольку сегодня в ресторане вечер карибской кухни и нам всем рекомендовали одеться в вест-индском стиле, я решила, что мой внешний вид будет не хуже, чем у прочих.

Я вошла в огромный зал ресторана, чувствуя себя голой без Джеки и Пэт. Направляясь к нашему столу, я искала взглядом Сэма. Сердце мое колотилось. Естественно, он еще не пришел.

— Всем добрый вечер! — сказала я, усаживаясь на свободное место рядом с Кеннетом Коэном. Он был сегодня в белых спортивных брюках и в яркой пестрой рубашке. Темные волосы прилизаны по дурацкой европейской моде; лицо уже приобрело темно-бронзовый оттенок.

— Привет, Элен! — сказал он, уставившись на мои золотые пальмовые ветви. — Джеки и Пэт придут?

— Нет. Теперь они обе плохо себя чувствуют, — объяснила я. — Инфекция уложила Джеки в лазарет, а Пэт сегодня на острове споткнулась о камень и растянула лодыжку. Лежит у себя в каюте.

— Как не повезло! — воскликнула Гейл тоном, в котором я не заметила и тени сочувствия. Ее нахальный короткий розово-зеленый костюмчик вмещал больше пальм и пляжей, чем все острова Карибского бассейна. Украсила она себя сегодня чистым серебром.

— Я с вами совершенно согласна, — подхватила Дороти. — Кому захочется иметь проблемы со здоровьем, находясь вне дома!

— В чем дело, Дороти? — во весь голос поинтересовался Ллойд.

Пожилые супруги были одеты сегодня одинаково: в синие джинсы и майки с изображением острова Иль-де-Сван. На Дороти джинсы сидели великолепно. У Ллойда почему-то пояс оказался подтянут к подмышкам.

Повернувшись, Дороти дословно сообщила ему, что я сказала о Пэт и Джеки, что сказала Гейл и что сказала она сама.

— Передайте, что я желаю им скорейшего выздоровления! — прокричал Ллойд, глядя в мою сторону. Это была первая любезность, которую я услышала от него за трое суток.

— Мы тоже, — подключилась Брайанна, пихнув локтем в бок Рика, который пробурчал нечленораздельно:

— Угу, конечно.

На Брайанне была футболка с надписью «Королева Карибов». Такая же майка Рика гласила: «Вяленая свинина». Лучшей характеристики ему я бы не придумала.

Наконец своей легкой походкой появился Сэм, извиняясь, как обычно, за опоздание. На нем были полотняные брюки цвета хаки, те же, что и в первый день, и ярко-голубая рубашка, которая восхитительно шла к его синим глазам. Я заметила, что он здорово подзагорел на острове. Покрасневший нос и щеки молодили его, делая похожим на мальчишку.

— Забыл крем от загара? — полюбопытствовала я.

— Конечно. Собрался так поздно, что чуть было не опоздал на плашкоут. В результате не только забыл крем, но и упустил возможность побыть с тобой. А почему вы вернулись так быстро?

Я пересказала ему всю печальную сагу.

— Мы можем навестить Джеки после ужина? — предложил он, искренне обеспокоенный состоянием обеих моих подруг.

— Посещения в лазарете заканчиваются в шесть часов, — покачала я головой. — Можем зайти к ней завтра утром. После пробежки, например.

— Ты назначаешь мне свидание, — проговорил Сэм и, найдя мою руку под столом, выразительно сжал. Мои щеки загорелись и стали такими же красивыми, как у него.

В это время появился Измет, чтобы сообщить нам об особенностях сегодняшнего меню. Он лично рекомендовал попробовать карибского лобстера с рисом и голубиным горошком.

Рик, наклонившись к Брайанне, заявил во всеуслышание:

— Этот Измаил предлагает нам есть голубиное дерьмо? За те деньги, что я потратил на наш медовый месяц?!

— Голубиный горох является основным продуктом питания на Карибах, сэр, — несмотря на постоянную и откровенную грубость Рика, вежливо разъяснил Измет. — Он почти ничем не отличается от гороха, который вы привыкли есть в Штатах.

— Ненавижу горох! — буркнул Рик. — И морковку тоже!

— Ну, возьми лобстер без овощей, дорогой, — деликатно посоветовала Брайанна.

— Ладно, тогда вот что сделаем, — обратился Рик к официанту. — Принеси мне лобстер и немного жареного картофеля фри, Измаил!

Измет кивнул, записывая заказ в маленький блокнотик.

— И не забудь кетчуп для картофеля, а для лобстера — соус тартар, лады?

Сэм снова сжал мою ладонь, словно спрашивая, с какой планеты свалился этот парень. Я пожала ему руку в ответ, как бы отвечая — понятия не имею, но меня это совершенно не интересует, потому что я с тобой. Я уже была сражена любовью наповал, до слабости в коленках.

За ужином, пока каждый из нас боролся со своим лобстером, выковыривая кусочки мякоти и раскалывая жесткий панцирь, Сэм болтал с Дороти, а я — с Кеннетом и Гейл. На самом деле у меня с Коэнами было мало общего. Вдобавок к тому, что они были женаты и богаты, а я — одинока и вынуждена зарабатывать себе на кусок хлеба, у меня не было в собственности архитектурного памятника исторического значения площадью в шесть тысяч квадратных футов, который мне надо было перестраивать; я никогда не слышала фамилии их дизайнера, хотя Гейл и говорила, что его работы по нескольку раз в году публикуются в «Архитектуре и дизайне». Меня весьма мало касались также проблемы сохранения архитектурного единства зданий; мое знакомство с ними ограничивалось периодическим просматриванием каталога «Шарпер имидж». По мере того как Гейл углублялась в рассуждения о шатающихся зубцах лепнины, у меня в голове возникал образ шатающихся зубов и новокаиновой блокады.

Кое-как мне удалось отцепиться от Гейл — или ей от меня — и подключить к беседе Кеннета, надеясь, что он в состоянии сказать что-нибудь между пережевыванием своей сигары. Мне удалось узнать, что, по его мнению, их брак не распадается в основном благодаря тому, что они с Гейл четко разграничили между собой функции и строго их придерживаются: он работает, она — тратит. Он рассказал, что несколько лет работал биржевым маклером в какой-то крупной фирме и преуспел в этом так, что решил основать собственное дело и заняться инвестициями; сначала он работал с партнерами, потом — самостоятельно.

— А больше вы не намерены работать? — спросила я, сознавая, что мне лично было бы очень трудно решиться покинуть такую большую компанию, как, например, «Пирсон-энд-Стралли», и открыть собственный офис.

— Ну что вы! — удивился Кеннет. — Торговля — мое пристрастие! Больше всего я счастлив, когда продаю или покупаю, слежу за рынком, играю на бирже.

Игры бывают разные, подумала я, вспомнив о биржевом крахе 1987 года.

— А кроме того, я счастлив тем, что могу доставить счастье Гейл, — кивнул он в сторону своей жены, которая усердно пыталась удержать на вилке соскальзывающие горошины и зернышки риса, чтобы отправить их в рот. — Она требует несколько чрезмерных расходов, но ее нельзя не любить.

Нет, парнишка, люби ее сам, подумала я, представляя, какие счета приходят ему ежемесячно.

— А у вас есть дети? — спросила я, поскольку ни он, ни Гейл не затрагивали эту тему.

Кеннет покачал головой.

— У нас три ши-цу, — сказал он, вытащил из бумажника фотографию своих собак и передал ее мне.

— У-у, какая прелесть, — восхитилась я так, как и положено восхищаться фотографиями детишек или собачек, которых вам с гордостью демонстрируют.

— Гейл просто без ума от них, так что я решил, пусть будут, — добавил Кеннет, убирая фотографию обратно. — Это декоративная порода. И очень недешевая, ясное дело!

— Ясное дело!

— Но по крайней мере мне не надо будет посылать их учиться в колледж Лиги Плюща, — хмыкнул он.

— Да, это существенная экономия, — поддакнула я, зная, что в элитарных частных учебных заведениях, входящих в Лигу Плюща, обучение стоит недешево.

— Как бы то ни было, эти щенки — подарок Гейл. Когда она счастлива, я тоже счастлив!

Я бегло окинула взглядом Гейл — ее украшения, костюм, шикарную медного цвета прическу и подумала, что этот Кеннет — сам еще щенок. Так лезть из шкуры для того, чтобы обеспечить свою жену деньгами и собаками? И что он получает взамен? Не секс — это точно, судя по тому, как описывала Гейл их образ жизни и привычку по-разному ложиться спать. И не уважение; как я могла заметить, она обращала на него минимум внимания. Тогда что? Я задумалась. Не мог ли ее образ дорогой женщины стать неким призрачным символом, этаким венцом его нелегких трудов на бирже? Его способностей добытчика? Его мужской натуры? Кто их разберет, этих мужчин?..

Кеннет занялся своим лобстером, а я повернулась, чтобы взглянуть на Сэма. Я попробовала представить его и его невесту в таких же неравноправных отношениях, как у Кеннета и Гейл, но не смогла. Он казался мне гораздо глубже, чем весь этот блеск и мишура, гораздо более земным. Все, что говорила Джеки вчера вечером насчет того, что у мужчин за душой ничего нет, — выдумки. У Сэма Пека есть душа. Я в этом уверена.

После ужина все разобрались по парам, в результате чего, естественно, мы с Сэмом оказались вдвоем.

— Ну, как мы сегодня будем развлекаться? — спросил Сэм, когда мы вышли из ресторана в холл, где играл скрипач.

— Какие у меня варианты? — ответила я. Было всего восемь тридцать. Слишком рано, чтобы ложиться в койку.

Сэм достал из кармана брюк программу на сегодняшний вечер, развернул и начал читать вслух.

— Так, есть шоу. Сегодня играет биг-бэнд, пятнадцать человек. Мелодии Глена Миллера.

— Что еще? — Вариаций миллеровских «В настроении» я уже наслушалась на всю жизнь.

— Парад пижам в зале для бинго. Обладатели лучших пижам получают скидку в пятьсот долларов на товары, приобретенные на Иль-де-Сване.

— Не считаю это вариантом. Дальше!

— Выступление мастеров боевых искусств, лекция о правилах беспошлинной торговли в Сан-Хуане, турнир по настольному теннису.

— Что-то все это меня не привлекает.

— Конечно, всегда остается прогулка при луне на верхней палубе.

— А тебе не будет скучно? Я хочу сказать, второй вечер подряд?

— С тобой не соскучишься, Струнка. Поверь мне!

— Никогда не доверяю людям, которые говорят…

— Пошли! — Сэм подхватил меня под руку, и мы отправились наверх, на прогулочную палубу.

Это была величественная ночь — лунная, звездная, теплая, ароматная. «Принцесса Очарование» держала курс на Пуэрто-Рико. Океан плавно покачивался, увлекая нас в самое сердце Карибов. Сэм вел меня под руку туда же, где мы стояли вчера, в уютное и укромное местечко на корме корабля. Мы встали там, держась за перила, и несколько минут молча смотрели на клубящийся под нами и убегающий вдаль светлый кильватерный след, завороженные шумом винтов и бурлящей воды.

— Прямо забываешь, на какой высоте стоишь, — наконец заговорила я, бросив беглый взгляд на Сэма. Ветер трепал и надувал его голубую рубашку, как парус.

— Высота четырнадцать этажей, если верить буклету, — сообщил он. — Ты не боишься высоты?

— Ну, не так сильно, как ты — самолетов, — поддела я.

Сэм ничего не сказал и даже не улыбнулся в ответ. Он снова сосредоточенно уставился в морскую даль, словно не расслышав моей реплики. Может, ему не нравится, когда подшучивают над его боязнью самолетов, подумала я. А может, ему не нравлюсь я. По крайней мере не так, как мне бы хотелось.

Я заметила, как он весь напрягся, лицо посуровело. Я пыталась понять, что сейчас творится в его мозгу. Волны равномерно плюхались о борт и с шипением прокатывались мимо.

— Что-нибудь не так? — осторожно спросила я, недоумевая, что могло испортить ему настроение. Буквально несколько минут назад он казался веселым и даже нежным.

Он покачал головой, но продолжал всматриваться в океан, сосредоточенно глядя в одну точку, и только автоматически время от времени поправлял очки, сползающие на переносицу.

Ну что ж! Значит, он не хочет разговаривать без причины, решила я. Желает показать, что он — суровый бродяга, умеющий общаться с природой наедине. Как угодно!

Громкий голос капитана Солберга, раздавшийся по корабельной трансляции, заставил Сэма вздрогнуть.

— Добрый вечер, леди и джентльмены! — заговорил Свейн. — Предлагаю вам девятичасовую сводку погоды и информацию о местонахождении нашего корабля. Температура восемьдесят два градуса по Фаренгейту, небо безоблачное. Отличные условия для тех, кто хочет полюбоваться на звезды. Мы идем курсом на юг со скоростью около двадцати узлов и планируем прибыть в порт Сан-Хуан точно по расписанию — завтра в один час пополудни. Желаю всем счастья, здоровья и спокойной ночи!

— «Спокойной» — это очень точное слово, — пробормотала я, невольно вспомнив про убийцу и его несчастную жертву.

— Что ты сказала? — переспросил Сэм. — Что-то насчет спокойствия?

— Это не важно. Главное, с тобой я себя чувствую совершенно спокойно. Даже на высоте четырнадцатого этажа!

Он улыбнулся, глядя на меня. Хмурое выражение лица исчезло.

— Струнка!

— У-гу?

— Ты не возражаешь, если я тебя поцелую? Памятуя о вчерашнем случае лифта, я решил на всякий случай спросить тебя.

В голосе Сэма я услышала легкую иронию и беззаботность. Слава Богу! То, что его угнетало, ко мне отношения не имело. По-видимому.

Я глубоко вздохнула. Приготовившись к тому, что сейчас произойдет, я прошептала:

— Нет. Не возражаю. Абсолютно!

Сэм приблизился ко мне, легонько приподнял ладонями мое лицо, устанавливая меня в должное положение, и склонился ко мне. Ниже. Еще ниже. Еще. Он был всего на несколько дюймов выше меня, но мне показалось, что прошла вечность, прежде чем его губы коснулись моих. И пока они мучительно медленно соединялись, я успела подумать: не свалятся ли с его носа очки? Не помешает ли мой собственный нос? Захочет ли он запустить язык мне в рот? Соглашусь ли я на это? Я так давно не целовалась с мужчиной, что, честное слово, забыла, кто что должен делать при этом. Но постепенно все вспомнила.

Его губы оказались мягкими, влажными, сочными. Видимо, мои ему тоже понравились, потому что мы процеловались на этой прогулочной палубе, под луной и яркими звездами, два часа кряду! Мне никогда не приходило в голову, что поцелуи могут быть такими волнующими! В жизни у меня не было ничего более сладостного! Мы с Сэмом просто слились воедино — носами, щеками, губами, языками, всем телом — как в завораживающем пластическом танце.

— Элен! — пробормотал он в одну из редких кратких передышек. Уже одно звучание моего имени в такой исключительный момент — он зарылся лицом в мои волосы и прижался губами к правому уху — бросило меня в настоящую дрожь. В ответ я прижалась к нему губами со страстью, которой даже не могла в себе представить.

— Да, — выдохнула я. — О да!

Впрочем, если у вас создалось впечатление, что мы только и делали, что целовались, должна вас уверить, что это не так. После того, как испарилась некоторая первоначальная робость, мы самым тщательнейшим образом параллельно занялись обоюдным изучением наших тел. Мы ощупывали, оглаживали, тискали друг друга, едва ли думая при этом о том, что нас кто-нибудь может увидеть, осудить или, наоборот, получить своеобразное удовольствие, наблюдая за нами.

Так вот почему говорят, что секс — это прекрасно, подумала я в какой-то момент, в тот самый, когда Сэм наконец отстранился от меня.

— Нам надо что-то решать, — проговорил он с пылающими уже не только от дневного солнца щеками.

— Что именно? — затаив дыхание, спросила я.

— Мы не можем провести тут всю ночь, Струнка. Поэтому вопрос стоит так: либо мы хотим продолжить это и идем тогда в любую из наших кают, либо расходимся до конца тура, оставляя нечто вроде надежды на будущее?

Я поняла, что он спрашивает, готова ли я лечь с ним в постель. Прекрасный вопрос! С одной стороны, я уже не девочка и подобные возможности подворачиваются мне не каждый день. С другой стороны, это всего лишь третий вечер круиза. У нас с Сэмом есть еще несколько дней, чтобы получше узнать друг друга. Мы могли бы отложить более серьезные сексуальные отношения, подождать до тех пор, пока не удостоверимся окончательно, что этого хочется нам обоим, и не сделать ничего такого, за что потом может стать стыдно.

Да, решила я, собирая себя по частям — прическу, свитер, юбку. Все, что перекосилось, сбилось, оказалось не на своем месте. Нам следует разойтись. Заняться самоконтролем. Подождать день-другой, прежде чем сделать, так сказать, решительный шаг. В конце концов мы живем в девяностые годы. Уже не предполагается, что люди обязаны непременно валиться в койку.

Поцеловав Сэма в щеку, я сказала:

— Давай разойдемся.

Он кивнул не без колебания, но уговаривать меня переменить решение не стал.

Мы взялись за руки и пошли внутрь корабля.

Я приняла правильное решение, уговаривала я себя, постепенно успокаиваясь. Сэм никуда не денется. Он остается на корабле. Впереди еще четверо суток. Он не умрет, если подождет еще немного. И я тоже не умру.