Каролин и Каро

Каролин

Они вышли из кабинета врача.

— Всего хорошего. — Зоэ тепло попрощалась с регистраторшей. — Тебе очень идет новая стрижка, Ивонна.

Девушка просияла.

Каролин надеялась, что в холле ей станет получше, но напрасно. Она по-прежнему жадно хватала ртом воздух. Красные точки вспыхивали перед глазами.

В уголке она отыскала взглядом стул, опустилась на него, сжала голову руками, которые были холодны как лед.

Зоэ встревоженно склонилась над ней.

— Тебе нехорошо, дорогая? Может, нам стоит вернуться и попросить доктора заняться тобой?

— Нет. — Каролин заставила себя встать. Стыд жег ее. Она обняла мать.

— Прости. Такое больше не повторится. — Но в ушах ее все равно звучали слова доктора:

— Полгода… от силы год…

Они направились к выходу. Зоэ на полшага впереди, с легкой улыбкой на губах.

— Как там, у Марка Твена? — спросила она. — Слухи о моей кончине сильно преувеличены. Я жалею, что подвергла тебя такому испытанию, дорогая…

У Каролин сжалось горло. Она смотрела на мать — та беспечно улыбалась. Конечно, Зоэ притворяется. Невозможно поверить, что она так легко восприняла предсказание доктора. “Полгода… от силы год…”

— Хотя, разумеется, слышать подобное неприятно. Даже как-то тоскливо, — продолжала Зоэ. — Все эти доктора заведомые паникеры. А в придачу еще и зануды.

Она перехватила взгляд Каролин и рассердилась.

— Не хочу, чтобы ты так на меня смотрела. К лету я буду в полном порядке. Почему бы нам не поехать куда-нибудь? Что скажешь насчет Греции? Хочу показать Александру тамошние амфитеатры.

Каролин молча кивнула.

— Я позвоню в туристическое агентство, чтобы нам забронировали тур. А пока возвращайся в Нью-Йорк и спокойно живи, как жила.

На какой-то момент Каролин представила, что может вернуться к прежней жизни, открывать по утрам для первого покупателя игрушечный магазин, гулять с Александром в Центральном парке и кормить голубей.

— Нет, — заявила она как можно убедительнее. — Я уже успела забыть, как хороша Калифорния после холодного Нью-Йорка. Я слетаю на пару дней туда-обратно, улажу кое-какие дела, а потом мы заживем здесь вместе.

— Тебя слушать смешно, — фыркнула Зоэ. — Я не позволю тебе сидеть возле меня. Так поступают только дураки, а они все вымерли еще в прошлом веке. Подобная чепуха напрочь устарела. Она пахнет нафталином.

От того, что Каролин приняла решение, ей стало немного легче. Она даже смогла улыбнуться.

— Но я не иду ни на какие жертвы. Честно говоря, я все равно собиралась смотаться из Нью-Йорка рано или поздно. Этот город выжигает душу. Я с удовольствием поживу в Калифорнии. И Александру здесь, несомненно, понравится, — поспешила добавить Каролин.

Зоэ с подозрением посмотрела на дочь:

— Значит, твоя идея о переезде со мной не связана?

— Нет, конечно, — легко соврала Каролин. — Я очень хочу сюда переехать. Пожалуйста, не возражай.

Зоэ комично закатила глаза.

— Вот как оно бывает! Мы все еще считаем их детьми, а они уже взрослые.

— Угадай, миленький, что я скажу! Нам придется немножко пожить в Калифорнии.

Александра такая перспектива не обрадовала.

— Зачем?

— Потому что там лучше, чем здесь, — туманно ответила Каролин.

Она уже почти убедила себя, что именно в этом истинная причина ее решения. Едва она закрывала глаза, как ей виделся бассейн с голубой водой или дождь, омывающий пальмовые листья или пестрый ряд живописных лавочек в Брентвуде.

Александр расплакался:

— Нет-нет, я не хочу…

Каролин усадила его себе на колени, утерла ему слезы и стала рассказывать про Калифорнию.

— Я впервые попала туда, когда мне было семь лет. Мы с твоей бабушкой каждое утро отправлялись на поиски приключений. Так она говорила — и не обманывала. Везде нас ждали приключения — не страшные, но интересные. А однажды мы ехали долго-долго по дороге среди рощ апельсиновых деревьев. И вдруг я увидела впереди огромную гору со снеговой шапкой.

Александр, догадавшись, радостно хлопнул в ладоши.

— Диснейленд!

— Правильно, Диснейленд. И мы поднимались на эту гору — Маттерхорн она называется. И там Зоэ потеряла свой ярко-красный шарф. Его просто сдуло ветром у нее с шеи, и он улетел в пропасть. И так долго летел по воздуху, словно красивая птица. И вроде бы помахал нам на прощание, Каролин изобразила руками, как улетал шарф Зоэ, и малыш рассмеялся.

— Может быть, он там до сих пор лежит на дне пропасти. Может быть, мы отыщем его, когда приедем в Диснейленд. Вернем шарф бабушке, и она обрадуется.

— Я хочу, чтобы Зоэ поехала в Диснейленд с нами. И сама нашла свой шарф, — заявил Александр.

— Вряд ли это получится, — невольно вырвалось у Каролин.

Но Александр уже не слышал этого. Он бегал кругами по квартире, представляя, как катается с Маттерхорна.

Каролин не задержалась в Нью-Йорке надолго. Быстро пересдала свою квартиру. Молодая пара, которая въезжала туда после Каролин, сама решила привести все в порядок.

— Вы не против, если кое-какую мебель мы унесем в подвал? — спросили они. — У нас есть своя.

Каролин была не против.

Субботним утром она устроила распродажу. Едва она выставила свои нехитрые пожитки, почти сразу начали подходить люди. Они осматривали кружевные покрывала, которые Каролин вязала крючком, когда была школьницей, вазу, подаренную им с Грэмом на свадьбу. Рекламный плакат спектакля “Дерево, выросшее в Бруклине”, книги по искусству. Стульчик Александра. Все эти вещи были наполнены воспоминаниями. И воспоминания эти были очень важны для Каролин. Странно, но сейчас она чувствовала: еще долго они не понадобятся ей.

Она представляла, как будет выглядеть квартира, когда она проживет в Калифорнии полгода или даже год. Скорее всего, квартира будет совсем пустой, и, возможно, Каролин ее в таком виде и оставит.

— Сколько вы хотите за это? — Молодая рыжеволосая женщина держала в руках репродукцию Боттичелли, купленную Каролин целую вечность назад.

— Это вам подарок, — сказала Каролин женщине и улыбнулась.

Каролин зашла попрощаться с Триной.

— Не могу поверить, что мы расстаемся. — Трина заплакала. — Я слишком часто твердила, что тебе нужно сменить обстановку, и вот что из этого вышло. Это я виновата.

— Не расстраивайся. Ты обязательно должна приехать к нам на Рождество. Мы пойдем на рынок и купим тебе целую корзину манго. А потом пообедаем в ресторане с лучшей в мире мексиканской кухней.

Трина, роняя слезы, кивала.

— Я все время вспоминаю нашу поездку в Лондон.

Каролин улыбнулась:

— А я — тот день, когда ты принесла ко мне домой коробку с кукольным домиком..

Они обе засмотрелись на кукольный домик, выставленный в витрине их магазина.

— Страшно, как быстро летит время! Трина обняла на прощание Каролин:

— Возвращайся скорее.

Отец сам открыл ей дверь.

— Каролин?

Каролин огляделась. Другие занавески и ковры — более светлых расцветок, странные стеклянные статуэтки на полках.

— Я начала их коллекционировать, — с гордостью сказала Мэг, перехватив взгляд Каролин.

— Они просто замечательные.

Они опустились на софу. Бартон первым нарушил затянувшуюся неловкую паузу:

— Надеюсь, Зоэ оценит твой поступок.

— Я поступаю так не ради нее, — решительно возразила Каролин. — А ради себя. И ради тебя тоже, — добавила она тихо.

— Господь простит наши грехи, — произнес Бартон в ответ. — Как у тебя с деньгами?

— Нормально.

— Чем ты намерена там заняться, уже знаешь?

— Нет пока, но найду. Его плечи вздрогнули.

— Не этого я хотел для тебя, но, думаю, ты сама лучше знаешь, что делаешь.

Перед отъездом Каролин вошла в кухню за стаканом воды. Обшарив все шкафы, на одной из верхних полок она отыскала керамическую вазочку. Это было единственным напоминанием о старой квартире, где Каролин играла с Адамом в войну. Она сняла вазочку с полки и улыбнулась.

За день до отъезда Каролин прогулялась по Нью-Йорку. Прошла до старой школы. До церкви, где венчались Бартон и Мэг. До здания, где была их с Грэмом квартира. Отыскала место, где играла в постановке “Босоногих в парке”. Книжный магазин, в котором работала. Прогулка вышла недолгая.

Под конец она решилась войти в “Попугай”. Вновь, как прежде, она заглянула внутрь через огромное окно. Майк все так же стоял за барной стойкой и беседовал с посетителем. Он по-прежнему был хорош собой и смотрел все так же тепло.

Каролин отошла от окна. Все.

Зоэ не встречала их в аэропорту. Каролин во время полета убеждала себя, что глупо на это надеяться, но все-таки выискивала взглядом в толпе встречающих высокую стройную фигуру матери с ярким шарфом на плечах.

Такси доставило ее в Беверли-Хиллз.

— Тебя устроят в большой комнате для гостей, — говорила Каролин сыну по дороге. — Там такие обои, как шкура у зебры — в белую и серую полоску. Я там спала раньше. А мне отвели комнату, где на обоях полевые цветы…

Казалось, Зоэ обрадовалась встрече.

— О нет, дорогая, нет и нет, — заохала она, когда речь зашла о гостевой комнате. — Это просто немыслимо. Когда ты была маленькой девочкой, я ничего не имела против того, чтобы ты носилась по дому. Но сейчас другая ситуация. Александру вряд ли захочется видеть свою бабушку, стареющую с каждым днем.

С каким умилением Зоэ подобрала аккуратное слово для определения своего состояния! Каролин не уставала изумляться ее талантам.

— Я обожаю этого маленького мужчину, — улыбнулась Зоэ внуку. — А потому хочу его потихоньку обольщать. Конечно, вы можете остановиться у меня на несколько дней, пока не найдете себе подходящее жилье.

Каролин был мучителен этот разговор.

— Я здесь для того, чтобы помогать тебе, — напомнила она матери.

Зоэ окинула ее холодным взглядом.

— Совсем не для этого. При нашей последней беседе ты называла другие причины. Так что, пожалуйста, придерживайся этой версии.

Через своих бесчисленных знакомых Зоэ почти мгновенно нашла квартиру в долине Сан-Фернандо. На той же неделе Каролин и Александр уже переехали туда. Зоэ настояла на том, что она будет оплачивать аренду.

Для Каролин это было эмоциональным потрясением. В ее воображении Калифорния была неотделима от Зоэ. Но Александр, не имевший об этом понятия, был в восторге. В здании располагался тренажерный зал, и он проводил там часы, крутя педали велотренажера.

Зоэ уже редко выезжала сама и предоставила в распоряжение дочери свой белый “Мерседес”.

— Только регулярно меняй в нем масло, — напутствовала она Каролин.

По утрам Каролин и Александр навещали Зоэ в ее доме. Каролин устремлялась на кухню готовить для нее завтрак, бралась застелить постель. Зоэ пресекала такие порывы.

— Для этого я держу горничную.

— Можно, я отвезу тебя сегодня куда-нибудь? Совершим небольшую пробежку по магазинам.

Зоэ улыбнулась ей таинственной улыбкой сфинкса.

— Куда бы ты меня ни повезла, я там уже бывала раньше. И купила все, что мне нужно. У меня этого проклятого тряпья накопилось столько! Вполне достаточно, чтобы одеть полмира.

Однажды Каролин спросила:

— Может, я что-нибудь почитаю тебе вслух? Зоэ взорвалась:

— Я еще способна различать печатные буквы! А вот тебе, милая, пора искать себе работу.

Она перезвонила дочери в тот же вечер.

— Ты получила работу. — В голосе Зоэ звучало торжество, сравнимое с торжеством императора, только что возведенного на трон. — Я позвонила в свое агентство…

— Какое агентство?

— Ты что, не помнишь? “Детишки Зоэ”. Агентство, на которое я положила всю жизнь и двадцать пять лет держала его на плаву.

— Но ты же его продала!

— Конечно. Но сохранила возможность кое на кого влиять. Нынешняя владелица сказала, что будет счастлива испытать тебя в деле.

— А как быть с Александром?

— Наймем ему няньку.

— Но…

Зоэ перебила дочь:

— В понедельник ты приступаешь к работе.

Целая вечность прошла с той поры, когда Каролин была в последний раз в Голливуде. Многое там изменилось. Узкие улочки, старые, обшарпанные дома, люди в каких-то дешевых кожаных одежках.

Каролин обрадовало то, что агентство располагалось во вполне приличном, не замусоренном и сравнительно тихом квартале. Она припарковалась на удачно подвернувшемся, только что освободившемся месте, вошла в здание, преодолела пару лестничных пролетов и остановилась перед дверью, разрисованной ярко и радостно, словно ребенком, а на самом деле здесь чувствовалась рука профессионала.

По звонку ей открыли. Каролин было одиннадцать лет, когда мать приводила ее сюда. Все те же милые женщины за письменными столами, множество детских фотографий, веселой расцветки шторы на окнах.

— Чем я могу вам помочь? — последовал традиционный вопрос от женщины, ближе других сидящей к двери.

— Я Каролин Эндрюс. У меня договоренность с Лизой Родин.

Мгновенно была нажата кнопка интеркома, а еще через секунду из дальнего конца просторной комнаты устремилась навстречу Каролин молодая женщина. Под умело нанесенной косметикой ее лицо все равно выглядело блекло, а заранее состроенная приветливая улыбка — безжизненной.

— Меня зовут Лиза. Пожалуйста, пройдем в мой кабинет.

Мебель здесь была совсем другая, не та, что помнила Каролин. Лиза уловила ее настроение.

— Кое-что нам пришлось изменить, отвечая вкусам современных мамаш. — Лиза не оправдывалась, просто констатировала факт.

— А что сделали с вещами Зоэ?

— Пока сложили в подвале. На днях отправим ей домой. Не беспокойся, ничего не пропадет.

Лиза опустилась на роскошный диван, обтянутый белой кожей, и пригласила Каролин сесть рядом.

Каролин предпочла стул напротив.

— Мы ведь как-то встречались. Правда, давным-давно. Я была одной из подопечных Зоэ и очень к тебе ревновала. Зоэ обронила тогда неосторожно, что сделает из тебя звезду. Ни из тебя, ни из меня, кажется, звезды не получилось.

— Я пошла по другой дорожке. — Каролин с усилием выдавила улыбку.

— Но вернулась сюда же. — У Лизы на лице улыбка сохранялась неизменной. — И хочешь здесь работать.

— Да.

— Давай посмотрим, к чему бы тебя приспособить.

Каролин приспособили к заполнению и копированию бесчисленных бумажек в самой дальней комнате. Через пару недель Лиза заметила ей, что, если так дело пойдет дальше, когда Каролин поглубже вникнет во все дела, она сможет дать ей работу получше, но сейчас, к сожалению, это все, что можно сделать для дочери Зоэ.

Каролин было все равно. Лучше копировать бумажки, чем наблюдать Лизу в материном кресле, в кабинетах, которые через месяц шикарно отремонтируют.

В три она уже заканчивала и отправлялась к Зоэ.

Мать, расположившись в откидном кресле, приглашала дочь войти.

— Я сейчас буду занята, — говорила она сиделке, — дочь пришла с работы… Да, из агентства… Да, из моего… Не правда ли, это великолепно…

Первые три-четыре месяца дела вроде были не так уж плохи. Навещая Зоэ, Каролин заставала ее всегда тщательно одетой и накрашенной. А когда Каролин предлагала отвезти ее куда-нибудь поужинать или в кино, мать всегда весело соглашалась.

Каролин знала, что Зоэ проходит курс химиотерапии, но по безмолвному обоюдному договору эта процедура держалась как бы в секрете, и ее название вслух не произносилось.

— Мне опять пришлось заглянуть в салон красоты. Но толку никакого, — докладывала Зоэ дочери о том, чем была занята днем. — Эта чертова неумеха понятия не имеет, как справиться с моими волосами. Они так и лезут и остаются у нее на расческе. Я уже подумываю, не сменить ли мне мастера.

Но перелом наступил — разумеется, к худшему и, как всегда, внезапно. Зоэ решительно отказалась от посещений кино и ресторанов. У нее просто не было на это сил.

Все чаще и чаще ее осматривали врачи, но она категорически запретила Каролин при этом присутствовать. К докторам ее отвозила горничная, а по совместительству и домоправительница, на своей машине.

Но после одного медицинского осмотра врач сам позвонил Каролин. Он сказал, что настало время, когда Зоэ уже требуются услуги профессиональной медсестры. Не на полные сутки, поспешил объяснить он, но хотя бы на ночные часы.

— Пожалуйста, — просила Каролин мать, — позволь мне дежурить возле тебя. Разве тебе не лучше будет со мной?

Зоэ стиснула в слабеющих пальцах ее руку.

— Нет-нет, дорогая. Я тебя люблю, обожаю тебя, но ты слишком напоминаешь мне о моем прошлом, о том, что было в нем хорошего, и мне тяжело будет просматривать эту киноленту постоянно.

Медсестра оказалась на удивление симпатичной и какой-то уютной, располагающей к себе сразу особой по имени Флавия. В первые несколько дней Каролин видела, как Флавия без устали носится по дому, что-то моет, убирает в гостиной, печет и варит какие-то немыслимые блюда.

Но уже вечером в пятницу она застала Флавию у изголовья постели: та сжимала руки Зоэ и рыдала взахлеб.

— Что случилось? — Каролин ринулась к ней.

Флавия повернула к ней красное, мокрое от слез лицо:

— Ваша мать не только красавица. Она еще и святая. Я рассказала ей о том, как тоскую по моей семье, оставшейся в Праге, а она пообещала оплатить мне поездку домой.

Склонившись над Зоэ, она принялась целовать ей руки. Зоэ из-за ее плеча смущенно поглядела на Каролин, попыталась улыбнуться.

— Видишь, я еще при жизни причислена к лику святых.

Каролин направилась в кухню. В мойке скопилась немытая посуда, ничего не готовилось к обеду. В припадке фанатической благодарности к хозяйке медсестра напрочь забыла о своих обязанностях. Каролин сама занялась этим, а из спальни больной до нее доносилось воркование Флавии и редкие фразы Зоэ. Они, кажется, были счастливы вместе и уже строили планы о совместной поездке в Прагу.

Александру исполнилось три года. Каролин решила отдать его в детский сад. Зоэ по этому случаю накупила кучу подарков. Они валялись на диване, ожидая своего нового владельца, — заводная машинка, робот, целая коллекция детских фильмов.

— Для начала твоего образования вполне достаточно, — сказала ему Зоэ, потом, повернувшись, обратилась к Каролин: — Я до сих пор храню их!

На следующий вечер, вернувшись из садика, Александр был молчалив.

— Что случилось? — долго добивалась она от него ответа.

— У всех других детей есть папы, — услышала она наконец слова, произнесенные стыдливым шепотом. — А где же мой папа?

У Каролин перехватило дыхание. Когда-то она почти так же, только в семилетнем возрасте, допрашивала Лауру: “Расскажи мне о моей маме. Где она?”

— Твой папа в Нью-Йорке. — Каролин постаралась ничем не выдать себя и говорить спокойно.

— А я смогу его увидеть?

— Нет, дорогой. Это невозможно.

— Почему? — Александр был настойчив.

— Это трудно объяснить. Может быть, позже, когда ты подрастешь.

Мальчик нахмурился.

— У тебя есть я, — поспешно заговорила Каролин. — . Я и Зоэ. И Флавия. И все мы тебя любим.

Но мрачная тень не уходила с его лица.

Октябрьский вечер. Каролин заехала навестить мать:

— У Александра в детском саду в пятницу состоится детский спектакль. Он будет изображать пчелку.

— Пчелку? — Зоэ слегка оживилась. До этого Каролин казалось, что мать дремлет.

— Пчелку. Наверное, это будет смешно. Александр хочет, чтобы бабушка увидела его.

— Подумаем, что тут можно сделать. — Зоэ собрала всю оставшуюся в ней энергию. — Дебют внука на театральной сцене я никак не могу пропустить.

В пятницу Каролин заехала к матери пораньше, чтобы помочь ей одеться к премьере.

Зоэ прикрыла свою облысевшую голову ярким оранжево-зеленым шарфом, намотав его в виде тюрбана.

Путь по улицам Лос-Анджелеса был им знаком до мелочей — светофоры, указатели, дорожная разметка на асфальте. Разница была лишь в том, что за рулем сидела дочь. А мать располагалась рядом.

Их встретили гостеприимно. Зоэ сердечно обнялась с воспитательницей, пообещала, что постарается протолкнуть кого-нибудь из детишек в рекламу, и надкусила пирожное с праздничного стола. В зале она сидела, прикрыв веки, — то ли дремала, то ли такова была ее манера следить за представлением, которое разыгрывали детишки.

Александр вышел в костюме пчелы — в черно-желтую полоску.

— Я пчела, — произнес он. — Ж-ж-ж! Ж-ж-ж! Цветы — мои друзья и подружки.

Кто-то из цветов с таким воодушевлением откликнулся на его воздушный поцелуй, что публика рассмеялась.

Когда Александр удалился со сцены, Каролин взглянула на мать. Та не хлопала.

— У него нет ни грамма таланта, — жестко определила Зоэ.

Каролин была с ней согласна.

— Вот и хорошо. Будем надеяться, что у него прорежется другое призвание.

Впрочем, костюмчик пчелы она решила сохранить на память и бережно уложила его в прозрачный чехол.

Но в тот вечер она крепко обняла свою “пчелку”, сказала, что он играл замечательно. И что она безмерно им гордится, так же как и бабушка.

На следующее утро Карелии, навестив Зоэ, застала ее в кровати просматривающей свежий номер еженедельника “Театральные новости”.

В один абзац Зоэ ткнула длинным алым наманикюренным ногтем.

— Видела это?

Каролин даже засмеялась.

— Неужели ты думаешь, что я буду тратиться на подписку?

— Все равно тебе надо быть в курсе. Кто-то затевает постановку “Загнанных лошадей пристреливают” в маленьком театре на Вудланд-Хиллз. Там может найтись роль для тебя.

— Мама, я никакая не актриса, — решительно заявила Каролин.

— Возражения не принимаются. Я хочу, чтобы ты попробовалась на роль.

— Но какой в этом смысл? Во-первых, я никогда не получу роль. Во-вторых, у меня сын, о котором надо заботиться. В-третьих, у меня уже есть работа. И, в-четвертых, мне хочется хоть какое-то время уделять тебе.

Зоэ вздохнула.

— Во-первых, ты городишь вздор. Как можно быть уверенной, что тебе не дадут роль, если не сунуть в театр носа. Во-вторых, Флавия может забирать Александра из садика. В-третьих, ты занята на работе только три дня в неделю. В-четвертых, тебе придется проводить со мной уйму времени, когда я буду гонять тебя по тексту.

Каролин все-таки получила роль, но, вопреки надеждам Зоэ, не главную. Ей предложили сыграть Алису, безработную актрису, которая после нервного припадка сломалась и выбыла из танцевального марафона.

Зоэ, однако, загорелась и немедленно включилась в работу. Каждый вечер, пока Александр развлекался с конструктором, она репетировала с дочерью.

Измучившись над одним из эпизодов, она тяжко вздохнула.

— Не верится, что хороший драматург способен на такую халтуру. Твой диалог с матерью — сплошное перемывание одного и того же. Действие стоит на месте, зритель от такой жвачки заскучает, а значит, тебя ждет неминуемый провал. Моя бы дочь не вела себя столь пассивно в такой ситуации. А раз ты моя дочь, — тут Зоэ озорно подмигнула, — то хотя бы вдохни в эти реплики свою энергию. Спаси от позора себя, а заодно и автора, хотя он и знаменитость и напыщенный павлин.

— Энергию я черпаю от тебя, мама, — вполне серьезно сказала Каролин.

Зоэ снова, в который раз, вздохнула.

— Если б я тогда, давным-давно, не выпустила тебя из рук, то дала бы тебе хороший пинок на старте, и ты бы сейчас была звездой. Я очень жалею, что не получилось.

— А я ни о чем не жалею, — сказала Каролин.

— Ты милая девочка, добрая, хорошая дочь. Но прожила ты всего четверть жизни. Есть ли у тебя планы на оставшееся время? Нарисуй их мне хотя бы в общих чертах.

Каролин растерялась. Слишком уж о сложных материях зашла речь.

— Иногда мне мечтается, что я могу стать архитектором, как отец, проектировать большие здания, как он. Но во сне я строю только кукольные домики. Возможно, мне бы хотелось организовать музей кукольных домиков — с самых старых времен и до современных.

— Музей кукольных антикварных домиков, — повторила Зоэ, отделяя паузой каждое слово, будто пробуя его, как оно звучит. — Милое занятие. Но ты, Каролин, глуха или притворяешься такой и не слышишь, что я тебе твержу постоянно. Ты талантлива. У тебя все получается. Ты можешь стать актрисой.

— Ну, тогда, — миролюбиво согласилась Каролин, — отложим разговор о великих планах. Считай, что у меня их нет.

— В этом и заключается твоя проблема, — кивнула Зоэ. — А теперь еще раз прогоним сцену с матерью.

За рулем, возвращаясь домой, Каролин неоднократно прокручивала в памяти диалог с матерью, но не из пьесы, а реальный — с Зоэ.

Она представляла, как бы сложилась ее жизнь в ином варианте, если б ее растила и воспитывала мать, а не Бартон. Возможно, она уже была бы знаменитой актрисой. Могла бы выступать на Бродвее. Или блистала бы на экранах. Но ведь и вся цепочка событий нарушалась. И Адам бы не погиб по ее вине. И его мать не сошла бы с ума. И не было бы свадьбы с Грэмом. И Майка. И не родился бы Александр. И не было бы Трины в “Тесном мирке”. И еще многого не случилось бы.

Премьера “Загнанных лошадей пристреливают” была назначена на середину ноября, а театральный зал снят на шесть уикендов. Сложно было предугадать, продержится ли столько времени этот спектакль. Зоэ твердила, что она явится на премьеру, но в последний момент не смогла подняться с постели, наложить макияж и одеться. Эти проблемы она скрыла от дочери, выставив разумный предлог:

— Мое присутствие будет оказывать на тебя давление. Я посмотрю спектакль позже, когда у вас все утрясется, и у тебя не будут дрожать поджилки. А самое лучшее — явлюсь на заключительное представление. Люблю смотреть на артистов, когда им уже плевать на все, когда они раскованны и только мечтают напиться вдрызг на банкете. Нет-нет, — поправила она себя. — В данном случае я посмотрю на тебя где-то в середине — между шестым и восьмым показом. И ты не будешь знать, что я в зале.

Но в “середине” Зоэ не появилась.

Перед заключительным спектаклем Каролин заехала за матерью. Зоэ оставалась в постели. Она спала.

Каролин пришлось будить ее.

Проснувшись и хватая цепкими пальцами руку дочери, Зоэ начала твердить что-то о звездном будущем, ожидающем дочь.

— Боюсь, я так и не смогу увидеть тебя на сцене, детка. Но я знаю, что ты хороша в этой роли. Мне совсем не надо присутствовать там. Я чувствую это сердцем.

Каролин наклонилась, поцеловала материну побелевшую руку.

К февралю дела Зоэ стали совсем плохи. В любой свой визит Каролин заставала ее в постели спящей.

Она не будила Зоэ, но та ощущала присутствие Каролин, мгновенно сама выходила из забытья и начинала строить планы на будущее. Ей только не хватало времени, чтобы их осуществить, но этого она не хотела признавать.

— Как только мне станет получше, я подцеплю парочку клиентов — отберу лучших из лучших ребятишек. И заработаю для них и для нас с тобой кучу денег. И тогда на лето я арендую яхту — не роскошную, но Александру понравится. Я давно об этом подумываю. И мы вместе отправимся в плавание вдоль побережья, до Мексики. Солнце и теплый океан — тебе ведь этого так не хватало в Нью-Йорке.

Расставшись однажды с Зоэ поздно ночью, выйдя на стоянку у дома и сев за руль, Каролин вдруг почувствовала, как дрожит ее тело. Она не может тронуться с места. Она может только сидеть в этой машине, обеими руками вцепившись в руль, и выть, громко и протяжно, словно собака.

Вернувшись домой, она написала:

“Я люблю тебя, Зоэ. Я так сильно люблю тебя! Я не могу смотреть, как ты умираешь. Меня убивает то, что ты никогда не хочешь говорить об этом”.

Этих писем Каролин не отправляла. В общем-то, их можно было только писать.

“Я помню, как впервые, увидела тебя. Мне было всего семь лет. Самолет приземлился в Лос-Анджелесе. И там, в толпе встречающих, стояла женщина в темных очках и ярком шарфе. Я сразу поняла, что это ты… Я помню тот рекламный ролик, где ты хотела, чтобы я снялась в роли ангелочка с туалетной бумагой, папочка тогда запретил нам с тобой даже близко подходить к павильонам. Тогда я сказала, что мне все равно. Конечно, еще долго-долго мне было не все равно.

Я вспоминала тебя постоянно, хотя притворялась, что мне до тебя нет дела. Я помню, что накануне моей свадьбы с Грэмом ты сказала, что он не тот человек, который мне нужен, и я уже тогда поверила тебе, но из упрямства поступила по-своему…”

Пачка этих неотправленных писем росла каждую ночь. И в каждом из них было свое воспоминание.

Каро Каро и Зоэ вместе вышли из кабинета врача.

— Ну, вот и все, — сказала Каро.

— Да, — почему-то с улыбкой откликнулась Зоэ.

Каро опустила глаза.

— Скажи, как ты советуешь мне поступить?

— Что ты имеешь в виду?

— Конечно, я останусь здесь.

— Ты что, с ума сошла? — Зоэ даже задохнулась от возмущения. — Твое шоу запланировано на все лето. А на следующий год — я это предчувствую — тебя ожидает Бродвей.

— Забудем о шоу. Не это важно. Нам надо побыть вместе.

— Как это забыть о шоу? — воскликнула Зоэ. — И какого черта ты будешь полгода маячить у меня перед глазами? Чем мы будем заниматься? Только надоедать друг другу. Эти доктора — полные идиоты. А этот — вообще паникер. Поверь мне, детка. Если бы я в тебе нуждалась, тотчас подала бы сигнал SOS. А сейчас я в порядке. Возвращайся назад и занимайся своими делами. Я горжусь тобой, и это для меня лучшее лекарство.

Каро едва удерживалась от слез.

— Ты правда так считаешь?

— Я тебе никогда не врала. Только иногда слегка разыгрывала.

Они вошли в лифт. Каро, имея опыт лицедейства, смогла притвориться, что пропустила мимо ушей приговор врача.

“Полгода. От силы год”.

Стивен встречал ее в аэропорту. Она заметила его первой и долго стояла, всматриваясь в ставшее таким дорогим лицо.

— Привет, милая. Как же я скучал по тебе! Что с Зоэ?

Каро заколебалась, не зная, стоит ли говорить правду. И предпочла соврать:

— Вызов пожарной команды был ложным. Много шума из ничего.

Он сразу же расцвел в улыбке. У него будто гора свалилась с плеч.

— Да уж, в этом вся Зоэ. Сплошная драма. “Полгода. От силы год…” — пульсировало в мозгу Каро.

— Она отправила меня обратно. Не хотела, чтобы турне сорвалось.

— И правильно сделала. Я уже уладил все детали. Ты начинаешь с пятнадцатого июня. От Лонг-Айленда до Толедо. Все маленькие театрики по Восточному побережью предоставят тебе сцену. Публика будет носить тебя на руках.

Четырнадцатого июня Стивен проводил Каро до поезда. Он сам проверил весь уложенный Каро багаж.

— Как бы мне хотелось не оставлять тебя одну.

— Тебе бы все это быстро надоело. К тому же в одиночку, думаю, я лучше справлюсь. Обещаю звонить каждый вечер.

Турне оказалось истинным кошмаром. Каро такого не ожидала. Она думала, это будет похоже на путешествие с Тристаном. Только тогда не она была звездой. Оказалось, что быть звездой, быть все время на виду огромной толпы невероятно тяжело.

Ей казалось, что она все время движется. Менялись средства передвижения — автобусы, поезда, такси. Даже в часы отдыха она ощущала, как крутятся под ней колеса. Ее поднимали в пять утра, чтобы записать телепередачу. Бесконечные съемки и интервью, а по вечерам — спектакли.

Все города и залы смешались в ее памяти в пестрый калейдоскоп. Однажды на нее свалился прожектор. Пару раз она вдруг забывала текст, и в зале воцарялась тягостная пауза. Репортеру из Филадельфии она повторила слово в слово то же, что говорила ему в Лонг-Айленде для другой газеты, и он, поморщившись, удалился разочарованный.

После выступлений она обычно долго не могла уснуть. Цитаты из Кэтрин Мэнсфилд, как удары колокола, звучали в черепной коробке, рвались наружу. Каро поминутно вскакивала с постели, пила из-под крана воду, от которой ее тошнило, потом усаживалась на подоконник и вглядывалась в безлюдное пространство, освещенное цепочками уличных фонарей.

Ее окружали незнакомые люди, общение с которыми сводилось к получасу пустых бесед и комплиментов за фуршетом или деловым переговорам.

Ей хотелось, чтобы Стивен был рядом с нею, но она не решалась попросить его бросить свои дела в Нью-Йорке и стать ее спутником в этом странствовании по сценическим площадкам.

Когда Стивен все-таки смог перехватить Каро в каком-то городке в Пенсильвании, то изумился ее виду.

— Боже мой! Во что я тебя втянул! — воскликнул он, забыв, что инициатором всей затеи была она. — Давай прервем эти проклятые гастроли!

— Нет-нет. Ни в коем случае! — поспешно возразила Каро.

Турне имело отличную прессу, и все вырезки Каро пухлыми конвертами посылала Зоэ. Так она выплачивала матери свой долг.

Наступил август. Турне заканчивалось, а силы Каро иссякли. Все чаще она обращалась к администраторам с просьбой достать ей лекарство от бессонницы. Те понимающе кивали, а потом вручали ей таблетки. У Каро собралась их уже целая коллекция.

Она уже не особо обратила внимание, что ее привезли в Бостон. Какая разница. По пути с вокзала в отель у нее разламывалась голова. В номере Каро растворила три таблетки из трех разных пузырьков в стакане “Перье”, глотнула и увидела, что за окном зажглась чудная радуга.

Она пошла в парк посмотреть, как взлетают лебеди. В этот момент с ней случилось что-то, она не могла дышать. Она оглянулась. Лебеди были настоящими. Они дышали.

Она никому не говорила. Она не знала никого, кто понял бы, что лебеди действительно настоящие. Встречу с корреспондентом “Глоб” она отменила. Она ждала полуночи. Потом осторожно вышла из комнаты, спустилась вниз и выскользнула наружу. Она бежала сквозь темные улицы в парк. Вокруг не было никого. Она встала на самый край. Лебеди уже спрятались в свои гнезда, но еще слышны были их крики. Она вошла в холодную воду пруда. Она поняла, почему плачут эти птицы.

— Мэм, я думаю, вам лучше покинуть воду. Вернитесь на берег.

Человек в униформе светил прожектором прямо ей в лицо.

Каро не могла вспомнить, как оказалась здесь, стоящей в холодной воде пруда.

— Мэм, могу я узнать ваше имя?

Ее взбесил вопрос. Это не воспоминание. Это даже не сценарий. Конечно, она знает свое имя. Все теперь знают, как ее зовут. Каждый знает свое собственное имя, не так ли? Но она не могла выговорить его. Она не могла вспомнить его. Она стояла по горло в холодной воде, но это нормально, это всего лишь часть воспоминания.

Человек уже подплыл к ней на лодке, она успела разглядеть, что это совсем не Джон Мёрри. Вот это самое ужасное!

И она истошно заорала.

— Все в порядке, Каро.

Она увидела чье-то лицо. Оно выглядело очень знакомым. Темные волосы, пуговицы на свитере. Добрые, только слишком взволнованные глаза. Она хотела сказать, что не стоит волноваться, что, кажется, она даже знает его имя. Но кем была Каро?

Другая голова оказалась рыжей. Белые одежды. Должно быть, она вернулась в клинику. Она почувствовала укол — боже, как она ненавидит это! — иглы. Свет исчез. Все погрузилось во тьму. Ей хотелось услышать аплодисменты. Но их не было.

Огромное круглое пространство. Наверное, площадь. Острые углы словно пронзали эту площадь. Какие-то звуки, чьи-то движущиеся фигуры. Каро закрыла глаза. Снова открыла. Площадь постепенно освобождалась от всего. Светящийся круг лампы. Площадь оказалась окном, линии — венецианскими жалюзи. Голос и фигура принадлежали женщине.

— Привет, детка, — сказала Зоэ, склонившись над Каро. — Как ты себя чувствуешь?

Каро вытянула руку и дотронулась до ее лба. Это было не видение. Но слишком яркий свет разливался вокруг. В этом чувствовалось нечто нереальное.

— Я опять у тебя дома? — спросила Каро шепотом.

— А ты ничего не помнишь?

Каро качнула головой. Она помнила только холодную воду пруда и тянущие ее на дно мокрые туфли.

— Что случилось? Зоэ рассмеялась:

— О боже! Ты была, дорогая, на грани смерти от жуткого нервного срыва. Славным ребятам-медикам пришлось доставлять тебя сюда в смирительной рубашке, для приличия скрыв ее под плащом, чтобы не слишком пугать других пассажиров.

— Правда? — упавшим голосом спросила Каро. — Я ничего не помню.

— Конечно, — без всякого осуждения произнесла Зоэ. — Раз ты проглотила столько таблеток.

— Я сожалею…

— Теперь это уже не важно. Главное, что ты выкарабкалась. И врачи от тебя отстали. Прописали тебе длительный отдых и никаких лекарств. Вот что удивительно слышать от медиков.

— Мне некогда отдыхать. Я должна доиграть спектакли.

— Стивен все уладил. Остаток турне отложили, и никто не будет подавать в суд. Он очень головастый парень, скажу я тебе.

— Но, он, наверное, зол на меня.

— Совсем нет. Он очень встревожен. Как и все мы.

Зоэ потрепала ее по руке.

— Не терзай себя. Отдохни. На следующий год доиграешь запланированное и придумаешь что-нибудь новенькое.

Каро откинулась на подушку.

— Я больше никогда не выйду на сцену.

— Обидно, если так, — вздохнула Зоэ. — Ты заработала отличную прессу. Возможно, это не паблисити по первому рангу, но и с ним есть все шансы предпринять вторую попытку. Ты сумела заинтриговать пишущую братию, а это уже кое-что. Впрочем… — Зоэ привстала со стульчика. — Мы еще успеем потолковать об этом и многом другом. Отдыхай.

“Полгода. От силы год”, — вспомнилось Каро.

— Мне пора, — сказала Зоэ.

— А как насчет тебя? Я навязалась тебе на шею. Ты что, собираешься ухаживать за мной?

— Вот уж нет. Я только поделюсь с тобой медсестрой, которую мне пришлось нанять по настоянию этого идиота-доктора. Она изнывает от безделья, бедняжка. Пусть половину оплачиваемого времени уделяет тебе. Мне хватит и другой половины. Кстати, она здесь ждет за дверью. Флавия, — позвала Зоэ, и в комнату вошла молодая, крепкого сложения женщина. — Познакомься с Флавией. Флавия, это моя девочка, которую ты теперь будешь нянчить. Ее зовут Каро.

Медсестра просияла.

— Рада, что вы наконец проснулись.

Каро было странно подумать, что кто-то чужой будет заботиться о ней. Все это правда напоминало сказку. Она обвела взглядом сияющую от нестерпимо яркого света комнату и вспомнила хрустальный гроб, в котором, раскачиваясь, покоилась спящая царевна.

— Надеюсь, ты идешь на поправку, красавица. — Голос Стивена согревал ее.

— Прости меня, Стивен!

— За что? Наоборот, твое… — он замялся, подбирая нужное слово, — исчезновение только прибавило нам паблисити, подкинуло дров в огонь.

— То же самое говорит и моя мать. Рада, что хоть чем-то помогла общему делу.

— Не грусти. Тебе правда уже получше?

— Вроде бы да. Во всяком случае, я окружена такой нежной заботой.

— Это хорошо. Береги себя ради всех нас.

Каро решилась выйти на прогулку, поначалу недалеко, в сторону Беверли-Хиллз, и задержалась у лотков фермерского рынка.

Ее взгляд скользил по ярким лоткам. Палитра красок и ароматов дразнили. У Каро мгновенно появилась идея. Флавия была славной женщиной, но совсем никудышной кухаркой. Каро сама приготовит сегодня ужин для них с * матерью. Это будет запеченная свинина.

Уже возвращаясь домой, где-то на углу она обнаружила маленькую антикварную лавку. В витрине стоял кукольный домик, словно из эпохи британского короля Георга.

Она перешла улицу и замерла, разглядывая его. Потом вошла внутрь.

— Сколько стоит ваш домик? — спросила она у женщины, стоявшей за прилавком.

Зоэ лежала в кровати с закрытыми глазами.

— У нее был сильный приступ, — поведала Флавия шепотом.

Зоэ услышала, открыла глаза:

— Не бери в голову, деточка. Порадуй меня чем-нибудь.

Каро не уставала удивляться проницательности матери.

— У меня два сюрприза. Один — тебе, другой — мой.

— И что же досталось мне?

— Я приготовлю тебе роскошный ужин. Зоэ шумно втянула ноздрями воздух.

— Бог мой! Я помню, каким чудесным супом ты угостила меня в коммуне. Я уже ощущаю запах.

— А себе я приобрела подарок, — продолжила Каро. — Кукольный домик. Помнишь, у меня был когда-то такой же. Кстати, где он сейчас?

Зоэ смущенно отвела глаза:

— Я вечно боялась наступить на него и убрала подальше.

Последовала пауза. Зоэ внимательно вглядывалась в лицо Каро.

— Он будет тебе напоминать о наших давних временах… — начала было Зоэ.

— У меня было счастливое детство, — поспешила Каро уверить мать.

Зоэ протестующе качнула головой:

— Кто знает, где истина? Ни тебе, ни мне не дано право утверждать, что так было бы лучше. С Бартоном в Нью-Йорке у тебя сложилось бы все иначе.

— Это нелепые фантазии, мама. Я вполне довольна той жизнью, которая досталась мне.

— У тебя еще много времени впереди, — сказала Зоэ.

“У меня, возможно, да”, — подумала Каро и похолодела.

Полгода, определенные доктором, подходили к концу. Зоэ теперь все чаще увозили в больницу.

На кухне Каро долго раздумывала над тем, что сказала ей Зоэ. Она представляла, что было бы, если б она выросла в Нью-Йорке, если б ее воспитал отец. Она бы все время ходила в школу, завела бы себе кучу друзей. Вместе с Мэг и Адамом они устраивали бы пикники и семейные путешествия. Если б она выросла вместе с отцом, в семь лет ее не похитил бы тот человек. Не было бы Грега. И Брайана. И Тристан не умер бы в ванной отеля. Если б она жила с отцом, возможно, сейчас уже была бы замужем, и у нее был бы чудесный дом. Может быть, даже ребенок. Но не было бы ни ролика с ангелочком, ни “Бруклина”. Ни Зоэ.

Каро вздрогнула и занялась ужином.

Ее старая школа в Беверли-Хиллз выглядела по-прежнему. Немного изменился лишь фасад и двор вокруг. Стены кафетерия уже не были окрашены во все цвета радуги. А дети прежние. Такие же, как те, с кем училась Каро.

Каро обошла все здание, не зная, зачем это делает. Зашла в спортзал, где когда-то смотрела игры Брайана. Зашла в класс.

Возле большого зала по всем стенам были развешены листовки выходящего на экраны фильма “Питер Пэн”. На доске объявлений фотографии актеров, снявшихся в нем. Они выглядели так же, как афиша к тому неудавшемуся мюзиклу, где она должна была сыграть главную роль.

Каро подошла к двери, но так и не смогла войти в этот зал. Она уже повернула назад, как заметила какого-то человека, говорившего с учениками. Увидев ее, он замер.

— Каро? Каро Эндрюс?

Мистер Стайн. Он уже стар.

У Каро застучала кровь в висках.

— Я не могу поверить! — Мистер Стайн обернулся к ученикам. — Нейл, Джоан, это же Каро Эндрюс, гордость нашей школы!

Ты пьяна! Ты совершенно пьяна. Ты не выйдешь на сцену.

Его слова Каро слышала сквозь все годы.

— Поздравляю тебя со спектаклем! — снова заговорил он. — Я читал в газетах. Что тебя привело в Лос-Анджелес?

— Я не знаю, — ответила Каро, — я не знаю, чего хочу от этого приезда. Я была больна.

— Да, — голос мистера Стайна дрогнул, — я слышал. Но если ты снова захочешь сыграть, не забывай нас, мы обязательно придем на спектакль. — Он жестом показал, что приглашает ее войти. — Это будет большой честью для нас, если ты сможешь вместе с нами посмотреть фильм. Он и вправду хорош.

Каро поблагодарила его. Никогда больше она не переступит порог и не войдет в этот зал.

Зоэ подолгу находилась в клинике, убеждая Каро, что там просто изумительный уход и хороший персонал. В дни, когда она возвращалась домой, Каро устраивала маленький праздник. Расставляла цветы в спальне Зоэ и пекла торты.

— Морковный, — Зоэ дожевывала последний кусочек, — в первый раз был шоколадный, во второй… какой торт был следующий? Ванильный?

— Лимонный, наверное.

— Да, ванильный был потом. Сейчас морковный. И что мы будем делать, когда кондитер исчерпает все свои запасы? Думаю, тогда наступит время помереть.

Они часто играли в кункен. Первые пару месяцев Каро проигрывала, как бы ни старалась. Сейчас выигрывала каждую партию.

Дождливый январский вечер. Флавию отпустили отдохнуть. Зоэ лежала в кровати, рассматривая альбом со старыми фотографиями.

Каро возилась на кухне, когда услышала крик матери.

— Ты меня напугала, — упрекнула она мать, увидев, что все в порядке. — Я думала, что-то случилось.

— Сядь. — Зоэ похлопала ладонью по краешку кровати, и дочь подчинилась. В руках Зоэ был небольшой, обтянутый зеленой замшей альбом, которого Каро не видела прежде.

Зоэ ткнула наманикюренным алым ногтем в один из поблекших снимков.

— Это он! Вглядись как следует.

Каро увидела на снимке молодого человека, стоящего вполоборота к камере.

— Это Макс, — сказала Зоэ.

“Мы собирались поселиться в Париже. Но как раз накануне нашей свадьбы он погиб в автокатастрофе”.

Вот он какой был, Макс. Каро нежно дотронулась до фотографии. Он был такой живой на этом снимке.

— В своей жизни я любила по-настоящему только его одного.

— Ты мне рассказывала.

— Но не сказала главного. У нас должен был быть ребенок.

Каро мысленно мгновенно перенеслась в Англию, в полицейский участок, где ее допрашивали, а потом на улицу, где под ней разлилась лужа крови.

— Мне очень жаль, мам, что так получилось.

— Нет. У меня вышло иначе. Ребенок остался. Это ты и есть.

Каро не могла пошевелиться.

— Так, значит…

— Да.

— А мой отец? То есть не отец, а Бартон. Он знал?

Слова срывались с губ, как мыльные пузыри из трубочки забавляющегося ребенка, и разлетались по воздуху, а диалог был словно написан каким-то неведомым сценаристом, настолько он был нереален.

— Бартону я ничего не сказала. Макс погиб до того, как стало ясно, что я беременна.

И вдруг в Каро проснулся вулкан.

— Значит, всю мою жизнь я считала отцом совсем не того человека, ты обманывала всех нас…

На какое-то мгновение Каро забыла, что ее мать смертельно больна.

— Как ты могла?! Столько лет лгать…

— Бартон помог мне вырастить тебя. Ты для него родной ребенок. Он тебя любит. Я сочла, что так будет лучше для всех.

Покинув спальню матери и выскочив из дома, Каро долго не могла успокоиться. Ее охватило ощущение невыносимой потери. Она уже больше не Каро Эндрюс. Архитектор величественных зданий в Нью-Йорке — Бартон Эндрюс — чужой ей человек, а его жена — ласковая Мэг и чудесный мальчик Адам — вовсе ей не родные.

Зоэ вот-вот умрет, и она останется совсем одна на свете. Но если все это так, то узнать хоть что-то о своем истинном отце было необходимо.

Продрогшая во влажной сырости сада, она возвратилась в дом, вошла в спальню. Альбом лежал на одеяле, раскрытый на той же странице. Каро сначала испугалась, но потом услышала тихое дыхание Зоэ. Измученная женщина забылась коротким сном.

Каро осторожно взяла альбом, принялась вглядываться в фото Макса.

Каролин

— Я не хочу туда! Не хочу! — капризничал Александр.

Каролин готова была встряхнуть его как следует и отпелепать.

— Мы должны. Зоэ хочет тебя увидеть. Там будет совсем неплохо. Большой телевизор, много каналов, больше, чем здесь, в Нью-Йорке. Вы с Флавией вдоволь нащелкаетесь пультом.

Мальчик вздохнул.

— Ну ладно, — произнес он со вздохом. — А мне придется целовать бабушку?

Каролин вздрогнула, едва не замахнулась на мальчика, но вовремя остановилась. Она опустилась перед маленьким сыном на колени, обняла его.

— Нет, конечно. Ты не обязан ее целовать.

Солнце уже закатилось, когда Каролин с Александром подъехали к дому Зоэ. В сумерках он выглядел мрачным. У Каролин отчаянно забилось сердце. Сдерживая охвативший ее озноб, она, потянув за руку мальчика, заторопилась к крыльцу, нажала кнопку звонка. Дверь отворила Флавия.

— Как она сегодня?

— Опять были сильные боли. — Флавия перевела взгляд на Александра. — А ты все растешь, парень. Хочешь поиграть со мной в карты?

Она взяла малыша за руку и повела в гостиную. Каролин поглядела им вслед и слегка позавидовала. Они отлично ладили друг с другом. У нее это получалось хуже.

Зоэ с закрытыми глазами лежала в кровати. Рука ее покоилась на старом альбоме для фотографий в зеленом переплете.

— Мама? — тихонько окликнула ее Каролин.

Пробуждение Зоэ было болезненным. Лицо скривилось в страдальческой гримасе. Потом ее ресницы затрепетали, веки приподнялись.

— Привет, дорогая.

— Как самочувствие?

Зоэ коснулась протянутой к ней руки дочери.

— Замечательно. Я так рада твоему приходу. Собираюсь показать тебе одну картинку.

Она попыталась приподнять с одеяла альбом, но он был слишком тяжел. Каролин поставила его перед Зоэ, чтобы та могла видеть, и стала медленно переворачивать страницы в обратном порядке, постепенно углубляясь в прошлое.

На снимках запечатлелись вечеринки и лыжные прогулки, празднования Рождества и круизы. Зоэ с длинными волосами. Зоэ с бокалом шампанского. Зоэ, которой на снимке меньше лет, чем сейчас ее дочери.

— Какая же ты здесь красивая! — воскликнула Каролин.

Зоэ слабым движением руки остановила ее. Каролин перестала перелистывать страницы альбома. Наманикюренный длинный ноготь со значением уперся в одну их фотографий.

— Это он, — сказала Зоэ.

Каролин нагнулась, приглядываясь к снимку.

— Кто это? — поинтересовалась она, скорее из вежливости.

На фотографии она увидела светловолосого молодого мужчину. Он стоял вполоборота к камере и улыбался, смущенно, словно стесняясь, что попал в объектив.

— Твой отец.

— Нет, — поправила мать Каролин. — Это не папа.

Она перевернула альбом к себе, нашла нужную страницу с изображением Бартона и показала Зоэ:

— Вот мой отец!

Но Зоэ отрицательно мотнула головой, причем, очень решительно.

Каролин встала и прошла на кухню, где Флавия развлекала маленького Александра.

— Флавия, — встревоженно сказала Каролин. — У Зоэ что-то нехорошо с головой. По-моему, она бредит.

Флавия резко вскочила, выронив карты. Александр тут же захныкал.

— Успокойтесь, Каролин. Это, наверное, от лекарств. Она очень много приняла их сегодня. Я пригляжу за ней. Не надо так переживать.

Флавия вернулась в спальню к Зоэ, а Каролин, опустив взгляд на рассыпанные карты, заметила среди них издевательски ухмыляющееся лицо пиковой дамы.

Зоэ сидела, откинувшись на подушки, и просматривала свежий номер “Инкуайер”, когда Карелии заехала к ней на следующий день.

— Привет, дорогая. Ты не поверишь, что приключилось с бедным стариной Бертом Рейнольдсом.

— Тебе, кажется, сегодня получше.

— Никогда не было так хорошо.

— Скажи, пожалуйста, вчера ты показывала мне одну фотографию…

— Помню, — беспечно произнесла Зоэ. — И что?

— Ты сказала, что на ней мой отец. Флавия потом объяснила, что ты приняла слишком много лекарств.

Каролин говорила с трудом. У нее словно комок застрял в горле. Она не могла смотреть на мать.

А вот Зоэ смотрела в лицо дочери, не отрываясь, изучая его внимательно.

— Да, Флавия права, — нарушила она затянувшееся молчание. — Вчера я перебрала лекарств.

Каролин стремительно вбежала к Зоэ.

— Я только заскочила на пару минут, кое-что принесла тебе. Думаю, тебе захочется почитать на досуге.

Она протянула Зоэ книгу.

— О! Биография Ширли Темпл, — оживилась та. — Спасибо, моя дорогая. Помню, какая это была прекрасная девочка. Как умела себя вести. Работать с ней было одно удовольствие. Просто мечта для любого агента. — Тут Зоэ внезапно сменила тему и нахмурилась. — Мне не нравится женщина, купившая мое агентство. С самого начала не нравилась. Она еще ребенком была подленькой пронырой — такой и осталась. Я выкуплю свой бизнес обратно, и ты его возглавишь.

— О нет, ни за что! Откуда у тебя такие идеи? Я для этого не гожусь. Ты сама это знаешь.

Зоэ, печально улыбнувшись, кивнула.

— Жаль. Я тут заметила в одной телепередаче новенькую девчушку в рекламе карамели с арахисом. Сделай из нее рыжую — и получится Пеппи Длинныйчулок, какой еще не было на экране. Мой приятель Нед из Эн-би-си смог бы закрутить такой проект. Ты уверена, что тебе это не интересно?

— Уверена, — произнесла Каролин как можно мягче и ушла на кухню попросить Флавию приготовить чай. Ее не было несколько мгновений, но в комнате матери уже что-то неуловимо поменялось.

Что-то исчезло.

Она опустилась на колени возле кровати, приподняла бессильно опущенную исхудавшую руку, поднесла к губам, сохраняя какие-то остатки надежды, позвала шепотом:

— Зоэ?

Каролин, обняв сына, заставляла себя вслушиваться в болтовню мальчика о том, как прошел его очередной день в садике. Они сидели на полу в гостиной дома Зоэ, на оранжевом ковре, который доставлял ей когда-то столько радости.

Каролин старалась не думать о тех хлопотах, что предстоят.

Зазвонил телефон. Она неохотно взяла трубку.

— Каролин?

Она узнала голос. Это был Херб Уоллер, поверенный Зоэ.

— Как самочувствие, Каролин?

— Спасибо. Я в норме. — Она вздохнула. — Только не лучше бы отложить наши дела на завтра. Я понимаю, что все надо утрясти как можно скорее, и, вероятно, возникнут сложности, но обещаю заняться этим с утра.

— Какие сложности? — искренне удивился он. — Ничего не требуется утрясать. Зоэ обо всем позаботилась, расписала все до мельчайших деталей. Я бы мог заехать вечером, мы все сделаем за считаные минуты.

— Хорошо, приезжай.

— Я привезу с собой завещание, чтобы ты с ним ознакомилась. Оно короткое. Много времени это у нас не отнимет. Впрочем, ты, наверное, знаешь.

— Что?

— Зоэ завещала тебе абсолютно все.

Каролин с Александром вышли прогуляться.

У нее не было никакого представления о размерах наследства. Может, денег хватит только на поездку в Грецию, о которой мечтала Зоэ, но не дожила до осуществления этой мечты? А если их гораздо больше? Если их хватит для приобретения, например, партнерской доли в “Тесном мирке”? Это было бы замечательно, но Зоэ, конечно, на том свете, вздохнет разочарованно.

Каролин не нужно было гадать, чем бы она могла обрадовать мать на небесах. И подло было бы отгонять эту мысль, притворяться, что она забыла, о чем говорила Зоэ в последние минуты перед смертью.

“Выкупить агентство и стать во главе”. Вот ее дочерний долг. Она отпустила теплую руку Александра, безмолвным кивком разрешив ему побегать, а сама осталась стоять на месте, прикрыв лицо ладонями, словно защищаясь от ветра. Она представляла, как будет продолжать дело Зоэ, искать талантливых детишек по всей Калифорнии, сначала для рекламы, а потом для телевидения, большого кино и всемирной славы.

Если, разумеется, хватит оставленных Зоэ денег.

Со всеми документами, представленными юристом, Каролин соглашалась, едва пробегая их глазами. Они были сухими, скучными, не всегда понятными, но под каждым был неподдельный росчерк Зоэ, и от него, как ни странно, словно шло живое тепло.

Наконец Херб Уиллер огласил завещание. Каролин досталась в наследство солидная сумма. Можно было бы и прокатиться в Грецию, и поместить Александра в хорошую частную школу, и купить долю в магазине игрушек — правда, не партнерскую. Только этого не хватало, чтобы вызволить из рук новой хозяйки агентство Зоэ.

Каролин почувствовала облегчение и печаль.

На следующее утро она явилась в агентство. Лиза Родин, тщательно отрепетировав скорбное выражение перед зеркалом, подошла к Каролин:

— Я так тебе сочувствую! Как только новость дошла до меня, я пыталась тебе дозвониться. Бедная Зоэ!

— Спасибо. Я почему-то думала, что ты еще ничего не знаешь. Впрочем, не важно. Я пришла просто для того, чтобы уволиться.

— Я понимаю. Тебе сейчас тяжело, потому что все здесь напоминает о матери. Мне очень жаль тебя терять, — лукавила Лиза, — но путь обратно для тебя всегда открыт. Всегда горит зеленый свет.

— Ты позволишь мне посмотреть кое-какие вещи, оставленные Зоэ на хранение? Они должны быть упакованы в коробки.

— А разве я не переслала ей все домой? — хитрила Лиза.

— Ты их не посылала. Это точно.

— Значит, я распоряжусь сделать это как можно скорее. Завтра с утра тебя устроит?

— Ты не против, если мы разыщем их сейчас? — спросила Карелии. — Я не знаю, сколько еще пробуду в городе, у меня каждый час на счету.

Лиза тяжко вздохнула, притворяясь, что отрывает от себя нечто дорогое.

— Ариадна! — позвала она.

Юная секретарша выбежала в приемную.

— Пожалуйста, спустись в подвал и помоги Каролин поискать несколько коробок. Они должны быть подписаны. Каролин тебе укажет.

— Я очень тебе благодарна. — Каролин была сама вежливость.

Лиза изобразила на лице улыбку.

— Заглядывай к нам, Каролин. Будем рады тебя видеть.

Каролин сразу же увидела нужные коробки.

— Ты не возражаешь, если я их вскрою прямо здесь? — обратилась она к Ариадне. — Хочу узнать, что там внутри.

— Мне все равно, сколько ты тут провозишься. Я пока выйду покурить. На всякий случай ты меня прикроешь. Можешь не торопиться.

Каролин присела на корточки возле груды коробок. Немного поколебавшись, она дотронулась до самой большой из них. Легендарная Пандора когда-то открыла ящичек, и оттого случилось много неприятностей. Но при чем тут материнский архив?

Каролин развязала узлы бечевки, оторвала клейкую ленту, отвела в стороны края коробки и увидела… детские глаза. Фотографии детей, совсем маленьких и постарше, с невинными и удивленными взглядами. Они заполняли все коробки. Это и было то самое сокровище, накопленное Зоэ.

Нужно что-то придумать. Как открыть миру взрослых эту коллекцию детских надежд и мечтаний?

Зоэ в письме к поверенному просила, чтобы ее похороны обошлись без цветов. И погребальная контора, и священник пожимали плечами, узнав ее волю, но вынуждены были согласиться с пожеланием покойной. Но пришедшей на заупокойную службу публике это не помешало буквально завалить гроб цветами. Запах дорогих орхидей, который так обожала Зоэ, пропитал всю церковь. Каролин помнила, что мать еще любила ранние фиалки, и собрала их, поднявшись повыше в горы над городом. Она положила маленький букетик возле лица Зоэ.

— Каролин? — кто-то окликнул ее на выходе из церкви.

— Да.

— Я так и понял. Вы ведь дочь Зоэ? Не уверен, что вы помните меня. Я однажды…

— Стивен Ласки. — Теплой волной на нее накатило воспоминание.

— Он самый, — обрадовался Стивен.

— Мне приятно снова тебя видеть.

— Я не мог не прийти сюда. Мой отец… впрочем, это не важно… Хотя нет, наверное, важно. Об этом можно писать мемуары…

Он вдруг взял холодные руки Каролин.

— Она оказала на меня большое влияние. Можно даже сказать, что только благодаря ей у меня все сложилось иначе.

Они шли к автомобильной стоянке.

— Чем ты теперь занимаешься? — спросила Каролин.

— Я издатель.

— В Лос-Анджелесе?

— В Нью-Йорке. Я прилетел специально, чтобы проститься с Зоэ. Она просила узнать у тебя одну вещь. Чем ты собираешься заниматься дальше?

Он смотрел на нее серьезно сквозь очки — серьезный взрослый мужчина, впрочем, очень похожий на вежливого и такого же серьезного мальчика, с которым она встречалась когда-то, и каждое их свидание запечатлелось чем-то светлым в ее памяти.

— Я хочу сделать музей старых кукольных домиков. Может быть, мне придется торчать там у входа и продавать билеты, но такая перспектива меня не смущает. А по стенкам музея развешу кое-какие фото из архива Зоэ. Пусть глаза детей наблюдают за посетителями.

Очки у Стивена вдруг затуманились, он снял их и протер пальцем уголки глаз.

— А как твои дела? — Каролин перевела разговор на другую тему. — Дети есть?

— Нет детей. Нет семьи. Один брак — сразу же после выпуска из колледжа — и скорый развод.

— Я случайно прочитала о твоей свадьбе. — Каролин, сказав это, невольно смутилась, добавила: — И как-то не решилась позвонить и поздравить.

— Неужели?

— Да.

Улыбаясь, он смотрел на нее.

— Послушай, я знаю, что ты можешь сейчас уйти, — он достал из кармана визитную карточку, — но если ты захочешь выпить кофе со мною, позвони. Здесь или в Нью-Йорке — не важно.

После церемонии Каролин поехала в дом, где когда-то жила Зоэ. Она не была там с тех пор, как мать переехала в Беверли-Хиллз.

Она запарковала машину и встала на мощеной дорожке. Все выглядело так же, как и тогда, когда она семилетней впервые оказалась здесь. Такой же тихий день. Те же пальмы. Те же цветы на апельсиновых деревьях. И Зоэ.

Она подошла к бассейну, который оказался гораздо меньше, чем она его помнила. Но все такой же голубой. На той же веранде все тот же стул из красного дерева.

Каролин сняла туфли и погрузила ноги в воду. Это оказалась довольно холодно в февральский день. Каролин думала о матери. Что бы хотела Зоэ, какой путь Каролин ей понравился бы. Она подняла руки и нырнула, одетая, под воду.

Это был самый счастливый момент в ее жизни.

Зоэ внезапно захотела гранатов. Она всегда любила эти странные фрукты.

Каро завела машину и поехала на фермерский рынок. Уже возвращаясь обратно, в витрине одной из антикварных лавочек она заметила крупную бриллиантовую брошь. И тут же, словно на отпечатанном снимке, она увидела шарф, обвитый вокруг высокой женской шеи и скрепленный именно этой брошью.

Каро почувствовала чье-то дыхание. Потом в автомобильном стекле появилось отражение. Женщина в ярком развевающемся по ветру шарфе. Это была Зоэ.

Каро нажала на газ. Уже подъезжая к дому, она знала, что случилось. Парадная дверь была распахнута.

Черная тушь оставляла дорожки на щеках плачущей Флавии.

— Мисс Каро…

Пакет с купленными для матери гранатами так и остался лежать на сиденье в машине.

Тишина, воцарившаяся в доме, была тягостней, чем любой шум. Каро прошлась по всем комнатам и слышала только свои шаги. Запах духов Зоэ пропитал воздух дома.

Каро уселась на полу, на оранжевом ярком ковре, который помнила с раннего детства. Флавия сказала, что в последние минуты Зоэ попросила достать из шкафа какую-то картонную коробку и положить возле ее изголовья.

Теперь Каро, слегка помедлив, запустила туда руку. Это были документы, касающиеся агентства Зоэ, — конверты с анкетами и характеристиками. И фото — личики и глаза, доверчиво смотрящие в камеру, а вернее, на Зоэ, стоящую за спиной фотографа.

Мальчики в ковбойских шляпах, и маленькие светловолосые девочки в шортиках или в швейцарских нарядах, и голые близняшки, заснятые в ванной вместе с любимой собачкой.

Все эти дети уже давно стали взрослыми и распрощались с мечтой о звездной карьере в кино. Каро представилось, как располневшая солидная мамочка рассказывает своей дочурке:

— Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, я очень хотела попасть в Голливуд. И тетя, похожая на фею, в ярком шарфе вокруг шеи, повела меня в залитую ярким светом огромную комнату, множество людей улыбалось мне, а потом я увидела себя на экране, и моя мама плакала от радости.

Наверное, Зоэ осталась такой доброй волшебницей в памяти многих людей. Каро хотелось так думать.

Ее рука дотянулась до самого дна глубокой коробки и извлекла оттуда последнюю фотографию. Белокурая девчушка взобралась на ограждение шоссе и задорно махала оттуда проезжающим мимо машинам букетом маргариток. Каро невольно улыбнулась, узнав в этой девчушке себя.

Телефон вырвал ее из зыбкой пелены воспоминаний.

— Здравствуй, Каро, моя дорогая…

— Кто это?..

— Не помнишь? Херб Уиллер, поверенный твоей матери. Как самочувствие?

— Как положено в данный момент.

— Понимаю. Прими еще раз мои соболезнования. Так или иначе, но все мы там будем.

Он бодрился, но за наигранной жизнерадостностью угадывалась искренняя печаль. Каро подозревала, что Уиллера связывало с ее матерью нечто большее, чем просто деловые отношения, причем на протяжении многих лет.

— Я думаю, что стоит заскочить к тебе на пару минут сегодня. Кое-что надо уладить. Сущие пустяки, но без этого не обойтись.

— Конечно. Я готова подписать все, что требуется. Я буду вам благодарна, если вы все заботы возьмете на себя.

— Никаких забот и минимум бумаг. Зоэ все до цента оставила тебе.

Опустив трубку на рычаг, Каро опять вошла в кладовку матери и села на пол.

Она все оставила тебе…

Но Каро ничего не нужно. Она действительно ничего не хочет. Это ошибка, что она должна взять деньги матери. Она никогда не думала, что можно сделать с ними, как правильно ими распорядиться.

Ее взгляд упал на коробку.

Поминальная служба состоялась в субботу, недалеко от дома, где прошло детство Каро. Сколько раз они миновали это здание вместе — Зоэ за рулем, а Каро сначала в детском креслице, потом на заднем сиденье, за спиной у Зоэ, а потом уже рядом. Они мчались мимо, толкуя об очередных прослушиваниях, о нарядах, о фильмах, которые запускаются в производство.

Каро припарковала белый “Мерседес” на самом краю уже заполненной машинами больничной стоянки. Она вынула ключи из замка зажигания, вышла, хлопнула дверцей. На ней был ярко-красный шарф. Он развевался на ветру, как когда-то у Зоэ, и выглядел даже нарядно, но очень торжественно. Зоэ бы оценила.

Цветов было много. Часовня просто ломилась от них. Стояли огромные вазы с любимыми Зоэ орхидеями. От аромата, пропитавшего часовню, можно было запросто упасть в обморок. Каро быстро проглядела присланные карточки. Конечно, Бартон с супругой выразили свое соболезнование. Спустя несколько десятилетий, прошедших поле развода, бывший муж помнил, что Зоэ любила дорогие орхидеи.

В часовню начали впускать публику. Каро раздражало, что все постарались явиться обязательно в черном. Траур по матери должна носить только она, а к чему этот мрачный костюмированный бал. Все эти люди с облегчением переоденутся, едва добравшись до дома, и займутся повседневными своими делами.

Впрочем, поминальная служба прошла благопристойно. На белую стену часовни проецировались, как на экран, клипы с участием подопечных Зоэ, великий пианист из России аккомпанировал немому изображению, а короткие речи людей, знавших Зоэ, были неподдельно искренними.

Каро дождалась, пока все не покинули часовню.

Она осталась одна в тишине.

— Каро, — окликнул ее кто-то.

Она вздрогнула. Стивен. Стивен Ласки.

— Мне не верится. — Она бросилась в его объятия. — Я знала, что тебе некогда, но все равно искала тебя в толпе. — Она прижималась к нему и бормотала: — Как ты догадался выбрать такой желтый галстук к темному костюму? Зоэ одобрила бы твой вкус.

— Она сама мне его подарила и велела надеть на ее похороны.

Боже, о чем только не подумала ее мать, отсчитывая свои последние сутки пребывания на грешной земле? А что еще хотела Зоэ, какое ее желание должна исполнить дочь?

— Съездим к океану, — предложила Каро, заводя двигатель материнского “Мерседеса”. — Ты составишь мне компанию?

Если такая идея и показалась Стивену странной, он ничем не выдал своего удивления.

— Твою машину оставим здесь, на стоянке. Потом заберешь, — рассудительно добавила Каро.

Стивен с ней согласился.

Каро уверенно вела машину, отлично зная дорогу.

— У нас с Зоэ был любимый маленький пляж неподалеку. Ты не возражаешь, если мы съездим туда?

— Почему я должен возражать? — Стивен был встревожен, но решил пока во всем потакать Каро.

— Мы с ней устраивали там пикники. Выбирали самое уединенное местечко. Когда-то там было много таких, не знаю, как сейчас, но мы посмотрим, — объясняла по дороге Каро.

— А не стоит ли нам заскочить в какой-нибудь магазинчик, чтобы тоже устроить пикник? — предложил Стивен.

— Нет. Обойдемся без этого.

Дальнейший путь продолжался в молчании.

Стивен смотрел на спидометр, отсчитывающий мили. Он первым понял, что если не заговорить, то черная тоска поглотит белый “Мерседес”, стремящийся к океану.

— Шоу о Кэтрин Мэнсфилд по-прежнему востребовано. Можно снова поехать в турне.

— Спасибо, Стивен. Но я решила расстаться с Кэтрин Мэнсфилд. Я уплатила ей свой долг.

— А может быть, она теперь должна тебе? Ты воскресила ее из забвения.

— Пусть она вдохнет в меня новую идею. Стивен был рад, что наконец завязался разговор.

— А у тебя есть планы, Каро?

Она улыбнулась ему, и у него на душе полегчало.

— Представь, что я заведу маленькое агентство “Детишки Каро”. И буду поставлять малышей в рекламу и в Голливуд, буду вносить в них вирус тщеславия с ранних лет. Кем ты сочтешь меня — ведьмой? Или безумной?

— Не знаю, что и сказать, — честно признался Стивен.

— Моя мать была и той, и другой, и третьей. Феей, дарившей детям пусть временное и зыбкое, но осуществление их мечты. Кто ее за это осудит?

— Прежде всего тебе тогда надо возглавить агентство Зоэ.

— Она его продала. И мне не хватит денег, чтобы выкупить его обратно. Я могу начать только с чистого листа. Не знаю, насколько это серьезно.

— Если это серьезно, то я помогу с рекламой, — уверенным тоном произнес Стивен. Идея не показалась ему такой уж безрассудной.

И когда он погладил по плечу Каро, сосредоточенно ведущую машину по извилистой дороге, то почувствовал, что в ней нет прежней отчужденной холодности.

— Помоги мне найти Макса, — попросила она.

— Кто такой Макс? Чем он тебе поможет?

— Ничем. Но я хочу знать о нем все. Выполни мою просьбу. — Впервые за долгое время чарующая улыбка осветила ее лицо. — Пожалуйста, не ревнуй. Его давно нет в живых. Макс — мой настоящий отец.

Они прошлись по пляжу до кромки воды, но не решились сесть на сырой песок.

— Ты испортишь костюм, — заботливо предупредила Каро.

— Черт с ним! Если хочешь, я разведу костер, и мы посидим у огня.

И, как всегда, Каро захватило сразу два желания. Скинуть туфли, босиком побежать к океану, нырнуть в его холодные волны и выплыть на волю обновленной. Или тихо подойти к Стивену, прижаться к его щеке, утонуть в его объятиях.

Каролин и Каро

Каролин устроила вечеринку в день своего рождения — ничего грандиозного. Приглашены были только самые близкие. Приготовления к празднеству шли своим чередом. Стивен отправился в кондитерскую Балдуччи за тортом, закуски были уже готовы. Малышка сладко спала в своей кроватке.

Каролин, немного уставшая от домашних хлопот, присела на обтянутый бархатом диванчик.

Этот диванчик достался ей в наследство от Зоэ.

Каро категорически отказывалась справлять свой день рождения. Она приводила веские доводы. Актриса, попавшая на экран еще ребенком и заслужившая тогда популярность, не должна открывать публике, что она отмечает свое тридцатилетие. Но Стивен был настойчив. Он специально прилетел из Нью-Йорка на этот вечер.

Ей оставался всего час, чтобы подготовиться к выходу. Она присела на диванчик, обитый бархатом, доставшийся ей от Зоэ. Именно на нем Зоэ лежала, дымя сигаретой, обложенная фотографиями детишек и ворохами бумаг.

Малышка проснулась и захныкала. Каролин поспешила в детскую.

— Зоэ, не плачь. У нас сегодня праздник — у твоей мамы день рождения.

Она взяла дочурку на руки и отнесла, ее в гостиную. На диване и на креслах лежали многочисленные подарки. Каролин сразу углядела ожерелье, подаренное Стивеном. От Бартона и Мэг можно было ожидать что-нибудь вроде кашемирового свитера, а от Трины какой-нибудь диковинный сюрприз. Как интересно тянуть время и гадать, что тебе подарили. А сейчас читать карточки с именами дарителей. Сколько их! Каролин удивилась, что так много людей оказалось вокруг нее.

Зазвонил телефон. Улыбка разливалась по лицу Каро, пока она слушала новости из телефонной трубки. Гретхен подписывает контракт с агентством. Положив трубку, она подошла к столу и начала искать возможные варианты. Гретхен нужен хороший проект. Что бы такое запустить в производство, чтобы девочка заблистала?.. Может, возродить “Дерево, растущее в Бруклине”? Гретхен будет великолепна в роли Флосси Гэддис. И если Каро решит на время забросить свое агентство, она сама сыграет Кэтти Нолан.

Наконец Стивен примчался с тортом:

— Дай посмотреть! — Каролин в нетерпении открыла коробку и тут же рассмеялась.

Маленькой Зоэ показали торт, и она захлопала в ладоши.

Стивен подъехал за Каро точно вовремя, поцеловал ее в щеку и вручил маленький пакетик из серебряной фольги.

— Взгляни, что там.

— Нет, — покачала головой Каро. — Я его вскрою завтра. Хочу, чтобы мой день рождения продлился.

Закуски и сандвичи постепенно исчезали с блюд. Внезапно погас свет. Во мраке появились две фигуры — большая и маленькая — Стивен и Александр. Они торжественно внесли огромный шоколадный торт с тридцатью горящими свечами. “С днем рожденья тебя”, — дружно пели все.

Официант торжественно поставил на стол торт с тридцатью свечами. Стивен произнес:

— С днем рождения тебя, Каро!

И люди за соседними столиками дружно начали подпевать известный мотив.

— Загадай желание, а потом задуй свечи, — подсказал Александр матери.

Каролин огляделась и увидела вокруг улыбающиеся лица.

— У меня нет никаких желаний.

— Быстро загадывай и гаси свечи, — шепнул ей Стивен.

Каро обвела взглядом присутствующих. — Мне что-то ничего не приходит в голову, — призналась она Стивену шепотом.

— Но ты обязательно должна что-то загадать!

— Хорошо, хорошо! — Каролин выпрямилась.

Засмеявшись, Каро воздела руки.

— Я ХОЧУ ЛУНУ С НЕБА… — закричали они, — … и пару коньков в придачу.