Казачья доля: воля-неволя

Глава третья

Раздался шепот:

– Внимание!

В сумеречной мгле Семен увидел силуэты волков. Из-за утреннего тумана они будто расплывались, но это казаков не смущало. Им еще в худших условиях приходилось стрелять, и ничего, попадали! Волки, казалось, не по земле шли, а плыли по воздуху, пусть и невысоко…

Червонный махнул рукой, и тут же загремели выстрелы.

Семен мысленно поблагодарил отца: Левкоя точно испугалась бы, а Смелый почти не шелохнулся, когда вокруг стало грохотать.

Отец прежде брал коня с собой на охоту, вот и приучил его, не бояться выстрелов.

Часть волков повалились как снопы, а остальные – то ли трое, то ли четверо, бросились бежать.

И тут Семену крикнул один из казаков, которого все звали Тучей:

– Давай возьмем того, что справа. Повеселимся. Иначе, чего ж, стреляем, как в тире… Нагайка у тебя есть?

– А то!

И они поскакали за волком, который, в отличие от других, резко повернул в сторону и даже ненадолго скрылся из глаз, нырнув в небольшую балку.

Возможно, это был вожак – такой огромный, чуть ли не с теленка. На мгновение в груди Семена почувствовался холодок, но Туча был, похоже, охотником опытным, потому что, пригнувшись, послал коня вперед, выкрикивая на скаку:

– С другой стороны заходи!

Он первый домчался до цели и резко полоснул волка нагайкой. Тот взвизгнул, но продолжал бежать. Туча вопросительно взглянул на подъехавшего Семена, мол, давай, что же ты медлишь? В такой охоте нужно было работать в две нагайки, не давая волку передыха.

Семен ударил, но, видимо, недостаточно замахнулся, потому что волк только повел боками, продолжая бежать.

– Не так! – крикнул ему казак, стегая волка. – Вот так надо, вот так!

И тут произошло такое, чего не ожидал не только Семен, но и опытный охотник Туча. Волк резко метнулся в его сторону и рванул зубами бок лошади. Та покачнулась и рухнула наземь. Все было настолько стремительно, что молодой казак ловил только обрывки общей картины.

Конечно же, Туче некогда было хватать ружье, непредусмотрительно повешенное на спину, и не готовое к стрельбе. Может, когда-то на такой же охоте оно казакам не понадобилось, вот он и не учел, что исход нападения может быть иным.

Туча успел вовремя соскочить, так что упавшая лошадь его не придавила. Он скользнул рукой к кинжалу в ножнах, и принял боевую стойку, собираясь встретить напавшего волка, Семен потянулся к ружью, но волк и во второй раз прыгнул вовсе не к поверженному охотнику, а к сидящему на коне юноше и вцепился ему в ногу. Боль была такой острой, что тот взвыл. В глазах у него потемнело, а из ноги в сапог потекла ощутимо горячая кровь.

Как сквозь бушующий в голове огонь Семен услышал вопль Тучи, но волк терзал его ногу, и вопль слышался как через войлок: «На тебе, на тебе!» Потом хватка ослабла. Молодой казак услышал будто выстрел и потерял сознание.

Очнулся Семен оттого, что его качало, как на качелях: туда-сюда. Он приоткрыл глаза и понял, что сидит на лошади, но как-то странно, к чему-то привязанный. Оказалось, к спине Тучи. Нога ныла, но как бы отдельно от всего Семена. Юноша тронул ее рукой и наткнулся на крепкий узел повыше колена. Видимо, ногу перетянули, чтобы остановить кровь.

Откуда-то доносился мужской бубнящий голос Червонного, который что-то выговаривал Туче:

– Нашел время игрульками заниматься. Парубок – это тебе не опытный казак.

– Парубок! – фыркал Туча. – Да ему через год-другой на службу идти.

– Что я и говорю! А через тебя он может и не пойти на службу, волк ему сухожилия порвал. А если неправильно срастется? Кому нужен хромой казак?!

У Семена екнуло сердце: как так – хромой? Да он может хоть сейчас… Юноша попробовал выпрямиться, но от этого неловкого движения в голове у него полыхнуло, и он опять потерял сознание.

Пришел в себя Семен от незнакомого голоса, какого-то гундосого, с непривычным акцентом.

– Вижу, что он потерял много крови… Вижу, что волк порвал ему ногу… Молодой человек, если вы мне не верите, зачем своего друга ко мне привезли?.. И что это за охота такая, на которой охотников рвут волки?.. Не надо меня торопить. Медицина спешки не любит…

В это время Семен услышал надрывный крик матери:

– Семушка!

И гундосый возмущенно заговорил:

– Кто пустил сюда эту женщину? Почему она кричит, как на похоронах – здесь никто не умер! От того, что вы будете кричать, у мальчика не заживет нога, пока я ее не зашью… Выведите женщину, она мне мешает.

Над ним склонилось черноволосое мужское лицо с большим носом и печальными карими глазами.

– Молодой человек, вы меня слышите?

Семену показалось, что он говорит нормально, но мужчина приблизил свое ухо к его рту.

– Слышу!

Теперь он вспомнил: это был беглый врач. По крайней мере, станичники называли его беглым, но никто толком не знал, откуда он взялся, и от кого убегал.

Как бы то ни было, казаки приняли его уже потому, что он мог от кого-то убегать, и при этом никого ни о чем не просил, не жаловался. И денег при нем было совсем немного. Ровно столько, чтобы на два месяца снять квартиру в летней кухне вдовы-казачки Арины Кухаренко, да покупать у нее хлеб и молоко.

Конечно, его появление в станице не прошло мимо внимания атамана Павлюченко. Если Иван Федорович чего-то не сразу замечал, ему докладывали.

В этот день атамана как обычно провозил по станице тыждневный5, но когда его линейка остановилась у калитки Арины, та очень удивилась, выбежала навстречу, но атаман строго проговорил:

– Жильца своего позови.

Тот вышел.

– Паспорт есть? – спросил его атаман.

– Имеется, – ответил жилец.

Атаман повертел в руках паспорт.

– А профессия у тебя какая-то есть?

– Есть. Я врач, окончил медицинский институт. Вот мой диплом.

– Оч-чень хорошо, – проговорил атаман, возвращая новоприбывшему его документы.

А через некоторое время ко двору вдовы Кухаренко станичники протоптали такую тропу…

Врача все звали Ёсичем. Из-за отчества Иосифович.

Даже атаман с некоторых пор относился к Ёсичу с уважением и всячески защищал от предположений своих помощников:

– А что, если он беглый каторжник?

– Непохоже.

– А что, если он какой-нибудь революционер?

– Непохоже.

Но жизнь не стоит на месте, и казаки болеют так же, как и остальные люди. В общем, всего за те четыре месяца, что жил Ёсич в станице, показал он себя врачом умелым и знающим. И готов был в любое время дня и ночи идти или ехать к больному и лечить его своими немногими средствами. Правда, на будущее атаман заказал в Екатеринодаре кое-какие лекарства, которые его помощник и привез по списку Ёсича.

Летом врач успел походить по окрестностям станицы, выискивая какие-то травы, на которые большинство станичников и внимания не обращало, попирало ногами, как сорняк, росший по обочинам дорог…

Нет, конечно, не все травы. Кое-что и казаки знали. Ну, там зверобой или чабрец, кто не знал. Или колючий алоэ, который рос в горшках у многих казачек. Но так много обо всех прочих травах, пожалуй, не знал никто.

До сих пор в станице врача не было. То есть имелся фельдшер из служивых, которого трезвым никогда и не видели, было несколько женщин, и в их числе Зоя Григорьевна Гречко, которые некоторые болезни могли лечить, ну, там, простуду или кашель, но чтобы шить ногу, да еще и обычной иголкой с суровой ниткой… Такое, пожалуй, никто бы не смог. Даже единственный в Млынке костоправ по кличке Хмара.

На самом деле врача, и так было написано в его паспорте, звали Мордухай, но станичники считали, что такое имя оскорбляет хорошего человека. А его фамилия – Гершензон – вообще трудно запоминалась.

А потом, когда казаки разобрались, какой ценный человек к ним прибился, ему разрешили переселиться в дом, который когда-то купила семья иногородних.

Правда, семья эта вскоре вымерла от неизвестной станичникам болезни. Но когда об этом сказали Ёсичу, он улыбнулся:

– Вэй, Бог не выдаст, свинья не съест!

Казаки любили отважных людей. И уважали тех, кто не боялся даже того, чего боялись они.

Атаман послал в домик двух женщин, которые со щелоком вымыли в нем не только полы, но и стены с потолком. Потом туда зашел священник и освятил домик.

Таким образом, Ёсич смог жить в своем теперь доме и не бояться каких-то темных сил, раз уж он не боялся болезней. Видно, он сам был таким хорошим врачом, что это болезни как раз боялись его.

Казаки верили, что всякая хворь вроде зверя, только простому человеку невидимого. Пристанет этот зверь к человеку, и ну его кусать, грызть без продыху. Только хороший врач этого зверя мог видеть. А Ёсич был хорошим врачом.

К осени станичники завезли в небольшой сарай рядом с домом врача камыш и кизяк, чтобы было, чем топить печку – самое ценное, что имелось в этом домишке. Сложенная когда-то хорошим мастером, она и до сих пор отлично держала тепло и требовала совсем немного топлива.

Считалось, что Ёсич взял домик в аренду у станичной казны. На срок… как решил атаман, пробурчав себе под нос, пока не помрет. Таким образом, домик превратился как бы в небольшую больницу на две комнаты. В первой на печке спал сам врач, а во второй – поставили четыре кровати, купленные на общественные средства. Сюда и привезли истекающего кровью Семена Гречко.

В забытьи ему снились кошмары: огромный волк склонялся над его кроватью, дыша почему-то карболкой. С потолка незнакомой ему хаты, в которой он вроде бы лежал, спускался на толстой паутине паук, какого он никогда прежде не видел: черный, с большими суставчатыми лапами, с клыкастой пастью… откуда у паука, пасть? – из которой капала ядовитая слюна…

Когда Семен в очередной раз пришел в сознание, то увидел себя и в самом деле лежащим в незнакомой хате и подле кровати заплаканную мать.

– Туча привез тебя к Ёсичу, – объяснила мать его удивленному взгляду. – Я, конечно, ругалась, почему не домой, но атаман мне сказал, благодари врача, у любого другого ты бы уже…

Мать судорожно всхлипнула.

– Зоя Григорьевна, ведь вы же сама целительница, – услышал Семен мужской голос и обернулся: так вот он какой, Ёсич! Обыкновенный мужик. Только глаза у него умные – будто все на свете знает, и от того ему грустно. – Разве вы не видите, что мальчику полегчало, синяки из-под глаз ушли, вон и румянец появляется.

За дверями кто-то чего-то требовал, и голос сестры Любы все требования перекрывал, как уверенный в своей правоте.

– А что там за шум? – спросил Семен, показав глазами на дверь и пытаясь украдкой пошевелить ногой – нога сразу отозвалась болью.

– Люба у двери сторожит. Доктор сказал, никого не пускать, да разве их удержишь. Там и Дмитро дожидается, пока в себя придешь, и Гришка за тебя переживает, и Туча. Атаман пригрозил его батогами на майдане высечь.

– Из-за моей ноги? – удивился Семен.

– Боятся, что ты хромым останешься. Одна надежда – у Ёсича руки золотые. Я гуся зарезала, ему принесла – не хотел брать. Да я и сама знаю, он тем, что станичники приносят, с бедняками делится. И пусть. Главное, человека отблагодарить.

Из соседней комнаты раздался все тот же голос.

– Отблагодарить! Кто вас просит благодарить? Мне Павлюченко оклад положил, как врачу… Что за люди упрямые, говоришь, говоришь… Помощник вон вчера деньги приносил, сразу за два месяца.

– А как же не благодарить, когда ты мне сына спас, любимого, – не согласилась Зоя Григорьевна.

– Зоя Григорьевна!

– Мама, – смутился Семка, заметив слезы в глазах матери, – ты опять?

– Вылитый дедушка, – Зоя Григорьевна против воли всхлипнула.

После матери сестра Любка забежала.

– Братику, ты уже совсем по-другому смотришься, а то как первый раз тебя увидели, мамка вся побелела, за сердце схватилась. Но Ёсич сказал, опасность миновала…

Она тронула за руку брата.

– Сем, ну ты как, голова кружится, или водички хочешь попить?.. Там к тебе Дмитро просится, пускать?

– Конечно, пускай, – оживился Семен, хотел даже привстать, но голова закружилась, и он опустился на подушки.

Люба запунцовела и кинулась к двери. Слышно было, как она с кем-то спорит и даже чуть ли не дерется.

– Сначала Митя, потом ты. Ой, как я испугалась! Тоже мне, Туча грозовая!

Друг вошел, окинул бледное лицо Семена.

– Говорят, крови с тебя не иначе ведро вылилось.

– Ведро, – рассмеялся Семен, – в человеке столько и крови нет, ведра.

– Ну, не знаю, девки наши говорят, ведро.

– Это кто – Танька с Марией?

– Они.

Так получалось, что друзья встречались с двумя подружками. Не то, чтобы у них серьезные намерения были, но на прогулки ходили вместе, могли пообниматься у ворот, а позволить себе что-то большее не могли – за девчатами догляд был строгий. Родители девушек уже приглядели им женихов, и вовсе не Семку с Митькой.

– Ах, да, – Дмитрий достал из полушубка небольшой кошель с мелкими деньгами и отсчитал Семену тридцать копеек. – Одного волка, говорят, ты пристрелил, а другого – напополам с Тучей.

– Так это он меня спас, выходит.

– Выходит, что Червонный. Он как чувствовал, за вами поскакал. Туча с волком боролся, кинжалом его резал, а Червонный ждать не стал, из винтовки долбанул. Может, он и Тучу спас. Говорят, волк был самый крупный из всех. Просто волчий богатырь… Бабы судачат, тот, кого волк покусает, может сам в волка превращаться. Так что, вас с Тучей нам нужно опасаться. Как оборотнями перекинетесь!

– Спаси, Христос! – Семен перекрестился. – Добрый ты, друг. Вон чего мне пожелал, чтобы я оборотнем стал?

– Так пошутил же я.

– Шути-шути, а я приду к тебе ночью и загрызу!

Друзья расхохотались. На молодых все заживает быстро.