Вырез платья на спине ползет книзу, останавливаясь как раз перед верхним изгибом ее попки. Вся спина оказывается обнажена. Вдоль верха, от левой лопатки к правой, тянется татуировка со стайкой маленьких черных птичек.
‒ Ох, где ты его взяла? ‒ спрашиваю я.
‒ У Сары, ‒ отвечает она, покружившись еще раз.
‒ Я серьезно. Сомневаюсь, что моя мама разрешила ей выйти в этом из дома. И вообще-то я не думаю, что выходить из дома в... этом ‒ хорошая идея, ‒ ворчу я и машу рукой вверх и вниз.
На ее лице появляется неторопливая ухмылка.
‒ Ревнуешь, Кэтч?
Конечно, черт побери, ревную. Я не хочу, чтобы другие мужчины видели так много. Пожалуй, я буду вынужден убить любого, кто на нее посмотрит. Но скорее ад замерзнет, чем я признаю это вслух. Так что я избегаю вопроса.
‒ Собирайся скорее, нам пора.
Пара Марининых дружков-наркоманов присвистывают, пока мы выходим, и я посылаю им предупредительный взгляд. Они быстро отступают и возвращаются к очередной видеоигре, захватившей их внимание.
Мы проходим пару кварталов и спускаемся по темной улице. Осталось совсем немного до пресловутой ночной жизни Нового Орлеана, уже даже слышен шум музыки и людей. Так или иначе, это все равно не избавляет от жуткого ощущения улицы, по которой мы идем. Макс бормочет что-то насчет ее оружия, и я уверяю ее, что позаботился о прикрытии. И я могу с уверенностью сказать, что ей было бы намного комфортнее со своим собственным оружием, но это мне в ней и нравится.
Я останавливаюсь перед дверью, которая выглядит как черный вход какого-то бара на главной улице. Макс поднимает руку и обхватывает ею мой бицепс. Видно, что она нервничает. Я не виню ее, я сам слегка волновался, когда впервые сюда пришел.
Я стучу, и дверь приоткрывается. С другой стороны стоит огромный качок, не сводя с нас темно-карих глаз.
‒ Почему куры перешли дорогу? ‒ спрашивает он глубоким баритоном. Шутка меняется каждую ночь. Только люди, ответившие верно, могут войти.
‒ Чтобы доказать опоссуму, что это действительно осуществимо.
Макс хихикает, и я смотрю на нее, удивляясь, что она вообще находит это смешным.
Она пожимает плечами.
‒ Прости, я просто ни разу не слышала эту шутку. Думала, будет предсказуемое: «Чтобы попасть на другую сторону». К тому же мне показалось, что это немного бессмысленно, потому что все ее знают и...
‒ Макс, заткнись.
Ее нервы уже не выдерживают, и она начинает нести всякую чепуху.
‒ Эй! ‒ кричит она. Мои глаза расширяются, и я качаю головой. Она сразу же втягивает губы между зубами.
Дверь со скрипом открывается, и большой парень, наконец, впускает нас внутрь.
‒ Что вы тут забыли? ‒ спрашивает он.
Я отвечаю:
‒ Мы ищем Снитча.
Он громко хихикает.
‒ Мне нравится этот чувак. Заходите. Он как обычно в дальнем углу.
Я чувствую, как Макс расслабляется рядом со мной, когда мы заходим. Обстановка ровно такая же, как и в любом другом баре. В одном конце помещения длинная барная стойка, столики и кабинки в другом конце, и в дальнем углу ‒ пара столов для бильярда. Посетители ‒ типичные «прыгуны» по барам. С той лишь разницей, что здесь все они хоть как-то связаны с владельцем.
Мы подходим к Снитчу, который сидит в кабинке в дальнем конце зала. У него все те же короткие светлые волосы и темно-карие глаза, обрамленные очками в черной оправе. На нем серый костюм и белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей. С ним также длинноногая блондинка, почти оседлавшая его колени, и его рука лежит на ее очень короткой юбке. Ее язык проникает так глубоко в его горло, отчего со стороны кажется, будто она пытается съесть его лицо.
Я откашливаюсь, и он бросает взгляд через ее плечо.
‒ Кэтч! ‒ восклицает он, перед тем как снова переключить внимание на блондинку. ‒ Эй, детка, почему бы тебе не пойти поиграть с друзьями, пока у меня тут встреча?
Она хихикает и сползает с его коленей. Выскальзывая из кабинки, блондинка улыбается, затем продолжает поправлять юбку и огромную фальшивую грудь.
‒ О, черт, нет, ‒ произносит Макс. ‒ Я смотрю на нее так, будто она сошла с ума. ‒ Что? Ты говорил об этом парне почти две недели. И это он? ‒ Я смотрю на Снитча. Он наблюдает за ней, очевидно, он в шоке и молчит. ‒ На вид ему едва исполнилось двадцать один, и он чуть не занялся сексом с дешевкой, похожей на шлюху. Надо было сказать мне, что наш помощник ‒ мальчишка с обычными наклонностями извращенца.
Боже мой, сказала так сказала.
Проходит несколько неловких секунд. Я готов в любой миг вытащить свою пушку, если Снитч набросится на Макс. Затем Снитч начинает смеяться. Грудным заливистым смехом, что аж сложился пополам в своей кабинке.
Успокоившись, он садится ровно и вытирает с глаз пару слезинок.
‒ Кэтч, она мне нравится. Она на взводе, и это ее отношение, просто ух.
Макс закатывает глаза.
‒ Охренеть как типично. Я пойду возьму выпить.
Она разворачивается на пятках и отправляется в сторону бара.
‒ Черт побери, чувак, ‒ произносит Снитч так, что я едва его слышу.
Я вижу, как он наблюдает за уходящей Макс, слегка наклонив голову.
‒ Не надо, ‒ сердито говорю я, и он переводит взгляд на меня.
Он поднимает руки в татуировках.
‒ Ни слова больше. Я прекрасно тебя понял. Она та еще штучка, Кэтч. Думаешь, сможешь справиться? ‒ спрашивает он с ухмылкой, причем я тут же захотел впечатать очки ему в лицо.
‒ Честно говоря, она лучшее, что я мог бы желать. Она, черт возьми, слишком хороша для меня.
Не знаю, зачем я говорю ему об этом. Может, потому что мне все-таки нужно сказать это, но я быстро меняю тему.
‒ Так что там Таймер?
Снитч потягивается и делает глоток своего виски.
‒ Боже, он взбешен. Типа эпически взбешен. Мои источники сообщают, что он хочет твою чертову голову на блюдечке. А еще он развлекается, преследуя тебя. Он хочет получить тебя живым, чтобы он сам мог разделаться с тобой, ‒ он встряхивает стакан, и кусочки льда стучат по стеклу. ‒ Поэтому я и спрашивал, стоит ли она того.
Я вздыхаю и смотрю в сторону бара. Макс сидит, потягивает местное луизианское янтарное пиво, нога на ногу так, что видно верхнюю часть бедра.
‒ Я не собираюсь распространяться насчет Макс. Но могу заверить, что она невиновна. Это не обычное дело для меня. Она наткнулась на информацию о компании, в которой работала. Естественно, на порочащую. Теперь из-за того, что она узнала, ее хотят убить.
‒ Я кое-что знаю. Она работала на Джеймса Келли в «Фиддл». Я знаю, это он звонил нам. Должен признать, я удивлен, что он согласился на часть с похищением. Что она знает? ‒ спрашивает он.
Я рассказываю ему, что мы узнали из тех документов, что распечатали. Он задает насколько вопросов и говорит, что посмотрит, что еще сможет узнать.
‒ Таймер берет заказы на таких, как Джеймс Келли. Я думал, он идиот, но как-то получилось, что у него хватило ума запудрить мозги Таймеру.
‒ Или сделать предложение, от которого тот не смог отказаться, ‒ говорю я.
‒ Или так, ‒ соглашается он перед тем, как допить свой напиток. Буквально из ниоткуда появляется официантка и ставит на стол другой.
‒ Ну, Марина благосклонна ко мне, поэтому вы двое должны быть у нее в безопасности. Она понимает, что вы скрываетесь. Тем более, вы в большом городе, значит, вас труднее найти. Но нам нужно выяснить, что происходит, и передать информацию Таймеру. Я не уверен насчет его реакции. Если все, что ты говоришь, ‒ правда, и она действительно невиновный человек, совершивший огромную, черт возьми, ошибку, тогда, возможно, он не так уж и захочет вас прикончить. Но не могу ничего обещать. Когда дело касается денег, Таймер может быть непредсказуемым.
Он наклоняет стакан ко мне перед тем, как отпить.
‒ Думаю, теперь ты захочешь забрать свою девчонку. Она там неплохо устроилась с одним из самых печально известных плейбоев Нового Орлеана.
Я оглядываюсь и вижу, как Макс близко наклоняется к мужчине, одетому в черные слаксы и кожаный пиджак. Она смеется тому, что он шепчет ей на ушко. Поерзав на барном стуле, она поднимает руку и начинает накручивать выбившийся локон на палец. Потом его рука опускается на ее оголенное колено. И начинает медленно и методично поглаживать ее молочно-белую кожу.
По позвоночнику поднимается жар и что-то вроде ревности врезается мне под дых, чего я никогда ранее не ощущал. Я бросаю взгляд на Снитча.
‒ Держи меня в курсе. Как только узнаешь что-то ‒ сообщи.
Он тянется через стол и хватает меня за руку. Крепко для такого невысокого парня.
‒ Не начинай тут разборки. Не устраивай сцен.
Ему не стоило беспокоиться. Я только киваю и выскальзываю из кабинки.
Макс, флиртуя, смеется тому, что этот мешок с дерьмом сказал ей, пока я направлялся в их сторону.
‒ Эй, Блейз, готова уйти отсюда?
Она поднимает на меня взгляд и хлопает ресницами.
‒ Нет, я хорошо провожу время, но если хочешь уйти, я не расстроюсь.
Так она играет со мной.
‒ А, это твой бойфренд? ‒ спрашивает парень с черными волосами, зачесанными назад.
Она делает долгий глоток пива, облизывает красные губы и смотрит мне прямо в глаза.
‒ Нет, это просто друг.
Макс права. Мы просто друзья, но, черт побери, альфа-самец внутри меня хочет просто перекинуть ее через плечо и вынести отсюда, но Снитч велел не устраивать сцен. Так что вместо этого я слегка провожу кончиками пальцев по ее голой спине. Она выгибается и прикусывает нижнюю губу.
‒ Эй, я не против позаботиться о ней, ‒ произносит этот мешок дерьма ровным голосом.
‒ Не вмешивайся, ‒ рычу я, привлекая внимание сидящих поблизости. ‒ Макс? ‒ я слегка надавливаю ей на спину, пытаясь столкнуть ее со стула.
Парень подскакивает на ноги и фокусирует взгляд холодных карих глаз на мне. Он ниже, широкий в плечах и, с моей точки зрения, ему, несомненно, далеко до меня. Этот парень даже не поймет, какой удар поймал.
Краем глаза я замечаю, что Снитч наблюдает за мной. Один из его качков стоит рядом с ним, и по его приказу готов атаковать.
Лицо Макс выражает напряжение.
‒ Кэтч? ‒ предупреждение сквозит в ее голосе, в ее глазах.
Она молча умоляет меня не трогать его и позволить ей самой позаботиться о себе.
‒ Слушай, мужик, мне кажется, она не хочет идти с тобой, ‒ говорит он, и просто, чтобы донести свою точку зрения, кладет руку ей на бедро. Он пытается пометить ее, как кобель свою территорию.
Я хватаюсь за спинку барного стула и слышу, как скрипит дерево. Хочется бить его по лицу до тех пор, пока тот не потеряет способность так погано ухмыляться. Но нельзя устраивать сцен. Это лучшее место для наших встреч со Снитчем. Если я сделаю что-нибудь этому посетителю, который, скорее всего из обеспеченных постоянных клиентов, то мне больше не позволят зайти внутрь. Так что я не веду себя как ревнивый жестокий подонок, а выбираю другой способ.
‒ Ладно, Макс, если хочешь остаться, то увидимся позже, ‒ говорю я натянуто. Я поворачиваюсь и направляюсь к выходу. Может она пойдет со мной, может, нет. Я лишь надеюсь, что она знает, насколько сильно я ей нужен. Я еще не дошел до двери, а она уже идет рядом. Ее это не радует, но я все равно облегченно выдыхаю. Лучше пусть она злится на меня, чем предпочтет кого-то другого.
Как только мы выходим, она хватает меня за руку.
‒ Какого черта это было? Я просидела взаперти две недели, и, наконец, смогла вырваться в мир живых, а ты пускаешь коту под хвост весь мой праздник? Я развлекалась.
Я пожимаю плечами.
‒ О, только не надо мне этих пожатий плечами. Ты должен сказать мне, какого черта это было. Ты приревновал, потому что я разговаривала с другим парнем? ‒ она со злостью толкает меня в грудь. ‒ Приревновал, потому что я смеялась над его словами, и он касался меня? ‒ Тут она хватает меня за руку, заставляя смотреть на нее, пока она кричит.
Я благодарен, что мы на темной пустынной улице. Меньше всего нам нужно привлечь к себе внимание.
Ее слова возвращают меня в тот миг, когда я увидел, как тот парень шепчет ей на ухо, как трогает ее за ногу и как она, черт, накручивает для него локон на палец. Макс красивая, и я понимаю, как легко она может ускользнуть у меня из рук. И этого я хочу меньше всего. Что-то внутри меня щелкает, и не уверен, что мне это нравится.
Я хочу ее.
Целиком и полностью. Всегда.
Я вырываю руку из ее хватки и двигаюсь в сторону дома Марины. Знаю, она сзади, потому что слышу, как ее каблуки цокают по тротуару. Я не останавливаюсь. Просто иду, пока не дохожу до дома. Один из ее наркошек пускает нас внутрь, и я сразу поднимаюсь по лестнице. Она наступает мне на пятки, и я чувствую, как ее охватывает гнев и расстройство.
Она ходит по комнате, пока я закрываю дверь. Повернувшись, я получаю в грудь красной шпилькой. Я ничего не говорю, только смотрю на нее. Ее грудь быстро поднимается и опускается от ускоренного дыхания. Из пучка выпало еще несколько локонов, которые обрамляют ее лицо. Она настолько сильно злится на меня, что я так и вижу пламя в ее глазах.
‒ Лучше объясни мне, что, черт побери, происходит с тобой, или я начну кидаться не только туфлями, ‒ угрожает она.
И я не сомневаюсь в этом, потому как вижу, что она крепко сжимает кулаки.
‒ Ты уходишь, оставляешь меня одну в отельных номерах и занимаешься бог знает чем с бог знает кем. Так что лучше говори.
Я физически чувствую невидимую натянутую нить между нами. Она натягивается все сильнее с каждой секундой, и больше я уже не выдерживаю.
Больше я не могу притворяться.
Мозг опять прорезает картинка, как он трогает ее. С меня хватит.
‒ Я ревновал!‒ кричу я.
Она с шумом вдыхает и поднимает руку, чтобы сжать ее на груди.
‒ Я так чертовски приревновал, что хотел сломать каждый чертов палец этого ублюдка, которым он касался тебя. Черт, я хотел сломать ему шею за то, как он смотрел на тебя, что он шептал тебе. А потом ты еще накручивала свой чертов локон. Ты хоть представляешь, что ты при этом делаешь?
Ее глаза расширяются, она качает головой. Я понимаю, что она и правда не представляет. Пересекаю комнату и останавливаюсь только, когда оказываюсь так близко к ней, что ее тело реагирует на меня, и она качается в мою сторону.
Я тяну за пучок, и он распускается, а волосы падают на спину. Выбрав локон, я пропускаю его сквозь пальцы. Мой голос падает до шепота.
‒ Когда ты накручиваешь локон на палец, он привлекает внимание к твоему красивому лицу, глазам, волосам и этим прекрасным маленьким рукам. Эти маленькие руки, которые я бы хотел видеть срывающими с меня трусы.
Ее глаза округляются, но я не останавливаюсь.
‒ Когда ты крутишь волосы, я едва могу на тебя смотреть, потому что это сводит меня с ума, ‒ я закладываю ей локон за ухо. ‒ В те ночи я уходил из отеля, потому что мне сложно дышать рядом с тобой и не касаться тебя. Поэтому я уходил следить за территорией. Никаких интрижек ни с кем, клянусь.
Она поднимает руки и легонько касается моей груди.
‒ Это должно было случиться только раз, ‒ шепчет она.
Ее пальцы кружат по моей груди, которая твердеет от ее прикосновений.
Я прижимаюсь губами к ее чувствительному месту за ухом.
‒ Это все ложь, и ты знаешь об этом. Ты всегда об этом знала.
Поцелуи складываются в дорожку до шеи и рождают стон в глубине ее горла. Еще чувствуются отголоски запаха этого ублюдка на ее шее, поэтому я облизываю ее, чтобы убрать его запах и заменить моим.
Проскользнув пальцем под вырез ее платья, я стягиваю его с плеча и целую открывшееся тело. Затем повторяю то же самое с другой стороны. Макс роняет руки, позволяя платью соскользнуть с нее и улечься у ног.
‒ Командос? ‒ спрашиваю я, вспоминая, как она задавала тот же вопрос.
‒ Не хотела, чтобы было видно трусики, ‒ отвечает она, не дыша.
‒ Как я рад, что я не знал об этом тогда, в баре, иначе этот кусок дерьма был бы уже мертв.
Мысль о том, как его рука была на ее берде и как он был близок к тому, что я собирался сделать своим, почти убеждает меня вернуться и переломать ему пальцы.
Я делаю шаг назад. Нужно увидеть ее всю целиком.
Тусклого света от ночника мне хватает, чтобы увидеть всю красоту Макс Брейди.
Вся кожа молочно-белая, веснушки, изгибы, идеальные розовые соски и небольшая полоска рыжих волос между ног. Но что-то не так. Она, кажется, стесняется, как будто не уверена в себе. Как будто умея читать мысли, она поднимает руки и скрещивает их на груди.
‒ Нет. Нет, не делай этого, ‒ каркаю я.
Она все еще медлит.
‒ В прошлый раз ты не была такой стеснительной.
ГЛАВА 14
Макс
‒ Ты прав, но этот раз ощущается по-другому. Что-то изменилось, ‒ говорю я, все еще охватывая себя руками.
Это просто смешно. Я никогда не была скромницей. Но сейчас с ним я ощущаю себя по-другому. Я хочу, чтобы ему понравилось то, что он видит. Хочу угодить ему. Никогда не хотела угодить кому-то, кроме себя. Это все так ново для меня, что заставляет чувствовать себя особенной. Я всегда была эгоистичной, как и мужчины, с которыми я оставалась на одну ночь. Черт, я даже в ту нашу ночь была эгоисткой. Нетерпеливой и требовательной.
Теперь я понимаю, что мое поведение ‒ это защитный механизм, способ не привязываться эмоционально.
Я знаю, что в этот раз будет иначе. Когда он коснется меня, все станет другим. Мы будем спать в одной постели и вместе проснемся завтра утром. Раньше я так не делала, но на удивление ‒ не против, даже волнуюсь, совершая этот прыжок вместе с Кэтчем.
‒ Детка, не надо прятаться от меня, ‒ говорит Кэтч, опуская свои руки поверх моих. Он не пытается их сдвинуть, просто поглаживает большими пальцами.
Я поднимаю глаза, его взгляд выражает уверенность и поддержку.
‒ Ты прав. Ты никогда не давал мне повода сомневаться в себе. Смешно, что мне вообще пришло в голову так сделать, ‒ произношу я, роняя руки и хватаясь за его рубашку.
Он поднимает руки и опускает голову, чтобы я раздела его. Провожу руками по его груди, мне нравится ощущение его перекатывающихся мышц под моими ладонями, реагирующих на прикосновение. Когда я накрываю ладонью выпуклость на его брюках, он рычит, но все же останавливает меня.
‒ Кэтч, я...
Я и не представляла, что собираюсь сказать, но он прерывает меня, прижав палец к моим губам. Он мягкий и приятный, но я хочу больше. Я поднимаю руки и обхватываю его за шею. Пропуская сквозь пальцы волосы на его затылке, я притягиваю его ближе. Он должен быть ближе.
Кэтч впивается пальцами мне в бедра и прижимается выпирающим членом к животу. Мы касаемся кожей, грудью к груди. Его лихорадит, и я чувствую, как его сердце бьется так же быстро, как и мое. Я разлепляю губы и выдавливаю его имя, а его теплый язык скользит по моему. Он слегка отстраняется, удивляя меня резким разделением, и смотрит мне прямо в глаза. Сколько всего прячется сейчас в этих серых глазах, что я даже не представляю, как это облечь в слова.
Его подбородок напрягается, зубы скрипят от напряжения.
‒ Когда мы наедине, только мы с тобой, то я не Кэтч. Я Сейдж. Когда ты простонешь мое имя, я Сейдж. Когда ты прохнычешь мое имя, я Сейдж. Когда ты прошепчешь его и когда выкрикнешь, я Сейдж, ‒ рычит он, потом снова завладевает моим ртом.
Я таю. Все мое тело расслабляется после этих слов. Внутренности, нервы, мышцы, кости, и даже сердце ‒ все тает. Эти слова уничтожают, и я исчезаю. Он прижимает меня к себе, и мы падаем на кровать.
Оседлав его, я понимаю, что его руки повсюду... на лице, шее, спине, ребрах и везде, где он прикасается, я ощущаю жар. И когда он наконец касается моей груди, волна блаженства разливается по всему телу, стремясь прямо вниз, к моей киске, и, начав тереться об него бедрами, я яро ощущаю грубую ткань его джинсов. Я настолько поглощена происходящим, что готова просто взорваться. Так сильно я желаю этого мужчину.
Его руки скользят к моей попке, и вдруг жгучая боль пронзает меня. Я немного сбита с толку, но до меня быстро доходит, что он только что шлепнул меня.
‒ Сейдж, ‒ тяжело дыша, произношу я, и точно не знаю, я назвала его по имени потому, что я в шоке, или потому, что мне нравится его так называть.
‒ Произнеси это еще раз, ‒ требует он, шлепая мою вторую ягодицу, после чего нежно прикасается к ней, чтобы смягчить боль. Возбуждение во мне достигает самой высшей точки.
‒ О господи... Сейдж.
Я не в силах дышать, кажется, я не смогу больше вымолвить ни слова. Но я точно знаю, что мне никогда не надоест повторять его имя вновь и вновь. Будь это последним моим вздохом, я все равно произнесу его.
Повернув меня, он пристально смотрит мне в глаза. Я чувствую, как его удивительные жесткие пальцы скользят вниз по моему телу. И когда он скользит пальцами по моей влажной от соков киске и показывает свое удовлетворение от того, насколько я готова для него, я слышу, как он резко вдыхает воздух. Единственное, на что я способна, ‒ выгнуть спину и застонать. Он вводит два пальца в мою влажную вагину. Когда он вытаскивает их и отводит руку от моего тела, я открываю глаза и вижу эти самые пальцы у него во рту.
Я одариваю его кривоватой усмешкой.
‒ Попробуй меня, ‒ шепчу я.
Как только я подумала, как сексуально он будет пробовать меня на вкус, он показывает, что я ошибаюсь. Ох, как я ошибаюсь.
Он изгибает бровь.
‒ Ты это видела, да? ‒ Я киваю. ‒ Что ж, я собираюсь показать тебе, что мне нравится больше.
Без капли смущения я раскинула ноги в стороны. Он начинает с моих сосков: целует их, прикусывает, сжимает до тех пор, пока они не твердеют и превращаются в налитые холмики. Он продолжает свой путь вдоль моего тела, покрывая его поцелуями и лаская языком, уделяя особое внимание «пикантным» местечкам до тех пор, пока я не начинаю хныкать от удовольствия.
Он покрывает поцелуями мои бедра, касаясь шершавым подбородком моей нежной плоти. И к тому моменту, когда он, наконец, приближается к самой сердцевине моей чувственности, я вся дрожу и изнываю от столь долгого ожидания, что практически больше не в силах вынести эту пытку.
Поток прохладного воздуха касается моей киски.
‒ О... о...
‒ Макс, открой глаза. Мне необходимо, чтобы ты смотрела на меня, ‒ говорит он, его голос звучит хрипло. Я открываю глаза и смотрю по изгибам своего тела на его припухшие губы, которые порхают по моему телу, его руки удерживают меня на месте за бедра. ‒ Просто, для ясности. Это, ‒ его язык ласкает мою киску, он такой теплый и мягкий, ‒ мое. Только мое. ‒ Его голос тверд, а наш зрительный контакт не прерывается. ‒ Повтори, Макс. Мне нужно услышать, как ты скажешь это.
Я задыхаюсь, трепещу, и мои настоящие эмоции, словно когти, пронзают грудь, пытаясь найти выход наружу. Он смотрит на меня из-под полуприкрытых глаз, терпеливо ожидая, когда произнесу те слова, которые он хочет от меня услышать.
‒ Да, твоя. Только лишь твоя. Твоя, Сейдж, до последней капли. Я принадлежу тебе. ‒ Я полностью бездыханна и невероятно уязвима.
Он лижет, прикусывает и посасывает мой клитор. Одновременно трахая меня двумя пальцами. Я на грани, извиваюсь и пытаюсь подавить крик, жаждущий вырваться из моего горла. Поскольку начни я кричать, уверена, сразу же разбужу всех обитателей этого дома.
Давление внутри меня нарастает и становится практически невыносимым, но это так чудесно, что мне не хочется прекращать. Но вот Сейдж вновь вводит в меня пальцы и достигает ими заветной точки. Я не могу больше сдерживаться. Я закидываю ноги ему на плечи, пытаясь отодвинуться, но он крепко удерживает меня на месте, и будь прокляты все соседи, живущие здесь, я кончаю, и громкий крик срывается с моих губ, отскакивая от стен.
Мои мышцы напряжены, пальцы ног сводит приятной судорогой, бедра приподняты над кроватью, и я, не умолкая, бормочу его имя снова и снова. Моя голова мечется из стороны в сторону, и я даже не замечаю, что он снял свои штаны и теперь стоит обнаженный рядом со мной во всей своей красе.
Я приподнимаюсь на локтях. Теперь настала моя очередь рассматривать. Широкие плечи, рельефные мышцы, шесть кубиков пресса, V-образный клин живота и до текущего момента самый красивый член, что я видела.
‒ Нравится то, что ты видишь? ‒ спрашивает он немного заносчиво.
‒ «Нравится» слишком мягко сказано. ‒ Он натягивает презерватив. ‒ Сейдж, и как это мне так повезло?
Не сказав ни слова, он опускается на меня и прижимает свою эрекцию к моей мокрой киске. Я незамедлительно готова к большему, и он медленно проникает в меня. Он полностью наполняет меня. Во многих смыслах. В этот раз нет никаких колебаний, и он сразу же устанавливает быстрый темп. Мы покрываемся потом, стонем и двигаемся в унисон. Стремясь к вершине оргазма, который станет моим вторым по счету умопомрачительным актом.
Не прекращая двигаться, он переворачивается, и я оказываюсь сверху. Его пальцы впиваются в мои бедра, когда он устанавливает ритм, поднимая свои бедра мне навстречу при каждом толчке. Я чувствую, как моя киска начинает пульсировать вокруг его члена, выпрашивая большего.
‒ Кончи вместе со мной, Макс, ‒ стонет он, когда проникает в меня еще глубже. Его мускулы напрягаются, когда ритм ускоряется, нам обоим не хватает воздуха, мы оба бормочем имена друг друга и стонем во время одновременного оргазма.
****
Кэтч
Я просыпаюсь от ощущения, что пальчики Макс легко касаются моей татуировки на левом боку. Прежде чем покажу ей, что проснулся, я четко ощущаю, как она прижимается ко мне. Ее голова на моем плече, голая грудь ‒ на моей груди, нога ‒ на ноге. Моя рука на изгибе ее бедра. Она теплая, мягкая, а ее тело подходит моему так, будто она создана для меня ‒ идеально заполняет все изгибы.
Вчера ночью мы свалились, удовлетворенные и утомленные, и сразу уснули. Ее прекрасное тело расположилось на мне, и практически сразу послышались ее мягкие похрапывания, под которые мне так понравилось засыпать.
Мышцы отзываются на ее прикосновение, и я постанываю, показывая, что я уже не сплю. Ее пальцы легко проходятся по ангельскому крылу, что начинается наверху грудины и проходит через все тело до тазовой кости.
‒ Почему крыло ангела? ‒ шепчет она мне в ухо.
Эту татуировку я сделал только ради себя, ради собственного удовольствия. И никогда никому не раскрывал ее значение, и лишь некоторые видели ее. Но с Макс все по-другому. Она другая. С ней я чувствую спокойствие, безопасность. Но поскольку она, как и я, осторожная, то хочу посмотреть, расскажет ли она сначала про себя.
‒ Почему стая птиц? ‒ спрашиваю я, поднимая вторую руку и проводя кончиками пальцев ей по спине от одного плеча до другого.
Она вздрагивает от нежного прикосновения, и я чувствую у нее мурашки. Она поворачивается так, чтобы упереться подбородком мне в грудь.
‒ Я набила их, когда мне исполнилось восемнадцать. Тогда я освободилась от системы и собственного прошлого, ‒ отвечает она шепотом. ‒ Под их опекой я подчинялась их воле. Они говорили «Прыгай», и мне оставалось лишь спрашивать «Насколько высоко?». Дети системы многое переживают. Я была лишь обузой, что жила на доллары налогоплательщиков. Со мной редко обращались как с человеком. Просто как с работой, ‒ она резко выдыхает. Воспоминание было не из счастливых, сейчас она так ранима, что я напрягаю обнимающую ее руку, прижимая ее к себе.
Она смотрит мне в глаза и произносит:
‒ Твоя очередь.
Я делаю глубокий вдох и затем выдох.
‒ Я набил ее, когда умер мой отец, Джозеф, ‒ произношу я и делаю еще один прерывистый вдох. Эта потеря стала худшим, что мне пришлось пережить. ‒ Он взял свою лошадь и уехал. Ее звали Сэм. Потрясающе аккуратная верховая, на которой он проводил уроки с местными детьми.
‒ Он уехал с пастбища и упал с лошади. Мы не знаем, как именно это произошло, но когда Сэм вернулась домой без него, мама поняла, что с папой стряслось что-то ужасное.
Я не могу смотреть на Макс, пока рассказываю ей, как умер отец. Не хочу видеть жалость в ее глазах, это может сломать плотину эмоций. Я так и не смирился с внезапной потерей этого человека. Время приглушило боль, но оставалась глухая боль постоянной тоски по нему.
‒ Мама взяла Дакоту и нашла его в поле. Он еще дышал, но уже не реагировал. Когда приехала скорая помощь, было уже слишком поздно. Шея сломана в трех местах. Мама сняла его с аппарата жизнеобеспечения через четыре дня. Конечно, в тот момент меня не было дома. Она держала его на аппарате до моего приезда. Мы были рядом. Он был отличным человеком, который любил семью и жизнь.
Макс не убирала палец, пока я рассказывал грустную историю потери отца. Человека, которого я, по-моему, подвел, когда стал тем, кем являюсь сейчас; человека, который был моим лучшим другом. Она продолжала обводить каждую черточку крыла, пока не добралась до кончика самого последнего пера, тогда она, наконец, заговорила.
‒ Мне жаль, Сейдж.
Я не смел и надеяться на эти простые слова, и потому потерял дар речи. Многие говорили мне то же самое, но никто не произносил их с той же глубиной и искренностью, что Макс. Они говорили потому, что это следует сказать. Но почему-то ощущалось, что она говорила со смыслом. Эти слова пришли откуда-то из глубин ее души, потому что ей и правда не все равно.
Сколько раз в прошлом я отвечал «Спасибо», что теперь этого кажется не достаточно, так что вместо этого я медленно целую ее в макушку, надеясь, что она почувствует мою благодарность через действия.
Макс сразу принимает мое молчание и сдвигает пальцы по прессу на татуировку с другой стороны груди.
‒ А это о чем? Я знаю, что это иврит, но что тут написано?
Я опускаю взгляд и вижу, как ее прекрасный маленький пальчик двигается вдоль черных линий над сердцем.
‒ Это означает «прощение». Я сделал ее после первого убийства, первой отнятой мной жизни. Это был известный наркобарон, который помогал переправлять контрабанду героина в штаты. Хоть он и был плохим человеком, лишив его жизни, я не почувствовал ни малейшего удовлетворения. Вместо этого мне досталось жуткое ощущение сожаления и отвращения. Вообще-то меня даже вывернуло там. Меня всегда учили, что вредить другим людям, физически или морально, плохо. И это плохо. Отнимать у кого-то жизнь ‒ плохо. У меня нет права играть роль Бога.
Хотя я сильно помог «хорошим», я не мог не думать о людях, что любили того человека. Они меня не знали и никогда не узнают, но я всегда надеялся, что, может быть, они смогут простить, что я забрал его у них. Еще мне нужно было самому простить себя.
Макс отклоняет голову назад, чтобы взглянуть на меня.
‒ И ты простил себя?
Я улыбнулся.
‒ Нет, но все еще пытаюсь.
И впервые я чувствую, что это возможно. Она охватывает меня своим голым телом в крепком объятии, и я чувствую, как член резко дернулся. Знаю, что если не закончить сейчас, то мы весь день проведем в этой кровати.
‒ Что стало с твоими родителями, Макс? ‒ спрашиваю я. Единственное, что она рассказала мне про приемные семьи, ‒ что ее чуть не изнасиловали и потом научили драться.
Я чувствую, как ее тело слегка напрягается, поэтому прижимаю ее поближе к себе и целую в лоб. Она делает глубокий вдох и на выдохе расслабляется рядом со мной.
‒ Я родилась у наркоманов. Мои родители были наркоманами. После моего рождения они завязали на несколько недель, а потом решили, что просто не хотят быть родителями. Что просто не хотят меня.
Я слышу боль в ее голосе, когда она рассказывает, что ее так и не удочерили. И что все боялись, что у нее могут оказаться какие-то последствия от наркотиков, и как одни опекуны обращались с ней как с одержимой. На этом и еще в паре моментов из историй про издевательства я напрягся. Затем она делится со мной, как путешествовала в поисках тех, кто записан в ее свидетельстве о рождении, и как узнала, что они умерли от передозировки.
Грудь сжимается от мысли, через что она прошла, пока росла. Я хочу выследить всех, кто довел ее до слез, и избить каждого до того, чтобы он, весь в крови, извинялся, выплевывая осколки зубов. Ее никто никогда не любил по-настоящему, кроме, может быть, Джун, но и ее нельзя считать, если говорить о родительской любви.
‒ Что насчет приемных родителей? Которые дали тебе пистолет? Понятно же, что они заботились о тебе, раз научили защищаться, ‒ говорю я.
‒ Мэг и Джим. Я их очень люблю. Мы поддерживаем связь, но у них свои дети и недавно они снова стали дедушкой и бабушкой. Они приглашают меня на все семейные праздники, но я никогда не чувствовала себя достаточно уверенной.
Я чувствую, как ее плечи вздрагивают рядом со мной.
‒ Мне кажется, что я буду мешать. Как пятое колесо в телеге. Это никак с ними не связано, все дело во мне, ‒ в ее голосе слышится нотка печали, и это беспокоит. Я хочу как-то поддержать ее, но не знаю, что именно сказать.
Так что вместо ответа на ее рассказ я делаю то же, что делала она. Я обхватываю ее обнаженное тело так же, как она, и сжимаю. В ответ она начинает смеяться.
Наблюдаю, как морщинки на лбу разглаживаются, как в ее глазах снова появляются искорки. Я целую мягкие губы, потом прижимаюсь лицом к ее шее. Глубоко вдыхая, я чувствую устойчивый запах лаванды со смесью моего собственного запаха. Когда меня настигает внезапное ощущение удовлетворения, я рычу ей в шею, покусывая и облизывая чувствительные места.
Макс стонет и зарывается пальцами в мои волосы, пока я продолжаю облизывать, целовать и прикусывать, спускаясь все ниже по ее прекрасному телу. Нужно, чтобы не только шея пахла мной. Я хочу, чтобы она вся пропиталась моим запахом.
Она моя, и хочу, чтобы все это знали.
****
Наконец, мы оба выговорились, рассказав друг другу о том, что скрывали, а я довольно ясно показал всем остальным жильцам, что она недосягаема, и теперь желудок начал урчать.
‒ Слушай, ты хочешь есть?
Я чувствую, как она кивает головой на моей груди, так что я шлепаю ее по голой заднице и отправляю ее одеваться. Она визжит мое имя, и клянусь, я никогда не устану слушать свое имя из ее уст. От этого снова появляется желание засадить ей еще раз, да поглубже.
Она садится и вытягивает руки над головой. Волосы рассыпаны по плечам, прикрывая прекрасную грудь. Появляется ощущение, что она меня соблазняет. Я хватаю плед, потому что это единственное, что я могу схватить, не касаясь ее.
Очень медленно она перелазит через меня, касаясь моей груди своими сосками. На краткий миг она садится сверху, затем быстро соскальзывает с кровати. Я смотрю, как она проходит по комнате, как умеет только Макс Брейди. В каждом ее шаге чувствуется уверенность и сила. Попка слегка подпрыгивает при каждом движении бедер, а над местом соединения ягодиц виднеется очаровательное маленькое рыжее родимое пятнышко. На груди все еще покоятся волосы, разделенные на затылке, так что я вижу стайку птиц.
Добравшись до ванной комнаты, она берет небольшой локон и медленно пропускает его через пальцы. Оглянувшись через плечо, она застигает меня за очевидным разглядыванием. На ее лице медленно появляется сексуальная усмешка.
‒ Одевайся, Сейдж, я умираю с голоду, ‒ мурчит она, исчезая за дверью.
Бог ты мой, эта женщина хочет моей смерти.
Стоит мне только открыть дверь, как в нос ударяет запах бекона. Пока мы добираемся до кухни, дом прорезает знакомый громкий звук фальшивого Марининого пения.
‒ Э, она всегда по утрам такая шумная? ‒ спрашивает Макс. ‒ Больше похоже на умирающую кошку.
Я целую ее в макушку.
‒ Ага, это отвратительно. Садись, я сейчас вернусь.
Я показываю ей сесть в столовой за стол, потом направляюсь на кухню.
Марина танцует и поет, переворачивая оладьи. Она одета в хлопковые шорты и рубашку, которая кажется на пару размеров меньше нужного.
‒ Предупреждаю, лучше остановись, иначе мне придется включить внутреннего «Саймона Коуэлла», ‒ перекрикиваю я ее.
Она визжит и роняет лопатку.
‒ Господи! Кэтч, не пугай так, ‒ говорит она, прижимая руку к груди. На ней как всегда до нелепого много косметики.
‒ Есть какие-нибудь новости от Снитча? ‒ спрашиваю я, чтобы сразу перейти к делу. Последнее, чего я сейчас хочу, так это проводить время наедине с Мариной.
Она качает головой.
‒ Еще даже десяти утра нет. Наверное, он еще спит, особенно, если вечер был интересным. ‒ Она вскидывает брови и поворачивается, чтобы перевернуть бекон, ‒ И, судя по вчерашним звукам, кое-кто другой тоже неплохо провел ночь, ‒ тон ее голоса переходит из игривого в ледяной.
‒ Не сейчас, Марина. К тому же не думаю, что эти звуки тебя касаются, ‒ предупреждаю я.
‒ Ну, когда это происходит в моем доме...
Я прерываю ее вопросом.
‒ Неужели ты спрашиваешь всех постояльцев о звуках из их комнат?
Она оборачивается и бросает в меня лопаткой.
‒ Ну, хоть не туфлей на каблуке, ‒ бормочу я.
‒ Я даже спрашивать не буду, что это значит, ‒ говорит она, пристально глядя на меня. ‒ Когда Снитч сказал, что у тебя есть «девчонка», я не хотела в это верить, и, когда вы приехали, я была рада убедиться в обратном. Я решила, что Снитч просто хотел побесить меня. Но после услышанного прошлой ночью и еще сегодня утром, очевидно, что Снитч все же знал, о чем говорил.
Марина ‒ двоюродная сестра Снитча. Она влюблена в меня двенадцать лет, и я ничего не мог сделать, чтобы ее успокоить. Я знал, что приезжать сюда было не самым лучшим решением. И я так же знал, что приезжать сюда с Макс было еще худшим решением. Но из двух зол нужно было выбирать меньшее. Здесь мы в наибольшей безопасности.
‒ Я не знаю, почему она увязалась за тобой. Снитч не вдавался в детали. Но я знаю, что она не одна из нас, ‒ говорит девушка, указывая на обеденную комнату.
‒ Держи свой чертов рот на замке, Марина. Я не позволю тебе ее расстроить, ‒ шепчу я.
‒ Она никогда не поймет тебя так, как я, ‒ ее взгляд выражает грусть и мольбу. И, как и всегда, когда она бросает на меня этот щенячий взгляд, я ни капли не тронут.
Марина начинает приближаться ко мне. Она останавливается, только когда пальцы ее ног касаются носков моих ботинок. Голубая верхняя пуговица не оставляет простора для фантазии и хлопковые шортики чересчур короткие. Настолько короткие, что ей даже не нужно наклоняться.
Она поднимает руку, чтобы дотронуться до моего лица, но я успеваю перехватить ее запястье.
‒ Марина, твое родство со Снитчем и тот факт, что ты каким-то образом обнаружила его секрет, не значит, что ты понимаешь меня. Я долго терпел твою навязчивость, но больше церемониться не собираюсь.
Глупая ухмылка исчезает с ее лица, а взгляд упирается в одну точку.
‒ Только когда чертов рак на горе свистнет, Марина.
Я прохожу мимо нее и оставляю ее наедине с этими словами. Макс сидит на том же месте, где я ее оставил. Три вчерашних наркоши сидят за тем же столом, и все четверо соревнуются, кто дольше удержит ложку на носу.
‒ Сдавайтесь, ребята, вам меня не победить. Я много тренировалась, ‒ язвит Макс. Пока я стою и смотрю, она быстро расстегивает первую, а потом и вторую пуговицу на рубашке, выставляя на всеобщее обозрение свою пышную грудь. Доносится шум трех ложек, упавших на стол. Она смеется, кладет свою ложку и застегивает рубашку.
‒ Бро, ты же жульничаешь, ‒ говорит тот, что с дредами.
Парень с короткими взъерошенными волосами фыркает и говорит:
‒ Ага, но оно же того стоило.
На этом моменте я откашливаюсь. Все четверо поворачиваются ко мне. Глаза Макс расширяются, а щеки наливаются румянцем.
‒ Отличная работа, Макс. ‒ Я улыбаюсь уверяющей улыбкой, и она расслабляется.
Она похлопывает по соседнему сидению, и я c удовольствием сажусь. Через пару секунд заходит Марина и бросает блюда на стол.
‒ Хэй, детка, ты чего? ‒ спрашивает тот с дредами.
‒ Доедайте и выметайтесь отсюда. Это вам не проходной двор, ‒ бурчит она, выходя из комнаты.
Макс смотрит на меня, поднимая бровь.
‒ Это она о нас или о них?
‒ О них, ‒ отвечаю я и для убедительности прикасаюсь к ее коленке под столом.
Может, Марина, наконец, услышит меня.
ГЛАВА 15
Кэтч
Прошло два дня без новостей от Снитча. Макс не смогла выяснить что-нибудь еще про «Фиддл», но отступать она не собиралась. В те моменты, когда она особенно страдала раздражительностью от жизни в четырех стенах, я отвлекал ее единственным знакомым мне способом ‒ постелью.
Я только закончил покусывать ее шейку, как тут раздается звонок телефона.
‒ Ого, Снитч сейчас вроде как не вовремя, ‒ стонет она, дотягиваясь до моего кармана и выуживая телефон.
‒ Не торопи события. У меня хорошие предчувствия насчет этого звонка, ‒ говорю я и быстро целую ее в уголок губ.
‒ Снитч, приятель, что стряслось?
‒ Нам нужно встретиться в баре через тридцать минут. Оставь девчонку в доме, ‒ сказал он и бросил трубку.
‒ Черт, ненавижу, когда он так делает, ‒ мямлю я.
‒ Что? Что он сказал? ‒ спрашивает она, поправляя лифчик.
Черт. Надеюсь, Снитчу есть чем меня порадовать за то, что оторвал меня от нее.
‒ Единственное, что нужно сделать, встретить его в баре через полчаса, ‒ отвечаю я.
‒ Ну, хорошо, через десять минут буду готова.
Сейчас она разозлится.
‒ Снитч велел оставить тебя дома.
Я не могу решиться взглянуть ей в глаза, потому что знаю, что у нее сейчас крышу сорвет.
Она тут же начинает размахивать руками.
‒ О, черт, нет! Я пойду. Ты не позволишь ему выкинуть меня из дела. Я тут задницу рву, чтобы разобраться в этом дерьме. У меня есть право знать, что он выяснил. Боже правый, это касается меня! И не смей говорить «Мы еще не знаем, выяснил ли он что-нибудь», потому что я знаю, что это неправда, ‒ кричит она. Ее грудь поднимается в следующем глубоком вдохе, и я знаю, что она готова к еще одной речи.
‒ Макс, детка. Закрой. Рот. ‒ Я подхожу к ней и кладу руки ей на плечи. ‒ Успокойся, послушай меня. Снитч не хочет подвергать тебя опасности. Он неспроста хочет, чтобы ты осталась в доме. Я знаю, что ты хочешь пойти, и обещаю, что скоро это случится, но прямо сейчас тебе нужно доверять нам со Снитчем. ‒ Я разминаю ей плечи, чтобы расслабить мышцы. ‒ Пожалуйста, останься тут ради меня.
Она вздыхает, ее плечи расслабляются.
‒ Ну ладно. Ладно. ‒ Она раздраженно поднимает руки. ‒ Я буду сидеть здесь как хорошая девочка, и если узнаю, что ты скрываешь что-то от меня, то надеру тебе зад.
Спор с Макс убил много времени, и мне пришлось торопиться в бар. Когда я пришел, Снитч стоял в дверях.
‒ Опоздал на одну минуту, ‒ сказал он, взглянув на часы. ‒ Эта красотка устроила проблемы из-за того, что ей пришлось остаться?
‒ Так и будешь журить меня за минутное опоздание? ‒ Он отходит в сторону, и я вхожу в бар.
‒ Кэтч, мой знакомый убийца никогда не опаздывает. ‒ Он манит меня рукой за собой. ‒ Я отведу тебя кое-куда, и если в будущем кто-то постучится в мою дверь, у меня возникнет множество вопросов к тебе, ‒ произносит он серьезным тоном, и у меня такое ощущение, что эти вопросы будут задавать пули большого калибра.
Вслед за ним я прохожу через бар на кухню. Это пустое и безопасное место для двоих. Он ведет меня к печке и легко оттаскивает ее от стены, которая затем открывается от толчка. И тут меня осеняет.
‒ Ты владелец бара, ‒ я утверждаю, а не спрашиваю.
Снитч ухмыляется мне через плечо.
‒ Я все думал, когда ты это поймешь. Кроме того, я владелец дома, в котором живет Марина. Так она и узнала о нас. Эта девчонка точно может выяснить все, что захочет, ‒ он пожимает плечами. ‒ Наверно, это семейное. Конечно, ей далеко до меня. ‒ Самодовольный Снитч, хотя у него есть на это все права.
Я иду за ним по темному коридору, который оканчивается еще одной дверью. Ее пересекает несколько засовов, на которые уходит пара минут. Затем дверь распахивается, и я вхожу в очень большую квадратную заставленную комнату. Белые доски, шкафы с папками, столы, множество компьютеров, несколько мониторов, карты.
‒ Святые угодники, Снитч, тут все и происходит? ‒ в шоке спрашиваю я, потому что он привел меня в свое тайное логово.
Он хлопает меня по плечу.
‒ Не волнуйся ты так, это лишь малая часть. У меня несколько разных помещений по всей стране, ‒ он обходит меня и идет к компьютеру в дальнем углу. ‒ Иди сюда. Мне нужно тебе кое-что показать.
Снитч садится на старый деревянный стул и начинает копаться в бумагах. Я наклоняюсь над его плечом.
‒ Я тут накопал кое-что, и Макс права: у «Фиддл» очень, очень много связей. Она права во всем, что вы мне уже сообщили, но я выяснил то, чего она еще не знает, ‒ в его голосе звучит законченное высокомерие, из-за которого обычно я выбиваю собеседнику зубы, но меня слишком волнует информация, которую он обнаружил.
‒ Макс права, Джеймс Келли получает деньги от террористических группировок и поставляет им оружие. Скажи ей, что она может добавить к своему списку еще убийства. И вот, что я выяснил. В обмен на оружие они поставляют террористам информацию о тех политиках, кому они желают смерти. Эту информацию они получают через «Фиддл».
‒ Они? ‒ переспрашиваю его.
‒ Ага, это группа экстремистов из политических, которые распались и организовали собственную группировку. Ну, некоторые политики, которые тайно в ней состоят, желают снять некоторых своих коллег. Что-то вроде конфликта интересов.
‒ Джеймс Келли один из главных в этой группировке. Они переводят деньги с одного банковского счета на другой, часть отправляют на благотворительность, другую тратят на оружие, которое передают террористическим группировкам. Также я полагаю, что большую часть этих денег Джеймс Келли кладет себе в карман.
Секунду я стою и пытаюсь переварить эту информацию. Ее слишком много, и я более чем рад, что мы наконец знаем, зачем им Макс.
‒ Так у Джеймса Келли есть террористы, которые платят ему за покупку оружия? И взамен они убивают политиков, которые не согласны с ним и его чокнутыми последователями? А как же эти деньги, что он получает сверху? Получаемое ими оружие не так много стоит.
‒ Нет, но когда страны воюют, они готовы на все, чтобы наложить лапы на то, что им нужно, ‒ отвечает он.
‒ Ладно, но все равно, теперь мне нужен план, как добраться до Таймера. Он должен знать об этом дерьме. Может, если он узнает…
Снитч поднимает руку, останавливая меня.
‒ Нет. Слушай меня, Таймер в бешенстве, и не потому, что она не умерла. Таймер в бешенстве, потому что он не получил своих денег. Из того, что я услышал, он должен был получить вдвое больше обычного. Я не особо уверен, что он проникнется идеей, что Макс невиновна. Таймеру нужны его деньги.
Я стою и оглядываю комнату в недоумении, как Снитч все это выяснил. Но глядя на заставленное помещения, я понимаю только, что он воплощение Плюшкина.
Я сжимаю переносицу двумя пальцами, в отчаянной попытке предотвратить быстро надвигающуюся головную боль.
‒ Что если я просто отдам ему деньги?
У меня есть деньги. Я могу заплатить ему за жизнь Макс.
‒ Я могу передать ему, но, Кэтч, ничего не обещаю. Таймер иногда может быть довольно темпераментным. Я знаю, ему нужны деньги, но могу сказать, не удивляйся, если он захочет взамен не только денег.
Я запускаю руку в волосы и присаживаюсь на пол. Я так расстроен, что хочется разбить тут все к чертям. Но, скорее всего, это будет стоить мне пули между глаз.
‒ Кэтч, я спрошу тебя еще раз, и мне нужен честный прямой ответ. ‒ Я поднимаю глаза и вижу, что Снитч наклонился на стуле, положив локти на колени. Он так пристально смотрит на меня, что я почти готов отвести взгляд.
‒ Макс Нора Брейди стоит всего этого дерьма?
После секундного замешательства я отвечаю на вопрос.
‒ Да, более чем я могу объяснить словами. Это достаточно прямо и честно для тебя? ‒ спрашиваю я, рыча.
Снитч выпрямляется.
‒ Я понял, парень, и отпущу тебя обратно к ней, потому что меньше всего ты хочешь оставлять ее наедине с Мариной. Я все прошу ее отстать от тебя, но она просто не хочет тебя отпускать.
‒ Ага, ну, мне кажется, что в этот раз я достучался до нее, ‒ произношу я, снова выпрямляясь.
Снитч тоже встает, затем обходит меня и идет к двери.
‒ Кэтч, парень, я бы на это не рассчитывал. Когда дело касается ее желаний, она становится безжалостной. И она отчаянно желает тебя.
Мы идем обратно по коридору в бар.
‒ Слушай, спасибо тебе за все, ‒ произношу я, приближаясь к двери.
‒ Однажды ты спас мою жизнь. Это меньшее, что я могу сделать для тебя, ‒ отвечает он, пожимая мне руку. ‒ Как всегда, я буду держать тебя в курсе. А теперь, без шуток, возвращайся в дом, пока Марина не запустила свои когти в Макс.
Я улыбаюсь, думая про Макс, которая без сомнений способна справиться с такой, как Марина. И про то, что, если дело до того дойдет, я с удовольствием понаблюдаю, как она надерет кое-кому задницу. Я задумался, живо представляя, как моя девушка занимается тем, что получается у нее лучше всего, но тут звонит мой телефон.
Сообщение от Снитча? Уже?
Номер неизвестен: «Сейдж, за нами следят».
Черт. Это Макс. Я быстро отправляю ей сообщение, чтобы узнать, где она. Узнав, что она в пяти кварталах, я чувствую, как мурашки страха пробегают по позвоночнику. Принимаю решение, что нужно встретиться с ней в общественном месте со множеством людей и как можно скорее. Отправляю еще одно быстрое сообщение, что мы встретимся на углу улиц Бурбон и Святого Петра.
И после я уже бегу.
****
Макс
‒ Он хочет, чтобы мы были в общественном месте, ‒ произносит Марина и тянет меня по пустой улице к звукам людей и музыки.
‒ Не могу поверить, что я позволила тебе уговорить себя выйти из дома. Не надо было вообще тебя слушать, глупая жопа с ушами, ‒ рычу я и бегу, чтобы поспеть за ней.
‒ Ой, да прекрати ты ныть, черт побери. Теперь у тебя есть охренительные туфли.
‒ Ну, пусть и так, но все будет бессмысленно, если я умру прежде, чем надену их. Я натягиваю дурацкую кепку Сейджа пониже на голову, пытаясь скрыть тот факт, что покрасилась. Я очень надеюсь, что ей просто показалось.
Мы снижаем темп на улице Святого Петра, приближаясь к Бурбон. Там больше людей, и мне становится немного спокойнее. Как только мы оказались на углу, чья-то рука хватает меня сзади и тащит в бар с громким джазом, в темный уголок. Сердце начинает бешено стучать. Я пытаюсь закричать, но рука закрывает мне рот. Она жесткая, мозолистая и пахнет чудесно знакомо.
Я прекращаю сопротивляться, и хватка чуть ослабевает. Теперь я могу повернуться и посмотреть на Сейджа, глядящего на меня. Он закрывает мне рот быстрым поцелуем. Проталкивает свой язык за мои зубы и быстро облизывает мой рот изнутри. Отодвинувшись, он прижимается лбом к моему и выдыхает.
‒ Черт побери, Макс, какого черта ты вышла из дома? ‒ Его рука в защитном жесте покоится у меня на талии.
‒ Марина уговорила меня. Она сказала, что мы пройдем всего квартал. Она соблазнила меня туфлями, ‒ говоря, я чувствую себя полной идиоткой. ‒ Я даже не поняла, как мы отошли на несколько кварталов, но заметила, что кто-то следит за мной. И это не из тех случаев, когда «ух ты, какая сексуальная». Я почувствовала укол тревоги.
Я так увлеклась Сейджем, что совсем забыла о Марине. Бросаю взгляд на улицу через плечо.
‒ Черт, Марина все еще там.
Я пытаюсь отодвинуться, но он лишь сильнее стискивает руки.
‒ Она справится. Поверь, она сможет позаботиться о себе. Я разберусь с ней, когда мы вернемся в дом, ‒ выдавливает он.
‒ Кэтч, она не виновата. Она лишь пыталась помочь, ‒ защищаю я ее.
Кэтч качает головой.
‒ Давай выбираться отсюда, ‒ он натягивает кепку мне пониже на лицо, потом снова целует. ‒ Крепко держись за руку и будь настороже. Если кто-то будет следить за тобой, когда мы выберемся на пустынные улицы, он может напасть.
Он тянет меня из бара мимо людей на улице. Он спокойно идет, притворяясь, что наслаждается видом города. Он не разговаривает, но, когда я смотрю ему в глаза, вижу, что они бегают по сторонам, все его тело напряжено и жестко. Он полностью наготове.
Мы проходим пару кварталов и затем сворачиваем на улицу, очень похожую на старый вестерн перед самой кульминацией, на место для плохих дел. Пустая и тихая. Я почти вижу, как по улице катится перекати-поле.
Как только мы заходим на эту улицу, Сейдж срывается на бег. Я следую за ним, крепко держась за его руку. Мы почти добрались до поворота, чтобы добраться до дома, когда Сейдж останавливается, и я врезаюсь ему в спину. Я еще не заговорила, а он протянул руку за спину и прижал меня к себе.
‒ Знаменитый Кэтч. Честно говоря, я даже не поверил, когда мне сказали, что ты не выполнил заказ. Любимчик Таймера никогда его не подводит, ‒ слышу я слова другого убийцы.
Я прижимаюсь головой к Кэтчу и глубоко дышу. Больше я никак не могу успокоиться.
‒ Ага, ну, все меняется, ‒ говорит он и вытягивает пистолет.
‒ Эй, не надо стрелять. Я не собираюсь выполнять твой заказ. Нужно привести ее живой. Они хотят узнать, что она знает. Что с ней будет дальше, решать уже клиенту.
Кэтч делает шаг назад, плотнее прижимаясь ко мне и по-прежнему держа парня на мушке.
Я слышу, как что-то ставят на землю.
‒ Я без оружия. Теперь ты опусти пистолет и давай решим все врукопашную. Потому что, очевидно, ты не отдашь девчонку просто так. А я не снайпер. Я не хочу случайно подстрелить ее. Она стоит чертовски много.
‒ Кэтч, ‒ шепчу я, стискивая его рубашку. Он наклоняется и кладет оружие на тротуар. И тогда тот парень хорошенько разглядывает меня.
‒ Ух ты, а она красивая, ‒ ухмыляется он. ‒ Никогда бы не подумал, что Кэтч сдастся симпатичной шлюшке.
Эти слова приводят Кэтча в ярость. Он бросается вперед и бьет парня по голове. Тот отступает, на лице написан шок. Но быстро приходит в себя и кидается на Кэтча всеми силами. Кэтчу удается уклониться почти от всех ударов, но несколько раз он пропускает удар, и результатом тому лишь ухмылка Кэтча. Через пару секунд оба уже нанесли по дюжине ударов.
Он двигается с такой легкостью, какой я никогда не видела, танцует вокруг противника и наносит просчитанные удары. Кэтч прекрасен, даже когда полностью превращается в зверя. Мне кажется, можно даже сказать, сексуален.
Кэтч бьет его по ребрам, и тот отступает. И сразу же свистит. Кэтча это вроде не беспокоит, но меня это приводит в замешательство. Стоило мне чуть отвлечься, как две руки крепко обхватывают меня.
Не желая отвлекать Кэтча, я решаю разобраться сама. Они даже не представляют, на что я способна, так что я бью головой назад, полагаю, парня, в нос. Теперь я даже рада, что на мне кепка янки. Она спасает мои волосы от чужой крови. Я тайно улыбаюсь мысли, что теперь кепка испорчена.
Руки вокруг меня ослабевают, и я втыкаю локоть ему в ребра. Затем разворачиваюсь и наношу два удара, один по правой щеке, второй под подбородок. Парень отступает, удивленный тому, что я умею драться. Я слышу, как Кэтч с тем парнем рычат позади меня.
Я сощуриваю глаза, глядя на человека перед собой, у него течет кровь из носа. Я поднимаю руку и маню его пальцем.
‒ Иди сюда, малыш, ‒ зову я.
Я слышу, как сзади тело ударяется об землю, и парень нападает. Две сильных руки обхватывают меня за талию, я отталкиваюсь от земли, переношу свой вес на парня и бью его каблуком ботинка в нос. В этот раз он падает на землю с громким стоном. Кэтч ставит меня обратно на ноги и крепко хватает меня за руку. Он тянет меня за угол улицы, а я вижу, что второй парень валяется, держась за живот, и стонет.
‒ Бог ты мой! Какого черта с вами случилось? ‒ вскрикивает Марина, когда мы входим в дверь.
У Кэтча кровит разбитая нижняя губа, а на левой скуле начинает наливаться фиолетовый синяк.
‒ Ничего, ‒ рявкает он и тянет меня по лестнице в нашу комнату.
Только заперев дверь, он оборачивается и оглядывает меня.
‒ Ты в порядке?
Он скидывает кепку с моей головы, освобождая волнистые волосы. Затем он берет мое лицо в свои руки и наклоняет его под разными углами в поисках следов повреждений.
Я беру его за запястья.
‒ Сейдж, я в порядке. Может быть, у меня еще заболит голова из-за такого восхитительного удара, но в остальном я в порядке.
Он был в шоке, что я не ударилась в панику, как сделали бы большинство женщин, когда кто-то их хватает.
Он смотрит на меня и тяжело дышит, я вижу, как ходят его желваки. Через несколько мгновений он притягивает меня к себе, и я выдыхаю, потому что неосознанно задержала дыхание. У него бешено стучит сердце, и он сжимает меня в объятиях так крепко, что мне становится трудно дышать.
‒ Сейдж. Не могу... дышать, ‒ бормочу я ему в грудь.
Хватка ослабевает, но он меня не отпускает.
‒ Еще бы чуть-чуть, Макс. Они знают, что мы здесь. Черт побери! Макс, пообещай мне, что без меня ты больше не выйдешь из дома.
Он не собирается произносить этого вслух, но я знаю, что произошедшее напугало его. Я слышу это по голосу. То, как он произносит мое имя, как крепко он держит меня. И я могла бы сказать это по тому поцелую, когда он затянул меня в бар. Этот человек беспокоится обо мне, и сильно. А я могу лишь стоять и ничего не говорить, потому что даже не представляю, что сказать. Так что я просто меняю тему.
‒ Давай я умою тебя, а ты расскажешь мне, что вы со Снитчем обсуждали, ‒ говорю я и отхожу от него, чтобы провести пальцами по побагровевшей скуле. ‒ Ты улыбался, когда тому убийце удавалось ударить тебя. Почему?
‒ Потому что он бьет как девчонка, ‒ отвечает он, дерзко ухмыляясь.
‒ Эй, ‒ бью я его по руке, и он морщится.
‒ Ладно, беру свои слова назад. Он бьет как тряпка.
‒ Ну, наверно так лучше. Все-таки они слабоваты, ‒ говорю я и тяну его в ванную. Он падает на туалетное сиденье, а я вытираю ему лицо начисто. Я становлюсь на колени и устраиваюсь между его бедер. У меня возникает не проходящая необходимость быть к нему как можно ближе. Вытираю кровь с губы.
‒ А теперь рассказывай, что говорил Снитч.
Я вычищаю рану и лицо, а он слово в слово передает мне все, что выяснил Снитч. Возникает такое чувство, будто груз на моих плечах стал легче. Теперь нужно лишь чтобы Таймер отозвал своих шавок.
‒ Нет, я не позволю тебе откупиться от него. Я отдам ему все свои деньги, а затем выполню любые его просьбы. Это не твоя вина, Сейдж. Я не позволю тебе сделать это ради меня, ‒ я прикладываю руку к его груди и чувствую спокойное биение сердца.
Он берет мою руку и прижимается губами к пальцам.
‒ Я выплачу ему все и сделаю все, что он попросит. И Макс, ты никак не сможешь остановить меня, ‒ в его голосе слышится решимость, и я уверена, что возможно никакими словами не удастся его отговорить.
Но вместо этого я делаю глупость.
‒ А если я уйду от тебя и разберусь со всем сама? ‒ шепчу я, опуская взгляд на то, как мои бедра прижимаются к его промежности. Мысль об уходе от него неожиданно бьет меня под дых, и пока я жду его ответа, весь воздух медленно покидает легкие.
Сейдж поднимает мой подбородок. Его стальные серые глаза сосредоточены на мне. Они полны тревоги, а он оглядывает мое лицо, пытаясь понять, серьезно ли я говорю.
‒ Ты правда этого хочешь, Макс? Ты хочешь уйти?
Я сглатываю комок подступивших к горлу эмоций. От его взгляда я чувствую, как боль в груди становится ледяной. Я пыталась предоставить ему путь отхода, разрешила ему отпустить меня. Отпустить все это. Но взглянув на его лицо, в его глаза, я поняла, что зря произнесла эти слова. Вдруг я ощущаю себя полной идиоткой и только и думаю о том, чтобы крепко поцеловать его.
Я чувствую запах мятной зубной пасты, смешанный с потом после драки, и металлический привкус крови от разбитой губы. Его руки зарываются мне в волосы, притягивая меня ближе и заставляя раздвинуть губы еще шире, наши языки соприкасаются в бешеном, почти безумном поцелуе. И в ответ на его требование я могу лишь передать при этом каждую кроху эмоций, которые я чувствую. Не важно, что это разрушит все стены, что он уже опробовал на прочность так много дней назад.
Он пытается стянуть мою рубашку через голову, но я отхожу от него в сторону и вместо этого стягиваю с него его собственную. Положив руки ему на грудь, я легонько толкаю его так, что его тело предстает перед моим взором во всей своей красе. После я снимаю ремень, расстегиваю штаны и приспускаю вниз к его лодыжкам боксеры. Наконец раздев его, я хватаю в руку его член, он жесткий, кожа натянута и он чертовски горяч на ощупь. Издав гортанный рык, он вздрагивает.
Я медленно поглаживаю его снизу вверх до тех пор, пока не вижу на его кончике бисеринки жидкости. Обхватив его губами, я целую головку, пробуя на вкус солоноватую влагу. Сжав его у основания, я начинаю лизать его снизу доверху, а после начинаю кружить кончиком языка по его головке. Он хватается за тумбочку в ванной и издает стон, когда я дразню его, призывая к большему.
Притянув его, я хватаюсь за его бедра и вонзаю в кожу свои ногти, пока заглатываю в рот его член. Задыхаясь, он произносит мое имя, и, поднимая взгляд, я вижу, что он смотрит на меня сквозь густые ресницы. Его пальцы блуждают у меня в волосах, когда он задает нужный ему ритм. Он пытается приподнять бедра, чтобы еще глубже скользнуть внутрь, но я еще сильнее впиваюсь в него ногтями, чтобы удержать на месте, дразня, заставляя ждать.
Сейдж резко дергается, а мои пальцы продолжают свое путешествие по его накаченным бедрам и мышцам спины. Я отстраняюсь от него и улыбаюсь.
‒ Я когда-нибудь говорила тебе, как ты красив? ‒ говорю я хриплым голосом.
‒ Детка, ты хочешь моей смерти? ‒ тяжело дыша, говорит он. Я пробегаю языком по жестким контурам мышц низа живота, и он вздрагивает. ‒ Господи, Макс, прошу тебя... ‒ Это именно то, чего я хотела. В этот раз, я хотела, чтобы он просил меня. Услышав эти слова, я беру его глубоко в рот и обхватываю рукой основание члена, которое я не сумела заглотить. Он стонет и толкается, придерживая меня за затылок. Я увеличиваю темп, хочу, чтобы он кончил.
Когда его колени вжимаются мне в ребра, я понимаю, что он на грани.
‒ Макс, я... ‒ произносит Сейдж, пытаясь предупредить. Он кладет руку мне на плечо, пытаясь оттолкнуть, но я отталкиваю ее и продолжаю. Несколько секунд спустя, он содрогается от волны удовольствия, захлестнувшей его, он громко стонет, и я чувствую, как горячий поток жидкости хлынул мне в горло, и глотаю все до капли.
Наконец отстранившись, я гляжу на него. Его глаза закрыты, а на лице светится выражение абсолютного удовлетворения. Он выглядит усталым, расслабленным, и его тело покрыто испариной.
‒ Твою мать, Макс, поверить не могу, что смог выжить после такого, ‒ с придыханием говорит он. На что я самодовольно ухмыляюсь.
Осознание того, какое удовольствие я ему доставила, вызывает во мне чувство гордости и самодовольства, и я чертовски завелась.
ГЛАВА 16
Кэтч
‒ Макс Нора Брейди, тащи сюда свою маленькую миленькую задницу. Я умираю с голоду. Хочешь, я схожу за едой и принесу сюда? ‒ кричу я через дверь. И слышу сдавленное «да» сквозь потоки воды.
Отплатив ей той же монетой на полу в ванной, мы помылись, и она решила там задержаться. Поскольку мы тут живем, я решаю надеть пижамные штаны и серую футболку. Натягиваю носки и шлепаю вниз по лестнице. Ужин закончился, и Марина уже убрала кухню. В доме тихо.
Открыв холодильник, я оглядываю остатки еды. Я был чертовски занят, пытаясь удержать фрукты, хлеб и сыр в руках, когда кто-то прокашлялся. Если бы звук был мне не знаком, меня, пожалуй, застали бы врасплох.
‒ Марина, после сегодняшних ваших с Макс фокусов я не хочу тебя сейчас видеть, ‒ безразлично говорю я. ‒ С тобой я бы хотел общаться в последнюю очередь.
‒ Так Макс справилась? Я и не знала, поскольку вы оба не спустились к ужину, ‒ самодовольно произносит она.
По груди расползается приступ недовольства, когда я понимаю, что не верю ей.
Я закрываю дверцу холодильника и смотрю ей прямо в глаза. Что-то в моем взгляде, должно быть, напугало ее, потому что самодовольство исчезает из ее взгляда, и она делает шаг назад.
‒ Ты вывела ее не для того, чтобы просто купить туфли. Ты вывела ее из дома, потому что хотела, чтобы парни Таймера нашли ее, ‒ говорю я, а горло сдавливает. Все, чего я хочу, это наорать на нее, а будь она мужчиной, я бы уже использовал ее в качестве боксерской груши.
‒ Кэтч, слушай, после утреннего разговора... не знаю, ‒ она пожимает плечами и изо всех сил старается выглядеть невинной. ‒ Я не понимаю, что есть у нее такого, чего нет у меня. Мы с тобой знаем друг друга почти двенадцать лет, а ты все отрицаешь то, что, как я знаю, чувствуешь. Я считала, что если она просто исчезнет...
‒ Стоп. Просто остановись сейчас же, Марина. Я ничего к тебе не чувствую. Ты всегда была для меня другом, и сейчас у меня много причин изменить это отношение. Макс не просто какая-то девушка. Я забочусь о ней больше, чем о ком-либо за всю свою жизнь. Ты должна принять это.
Она приближается ко мне на несколько шагов. Протягивая руку, она касается разбитой губы, но я убираю голову. Она пытается снова, и теперь я хватаю ее запястье и стискиваю его, чтобы до нее дошло.
‒ Кэтч, да ладно, пожалуйста, не делай так. Если бы ты дал ей от ворот поворот, все бы закончилось. И тогда, может быть...
‒ Может быть, что? ‒ слышу я рык Макс.
Марина разворачивается, и только теперь я замечаю, что на ней лишь маленький топик и мужские трусы-шорты.
‒ Макс... ‒ начинаю я, но она прерывает меня.
‒ Заткнись, Кэтч. Я хочу кое-что сказать Марине, ‒ произносит она, не сводя глаз с жертвы.
Макс начинает медленно обходить ее, как лев свою жертву. Я кладу закуски на столик и готовлюсь наблюдать. Марина заварила эту кашу, вот пусть и расхлебывает теперь.
‒ И что же ты слышала? ‒ спрашивает Марина, затем усмехается и качает головой. ‒ Хотя кого я обманываю? Мне плевать, сколько ты успела услышать.
‒ Ты вывела меня из дома с намерением избавиться от меня. Ты готова была отдать меня Таймеру или кому бы то ни было, даже не зная, что со мной сделают. И ты сделала все это, лишь чтобы отвадить от меня Кэтча?
Марина поджимает губы, наклоняет голову, как будто обдумывая слова Макс, затем кивает.
‒ Ага, в целом все сказано верно.
Макс прочищает горло и разминает шею.
‒ Ну, из всего этого меня бесит только то, что ты пытаешься наложить лапу на то, что принадлежит мне. Кэтч. Мой. А ты все ходишь за ним. Сегодня ты пыталась отнять у него человека, о котором он заботится, и это меня не устраивает, ‒ она прекращает ходить кругами и сжимает маленькие красивые ручки в кулаки. ‒ Раз я знаю, что Кэтч не ударит женщину, я, черт побери, сделаю это за него.
Прежде чем слова растворились в воздухе, Макс делает отличный правый хук и бьет Марину по лицу. Та падает на пол и перекатывается в позу эмбриона.
Макс поворачивается ко мне и пожимает плечами.
‒ Ну, это было проще, чем я думала.
Она толкает Марину ногой.
‒ Все время, пока мы будем тут, ты будешь держаться подальше от Кэтча, иначе я познакомлю тебя со своим левым хуком.
С улыбкой она поворачивается ко мне.
‒ О, сыр!
****
Макс
Кэтч прикладывает мне лед, и только потому, что он хороший человек, делает порцию льда для Марины, оставляя его на столике. Когда мы возвращаемся в комнату с закусками, я поворачиваюсь к нему.
‒ Надо было сказать мне, Сейдж. Я остаюсь в доме с женщиной, которая очевидно в тебя влюблена, и в этом нет ничего здорового, если спустя двенадцать лет она так и не поняла намека, ‒ я наклоняю голову, обдумывая что-то. ‒ Если, конечно, только...
‒ Нет, Макс, никогда, я никогда не давал ей повода думать иначе. В первое же утро здесь я ей сказал «когда рак на горе свистнет, не иначе», ‒ отвечает он.
‒ А, так вот почему она кидалась в нас едой, ‒ говорю я. ‒ В общем, надо было мне сказать.
‒ Ты права. Я не думал, что нужно тебе говорить, потому как надеялся, что она поняла намек. Прости, если хочешь найти другое место, я могу позвонить Снитчу и...
‒ Нет. Тут нормально. Хотя мне правда кажется, что придется использовать и левый хук, раз уж я знаю, что все сказанное ей правда.
Мы поели, затем он показал мне, насколько правдиво каждое сказанное им слово. Я засыпала, зная, что Марина мне не угроза в плане Сейджа. Теперь, раз она попыталась сдать меня Таймеру, я и не представляла, как она все это устроила. Как и не представляла, может ли она как-нибудь связаться с ним.
Я проснулась от шепота Сейджа. Открыв глаза, увидела, что снаружи еще темно. Единственный источник света ‒ тусклый ночник на прикроватной тумбочке. Перекатившись, я сажусь и вижу, что он сидит за столом в одних боксерах, а свет луны, падающий из окна, подсвечивает его красоту. Это видение, и я могла бы всю ночь сидеть и любоваться. Но знаю, что он говорил по телефону со Снитчем, и, должно быть, по важному делу, раз звонил среди ночи.
‒ Ладно, мужик. Да, я понял. Мы встретимся с посредником завтра, ‒ говорит он и нажимает отбой.
Он поворачивается и видит, что я смотрю на него. Подняв в воздух палец, он его сгибает и улыбается. Но не той улыбкой, к которой я привыкла. Тяжелой улыбкой ожидания и беспокойства.
Я выбираюсь из кровати и через голову натягиваю его футболку, потом иду к нему на коленки. Я обхватываю его руками за шею и нежно целую в губы.
‒ С посредником? ‒ переспрашиваю я.
‒ Таймер примет мое предложение. Я могу заплатить ему за заказ, который тот получил от Джеймса Келли. Но теперь он знает правду о Келли и хочет снять его, он хочет, чтобы это сделали мы, ‒ произносит он, тяжело вздохнув. ‒ Я пытался придумать какой-нибудь способ, чтобы сделать это в одиночку, но Таймер настаивает на твоем участии. Завтра мы обговорим детали.
Он проводит рукой по волосам.
‒ И посредник объяснит нам детали?
Он кивает, затем стискивает меня в объятиях.
****
Кэтч
‒ Ух ты, тут и правда воняет, ‒ шепчет Макс.
Мы на старом рыбном складе у реки Миссисипи, и она права: тут воняет. Посредник как будто всегда выбирает самое подходящее место.
‒ Так где этот парень? Я бы с удовольствием тут закончила, чтобы снова вдохнуть свежего воздуха. Еще я бы хотела выяснить, какого черта они...
‒ Она всегда так много болтает, Кэтч? Потому что, будь у моей девки хлебало как у нее... ‒ посредник вышел из-за старой гниющей рыболовной лодки.
‒ Если не хочешь лишиться зубов, закрой свое чертово хлебало, ‒ предупреждаю я. Посредник зловеще ухмыляется и хихикает. ‒ Просто дай нам задание, и все. ‒ Я не в настроении, и не знаю, смогу ли вытерпеть присутствие этого парня дольше, чем того требует ситуация.
‒ Что? Разве ты не представишь меня единственному человеку, которому на моем веку удалось взъерошить Таймера? ‒ Он оглядывает Макс, так что я выхожу вперед и перекрываю ему обзор.
‒ Не-а. Я не собираюсь вас знакомить. Еще раз: просто дай чертово задание. ‒ Я не хочу играть с ним, но с меня уже хватит. Если придется выбить из него задание, я так и сделаю.
‒ Джеймс Келли скрывается. Один из его недавних помощников устроил мини-восстание, и теперь федералы хотят устроить ему допрос. Виновный всегда бежит. Макс нужна, чтобы выманить его. Таймер устроит похищение. Ее увезут, и только ты будешь знать, куда. Там все и случится. ‒ Он передает мне конверт. ‒ Детали, имена, даты и координаты ‒ все здесь.
Я хватаю желтый конверт немного резко, сминая края. Скриплю зубами, изо всех сил стараясь сдерживаться.
‒ Теперь все? Макс в безопасности?
Он кивает.
‒ Скажи Таймеру, что я согласен, и, если хоть что-то случится с Макс, я лично найду и убью его. И сделаю это медленно и мучительно.
Посредник делает шаг назад, очевидно напуганный рычанием в моей глотке.
‒ Поверь, он и так знает. И если что-то случится с ней, я уберусь подальше из штатов, потому что Таймер отправит всех знакомых парней на охоту за тобой.
Я киваю, он разворачивается и уходит в другой конец склада.
‒ Ну, это круто и все такое, но я бы с радостью убралась к чертям отсюда, ‒ говорит Макс.
Я слышу напряжение в ее голосе и чувствую, как она тянет меня за футболку.
Мы возвращаемся в машину и направляемся в Новый Орлеан, а Макс вытягивает из конверта описание задания. Она разворачивает бумаги и быстро проглядывает их.
‒ Ты правда думаешь, что Келли купится на это безобразие? ‒ спрашивает она.
‒ Ради нас обоих, чертовски на это надеюсь, ‒ отвечаю я. ‒ Слушай, Макс, мне совсем не по нраву вся эта идея с похищением. Что если они отвезут тебя в какое-то другое место? Вдруг это ловушка, чтобы схватить тебя?
Не исключено, что сам Таймер подставит нас.
‒ Я не хочу провести остаток жизни в бегах, Сейдж. Они когда-нибудь, но поймают меня, и я не хочу провести остаток своих дней, постоянно оглядываясь по сторонам. Давай просто сделаем все, что он хочет, и будем надеяться на лучшее, ладно? Она протянула руку, и мы переплели наши пальцы.
Краем глаза я вижу сердитое выражение на ее лице.
‒ В чем дело, Макс?
‒ Джеймс Келли, он полный идиот. Серьезно, он скрывается в округе Вашингтона. Можно подумать, что он достаточно умен, чтобы, в конце концов, покинуть штат, ‒ произносит она, закатывая глаза.
‒ Во всяком случае, Таймер выходил с ним на контакт, так что, скорее всего, он в Вашингтоне, так как ждет этого звонка. Учитывая тот факт, что в прошлый раз один из наемников Таймера тебя похитил. ‒ Я одариваю ее мимолетной улыбкой. ‒ Келли и впрямь хотел причинить тебе адскую боль. Думаю, если бы ты и заговорила, он бы все равно избил тебя. Возможно даже до смерти.
Ярость пронзает все мое тело, когда я думаю о том, что Джеймс Келли хоть пальцем мог прикоснуться к Макс.
ГЛАВА 17
Макс
Сейдж сообщил, что мы прямым курсом поедем в Вашингтон, не останавливаясь поспать. Поездка будет долгой, мы прибудем туда к наступлению утра, часа в три или четыре.
Когда, наконец, меня начинает тошнить от перечитывания одной и той же хрени – дело дошло до договоров – мы уже десять часов в дороге, и я ложусь поперек сиденья, кладу голову на колени Сейджу. Почти всю дорогу он сидит очень тихо. Я знаю: ему сложно смириться с моим участием в этом безобразии, так что я молчу в тряпочку. Он запускает пальцы мне в волосы, и через пару минут я засыпаю.
Через несколько часов я просыпаюсь с головной болью и затекшей шеей. Я сажусь, ворочая головой из стороны в сторону, и смотрю в лобовое стекло.
Сейдж, глядя на меня, протягивает руку и проводит пальцами мне по щеке.
– Я рад, что ты проснулась. Мне понадобится компания, чтобы не уснул я.
– Я поведу, – предлагаю я, но он качает головой. Вместо спора с ним я выдаю тот единственный вопрос, что еще не задала. Тот самый вопрос, что крутится у меня в голове с тех пор, как он открылся мне, что он убийца.
– Как ты стал наемником?
– Макс... – произносит он со вздохом.
– Нет, я хочу знать. Сомневаюсь, что есть место, куда можно прийти и заполнить анкету, или сдать резюме. Так что я хочу знать, и еще я хочу знать почему.
Да, возможно, я приоткрою шкаф со скелетами, но я хочу знать о нем все, что можно.
Он так сильно хватается за руль, что костяшки пальцев белеют. Думаю, я понимаю, что у него в голове, так что я тянусь и по очереди дотрагиваюсь до его рук.
– Мое мнение о тебе не изменится, Сейдж. Пора бы уже это понять.
– Знаю. Ладно, – говорит он, делает глубокий вдох и запускает руку в волосы. Я вижу, как длинная прядь на макушке остается торчать. – Когда мне было четырнадцать, отец заметил мой дар стрелять. Так что он отправил меня на соревнования. За следующие четыре года я выиграл почти все конкурсы, в которых участвовал. Мне стукнуло восемнадцать, я только что окончил старшую школу. У родителей были сложности с деньгами. Они поговаривали о продаже имущества, и может быть дома. Я хотел поехать в колледж, но мне было стыдно просить об этом в такой трудный для них момент. Вместо этого я сказал им, что хочу стать военным. Мама не обрадовалась моему решению, по понятным причинам это вылилось в большую ссору. Так что я пошел в тир, чтобы выпустить пар. Я был там один, и ко мне подошел парень по имени Скаут. Он сказал, что много лет наблюдает за мной и считает, что у меня большой талант. Затем он стал говорить о работе, деньгах ‒ и на словах все было отлично. Я знал, что смогу вытащить родителей из долгов и в будущем, если захочу снова учиться, то у меня будут для этого деньги.
Сейдж смотрит на меня.
– Должен признать, что я не купился сразу, но затем я встретил Снитча, и он изобразил эту жизнь совсем в другом свете. Он объяснил, что я буду убивать людей, которых власти не могут объявить преступниками из-за недостатка доказательств. Все выстрелы будут сделаны по приказу правительственных властей. Наркоторговцы, члены определенных мафиозных группировок, члены определенных бандитских группировок, те, кого считают возможными убийцами президента. Черт, даже сексуальные маньяки, которые не попадаются системе. Вот за каких людей платят большие бабки Таймеру и его команде убийц.
– И Снитч сказал правду? Именно такие поручения ты выполнял? – Я задерживаю дыхание. Надеюсь, молюсь, что именно в таких типов он стрелял. Потому что если он убивал мужей, чтобы жены могли получить страховку, то это определенно все меняет. Меняет настолько, что я могу даже согласиться выпрыгнуть из машины на ходу.
– Он говорил правду.
Мысленно я облегченно выдыхаю, потому что не хочу показывать, что волновалась.
– Я выполнил несколько заданий вместе с ним. И согласился работать с ними при одном условии: я буду знать причину, по которой человек должен умереть. Меня наняли как снайпера. Денег было много, и я знал, что делаю это ради того, чтобы выплатить родительский долг.
– Ты знал, почему должен был выстрелить в меня? – шепчу я.
– Нет, – быстро отвечает он. – Я просто взял работу без вопросов, потому что плата была высокая. Ты должна была стать моим последним заданием. Единственный вопрос, который я задал, почему это должно быть похищение, потому что Таймер никогда не просил нас о таком. Нашим заданием всегда был выстрел издалека и как можно незаметнее. Твое задание – полная противоположность незаметности.
Желчь подступает к горлу, в животе образовался узел. Слезы собираются в уголках глаз, и впервые я четко понимаю, насколько Сейдж опасен. Не знаю, как я раньше не замечала, но теперь я это вижу и разрываюсь. Разрываюсь между огромным чувством к нему и мыслью, что он осознанно пошел на работу, где будет убивать людей. Да, пусть они заслужили подобное, и пусть их отсутствие в этом мире сделало его немного безопаснее, но Сейдж уже двенадцать лет лишает жизни за деньги.
– Макс, детка, скажи что-нибудь, что ты... – голос срывается, и он тяжело сглатывает. – Просто скажи что-нибудь.
Но я не могу выполнить его просьбу. Что я должна сказать? Что меня закрутила карусель происходящего? Что я попалась на его красоту, так что весь разум вылетел в окошко, потому что я возбудилась? Что я только что поняла, что влюбляюсь в него и не знаю, получится ли у нас что-нибудь, и что я до смерти боюсь его потерять?
Я чувствую, как несколько теплых слезинок скатываются по щекам. Быстро стираю их.
– Макс, пожалуйста... – шепчет он, и клянусь, я слышу боль в его словах. Что-то в моей груди разбилось – мое сердце. И, бог мой, это запредельная боль. Не знаю, что делать. Я никогда не сталкивалась ни с чем подобным, и я не знаю, что сказать. Так что я, как заправский трус – что для меня ново – просто сижу и молчу.
ГЛАВА 18
Кэтч
Она сидит, молча уставившись в окно. Даже не взглянет на меня. Пару раз я слышу всхлипывания, но не уверен, плачет ли она, потому что я никогда не слышал, как она плачет.
Я думал, мы оставили это позади еще когда она узнала, что я убийца. Я, скорее, ожидал этого той ночью в доме моей семьи, но не сейчас. Я пытался оттолкнуть ее с самого начала. Я правда хотел этого в первые несколько недель. Однако сейчас... сейчас все, чего я хочу, – чтобы она заговорила со мной. Сказала что-нибудь, чтобы хоть немного снять это ужасное напряжение в моей груди.
Наверное, все дело в подробностях о работе. Или она потрясена тем, что была моим заданием, а я даже не потрудился спросить, почему удар пришелся именно на нее. Может быть, я зря это ей сказал, но и лгать я не хотел. Она заслуживает кого-то намного лучшего, чем я, так что я не могу быть с ней неискренним.
Теперь мне интересно, что если бы я рассказал ей все с самого начала. Мысль о том, что, возможно, мы могли бы избежать всего этого, теперь же для меня это нечто, что я мог бы держать под контролем с самого начала. Если бы я просто сказал ей всю правду.
Не имеет значения, как долго я пытался убедить себя в том, что мог бы предотвратить то безумие между Макс и мной, я знаю, это в любом случае произошло бы. Она ‒ та сила, с которой нужно считаться. Все в ней притягивает меня, как обезвоженного странника в пустыне к оазису.
И какова бы ни была причина ее молчания, это оглушает и ранит, как нож в груди. Я не знаю, что сказать, чтобы заставить ее говорить, и я не хочу на нее давить. Я чувствую, что облажался, и это ужасное чувство. Оно висит на моих плечах, как грузовик Мак, и я не могу ничего сделать, поэтому сижу, наклонившись к рулевому колесу.
Слава богу, это путешествие подходит к концу.
Я не везу ее домой. Вместо этого мы едем назад на мой склад. Он разрушен, но я смогу найти все, чтобы мы могли там переночевать. Уверен, ей не понравится идея возвращаться со мной домой, но я не выпущу ее из поля зрения. Впервые за двенадцать лет я не доверяю Таймеру.
И не важно, что происходит в ее милой головке, я все равно не позволю, чтобы с ней что-то случилось. Я очень стараюсь заботиться о ней ‒ в этом нет сомнений ‒ я не могу без нее дышать. Если я потеряю ее, то потеряю и свой гребаный рассудок.
****
Макс
Сейдж привез меня на склад. Я все еще не знаю, что сказать, поэтому заношу вещи и направляюсь в ванную. Мне нужно в душ. Эмоции, которые я испытываю, прожигают грудь изнутри, как неконтролируемый пожар, который я не в силах потушить.
Я чувствую столько всего одновременно, и все потому, что он уничтожил мою чертову стену. Мне нужна эта стена, но я понимаю, что это невозможно. Она просто перестает существовать, когда он рядом. Кроме того, я строила эту стену почти всю свою юность. И я никак не возведу ее снова за считанные минуты, часы или даже недели.
Особенно когда рядом он.
Сейдж способен стать моей погибелью.
Я захожу в горячий душ и подставляю тело под воду. Его скрипучий голос снова звучит в моей голове. Он ничего не сказал после того разговора, даже не пытался меня разговорить. Я не знала, что делать и что сказать. Все, о чем я могла думать, – это почему он не спросил, по какой причине удар пришелся именно на меня. Он спрашивал обо всех мерзких людях, которых убивал. Но не спросил обо мне, и, казалось, даже не собирался поставить меня в известность.
Эмоции слишком сильные, чтобы их сдерживать. Они пожирают меня изнутри, и если я не возьму себя в руки, то страшно представить собственную реакцию. Это больно. В груди сдавливает так сильно, что я бью по стене душевой, а затем поднимаю левый кулак, бью им и начинаю кричать.
Наблюдаю, как кровь стекает по стене и смешивается с водой под ногами. В запястье вспыхивает боль, но мне все равно. Мне даже приятно, я надеюсь, что, может быть, она отвлечет меня от боли, что терзает мою грудь изнутри.
Я понимаю, что принимаю желаемое за действительное, когда надеюсь, что смогу скрыть такую сильную боль. Ноги меня не держат, я сажусь под струи душа. Пусть. Всхлипывание добавляет боли, новые волны буквально растекаются в груди. Слезы льются, из носа течет, и в какой-то момент я начинаю материться.
Не знаю, сколько я там просидела, но все же я выхожу из душа и заворачиваюсь в полотенце. Глянув в зеркало, вижу полнейший кошмар вместо лица. Глаза опухли, нос покраснел, лицо отекло. Никогда в жизни я так не выглядела. Никогда в жизни я еще не позволяла себе плакать так долго.
Это он меня вынудил. Сейдж вынудил меня пережить столько эмоций, сколько раньше я себе не позволяла, и это меня сломало. Он сломал меня. Не знаю, когда и как, но это случилось. И теперь я в бешенстве из-за этого.
Не подумав одеться, я вылетаю из ванной в полотенце и застаю его на кухне, укладывающим вещи в шкаф.
‒ Почему ты не спросил обо мне? Ты убил всех этих людей ‒ что меня не трогает, вау ‒ и всегда узнаешь, зачем они умрут. Но не спрашиваешь обо мне. Почему ты не выяснил, зачем убивать меня? ‒ кричу я. Кулаки сжаты по бокам, и я в трех секундах от попытки выбить ему зубы.
Он закрывает шкаф и поворачивается ко мне, лишенной рассудка и превратившейся в один рыдающий и почти разрушительный сгусток эмоций.
‒ Макс, ты в порядке? ‒ спрашивает он и протягивает ко мне руку. Боль во взгляде и мягкий тон в обеспокоенном голосе ‒ это уже слишком.
Я поворачиваюсь и бью его по руке, пока он еще не коснулся меня.
‒ Нет. Очевидно, я не в порядке. А теперь ответь мне на вопрос, Кэтч.
Он дергается как будто от оплеухи, когда я называю его кличку вместо имени.
‒ Макс, я запутался. Мне предложили вступить с тобой в контакт, и я не знал, как это сделать. В тот день я снял с твоего рта скотч, чтобы услышать от тебя, что ты натворила. Я не спросил потому, что не хотел никаких противоречий с твоими словами. С самого начала я знал, что тут что-то не чисто, ‒ он наклоняется вперед и кладет руки на колени. ‒ Боже, Макс, из-за этого ты была столь молчалива?
‒ Отчасти. На меня свалилось все и сразу. Я поняла, насколько ты опасен, и еще ты не спросил, зачем кому-то моя смерть. А, и еще ты все говорил хриплым, скрипучим голосом, а я просто... боже, я не знаю. ‒ Я запускаю пальцы в волосы и вздрагиваю, пошевелив костяшками.
Сейдж хватает меня за руку.
‒ Какого хрена, Макс? ‒ Он смотрит на разбитые костяшки и подводит меня к раковине. Я не заметила, что они снова кровоточат.
‒ Я ударила стену душевой. Вообще-то удивительно, что ты не слышал того шума, что я там устроила, ‒ говорю я, пока он промывает руку водой.
‒ Я ходил в магазин. Макс, что с тобой творится? ‒ Теперь он прижимает чистое полотенце. Я качаю головой. Знаю, что со мной, но мне страшно это произнести. Страшно, что если скажу вслух, то изменюсь еще сильнее, чем до сих пор. Страшно, что стану еще более уязвимой, чем уже стала.
Но боже, с этим человеком я чувствую, что все эти эмоции вполне нормальны.
Наверно, вопрос в том, нормально ли мне быть уязвимой во всем, что касается Сейджа?
Он кладет бинты на комод и наматывает их мне на руку.
‒ Пожалуйста, поговори со мной, Макс. Прости. Я должен был сказать тебе, почему не спросил. Это не потому, что мне все равно, а потому, что стоило мне увидеть твою фотографию, мне стало совсем не все равно. Мне всегда было не все равно, а теперь ты вляпалась вслед за мной, потому что я не смог отказаться. ‒ Он наклоняет голову и прикасается лбом к моему лбу. ‒ Я тебя не заслуживаю, Макс. Вначале я пытался оттолкнуть тебя, но я гребаный эгоист, который получает все, что хочет.
У меня кружится голова, я верю каждому его слову. Протянув руку, я беру его сильный подбородок в свои руки, наслаждаясь ощущением щетины на нежной коже.
‒ Боже, Макс, ты напугала меня до чертиков, когда замолчала. Ты даже не смотрела на меня, я не знал, как все исправить...
Я прижимаю палец к его губам.
‒ Ты испугался? Большой плохиш, надирающий задницы, Сейдж Кармайкл испугался?
‒ Детка, ты закрылась от меня и я подумал, что может быть ты, наконец, поняла, что можешь найти кого-то получше меня, ‒ говорит он.
Я чувствую его дыхание на своих губах и закрываю глаза.
‒ Сейдж, ты меня заслуживаешь. Всю меня, навсегда.
Я сглатываю комок, застрявший в горле, потому что собираюсь сказать ему то, что никогда и никому не говорила. И не могу поверить, что скажу это первая, но дольше сдерживаться уже не могу. Иначе сойду с ума. Я целую его в правый угол рта, затем в левый, потом легко и сладко целую его в губы.
‒ Сейдж, я влюбляюсь в тебя. Если еще не влюбилась. ‒ Я ухмыляюсь, голос как будто пьяный. ‒ Прости, все это ново для меня, и я не совсем понимаю, что делаю, но...
‒ Заткнись, Макс, ‒ рычит он.
Сейдж зарывается пальцами в мои спутанные волосы на затылке и легонько тянет. Он закрывает глаза ‒ у него желваки так и ходят ‒ и сильнее прижимается к моему лбу. На долю секунды мне кажется, что я сказала что-то не то. Затем его глаза распахиваются, и он легонько целует меня в губы.
‒ Макс, милая, нужно выбираться отсюда, ‒ шепчет он.
‒ Что? У нас такой момент, а ты хочешь уйти?
‒ Ситуация хуже, чем я думал, и если сегодня мы с тобой будем заниматься любовью, то не на моем диване, ‒ он отпускает меня и отходит. ‒ Иди одевайся, я отнесу наши сумки в машину.
У меня трясутся колени, дыхание прерывается, и меньше всего я хочу перебираться в отель.
Я хочу его. Прямо. Сейчас.
И, как будто прочитав мои мысли, он снова хватает меня за волосы и оттягивает голову назад. Опустив рот к моему уху, он облизывает мою чувствительную мочку. Я чувствую, что между ног мокро, и напрягаюсь от желания, которое может удовлетворить только он.
‒ Сейдж, ‒ дыхание прерывается.
‒ Знаю, детка, но не здесь, ‒ рычит он мне в ухо. ‒ Теперь иди надень что-нибудь на свою прекрасную маленькую задницу, потому что я почти готов вынести тебя отсюда в полотенце. И это не хорошо. ‒ Сейчас он настолько близко к моему рту, что я чувствую движение его губ, когда он говорит.
‒ Не хорошо, да? ‒ выдыхаю я.
Он проводит рукой назад по полотенцу, всей ладонью обхватывает мою задницу и сжимает ее так властно, почти до боли.
‒ Не хорошо, потому что если кто-нибудь увидит тебя такой, кажется, мне придется его убить.
О, небеса. Вау.
Я вырываюсь из его хватки и бросаюсь в ванную, чтобы натянуть первое, что попадется под руку. Красный кружевной лиф, поношенные джинсы и черный свитер с глубоким вырезом. Я не беру трусики просто потому, что не могу их достать, и мне не нравится идея копаться в сумке ради них. Я выношу одежду к складу, бросаю сумку Сейджу и роняю полотенце на пол.
Смотрю на него и вижу, как он разглядывает меня широко распахнутым изголодавшимся взглядом. Его тело сотрясает дрожь, он качает головой. Кажется, я слышу, как он бормочет что-то о том, как я пытаюсь его убить. Не могу ничего поделать с довольной улыбкой.
Десять минут. Ровно столько нам требуется на то, чтобы добраться до отеля. И эти десять минут я не могу оторвать руки от его тела. Щипаю, облизываю и посасываю его шею, уши и губы. Мои соски торчат через ткань лифчика, и я определенно промочила джинсы насквозь.
Это безумие. Я схожу с ума от этого красавчика, и меня ни на йоту не волнует, насколько он опасен. Знаю, он никогда не причинит мне боль. Для этого у него была отличная возможность в первый день нашего знакомства. И да, он убивал людей, он убийца, но мне плевать. Он мой убийца. Мой. Сейдж Кармайкл мой. И мне плевать на его прошлое. Меня заботит только его будущее, потому что знаю, что если меня там не будет, то у меня не останется причин дышать. Он стал для меня воздухом, так же как я стала воздухом для него.
Я полностью пропала, я обнажена и влюблена, и нормально отношусь ко всем этим трем пунктам.
Когда мы входим в отель, я сразу же иду к лифту. Сейчас только 4:30 утра, так что в отеле тихо. Нужно оставить между нами хоть какое-то расстояние, иначе я растерзаю его, пока он нас регистрирует. Ноги скрещены, бедра напряжены, кулаки сжаты по бокам. Такое ощущение, будто нужно пробежаться, хотя это невероятно ‒ я должна быть уже измотана.
Наконец, мы оба входим в лифт. Как только дверь закрывается, он набрасывается на меня. Он поднимает меня над полом и прижимает спиной к стене лифта, проскальзывая бедром между моих ног. Его рот касается моего, медленными методичными поцелуями, от чего все внутри меня напрягается и дрожит от желания. Я толкаю бедра вперед, трусь киской о мышцы его бедра. Я прерываю поцелуй и откидываю голову с мучительным стоном.
‒ Дьявол, этот лифт должен ехать быстрее, ‒ рычу я. Слышу его хмыканье. ‒ Ой, я сказала это вслух.
Его рот снова рядом с моим, и он улыбается.
‒ Да-да, сказала.
Слава небесам, чертов лифт останавливается, и я обхватываю талию мужчины ногами. Он несет меня до двери, а я открываю ее карточкой.
Он не кладет меня на кровать, а ставит на ноги. Я просовываю руки под его футболку и расправляю ладони, проводя вдоль по разгоряченному упругому торсу, поднимая при этом футболку. Когда она оказывается над его головой, я набрасываюсь на один из его сосков языком. Он стонет и отходит назад, чтобы стянуть мой свитер через голову. Я вижу, как огонь зажигается в его глазах, из-за этого мои соски тут же твердеют.
Я готова наброситься на него. Сбить его с ног и слиться воедино, но он снова прочитал мои мысли.
Расстегивая лиф на моей спине, он шепчет мне на ухо:
‒ Ох, ты прекрасна. После всего, что ты сказала, мне просто необходимо почувствовать тебя, о да, всю тебя. Ты ‒ воздух, которым я дышу, Макс, и я собираюсь показать тебе, насколько ты моя. Мы будем делать это медленно. Я хочу насладиться каждой клеточкой твоего тела, прежде чем заставить тебя кричать мое имя.
Мои плечи подрагивают от его слов, ноги подкашиваются, а пульс резко подскакивает. Я уже задыхаюсь и постанываю, а ведь он еще даже не притронулся ко мне.
Ремешки моего лифа спадают сначала с плеч, потом соскальзывают на пол. Начав с кончиков пальцев, он медленно проводит руками вверх. Дойдя до шеи, опускается вниз, проводя руками по татуировке с птицей.
Мое тело дрожит от его прикосновений, и я покрываюсь мурашками. Моя кожа умоляет его приблизиться. Я закрываю глаза, и он проводит ладонями вниз по моей спине, а затем обратно к груди. Он обходит ее, поднимая руки вверх, чтобы коснуться моей шеи и лица. Он прижимает меня вплотную к своему телу, заставляя меня тереться окаменевшими сосками о его грудь.
Он облизывает мои губы, раскрывает их, целует меня, поглощая мои стоны, пробует на вкус каждый дюйм моего рта, язык, зубы и небо. Он словно хочет трахнуть мой рот своим языком, а я изо всех сил стараюсь удержаться на ногах.
Его руки в моих волосах направляют меня, притягивают ближе. Я покусываю его припухшую нижнюю губу и посасываю ее.
‒ Коснись меня, Сейдж. Пожалуйста... ‒ шепчу я ему в губы.
Он поднимает руки и кладет их прямо под полушария моей пышной груди.
‒ Здесь, Макс? ‒ спрашивает он, сжимая пальцами мои соски. Я издаю стон и выгибаю спину, тем самым еще больше вжимая грудь в его ладони. Чувства захлестывают меня, и в то же время я жажду большего.
Расстегнув мои джинсы, он стягивает их с моих бедер. После того, как они падают на пол, он подхватывает меня на руки и несет к кровати.
‒ Подними руки над головой и удерживай их в таком положении. Сколько бы раз ты ни хотела коснуться меня, ‒ не смей этого делать. До тех пор, пока я сам не скажу. ‒ Он смотрит на меня своим прекрасным взглядом серых глаз, и единственное, что я могу сделать, ‒ это кивнуть.
Он, все еще в джинсах, садится на мое обнаженное тело и прикасается губами сначала к забинтованным костяшкам, затем к еще не зажившему запястью. Потом поцелуями и языком прокладывает восхитительную дорожку вниз по телу. Его грудь находится так близко к моему рту, что приходится сжать губы, чтобы удержаться и не поцеловать его в ответ. Я сжимаю руку в кулак и подавляю отчаянный стон, что готов сорваться с губ.
Он целует мне веки, нос, касается языком губ и подбородка, проводит им по горлу. Чувствую, как пожар разгорается между ног, и меня мучает такая жажда, что я едва удерживаю бедра на месте. Они так и рвутся к нему, тело ищет успокоения. В ответ он придавливает меня своим весом, чтобы я не дергалась, и терзает мои соски своим умопомрачительным ртом. Лижет, посасывает, щипает твердые и чувствительные груди, пока они не тяжелеют, налившись.
К тому времени, как он спускается в самый низ, я дышу так часто, что боюсь, могу отключиться. Вполне возможно, что я кончу от одного касания его языка. Я настолько взвинчена и одновременно не в себе, что уже вижу звездочки перед глазами. Но вместо прикосновения ко мне там, где я больше всего хочу, он начинает спускаться поцелуями по моей ноге.
Я откидываю голову назад и испускаю разочарованный стон. Его губы складываются в улыбку у моей кожи.
‒ Боже! Сейдж, пожалуйста. Пожалуйста, просто коснись меня нахрен, ‒ эти слова вырываются из моей глотки напряженным голосом.
Он уже проделал путь наверх по второй ноге, и его плечи замирают между бедер.
‒ Ммм, но милая, ‒ он касается языком внутренней части моего бедра, ‒ я и так тебя касаюсь.
Я больше не могу. Голова подскакивает, и я смотрю ему прямо в глаза, в эти затуманенные мыслями о сексе глаза. Прядь темных волос упала ему на лоб, а левый уголок губ изогнут вверх.
‒ Коснись моей киски, Сейдж. Сейчас же. Пожалуйста... о боже, пока я не умерла, ‒ я вздыхаю и затем откидываюсь обратно на кровать.
После этих слов он начинает поклоняться мне как какой-то богине. Лижет, щиплет и трет влажные складки. Он концентрирует свое внимание на набухшем холмике, жар в животе наполняет меня, затем опускается ниже. Ноги на его плечах и пальцы на ногах сжимаются, когда все мышцы моего тела напрягаются от удовольствия. Он вводит в меня два пальца, приближая мое освобождение. Я близко, очень близко. Пальцы сжимаются, ногти врезаются мне в ладони.
Мне нужно коснуться его.
‒ Я сейчас кончу, но мне нужно коснуться тебя. Сейдж... ‒ стону я.
Он сильно втягивает мой клитор в рот, так что мои бедра тоже вжимаются в его рот. Я так близко, что уже больно, но я не кончу, пока не коснусь его, и он знает об этом.
Звук боли срывается с моих губ, и я опускаю руки на бедра, ногти впиваются в нежную кожу. Я сжимаю зубы, отчаянно удерживая последние крохи самоконтроля.
‒ Ох, детка, ты чертовски сладкая. Хорошо, сейчас... ‒ Он припадает к моему клитору. Мои руки цепляются за его волосы, и в тот момент, когда я пропускаю его пряди меж своих пальцев, я взрываюсь. Моя спина отрывается от кровати. Я тяну его за волосы, выкрикивая его имя. Я взлетаю так высоко, что понятия не имею, вернусь ли на землю.
Он оказывается обнаженным прежде, чем мой мозг вновь восстанавливает возможность соображать нормально. Нависая надо мной, он снова целует меня и я чувствую свой вкус вперемешку с его. Я хочу еще. Не могу им насытиться. Мне кажется, я никогда не смогу им насытиться.
Я провожу языком по его губам, он издает стон и продолжает упиваться моими устами.
‒ Это без сомнения было самое красивое зрелище, что я когда-либо видел, ‒ говорит он снова мне в губы.
‒ Я хочу большего. Хочу ощутить тебя внутри себя. Хочу всего тебя. Никаких презервативов. Я чиста и принимаю противозачаточные. Пожалуйста, скажи... ‒ говоря это, я вижу, как он спускается вниз и смотрит на меня, его взгляд тяжелеет.
Он кивает.
‒ Я чист.
Затем он снова захватывает мой рот своим, устраиваясь между моих бедер, касаясь влажных складочек своим твердым членом, а мои бедра двигаются вместе с ним.
‒ Смотри на меня, Макс, ‒ говорит он, когда я чувствую его головку у входа. Веки тяжело открываются, и я вижу, как он смотрит на меня сверху.
‒ С самого первого дня, как я увидел тебя, у меня все мозги в кашу, ‒ он медленно, по дюйму, входит в мой жаждущий тоннель, его глаза не отрываются от моих. Мои ногти врезаются ему в спину, в нем все прекрасно. ‒ Теперь я так сильно влюблен в тебя, Макс, что не вижу ничего, кроме тебя.
Он входит глубоко, и я вздыхаю от невероятного ощущения наполненности. Голова кружится от только что сказанного им, от ощущения его внутри меня и от тех диких эмоций, что разрывают мне душу.
Он делает резкий вздох сквозь стиснутые зубы.
‒ Черт, Макс, ты так хороша.
В этот раз я терпеливо жду, когда он привыкнет. И когда он начинает двигаться, я чувствую каждую часть его члена, что скользит внутри моей податливой киски.
Его движения столь медленны, практически до боли, но это так потрясающе, что я не хочу, чтобы это когда-либо заканчивалось. Он поворачивается и усаживает меня себе на бедра, задевая то самое потаенное местечко внутри меня.
‒ О, да, там... вот так, ‒ дыхание прерывается.
‒ Да? ‒ он выдыхает и усиливает натиск.
Я подаюсь к нему, массирую себе грудь и чуть не умираю от его прикосновений. Мы стонем, прерывисто дышим и произносим имена друг друга, его движения ускоряются и наши тела двигаются в унисон.
‒ Я говорил, что буду делать все медленно, но, черт побери, детка, ‒ произносит он хрипло.
Я дышу так тяжело, что не понимаю, как могу говорить. Прижимаюсь к его лбу своим.
‒ Не надо медленно. Я хочу тебя ‒ всего тебя, больше чем чего-то в этой жизни.
Он поднимает мне бедра, так что мои колени отрываются от кровати, и двигается так быстро и резко, что мне приходится схватить его за грудь, чтобы удержаться. Я выкрикиваю его имя в сладкой истоме, что снова поглощает меня, а он кончает вместе со мной, матерясь, упоминая мое имя и сжимая грубыми пальцами мою задницу. Его член пульсирует во мне с такой силой, что мы оба стонем, а я падаю ему на грудь.
Сейдж покрывает мою макушку и лоб поцелуями. Он прижимает палец к моему подбородку, и когда я поднимаю лицо для лучшего доступа, он продолжает нежно целовать его, останавливаясь на губах, чтобы слизать с них капельки пота. Его теплые гладкие губы отвлекают меня, и я медленно спускаюсь обратно на грешную землю.
ГЛАВА 19
Макс
Я просыпаюсь от того, что Сейдж бормочет приятные слова мне на ухо. Улыбаюсь и поворачиваюсь, вижу, что он нависает надо мной без рубашки, но в джинсах. От него пахнет мылом, волосы влажные, и он ухмыляется. От одного его вида сердце тяжелеет. Я протягиваю к нему руку, но он отодвигается и машет своим телефоном у меня над головой. Такого я точно не ожидала, поэтому вздрагиваю. В голове гораздо больше мыслей о вчерашнем веселье.
‒ Тут кое-кто на связи, прямо сейчас он очень хочет поговорить с тобой, ‒ говорит он. Тут я слышу, как знакомый голос моей лучшей подруги выкрикивает мое имя в динамик. Сейдж приподнимает брови.
‒ Джун! ‒ выкрикиваю я, выдергивая телефон из его рук, отталкивая его от себя другой рукой.
Он смеется и соскальзывает с кровати.
‒ Я тоже тебя люблю.
Я сажусь и прижимаю телефон к уху.
‒ Святые угодники! Больше никогда так со мной не поступай! ‒ кричит она. Я морщусь и отодвигаю телефон подальше от уха. ‒ Два очень странных парня пришли ко мне домой и давай расспрашивать о тебе. Настойчивые придурки, но, слава богу, они поверили моим словам, что честно ничего не знаю. Хотя я почти уверена, что за мной следят. А теперь скажи, какого черта происходит, пока я тут не взорвалась, ‒ она останавливается, делает глубокий вдох, и понеслась дальше. ‒ А что за парень мне звонил? По голосу сексуальный...
‒ Джун! Заткнись, ‒ кричу я. Сейдж подпрыгивает и поворачивается ко мне с поднятой бровью. Он держит чайник со свежезаваренным кофе. Я вытягиваю руку и возбужденно машу ему. Он смеется и берет еще одну кружку.
‒ Две сахара и одну сливок? ‒ изрекает он, поднимая два пальца вверх.
‒ Одну секундочку, Джун, ‒ говорю я и прикрываю трубку. ‒ Как ты узнал?
‒ Я уделяю тебе много внимания, Макс, ‒ искренне отвечает он, потряхивая пакетиками с сахаром. У меня в животе запорхали бабочки, приходится сделать глубокий вдох, чтобы успокоить поднимающиеся эмоции. Он никогда и нигде не заказывал для меня кофе, значит, он видел, как я готовлю его для себя. Да, мой кофе это малое, но раньше никто не уделял мне столько внимания. Никогда.
Джун снова начинает выкрикивать мое имя, так что я посылаю ему поцелуй и подношу телефон к уху.
‒ Да, я здесь.
‒ Макс, правда, ты напугала меня до чертиков, ‒ говорит она уже тише. ‒ Серьезно. Я не думала, что вообще тебя увижу, и не знала, что делать. После ухода этих парней идти к копам не вариант. Они напугали меня, и я просто не знала, что делать.
Я вздыхаю.
‒ Знаю, но ты должна понимать, что я хранила все в тайне, чтобы защитить тебя. И ты наверняка возненавидишь меня, но я скажу, что тебе придется еще немного подождать, потому что еще не конец.
‒ Это должно быть как-то связано с Келли, правильно? ‒ Я не отвечаю, так что она принимает молчание за согласие. ‒ Его не было на работе неделю. Ходят слухи, что он взял отпуск за свой счет. Но никто его не видел и не слышал. Он будто просто исчез.
‒ Слушай, я не могу тебе рассказать всего, но могу посоветовать обновить свое резюме. С очень большой вероятностью скоро тебе придется искать работу, ‒ говорю я.
Сейдж подходит ко мне и подает теплую кружку.
‒ Черт, ‒ вздыхает она. ‒ Ну, если ты не можешь рассказать про Келли, тогда расскажи о мужчине, который мне позвонил.
‒ Не-а. Он сидит прямо передо мной, наполовину голый и улыбается. Ни за что не буду говорить, пока он смотрит на меня, ‒ отвечаю я со зловещей ухмылкой. Он протягивает руку и тянет за простынь, которой я прикрыла грудь. Я хихикаю и шлепаю его по руке.
‒ Боже, ты же хихикнула. А! Ты меня убиваешь! Ну, ладно. Поболтаем завтра.
‒ Завтра?
‒ Ага, Кэтч сказал мне назначить нам встречу с твоим стилистом, чтобы сделать тебе прическу. Он упомянул что-то вроде «справиться с этой коричневой фигней» на твоих волосах, ‒ по голосу она была смущена, потому что знает, что я никогда не крашу волосы. ‒ В общем, у нас назначено после полудня, так что можно сначала пообедать. Я заберу тебя завтра около одиннадцати?
‒ Звучит здорово.
Звонок завершен, я бросаю телефон на другую сторону кровати. Ставлю кружку на прикроватную тумбочку, затем встаю на коленях, чтобы простыня сползла с меня.
В его глазах вспыхивает искра восхищения, и я прислоняюсь голой грудью к его теплой спине.
‒ Ты сделал это для меня? Позвонил Джун и организовал нам девичник? ‒ шепчу я ему в ухо.
Он протягивает руку и ставит свою кружку на тумбочку рядом с моей, потом поворачивает голову и оставляет грубый собственнический поцелуй на моих губах.
‒ Знаю, ты скучаешь по ней. И хотя я думаю, что ты прекрасна с любым цветом волос, я заставил тебя изменить его, так что хочу исправить это, ‒ он разворачивается и обхватывает меня руками, перемещая меня к нему на колени. ‒ Ты рада? ‒ спрашивает он.
‒ О да, и сейчас я покажу тебе, насколько, ‒ говорю я и медленно и долго целую его в губы.
Поскольку мы проснулись около четырех пополудни, мы вместе проводим остаток дня в постели. Заказываем обслуживание в номер и ходим голые. Сначала он предложил нам сходить поужинать, но я не хочу выходить. Хочу, чтобы он был только мой. Не хочу, чтобы кто-то другой смотрел на него. Сейдж мой, и сейчас я не хочу им ни с кем делиться.
****
‒ Привет, чика! ‒ Джун просто сияет, когда мы встречаемся в вестибюле отеля. Минута уходит у нее на осознание, и она испускает дикий крик, который привлекает внимание других людей. ‒ Твои волосы! Теперь я понимаю, о чем говорил Кэтч. С какого перепугу?
Я пожимаю плечами.
‒ Ну, ты вроде как подала заявление, что я пропала.
‒ Ах да, точно. Прости, я не думала...
Я отмахиваюсь.
‒ Ничего страшного. И вообще, посмотри с другой стороны. Кэтч каким-то образом оплатил нам обеим день развлечений.
Сегодня утром, когда я проснулась, он уже ушел, но оставил новый модный телефон и записку, что у него есть дела, но скоро он меня увидит. Я не очень поняла, что это значит. В записке также было сказано, что за салон уже заплачено, а телефон уже работает на моем старом номере.
‒ Идем. Я умираю... умираю, как хочу узнать об этом полуобнаженном парне, о котором ты говорила вчера. Это из-за него ты хихикнула? Первый раз слышу, чтобы ты хихикала. Вообще.
Я беру ее под локоток и смеюсь, пока мы идем к машине.
‒ Его зовут Кэтч. ‒ Я не могу ей не улыбаться.
‒ Ой, прекрати. Эту часть я уже знаю.
Я растягиваю рассказ, просто чтобы побесить ее. И заставить подождать, пока мы доберемся до небольшого кафе по пути. Я заказываю сэндвич и салат с чаем, отправляюсь поискать столик на улице. Там так красиво, а я провела столько времени взаперти, что коже отчаянно нужно немного витамина Д.
Джун грохает своим подносом.
‒ Ну, стерва, выкладывай. Сейчас же, ‒ командует она и плюхается на плетеный металлический стул напротив меня.
Я улыбаюсь и наклоняюсь на столик.
‒ Он потрясающий. Он прекрасен, серые глаза и темные волосы. А тело... боже мой, Джун, ‒ я притворяюсь, что падаю в обморок и обмахиваюсь рукой.
Я уже несколько недель не болтала с подружкой. Когда она перестает смеяться, я клянусь быть серьезной.
‒ Кэтч чудесный. Он добрый, он спас мне жизнь, и он делает мне так... ‒ я смотрю в небо, пытаясь подобрать слово.
‒ Ух ты, да ты в него влюбилась, ‒ говорит она. Я сфокусировалась на Джун, а она распахнула глаза от удивления. ‒ Не могу поверить. Недоступная Макс Брейди разрушила свою стену перед мужчиной.
Пока она распространяется, какое чудо Сейдж, я смотрю ей за спину на другую сторону дворика и вижу его. Он пьет кофе и улыбается мне своими потрясающими глазами. Теперь я понимаю, что значит «скоро меня увидит». Он наблюдает за мной. Поэтому он тут. Как настоящий альфа-самец.
Эта мысль разжигает во мне желание.
Джун прерывается на середине предложения, когда понимает, что я не слушаю ее и улыбаюсь как большая дура.
‒ Что? ‒ Она разворачивается, чтобы проследить за моим взглядом. Когда Джун видит его, он наклоняет голову и слегка машет ей. Она снова разворачивается ко мне, и я вижу, как она старается не улыбаться. ‒ Это он?
Я улыбаюсь и киваю.
‒ Святые угодники, он божественный.
Я улыбаюсь и снова киваю, потому что даже ценой жизни я не придумала, что сказать.
Он отрывает взгляд от меня, и я вижу, как к нему кто-то подходит. Джун разворачивает стул и смотрит.
‒ Что за ботан? Он кажется вкусным.
‒ Это Снитч. Мне кажется, он немного неразборчивый. И какого хрена случилось с твоими предпочтениями, пока меня не было? ‒ Джун никогда не вела себя так развязно в плане мужчин.
Она вздыхает явно сердито.
‒ Я возбуждена.
Мы обе смеемся, и я упускаю момент, когда Сейдж со Снитчем подходят к столику.
‒ Дамы, ‒ произносит Снитч мягко, глядя на Джун.
Джун прочищает горло.
‒ Кэтч и Снитч? Ваши родители были под мухой, когда давали вам имена?
Кэтч откидывает голову и раздается рычащий смешок.
‒ Нет, это прозвища.
Снитч бьет Сейджа по руке.
‒ Это как знать. Мои родители вполне могли быть под мухой, когда давали мне имя. Вообще-то я бы даже поставил на это.
Джун начинает смеяться, флиртуя. Пока она занята, я отвожу Сейджа в сторону.
‒ Почему он здесь? ‒ шепчу я. ‒ Это то самое дело, о котором ты писал?
‒ Ага, он позвонил мне утром из аэропорта. Снитч услышал про наше задание. Захотел быть здесь. Ему не нравится мысль о том, что Таймер втянул тебя в это, ‒ отвечает он. Я вижу, как у него ходят желваки.
Я касаюсь его лица.
‒ Эй, успокойся. Все будет хорошо. Все закончится через пару дней. ‒ Джун снова смеется. ‒ И если не считать тот факт, что, похоже, с моей подругой у него намечается интрижка, то я рада, что он тут.
Я поворачиваюсь и вижу, как Джун прислоняется к Снитчу, положив руку ему на грудь.
О черт.
Я смотрю на Сейджа круглыми глазами и наклоняю голову на бок, пытаясь заставить его увести Снитча от Джун. Он наклоняется и целует меня в губы.
‒ Развлекайся. Я буду рядом.
Я поднимаю взгляд и вижу, как Снитч шепчет ей что-то на ухо. Затем она поправляет волосы и выставляет грудь к нему поближе. Сейдж хлопает его по плечу.
‒ Идем, мужик, ‒ он практически оттаскивает его от Джун.
Мы идем в салон и проводим там более четырех часов. Ногти готовы, мышцы измучены, волосы подстрижены и покрашены. Вернулся мой пламенно рыжий цвет. Не знаю, сколько он заплатил за все это, но я была более чем готова отблагодарить его, когда вернусь в отель.