Китти и Полуночный час

Глава 10

Скрестив руки и сделав непроницаемое лицо, Кормак занял своё место, привалившись к стене. С ним остался один из полицейских. Парень не достал пистолет, но держал руку на поясе. Двое других начали обыскивать квартиру, проверяя шкафчики, ящики и за дверями.

Хардин подошла прямо ко мне.

Я ожидала огней, сирен и погрома. Множество предупреждений, чтобы можно было тихо ускользнуть. Но Хардин, вероятно, не собиралась трубить о своём присутствии, ведь она искала убийцу.

Нужно было сообщить, чтобы Карл приехал и забрал тело прежде, чем его найдут копы. С другой стороны, нам ведь так нужно, чтобы кто-то заметил, как мы погружаем тело в грузовик, записал номерной знак и вызвал полицию. Драки оборотней обычно происходят в дикой местности, где тела просто исчезают.

Тогда, по крайней мере, в мешок попала бы я.

Боже, о чём я думаю. Всё так запуталось. Зан мёртв.

— Вам есть, что сказать о разорванном теле, которое мы нашли внизу?

Я посмотрела на Кормака, который и бровью не повёл, и мысленно обматерила его.

— Нет, — ответила я. Наверное, самая глупая реакция, чем молчание.

— Вы его убили?

Я уже проходила через это сегодня ночью.

— Нет.

— Мисс Норвиль, похоже, я вынуждена отвезти вас в участок, чтобы задать несколько вопросов.

Трудно поверить, но мой желудок сделал кувырок. Может я и оборотень, но никогда не получала даже штрафа за нарушение правил стоянки, и уж тем более меня никогда не арестовывали. С другой стороны я никогда не владела автомобилем.

Но меня не арестовывали. Это всего лишь обычный допрос.

— Позвольте мне захватить пальто, — сказала я чуть шёпотом. Я встала и повернулась к детективу раненой рукой. Хардин наклонила голову и вгляделась в красные разрезы и сморщенную кожу.

— Когда вы поранились?

— Сегодня ночью.

— Невозможно. Такие раны заживают несколько недель.

— Вам стоит больше читать. Вы просмотрели те статьи, что я вам отправила?

— Да.

Она уставилась на меня, словно пытаясь прочесть мысли.

— Кто с вами это сотворил? — спросила она, словно она беспокоилась обо мне или что-то в этом роде.

Я сверкнула глазами.

— Разорванное тело внизу.

Она подождала секунду.

— Значит, вы утверждаете, что парень был оборотнем?

Я пожала плечами, накинув пальто, и захватила ключ от квартиры.

— Мне стоит позвонить адвокату?

На улице стояло, должно быть, полдюжины полицейских машин и фургон коронёра. Они блокировали всю улицу. Везде трепетала жёлтая лента. Рой людей в пластиковых перчатках толпился вокруг Зана, собирая улики и складывая их в мешочки. Доказательства. Доказательства, в которых они нуждались.

Слишком много напоказ. Карл всегда предупреждал меня, что подобное может произойти. Он действительно убьёт меня на этот раз.

Кормак и я проехались в милой патрульной машине. Он уже позвонил своему адвокату, который по его мыслям, защитит и меня, если я попрошу.

Я дрожала, думая о разновидности опыта, который получил адвокат, работая на Кормака. Но эй, охотник за головами избежал тюрьмы.

Нас с Кормаком развели по отдельным комнатам. Моя напоминала пресс-центр, в котором я была прежде, размером с небольшую спальню, казённая и без характера. Но на этот раз мне не принесли кофе.

Должно быть, уже четыре утра. Я не поспала и страдала от головокружения. Хотелось попросить стакан воды. Дверь не была заперта. Я открыла её, выглянула в коридор и никого не нашла. Но у меня возникло такое чувство, что попытайся я улизнуть, передо мной нарисовался бы целый эскадрон. Я вернулась в комнату.

Опустила голову на стол, думая о том насколько отстойная выдалась неделя, и задремала. Когда дверь открылась, я резко дёрнулась от испуга и задрожала в пальто. От нескольких минут полудрёмы мне стало только хуже.

В комнату вошёл мужчина лет тридцати, взъерошенный, с зачёсанными назад светлыми волосами мышиного цвета, которые давно не бывали под ножницами парикмахера, щетинистым подбородком, в сером пиджаке, который сидел по фигуре, но всё ещё казался чуть великоват, и скучном коричневом галстуке.

Незнакомец сутулился и нёс портфель под мышкой.

Подойдя к столу, он убрал портфель, чтобы пожать руку.

— Здравствуйте. Китти Норвиль? Я Бен О'Фаррелл. Кормак сказал, что вы нуждаетесь в помощи адвоката.

У него был обычный голос, но он говорил уверенно и смотрел мне в глаза.

— Здравствуйте, — машинально пожала я его руку.

Я попыталась получить о нём больше информации. Он пах средне. Нормально. Пиджак, возможно, нуждался в стирке.

— Не знаю, нужен он мне или нет.

Он пожал плечами.

— Никогда не повредит, когда полицейские вокруг. Вот моя визитка и расценки.

Он достал визитку из одного кармана, ручку из другого и попытался манипулировать ими и портфелем, затем опустил портфель, чтобы написать на визитке, которую вручил мне по окончанию.

Число было большим. И платой всего за один час.

— От вас есть польза? — поинтересовалась я.

— Кормак не в тюрьме.

Я машинально улыбнулась.

— А она ему светила?

О'Фаррелл улыбнулся в ответ и напомнил мне ястреба. Мне стало лучше: по крайней мере, он на моей стороне. Радостно, что я не поддержала обвинения против Кормака той ночью, когда он вломился на моё шоу.

— Вы можете остаться сегодня? Будем надеяться, что на дольше мне ваши услуги не понадобятся.

Он кивнул и пошёл к двери.

— Постойте.

Я вздрогнула, только начав понимать в какую передрягу попала. Он впускал полицейских. Я хотела бежать. Волчица начала нервничать, а мне это сейчас совсем не нужно.

—Я не хочу говорить им, что произошло.

Он задумался на мгновение и ответил:

— Хорошо.

Он выглянул в до сих пор открытую дверь и жестом пригласил кого-то внутрь. Детектив Хардин.

О'Фаррелл занял место за столом и с занятым видом стал рыться в портфеле. Хардин закрыла дверь и встала у двери, скрестив руки и нахмурившись.

— Что наёмный убийца делал в вашей квартире? — спросила она.

Не самое хорошее начало беседы. А есть ли вариант лучше?

Я поглядела на О'Фаррелла. Он уклончиво пожал плечами и продолжил перебирать бумаги. Это означало, что я могу говорить или нет? Я могла отказаться отвечать. Главным образом, потому что не знала, что сказать, а не потому что я что-то скрывала.

— Я позвонила ему. Меня избили, и я нуждалась в помощи. Мы поддерживали связь. С целью профессиональных консультаций.

— И никаких обид по поводу того, что произошло в прошлом месяце, значит?

— Видимо, нет.

— Что покойный делал в вашей квартире?

Я сглотнула, в горле пересохло.

— Не могли бы принести немного воды? — попросил О'Фаррелл. — Спасибо.

С ещё более неприветливым взглядом Хардин выглянула в коридор и кого-то позвала. Секунду спустя нам принесли два стакана воды.

Это всё просто пустая трата времени.

— Вы собираетесь отвечать? — спросила Хардин. Её волосы растрепались во все стороны, а на глазах лежала тень. Она тоже не спала.

— Он… он поджидал, — произнесла я, запинаясь. — Меня. Он хотел причинить мне боль.

Я сделала глоток воды и потупила взгляд. Мне было тяжело говорить.

— Почему?

Я не могла ответить. Не могла говорить. Слишком долго объяснить.

— Тогда вы можете сказать мне, кто ещё там был?

Я не могла ответить и на этот вопрос. Ещё раз я посмотрела на О'Фаррелла за помощью. Хардин тоже посмотрела на него.

— Надеюсь, ей зачитали права Миранды? – сказал он. — Она не должна отвечать на вопросы, на которые не хочет. Она здесь как добровольный свидетель.

Добровольный? Номинально.

— На данном этапе, — ответила Хардин. Она вернулась ко мне: — Тому парню откусила голову не дикая собака, и я вполне уверена, что и не вы. Под ногтями жертвы и во рту нашли кровь. Я готова предположить, что она принадлежит вам, и эта часть вашей истории сходится. Но если так, это означает, что вы были на месте преступления и, вероятно, знаете, кто убийца. Это случаем не тот волк-одиночка, о котором вы мне говорили? Того что мы ищем по подозрению в случаях с растерзанными телами?

— Нет, — сказала я, забывшись. — Это не имеет никакого отношения к одиночке.

Это внутренние дела стаи, и они её не касаются.

Хардин начала вышагивать по комнате.

— Мисс Норвиль. Китти. Прямо сейчас вы свидетель, не соучастник убийства. Не заставляйте меня пересмотреть свою оценку.

— Что?

— Если вы знаете, кто это сделал, и не скажите мне, я могу обвинить вас в соучастии.

— Это блеф, — вмешался О'Фаррелл. — Без большего количества доказательств вы можете обвинить её лишь в воспрепятствовании осуществления правосудия.

О чём, чёрт возьми, они говорят?

Хардин нацелилась на меня, пропуская мимо ушей слова адвоката.

—Если вы пытаетесь защитить того, кто это сделал, вы виновны в преступлении.

— Это не... так. Зан создал проблему; он напрашивался на это — это не... не... преступление.

— Мисс Норвиль.

О'Фаррелл сделал успокаивающийся жест. Я расслабилась.

— Убит человек, и вы говорите, что в этом нет ничего криминального?

— Нет, просто…

Просто, да, в рамках закона стаи, всё в порядке. Ти Джей был доминирующим волком, а Зан переступил черту. Я желала двойных стандартов, теперь, когда они могли принести мне пользу.

— Он поступил так, чтобы защитить меня. Зан напал на меня и…

— Мисс Норвиль! — предостерёг О’Фаррелл.

Я старалась изо всех сил, чтобы не озвучить имя. И на самом деле, это не была самооборона. Зан отступил. В любом случае Ти Джей убил его. В глазах человеческого закона Ти Джей был убийцей.

Я свернулась на стуле и прижала лицо к коленям.

О'Фаррелл встал.

— Детектив Хардин, я могу с вами поговорить?

Адвокат и детектив отошли в противоположный угол комнаты и зашептались. Казалось, они не понимали, что я всё ещё могу их слышать.

— Мисс Норвиль сотрудничает со следствием на пределе своих текущих способностей. Она ранена, совсем не спала и не в состоянии отвечать на ваши вопросы. Позвольте ей вернуться домой и отдохнуть. Вы можете поговорить с нею позже. Скорее всего, тогда от неё будет больше пользы.

— Отпустить её, чтобы она встретилась с тем парнем и согласовала их версии?

— Посмотрите на её отчёт — она никогда ни за что не привлекалась. Чиста, как младенец.

— За исключением того, что она оборотень.

Он пожал плечами.

— Не её вина.

Хардин отвела взгляд от раздражения, вытащила сигарету из кармана брюк, похлопала по другому карману в поисках зажигалки, но ничего не нашла.

Она указала на О'Фаррелла незажженной сигаретой.

— Если я позволю ей уйти, пообещайте мне, что проведёте с ней воспитательную беседу. Я не хочу её арестовывать.

— Я приложу все усилия, детектив.

Я должна поговорить с Ти Джеем. Это единственное, что мне сейчас хотелось.

О'Фаррелл встал рядом с моим стулом.

— Мисс Норвиль? Мы можем идти.

Хардин остановила меня прежде, чем открыть дверь.

— Не покидайте город.

В горле до сих пор стояла сухость. Это место было на вкус сухим и холодным. Всё, что я могла сделать — сжать губы и кивнуть, потупив взор.

Снаружи небо серело от рассвета. Слишком ярко. Мои измученные глаза разболелись от слабого света. Воздух кусал, пронизывая до самых костей.

Адвокат и я на мгновение остановились на тротуаре у полицейского участка.

— Я оборотень. Это вас беспокоит? Вы участник крестового похода против монстров, как Кормак?

Он улыбнулся, как будто я сказала что-то забавное; его выражение напомнило мне одну из ухмылок Кормака.

— Если бы Кормак был участником крестового хода, то застрелил бы вас при первой встречи независимо обстоятельств.

— Тогда, кто он?

— Ему просто нравится наблюдать, как близко к краю он сможет подойти и при этом не упасть.

Так или иначе, предложение, что Кормак — наёмник с желанием умереть страшнее, чем Кормак — наёмник с убеждениями.

— Кем вы работаете?

Он пожал плечами.

— Юрист, берущийся за любое дело.

— Да, я уже догадалась. Спасибо, что вызволили меня.

— Это было несложно. Вы нравитесь Хардин. Вас подвезти?

— Нет, спасибо.

— Небольшой совет, мисс Норвиль. Вы должны назвать полицейским его имя. Тогда только один из вас пойдёт ко дну. Если он ваш друг, то поймёт.

Он прекрасно подходил Кормаку как адвокат. Я могла представить его в гангстерском кино, как он ищет лазейки и жёстко разговаривает с судьёй.

— Я подумаю.

— По крайней мере, не связывайтесь с ним. Если вы пойдёте к нему, то мне будет очень трудно доказать, что вы не пытаетесь его покрыть.

— Я… мы не привыкли к человеческим законам. Обычно мы намного лучше убираем трупы.

Он ничего не сказал. Я устала от ожидания ответа, засунула руки в карманы пальто и ушла. Я чувствовала, как он провожает меня взглядом.

Путь я держала к Ти Джею.

Если Хардин отправила за мной слежку, я её не засекла. Меня не удивил бы такой поворот. Было глупо привести её прямо к Ти Джею. Но в тот момент я не могла ясно думать.

И всё же я не совсем была дурочкой и выбирала переулки и пешеходные тротуары, куда не могла проехать машина. Я бежала, я могла бежать очень быстро, даже раненной, как любой оборотень.

Парадная дверь его дома не была закрыта. Я скользнула внутрь, тихонько притворила дверь и заперла её на замок. У него было две комнаты: гостиная с раскладной кроватью и кухня/подсобка. Ванная находилась в дальней части.

Он спал на полу в гостиной, голый и запутавшись в одеяле. Должно быть, его тоже не было дома всю ночь. У него было великолепное тело, мускулистые руки и прекрасно сложенные плечи и спина. Он сжался в клубок, словно ему снился кошмар: волосы мокрые от пота, подушка прижата к груди.

Я сняла пальто и обувь и опустилась на колени около него, коснулась его щеки, держа ладонь около его носа, чтобы он унюхал мой запах. Он сместился и слегка застонал. Я легла с ним и прижалась, скользя в его объятия, пока он просыпался.

Он не открыл глаза, но я могла сказать, что он не спал, потому что крепко меня сжал.

— Прости, что накричала на тебя, — прошептала я.

Он улыбнулся и поцеловал меня в лоб.

—Хм. С тобой всё хорошо?

— Да. — Теперь так и было. По крайней мере, некоторое время. — Зачем ты так поступил, Ти Джей? Я не думала, что он настолько туп. Если он хотел бросить мне вызов, то почему не сделал это перед всей стаей? Только так он мог вернуть своё положение.

Ти Джей так долго тянул с ответом, что я подумала, что он снова заснул. Вопрос был полуриторическим, так или иначе. Я никогда не понимала поведение Зана.

И тут Ти Джей ответил:

— Кто-то надоумил его на это. Кто-то хотел, чтобы он убил тебя вне взора стаи.

Значит, это была не идея Зана. Логично.

— Откуда ты знаешь?

— Поскольку я сказал ему, что если он когда-либо снова нападёт на тебя, то я убью его.

Глаза защипало, полились слёзы, потому что я должна была рассказать ему о полиции. Я должна была спросить, чтобы он сказал мне, что делать. Он не мог сесть в тюрьму. Что с ним будут делать в ночи полнолуния?

Я устроилась ближе, положив голову ему на грудь.

— Кто навёл его на эту мысль?

— Кто-то выше меня рангом. Он бы послушался только того, кого боялся больше чем меня. Остаётся Карл или Мэг.

Время прошло, и солнечный свет начал проскальзывать сквозь шторы.

— Думаю, это была Мэг, — ответила я.

— Думаю, это Карл. — И затем, очень мягко: — Я раньше любил Карла.

Альфа стаи во многом был богом для нас. Я вспомнила свои первые несколько месяцев с ними. Я дрожала всякий раз, когда мимо проходил Карл. Я съёживалась у его ног, поклоняясь ему, обожая его. Когда всё ушло?

— Я тоже, — призналась я.

Мы поспали какое-то время. Я только наполовину проснулась, когда Ти Джей потянулся и сел. Он замер, сделал несколько глубоких вздохов, поднёс лицо ко мне, чувствуя запах моих волос, и опустился понюхать мою шею и рубашку.

— Ты пахнешь полицейским участком, — произнес он с сомнением.

Я рассказала ему всё, пока он делал яичницу с беконом на завтрак. Даже запах жарящегося мяса, наполнивший кухню, не пробудил во мне голода. Мы сидели за его пластмассовым столом, тарелки стояли перед нами, и ничего не ели.

Он поковырялся в своей, размазывая желтки яичниц-глазуний и размешивая их с беконом, посмотрел на меня, и я уставилась на свою тарелку.

— Вот что выходит, когда в первую очередь обращаешься к копам, — наконец сказал он.

— Именно потому, что я отправилась к полицейским и попала на хороший счёт, я сейчас не за решёткой.

Ну вот, мы снова спорим.

— Я не могу сесть в тюрьму. Как и ты. Расскажи им, что я преступник. И избавься от неприятностей. А я отправлюсь в бега. Отправлюсь в горы, возможно, побуду волком какое-то время. Так я смогу от них скрыться.

Мне не нравилось, как всё звучит. Так он не избавится от проблем. Мы понятия не имели, сколько времени он должен будет скрываться. Я хотела получить решение, благодаря которому все поверят, что Ти Джей невинен. Но на самом деле, он был виновен. В этом-то и проблема.

Под каким углом мы бы не взглянули на проблему, я рискую потерять его.

— Ты когда-либо слышали об обращённом, который не смог перекинуться назад? — произнесла я дрожащим голосом.

— Доводилось. Но с моими знакомыми подобного не случалось.

— Я не хочу, чтобы ты становился волком. Ты не волк.

— Это может быть силой, Китти. Если она поможет, то я буду дураком, не использовав её. Ты этому никогда не научишься — как использовать волка в качестве силы.

— Я буду скучать по тебе. Кто будет присматривать за мной, если ты уйдёшь?

Он улыбнулся.

— Кажется, ты говорила, что можешь позаботиться о себе.

Я хотела ответить что-то грубое, но начала плакать.

— Ты всегда сможешь навещать меня, — сказал он.

Я вернулась домой. Патрульные машины, фургон коронёра, рой людей и тело Зана исчезли. Несколько клочков жёлтой ленты с места преступления трепетали на ветру, зацепившись за кусты у зданий. В припаркованном через улицу седане, сидел парень и потягивал кофе. Наблюдатель. Я проигнорировала его.

Я выбросила окровавленное полотенце и рубашку, которые всё ещё валялись в раковине. Открыла окно и впустила немного воздуха, потому что казалось, что Кормак, Хардин, и полицейские всё ещё толпятся в квартире, не оставляя места дышать. Достала визитку О'Фаррелла из кармана и оставила её на кухонном столе. Вымыла лицо, почистила зубы и посмотрела на себя в зеркале. Красные, опухшие глаза. Жирные, усталые волосы. Бледная кожа.

Я начала говорить себе, что нужно просто подождать, когда всё вернётся в привычное русло. Потихонечку полегонечку всё уляжется, и мне станет лучше. Но я остановилась, потому что заставляла себе думать, что всё будет нормально, но когда это в последний раз было?

Перемена облика раз в месяц и пробуждение в куче с полудюжиной голых людей, вдыхая их подмышки, как прелюдия. Это нормально? Позволять Карлу бить меня, трахать, говорить мне, что делать, просто потому что волчья половина почувствует себя лучше? Это нормально? Я хотела вернуться к такой жизни?

Нормальная жизнь без волчицы была так давно, что я уже не могла её вспомнить.

У меня два выбора относительно Карла. Я могу оставить его или бросить вызов. Отъезд означал жизнь вне стаи. Это было тяжело. Слишком тяжело даже думать.

Я смогу жить одна?

Я могу сразиться с ним и победить?

Шесть месяцев назад я бы ответила отрицательно на оба вопроса. Теперь я колебалась. Если я не могу вернуться к прежней «я» шестимесячной давности, то должна ответить «да» на один из них.

Теперь осталось только решить, на какой вопрос я могу ответить – «да».

— …ну, будет клево просмотреть папку с отчётами о вскрытии и узнать, как много людей было застрелено серебряными пулями.

— Добавлю это в свой список, — сказала я в микрофон. — Полиция проверяет пули на содержание серебра?

— Должны, — хмыкнул звонящий. — Разве это не кажется очевидным?

— Действительно. Спасибо за звонок. С вами Китти, и в случае, если вы только что настроились на нашу волну, я составляю список вопросов, которые сотрудники правоохранительных органов могли бы захотеть начать задавать в определённых преступлениях. Тема сегодняшнего вечера — применение законов и мир сверхъестественного. У меня с собой государственная статистика по преступлениям, анализ убийств, которые произошли на территории США в прошлом году: орудия убийства, причины смерти и всё такое. Здесь написано, что по данным полиции, в прошлом году четырнадцать человек умерли от кола в сердце. Из этих четырнадцати восемь были также обезглавлены, а трое распято на кресте. Все случаи были признаны, цитата, «ритуальными убийствами», кавычки закрываются. Есть над чем задуматься. Мой вопрос: они проверяли, были ли те жертвы настоящими вампирами? А это можно проверить? Вероятно, нет. Некоторые разновидности вампиров становятся прахом после смерти. Хотя есть отчёт ЦКЗ, описывающий тесты на идентификацию ликантропов и вампиров. Давайте примем звонок. Привет, Рей, ты в эфире.

— Привет, Китти. Я просто хочу обратить внимание на суть, которую вы, кажется, упускаете: Если те четырнадцать «жертв», как вы их называете, действительно были вампирами, то можно ли назвать произошедшее убийством?

Ох, полемика.

— А ты как думаешь?

— Ну, я бы назвал это самообороной. Вампиры — хищники, и их единственная добыча — человечество. У человечества есть личная заинтересованность в избавлении от них при любой возможности.

Словно хозяин ранчо говорит о волках.

— Ну и дела, Рей. Некоторые мои лучшие друзья — вампиры. Что, если вампир, теоретически, никогда никого не убивал? Скажем, она только берёт кровь от добровольных доноров, держит её для себя и никогда не доставляет неприятности. И тут однажды приходит защитник человечества, охотник на вампиров и убивает её колом, потому что она вампир.

— Это продолжалось сотни лет. Думаю, вы первый человек, который назвал это убийством.

— Фактически, я не человек. И рискуя оскорбить множество людей большим количеством разных способов, я скажу, что нацисты также не называли свои действия убийством.

Я отсоединила его от линии прежде, чем он успел возмутиться.

— Позвольте мне провести мысленный эксперимент. У нас есть оборотень, вампир, неважно. Он убил кого-то без веской на то причины. Что должно произойти? Если бы это был обычный человек, его бы арестовали, представили перед судом и вероятно упекли за решётку на длительный срок. Возможно, его бы даже приговорили к смерти, если ситуация обязывала. Теперь давайте возьмём оборотня. Мы можем поместить оборотня в тюрьму на длительный срок? Что с ним делать, когда взойдёт полная луна? Или вампир — вы понимаете, как непрактично приговорить вампира к пожизненному заключению в тюрьме? У меня Тимоти на линии. Здравствуйте.

Звонящий заговорил низким, приятным голосом:

— Конечно, непрактично приговаривать вампира к пожизненному заключению в тюрьме. Думаю, не будет иного выбора, но охотнику на вампиров придётся позаботиться о данной проблеме. Это их работа.

— Значит, вы утверждаете, что законы не должны распространяться на данную сферу. Просто позволим охотнику на вампиров разбираться волей-неволей.

— Конечно, нет. Только пока вампирам не разрешат охотиться на охотников, волей-неволей, как вы говорите.

Предполагаю, что звонящий вампир. У него был типичный высокомерный тон и резкая манера речи, которая обычно отличала представителя культуры, что ценит утончённую грамматику, а это уж точно не признак молодой культуры.

— Значит, вне обычной юрисдикции. Сверхъестественный мир должен сам разбираться с проблемой, вот что вы утверждаете?

— Полагаю, что так. Если оборотень убивает другого оборотня в ходе драки за господство в стаи, вы действительно хотите привлекать полицию?

Ай. Дважды ай. Но я сама напросилась. Наука — не делай шоу по личной теме, которая тебя беспокоит. К сожалению, я не из тех, кто идёт на попятный. Как-то мне попалась на глаза цитата Черчилля: «Если идите через ад, не останавливайтесь».

— Позвольте мне ответить вам вопросом на вопрос: чтобы вы рекомендовали полицейскому, который действительно занялся междоусобными разборками? Скажем, обнаружено разорванное тело. Полицейский изучает труп и, демонстрируя великолепную ясность ума и широту взглядов, решает, что нападавший, возможно, не животное, а оборотень. К тому же, он проводит несколько тестов и узнает, что, э-м, жертва тоже была оборотнем.

Возможно, Хардин слушает. Возможно, мы обе чему-нибудь научимся.

— Что он должен делать?

— Закупить побольше серебряных пуль, — ответил Тимоти без колебания.

— Это не особо поможет.

Блин, я сказала это вслух. Я повесила трубку.

— Хорошо, пойдём дальше. Вы ликантроп, вампир и т.п., у которого проблемы с законом? Что вы сделаете? Каков ваш совет? И как всегда, любые комментарии к проблемам, которые мы обсуждаем в течение часа, приветствуются. Следующий наш гость, вы в эфире.

— Привет, Китти. Лучший и единственный совет, который я могу дать, когда у вас на хвосте копы, беги и не оглядывайся. Им уж точно за вами не угнаться. Красота...

— ...если вы собираетесь поставить вампиров и оборотней под юрисдикцию человеческого правоприменения, то, несомненно, нужно включить вампиров и оборотней в полицию...

Полицейские-вампиры? Она серьёзно? С другой стороны у них всегда есть ночная смена.

Звонки продолжали поступать.

— ...нельзя применять те же законы. Они никогда не смогут сработать и никогда не будут. Смерть и убийство не означают то же самое для людей, которые стали бессмертны и почти неуничтожимы...

Голова раскалывалась. Мои гости заставили меня почувствовать себя дурой. Они продолжали подводить меня к тому же самому пункту — Ти Джей прав, а я не должна была сотрудничать с копами. Сверхъестественная гласность невозможна. Я монстр из детских страшилок и должна примириться с этим фактом. Или застрелиться серебряной пулей.

Интересно, какова статистика самоубийств среди ликантропов.

Последние несколько дней Хардин отправляла людей следить за мной. Я ничего не делала, только курсировала между работой и домом, никому не звонила, ничего не говорила Хардин.

— Пришло время признания, — сказала я. — Вы знаете, что я иногда так делаю, беру вопросы из абстракции и рассуждаю, как они накладываются на мою жизнь. И вот что я думаю прямо сейчас: «в чём смысл?». Если двум мирам, сверхъестественному и человеческому, суждено быть костью в глотках друг друга, если нет способа пойти на компромисс в таких вопросах, как право управлять, то, что я здесь делаю? Почему я должна трудиться над шоу? Меня мучает желание бежать в горы и забыть о своей человеческой половине. Но знаете что? Мне будет не хватать шоколада. И кино. И следующего альбома любимой группы. И я спрашиваю себя, не в этом ли проблема, ликантропы и вампиры не могут технически быть полностью людьми, но раньше ими были, и об этом им никогда не забыть. Или главное, они никогда не должны забывать об этом. Ведь именно тогда и начинаются проблемы.

Монитор был полон звонков. Я посмотрела на Мэтта через окно, желая получить совет, не желая выбирать. Я не хотела слышать о чужих проблемах, не хотела слышать больше благочестивой риторики любого лагеря. Я просто хотела... не знаю. Возможно, послушать немного музыки, как в былые времена. Возможно, я смогу сделать это в следующем выпуске, пригласить группу и поговорить о музыке несколько часов. Да, это план.

Мэтт откинулся на спинку стула, улыбаясь мне. Он держался со мной до самого конца шоу. Та улыбка говорила, что он счастлив быть здесь. Я не могла не улыбнуться в ответ.

Он был моим другом, и он был человеком. Это что-то значило.

Я потянулась и вздохнула, делая голос легче, чтобы вытянуть шоу из депрессивной ноты.

— Хорошо, похоже, у меня знакомый на линии. Я всегда ценю людей, которые звонят не один раз. Джеймс, привет.

— Китти, я просто хочу сказать тебе, как много твоё шоу значит для меня. Это… ты… голос разума, понимаешь? Ты так всё продумываешь. Это помогает, действительно помогает. Я надеюсь, что ты никогда не бросишь своё дело.

Его голос казался ещё более напряжённым, чем в прошлый раз. Если шоу помогало ему, я не хотела бы думать о том, какой бы голос у него был без него.

— Спасибо. Это многое значит для меня. Как поживаешь?

— Я хорошенько всё обдумал. Кажется, со мной всё в порядке. Кажется, я занимаюсь тем, чем должен. С чего бы ещё это произошло со мной, если это не путь, и я могу делать подобное?

Мой живот словно заморозило.

— Делать подобное, Джеймс?

— Я хочу признаться, Китти. Я не особо любил быть человеком, когда им был. Природа оборотня не сильно отличается, не считая теперешней силы. Я… я знаю, что делать. Когда я не могу решить, что делать, волк говорит мне.

Джеймс был больным психопатом. Он, вероятно, уже страдал от заболевания прежде, чем стал ликантропом. Так что произошло, когда ненавидящий самого себя и весь мир больной псих стал оборотнем?

Кровь застучала в ушах, когда я перепроверила монитор. Мы собирали имена и родные города звонящих. Я не могла вспомнить, откуда он и посмотрела краем глаза на монитор.

О, мой Бог. Денвер. Он находился под моим носом всё это время.

Я прикрыла микрофон и прошипела Мэтту, двигая одними губами: «Его данные. Получи номер. Сейчас же!»

Наклонившись к микрофону, я постаралась сохранить голос спокойным:

— Что твой волк говорит тебе делать, Джеймс?

— Ты знаешь, Китти. Ты знаешь. Что твой волк говорит тебе делать? Ты понимаешь.

«Используй когти. Зубы. Пусти кровь. Беги».

Да, я понимала. Но я выиграла то сражение.

— Ты когда-либо останавливался подумать, что твой волк может быть неправ?

— Но волк намного сильнее меня, — восхищённо произнёс он.

— Сила — это ещё не всё. Есть ещё целый пласт культуры. Ты назвал меня голосом разума, Джеймс. Так, где же разум во всём происходящем?

— Я говорил тебе. Если есть разумная причина в происходящем, то вот она. Я должен быть сильным.

Я проверила часы. У меня ещё пятнадцать минут эфира. Я никогда не бросала шоу незаконченным. У меня никогда не было лучшей причины для этого. Но я осталась. Я закончила. Я попыталась казаться нормальной, потому что не хотела, чтобы Джеймс подумал, что что-то не так.

— Хорошо, мы прерываемся на рекламу, но скоро вернёмся на «Полуночный час».

Я выключила микрофон и крикнула в кабину:

— Ты достал номер?

— Да, — сказал Мэтт, идя через дверь с листком бумаги в руке. — И адрес. Китти, ты побледнела. Что с тобой?

Во рту пересохло, а сердце забилось настолько быстро, что я задрожала.

— Я ещё не знаю. Просто… позволь нам закончить. Я должна позвонить прежде, чем мы вернёмся в эфир.

Звони в полицию! Это был правильный поступок. И всё же нет, потому что всё это дерьмо, сверхъестественное, когти и клыки и всё, что делает нас другими, определяет иные поступки правильными. Возможно, это изменится когда-нибудь.

Джеймс как волк не был волком. Он даже не был человеком-психопатом в облике волка. Он был и тем и другим одновременно. В то время как мне нравилось притворяться, что я взяла лучшее из обоих миров, у Джеймса, казалось, было худшее. Волк выпрыгнет, когда Хардин припечатает его к земле и наведёт пистолет. Джеймс нападёт. Я не могу позвонить Хардин. Её убьют. Или заразят. Я не желаю ей подобной судьбы.

И снова я позвонила Кормаку вместо полицейских. Теневой закон.

— Да.

— Это Китти. Есть желание отправиться на охоту сегодня ночью?

Он колебался одну секунду.

— Я не знаю. Что у тебя?

— Кажется, я нашла отщепенца, который стоит за убийствами в городе.

— Ты звонила Хардин?

— Нет. Этот парень… он звонил в шоу. Он местный. Говорил как безумный. Хардин не знает, как с ним справиться. Она попытается арестовать его, и он разорвёт её на части.

— То есть ты не возражаешь, если меня разорвут на части?

— Уверена, ты справишься.

— Спасибо, наверное.

— Я хочу пойти с тобой.

— Ты уверена?

— Я знаю его запах с места преступления. Это единственный способ определить, что тот парень и есть наш преступник.

— Ладно. Ты сейчас на работе?

— Да.

— Я заеду за тобой.

Кормак повесил трубку.

Мэтт ждал в дверном проёме между кабиной и студией.

— Китти, ты серьёзно?

— Да. Ты слышал этого парня. По его голосу понятно, что он не просто планирует что-то сделать. Он уже сделал. Сколько времени у нас осталось?

— Я не знаю. — Ему пришлось оглянуться на свою панель. — Десять минут?

Я приняла ещё пару звонков и потратила все свои силы, чтоб не выдать волнение в голосе. Совершенно не помню о чём шла речь или что я говорила. Надеюсь, всё прошло нормально.

— Это Китти Норвиль, Глас Ночи.

Я закончила вздохом и прослушала свой записанный вой.

— Будь осторожна! — крикнул Мэтт, когда я выскочила из кабины.

Я скорчила гримасу, выдав ему лучшую ободряющую улыбку, которую смогла выдавить из себя сейчас. Мэтта это не успокоило. Он обхватил дверной проём, что побелили костяшки. С этим я ничего не могла поделать.

Кормак подъехал к бордюру, стоило мне выйти через главный вход радиостанции. Он вёл внедорожник. Не джип, а настоящий внедорожник с комьями грязи на колёсах. Я села на пассажирское сидение и продиктовала адрес. Хвала Всевышнему за он-лайн справочники.

Мы проехали пять кварталов, когда Кормак наконец нарушил тишину:

— Ты понимаешь, что мы должны убить этого парня. Не вызывая полицию, обойдя закон, только так. Мы не будем его арестовывать, выяснять мотивы, а просто убьём.

— Ты слушал шоу.

Судя по рейтингам, моя аудитория увеличилась, чуть ли не в два раза, но никто, казалось, не хотел признавать, что слушает моё шоу.

— Ты когда-нибудь убивала?

— Нет.

— Тогда не мешайся, чтобы у меня вышел чистый выстрел.

Я облокотилась на дверь и опустила лоб на ладонь. Вигилантизм (самосуд) - вот слово, описывающее наши действия. Но тонкости юридических терминов ускользали от меня. Убиты четыре женщины и убил их оборотень. Кто-то должен остановить его.

У Кормака зажужжал мобильный. Он валялся в пепельнице около рычага переключения передач. Кормак схватил свободной рукой провод, свисающий с телефона, и вдел в ухо наушник. На это ушло приблизительно шесть гудков. Теперь понятно, почему он всегда так долго берёт трубку.

— Да. — Он подождал минута, затем сказал: — Минутку.

Он прикрыл микрофон на наушнике.

— Это Хардин. Она хочет знать, знаю ли я, как связаться с тобой. Она хочет поговорить с тобой о сегодняшнем шоу. Видимо, она его слушала.

— Мне ей рассказать?

— А смысл? Легче выпросить прощение, чем разрешение.

Он прав. Она только помешает.

— Я перезвоню ей, когда всё закончится.

Кормак раскрыл провод.

— Детектив? Я перезвоню вам по этому... Что я делаю? Веду машину... Да, я буду на связи. — Он вытащил провод из уха с ухмылкой. — Она оптимистка. В этом-то её беда.

Адрес у нас северо-восточный, район обветшалых зданий на краю зоны индустриальных складов, нефтеперерабатывающих заводов и железнодорожных путей. Возможно, когда-то это было милое местечко, примерно пятьдесят лет назад. Во многих дворах стояли большие многолетние деревья, но они засохли, их ветви обломились, а сами дворы заросли сорняками. Уличные фонари все вышли из строя, но свет с натриевых прожекторов со складов доходил и до сюда болезненно-оранжевым потоком.

Когда мы вырулили на нужную улицу, Кормак погасил фары и медленно поехал вперёд.

— Вон тот, — сказал он, указывая на бунгало, стоящее вдалеке от дороги. Дом полувековой давности, возможно три-четыре комнаты. Раньше он был белым, но краска сшелушилась, отслоилась и сошла; дерево сбоку раскололось и рухнуло. Половина кровельной плитки исчезло.

Я опустила окно. Воздух пах смолой, бензином и бетоном. И всё же даже здесь ощущалась некая дикость: крысы, еноты, дикие кошки… Это место было сухим, неприятным. Стая никогда сюда не приходила. Зачем нам жить здесь, когда у нас есть холмы и леса, настоящий дикий мир под боком? Это одна из вещей, которую я люблю в Денвере: все преимущества города, но лес и горы совсем недалеко. Зачем волку (хоть оборотню, хоть нет) желать оставаться в этом опустошении? «Только если ему некуда пойти», решила я.

Тогда, как он попал сюда? Оборотнями не рождаются, ими становятся. Кто-то обратил его и бросил на произвол судьбы, и он пришёл сюда.

Или кто-то нарочно оставил его здесь, чтобы он оставался в сторонке, незамеченным, так как стая никогда в этот квартал не приходила. Это означало... Карл знал об этом парне? А если не Карл, то кто?

— Ты как? — забеспокоился Кормак. — У тебя такой вид, словно ты съела лимон.

— Мне не нравится, как пахнет это место.

Он улыбнулся, но улыбка получилась кривой, недружелюбной.

— Мне тоже.

Мы вышли из машины. Кормак прошёл к багажнику, достал кобуру с пистолетом, обвязал её вокруг пояса, вытащил винтовку и перекинул второй пояс, с тяжёлым мешочком, через плечо. Я не хотела знать, что там находилось. Мы спокойно закрыли двери и приблизились к дому.

— Разреши мне пойти первой, — прошептала я. — Разнюхать аромат, удостовериться, что именно он нам и нужен. Он может запаниковать, если первым увидит тебя.

— Хорошо, — произнёс он, но скептически. — Просто подай сигнал, и я приду и застрелю его.

Почему мне не стало от этого легче?

Я пошла немного быстрее, приближаясь к цели. Свет шёл через горизонтальные полосы жалюзи на переднем окне дома. Я наклонила голову и прислушалась. Голос внутри звучал низко и скрипуче — радио, настроенное на КНОПКУ. Шоу закончилось только полчаса назад или около того. Я прошла по дорожке к парадной двери. Кормак отставал на несколько шагов. Я попыталась всмотреться в переднее окно, но щели на жалюзи в основном были закрыты.

Я сжала ручку и повернула. Не заперто. Я отдёрнула руку. Не хочу заходить внутрь и пугать хозяев. Пришлось постучать.

Кормак сошёл с дорожки и прислонился к стене дома, чтобы его не было видно с крыльца. И, случайно, с подветренной стороны от двери. Или возможно не случайно.

Я прождала целую вечность. Ну, по крайне мере, больше пяти минут. В дом входить не хотелось, но никто не отвечал. Возможно, хозяин уехал. Возможно, он пошёл кого-то убивать. Если я войду, то, по крайней мере, получу его запах. Я узнаю тот ли этот парень по запаху с места убийства.

Я открыла дверь и вошла.

Деревянный пол гостиной был шершавый и неровный, словно по нему возили взад-вперёд дюжину поколений мебели, и на нём выросли целые стаи детей. Но это было давным-давно, в другой жизни. В одном углу на полу примостилось старое ТВ. На нём стояло радио. Возможно, это Родни, ночной ди-джей, запускал последний блок. По центру находился диван, который лучше смотрелся бы на крыльце перед общежитием. Больше почти ничего. Коробка с хламом занимала другой угол. На стенах никакого декора, только пятна коричневого и жёлтого цвета. Интересно, чем этот парень зарабатывал себе на жизнь. Если здесь вообще кто-то живёт. В этом доме не было никаких доказательств человеческого обитания. Просто дом, печальная и запущенная жертва времени.

Я сделала глубокий вдох через нос… и не успела распознать запах, как перед глазами вспыхнула сцена. Кровь. Тело жертвы, раскиданное по переулку. Говорят, запахи тесно связаны с памятью. Что это значит для оборотня, у которого настолько острое обоняние? Воспоминание, очень ярко, со всеми деталями, звуками и остальными запахами, которые отпечатались в памяти наряду с запахом оборотня-убийцы. Мой живот скрутило с тем же отвращением.

Впереди коридор, ведущей к остальной части дома, вероятно кухни, спальни и ванной. Внезапный поток воды пробежал по трубам. Смыв унитаза. Хлопок дверью. В коридоре появился человек и пошёл в моём направлении.

На нем была обычная белая футболка и выцветшие джинсы. Мужчина высокого роста, сложен как рабочий-строитель, толстые руки, широкая грудная клетка. Подстрижен под ёжик, который уже отрос, с двухдневной щетиной. Никакой обуви. Он пах также как комната, удушливо и отвратительно.

Незнакомец остановился, завидев меня. Его ноздри раздулись, вбирая запахи, как это делают оборотни. Кулаки сжались. Бросая молнии глазами, он двинулся ко мне, подбираясь точно хищник.

Я стояла прямо, стараясь не дрожать и никаким иным образом не выдать слабости, что его волк воспринял бы в качестве приглашения напасть.

Я взяла слово:

— Вы Джеймс?

Он остановился, словно ударившись о стену. Его лоб наморщился, на лице появилось замешательство.

— Что вы сказали?

Это был он. Тот голос, низкий и напряжённый, близкий к ломке.

— Джеймс. Вы Джеймс?

Он глянул исподлобья, словно стараясь сфокусироваться на мне. И тут его глаза широко распахнулись.

— Так это вы. Китти.

Он преодолел расстояние между нами, и я уж было решила, что он сожмёт меня в стальной хватке, но он остановился в шаге от меня — я даже не вздрогнула. Джеймс сложил руки, словно молясь на меня:

— Я ваш большой фанат!

— Спасибо, — слабо произнесла я. Я должна была закричать. Просто закричать и прыгнуть в сторону, чтобы Кормак выбил дверь с оружием наготове. Но Джеймс ошеломил меня.

Джеймс не задавал вопросы, которые бы я задала знаменитости, окажись она в моём доме. К примеру, «как вы меня нашли?» или «почему вы здесь?». Он вёл себя так, словно не находил в этом ничего странного, словно такой визит был естественной частью его жизни. Жизни, где он постоянно делал звонки на ночное радио-шоу.

Он сутулился, опускаясь передо мной, словно в поклоне. Он должен был наклониться, чтобы стать ниже, чем я. Именно это он и сделал, демонстрируя подчинение одного волка пред другим. Он продолжил отводить взгляд. Его инстинкты взяли вверх.

Я бросила на него взгляд. Не угрожающий «я круче, чем ты», нет. Скорее изумлённый, взволнованный взгляд. Что мне делать с ним? Я не хотела, чтобы он трогал меня, но он медленно приближался, словно собираясь тронуть меня лапой, потереться, как делает подчинённый волк с тем, кого воспринимает как альфу. Я отстранилась.

Он съёжился, прижимая руки к телу, с грустными и полными боли глазами.

— Вы не понимаете, — сказал он. — Это... здорово. Этого я всегда хотел. Вы можете помочь мне. Вы другая — одна из нас, как мы — я никогда никого не встречал, кроме…

Он остановился и сглотнул. Его дыхание участилось.

— Кроме кого, Джеймс? — еле выдавила я.

— Кроме моей создательницы. Она помогала мне. Она сказала, что у меня может быть стая, если я убью другого оборотня и займу его место. Она сказала, что покажет мне. Я… я могу это сделать. Я знаю, что могу. Я практиковался. Но она не сказала мне куда пойти. Она…. она не должна встречаться со мной какое-то время. Но вы ведь поможете мне? Вы помогаете такому огромному числу людей.

Мне стало очень плохо. Джеймс нуждался в помощи, но я не могла ему помочь. А кто мог? Какая больница могла его содержать? Кто мог что сделать? Это был, конечно, человеческий разговор. Я вспомнила слова Кормака: «ты понимаешь, что мы должны убить этого парня». Как волк он переступил все границы. Как Зан. Но означает ли это, что нет никакого способа научить его правилам?

Джеймс поднял голову и посмотрел поверх моего плеча. В дверном проёме стоял Кормак.

— Норвиль, это он?

Я смогла лишь кивнуть.

Кормак поднял руку и выстрелил.

Я прыгнула в сторону. Джеймс уже бежал. Я думала, что он обернётся, попытаться отступить в дальний конец дома. Именно так я бы и поступила. Но он прыгнул вперёд, под радиус поражения оружия, оттолкнул Кормака и выскочил из дома.

Кормак ударился о дверную раму, но встал уже через секунду, развернулся и выстрел ещё два раза. Его рука осталась устойчивой, взгляд целился в мишень, чётко её отслеживая, словно Кормак сидел на треноге.

— Чёрт!

Он отвёл пистолет, когда Джеймс скрылся за углом дома.

Я побежала за Джеймсом, зная, что он, возможно, поджидает с другой стороны дома, чтобы заманить в засаду преследователя. Я не хотела терять его из виду. Кормак был прямо позади меня.

В полосе двора между двумя зданиями лежал след из одежды: джинсы, трусы и белая футболка, порванная в клочья. В нос ударил тёмный, дикий аромат: мускус, мех и пот недавно перекинувшегося ликантропа.

Я расстегнула молнию на джинсах и сняла их.

— Что ты делаешь?! — крикнул Кормак, замирая.

Я остановилась. Я не знала, справлюсь ли. Но у меня не было выбора.

— Я могу двигаться быстрее, если изменюсь. Это единственный способ не потерять его след.

«Волк может быть силой», сказал Ти Джей. Посмотрим.

Кормак открыл рот, начиная спорить. Но ничего не сказал. Его плечи резко поникли, и он отвёл взгляд. Я сняла рубашку и лифчик. Воздух был холодным, плечи покрылись гусиной кожей. Но внутри разливалось тепло. Мои мышцы напряглись, уже готовясь бежать, потому что я знала, что это означало; волчица знала, что это означало. Я хотела охотиться, и я нуждалась в ней. Я была готова. Она присела, наполняя меня нетерпением.

Кормак начал уходить.

— Постой! — крикнула я. — Я хочу, чтобы ты посмотрел.

— Зачем?! — резко выкрикнул он.

— Я хочу, чтобы ты запомнил мой облик и случайно не подстрелил.

— Если я когда-нибудь выстрелю в тебя, то это не будет случайно.

Я приблизилась к нему голая, не испытывая стыда. Я стояла на краю потустороннего мира, и человеческая мораль здесь не действовала. Я не знала как быть в такой ситуации, когда волчица смотрела моими глазами.

Я сделала шаг в сторону, не сводя с Кормака глаз.

— Вот твой шанс. Если ты решила перекидываться, то заканчивай побыстрей, а то мне всё время приходится оглядываться.

Я не знала, сколько времени я простояла, ожидая, что Кормак поднимет пушку и выстрелит мне в голову. Я стояла, раскинув руки, предлагая ему себя. Мой яркий взгляд не сочетался с моей слабостью. Но раз и навсегда, я должна выяснить, что Кормак захочет сделать.

— Будь осторожна, — наконец сказал он.

— Да. Ты тоже.

Я отвернулась и пошла к дальней части переулка.

— Не пытайся бороться с ним, Китти. Он крупнее, чем ты. Просто найди его, а остальное оставь на меня.

Я кивнула.

Удерживать её словно задерживать собственное дыхание. Как только я подумала стать волчицей, обращение началось. Ощущения, бегущие с током моей кровью, разбудили нервы и инстинкты, спящие большую часть времени. Любое время, кроме ночи в период полнолуния, я могла сдержать её. Но если бы я хотела обратиться, то просто должна была освободить дыхание, подумать о выдохе, и следующий вдох принадлежал бы уже ей.

Моя спина согнулась, по телу прошла первая конвульсия. Думай о воде, позволь ей скользить, и мех волнами расползётся по моей спине и рукам, иглы утыкают кожу. Я заворчала, блокируя боль. Когти, клыки, кости и мышцы…

Она дрожит, ероша мех и разминая мышцы.

Уши навостряются, и она поднимает голову, чтобы различить фигуру неподалёку. Он стоит на двух ногах и пахнет опасностью механической боли. Её другое «я» различает оружие, которое может убить её.

Её другое «я» также узнает его, опускает мех и сдерживает рык.

— Норвиль?

Напряжённость, беспокойство, страх. Она может взять его, убить, если надо. Он слаб. Но то оружие сильнее. Оно пахнет огнём.

— Ты здесь? Ты знаешь, кто я?

Тон полон сомнения в поисках заверения. Его беспокойство связано не с ней, а с тем, что есть другая опасность. Другой, бродяга, изгой. Она помнит.

Признав его как друга, она виляет хвостом.

— Боже правый, поверить не могу, что я это делаю.

Он говорит это её спине, потому что она уже бежит.

Она ищет того, кто вторгся на её территорию, вызвал опустошение, нарушил кодекс. Он бежит далеко впереди, но ночь тиха, земля ясна, и она может чувствовать его запах, преследовать его, словно он кролик. Нос у земли, ноги несут, мышцы не напряжены. Она почти летит, она найдёт его. Её пасть немного открыта, язык пробует воздух.

Ближе, она становится ближе. Он впереди. Она испытывает возбуждение, потому что он пытается сбить её с толку, заставить потерять его, но её не проведёшь. Вытянувшись всем телом, бежав что есть сил, она поворачивает за угол.

Он ждёт её.

Он ударяет, врезаясь в неё сбоку. У неё нет времени остановиться или уклониться. Он кладёт на неё лапы, зажимает зубы вокруг горла, и они сворачиваются в клубок лап. Рык, гортанный, исходящий от живота, расходится эхом.

Её скорость спасает её от него, заставляет выкрутиться из его хватки и убежать подальше от его зубов, но она ошеломлена. Она качает головой. Он не колеблется, прыгает на ноги и снова на неё. Она напряжена, губы плотно сжаты, но клыки обнажены. Стоит ему достичь её, как она поднимается дать ему отпор. Их передние лапы сцепляются вокруг плеч друг друга, зубы вгрызаются в любую точку, которую могут найти.

И всё же он намного крупнее, чем она. Он отталкивает её как пушинку; она падает навзничь, с ним наверху, выставив горло и живот. Она извивается, ударяет ногой в отчаянной попытке защитить себя. Он смачно кусает, ловя её верхнюю переднюю лапу, и она визжит. Крик боли доводит её до безумства.

Она выгибается вперёд, смыкает пасть под его челюстью и кусает что есть сил. Вкус крови. Он съёживается, и она переворачивается на живот, встаёт на ноги и убегает.

Инстинкт, страх гонит её спасаться. Она бежит, желая скрыться от него, но он быстрее. Он прыгает, ловит её за зад, и она растягивается по земле. Его когти врываются в её мех, ища плоть, царапая её, прижимая. Всплывает память о ненависти и ошибочности. Он не имеет никакого права так себя вести. Он — изгой. Но он сильнее. Если она продемонстрирует подчинение, если заскулит и повернётся к нему животом, то он послушается? Он остановился?

Она так не думает. Он убьёт её.

Она не может ему этого позволить. Она тоже думает: «Он может быть сильнее. Но я лучше».

Тот, другой голос, другое «я», человек, говорит: «Его глаза. Порви его лицо».

Он взбирается на неё, грызя её мех и жёсткую кожу плеча, ища мягкую плоть ради возможности разорвать. Его вес подавляет её, вдавливая в землю независимо от того, как она сопротивляется. Она ждёт, пока он приблизиться, пока его морда не окажется на её шее. Тогда она нападает.

Открыв челюсти, она делает выпад. Его морда опущена вниз, зарыта в её шерсти. Она врезается в вершину его морды на пределе сил. Он отступает, не ожидая такого удара. Освобождённое от его веса, её жилистое тело разворачивается. Она ударяет его пастью, ища цель, жуя, удваивая своё усилие, когда её зубы находят мягкие точки, что она может чувствовать, как его плоть трещит, рвётся.

Он визжит и пятится. Она не отпускает; он тянет её с собой, её клыки впиваются в его глазницы. Её рык переходит в рёв.

Он кланяется, голова опускается к самой земле, и ударяет передними лапами, словно пытается очистить грязь с морды. Его когти режут её лицо; боль едва чувствуется. Он стал ниже, чем она, раскрыл уязвимую точку. Показал страх.

Открыв пасть, она бросается к его горлу так быстро, что он даже не вздрагивает.

Она грызёт, разрывает кожу. Кровь растекается по рту, разливается теплом по морде. Найдя устойчивое положение, она трясёт, разрывает, раздирает, взад-вперёд, со всей силы. Он слишком крупный для неё, чтобы оттолкнуть его как следует. Но у неё клок его мяса между зубов, он в её власти, и кровь бежит, горячая и быстрая. Его богатый вкус доводит его до головокружения, экстаза.

Его попытки сопротивляться доходят до рефлекторного удара ногой, а затем ничего.

Кровь покрывает его шею и грудь, и её собственное лицо, шею и грудь. Она облизывает морду, затем облизывает его, закапывая свой нос в рану, которую она нанесла. Она продолжает ворчать, зарываясь в него. Кусая, рвя, грызя, глотая…

Тело под нею дрожит, поскольку она ест. Мех сжимается до голой кожи, мышцы тают, кости изменяются, пока она не врывается в шею человеческого тела.

— Норвиль!

Треск, звук подобный удару грома, запах как огонь. Она отпускает и отпрыгивает, чтобы встать на расстоянии в один фут от прежнего места и оценить опасность. Её ноздри раздуваются.

Человек, опасный, друг, стоит там, рука поднята, ладонь сжимает источник запаха гари. Оружие.

— Китти! — кричит он и топает к ней, излучая яростный вызов. Она отскакивает на несколько шагов назад, разворачивается и смотрит. Он серьёзно?..

За ним раздаётся грохот шагов. Прибывает ещё больше людей, они пахнут оружием, беспокойством и опасностью. Пистолеты направлены на неё.

Мужчина кричит:

— Хардин, не стреляй! Это Китти!

Их слишком много.

Она бежит.

Она бежит как можно дальше, пока мир не затихает, а запахи кажутся не опасными. Она ищет деревья, убежище, привычные ароматы, и ничего не находит. Она далеко от дома и не знает это место.

Участок сухой земли в углу между двумя стенами создаёт неудобное, но приемлемое логово. Ей больно — саднит лицо, нога и плечи, режет в спине. Она должна отдохнуть. Она скучает по остальным. Здесь должны быть остальные. Ей нужна стая, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Но ей остаётся лишь свернуться в клубок и устроиться в углу логова.